Глава 10
Без пяти час я затормозила у «Репризы» — кафе в центре города, которое по качеству обслуживания и предлагаемых блюд могло дать фору многим тарасовским ресторанам.
Грачева сидела за дальним столиком у окна, что для меня явилось сюрпризом, потому что никаких машин у входа не было. В мягком сумраке зала светлым пятном выделялся ее белый костюм. Подойдя ближе, я увидела, что даже маскирующему слою макияжа не под силу скрыть заливавшую ее лицо бледность. На дне пепельницы лежал обугленный остов сигареты, а второй она нервно прикуривала. Перед ней стояла початая бутылка «Пино Блан» и фужер, наполненный почти до краев. В такую жару белое сухое вино хорошо утоляет жажду и приносит относительное успокоение впечатлительным особам.
— Добрый день. — Я села напротив нее.
Тут же неслышно, словно обутая в войлочные тапочки, подошла официантка, поставила чистую пепельницу и, подав меню, отошла, давая мне время на обдумывание заказа.
— Здравствуйте, мне нужно с вами посоветоваться, — тихо сказала Грачева.
— Я для этого и пришла, мы же договорились. — В эту минуту я увидела направлявшуюся к нам с подносом официантку. Она ловко выставила его содержимое перед Грачевой и вопросительно посмотрела на меня, застыв в ожидании. Глядя на аппетитно выглядевший салат и шашлык из осетрины, я решила не искушать судьбу и заказала то же самое.
— Что будете пить?
— Бутылочку «Боржоми», пожалуйста, и шоколадное мороженое с орехами.
Как только официантка испарилась, я пристально посмотрела на Грачеву, точно давая ей установку сосредоточиться на предстоящей беседе. Сделав несколько больших глотков, она поставила фужер и зажгла новую сигарету.
— Я хочу… Во-первых, прошу простить мою резкость во время нашей последней встречи.
— Не переживайте, я не принимаю это близко к сердцу, клиенты попадаются разные, и, если бы я обижалась на всех, у меня не осталось бы времени для работы.
— Я должна вам кое-что рассказать.
— Это имеет отношение к гибели Зайцева?
— Да. Но я прошу вас не торопить меня.
— Хорошо. Время у нас есть.
— Дело в том, что Венедиктов занимается нелегальной деятельностью.
— У вас есть доказательства?
— Да, то есть нет. У меня нет никаких доказательств, которые бы подтверждали это, я просто знаю.
— И что же вы знаете?
Грачева замолчала, ожидая, пока официантка поставит передо мной тарелки, бутылку с минеральной и удалится. Выдержав необходимую паузу, она продолжила:
— Я знаю, что он продает наших девушек в турецкие бордели.
— Где-то я читала о таком бизнесе. А откуда у вас эти сведения?
Грачева замолчала и, беспокойно заерзав на стуле, опустила глаза. Ее пальцы, сжимавшие ручку ножа, побелели от напряжения. Я не собиралась подгонять ее и спокойно ожидала дальнейших признаний. Немного помолчав, она продолжала:
— Отец нас бросил, когда мне было пять лет, через два года умерла от рака мама, я жила с теткой, которая меня не очень-то баловала. После школы я поступила в институт на вечернее отделение и работала. Денег катастрофически не хватало.
Пять лет назад я увидела объявление в газете о том, что для работы за границей требуются симпатичные девушки, и рискнула пойти. Это было агентство «Дартур». Меня очень любезно встретили, наплели с три короба, навешали, как говорят, лапши на уши. И потом, вся эта атмосфера, бесплатное обучение, бесплатная дорога, предстоящие заработки в валюте. Сказали только, что нужно будет часть расходов агентства компенсировать из зарплаты в течение какого-то времени, но это еще больше убедило меня в том, что это не липа. Я уже видела себя покорительницей Европы…
Она закурила новую сигарету. Официантка тут же поменяла пепельницу, поинтересовалась, не нужно ли нам чего-нибудь еще, и удалилась. Грачева наполнила свой фужер и продолжила:
— Группа, в которую я входила, насчитывала шесть человек. Как выяснилось позже, близких родственников ни у кого из нас не было, только тетки или бабки, да и те в основном остались в деревнях. Три месяца, пока оформлялись заграничные паспорта, прошли в занятиях, надо сказать, не слишком интенсивных. Мы немного учили английский, несколько раз нас снимали в купальниках. Каждая из девушек даже заключила с агентством договор, в одном из пунктов которого говорилось, что никаких претензий к агентству по условиям работы мы предъявлять не имеем права. Но на это уже никто не обращал внимания, все были в какой-то эйфории от предстоящего успеха и богатства.
