Глава 5

Город встретил меня унылым безлюдьем и полыхающими жаровнями окон. Свернув у таксопарка и спустившись до Соколовой улицы, я затормозила на пересечении с Вольской, где светофор горел красным глазом.

Вот и Советская. Редкие силуэты прохожих проскальзывали в тронутые тусклым фонарным светом подворотни. Въехав в каменный мешок двора и остановившись, я мгновение помедлила, разглядывая плавные контуры «Рено». Слезящаяся лампа фонаря, точно бутон лотоса на гигантском изогнутом стебле, бросала свое расплывчато-лунное отражение на крышу и капот иномарки. А вдруг очередная западня и пора сматываться? Брось! У тебя воображение разыгралось. Открыла дверцу и, осторожно придерживая левой рукой правую, пошатывающейся походкой вошла в подъезд. Тяжело опираясь на перила, я преодолела три этажа и, не давая себе передышки, позвонила. Прошла целая минута, прежде чем за дверью я услышала сонный мужской голос:

— Кто там?

Я не была готова к подобному повороту событий, хотя всегда быстро схватывала суть ситуации и ясно представляла спектр возможных реакций.

— Добрый вечер, я Светина подруга. Она дома?

Семенящие шаги и шорох в прихожей сменились знакомым голосом Светки, повелительно и нетерпеливо скомандовавшей:

— Открывай.

Глухо лязгнул замок, и на пороге я увидела умопомрачительный дуэт Светки в ослепительном ажурном неглиже, и Андрея, Светкиного приятеля, который успел-таки набросить махровый халат. Их глаза лезли из орбит от удивления, словно я была тенью отца Гамлета. Оторопело попятившись, они впустили меня в свой блаженный, пахнущий негой и сном, мирок. Я имела все основания чувствовать себя шаровой молнией, которой дела нет до простого человеческого счастья и краткой человеческой жизни. Я сдавленно прошептала:

— Свет, извини, я не вовремя, но…

— Да она сейчас в обморок лязнется, Андрей, помоги! Бледная-то какая!

— Не надо, я сама. Свет, не волнуйся, не мельтеши. Звони Санычу.

Меня усадили в кресло, а Светка, схватив трубку, уже набирала нужный номер. Саныч — это лечащий врач, личный, так сказать, хирург. Плевать, что сейчас час ночи, плевать, что Саныч скорее всего спит мирным сном. У всех хирургов со сном и бодрствованием свои особые «теплые» отношения. Есть краткий промежуток между операциями, консультациями, значит, можно либо выпить чашечку кофе, если промежуток не толще человеческого волоса, либо поспать, если позволяет время. К тому же в подобных экстремальных случаях рейтинг личного хирурга резко возрастает, так же как и оплата, а плачу я Санычу с исправной щедростью, тем самым показывая, что высоко ценю его заботу и умение.

— Будет через полчаса, все необходимое возьмет с собой, — отрапортовала Светка и, обращаясь к Андрею, добавила: — Неси аптечку и ножницы, нужно рукав распороть.

Я запрокинула голову и закрыла глаза, точно отдавая себя на заклание. Стопудовая слабость волной перегрузки вдавила меня в кресло. В мозгу завращались тысячи калейдоскопических фрагментов, немых и озвученных, и, когда я пыталась собрать их воедино, чтобы заковать в железный обруч смысла, они неистово крошились и разлетались. Поддев рукав пиджака снизу, Светка ловко орудовала ножницами, но как только она поднялась к локтю, возникли трудности с «отлипанием». Чтобы продвинуться выше, ткань приходилось подергивать в стороны и на себя. Каждое такое судорожное движение отзывалось острой болью, процедура не для слабонервных.

— Андрей, налей воды и разведи марганцовку, а то Танька без руки останется. — Светка не теряла хладнокровия. — Щас, — продолжала она, — размочим, и само отстанет.

