Глава 4

Вернувшись домой, я поставила машину в гараж и поднялась к себе. Единственное, на что у меня хватило сил, так это быстренько принять душ и выкурить сигарету. После этого я рухнула в постель и почти сразу же провалилась в сон.

На следующий день я решила еще раз навестить мать Алексея Порфирьева. Это было вполне оправданным и логичным шагом — я хотела выяснить, как прошли похороны.

— Все прошло нормально, — тихо говорила женщина, периодически промокая глаза платком. — Сейчас ведь многие фирмы подобными услугами занимаются… Я просто позвонила по номеру, мне соседка дала, и все объяснила. Они тут же приехали, все оформили, все сделали сами. Хорошо, что так, а то я бы сама не смогла. Не смогла бы! — повторила она и покачала головой. — Прямо вот свалилась бы, и вместо одних похорон двое пришлось бы устраивать. — Тамара Григорьевна вздохнула. — И деньги Алешины как раз пригодились, — продолжала она. — А то что бы я на свою пенсию смогла сделать? Как подумаю — вот придет время самой умирать, кто ж меня похоронит? Никого у меня не осталось!

Тамара Григорьевна залилась слезами, и я поспешила мягко сказать ей:

— Вы сейчас не об этом думайте. Давайте вы мне все-таки расскажете, как прошли похороны. Кто на них был, что говорили, кто как себя вел?

— Да кто был… — снова вздохнула женщина. — Мало народа. Родственники наши — тетка, да бабка со стороны мужа. Ну, соседей несколько человек, Анжелика… Вот где довелось нам с ней познакомиться! Можно было такое подумать, а? Потом в столовую поехали, я там поминки заказала. Человек пятнадцать всего и было-то. Вели себя все обычно, тихо — на поминках какой шум? Никто особо ничего не говорил — так, поплакали все, конечно, вспомнили детство Алешино. Анжелика вообще молчала больше, не пила почти ничего и не ела. После поминок подсела ко мне и говорит: «Я здесь больше оставаться не могу, поеду домой, в Москву». Мне, говорит, и жить здесь негде. Я ей говорила, чтобы в Алешиной квартире пока жила, никто же не гонит, а она отказалась. Неудобно, говорит, я же даже не жена ему, да и тяжело мне все это. Ну а я что скажу? Конечно, ей свою жизнь устраивать нужно. Это мать никогда сына не забудет… Это уж мне одной теперь до конца дней его поминать, на могилу ходить… Телефон, правда, свой она мне оставила. Да как ей звонить-то? О чем говорить? Мы же и не знали друг друга совсем!

Тамара Григорьевна горестно махнула рукой.

«Что ж, я так и предполагала», — подумала я, радуясь, что поездка в Саранск не дала мне пропустить что-нибудь важное.

— Да, вот, правда, одноклассница его еще приходила, — оживилась Тамара Григорьевна. — Наташей звать. Они с Алешей раньше дружили будто немного. Потом-то все забылось, конечно! А она вот узнала и пришла на поминки. Я ей прямо благодарна была.

— Вот как? — удивилась я. — А откуда она узнала о том, что Алексей умер?

— Да позвонила она мне, я ей и сказала, — развела руками мать Порфирьева.

— Когда позвонила?

— Вчера и позвонила, с утра с самого. Как узнала, что Алеши больше нет, сразу говорит — теть Том, я приеду! А я что скажу? Приезжай, конечно!

— А раньше она вам звонила? — спросила я.

— Ой, давно уже не звонила, — покачала головой Тамара Григорьевна. — Когда школу они закончили, то первое время еще встречались, а потом все, разошлись пути. Она замуж вышла, правда, развелась потом. А тут вдруг позвонила неожиданно, как почувствовала!

«В самом деле, чутье удивительное, — отметила я про себя. — Похоже, в деле появляется новый персонаж, с которым тоже необходимо познакомиться».

— А как фамилия этой Наташи? — поинтересовалась я. — Мне бы с ней поговорить.

— Фамилия-то у нее была Булыгина, а теперь я и не знаю — может быть, мужнина осталась? Но она мне телефон свой тоже оставила, сейчас я вам его найду.

