Глава 7
Он открыл мне дверь с недовольной миной на лице, всем своим видом показывающей, что его напрасно потревожили. Однако улыбка, которой я приветствовала, была, видимо, настолько мила, непосредственна и, как ему показалось, предназначалась именно ему, что он опешил.
Я была одета в вышитую блестками черную кофточку, такого же цвета мини-юбку и колготки. Весь этот роковой черный цвет оттенял ярко-красный пиджак.
В руках у меня была маленькая изящная сумочка.
Все это принадлежало Вале Караваевой. Сначала я хотела послать именно ее с ответственным поручением в номер гостиницы, но потом поменяла решение. Судья наверняка помнил ее по Дальнегорску. Меня, впрочем, тоже можно было узнать, но я надеялась на то, что тогда, в Дальнегорске, на меня он не особо обратил внимание, потому что я сидела в стороне от тех, кого ему на выбор предлагал Гараев.
И поэтому решила пойти на встречу с судьей сама, попросив у Вали ее сексапильные шмотки.
— Ну что, неужели так и будем стоять? — первой нарушила молчание я.
Судья Владимир Александрович Карнаухов — а именно так звали мужчину, стоявшего передо мной, — молча посторонился.
По первой реакции я с удовлетворением сделала вывод, что меня он не узнавал. По крайней мере, по его лицу я этого не прочитывала.
Зайдя в номер, смущенно отвела глаза от Карнаухова и попросила закрыть дверь.
— А то мало ли кто что может подумать, — снова стрельнула я в арбитра глазами.
— Кто что может подумать? — с улыбкой поинтересовался он.
— Тебя это интересует? — поиграла я пальчиком в воздухе, незаметно переходя на «ты».
— Вообще-то не очень, — признался Карнаухов.
— Честно говоря, меня тоже. Таня, — подала я ему свою руку.
— Володя, — ответил Карнаухов и покраснел.
Действительно, я годилась ему в дочери. Но представляться Владимиром Александровичем в данной ситуации для него было бы, видимо, еще глупее.
— Мне о вас, Володя, рассказывали много интересного. Можно я пройду?
— Конечно, конечно, — Карнаухов сделал суетливый жест рукой в сторону комнаты.
— А то так неудобно… разговаривать, — с очень выразительной паузой объяснила я.
Пройдя в комнату и сев на стул, я заложила ногу на ногу и продолжила:
— Говорили, что вы такой интересный человек, с интересной профессией…
— Ну… В общем… Это правда… — замялся Карнаухов.
Из моей груди вырвался томный вздох, свидетельствующий о том, что мне безумно приятно находиться в обществе такого собеседника.
— А кто вам рассказывал обо мне? — улыбнулся Карнаухов и, чтобы унять непонятно откуда взявшееся волнение, закурил.
— Можно сигаретку? — вместо ответа спросила я и, увидев перед собой предложенную арбитром пачку, кокетливым жестом взяла изнутри сигарету, словно невзначай нежно коснувшись при этом его жилистой, чуть красноватой руки.
Выпустив дым под потолок, я еще раз улыбнулась:
— Геннадий Васильевич сказал, что вы отдыхаете и ждете меня в восемь, но я решила ускорить нашу встречу. Дело в том, что у меня очень строгие родители и допоздна я задерживаться не могу.
Я упомянула имя главного тренера наших соперников Геннадия Васильевича Червенца для того, чтобы у Карнаухова не осталось никаких сомнений, ради чего я пришла к нему в номер.
Карнаухов все понял и поглядел на меня весьма плотоядно. «Прекрасно, события развиваются в нужном направлении», — подумала я про себя. Скорее всего бедную судейскую голову сейчас одолевали фантазии по поводу нашего предстоящего времяпрепровождения.
— Может быть, мы выпьем? — оборвала я его мысли.
— Может быть… — рассеянно согласился Карнаухов. — Только это…
— Бутылку шампанского сейчас принесут прямо сюда, — я мило улыбнулась и набрала номер внутреннего телефона.
