Глава 6
Труп лежал на кровати в неприятно, неестественно выгнутой позе. Первым делом я, конечно, проверила пульс, но надежды на спасение уже не было. А что касается позы… Григорьев был задушен электрическим шнуром и, насколько я могла сообразить, именно таким же способом, каким лишили жизни Высотина. Шнур был завязан двумя петлями, одна из которых затянулась на шее, а другая на кистях рук, продетых в петлю сзади. Такого поворота событий я никак не ожидала. Прежде чем пойти за милицией, я осмотрела комнату. На прикроватном столике лежал лист бумаги.
Я быстренько пробежала его глазами. Предсмертная записка, которая начиналась стандартной формулировкой, мол, покойный просит никого не винить в случившемся. А дальше было интереснее: «…Что же касается смерти Алекса Высотина, то вина за нее всецело лежит на мне. Возможно, я отчасти ее искуплю своим уходом». Далее следовали подпись и дата.
Не далее как сегодня я имела с покойным разговор, во время которого он признался в том, что был у Высотина накануне его смерти, но при этом заявил, что никак не мог Алекс после случившегося между ними разговора петельку себе на шею накинуть. И потом… Тут я подумала, не переборщила ли со своим блефом? Хотела спровоцировать злодея! Я посмотрела на несчастного покойника. Господи, но кто же мог подумать о таком повороте? Кто же вот такое-то мог предположить? Мне стало совсем плохо. А что, если я пусть косвенно, но виновата в случившемся? Ведь из-за меня злодей мог… Что же делать теперь?!
«Спокойно, Таня, не раскисать, — сказала я себе. — Позвонить в милицию — это первое, что ты должна сделать. А там уже видно будет».
Я нахмурилась и пошла в гостиную, чтобы позвонить в милицию и портье. Ребята в милиции отреагировали скорее, чем можно было ожидать. Прошло всего семь минут, а они уже были в гостинице. Благо группа приехала знакомая, а то я уже устала отбиваться от управляющего, досаждавшего мне расспросами о том, каким образом я попала в номер.
— Ну, гражданка Иванова, докладывайте, — обратился ко мне старший опергруппы майор Александр Александрович Михеев.
— А что докладывать? — устало отмахнулась я. — Сам видишь, какая мизансцена.
— Ты давай не умничай! — беззлобно рявкнул майор. — Что тут?
— Труп, письмо. Способ точно такой же, как у недавно умершего поэта Высотина. Я, собственно, хотела с ним как раз о Высотине и поговорить. Не открыл на стук. Я испугалась за него и решила…
— Ясно, — тяжело и шумно вздохнул Михеев. — Ничего не трогала?
— Только телефон. И дверь.
— Ясно. Пиши.
Я села и написала докладную записку, в которой подробно изложила обстоятельства обнаружения тела, но ничего, разумеется, не сообщила о том, что сама могла стать косвенной причиной случившегося. После этого меня отпустили, взяв обязательство по первому требованию явиться в органы.
— Обещаю, — кивнула я.
Правда, перед тем как распрощаться с «коллегами», я все-таки прокралась к судмедэксперту, чтобы узнать примерное время смерти Григорьева.
— Полагаю, где-то между десятью часами и половиной одиннадцатого вечера, — лаконично ответил мне тот.
— Спасибо, — поблагодарила я. И отозвала Александра Александровича в сторонку.
— Александр Александрович, тут такое дело…
Но Михеев сразу нахмурился и предложил выйти в коридор покурить. Когда мы с майором вышли и закурили у окна, я продолжила.
— В общем, расследование веду я, — сказала я.
— Это я уже понял, — недовольно пробурчал Михеев.
— Так вот, сегодня после обеда я звонила своим основным, так сказать, подозреваемым, — убитым тоном проговорила я. — Сказала им, что кое-что узнала…
— А на самом деле? — хмуро перебил меня Михеев.
— А на самом деле мне нужно было, чтобы тот, кто виноват в смерти Высотина, себя как-то проявил… — Я виновато взглянула на майора.
— Понятно. Продолжай, — разрешил майор, нахмурившись еще сильнее.
— Ну, так вот, похоже, что проявил, — выдохнула я.
— Кто эти люди? — Он выудил из кармана блокнотик и ручку.
Я продиктовала имена подозреваемых, а что, интересно, мне еще оставалось делать? И потом, я не привыкла что-то скрывать от родной милиции, тем более в таких вот неприглядных ситуациях.
