ГЛАВА 5
Молодой человек с грустными глазами вот уже два часа валялся на диване и устремлял свой взгляд в невидимую точку за окном. Из созерцательного состояния его вывел звонок в дверь. Молодой человек перевел взгляд на журнальный стол, стоявший напротив дивана и заставленный предметами довольно странными на первый взгляд: прозрачный шар, старинные весы с двумя чашами, подвешенными на цепочках, для взвешивания очень легких и небольших предметов, самодельная пирамидка, высотой около полуметра, карты, разноцветные бусины, огарок свечи на высоком бронзовом подсвечнике. Все это, а еще чучело вороны, стоявшее на серванте, по большей части в дело не употреблялось и, может показаться, захламляло комнату. Но все эти загадочные вещи призваны были радовать и вдохновлять клиентов астролога Бориса Рахметова. Именно так звали молодого человека.
– Здравствуйте, Борис Алексеевич, – сухо произнесла стоявшая на пороге женщина лет тридцати-тридцати пяти.
Из толпы других дам ее возраста она выделялась необычной прической, состоявшей из двух торчавших вверх небрежно заплетенных косичек, стянутых ленточками разного цвета: одна голубой, а другая – желтой. Кроме того, женщина красила волосы в рыжий цвет, чем дополняла свое сходство с героиней повести Астрид Линдгрен Пеппи-Длинныйчулок.
– Здравствуйте, Ариадна, проходите, – устало сказал молодой человек, делая приглашающий жест рукой в сторону квартиры.
Дама-оригиналка прошла в прихожую, повесила сумочку на вешалку, сняла босоножки и нерешительно застыла на входе в зал.
– Да вы проходите, проходите, – сморщившись в сторону, словно от зубной боли, произнес хозяин квартиры. – Не стесняйтесь… Прямо как в первый раз.
Ариадна скосила глаза в его сторону и прошла в зал. Там она в напряженной позе уселась на диван и сложила руки на коленях.
– Ариадна, – заставил себя улыбнуться Рахметов, – вы сегодня великолепно выглядите.
– Правда? – просияла женщина и тут же скуксилась. – А вы сегодня, кажется, не совсем в духе. Может быть, вы себя неважно чувствуете? Я не вовремя. Только скажите, и я уйду, не буду смущать вас своим присутствием.
Рахметов смутился, поняв, что Ариадна заметила, какую физиономию он скорчил при ее появлении.
– У меня вчера была страшная мигрень. До сих пор голова какая-то тяжелая, – объяснил он. – Но… Сейчас я приведу свои мысли в порядок и постараюсь быть вам не очень противен.
Ариадна улыбнулась в ответ на его кокетство, она явно почувствовала облегчение. Она уселась на диване поудобнее и посмотрела на Рахметова более приветливо.
– Я тоже вчера себя плохо чувствовала. Говорят, причина нашего с вами плохого самочувствия в магнитных бурях… – Она глубоко вздохнула и схватилась обеими руками за голову.
– Да нет, – слегка нахмурил брови Рахметов, – моя мигрень иной природы… Ну да это не важно.
И, собрав всю силу воли в единый кулак, он встрепенулся, нарисовал на лице подобие улыбки и бодрым голосом, слегка превысившим обычное количество децибелов, что еще раз крайне смутило Ариадну, продолжил общение.
– Итак, вас по-прежнему интересуют перспективы вашей личной жизни, – манерно сложив руки крест-накрест на груди и откинув голову назад, сказал он.
– Меня познакомили с одним человеком… – проговорила Ариадна.
– И… Чем он занимается?
– Он занимается компьютерами.
– Что ж, это перспективно, – важно кивнул Рахметов.
– Да, но меня интересует не деловая сторона, а насколько перспективными окажутся наши отношения… И что ждет нас, продолжится ли вообще все это? Я сама в этом сильно сомневаюсь, но хотела бы все-таки узнать мнение специалиста, – с просящими интонациями произнесла Ариадна, глядя на Рахметова с большим уважением.
– Кто он у нас по знаку?
– Весы.
– А вы, как я помню, Лев.
– Да.
– Восьмое августа семьдесят шестого?
– Да.
– А время рождения?
– Почти полночь. Двадцать три сорок пять, – сказала Ариадна.
– А он?
– Что он? – не поняла клиентка.
– Мне нужно знать дату его рождения и желательно время. А также время зачатия.
– Зачатия кого? – поразилась Ариадна.
– Вашего нового знакомого.