Разумеется, предварительно я договорилась с барменом о том, что он принесет эту бутылку по первому моему зову. Шампанское, шоколад и бутерброды были доставлены в номер через минуту. Я поблагодарила бармена и снова закрыла дверь на ключ.
Карнаухов, улыбаясь и посматривая на мои ноги, принялся открывать бутылку. Я сложила руки на столе, оперлась на них лицом и стала пристально наблюдать за тем, как Карнаухов это делает. Чем немало его смутила — он как-то слишком долго с ней возился. Мне даже показалось, что у него задрожали руки.
Я тем временем достала пару фужеров из стоявшего неподалеку маленького буфета.
— Итак, за что мы пьем? — спросила я, поигрывая бокалом, когда шампанское было наконец разлито.
— За женщин, естественно!
— Не принимается. Ты здесь видишь много женщин? Где они? — обвела я пространство руками. — Здесь, по-моему, только одна женщина. Это я!
— Значит, за одну женщину, — исправился Карнаухов. — За тебя.
— Нет, — снова не согласилась я. — Я хочу выпить за мужчину, одного, единственного и неповторимого, за тебя!
И решительно приблизила свой бокал к его бокалу. Раздался мелодичный звон. Я пила шампанское, не отрывая своих восторженных глаз от его лица. Он выпил свою порцию словно водку — до дна, одним глотком. Им вообще овладела какая-то непонятная нервозность, и он скорее всего решил снять ее кардинально, за один присест, приемом спиртного.
Это действительно помогло. Спустя пять минут он уже выглядел размякшим, на губах его появилась снисходительная полуулыбка. Развалившись на кровати, он стал наблюдать за тем, как я сняла красный пиджак, повесила его на стул и расстегнула верхние пуговицы кофточки.
— Жарко тут у вас, — пожаловалась я.
Тут он взглянул мне прямо в глаза, и я поняла, о чем он сейчас думает. Мне даже показалось, что вот-вот он на меня набросится, как голодный лев, вырвавшийся из клетки. И решила его успокоить. Я кокетливо улыбнулась ему и предложила:
— Давай еще по одной, потом покурим, и я буду вся твоя.
После того как мы выпили еще по бокалу шампанского, Карнаухов расстегнул «молнию» на своем спортивном костюме и начал напряженно ждать. А я тем временем спокойно раскурила сигарету и, глядя на арбитра обворожительным взглядом, улыбнулась. Затем провела пальцами по кофточке и изящно, легкими движениями расстегнула пуговицы.
В следующее мгновение кофточка оказалась на стуле, стоящем рядом. Наклонившись вперед, чтобы дотянуться до пепельницы, находившейся на столе, я как бы невзначай коснулась спиной Карнаухова.
— Ты разве мне не поможешь? — игриво спросила я, подставляя бретельки бюстгальтера прямо под пальцы судьи.
Тот, не задумываясь, бросился выполнять мою просьбу, получив в ответ ободряющую улыбку. Он быстренько справился с заданием и потянул руки вниз, к блестящей мини-юбке.
— Нет, это я сама, — погрозила ему пальцем, и мини-юбка вскоре была аккуратно уложена на стул прямо рядом с изголовьем кровати. — А вот это, — указала я на трусики под колготками, — снимешь ты. Несколько позже. Давай пока для лучшего настроя поговорим.
Однако арбитр был не расположен к разговорам. Он, тяжело дыша, протянул руки к моим ногам и медленно провел по ним снизу вверх. К его удивлению, трусики, которые, как он думал, находятся под колготками, были обманкой. Это был всего лишь рисунок на колготках.
Я снисходительно улыбнулась и провела по его щеке своей рукой.
— Видишь ли, я трусы принципиально не ношу, — объяснила я.
— Почему? — удивился Карнаухов.
— Задыхаюсь, — мой ответ сопровождался вздохом.
Карнаухов в ответ заливисто заржал.