— Что еще? — спросил меня Михеев, пряча ручку и блокнот.
— Да все вроде, — пожала я плечами. — Ничего толком сама еще не поняла.
— Поймешь, поставишь в известность, — сказал он.
— Конечно, — усмехнулась я.
На этом мы и распрощались. Состояние было на грани срыва, поэтому очень хотелось выпить чего-нибудь покрепче. И, конечно же, я спустилась к Сергею. Признаться, в самоубийство Григорьева я не верила и подозревала, что здесь не обошлось без вмешательства извне. Возможно, и в смерти Высотина было то же вмешательство. Но кому все это было нужно, я по-прежнему не знала и не могла понять. Хотя, с другой стороны, я все-таки уже предполагала, что это понадобилось кому-то из моих четверых москвичей.
Я постучала в дверь Сережиного номера. Он открыл сразу, из чего я сделала вывод, что спать он еще не ложился.
— Привет, — проговорила я. — К тебе можно?
— Конечно, — смущенно ответил он. — Заходи. Я не думал, что ты все-таки зайдешь. Ты ведь говорила…
— Да, — я прошла в комнату и села в кресло, — говорила, но кое-что изменилось. Появились новые обстоятельства. А ты один? — Этот вопрос я задала, потому что Сергей как-то нерешительно застыл у дверей.
— Один, — ответил он.
— Тогда ты, наверное, кого-то ждешь?
— Честно? Жду.
— Ну, тогда извини. — Я встала. — Мог бы сразу сказать, я бы не заходила.
Я встала и пошла к двери, решив направиться к Ладе.
— А ты что, даже не спросишь, кого я жду? — Сергей взял меня за руку.
— Если не хочешь говорить, не надо, — пожала я плечами. — Правда, у меня к тебе один вопрос.
— Да?
— Что ты делал с десяти до половины одиннадцатого?
— Сегодня? Ужинал в ресторане. Мы же там виделись с тобой.
— Во сколько ты туда спустился? — попыталась уточнить я.
— Где-то около десяти. А что случилось? У тебя какой-то подозрительный тон.
— Полагаю, это могут подтвердить официанты? — холодно поинтересовалась я.
— Полагаю, да. А в чем дело? — Сергей настороженно глядел на меня.
— Дело в том, что в это время кто-то помог господину Григорьеву расстаться с жизнью.
— Что? Григорьев мертв? — Сергей недоверчиво посмотрел на меня.
— Мертвее не бывает, — откликнулась я со вздохом. — Я подозреваю, что самоубийство было инсценировано.
— Самоубийство?
— Да, Сережа, способ такой же, каким воспользовался Алекс, то есть электрическим шнуром, затянутым на кистях рук и шее. И письмо предсмертное есть, в котором сказано, что не кто иной, как господин Григорьев, и помог Алексу умереть.
— Таня, это невозможно, — растерянно пробормотал Сергей.
— Почему же, Сережа? Разве не ты настаивал на том, что именно Григорьев подтолкнул Высотина к самоубийству? Вот, Григорьев и сам в этом признался. Что, дело можно закрывать? — задала я провокационный вопрос.
Сергей замолчал, глядя куда-то перед собой.
— Ну, ты пока обдумай ответ, а я покурю с твоего позволения. — Я выудила пачку сигарет из сумочки и закурила.
— Нет, здесь что-то не то, — наконец произнес Сережа, и тут в дверь постучали. Он вздрогнул от этого звука и распахнул ее. На пороге стояла Лада Высотина собственной персоной.
Мы с ней обменялись удивленными взглядами, говорящими о том, что уж кого-кого, а друг друга мы здесь застать не ожидали, и перевели глаза на Сергея, молчаливо требуя объяснений.
— Лада, ну что ты встала, заходи, — нахмурился Сергей и, закрыв за ней дверь, подошел к бару. — Выпьем?
— Пожалуй, — ответила я, а Лада промолчала, словно не решалась войти в номер. — Что ж. — Я решила взять инициативу в свои руки. — Лада, мы ведь все равно собирались с вами встретиться и поговорить, так, может, прямо здесь это и сделаем, если вам нечего скрывать от Сергея? — Я села в кресло и приняла предложенный Белостоковым коньяк. — Надеюсь, вы не против ответить на некоторые мои вопросы?