Я слушала не перебивая, лишь отмечая про себя те вопросы, которые собиралась ей задать. А Грачева время от времени отпивала из фужера с вином и курила не переставая. Нелегко ей давалась эта исповедь. Она говорила негромко, но внятно, при этом глядя мимо меня, как бы на слушателя, сидевшего за соседним столиком, хотя там никого не было. Затушив очередную сигарету, она перевела взгляд на меня:
— Первые сомнения появились у нас, когда Венедиктов сообщил, что с визами в Европу очень сложно, поэтому поедем сначала в Турцию, а уж оттуда полетим в Париж.
В то время он почти все делал сам: и за билетами ездил, и паспорта оформлял, и нас сопровождал. Это сейчас у него офис, несколько заместителей и секретарей, а тогда три комнаты в полуподвале, секретарша, помощник, фотограф да временные преподаватели. Когда мы высказали ему свои сомнения, он стал доказывать, что так всегда делается и мы не первые, кто поедет таким путем. Ну мы и успокоились. Чтобы окончательно нас убедить, он добавил, что, если кто сомневается, может отказаться, пока не поздно. Это был хитрый ход, и никто, конечно, отказываться не стал. Тогда он сообщил день и время отъезда и сказал, что перед нами открываются большие возможности. Если бы мы знали, что это за возможности!
Доехали мы поездом до Москвы, оттуда самолетом до Одессы, дальше паромом до Стамбула. Там Игорь Сергеевич поселил нас в небольшой гостинице в двухместных номерах, предварительно забрав паспорта, а сам куда-то исчез на полдня. Потом появился и повел нас обедать в ресторан при гостинице. После обеда он пригласил нас к себе в номер и сообщил, что все в порядке, визы оформляются, а завтра нам предстоит поездка в Измир. Мы удивились, для чего нам туда ехать? Он наплел что-то о достопримечательностях, красивых видах. Вот тут-то и нужно было устраивать скандал, бежать в посольство, но мы, как загипнотизированные кролики, послушно лезли в разинутую пасть удава.
На следующий день, после завтрака, мы отправились в Измир. Выйдя из гостиницы, сели в поджидавший нас микроавтобус «Мерседес» с водителем-турком и к вечеру были на месте. Автобус въехал в ворота большого двухэтажного кирпичного дома, и мы оказались во внутреннем дворике. Венедиктов провел нас в большое помещение, в котором не было почти никакой мебели, кроме дивана и двух кресел. Стены были увешаны большими коврами, на полу тоже лежали ковры. Игорь Сергеевич, сказав, чтобы мы располагались здесь и ждали его, вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Больше мы его не видели…
Подошла официантка поменять пепельницу, и Грачева заказала еще бутылку вина. Наполнив свой фужер, она подняла на меня глаза:
— Дальше рассказывать?
Ни по ее взгляду, ни по голосу нельзя было заметить, что она уже выпила целую бутылку, видимо, накопившееся напряжение было настолько сильным, что не давало ей расслабиться. Поковырявшись вилкой в салате, она снова устремила взгляд в точку за моей спиной:
— Мне, можно сказать, повезло, меня купил богатый турок, который, как я потом узнала, владел сетью кафе и ресторанов по всей Турции. Другие девушки попали в бордели, оттуда выбраться практически невозможно.
— Но вы все же сбежали?
— Да, после года, проведенного в доме Омара, так звали моего хозяина. За этот год я прилично выучила язык, и, так как была послушной и исполнительной, мне стали доверять, меньше контролировали мои действия. Я готовилась к побегу почти полгода, хотя думать об этом начала сразу же. Однажды мне удалось раздобыть немного денег — около сотни долларов, которые я вытащила из машины, оставленной во дворе дома одним из друзей или партнеров хозяина. Это было очень рискованно, но обошлось. Наверное, пропажу не заметили. Я приготовила веревку, чтобы спуститься со второго этажа, потому что на ночь все двери запирались, а на окнах первого этажа стояли решетки.
И вот в намеченный день, вернее ночь, я пробралась на второй этаж, открыла окно, привязала веревку за оконную ручку и благополучно спустилась на улицу. К рассвету я была в центре города и, дождавшись, когда откроются первые магазины, купила джинсы, майку и шлепанцы. Сменив свой турецкий наряд на европейскую одежду, я отправилась на автостанцию и к вечеру добралась до Анкары, где находилось наше консульство. Я не могла переночевать в гостинице — у меня не было никаких документов, на вокзале тоже было опасно — могла придраться полиция, поэтому пришлось ночь провести в парке, недалеко от центра, а утром отправилась в консульство. Вот, собственно, и все, — закончила Анна свой сбивчивый рассказ и замолчала, наливая себе новую порцию «Пино».