— А правда, что они проиграют? — внезапно спросила я, резко меняя тему разговора.
— Кто… проиграет? — как бы удивился Карнаухов.
— Ну, те, из Тарасова?
— Угу, — буркнул судья.
— И все потому, что я здесь?
— Угу, — снова подтвердил правоту моих слов Карнаухов.
— Я очень рада, милый… Я очень люблю «Локомотив», это такая классная команда. Я думаю, ты рад, что Геннадий Васильевич прислал именно меня, а? — прищурившись, спросила я.
— Да, — Карнаухов сделал попытку снять с меня колготки, а я, изображая стеснительность перед падением последнего оплота моей невинности, чуть от него отстранилась.
Компенсировала это движением руки в район его тренировочных штанов. Там уже вовсю пылал огонь желаний. Про себя я подумала, что, вероятнее всего, этому огню не суждено перерасти в пожар. Нужен лишь еще один верный поворот в разговоре.
Но Карнаухов опередил меня:
— Червенец умеет работать. Не то, что этот козел Гараев из Тарасова… Видела бы ты тех мымр, что он предлагал мне месяц назад.
«Ах ты, скотина! А ведь так скрипел кроватью, сволочь! Так тебе понравилась наша Лена Ковалева!» — рвались наружу слова.
— И что же там были за мымры? — с презрительной миной спросила я.
— Да ужас просто! — признался Карнаухов. — После них никакого желания помогать на поле нет…
Он внезапно прервался на полуслове, словно понял, что сказал что-то лишнее. Бросив взгляд на мои колготки с обманкой, он вспомнил, собственно, зачем здесь я нахожусь, и снова полез ко мне.
— Давай о делах не будем, ладно? — попросил он. — Это не слишком эротично.
«Да с тобой вообще об эротике не может быть и речи! — возмущенно подумала я. — На себя бы в зеркало посмотрел!»
Одно меня радовало безмерно — то, что диктофон, который я прикрепила под мини-юбкой, был включен не зря. Карнаухов сказал-таки те слова, ради которых я терпела этот совсем не возбуждавший меня петтинг.
— Мне, к сожалению, пора, — елейным тоном, сложив губки бантиком, внезапно сказала я, отстраняясь от Карнаухова. И пока он переваривал мои совершенно неуместные в этой ситуации слова, быстро дотянулась до своей мини-юбки и начала надевать ее. Карнаухов ошеломленно смотрел на меня, полулежа на кровати. Он явно отказывался понимать происходящее.
Было видно, что он хотел было высказать нечто очень гневное, но внезапно вошел в речевой ступор и ограничился лишь какими-то неопределенными междометиями.
— Дело в том, что у меня очень строгие родители. Они запрещают мне иметь дело с незнакомыми мужчинами, — пояснила я свои действия, наслаждаясь его шоком.
Однако шок был недолгим, и, когда я натянула мини-юбку и уже потянулась за бюстгальтером, Карнаухов резким движением вырвал его у меня из рук.
— Ты что, ох…ела, что ли? — грубо спросил он.
— Совсем даже нет, — спокойно ответила я. — Просто я уже выполнила свою миссию.
— Не понял…
— Ты уже сделал все, что от тебя требуется, — лицо мое стало совершенно серьезным, на нем не осталось и следа кокетства, которое оно источало буквально несколькими минутами раньше.
— Зато ты не сделала, — зарычал Карнаухов и угрожающе надвинулся на меня.
— Я Геннадию Васильевичу пожалуюсь, — капризно сказала я, загораживаясь от него стулом.
— Чего? — лицо Карнаухова вытянулось и стало похоже на огурец. — Да я после этого три пенальти в Тарасове в его ворота назначу! Он что, за лоха, что ли, меня держит? Или… — в глазах Карнаухова промелькнула какая-то догадка.
Он пристально посмотрел на меня, и я поняла, что в его мозгу сейчас прокручивается эпизод месячной давности в Дальнегорске.