— Лада, да садись же ты. — Сергей протянул коньяк и ей, заставив сесть в кресло напротив, а сам устроился на полу. — Таня, сначала я должен сказать, что здесь делает Лада.
Я промолчала, прикусив язык, чтобы не отпустить язвительного замечания или хотя бы какого-то возгласа.
— Лада просит меня не отказываться от президентства, — пояснил Сергей. — Она пришла ко мне час назад, и перед самым твоим приходом она ненадолго возвращалась в свой номер: ей должна была звонить мама.
— Понятно, — улыбнулась я. — Знаете, Лада, я хочу задать вам сейчас только один вопрос. Вы хотите, чтобы я продолжала расследование?
— А почему вы должны его прекращать? — не поняла та.
— Потому что, — ответил за меня Сергей, — только что, как я понял, — он глянул на меня, — был обнаружен труп Григорьева и его письмо, в котором он признается в том, что это он подтолкнул Алекса к самоубийству.
— Этого не может быть, — пролепетала Лада, побледнев еще сильнее и сжав пузатую рюмку тонкими пальцами.
Мы помолчали.
— Объясните мне, — заговорила я, — а то я никак не пойму: как так получается, что, по мнению близких друзей, винить в смерти Алекса следовало именно Григорьева, но только до того момента, как сам Григорьев в этом признался. Вы вообще как считаете, критик был виновен или нет?
— Я думал, что без него не обошлось, — мрачно произнес Сергей. — Но до сегодняшнего вечера… — И он посмотрел на Ладу.
— Интересно получается, — фыркнула я.
— Иван Иванович не мог этого сделать, — тихо сказала Лада. — Потому что был другом Саши. Да, — повторила она. — Они были друзьями. Именно это я и хотела вам сказать.
— Простите? — Я уже знала, что Высотина и Григорьева связывали дружеские отношения, ведь об этом мне говорил и Антон, но мне хотелось узнать подробнее.
— Саша и был заказчиком статей, — пояснила Лада.
Теперь многое можно было объяснить. И историю с лжеплагиатом тоже. Да и сам Григорьев намекал на то, что именно Высотин и был заказчиком статей. Замечательный рекламный трюк! Но, с другой стороны, ведь кто-то же помог самому Григорьеву уйти из жизни? Или это так, совпадение, и уж я-то со своими телефонными звонками точно здесь ни при чем? Я даже испытала облегчение при таком вот повороте сюжета.
— Вы давно это знали? — спросила я Ладу.
— Нет, я поняла это совсем недавно, с полгода назад.
«Когда узнала о сыне», — додумала я за нее.
— А ты об этом знал? — обратилась я к Сергею.
— Догадывался, наверное. Но не знал, пока Лада сегодня мне об этом не сказала. — Сергей вздохнул. — А то, что я говорил о нем, нужно же было с чего-то начинать!
— Да, нужно, — задумчиво проговорила я. — Так что, расследование продолжаем?
Лада и Сергей переглянулись и решительно кивнули в ответ.
— Отлично, тогда возникают и другие вопросы. — Я выпила коньяк и закурила. — Подозреваю, что некоторые из них будут не совсем тактичными, но прошу вас, Лада, ничего не скрывайте, хорошо? Если вы действительно хотите разобраться в этом деле.
— Хорошо, я вас слушаю. — Лада тоже глотнула коньяку и постаралась собраться.
— Скажите, какие отношения у вас были с мужем последнее время? — начала я блицдопрос.
— Полгода назад я узнала, что у Саши есть сын, которого он никогда не видел. У нас нет детей, в этом моя вина, и, естественно, я запаниковала. Мне трудно было смириться с мыслью, что у мужа ребенок от другой женщины, даже если это было и давно. — Она сжала пальцы рук. — Понимаете, до этого момента мы были как бы в равном положении, а тут выясняется… В общем, я не могла этого принять. Начались размолвки. Я понимаю, что всему виной моя неврастения и во всем виновата я… Но мне уже тридцать, и я никогда не стану матерью, и эта мысль для меня была крайне тяжела. Может быть, нужно было потерпеть какое-то время, и я бы смирилась, но…
— Понятно, — мягко прервала я. — А как вы сами считаете, почему он пошел на такой шаг?
— Я не знаю, не понимаю этого. — Было заметно, как тяжело ей говорить. — Если бы я знала, Таня… Я виню себя, но…
— Вы его любили?
— Я к нему привыкла, — сказала женщина со вздохом.