— Вернувшись домой, вы стали заниматься тем же, что и Венедиктов?
Она удивленно посмотрела на меня:
— Вы знаете о моем бизнесе?
— Такая у меня работа: знать, чем занимаются мои сограждане.
— Вы думаете, мне было легко на это решиться?
— Строить свое благополучие на страданиях других?
— Я настрадалась достаточно, пусть теперь другие страдают. — Она зло посмотрела на меня, выпуская изо рта тонкую струйку дыма.
— Хорошо, отложим мораль в сторону. Вы знаете, что вы в опасности?
— Венедиктов через своих дружков давно мне грозит, но я не думаю, что это серьезно.
— Там, где крутятся большие деньги, все серьезно, и, если вы не примете мер предосторожности, они просто уберут вас. После того, как я, по вашей наводке, стала интересоваться деятельностью «Дартура», меня уже дважды пытались убить.
Она в упор посмотрела на меня, но промолчала.
— Вы знаете, кто такой Горюнов?
— Его многие знают.
— Так вот, Леонид Максимович обещал разобраться с «Солнечным островом» некоему Камалю, а я полагаю, он свое слово держит.
Грачева, кажется, начала понимать всю серьезность происходящего, но держала себя в руках. Я налила себе минералки и, утолив жажду, спросила:
— Почему вы мне сразу все не рассказали?
— На это нелегко было решиться.
— Ладно, наш договор остается в силе?
— Конечно.
— Тогда я дам вам один совет. Было бы безопасней для вас, если бы вы на некоторое время исчезли из города. Вы можете это сделать?
— Могу, но мне нужно заехать домой.
— Этого лучше не делать. Вы пришли сюда пешком?
— Да. Я сейчас вызову машину. — Она достала из кармана миниатюрный сотовый телефон, потянула антенну, собираясь набрать номер.
— Не торопитесь. Сейчас мы выйдем вместе, оглядимся, если все в порядке, тогда будете звонить.
— Хорошо. — Она подозвала официантку и, видя, что я достаю деньги, остановила меня: — Нет, нет, плачу я.
После прохладного полумрака кафе улица показалась паровозной топкой, без разбора сжигающей деревья, машины, дома… Солнце било в глаза, и я достала очки. Моя машина стояла теперь не в одиночестве, ей составила компанию новенькая «десятка», а сзади приткнулись «Волга» и «Нива». Рядом нет жилых домов, и машины в этом месте ставят только посетители «Репризы». Пока мы обедали, в кафе пришли две молодые пары и один солидный мэн, который закончил обед раньше нас. Если все они приехали на машинах, то одна получается лишняя. Мне показалось, что этой третьей лишней была белая «Нива». Затемненные стекла были приоткрыты, но все же не позволяли видеть, есть ли внутри кто-нибудь или нет.
Мы сели в машину. Глядя в зеркало заднего вида, я плавно тронулась, объехала стоящую впереди «десятку» и на светофоре свернула направо. Когда я подъезжала к следующему светофору, белая «Нива» появилась из-за угла. Ну что ж, покатаемся. Чтобы убедиться в том, что ошибки нет, я еще на трех перекрестках свернула направо и оказалась на том же самом месте, от которого отъехала не более трех минут назад. «Нива» держалась за нами на расстоянии чуть больше полквартала.
Ну что, Татьяна Александровна, убедилась? Убедилась. Вот только вопрос — кого они пасут? Меня? Нет. Когда я подъехала, «Нивы» у кафе не было. Скорее всего Анну просто вычислили, пока мы обедали.
— Вы сказали на работе, где будете находиться?
— Да, в офисе знают.
— Понятно.
Наблюдая за моими маневрами, Анна молчала, но теперь, видимо, основательно сбитая с толку моими вопросами, поинтересовалась:
— Что-нибудь случилось?
— За нами следят.
— Кто?
— Скорее всего Горюнов.
— Горюнов? — В голосе Грачевой появились испуганные нотки.
— Ну, не лично, конечно. Его бойцы.
В потоке машин мы двигались в сторону Волги, мимо здания областной администрации и Театральной площади с монументом вождю революции. На этой же площади нынешние вожди, стремясь завоевать расположение православной части электората, как теперь модно называть избирателей, а может, чтобы замаливать собственные грехи, начали возводить христианскую часовню. «Нива» особо не приближалась, но и не отставала, словно соединенная с нами невидимым эластичным тросом. Обогнув площадь, я повернула в обратную сторону, рассудив, что нет никакого резона устраивать гонки на улицах города, а оторваться от преследования необходимо, для того чтобы быть спокойной за свою клиентку.
В «Ниве» поняли, что их заметили. Теперь за нами велось, что называется, открытое наблюдение.