Андрей внес эмалированный тазик с водой и поставил его на табурет рядом со мной. Отвинтив зубами пробку и осторожно постукивая по пузырьку, он сыпанул несколько кристаллов фиолетового порошка в воду. Обмакнув губку в розовую жидкость, Светка предприняла более «мягкое» наступление на мой заскорузлый рукав. Работа шла медленно, как и всякое щадящее лечение. Наконец рукав был разрезан до самого плеча. То, что открылось глазам моих ошеломленных спасителей, заставило Светку вздрогнуть, затем издать короткое восклицание, говорящее о том, что для ее сугубо женственной натуры подобное зрелище представляет суровое испытание, молчаливого же Андрея оно повергло в сосредоточенное, прямо-таки космическое безмолвие. Сизая опухоль страшно деформировала плечо, превратив его в воспаленную гору поврежденных мышц. Глубокий порез, похожий на две раздвинутых землетрясением стены каньона, исторгал из себя сгустки крови вперемешку с алыми струйками. Боже, сколько в человеке крови!

Если бы я могла предугадать этот удар железякой, рассекшей мне плечо, напрячь мышцу, удар не имел бы таких роковых последствий. Ну, ходить тебе теперь заштопанной, а если отважишься надеть декольте, будешь притягивать к себе излишне любопытные взоры. Дальнейший ход моих мрачных мыслей был прерван решительным звонком в дверь. Сан Саныч.

Андрей кинулся открывать. Обменявшись вежливыми фразами, Андрей и Сан Саныч вошли в гостиную.

— Ну как пострадавшая, держится?

Этот пухлый, низенький человечек, полудетскую улыбку которого не могли стереть годы хирургического опыта и разоблачительных откровений, одной только своей жизнерадостностью способен был вернуть с того света. Из последних сил стараясь поддержать его дружеский оптимизм, я вымученно растянула губы в подобие улыбки. Он поставил на стол саквояж и на минуту удалился в ванную, чтобы совершить торжественное омовение рук. Вернувшись, он надел белый халат и, живописно размяв кисти рук, приступил к осмотру.

— Вот уж угораздило тебя, девонька, — сказал он, покачивая головой.

Невозмутимо открыв свой «ларец», он извлек оттуда стерильную салфетку и, постелив ее на стол, разложил на ней препараты и необходимые инструменты. Затем быстро и деловито перетянул мне плечо жгутом выше раны. Я дернулась, но, сцепив зубы, лишь тихо простонала. Сан Саныч с участием глянул в мое перекошенное от боли лицо:

— Так-то затевать рискованное предприятие. — Его благодушный голос точно похлопал меня по плечу (только, упаси боже, не по правому). Затем он взял пинцет и, намотав на него вату, обработал края раны перекисью водорода. Всю эту процедуру он сопровождал веселыми, как бы не относящимися к делу репликами, обращаясь попеременно то ко мне, то к притихшим Светке и Андрею. Его раблезианская болтовня, уснащенная всевозможными ссылками на жизненную конкретику, превратности судьбы и профессии, преследовала две цели: во-первых, отвлечь меня от того, что непосредственно происходило с моей покореженной конечностью, а во-вторых, продемонстрировать, что этот в высшей степени искусный эскулап придерживается самого скромного мнения о своих отшлифованных каждодневной практикой навыках.

Кокетливо самоуничижаясь и точно обсахаривая каждый умелый и точный жест в растянутом «та-а-а-к», Сан Саныч успешно завершил первый этап реанимирования. Потом наступил черед противостолбнячной инъекции. Светка и Андрей помогли мне встать. Держа марку супервумен, я попросила их отпустить меня, но, лишившись опоры, покачнулась, перед глазами поплыли черные круги. Светка с Андреем опять подхватили меня с двух сторон и, повернув спиной к Сан Санычу (ну прямо как манекен какой-то), задрали топ, освобождая место для укола. Уж будьте уверены, Сан Саныч не промахнулся и всадил иглу прямо под лопатку.

— Ну, а теперь новокаиновая блокада и будем зашивать. — Он посмотрел на меня с лукавым прищуром. — Считай, Танюша, что выпуталась, кость не повреждена, а кожа нарастет.

