ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Милехин жил всего в трех кварталах от моего дома. Припарковав свою машину рядом с уже стоявшими здесь автомобилями, я направилась к нужному подъезду. Алексей Привольнов уже ждал меня у входа.

– Татьяна Александровна, только, прошу вас, недолго. Владимир Петрович очень занят, у него сегодня важное дело, – предупредил сразу же Алексей, всем своим видом выражая нетерпение и увлекая меня в глубь подъезда.

– Слушай, Леша… – Я специально остановилась, чтобы мои слова как следует дошли до собеседника. – Я начинаю всерьез думать, что Милехин не заинтересован в расследовании смерти дочери.

Повинуясь моему импульсу, остановился и Привольнов.

– А может быть, Леша, ты что-то от меня скрываешь? – подозрительно глядя на него, спросила я.

– Что, например? – спросил в ответ он.

– Ну, насчет своей связи с Олесей… Теперь на очереди Кристина.

– А что Кристина? – По виду Привольнова было явно видно, что он нервничает.

– Я, во-первых, советовала бы тебе бросить адвокатскую практику.

– Почему? – искренне удивился Привольнов.

– Потому что юрист не имеет права на такие прозрачные реакции, как у тебя. Но это как бы не главное… А главное, что ты когда-то, оказывается, был трудным подростком. В компании с Кристиной Воронковой.

После этих слов Алексей как-то сразу обмяк, а его уши покраснели.

– Ну, это было давно, – смущенно сказал он. – И не имеет никакого отношения к нашему делу.

– А твоя связь с Кристиной имеет? – в лоб спросила я. – Только не пытайся меня уверить, что между вами ничего не было! Я видела фотографию, на которой вы изображены вместе, причем ваши жесты говорят не просто о невинной дружбе между мальчиком и девочкой! Кстати, тебе ли не знать, что за связь с несовершеннолетней грозит реальный срок? Сколько лет тогда было Кристине, а? Тринадцать? Нехорошее число, Лешенька!

Привольнов испуганно хлопал глазами, ошеломленный потоком обрушившихся на него обвинений. А я продолжала наседать:

– Вы и сейчас с Кристиной любовники?

– Нет, вы что! – отшатнулся Алексей.

– Тогда что? Что вас связывает?

– Ничего. Ничего, кроме того, что она – жена моего начальника.

– С которой ты вместе в юности потрошил добропорядочных коллекционеров, – с усмешкой закончила я.

– Вы что, подозреваете меня? – вытаращился на меня Привольнов.

– Пока что ты из списка подозреваемых не исключен, – сухо ответила я. – Хотя на первое место в нем перемещается не кто иной, как сам Милехин.

– Да вы что? – пуще прежнего изумился Привольнов.

– Ты знаешь, что Олеся спала с ним?

– Что? Что вы сказали? – Я физически почувствовала, что Привольнов испугался.

– Что слышал, – огрызнулась я. – У вас тут вообще очень интересная компания подобралась, я смотрю. Бывшие домушники и действующие извращенцы. Но ладно, я все равно со всем этим разберусь. Да, и еще… Почему ты скрыл от меня, что сам в свое время встречался с Олесей?

Привольнов покраснел, опустил голову и сказал:

– Да мы и не встречались в прямом смысле этого слова. Ну, было-то пару-тройку раз. Надо же было когда-то девчонке во взрослую жизнь входить. Но… То, что вы мне рассказали, – это чудовищно!

– Разберемся, – сухо произнесла я и, обойдя стоявшего в растерянности Привольнова, пошла вверх по лестнице.

– Подождите, Татьяна Александровна, – дернул он меня за рукав. – Откуда вы узнали? Это же невероятно!

– Неважно, – отрезала я. – Могу лишь сказать, что пока имя убийцы Олеси я не знаю. Известно лишь, что это женщина. Но она – исполнитель. А кто ее нанял – мне предстоит выяснить.

– Что за женщина? – с еще большим испугом спросил Привольнов.

– Да не бойся ты так, – улыбнулась я. – Если ты ни при чем, чего бояться-то? Пойдем, у меня тоже не слишком много времени, а успеть поговорить с господином Милехиным надо о многом.

И решительно направилась вверх. Алексею ничего не оставалось, как последовать за мной.

Как только Привольнов нажал кнопку звонка, дверь распахнулась. На пороге стоял хозяин квартиры, Владимир Петрович Милехин.