Я направлялась в сторону Кумыски, рассчитывая на то, что нам удастся либо оторваться от преследователей, либо затеряться на лесных дорогах или в дачном массиве.
Пока мы ехали по городу, я несколько раз пыталась улизнуть от «Нивы», то увеличивая скорость, то делая обманные маневры, один раз мне почти удалось это сделать. Подъезжая к перекрестку на зеленый сигнал светофора, я сбавила скорость и, когда желтый уже начал подмигивать своим глазом, прибавила газ и пересекла улицу уже на красный, пытаясь отсечь «Ниву» поперечным потоком машин. Но движение в эти часы было небольшое, и она, нарушая правила, рванула за нами, едва не подставив бок уже тронувшемуся «КамАЗу». Вот и поворот, ведущий на Кумысную поляну. Дорога пошла круто вверх, и я, увеличив скорость, обогнала желтый «Икарус», наполненный неугомонными дачниками.
Несколько увлекшись ездой, я как-то забыла про Анну, а она сидела рядом, крутя в руках свой сотовый, выдвигая и убирая антенну. Я повернулась к ней:
— Приготовьтесь. Сейчас за поворотом будет ларек, я остановлюсь, вы сразу же выскакивайте из машины и прячьтесь за ним. Постарайтесь, чтобы из «Нивы» вас не заметили.
— А вы как же?
— За меня не волнуйтесь. Вы все поняли?
— Поняла.
— И не забудьте, вам необходимо на некоторое время исчезнуть. А теперь приготовьтесь. — Свернув направо, я резко затормозила. Грачева распахнула дверь и метнулась за ларек. Я в это время уже давила на педаль, и «девятка», оставляя резину на асфальте, сорвалась с места.
Вынырнувшая из-за поворота «Нива», не останавливаясь, пролетела мимо ларька. Несмотря на то, что я оказалась в роли преследуемой, я почему-то ощущала себя не жертвой, а скорее участницей азартной игры с очень высокими ставками.
Как меня учил один раллийный ас, призер множества международных гонок, управлять машиной можно научить даже медведя, но чтобы хорошо ездить, недостаточно знать теорию и иметь практику вождения, машину нужно чувствовать, сливаться с ней в одно неразделимое целое. Тогда и машина ответит тебе взаимностью, будет послушной и сделает, казалось бы, невозможное.
Промелькнули последние дома, и я свернула на широкую грунтовую дорогу, проходящую сквозь редкий дубовый лес.
Поднимавшаяся позади пыль скрыла «Ниву» в серо-белых клубах. Встречные машины испуганно шарахались в сторону от бешено несущихся им навстречу автомобилей. Впереди был незаметный поворот на извилистую дорогу, ведущую на другую сторону леса, и я, чуть сбавив скорость, свернула туда. «Нива» почти проскочила поворот, не заметив меня за пылевой завесой, но затем резко затормозила и, совершив сложный маневр, тоже въехала в лес. Мы на большой скорости прошли пару поворотов — «Нива» почти не отставала. Каждый раз, выезжая на прямую, я видела в зеркале ее мощный бампер, усиленный, как у джипов, блестящими никелированными трубами.
Отсутствие пыли в лесу было на руку моим преследователям — они могли теперь видеть меня. Они даже сделали несколько выстрелов в моем направлении, но, как оказалось, это были последние выстрелы в их жизни. На узкой извилистой дороге у переднеприводной «девятки» перед «Нивой», конечно, было преимущество. И когда на очередном повороте передок «девятки», послушный рулю, просто оттащил меня от летящего навстречу молодого дуба, растущего на самой обочине дороги, я услышала, нет, скорее не услышала (надрывный рев двигателя заглушил звук удара), а почувствовала передававшееся по земле сотрясение от налетевшей на ствол дерева «Нивы». Никого не увидев за собой после очередного поворота, я потихоньку стала сбрасывать скорость, пока совсем не остановилась.
Я высыпала содержимое своего рюкзачка на соседнее сиденье, взяла «макаров», взвела курок, сняла с предохранителя и, положив его так, чтобы был под рукой, включила заднюю скорость.
Передние колеса «Нивы» висели в воздухе, как будто она, словно неуклюжее животное, пыталась взобраться на дерево. Правая сторона была смята почти до ветрового стекла и приподнята, открытая левая дверца упиралась в землю, из проема вниз головой торчало тело молодого парня в черной майке. Я остановила машину, взяла пистолет и вышла на дорогу.
Из-за крови, стекавшей по его лицу, я не сразу его узнала. Это был Мутный. Он еще дышал, воздух с хрипом выходил из его груди. Его напарник сидел, откинувшись на спинку кресла, и не подавал признаков жизни. В правой руке он все еще сжимал «вальтер».