После обкалывания чувство жжения и разрыва стало потихоньку отступать, немеющая рука начала медленно наливаться жидким свинцом. Я снова опустила веки. Но не упорядоченные, а спугнутые этой попыткой сосредоточиться мысли отчаянно заметались. Камаль, это он прилетел… Какой-то товар по десять тысяч баксов, что-то не получилось, Камаль был недоволен… Агентство только ширма. Так что же перевозят? Наркотики, оружие, людей? И почему Грачева так себя ведет? Живописное зрелище моей поврежденной руки, до или после прохождения ею курса заштопывающей акупунктуры, могло бы, возможно, сыграть роль ватки с нашатырем и, будучи поднесенной к нежным ноздрям Грачевой, вывести ее из состояния молчаливого транса. Я пыталась наладить свою связь со временем: так, Светка завтра в агентство, а я, что я?.. Отлежусь денек, все обдумаю, взвешу. Поломала же я кайф этой влюбленной парочке. Впечатлений им на всю неделю хватит. Ну, прости, Светик, такая уж работа у твоей подруги. Знаю, знаю, испытываю я твое терпение: то машину одолжи, то рану перевяжи, то в агентство сходи… Но другого выхода, видно, нет.

Сняв халат, Сан Саныч закурил, Андрей со Светкой докуривали уже по второй сигарете. Светка сидела в кресле, но не облокачиваясь, а на самом краешке, не в силах отвести от меня глаз. Андрей расположился на диване. Раздавив окурок в пепельнице, Сан Саныч собрал инструменты и, захлопнув свой саквояж, стал переминаться с ноги на ногу.

— Свет, принеси, будь другом, мой рюкзачок из прихожки.

Светка молниеносно исполнила просьбу.

— Достань там деньги.

Светка протянула Сан Санычу две бумажки по двадцать долларов и, вопросительно глядя на меня: хватит, мол? — тоном радушной хозяйки спросила:

— Может, кофейку, Сан Саныч, или покрепче чего?

— Я крепкими да дорогими напитками баловаться бросил, а вам советую только для аппетита или для храбрости. — Он понимающе посмотрел на меня, подмигнул и по-доброму усмехнулся. — А вот от чашечки кофе не откажусь. Я, конечно, не привереда, но люблю в зернах, то есть молотый.

Этот «тонкий» намек выдавал его сибаритские пристрастия.

Светка уже завела «Ровенту», своей яйцевидной формой напоминающую причудливый космический аппарат. Но вместо того, чтобы летать, он пускал пузыри дразнящих запахов, от которых приятно щекотало в носу и в горле. Надо же, какое мирное разрешение всех проблем. Мне вспомнилась набившая оскомину реклама «Нескафе»: «Мы любим бывать у Нади…» Сейчас она показалась мне не такой уж идиотской. Светка внесла поднос с кофеваркой и чашками. На другой поднос замыкавший шествие Андрей водрузил несколько вазочек с печеньем, конфетами и нарезанным кексом.

— Тань, я тебе наливаю? Как сердечко-то?

— Шутки шутками, девочки, — Сан Саныч, прикрыв рот ладонью, прокашлялся, — а Татьяне нужно в ближайшее время поберечь себя, полежать, книжку почитать.

Теперь уже я усмехнулась: да верит ли он сам в то, что говорит? Мне ли валяться в постели, когда все так завертелось. Ну, может, денек и отдохну, а там снова за дело.

После пары чашек Сан Саныч откланялся. Светка проводила его и, захлопнув за ним дверь, вернулась в гостиную. Андрей упорно молчал. Я плохо его знала, но Светка не раз упоминала в наших разговорах о его застенчивости. Возможно, и столь неординарная ситуация сыграла свою роль. Как бы там ни было, я тоже меньше всего была сейчас склонна обмениваться репликами по поводу самочувствия или погоды. Чувство вины за испорченный вечер, бесспорно, довлело надо мной и в свою очередь сводило на нет охоту разговаривать. Такой уж у меня характер, в экстремальных ситуациях я зачастую быстро ориентируюсь, а в бытовых веду себя неуклюже. Приземлившись на диван, Светка внесла свой посильный вклад в дело «разрядки международной напряженности», заговорив о нашей давней дружбе, вспоминая массу смешных случаев из истории наших с ней отношений. Подумать только, мы такими были!