– Здравствуйте, – с достоинством произнес он. – Проходите.

Привольнов представил меня и выжидательно посмотрел на патрона. Тот неопределенно кивнул ему в сторону кухни. Помявшись около порога, Алексей снял ботинки и направился в указанном шефом направлении.

Милехин же повел меня в свой кабинет. В этот момент дверь кабинета распахнулась, и на пороге появилась изумительно красивая чувственная брюнетка лет двадцати пяти. Она улыбалась приветливо, но в то же время достаточно холодно. Я сразу же узнала Кристину, хотя видела ее всего однажды, в полутемном зале ресторана. Да и еще на фотографии в альбоме Алексея Привольнова. Это она была той густо накрашенной девочкой, тесно прижавшейся к своему спутнику…

– Вовчик, у нас гости? – спросила красавица, не спуская с меня глаз.

Милехин нахмурился.

– Кристина, – строго сказал он, – у меня важный разговор. Конфиденциального характера.

– С какой это поры ты стал таким скрытным? – ехидно спросила красавица.

Милехин ничего не стал отвечать и сдвинул до предела густые брови. На мой взгляд, это означало, во-первых, что отношения в семье далеки от идеальных, а во-вторых, что Кристине следовало повиноваться. Что она в принципе и сделала – немного поколебавшись, исчезла на кухне.

«Интересно, что ей сейчас скажет Привольнов, – подумала я. – После того, что я ему наговорила».

– Это моя супруга, – слегка смущенно сказал Милехин.

– А я думала – еще одна ваша дочь, – не сдержавшись, съехидничала я, наплевав на безоценочный подход: слишком раздражало меня поверхностное отношение Милехина как к жизни вообще, так и к расследованию смерти дочери, им же инициированному в частности.

Лицо Милехина окаменело.

– Моя личная жизнь вас не касается, – сухо сказал бизнесмен.

– Извините, – не стала настаивать я. – Вы абсолютно правы – меня это не касается. Но… Владимир Петрович, у меня появилось к вам несколько вопросов, ответы на которые мне бы хотелось получить сейчас. Я провела определенные следственные действия…

– Какие вопросы? – перебил меня Милехин, демонстративно взглянув на часы.

«Все понятно, господин бизнесмен, – с сарказмом подумала я. – Сейчас будем показывать, какие мы крутые. Занятые, мужественные, солидные, основательные… Фу-ты, ну-ты, и всякое такое… А вот фигушки тебе, индюк надутый! – неожиданно рассердилась я. – Сейчас я тебя так прижму, что тошно станет!»

– Для начала два простых, – начала я совершенно невинным и спокойным тоном. – Какой размер обуви вы носите и какие сигареты курите?

Милехин взглянул на меня удивленно, словно хотел спросить, зачем мне это надо. Однако не спросил и ответил:

– Размер обуви ношу сорок пятый. Сигареты курю обычно «Парламент». Из тех, что попроще, – «Золотая Ява» или «Мальборо».

– А «Приму» курите?

– Никогда, – презрительно оттопырил нижнюю губу бизнесмен. – Разве что в студенческие годы от безденежья…

– Спасибо. А теперь такой вопрос: как близко вы знакомы с соседом вашей матери Александром Замараевым?

– Практически совсем незнаком, – ответил Милехин. – Когда родители получили ту квартиру, я прожил с ними всего три месяца. Сашка тогда еще не был соседом матери. Мне же вскоре досталась квартира от умершей бабушки. Я женился на Кларе и ушел от родителей к себе, поэтому Сашку за все годы соседства видел мельком раз пять-шесть. А что, он в чем-то замешан?

Уловив напряжение в голосе Милехина, я поспешила его успокоить:

– Нет-нет… Теперь скажите, пожалуйста, Владимир Петрович, сколько денег вы обычно давали Олесе на расходы? Хватало ли ей этих денег?

Милехин взглянул на меня с возмущением:

– Конечно, хватало! Когда Олеся жила дома, я на мелкие расходы давал ей обычно по десять тысяч рублей в месяц. Если дочь хотела купить себе что-либо из одежды, она говорила мне – и я либо давал ей деньги, либо шел вместе с ней куда надо и платил. Но с тех пор, как Олеся стала жить отдельно, я стал давать ей больше. Как вы понимаете, этого вполне достаточно, учитывая, что я покупал ей одежду и оплачивал учебу, телефон и Интернет.