Я обошла «Ниву» сзади и через открытое стекло, осторожно, чтобы не испачкаться кровью, которая, казалось, была везде, приложила пальцы к правой стороне его шеи, рядом с ключицей. Пульс не прощупывался.
Вернувшись к Мутному, я ухватила его за майку и попыталась вытащить из машины. С третьей или четвертой попытки мне это удалось. Перешагнув через неподвижно лежащее тело, я заглянула в салон «Нивы» и достала пластиковую бутылку минералки. Сделав несколько глотков тепловатой жидкости, вылила остатки на окровавленное лицо Мутного.
Прошла еще пара минут, прежде чем он открыл глаза и попытался что-то сказать.
Наклонившись над ним, я посмотрела в его глаза:
— Мутный, ты узнаешь меня?
— Там… В машине… Сотовый… «Скорую»…
Снова пришлось перешагивать через него.
Пошарив в салоне, я нашла телефон и опять наклонилась к бандиту.
— Мутный, ты жить хочешь?
— Да… «Скорую»…
— Сначала ответь мне, кто убил Зайцева?
— Никто.
— Как это «никто»? Где же он тогда?
— В гараже… На даче у Вени.
— У кого?
— У Венедиктова… Быстрее… «Скорую», умираю… — Грудь Мутного со свистом поднималась и опускалась, он с трудом выдавливал из себя слова.
— Ладно, Мутный, не умрешь, будет тебе «Скорая». Только не забудь, кто тебе жизнь спас.
Я набрала «03» и минут пять объясняла, как найти место аварии. Снова повернувшись к Мутному, я произнесла:
— Ну, моли бога, чтобы они не задержались. Да, дорогой, а кого же тогда сожгли в крематории, а?
— Нашли… одного бомжа…
— Понятно.
На всякий случай «вальтер», который продолжал держать подельник Мутного, я бросила к себе в машину. Туда же положила сотовый; сегодня он мне пригодится.
— Не грусти, дорогой. — Я махнула на прощание Мутному и, с трудом развернувшись на узкой дороге, отправилась в обратный путь.
Когда я уже почти спустилась с горы, навстречу мне поднимался «рафик» «Скорой помощи». Значит, у Мутного есть шанс. Следом за «рафиком» пронеслась бело-синяя милицейская иномарка, сиреной и проблесковым маячком предупреждая зазевавшихся пешеходов и автомобилистов.
Когда я пересекла город и подъехала к даче, было около шести. Я остановилась в лесочке на старом месте и, достав телефон, набрала домашний номер Венедиктова.
После пятого гудка трубку сняли.
— Да.
— Могу я услышать Игоря Сергеевича?
— Я слушаю.
— Это Иванова. Вы меня помните?
— Кто, кто? А, сыщик в юбке… Что вам нужно?
— Я хочу с вами встретиться. Через час у вас на даче. Устроит?
— Что, что? — Венедиктов был возмущен. — Да ты… Да знаешь ли ты…
Я поняла, что про дискету он еще не знает.
— Игорь Сергеевич, будем взаимно вежливыми. Меня зовут Татьяна Александровна, у меня есть одна вещица, которая может вас заинтересовать.
— Вы что, переквалифицировались в коммивояжера? — В его голосе появились нотки слабого интереса.
— Господь с вами, Игорь Сергеевич, я хочу предложить вам эксклюзивную вещь, уникальный, так сказать, экземпляр.
— Послушайте, — он опять начал раздражаться, — если у вас есть что сказать — выкладывайте, и покончим с этим.
— Хорошо. Не будем тянуть время. Если бы вы не начали хамить, я бы сразу вам сказала. Дело в том, Игорь Сергеевич, что я у вас кое-что украла.
— Если вы что-то украли, то я заявлю на вас в милицию.
— Я и сама могу отнести эту маленькую вещицу в милицию. Я имею в виду ту самую штучку, что лежала в сейфе в вашем кабинете.
— Ты врешь! — заорал Венедиктов.
— Повторяю, меня зовут Татьяна Александровна. Если хотите убедиться — езжайте сначала в агентство, загляните в сейф, а я буду ждать вас на даче. Только предупреждаю, не делайте глупостей — приезжайте один. Вы меня поняли?
— Да. — Голос Игоря Сергеевича стал рыхлым и глухим.
Я нажала кнопку «отбой» и убрала антенну.
Выйдя из машины, я сняла пиджак, надела кобуру, сунула в нее «макаров», пошевелила корпусом, плечами, проверяя свободу движений, сверху снова надела пиджак. «Вальтер» в левый карман, в правый — баллончик с газом, иглу с сонным ядом и всю остальную мелочовку. Поработала немного правой рукой, проверяя ее подвижность, — закрепленная пластырем повязка стягивала кожу, но особых неудобств не доставляла.