Тамара Григорьевна поднялась и направилась к серванту. Выдвинув верхний ящик, она достала оттуда записную книжку, открыла на нужной странице и протянула мне. Я переписала телефон Натальи Булыгиной в свой блокнот, заодно добавив туда и московский номер Анжелики Белорецкой.

Прямо из машины я позвонила Мельникову.

— Слушай, мне нужно по номеру телефона узнать адрес человека. Сколько на это уйдет времени?

— Ну… Позвони минут через двадцать, — чуть подумав, ответил Андрей. — А что за человек?

— Да так, появилось тут одно новое лицо. Может быть, и ничего важного, но пока наблюдается один интересный момент, — уклончиво ответила я.

— Ой, сколько тумана! — вздохнул майор. — Ладно, перезвони.

Выждав положенное время, я вновь набрала рабочий номер Мельникова.

— Записывай, — коротко сказал тот. — Улица Крайняя, четырнадцать. Это частный дом. Булыгина Наталья Александровна.

«Значит, она сохранила девичью фамилию», — подумала я.

— А все-таки, кто такая? — не отставал майор. — В деле Порфирьева никакая Булыгина не фигурирует.

— Я же говорю, это новое лицо. Бывшая одноклассница Порфирьева.

— Оба-на! А она-то тут при чем? — хмыкнул майор.

— Возможно, что и ни при чем. Андрей, я не хочу заранее ничего объяснять, поскольку понимаю, что эта Булыгина может оказаться пустой тратой времени. Если будет что-то интересное, я тебе непременно сообщу. А пока спасибо, — и я отключила связь.

Для знакомства с Натальей Булыгиной мне предстояло ехать в один из самых заброшенных районов Тарасова, застроенный исключительно частными домами. Сколько я помнила это место, дороги там были ужасные. Я со вздохом развернула «девятку» и поехала в нужном направлении. Как я и предполагала, грязь на улице была ужасная.

Кое-как выбравшись из мутной жижи, я медленно, предельно аккуратно поехала по размытой весенними водами улочке, следя, чтобы не угодить колесом в особенно глубокую лужу.

Наконец я остановилась возле дома с номером четырнадцать, выбралась из машины и тут же влезла обеими ногами в самое настоящее болото. В отчаянии оглядевшись, я поискала сухую тропинку, но, убедившись, что нигде подобного нет, махнула рукой и прямо по грязи прошлепала к калитке и вскоре очутилась во дворе. Слава богу, к крыльцу вела выложенная из камешков сухая дорожка, по которой я и продолжила свой путь, хотя это уже не имело значения: ботинки были безнадежно испачканы.

Я окинула взглядом старый деревянный дом и отыскала кнопку звонка. Вскоре я услышала приближающиеся шаги, а затем дверь открылась.

— Вы к кому? — спросила появившаяся на крыльце женщина.

— К Наталье Александровне, — сообщила я.

Женщина удивленно посмотрела на меня, потом неуверенно сказала:

— Ну, это я… А с вами мы, кажется, незнакомы.

— Незнакомы, — подтвердила я. — Но я очень хочу познакомиться. Я к вам по поводу вашего бывшего одноклассника, Алексея Порфирьева. Я занимаюсь расследованием его смерти.

Лицо женщины помрачнело.

— Да я знаю, что его убили, — медленно сказала она. — Но подробности мне неизвестны. Если вы думаете, что я знаю, кто это сделал, вы ошибаетесь.

— Я просто хочу с вами поговорить, — пояснила я. — И задать несколько вопросов об Алексее.

— Ну… — женщина чуть помялась. — Входите. Правда, я тут стирку затеяла.

— Это ничего. — Переступив порог, я осторожно начала снимать перемазанные ботинки.

— Это вы через нашу грязь в них пробирались? — кивая на мою обувь, спросила Наталья.

— Вообще-то я приехала на машине, а до калитки пришлось на своих двоих, — рассказала я.

— На машине? — еще больше удивилась Булыгина. — Здесь бы лучше всего на вездеходе.

— Ну, вездехода у меня нет, — улыбнулась я. — Машина, слава богу, сильно не пострадала, а это, — я показала глазами на ботинки, — я уж как-нибудь отмою.