– Владимир Петрович, мне известно, что после развода с Севастьяновой вы платили деньги своей бывшей жене за то, чтобы она никогда не виделась с Олесей, и платили до совершеннолетия дочери. После Олесиного восемнадцатилетия вы когда-либо встречались с Кларой? – поинтересовалась я.

– Нет, – процедил Милехин. – Век бы ее не видеть.

– Значит, вам неизвестно, на какие средства жила Севастьянова последние четыре года, то есть от Олесиных восемнадцати лет до ее двадцати двух…

– Нет, неизвестно, – ответил Милехин. – Меня это, признаюсь, совершенно не интересует.

– А жаль, – сказала я. – Надо было бы поинтересоваться.

Милехин сразу насторожился:

– Есть что-то такое, о чем я не знаю?

– Да, есть. Дело в том, что последние четыре года Севастьянова жила на деньги, которые вымогала у вашей дочери путем шантажа.

Лицо Милехина побагровело. Казалось, его вот-вот хватит удар.

– Я убью ее, – выдохнул он. – Чем она шантажировала мою дочь?

– Здесь мы переходим к самому интересному, Владимир Петрович.

Я вынула из сумочки флэшку.

– У вас, я полагаю, есть дома компьютер?

– Да, есть… В соседней комнате.

– Думаю, нам стоит пройти туда. У меня есть что показать вам.

Милехин снова поглядел на часы.

– Это очень важно, – с чуть заметной усмешкой сказала я. – Уверяю вас.

Милехин пожал плечами и сделал широкий жест в сторону двери. Я встала и пошла с ощущением предвкушения победы. Моральной победы над этим самодовольным нуворишем.

– Так чем же она шантажировала Олесю? – повторил свой вопрос Милехин, пока компьютер загружался.

– Тем, о чем Олеся пишет в этом файле, – навела я мышь на название «diary.doc».

– Не понимаю.

– А вы откройте файл, – подвинула я мышь.

Милехин нахмурился и неохотно кликнул мышью.

– Тем, что всем расскажет, будто вы сделали Олесю своей любовницей, – не удержалась я и проговорила самое главное сама.

– Что?! – Глаза Милехина настолько округлились, что я неподдельно испугалась за состояние его сердечно-сосудистой системы. – Что вы сказали?

Я всего лишь кивнула на экран, где уже был загружен текст со всеми физиологическими и хронологическими подробностями инцеста.

Однако Милехин не смотрел туда, он был поглощен тем, что ему только сказали.

– Дрянь! – выругался Милехин, стукнув кулаком по столу. – Боже, какая дрянь! Бедная моя девочка! Четыре года платить матери, чтобы уберечь меня от тюрьмы! Она знала, что я убью Клару, как только узнаю.

Я еще раз обратила внимание хозяина дома на монитор.

– С учетом того, что вы сейчас сказали, то, что здесь написано, конечно, не соответствует действительности? – спросила я. – Это дневник Олеси, если вы не в курсе…

Милехин склонился над монитором. В его глазах я прочитала неподдельный ужас. И почувствовала, что ему необходимо уступить место. Я встала, а сгорбившийся бизнесмен опустился на стул. Он читал молча, глотая слюну.

Дочитав до конца, он обернулся ко мне и внезапно выкрикнул тонким голосом:

– Это чудовищная ложь! Ложь! Провокация! Немыслимая каверза! Олеся не могла написать такого!

– Скажите, Владимир Петрович, ваша дочь не стояла на учете у психиатра? – спокойно продолжала я. – Она была наркоманкой?

– Нет! Нет! – кричал Милехин. – Это подстроено, все подстроено, все против меня!

– Кто против тебя? В чем дело? – В комнату заглянула встревоженная Кристина.

За ней выглядывал Привольнов, который был напуган не меньше.

– Пошли все вон! – заорал Милехин и схватился за сердце.

Лицо его побагровело, и он стал задыхаться.

– Вызови «Скорую», – бросила я в сторону Привольнова.

Тот без лишних слов поднял телефонную трубку.

– Что вы ему наговорили? – недружелюбно спросила Кристина. – Кто вы вообще такая?

– Детектив, – невозмутимо ответила я. – Занимаюсь расследованием смерти Олеси Милехиной.