«Ну что, может быть, ты все-таки узнал меня? Любитель свежей капустки…» — злорадно подумала я, готовясь к неизбежному брутальному столкновению с арбитром.
— Да ты не бойся так, не расстраивайся, — спокойно сказала я. — Все нормально. Заявление в милицию об изнасиловании на тебя писать никто не собирается. Просто вот здесь, — я задрала мини-юбку и показала ему диктофон, — все записано. Все твои сегодняшние признания. Тебе, конечно, это неприятно слышать — я понимаю… Но что делать — за все надо платить.
Лицо арбитра побагровело от гнева. Он хотел было выкрикнуть что-то, но потом, скосив взгляд на диктофон, передумал. Брови его сошлись воедино, и арбитр стал олицетворять собой напряженную задумчивость.
— Так что ты попал, — продолжила я. — Думал попасть в одно место, а попал совсем в другое.
Карнаухов покраснел еще больше. Оснований возражать у него не было никаких.
— Только без глупостей, зайка, ладно? — улыбнулась я. — А то ведь я и ногой дать могу, причем больно. Лучше тебе заболеть понарошку, денька на четыре. Каким-нибудь ОРЗ, к примеру… Чтобы не ехать на матч в Тарасов. А то там, говорят, очень неблагоприятный климат.
Карнаухов по-прежнему сидел в напряженной позе и молчал. Казалось, он превратился в фигуру безмолвия. И лишь взгляд, брошенный украдкой в сторону «дипломата», лежавшего на кровати, выдал в нем живого человека.
Я отреагировала на его взгляд быстро:
— Ты деньги уже получил?
Судья поднял на меня глаза, в которых смешались одновременно чувства ненависти и усталости.
— Да…
— В таком случае придется вернуть их прежнему владельцу, — безжалостно резюмировала я. — Телефон главного тренера «Локомотива» знаешь?
— Нет, — ответил окончательно упавшим голосом Карнаухов.
— Значит, сейчас выясним.
Я набрала номер справочной службы и получила достаточно быстрый ответ. И в то время, когда я потянулась за лежащими на столе ручкой и листком бумаги, чтобы записать номер, Карнаухов совершил акцию отчаяния.
Он внезапно стартовал со своего места и яростно толкнул ногой стул, на котором я сидела. Я тут же потеряла равновесие и повалилась на пол, сжимая в руке телефонную трубку. По моим ногам больно ударил аппарат, упавший со стола следом за этим.
— С-сука! — зашипел Карнаухов, наваливаясь на меня сверху, пытаясь одновременно просунуть руку под мини-юбку, где еще продолжал работать диктофон.
Я сопротивлялась как могла, однако Карнаухов оказался силен в классическом захвате, которому я, как ни странно, ничего не могла противопоставить. Ему удалось перевести меня в партер и сковать мои движения. Он сел на меня сверху и пытался полностью обездвижить мои руки. Наконец, отчаявшись это сделать, он подпрыгнул и с силой снова опустился на меня, пытаясь прижать к полу.
Удар вызвал почти что болевой шок. Мое лицо практически было расплющено об пол, и я с величайшим раздражением отметила, что нос начал кровоточить. Но самое печальное все-таки было то, что рука Карнаухова добралась-таки до нужного места и вытащила диктофон.
В моем настроении, еще несколько минут назад лучившемся бравадой победителя, произошла резкая смена. Я лежала в позе поверженного и кляла себя на чем свет стоит. И что стоило мне быть чуть осторожнее?
— Так, ну и что теперь вы скажете, милая леди? — издевательски, с придыханиями, зловеще просипел арбитр мне прямо в ухо. — У вас ведь только один экземпляр записи, не так ли?
Увы, Карнаухов был прав. Конечно, кассета, находившаяся в диктофоне, на тот момент была единственным подтверждением того, что судья Карнаухов нечист на руку и подкуплен перед решающим матчем чемпионата.