Теперь нужно найти веревку. Я открыла багажник и, осмотрев его, в дальнем правом углу увидела то, что мне было нужно, — капроновый буксировочный трос, прочный и легкий. Сделав на одном конце петлю, я смотала его кольцами, чтобы удобнее было накинуть на решетку.
Я подошла к забору со стороны леса, накинула свое импровизированное лассо и, подтянувшись, заглянула внутрь. На террасе стояли стол и пара пластиковых стульев. Два наполовину пустых стакана и большая бутылка колы говорили о том, что все спокойно, я перелезла на участок и, быстро проскользнув вдоль забора, приблизилась к дому.
Входная дверь была заперта, и я подошла к воротам гаража, пристроенного к даче. На них не было никаких замков или задвижек, значит, запираются они изнутри. Я тихонько постучала по воротам ключами от машины и прижалась к ним ухом. Внутри послышалось движение, и я стукнула еще раз.
— Есть кто? — негромко спросила я.
— Да. А вы кто?
— Я пришла вас спасти. Вы можете открыть дверь?
— Нет. Заперта на замок.
— Сколько людей в доме?
— Обычно двое, точно не знаю.
— С какой стороны второй выход из гаража?
— Прямо напротив ворот.
— Хорошо, ждите.
Я обошла гараж и увидела два окна, одно из которых было приоткрыто. Заглянув туда, я поняла, что это кухня, и, открыв вторую створку, влезла внутрь.
Кухонная дверь была открыта, и я, достав «макаров» из кобуры, вышла в огромный двухсветный холл. Там не было перекрытия над первым этажом, а на уровне второго этажа по всему периметру холла шла открытая галерея, огороженная дубовыми перилами с тонкими изящными балясинами. На галерею с двух сторон вели лестницы. Бутылочного цвета ковролин с длинным упругим ворсом делал бесшумным каждый шаг. Где-то наверху работал телевизор.
Дверь в гараж была закрыта на массивную щеколду. Я отодвинула ее и толкнула дверь. За ней я увидела довольно высокого русоволосого парня с бледным осунувшимся лицом. Из одежды на нем были только джинсы, темно-синюю майку он держал в руках.
Я приложила палец к губам и кивнула ему головой, показывая, чтобы он следовал за мной. Я хотела пройти на кухню, чтобы обсудить ситуацию, но он, дернув меня за рукав, показал на соседнюю дверь. Мы вошли туда и оказались в маленьком помещении два на три метра, служившем скорее всего кладовой.
— Алексей, — коротко представился он.
— Я знаю. Меня зовут Татьяна, я работаю на Анну Грачеву. Вы ее знаете?
— Конечно. Это моя невеста.
— Это Венедиктов вас сюда упрятал?
— Да, но это было требование Горюнова, он не мог его ослушаться. Горюнов жестокий человек. А с дядей, я думаю, мы бы все уладили.
— Ладно, расскажете потом, если захотите. Стрелять умеете?
— Умею.
— Тогда держите. — Я достала «вальтер» и протянула ему. — Ну что, пошли? Посмотрим, чем занимается охрана.
— Сейчас. — Он положил пистолет на пол и, натянув майку, снова поднял его. — Я готов.
Осторожно ступая, мы стали подниматься по лестнице, пока не поравнялись с площадкой второго этажа. Подойдя к закрытой двери справа, я замерла на месте, приложив пальцы к губам. Чувствуя себя бесплотным призраком, я легонько толкнула дверь. Спасительный холод «макарова» и сдержанное дыхание Зайцева вернули меня к реальности. Я просунула голову, обвела взглядом пустое помещение. У окна черным лаком поблескивал старомодный рояль, на котором застыл прихотливый изгиб кованого подсвечника. На полу лежал ковер, диваны и кресла утопали в теплой синей мгле.
Мы бесшумно пересекли пространство, отделявшее нас от двери. Вдруг мой настороженный слух уловил доносившиеся из соседней комнаты приглушенный шум, возню, глухой прерывистый шепот и вздохи.
Едва мы приблизились к чуть приоткрытой двери, как внезапный грохот разбившейся бутылки ударил по стене тишины, опоясывавшей дачу, прорубая в тревожном ожидании брешь молниеносной догадки. Если этот грохот вызван неуклюжим движением, то налицо либо неловкость, либо пьянка, либо «внутрисемейная» разборка.