Кристина смерила меня злым взглядом и подошла к мужу. Тот сидел в кресле, мотая головой из стороны в сторону с закрытыми глазами.

– Ничего, успокойся, скоро все будет хорошо, – пробормотала Кристина, разминая ему пальцами грудную клетку.

И тут ее взгляд упал на монитор компьютера.

– Что? Что это такое? – испуганно спросила она.

– Потом прочитаете, – сказала я. – Сейчас займитесь мужем…

«Скорая» прибыла достаточно быстро. Врачи, проведя необходимые диагностические процедуры, успокоили всех, сказав, что парочки уколов в данном случае будет достаточно. После чего бригада эскулапов благополучно отбыла.

Как только Милехин пришел в себя, то сразу попросил удалиться Привольнова и Кристину. Они вышли, и бизнесмен, глядя на меня достаточно осмысленным взором, заявил:

– Татьяна Александровна – так, кажется, вас зовут?

– Совершенно верно, можно просто Татьяна, – ответила я, заметив, как изменился тон Милехина: в нем не ощущалось никакой снисходительности, а, напротив, появилось уважение.

– Так вот, Татьяна Александровна, я заверяю вас, что все это ложь, – сделал он жест в сторону компьютера.

– Но файлы были запаролированы, – попробовала возразить я и тут неожиданно бросила взгляд на время, когда было сделано последнее изменение в файле.

И тут меня словно током ударило: 27.04! Двадцать седьмое апреля! Спустя почти месяц после смерти Олеси, сразу после начала моего расследования! Это означало, что изменения в тексте сделаны кем-то другим.

Ведь компьютерный текст нельзя идентифицировать подобно письменному! Время, время! Как же я могла упустить такой момент с самого начала!

Я внутренне досадовала, но решила не признаваться Милехину в ошибке. В конце концов, разговор необходим. И пускай ценой сердечного приступа, но я должна была вывести Милехина на откровенность.

С учетом новых данных я должна менять тактику. Инцест уже не казался мне бесспорным фактом. Возможно, все это действительно ложь. К тому же я имела свидетельство, полученное от Александра Замараева: Олесе сделала укол какая-то блондинка. Следовательно, отпадают версии наркомании и самоубийства.

Я еще раз открыла файл и сравнила стилистику. Действительно, то место, где говорится непосредственно о том, как это происходило, сильно отличалось от других строчек. Там писала наивная девочка, здесь – прожженная, примитивная особа, не умеющая художественно выразить свои ощущения.

Но у меня оставалось еще несколько вопросов, которые не успела задать из-за того, что Милехину стало плохо. И я продолжила разговор:

– Владимир Петрович, скажите, вы знали о том, что Олеся беременна?

– Нет, – дрогнувшим голосом ответил Милехин, удивленно воззрившись на меня. – Откуда вам это известно?

– От Елисея Державина, – пояснила я. – Значит, вам она ничего не говорила…

А про себя подумала о том, что это может означать. Итак, Олеся не хотела делиться с отцом столь интимными вещами. Но почему? Потому что тот не одобрял ее связи с Елисеем? Или просто потому, что вообще утратила доверие к отцу? Вряд ли я получу подлинный ответ на этот вопрос – он слишком личный, чтобы его знал кто-то еще, кроме самой Олеси. Да, кстати, с беременностью вообще складывается странная ситуация – была она все-таки или нет? Я ведь так и не побеседовала с судмедэкспертом, исследовавшим тело Олеси. Надо бы сделать это побыстрее. Но пока я вернулась к беседе с Милехиным:

– Скажите, а что вам вообще известно о ее отношениях с Елисеем?

– Олеся говорила мне незадолго до смерти, что они решили пожениться. Я тогда не стал заострять свое внимание на этом вопросе, решил заняться им всерьез по возвращении. Я сейчас даже думаю, что Олеся выдумала беременность, чтобы добиться своего и выйти замуж.

– А что, ей нужно было добиваться? – приподняла я бровь.

Милехин раздраженно махнул рукой.

– Молодые девушки всегда идут на какие-нибудь ухищрения!

– Так уж и всегда? – недоверчиво прищурилась я. – Уж простите, может быть, меня и нельзя назвать слишком молодой девушкой, но могу сказать, что на подобные меры идут обычно тогда, когда не уверены в чувствах партнера. А разве у Олеси были основания считать отношения с Елисеем непрочными?