Несмотря на все старания, Андрей весьма вяло реагировал на ее прихотливые байки. Но хотя теплой атмосферы между мной и Андреем так и не установилось, я высоко оценила искреннее Светкино желание сдружить нас и сблизить. В конце концов, не мне, а ей с ним строить отношения, для меня же самое разумное — соблюдать нейтралитет.

Может быть, замкнутость и некоторая душевная черствость — отличительные черты современного бизнесмена, те выработанные в условиях жесткой борьбы а-ля «естественный отбор» по Чарльзу Дарвину качества, без которых невозможно удержаться на плаву. Или это кромешная усталость, которая копится изо дня в день, нервные стрессы и постоянное беспокойство за свое движимое и недвижимое имущество, за свои деньги и престиж накладывают неизгладимый отпечаток на умы и сердца представителей нового сословия.

Скорее всего в Андрее было что-то привлекательное и неординарное, если Светка захотела иметь с ним дело, да и внешне он вполне отвечал требованиям современной женщины: довольно высокий, густые каштановые волосы, правильные черты лица, вежливый, уравновешенный, «без материальных проблем», как пишут в объявлениях. Но, когда его губы улыбались, а серо-зеленые, глубоко посаженные глаза при этом смотрели на вас с ледяной проницательностью, точно взвешивая и определяя, чего вы стоите в условиях бирж и банков, вы никак не могли избавиться от неприятного и тревожного ощущения фальши и двусмысленности.

— Ну, теперь по койкам, Тань. Мне завтра к десяти: пара клиентов, к обеду, как обещала, освобожусь, утром у нас еще будет время переговорить.

Светка принесла комплект свежего белья, и раздвинув диван, застелила его. Зажгла бра и выключила верхний свет. Андрей уже исчез в спальне. Светка помогла мне раздеться и, прощаясь, запечатлела на моей щеке нежнейший и бескорыстнейший из своих поцелуев. Ее дыхание еще какое-то время теплым душистым облаком висело над моим лицом, прежде чем окончательно растаяло. Анестезия позволила мне закрыть глаза и тихо погрузиться в клейкий раствор сна.

Я не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я открыла глаза. Точно муха, которая уже впала в кому зимовки, с наступлением неожиданного октябрьского тепла бьется, не понимая, что ей делать: продолжить сон или вернуться к жизненной суете, я несколько минут лежала в недоумении, возвратившись из блаженного бесчувствия к ощущению накатывающей боли. Плечо тупо ныло — действие анестезии кончилось. Но стало еще хуже, когда боль усилилась периодической пульсацией. Казалось, рука превратилась в воспаленную десну, из глубин которой зубной нерв, обнаженный кариесом и взбудораженный простудой, зло содрогался, толчками поднимая все новые витки боли. В доме тишина. Легкий ветерок скользит по стенам комнаты кружащимися и разбегающимися тенями от веток. Я тяжело встала, внезапная волна головокружения заставила меня зажмуриться. Избавившись от тошнотворного привкуса во рту, я взяла будильник и, не зажигая электричества, подошла к окну. Свет фонаря тронул циферблат: четыре утра. Значит, я спала не более двух часов. Я снова легла, не находя руке места, перевернулась на живот, щека впечаталась в подушку. В моем сознании всплыла картина жестокой схватки. Ну и саданул же меня Пузырь! Я опустила веки. Нет, Грачева, очевидно, не знает всего, что было известно Зайцеву, иначе она разделила бы его участь, для этого можно выбрать как пистолет с глушителем, так и мину. Размещают ее в подъезде, и порядок…

Но она кого-то или чего-то боится, возможно, ей даже угрожают, значит, она владеет некоей важной информацией, но тогда каким образом ей удается оставаться живой и невредимой? Или Грачева уже ходит по краю пропасти и потому обратилась ко мне.