— Мы в резиновых сапогах весной и осенью тут ходим, — сообщила Наталья, выключая стоявшую на табуретке посреди кухни старенькую стиральную машинку, которая фырчала, перекатывая внутри себя белье. — Пойдемте в комнату.

В маленькой комнатке было темновато: электричество не было включено, а крошечные окошки пропускали мало света. Наталья зажгла лампу, после чего села на диван, покрытый розовым покрывалом, приглашая присаживаться и меня. Я наконец смогла как следует рассмотреть женщину. Ровесница Алексея Порфирьева, она выглядела старше своих лет. Довольно полная. Волосы собраны в «шишку». Что абсолютно ей не шло и добавляло несколько лишних лет. Очки в старомодной оправе. Создавалось впечатление, что Булыгина либо не осознает собственной непривлекательности, либо давно махнула на себя рукой как на женщину.

— Почему же вы все-таки пришли ко мне? — спросила она. — Кстати, вы не представились…

— Прошу прощения, меня зовут Татьяна, — поправилась я.

— Вы что же, из милиции?

— Нет, я частный детектив. Но с милицией я сотрудничаю. Так сказать, параллельно.

— Вас невеста, что ли, его наняла? — глядя в сторону, спросила Булыгина, и в интонациях ее голоса мне послышалась неприязнь.

— Нет, меня нанял директор бара «Гладиатор», в котором убили Алексея, — честно сказала я. Получалось, что это я отвечаю на вопросы Булыгиной, а не наоборот. Но прояснить картину было необходимо, иначе Булыгина могла отказаться разговаривать со мной. — А вы знакомы с его невестой? — перешла наконец я к вопросам.

— Нет, — помолчав, сказала Наталья. — Мы просто столкнулись с ней на похоронах. Да… Когда-то я думала, что сама его невеста.

— Вот как? А он, что же, так не думал? — невольно улыбнулась я, и Булыгина насупилась.

— Вы меня не поняли, — суховато отозвалась она. — Это было в юности, еще в школе. Мы дружили с Алексеем, а потом, когда школу закончили, продолжали встречаться. Мы ни о чем таком не говорили, но я как-то в душе считала себя его девушкой. Тогда несколько другие понятия были: если с парнем дружишь, то как бы само собой, что невестой ему являешься. Но, наверное, так действительно только я считала. Во всяком случае, он стал приходить ко мне все реже и реже, а потом и вовсе перестал, без всяких объяснений. Видимо, считал, что и объяснения никакие не нужны. А я потом долго его вспоминала. Замуж, правда, вышла, да только не сложилась у меня семейная жизнь. Вот, второй год одна живу, — со вздохом заключила Булыгина.

Я выслушала ее внимательно, хотя интересовало меня сейчас совсем другое, и к этому «другому» мне и хотелось перейти. Но Наталья, видимо, погрузилась в былые времена, и ей в первую очередь было интересно вспоминать о своих прошлых отношениях с Порфирьевым. Она откинулась назад и, убрав со лба черную прядку, добавила:

— А Алексея я часто вспоминала. И в последнее время тоже. Как чувствовала, что увидимся скоро.

— Что вы имеете в виду? — уточнила я. — Вы виделись с Алексеем в последнее время?

— Да не в последнее время, а за день до его смерти, — огорошила меня Наталья.

— Вот как? — приподняла я брови. — И как же произошла ваша встреча? И где?

— Встретились мы с ним случайно, — сказала бывшая одноклассница Порфирьева. — Он по городу ехал, меня увидел и остановился, предложил подвезти. Поболтали по дороге. Он сказал, что только-только приехал в Тарасов из Москвы. Что невесту привез. Поговорили, и я, знаете, что-то вспомнила прошлое, расчувствовалась… Глупость, конечно, это все, тем более что он сам сказал, что жениться собирается, а я… Дура, конечно. Одним словом, я его к себе пригласила зайти. Хоть и стыдно в эту хибару приглашать, а вот не утерпела. Ему неохота было, а я все равно упросила.

Наталья отвела глаза, и я поняла, что она стыдится своего поведения и стыдится сейчас рассказывать об этом мне. Словно угадав, о чем я думаю, Наталья усмехнулась и подняла глаза.