Переглянувшись с Алексеем и оттесняя левой рукой его к стене, правой я слегка надавила на поверхность двери, которая тихо и медленно подалась вперед, открывая весьма неожиданную и экстравагантную при данных обстоятельствах сцену.
Внутри царил столь же заманчивый полумрак, что и в той комнате, где мы находились, хотя бежевые вертикальные жалюзи относились к солнечным лучам более лояльно. Белый круп Жорика, которого я тут же узнала, ходил ходуном над беззащитным задом худого рыжеволосого парня, поверженного на ничем не примечательный стол, который шатался и кряхтел в свой черед, вторя бешеному ритму Жорика. Джинсы сего гиганта черным комком бессильно сгрудились ниже колен. Из этого темного «домотканого» месива, подобно корявым дубовым стволам, поднимались его напряженные ноги, незагорелая кожа которых сплошь была покрыта черными волосами. При каждом его бесцеремонном движении простертый на столе парень судорожно хватался за край стола, издавая какие-то тихие нечленораздельные восклицания, в которых слышались плотоядные отзвуки боли и удовольствия.
Бутылка, слетевшая со стола, была данью сумасшедшей страсти геев. Бычья шея Жорика, в которую я вперилась взглядом, постепенно багровела, от натуги все глубже погружаясь в массивные плечи. Ну, кто бы мог подумать! Я давилась смехом, осознавая нелепую комичность случая. Подавив несвоевременную улыбку, я повернула непроницаемое лицо к Алексею, явно терявшемуся в догадках, как бы уведомляя его о том, что пора вмешаться. И вот, когда победоносно-зловещий крик Жорика распорол мирный вечерний воздух, слившись с жалобно-исступленным возгласом рыжего парня, я шагнула внутрь и направила пистолет на «сладкую парочку», которая еще толком не очухалась от «любовной горячки». Сцена была достойна лучших французских комедий.
— Не двигаться. Буду стрелять!
Они замерли, но все-таки взглянули в мою сторону. Зайцев с «вальтером» в руке протиснулся в комнату за моей спиной и ошарашенно разинул рот.
— Кроме вас двоих, в доме кто-нибудь есть?
— Нет, — ответил Жорик, пытаясь наклониться к штанам.
— Я же сказала — не шевелись.
Он снова выпрямился, не зная, то ли поднять руки вверх, то ли прикрыть ими свое мужское достоинство.
— Отойди туда и встань лицом к окну, ты тоже, — кивнула я рыжему.
Они послушно повиновались, смешно семеня ногами и сверкая белыми ягодицами.
— Теперь можете одеться. Держи их на мушке, — бросила я Зайцеву, — я осмотрю комнату.
Два пистолета, об один из которых разбилась упавшая бутылка, лежали рядом со столом, недалеко валялись наручники и нож с выкидывающимся лезвием. Собрав этот «джентльменский» набор уголовников, я сложила все на диван, взяв в руки лишь наручники.
— У кого ключи от браслетов?
Рыжий полез в карман.
— Только не делай резких движений, — предупредила я его, — повернись и брось их сюда.
Я поймала ключи и протянула Зайцеву:
— Пристегни их к трубе, чтобы не наделали глупостей. А вы, голубки, — я уже обращалась к охранникам, — опуститесь на колени, живо!
Положив пистолет на стол, Алексей ловко приковал парочку к радиаторной батарее. Оставив «любовников» отдыхать, мы спустились вниз и сели в удобные мягкие кресла, стоявшие в холле.
— Чего мы ждем? — спросил Алексей.
— Сейчас приедет твой родственник, нужно бы отпереть ворота.
— Ага, я сейчас, — произнес Зайцев и вышел во двор.
Через минуту он вернулся и вопросительно посмотрел на меня.
— Вы не будете возражать, если я схожу на кухню, эти педики оставили меня сегодня без обеда.
— Конечно, о чем речь.
Не успел он еще скрыться за дверью, как ворота приоткрылись, и через стеклянную стенку я увидела входящего Венедиктова. Его былой лоск куда-то испарился, волосы были всклокочены, галстук сбился набок. Он почти бегом пересек террасу и кинулся ко мне.
— Где дискета?
— Погодите, Игорь Сергеевич, так дела не делают.
Лицо его побагровело, глаза налились кровью, в дрожащей руке откуда-то появился маленький дамский пистолет, который он направил мне в грудь.
— Верни дискету, убью! — Он явно не отдавал отчета в своих действиях.
Схватив его за кисть, я резко вывернула ее влево и назад, одновременно придерживая его локоть другой рукой. Он взвыл, выронил свой игрушечный пистолетик и упал на спину, потом сел на ковре, потирая больную руку. Я отшвырнула пистолет ногой и встала за спиной у Венедиктова. Зайцев с набитым ртом, бутылкой пива в одной руке и «вальтером» в другой выскочил на шум из кухни и в нерешительности остановился. Все это напоминало мне какой-то дешевый водевиль.