– Олеся вообще заблуждалась насчет этого человека! – категорично, но абсолютно нелогично заявил Милехин.

– Почему вы были против замужества дочери? – прямо спросила я.

– Я был не против ее замужества, а не согласен с ее выбором, – поправил меня Милехин.

– Почему? У вас есть какие-то факты, убедительные аргументы?

Бизнесмен пожал плечами:

– Бывают необъяснимые симпатии и антипатии. Парень, которого выбрала Олеся, вроде бы был неплохой, но у меня к нему душа не лежала. Я хотел, чтобы моя дочь вышла замуж за моего адвоката Алексея Привольнова – вот его я люблю и уважаю.

– Но Олеся-то любила и уважала совсем другого человека! – подчеркнула я. – И именно ей предстояло выходить замуж, а не вам!

– Олеся, как влюбленная девушка, не могла рассуждать объективно! – поморщился Милехин.

«Да нет, Владимир Петрович, мне кажется, это вы не способны рассуждать объективно. Причем во всем», – мысленно усмехнулась я.

Переубеждать бизнесмена было бесполезно, я понимала это прекрасно, и лишь посочувствовала мысленно Олесе за то, что ей приходилось отстаивать собственные интересы перед таким человеком, как ее отец. Есть два мнения: мое и неправильное – вот, видимо, его девиз. Ему даже проще считать, что Олеся выдумала беременность, чтобы привязать Елисея, чем признаться самому себе, что дочь просто не хотела делиться с ним.

«Ой ли? – снова подумала я и снова решила как можно скорее прояснить этот вопрос у эксперта. – Может быть, она и впрямь все выдумала? Или Елисей? Но зачем?»

Увы, пока даже мало-мальски четкого предположении не вырисовывалось.

Понимая дальнейшую бесперспективность дискуссии на тему «Кто лучше: Елисей или Алексей», я решила зайти с другого конца и сказала:

– Владимир Петрович, а вы знаете, что у вашего любимого и уважаемого адвоката не совсем чистое прошлое?

– Да, знаю, – ответил Милехин. – Он сам мне обо всем рассказал. То было давно и по глупости. Сейчас Привольнов совсем другой человек. У меня нет оснований не доверять ему.

– Какие взаимоотношения у Привольнова с вашей супругой Кристиной?

Губы Милехина дрогнули в улыбке:

– Они много лет знают друг друга. Я подозреваю, что Кристина даже влюблена в Привольнова. Правда, она делает вид, будто без ума от меня. Но я же не вчера родился.

– И вас это устраивает? – удивилась я.

– Давайте не будем об этом, – попросил Милехин. – Еще раз повторяю – этот файл лживый, насквозь лживый!

– Владимир Петрович, скажите, как велико ваше состояние? – перевела я разговор на другую тему, тоже весьма важную и пока что не затронутую мною.

– Немаленькое по современным меркам, но и не такое большое, как думают многие, – ответил Милехин.

– У вас имеется завещание?

– Да, имеется.

– Кто все унаследует в случае вашей смерти?

– Мой сын Никита.

– А до смерти Олеси кто должен был все унаследовать?

– Поровну Олеся и сын.

– И еще, самое последнее… Владимир Петрович, с чем связаны ваши последние трудности в бизнесе?

– Кто вам рассказал? – быстро и резко спросил Милехин.

– Неважно, – тут же парировала я, не давая привыкшему к жесткому общению бизнесмену перехватить инициативу.

– Это не имеет никакого отношения к убийству Олеси, – упрямо заявил Милехин.

– Ну, ладно, – тут же согласилась я. – Я оставлю вас. Выздоравливайте.

Я почувствовала, что должна переварить полученную информацию. Пора оставлять Милехина в покое. Тем более что в таком состоянии ему противопоказано нервничать. Вряд ли он станет откровенничать со мной по поводу своих рабочих проблем: он ясно дал понять, что не станет распространяться.

И насчет неполадок в бизнесе, видимо, придется выяснить у Привольнова. А учитывая, что Милехин не хочет говорить на эту тему, узнать нужно обязательно.

Когда Милехин заснул, я попала в цепкие объятия Кристины. Конечно, в фигуральном смысле. Молодая жена бизнесмена настойчиво пригласила меня поговорить. Я, разумеется, согласилась. Черноволосая красавица была последним фигурантом этого дела, с которым я еще не имела беседу.