— Вы думаете, почему я это вам рассказываю? Не потому, что хочу, чтобы вы меня пожалели и посочувствовали, как женщина. У вас-то наверняка таких проблем нет: вы молодая совсем, красивая, одеваетесь вон как модно. Наверняка от мужчин отбоя нет. А у меня совсем другая ситуация, — вздохнула она. — Теперь я, скорее всего, до конца дней одинокой останусь. И я понимаю, что мои переживания не помогут убийцу найти. Просто когда говорю, мне кажется, что я не о себе это рассказываю, а о ком-то другом. И с Алексеем словно и не случилось ничего, будто и не убили его. Легче как-то становится…

— Наталья, так Алексей все-таки зашел к вам в гости? — спросила я.

— Зашел, — ответила Булыгина. — Только ничего такого между нами не было. Он и посидел-то у меня недолго. Так, поговорили немного, я ему про жизнь свою рассказала. Чувствовала я, что не очень-то ему это интересно, так, ради приличия слушает.

— А о себе он что-нибудь вам рассказывал? — спросила я.

— Рассказывал. Только не очень много, — уставшим голосом продолжала Булыгина, прикрыв глаза. — Говорил, что работал где-то в другом городе, деньги заработал на машину, квартиру…

— Ну, ну, — заинтересованно поторопила женщину я. — А еще что?

— Ну, в таком же духе все. Что пока здесь поживет, а потом хочет квартиру продать и в Москву с женой переехать — у нее вроде бы там однокомнатная, он хотел денег добавить и другую купить.

— А насчет того, где работать собирается, ничего не говорил?

— Да так, ничего конкретного, — пожала плечами Булыгина. — Да и меня, признаться, не это интересовало. Поняла я только, что мне рассчитывать не на что.

Проговорив это, Наталья снова отвернулась в сторону, и я невольно про себя подивилась психологии одиноких женщин, мечтающих найти себе мужчину: насколько неадекватно порой они воспринимают ситуацию. Взять того же Порфирьева — ведь не было никогда у него ничего серьезного с Натальей, не виделись они с ней много лет, приехал он в родной город с невестой — казалось бы, в самом деле, на что ей рассчитывать? Так нет же, все равно пытаются завлечь хоть чем-то, в гости насильно тащат, в голове наверняка строят какие-то планы…

— Скажите, Наталья, — вернулась я к разговору. — А почему вы позвонили матери Алексея в день его похорон? Вы что, договорились звонить друг другу?

— Ну, телефонами-то мы обменялись, — ответила Наталья. — Но чтобы звонить… Я поняла, что он вряд ли позвонит сам, просто так. Да и мне он телефон оставил для проформы. Хотя… Он обещал зайти на следующий день. Но не пришел, поэтому я, собственно, и позвонила Тамаре Григорьевне.

— Вот как? — удивилась я, но не тому, что Порфирьев не пришел к Булыгиной, а тому, что вообще должен был, оказывается, прийти. — Вы что, договорились о встрече?

Наталья помолчала.

— Вот это мне и непонятно, — наконец ответила она. — Он засиживаться здесь не хотел, это видно было. А потом вдруг задержался… Во двор вышел, походил там. А потом и говорит: «Ты, Наташа, завтра дома будешь?» Я говорю — да, мол, буду. Я на третьи сутки через двое работаю, — пояснила она. — И вдруг он говорит: «Я к тебе заеду к вечеру ближе». Ну, а я что? — Давай, — говорю, приезжай. Грешным делом подумала даже, что… заинтересовала его. Еще посмеялась про себя — накануне свадьбы, мол… — невесело усмехнулась Булыгина. — Но он так и не приехал. А утром я позвонила ему домой, мне Тамара Григорьевна и сообщила, что с ним случилось. Я теперь думаю, что это он, наверное, так просто, из вежливости сказал, — со вздохом закончила Булыгина.

Можно было, конечно, согласиться, что Порфирьев пообещал заехать к бывшей однокласснице из вежливости. Но в этом случае вряд ли он стал бы оговаривать конкретную дату и время. В таких случаях обычно отделываются ничего не значащими фразами типа «ну ладно, я как-нибудь заеду или позвоню». Почему же Порфирьев назвал именно это время? И почему, по словам Натальи, он вдруг проявил неожиданный интерес к ней? Действительно, как к женщине? Маловероятно. Особенно если поставить рядом с Натальей Анжелику.