— Ну что, вы успокоились? — Я наклонилась к Венедиктову. — Я же сказала, что у меня есть к вам предложение. Вы можете выслушать меня?
— Хорошо, я вас слушаю. — Он поднялся с пола и со вздохом опустился в кресло.
— На данный момент ситуация сложилась следующим образом, — начала я. — У меня есть кое-что, что интересует вас, а вы можете сделать что-то, что интересно мне. В связи с этим у меня такое предложение: вы отпускаете Зайцева (хотя я это уже сделала) и оформляете ему все документы. Ведь, насколько я понимаю, среди живых он сейчас не числится, это — во-первых. Далее, вы забываете о существовании Грачевой и не напоминаете ей о себе, это — во-вторых, а я, со своей стороны, даю вам слово, что никогда и никто не увидит вашу красную дискету. Вы согласны?
— Хорошо, я согласен.
— А я не согласен, — услышала я за спиной голос Горюнова. Мягкий ковер сыграл-таки со мной свою злую шутку.
Оглянувшись через плечо, я увидела в нескольких метрах от себя холодный зрачок пистолетного дула, смотревшего мне прямо в лоб.
— Ну что, потаскушка, прощайся с жизнью. Ты меня уже достала… — Его указательный палец, лежащий на спусковом крючке, с роковой неумолимостью начал свое смертоносное движение.
«Нет, ты не можешь вот так просто взять и умереть», — только успела я подумать, как услышала выстрел.
«Мимо», — решила я, но тут же поняла, что ошиблась, выстрел прозвучал со стороны кухни.
Не замеченный Горюновым, Зайцев успел раньше его нажать на курок… но промахнулся. Леонид Максимович, резко повернувшись в его сторону, выстрелил два раза и, увидев, что Зайцев выронил пистолет и схватился за плечо, снова стал разворачивать ствол в мою сторону. Но меня там уже не было. В тот момент, когда Горюнов выстрелил в Зайцева, я что было сил оттолкнулась и прыгнула вдоль пола, на лету доставая из кобуры свой «ПМ». Еще до того, как мое тело коснулось ковра, я сделала свой единственный выстрел. Пуля пробила голову, и уже мертвое тело Горюнова, отброшенное назад, проломив стекло, выпало на террасу.
* * *
Утро было в самом разгаре, когда я открыла глаза. Я встала и, набросив халат, отправилась в ванную, наслаждаясь спокойствием этого часа. Я еще не успела дожевать бутерброд с ветчиной, когда раздался звонок в дверь. Обжигая губы и язык, я торопливо глотнула кофе и побежала открывать. На пороге стояли, держась за руки, Зайцев и Грачева.
— Проходите. — Я приветливо улыбнулась, приглашая их в гостиную.
Рассевшись по креслам, мы выдержали минутную паузу, и только после этого я, взглянув на сияющую от плохо скрываемой радости Грачеву, сказала:
— К сожалению, отчет еще не готов, я хотела…
— Ну что вы, какой отчет, — не дав мне договорить, воскликнула Анна, — вы наша спасительница! — добавила она в свойственной ей эксцентричной манере. — Мы с Алексеем пришли, чтобы поблагодарить вас. Кроме оговоренного нами гонорара, я бы хотела… ну, в общем, вот. — Открыв сумочку, она достала конверт и положила на столик передо мной.
— Что это? — спросила я с мягкой улыбкой.
— Ваша премия, тысяча долларов, вы ее заслужили. — Она смущенно подвинула конверт.
— Благодарю, но теперь, после всего, вы можете быть со мной полностью откровенной? Когда вы пришли ко мне в первый раз, вы знали, что Алексей жив?
Зайцев удивленно взглянул на Грачеву, которая явно не ждала подобного вопроса.
— Игорь Сергеевич сумел убедить Горюнова не убивать Алексея, пообещав, что он не пойдет в милицию. Гибель Алеши была инсценирована Горюновым, чтобы в случае, если ситуация сложится неблагоприятно, без помех разделаться с ним. — Грачева тяжело вздохнула, как бы отгоняя от себя дурные воспоминания.
— Благодаря вам все это теперь в прошлом, — присоединился Зайцев.
* * *
— Ну, как тебе жизнь частного сыщика? — спросила я лукаво Эрика, когда мы этим же вечером сидели за столиком летнего кафе в центре города.
— У меня за сутки знакомства с тобой впечатлений больше, чем за год жизни в Америке. — Он с улыбкой взглянул на меня и, перегнувшись через столик, нежно поцеловал.
notes