– Итак, Татьяна, рассказывай, что ты раскопала, – достаточно бесцеремонно начала Кристина.

– С какой стати? – любезно улыбнулась я. – Ведь не ты меня наняла.

Я решила тут же перейти с Кристиной на «ты», поскольку, во-первых, та себе позволила это первой, а во-вторых, нужно поставить задравшую нос соплячку на место. Разумеется, я не собиралась опускаться до ее дворового сленга. Вежливая твердость и спокойная уверенность – вот главные инструменты в поведении с подобными людьми.

– Дело касается всех, – отрезала Кристина. – То, что я прочитала там, для меня, конечно, не такая уж новость, но…

– То есть ты знала обо всем этом?

– Догадывалась.

– По каким признакам?

– Скорее даже подозревала, – поправилась моя собеседница. – Мне мать Олеси об этом говорила под большим секретом. Когда пьяная была… Я тогда не поверила.

– А с мужем на эту тему ты не говорила?

– Зачем старика травмировать? – цинично усмехнулась Кристина. – Было – не было, теперь никто не узнает. Милехин все равно не признается. Вот только кто Олеську грохнул – непонятно.

– Да, – согласилась я. – Пока.

– Конечно, вы можете меня подозревать сколько угодно, – смело взглянула Кристина в мои глаза, неожиданно переходя на «вы». – Только все это ерунда. Никто из семьи ее не убивал, – она подчеркнула слово «семья». Затем перешла на доверительный тон, склонилась ко мне и продолжила: – Вообще, Олеська была скрытная, не от мира сего. Героином вполне могла баловаться. И нет тут ни фига никакого убийства. Да и вообще, нужно проверить этого ее летчика Елисея. Ты с ним встречалась, разрабатывала, как у вас говорят, версию?

– Встречалась.

– И что?

– Ничего, – так же спокойно и коротко ответила я.

– Что значит ничего? – раздражилась Кристина.

– А то, что он, похоже, ни в чем не виноват. Он любил Олесю, искренне любил.

– Наркоманы вообще искренне любят, – ехидно возразила Кристина. – «Хочешь, я убью са-седей, что ме-шают спать?» – пропела она неожиданно. – Знаете такую песню? Между прочим, тоже о любви, и та, которая ее поет, посвятила песню своему парню-наркоше.

Я не стала возражать, хотя на этот счет у меня было вполне определенное мнение. Не стала говорить Кристине и о том, что в деле имеется свидетель, который видел некую блондинку в квартире Олеси в день убийства.

– И потом, Татьяна, – продолжила Кристина. – У меня нет, как это говорят, мотива.

– Это насчет Олеси? – уточнила я.

– Да. Зачем мне ее убивать? Наследство все равно достанется не мне – это, я думаю, ты уже у Милехина узнала.

Я кивнула.

– Так что… – развела руками Кристина. – У меня, правда, нет алиби. Когда я узнала время смерти Олеси, то боялась, что меня будут подозревать в первую очередь. Сама понимаешь, отношения у нас сложились своеобразные.

Она вздохнула и усмехнулась краешками губ.

– Да я и не ставлю тебя на первое место в списке подозреваемых, – постаралась развеять ее сомнения я. – А отношения у вас действительно своеобразные.

Кристина, похоже, успокоилась и даже улыбнулась.

– То, что Милехин спал со своей дочерью, – мне сейчас, откровенно говоря, безразлично, – махнула она рукой. – Лишь бы мой Вовчик не отправился вслед за ней туда.

Кристина красноречиво показала рукой на небо.

– Горе-то, сама понимаешь, немалое, – заключила она. – Дочь потерять. А мне его терять – совершенно не резон. Понимаешь, я здесь живу и все имею, лишь пока он жив. В завещании я даже не упоминаюсь! И поэтому должна его холить и обихаживать, трястись над ним и в попу ему дуть, чтобы он подольше прожил! А тут такое волнение – смерть единственной дочери!

– Но у него же есть еще сын, Никита, – напомнила я.

– Есть, – кивнула Кристина. – Только это не то. Олеську-то он с пеленок, считай, один тянул, с горшка поднимал. А Никиту толком и не воспитывал – он с мамашей отдельно живет.

– Кристина, а ты не заговаривала с мужем насчет завещания? – осторожно спросила я, прекрасно понимая, что правду мне девушка вряд ли скажет в столь щепетильном вопросе: мне нужно было лишь проследить за ее реакцией. – Почему бы ему не включить тебя в число наследников? Ты же законная жена.