— Вы разделяете мнение Сергея, что Алекса кто-то подтолкнул к этому? — Лада молча кивнула. — Вы знали, что ваш муж болен?
— Болен? — Лада тревожно подняла брови.
— Пантелеев мне сказал, что у вашего мужа была ранняя стадия рака.
Лада ничего не ответила, но и так по ее виду было понятно, что ей ничего об этом не было известно, так же, как, по-видимому, и Сергею.
— Болезнь была в начальной стадии, — попробовала я ее успокоить. — Пантелеев сказал, что ваш муж мог прожить еще как минимум лет десять. Поэтому не думаю, что это могло послужить причиной… Лада, скажите мне, пожалуйста, в последнее время, может быть, вы замечали, что его кто-то шантажирует, угрожает? Какие-то странности в поведении вашего мужа были?
— Странности были в моем поведении, — горько проговорила она. — Все это было связано с появлением его сына. А Саша проявлял большое терпение по отношению ко мне.
— Другой вопрос. Извините за него, но все же… Артур Гафизов. — В этом месте Сергей метнул на меня выразительный взгляд. — Какие вас с ним связывали отношения?
— Я понимаю, что вы хотите знать, и даже предполагаю, откуда у вас этот интерес. Игорь Владимирович, не так ли? — Она невесело усмехнулась. — Если кого и можно было заподозрить, то именно его, потому что Артур, несмотря на его чувство ко мне, которое ни для кого не является секретом, очень уважал моего мужа, а потому подозрения необоснованны. Для Артура Саша был учителем, и, наверное, чувство его ко мне — это просто проекция уважения и восхищения, которое Артур испытывал к Саше. Думаю, что нежные чувства Сережи, — она мягко улыбнулась и приласкала Сергея взглядом, — продиктованы тем же.
— А Пантелеев?
— Нет, для него Саша не был учителем и подобного чувства не вызывал. Я думаю, что они скорее были соперниками, чем друзьями.
Я посмотрела на Сергея.
— Тогда как вы объясните отношения Артура и Сережи?
— По-моему, то же самое мальчишество, — пожала плечами Лада и улыбнулась. — Мальчики не могут без соперничества. Это у них в крови. Мне кажется, все мужчины озабочены поисками соперника, а найдя его, всю жизнь с ним состязаются.
Сергей покачал головой и проворчал:
— Можно подумать, женщины не соперничают!
— Не отвлекай нас, — попросила я его с улыбкой. — Лада, а почему вы просили Сергея не отказываться от президентства?
— Потому что фонд — это Сашино детище, и я не хотела бы, чтобы он перешел к кому-то постороннему. Это скорее личное, понимаете?
Я кивнула.
— Знаете, что странно в этом деле? — произнесла я после паузы. — Ничего не могу понять про этого человека, про Алекса, — пояснила я. — Хотя я кое-что знаю о нем. У меня нет версий, кроме одной — он сделал это сам.
— А я настаиваю, что его к этому подтолкнули! — решительно проговорил Сергей. — И потом, что случилось с Григорьевым? Уж кто-кто, а Иван Иванович никогда не был склонен к самоубийству, большой был жизнелюб!
— А вот, кстати, — вспомнила я. — Лада, что вы делали с десяти до половины одиннадцатого вечера?
— У меня был Артур, — просто ответила она.
— Ладно, — вздохнула я. — Расследование мы, конечно, попробуем продолжить. Спасибо за помощь. Уже поздно, я поеду. — И поднялась.
— Таня, ну ты же только что сказала, что у тебя нет версий и ты не видишь перспектив, — высказался Сережа.
— Версии — дело наживное, — ответила я. — И потом, мне думается, что смерть Григорьева напрямую связана с нашим расследованием. Может быть, благодаря ей что-то и прояснится. Она сама по себе подозрительна. Но сейчас я ухожу. День выдался крайне тяжелый, нужно немного передохнуть. Не провожай, — улыбнулась я Сереже. — Когда вы уезжаете в Москву?
— Мы пробудем здесь по меньшей мере еще пару дней, — ответил Белостоков. — Или столько, сколько понадобится для расследования.
— Что же, это правильное решение, — поддержала я. — До свидания.
Я попрощалась и вышла из номера. В голове царила полная неразбериха, и хотелось только одного — спать. Буквально на автопилоте я добралась до дома и рухнула в постель, мгновенно погрузившись в сон.