В голове же судьи, опьяненного легкой победой над женщиной, с дьявольской быстротой начали проноситься различного рода нехорошие мысли. Я это почувствовала по его дыханию. Действительно, а что, если сейчас и здесь, прямо на полу? Я буквально читала его мысли. Наверняка он подумал, что меня следует проучить, а в данном случае секс — самый лучший учитель.
Однако это желание судьи и погубило его. Он еще раз шмякнул меня об пол, после чего повернул на спину. Это была его роковая ошибка. Я собрала все свои силы, согнула ноги и обеими конечностями нанесла удар в лицо Карнаухова.
Он потерял равновесие и начал валиться на бок. Я тем временем поднялась на ноги, преодолевая боль, пронзившую мое тело от полученных ушибов. Увидев, что Карнаухов тоже собирается принять боевую стойку, я не стала искушать судьбу и угостила его еще одним ударом ноги, уже из арсенала карате, прямо в нос.
Когда Карнаухов окончательно был повержен, я осмотрела территорию. Сначала я обнаружила рядом с ним диктофон и аккуратно положила его на стол. Затем, потирая ушибленную во время борьбы с ним руку, подняла упавший во время нашей борьбы телефон и снова села на стул. Набрала номер, полученный в справочной, и спустя некоторое время услышала мелодичный женский голос:
— Футбольный клуб «Локомотив», здравствуйте!
— Добрый день, — с ехидной вежливостью ответила я. — Можно ли услышать Геннадия Васильевича Червенца?
— Вы не могли бы перезвонить минут через пятнадцать? Дело в том, что Геннадий Васильевич сейчас занят.
— Передайте, что дело весьма срочное. Звонят из гостиницы «Волна», вопрос касается предстоящего матча с «Авангардом».
— Хорошо, — ответили мне, и образовалась пауза.
Через полминуты в трубке раздался нечленораздельный свистяще-хриплый звук, который при определенном желании можно было идентифицировать как фразу: «Я вас слушаю».
— Господин Червенец, с вами говорят из номера арбитра Карнаухова, — отчеканила я. — Он немного приболел, но это не главное. Важно то, что он хочет вернуть вам по ошибке попавшие к нему ваши деньги.
На том конце трубки, видимо, были столь шокированы этим заявлением, что в течение нескольких секунд были слышны лишь нечленораздельные звуки.
Наконец Червенец заговорил:
— Кто говорит? Что за чепуха? Какие еще деньги? Кто забыл?
Создавалось впечатление, что человек прочно держит во рту нечто и не хочет это оттуда выпускать. Отчего слова, издаваемые им, хлюпают, как вода из садового шланга.
— Я вам русским языком повторяю, что Владимир Александрович хочет вернуть вам ваши деньги, — повторила я, делая особый акцент на словах «вам» и «ваши». — Сам же он подойти к телефону не может, поскольку внезапно почувствовал сильное недомогание.
— Да кто говорит, черт возьми?! — Червенец вышел из себя, но это не улучшило его дикцию.
Я сочла излишним отвечать на этот вопрос, поскольку убедилась в том, что смысл происшедшего дошел до главного тренера «Локомотива».
Я положила трубку и подошла к начинавшему приходить в себя Карнаухову. Он мрачно сидел на полу, прислонившись к стенке.
— Сейчас сюда приедут посланники Червенца, — сказала я ему. — А может быть, и он сам. Дело-то, сам понимаешь, нешуточное. Ты передашь ему деньги и скажешь, что заболел и судить матч, соответственно, не сможешь. Если ты этого не сделаешь, я подам заявление в милицию о попытке изнасилования. А потом настанет черед записи, которая будет передана в Федерацию, и там, прослушав ее, сделают соответствующие выводы. Вопросы есть?
Карнаухов затравленно посмотрел на меня и отрицательно покачал головой.
— Очень хорошо. Умница, — констатировала я и направилась к выходу из номера.
В лифте, достав носовой платок, я как могла утерла с лица кровь и, посмотрев на себя в зеркало, оценила состояние своей внешности как относительно удовлетворительное, если, конечно, такое может быть.