— Скажите, а как он себя вел под конец вашего общения? Что-то в его поведении изменилось? — спросила я.

— Да, в общем-то, ничего не изменилось, — снова усмехнулась Булыгина. — Во всяком случае, признаков того, что он резко в меня влюбился, не было. Я говорю, просто так он это сказал, лишь бы конец встречи скрасить. Он со мной не слишком-то и общался, о своем о чем-то думал. Во двор пошел прогуляться, а когда я за ним вышла, то попросил одного его на время оставить… Вот так.

— И долго он был один?

— Да нет, минут пять всего. Но я все равно чувствовала, что ему что со мной, что без меня — одинаково. Одинаково не-ин-те-рес-но, — отчеканила Булыгина, со вздохом кинув взгляд в окно.

Я по-прежнему не могла объяснить поведения Порфирьева и готова была внутренне согласиться с Натальей в том, что тот просто заехал к ней из вежливости, а затем из тех же соображений пообещал приехать вновь. Во всяком случае, ничего существенного в этом эпизоде я не видела. И на раскрытие преступления света он не проливал. Булыгина явно сказала все, что знала. Она действительно долгое время не общалась с Порфирьевым и была не в курсе его дел. А их общение в последнюю встречу тоже не предполагало откровений на данную тему. Поэтому мне ничего не оставалось, как распрощаться с Натальей и отправляться в обратный путь.

В машине я решила бросить кости и получила следующую комбинацию:

16+26+2 — Материальное благополучие. Не упускайте из виду никакие мелочи, которые могут повлиять на конечный результат.

Значит, что-то я все-таки упустила. Но что? Я еще раз прокрутила в голове только что состоявшийся разговор с Булыгиной. Но в нем вроде бы не было ничего интересного, за исключением непонятного ни ей, ни мне момента насчет того, что Порфирьев собирался к ней наведаться накануне своей гибели. Значит, в этом был какой-то смысл? Но он пока никак не проглядывался, во всяком случае, у меня не было никаких разумных объяснений его намерений. Но не зря же кости указывают мне, чтобы я не пропускала никаких мелочей! На всякий случай я достала блокнот, написала в нем: «Порфирьев — Булыгина, назначенная встреча» — и поставила рядом три жирных восклицательных знака. Это на всякий случай, чтобы постоянно держать данный эпизод в голове и думать над ним.

Я вошла в кабинет к Мельникову, когда тот разговаривал с Прокудиным и Мишаковым.

— Работаем, товарищ майор, — услышала я стандартную фразу.

— Плохо работаем. — Мельников тоже не отличался оригинальностью. — Что по Алтуфьеву? Как это так, не можете найти? Что, если по месту прописки преступник не проживает, значит, преступление не будет раскрыто, так, что ли, Мишаков?

— Сейчас поднимаем связи, — отозвался Мишаков.

Я прошла и села рядом с Прокудиным.

— Вот, кстати сказать, — улыбнулся Мельников. — Таня! Ты же знаешь, у нас с ФСБ напряженные отношения, исторически, так сказать, сложившиеся. Этот деятель, Алтуфьев… Никак не можем его найти! Может быть, пособишь? У тебя там вроде бы связи имеются. Может быть, пробьешь данные?

«У меня везде связи имеются», — мысленно усмехнулась я, а вслух спросила:

— А почему найти не можете?

— Ты вот у них спроси, почему найти не могут, — кивнул майор в сторону Мишакова с Прокудиным.

— Дома не живет, данных о том, где работает, нет, — объяснил Мишаков. — Надо ФСБ подключать.

— Понятно. Хорошо, позвоню сегодня, — отозвалась я. — Могу прямо сейчас. А из Саранска есть кое-какие интересные сведения, — я взглянула на Мельникова.

Андрей кивнул и приготовился слушать. Я коротко рассказала о своей поездке в Саранск.

Когда я умолкла, Мельников застучал пальцами по столу.

— Все это надо обдумать. Но сейчас давай по Алтуфьеву проедемся…

— Катком, товарищ майор, — осмелился пошутить Мишаков.

— Можно и катком, — согласился Мельников. — Только по решению суда.