Надо бы понаблюдать за ней, где работает, чем занимается, с кем встречается? Вот уж извращенная забава — следить за своей клиенткой.

Светка завтра идет в агентство, а мне бы не мешало отлежаться денек, а уж потом я приложу все усилия, чтобы вывести эту фифу на чистую воду. Насчет ребят можно сказать определенно, что занимаются они нелегальщиной. А что, если Венедиктова к стенке припереть, инкриминируя ему сокрытие налогов, блефануть, что, мол, знаю, чем он промышляет, и за молчание предложить ему выложить все мне, как частному лицу? В любом случае нужны доказательства его «криминала», а потому еще один обыск, но уже в агентстве, не помешает. Хотя было бы разумнее не торопить события, надеюсь, с помощью Светки мне удастся расширить объем информации.

Интересно, что там у меня в квартире? Не иначе как сидят орлы из банды Горюнова, а значит, пути туда отрезаны. Так некстати…

Ужасно хотелось пить, я поднялась и, осторожно ступая, вышла из комнаты. Дверь в спальню была открыта, и оттуда доносилось тяжелое дыхание спящего мужчины. Выпив воды, я вернулась в гостиную и провалялась без сна еще часа два, непрестанно размышляя о Грачевой, Венедиктове, Горюнове, Камале и т. д. Эти мысли немного отвлекли меня от ноющего плеча…

Выплыв на миг из забытья, я услышала доносящиеся из кухни грохот посуды, шум льющейся воды и негромкие голоса. Уже совсем рассвело, часов шесть, наверное. Светка и Андрей о чем-то вполголоса разговаривали. Тема вчерашнего моего неожиданного появления, очевидно, играла в этом утреннем диалоге не последнюю скрипку. Может, встать, принять участие в завтраке? Или лучше пока оставаться в постели? «Пусть насладятся последними совместными минутами», — подумала я. Сейчас Андрей уйдет, я встану, и мы со Светкой обо всем потолкуем. Уповая на ее благоразумие, я полагала, что Андрею она и словом не обмолвилась о предстоящей операции.

Примерно через полчаса, чмокнув Светку на прощание, счастливый и озадаченный любовник испарился. Как только дверь за ним захлопнулась, я встала и, преодолевая сопротивление своего обмякшего тела, подошла к окну. В это мгновение Андрей как раз садился за руль красного «Рено» — значит, это его машина привлекла вчера мое внимание. Сто лет, по словам Светки, не появлялся, а тут решил явить свое новое роскошное приобретение.

Дверь легонько шелохнулась, затем бесшумно открылась. На пороге стояла Светка, облаченная в свое сине-розовое кимоно.

— Доброе утро, Тань, ты встала? Как рука? Ну, просто жуть, как я вчера перепугалась. Я тебя не стала ни о чем спрашивать — не было подходящего момента, а вообще, что случилось-то? — Все это Светка выплюнула на одном дыхании.

— Не волнуйся, все идет по плану. Только вот не знаю, что дома творится. Будешь проезжать мимо, посмотри, не крутятся ли там подозрительные типы. Особенно обрати внимание на серый «БМВ».

— О чем речь, конечно, посмотрю. А ты, если хочешь, можешь идти завтракать.

— В такую рань мне кусок в горло не лезет. Я вот что хотела спросить, ты перед агентством домой заедешь?

— Нет, я сразу после приема туда поеду, так что марафет перед работой наводить придется.

— Только мне не забудь показаться, я оценю.

В глазах Светки вспыхнуло восхищение по поводу того, что боль в плече не мешает мне настроиться на жизнерадостный лад.

— О’кей. Покажусь во всей красе и агентство обследую. — На этот раз в ее взгляде блеснул веселый заговорщический огонек. — Только вот, Тань, не слишком ли дорогой ценой тебе деньги достаются? За тобой что, целый эскадрон гоняется?

— Не о чем беспокоиться. Помоги мне немного, и сама увидишь, все будет хорошо, я тебе обещаю.

Стоя в дверях, Светка с наслаждением потянулась.

— Пойду вздремну еще часок.

Аппетитно зевнув, она удалилась.