Выйдя на улицу и вдохнув свежего воздуха, направилась к «Мерседесу», стоявшему за углом. Открывая дверцу машины, я внезапно почувствовала, что к сидящему за рулем парню с «пробитой головой» испытываю сейчас исключительно теплые чувства. Равно как и к сидящей рядом с ним Вале Караваевой.
Ведь как хорошо она сыграла свою роль! Перед администраторами гостиниц она выглядела очень органично. Когда мы объезжали гостиницы города, чтобы найти Карнаухова, именно Караваевой пришлось разыгрывать несчастную плачущую супругу, у которой муж уехал в командировку с любовницей.
Как она была естественна в проявлении тяжелой женской доли! Она пронзала своим взглядом пожилых администраторш, воспитанных на пуританских правилах межполового общения застойного социалистического периода. Говорила, что, мол, выяснила совершенно случайно, что этот «изменщик» специально ездит в командировки с любовницей. И что ей очень-очень нужно его найти, чтобы наконец предстать перед ним в обличающей позе и выдрать бесстыжей сопернице поганые зенки.
Мы попали в точку со второго раза. Администраторша «Волны» оказалась еще более сердобольной, чем первая, из «Волги». Она с сочувствием отнеслась к проблемам Караваевой, которая специально заходила в холлы гостиниц ненакрашенной с совершенно убитым выражением лица.
После того как я в конце концов узнала номер комнаты, где остановился Карнаухов, я привела себя в рабочее состояние в женском туалете — переоделась, накрасилась и засунула диктофон под мини-юбку. И пошла напролом…
Открыв дверцу «Мерседеса», я радостно сообщила Никите и Вале:
— Все нормально! Этого судьи у нас в Тарасове на матче не будет.
— Ура! — бодро захлопала в ладоши Караваева.
— Подожди еще, надо, чтобы и наши хорошо сыграли, — отозвался Никита.
— Сыграют! Говорят, Крашенинникова на поле выпустят, — Караваева, с тех пор как вошла в группу поддержки, стала разбираться во внутрикомандных проблемах и даже высказывать свои замечания по некоторым из них. — Ему вроде крышу залатали… К тому же сейчас полузащита на подъеме, нападение на «стреме», главное, чтобы защитники не подкачали…
Последние слова Караваевой я уже не слушала. Дело в том, что в этот момент к гостинице подкатила «БМВ», и из нее вылезли трое парней спортивного вида. Они уверенным шагом направились ко входу.
Я не сомневалась, что это прибыли посланники главного тренера «Локомотива». Я пристально вглядывалась в лица парней, но, увы, ни того, кто был изображен на рисунке, ни тех, кто напал на нас с Эдиком в подъезде, среди них не было.
Я вылезла из машины и направилась к телефонной будке. Снова набрав номер офиса «Локомотива» и услышав хрипатый голос Червенца, четко выговаривая слова, сказала:
— Геннадий Васильевич, зря вы послали своих парней. Они опоздали. Мы с вами еще поговорим в Тарасове, когда вы приедете на матч. Всего вам хорошего…
И повесила трубку, не дожидаясь реакции. У меня было предчувствие, что дело Карнаухова еще не последний эпизод в не на шутку развернувшихся страстях по мячу. Не может такого быть, чтобы руководство «Локомотива» не предприняло еще чего-нибудь — им в Тарасове надо выигрывать…
Кроме того, у себя дома разговаривать с Червенцом будет удобнее еще и по причине родных стен. В Старгороде у меня не было ни единого знакомого милиционера, и наверняка при столкновении с местной милицией последняя горой встала бы за тренера любимой своей команды.
Поэтому я решила срочно возвращаться домой, не особо задерживаясь в Верхнем Старгороде. Мы благополучно миновали пост ГАИ, и я, уставшая от передряг дня, задремала. Дома мы были лишь к обеду следующего дня.