Я тем временем набрала номер одного своего давнего знакомого, полковника ФСБ Валентина Подгорного. Этот человек благоволил ко мне, высказывал свои симпатии, но я старалась не злоупотреблять его добротой и обращалась к нему редко, когда без его помощи действительно было не обойтись.

Он не захотел разговаривать по телефону об интересующем меня деле и назначил встречу через час. Об этом я, естественно, тут же проинформировала Мельникова. Тот кивнул и попросил меня заехать к нему сразу же после встречи с Подгорным.

Полковник ФСБ Валентин Подгорный был здоровенным мужиком с атлетическим телосложением, которое в последнее время, правда, несколько изменилось из-за сидячей работы и пристрастию Подгорного к социальному злу, именуемому пьянством. Ранее этого за ним не наблюдалось, но, видимо, годы, кризис предпенсионного возраста и бог знает еще что. Все это промелькнуло у меня в голове, когда я зашла в кабинет Подгорного и увидела его расплывшуюся фигуру. Лицо у полковника никогда не отличалось аристократической белизной, но сейчас оно приобрело прямо-таки багровую окраску. Ко всему прочему, господин Подгорный зачем-то отпустил бороду, отчего стал немного похож на Хемингуэя.

— Заходи, садись, — пробасил он с улыбкой. — Коньячку налить?

— Моя машина меня бережет от этого, — ответила я, усаживаясь за стол.

— А вот это неправильно! — неожиданно погрозил мне пальцем Валентин Игоревич. — Я вот недавно статью прочитал в одном журнале, и знаешь, что выяснил?

— Что? — с не очень-то большим интересом спросила я.

— А то, что люди, которые злоупотребляют алкоголем, живут на пять лет меньше тех, кто не злоупотребляет…

— Ну! — воскликнула я.

— Гну! — лукаво улыбнулся Валентин Игоревич и поднял вверх указательный палец. — А те, кто не употребляет вовсе, живут на три года меньше тех, кто пьет умеренно.

— Только вот понятие об умеренности у всех разное, — усмехнулась я. — И вообще все это глупости. Три года, пять лет… От какого возраста это отсчитывается? Что, все живут одинаковое количество лет, что ли? Кто-то до девяноста доживает, а кто-то и до шестидесяти не дотягивает. Мне на кого равняться?

— Конечно, на девяностолетних! — рассмеялся Подгорный и налил себе рюмочку коньяка. — Вот видишь, я пью умеренно, стараюсь…

— Ну, по праздникам я тоже себе позволяю, с меня и этого достаточно, — махнула я рукой и, не желая развивать дальше эту тему, перешла к делу: — Есть такой деятель в нашем городе. По некоторым данным, бизнесмен. Зовут его Алтуфьев Анатолий Романович.

— Романович, говоришь? — отозвался Подгорный. — Ты знаешь, мне он, кажется, знаком. Сейчас надо посмотреть в документах. Но в чем, так сказать, провинился гражданин?

— В баре «Гладиатор» совершено убийство, — поведала я. — Я занимаюсь расследованием по заказу директора. Есть данные, что убитый тесно пересекался с Алтуфьевым и что тот его, что называется, кинул…

— Так, понятно… Значит, и ты ищешь, и милиция ищет. А что там за убийство?

— Не по вашей части. Похоже на какие-то бизнес-дела, хотя точно сказать пока не могу, — ответила я.

— Не по нашей, — согласился Подгорный. — Иначе уже подключили бы нас по официальным каналам. А насчет Алтуфьева… — Полковник нажал на кнопку селекторной связи, и вскоре в кабинете появилась миловидная девушка. — Катя, нужны документы…

И Подгорный назвал какие-то цифры, которые мне ни о чем не говорили. Девушка кивнула, вышла и вскоре вернулась с папкой, которую положила прямо перед Валентином Игоревичем.

— Так, — протянул Подгорный, открывая папку. — Ну что ж, вот, пожалуйста, Алтуфьев Анатолий Романович. Закончил исторический факультет нашего университета, работал в институте повышения квалификации, потом занялся общественной деятельностью, и… Был замечен в организации двух предприятий, но они прекратили свое существование в начале девяностых. Потом, по некоторым данным, руководил из-за кулис, правда, одной конторой по отъему денег у населения. Называлась она «Бест». Ну, это обычное дело для девяносто четвертого года. Потом организовал газету.