– Говорила, – с мрачным вздохом ответила Кристина, и я поняла, что это правда – наверняка говорила, и не раз. Причем, скорее всего, с нажимом и вызовом.

– И что же?

– Ничего хорошего! – буркнула Кристина. – Он каждый раз спрашивал в ответ: «А ты что, смерти моей ждешь?» А я как дура каждый раз отвечала – нет, мол, не жду! Он мне: «А что тогда беспокоишься?» Тут я вообще как дура глазами хлопаю! А он мне: «У меня дети есть, я должен об их будущем думать. А ты и так все имеешь!» А у меня, значит, нет будущего? – Кристина уставилась на меня, но тут же спохватилась.

– То есть ты свое будущее рассматриваешь отдельно от Милехина? – чуть усмехнувшись, уточнила я.

Кристина слегка смутилась, но быстро овладела собой и продолжила немного вызывающим тоном:

– А что, я не права, да? Мне разве не надо об этом думать? Слушай, Татьяна, давай начистоту, а? – Она пристально посмотрела мне в глаза.

– Давай, – пожала я плечами. – Только рада буду.

– Так вот… – Кристина покачала длинной ножкой. – Положа руку на сердце: понятно же, что Милехин умрет раньше меня! Ему же уже под пятьдесят! И что я буду делать? Это сейчас мне двадцать три, а если тогда будет сорок? Кому я буду нужна? И если Милехин не собирается думать обо мне, приходится самой!

– И что же ты надумала? – осторожно полюбопытствовала я.

– Думаю, надо потихоньку деньги копить, – призналась Кристина. – Шмоток и цацек у меня в принципе достаточно. Тачка новая. Правда, устареет, но это не страшно – новую купит. Так что можно бы потихоньку откладывать. Я с Лешкой хотела посоветоваться по этому поводу, но он, гад, мямлит только, не хочет помогать!

– А ты давно знакома с Привольновым? – повернула я разговор в другую плоскость.

– Давно, мы вместе в школе учились, – пожав плечиком, спокойно ответила Кристина. – Одно время он в Олеську втюрился, ходил за ней хвостом. Она, правда, в ответ ничего. Так и кончилось все у них, едва начавшись. Вот тут Милехин-то обломался! – хохотнула она. – Он-то хотел, чтобы они поженились!

– А ты?

– А что я? – недоуменно посмотрела на меня Кристина.

– Тебе нравится Алексей? – в упор спросила я.

– Как мужик, что ли? – улыбнулась Кристина. – Ну да, он симпотный такой. А если вы о чем-то большем… Надо быть круглой дурой, чтобы променять шефа на подчиненного! Милехин не в пример круче Привольнова!

Вывод из этих слов был незатейлив: ни о какой любви к мужу со стороны Кристины и речи не шло. Собственно, это и раньше было понятно. Не заметила я, однако, и горячего чувства Кристины к Алексею. И все же что-то их связывает и в настоящее время, не только криминальные дела минувших дней… Но спрашивать об этом Кристину я считала тактически неверным. Она и так уже порой откровенно пробалтывалась в некоторых нюансах, сама заметила и наверняка закроется после вскрытия столь неприятной темы.

– А ты сама хочешь детей от мужа? – неожиданно спросила я.

– Зачем? – простодушно удивилась Кристина.

И тут же, видимо, просчитав в уме, что ответ ее был слишком откровенным, поправилась:

– Понимаешь, дело это серьезное… Не знаю, кстати, хочет ли сам Милехин. Мы с ним на эту тему не говорили. А тебя-то почему интересует? Что, это имеет отношение к делу?

– Нет, это в общечеловеческом смысле, – возразила я и поднялась со стула, давая понять, что разговор окончен.

– Спасибо за беседу и информацию.

– Не за что, – фыркнула Кристина и вышла в прихожую, чтобы проводить меня.

Тут из кухни выглянул Привольнов.

– Татьяна Александровна, я вам нужен? – спросил он с оттенком подобострастия.

– Нет, Лешенька, теперь я справлюсь сама, – ответила я, глядя ему прямо в глаза. – Ты свою миссию уже выполнил.

И, попрощавшись с Кристиной и Привольновым, покинула квартиру Милехина.