— Какие масштабы! — невольно поразилась я.

— Газета закрылась через шесть месяцев из-за финансовых трудностей. Причем заметь, Танечка, опять через подставных лиц все прошло. Мы-то знали, что ее возглавляет Алтуфьев, вот здесь пишут в донесении… Но формально он был ни при чем. Теперь девяносто восьмой год — теперь уже юридическая контора, снова он ни при чем, возглавляла фирму некая Родина Ольга Васильевна. Две тысячи первый год, — вздохнул Подгорный, — приглашен для беседы к нам. Кто с ним беседовал? Так, мой подчиненный… Предупрежден о недопустимости призывов к насильственному свержению существующего строя.

— Вот как? — заинтересовалась я.

— Да. Клевета на губернатора, экстремизм и так далее.

— И что же?

— А ничего. После беседы с нами стал тише воды ниже травы. Где сейчас, чем занимается, мы не знаем. Наверняка какая-нибудь другая контора, где он в роли серого кардинала вершит дела. Формально во главе конторы какие-то другие люди. Ага, характеристика! — повысил голос Подгорный, продолжая читать документы из папки. — Жаден, склонен к мошенничеству, любит кидать своих партнеров и подчиненных. Как правило, не выплачивались деньги ушедшим сотрудникам.

— И что, все это ему сходило с рук?

— Я же говорю — все через подставных лиц. Формально он чистенький.

— И где же его теперь искать? — растерянно спросила я.

Подгорный посмотрел на меня в упор, выждал некоторое время, а потом с обезоруживающей простотой сказал:

— А хрен его знает… По нашему ведомству он уже несколько лет не светится. Ни в каких организациях, представляющих угрозу стабильности, не замечен. Стало быть, занимается чем-то другим… Возможно, тоже не очень чистым, но… Для этого есть милиция, не все же нам разгребать.

— В милиции как бы тоже… — начала я.

— Вот-вот, что как бы… тоже, — передразнил Подгорный. — Так твоя милиция и работает, понимаешь…

— Почему моя? — удивилась я.

— Да это я так, — рубанул рукой воздух полковник ФСБ. — Могу тебе дать координаты Родиной Ольги Васильевны, той самой, которая была связана с ним по последнему предприятию. Больше помочь ничем не могу.

— Давайте, Валентин Игоревич, хоть координаты этой Родиной, — вздохнув, согласилась я.

— Ро-ди-на, — по слогам произнес Подгорный. — Какое емкое слово, Танюша! Вот фамилия у женщины — все ее любить должны, да? Любовь к Родине — самое, понимаешь, светлое чувство. Особенно необходимое для сотрудников нашего ведомства.

Шутка полковника была какая-то двусмысленная и корявая, но я знала, что Валентин Игоревич по-другому не умеет. Координаты Родиной я получила через две минуты и, поблагодарив Подгорного и из вежливости справившись о его детях-внуках, вышла из здания регионального управления ФСБ.

Я решила не откладывать дело в долгий ящик и сразу же направилась по полученному адресу.

На звонок мне открыла меланхоличного вида женщина в больших роговых очках и вялым болезненным голосом осведомилась:

— Вы к кому?

— Родина Ольга Васильевна — это вы?

— Да, — с придыханием ответила дама, сделав неопределенный жест, который, видимо, должен был символизировать удивление. Потом ее бесцветные брови слегка приподнялись, и она спросила:

— А, собственно… Чем обязана?

— Я по поводу некоего господина Алтуфьева Анатолия Романовича.

В глазах женщины явно промелькнуло напряжение. Она как-то даже подобралась и уже достаточно твердо категоричным тоном, свойственным обычно строгим учительницам, спросила:

— А вы по какому вопросу?

— Дело в том, что я его разыскиваю по одному делу… — не стала ничего конкретизировать я.

— Но я не виделась с ним уже несколько лет, и я не понимаю…

— Ну, может быть, вы меня пригласите в квартиру и мы поговорим?

Родина слегка помедлила и наконец тихо произнесла:

— Проходите.

Квартира Родиной была совершенно обычной, ничем особо не выделялась. Словом, она была такой же бесцветной, как и ее обладательница. Мы с хозяйкой расположились в большой комнате в креслах. И первой разговор начала сама Ольга Васильевна.

— Дело в том, что с этим человеком у меня произошла не очень приятная история… Я в принципе знаю, где его можно найти, и, может быть, я вам даже это скажу. Но только хотелось бы все-таки понять, в связи с чем вы его разыскиваете?

— Я разыскиваю людей, которые были знакомы с одним человеком, которого убили. Мне просто нужно получить его характеристику и узнать о его планах. Возможно, что Анатолий Романович мог бы мне в этом помочь. Вот и все.

— А кого убили? — спросила Родина.

— Алексей Порфирьев. Вам знакомо такое имя?

— Нет, — равнодушно покачала головой женщина. — К нам в контору приходило много Алексеев, но такого я не помню. Может быть, это все касается новой организации, где Анатолий Романович, так сказать… — Родина слегка усмехнулась, — осуществляет технологическое руководство.

— Это его собственное определение? — поинтересовалась я.

— Да. Это его стиль — руководить как бы из-за угла. Чтобы никто не знал. А отвечать приходится другим людям. Вот мне, например, в свое время.

— Но это, наверное, не имеет отношения к делу, — сразу же заметила я. — Вы все-таки обещали мне помочь найти Алтуфьева.

Родина замолчала и некоторое время сидела, уставившись в одну точку.

— Алтуфьев здорово меня подставил, — наконец сказала она. — Мне пришлось мотаться по судам, я еле-еле выкарабкалась. Сейчас он работает с другой женщиной, которая, по сути дела, заняла мое место. Она молодая, может быть, более рисковая, а может быть, и сам Анатолий не такой авантюрист, как раньше. Вы ведь знаете, нас приглашали в «серый дом»…

«Конечно, знаю! Я оттуда к вам и пришла. От полковника Подгорного», — усмехнулась я.

— Вот так, — продолжала Ольга Васильевна. — Алтуфьев вообще умел наживать себе врагов, постоянно то кидая, то подставляя других людей.

«Еще один негативный отзыв об этом человеке», — отметила я. Примерно то же самое, только в более эмоциональных выражениях, я слышала от матери убитого Алексея Порфирьева. И из материалов полковника Подгорного тоже.

— Ну а все же, где этого человека сейчас можно найти? — гнула я свою линию.

— Контора называется «Юрис-инвест», — вяло, без выражения, произнесла Ольга Васильевна. — Директор Идрисова Нелли Зинюровна. Вот там и можно найти Алтуфьева. Но не знаю, как вам это удастся, потому что бывает он там хоть и часто, но, если вы незнакомы, он вас вряд ли примет.

— А где находится этот «Юрис-инвест»?

— Самое смешное, что почти через дорогу от меня, — и Родина показала на окно своей квартиры. При этом взгляд у Ольги Васильевны был весьма серьезный. И вообще мне показалось, что во всем ее поведении, в манере общения таится обида на Алтуфьева. Не на Алтуфьева-начальника, который подставил свою подчиненную, а на Алтуфьева-человека. Даже точнее мужчину, который предательски отнесся к женщине, а потом вообще предпочел другую, более молодую и, возможно, привлекательную. Вот и сейчас Родина смотрела в окно задумчиво, нахмурив брови и медленно сжимая и разжимая пальцы рук. Я видела, что ее терзают противоречивые чувства. С одной стороны, наверное, Ольга Васильевна была бы рада, если бы кто-то, хотя бы та же я, доставил Алтуфьеву неприятности. С другой — я просто была уверена в этом, — если бы Алтуфьев предложил ей возобновить былые отношения, Родина бы согласилась. Но пока в мои планы не входило намеренно причинять неприятности Анатолию Романовичу, мне хотелось лишь разобраться, что связывало его с Алексеем Порфирьевым.

В сущности, разговор с Родиной этим и закончился. С неким злорадным удовлетворением хозяйка квартиры объяснила, как лучше представиться в офисе, чтобы быть принятой. На прощание она пожелала мне удачи и быстро, с какой-то злобой, захлопнула дверь.