– А без времени зачатия ничего не получится? – наивно-испуганно спросила Ариадна.
– Н-да… трудновато будет, – с серьезным видом сказал Рахметов. – Ну что ж давайте попробуем угадать будущее другим способом. – Он исподлобья вопросительно посмотрел на девушку, выдержал паузу и продолжил: – Погадаем на Таро?
– Давайте попробуем. – Ариадна завороженно смотрела на Рахметова.
Лицо Рахметова приняло сосредоточенное выражение. Он разложил карты и уставился в них.
– Ариадна, – астролог оторвался от карт и посмотрел на гостью, – нельзя смотреть на мир через вуаль негативизма!
Ариадна попыталась прервать мысленное погружение Рахметова в иные миры:
– А насчет моего нового знакомого там что?
Рахметов осуждающе и с некоторой долей сожаления посмотрел на Ариадну и произнес:
– Вижу, что соединится мужское и женское начало, но вам придется быть мужественной. Вы сможете продолжить эти отношения, но они потребуют от вас неких жертв.
Ариадна смутилась, неожиданно заулыбалась и наконец хихикнула. В ответ на этот смешок лицо Рахметова вытянулось.
– Ариадна, что-то не так? – спросил он.
– Нет, все так, но что ж это значит «быть мужественной»?
– Ариадна вы все время пытаетесь все слишком конкретизировать. Но карты Таро учат нас духовно трудиться. Вы должны над этим поразмышлять.
– Эти карты меня ничему не научат. Борис Алексеевич, если я вам плачу деньги, то извольте говорить мне все по существу! – переменилась в лице клиентка.
– Ну хорошо, – вздохнув, продолжил Рахметов. – Речь скорее всего идет об одной физиологической особенности компьютерщиков.
– Что, они не совсем обычные люди?
– Да нет, скорее даже очень обычные. Но дело в том, что многие компьютерщики страдают банальной импотенцией. Причиной тому являются психологическая зависимость от виртуальных миров и вредное излучение с экрана монитора. Этим фанатикам гораздо интереснее находиться внутри виртуальных миров, чем в женщине.
Ариадна недоверчиво посмотрела на Рахметова.
– Да, Ариадна, иногда в этом деле возможна неудача. Вам предстоит выдержать серьезную конкуренцию… Конкуренцию с неодушевленным предметом по имени компьютер. Кстати, какой у него компьютер?
– «Пентиум-5», кажется, – несколько испуганно ответила Ариадна.
– О, это серьезный соперник. Но не надо отчаиваться. Нужно просто быть терпеливой. И еще… – Рахметов нахмурился. – Если он рожден под знаком Весов, то склонен все уравновешивать. Несмотря на то, что это воздушный знак, рассудок зачастую управляет им больше чем эмоции. А вы, Ариадна, царь зверей, Лев, рожденный чтобы властвовать и покровительствовать… Вам трудно смириться с холодностью и отстраненностью Весов. Весы могут испугаться напора Льва. Вы должны сдерживать себя и не требовать от Весов измениться – это невозможно.
– Но что же тогда делать? – совсем уже обескураженно спросила Ариадна.
– Ловить Весы в той ситуации, когда им самим нужен будет какой-то внешний раздражитель или стимулятор. Вы вполне в состоянии сыграть эту роль. Просто нужно не ошибиться в оценке ситуации.
– Борис Алексеевич, вы говорите все же так непонятно, – скептически скривилась Ариадна. – Что значит – ловить ситуацию?
Рахметов вздохнул.
– Если вы видите, что он выглядит несколько вялым, безынициативным, просто уйдите и ждите, когда он вам позвонит. Но если в его глазах появился азарт, то ответьте ему взаимностью.
– Да, неблагостную картину вы нарисовали мне, Борис Алексеевич, – сказала Ариадна.
– Жизнь сейчас такая трудная, Ариадна, – снова вздохнул Рахметов. – Кому сейчас легко? Ко всему прочему для вас истинный путь может открыться в другом…
– Что, вернется муж? – с некой надеждой посмотрела на астролога Ариадна.
Рахметов покачал головой и состроил скептическую гримасу.
– Для этого оснований пока маловато, – дипломатично ответил астролог. – Маловато… Кто знает, но все же я не стал бы…
– Что же за истинный путь? – резко прервала его нетерпеливая и категоричная Ариадна.
– Он совсем в другом, дорогая моя. Что вы так зациклены на личной составляющей вашей жизни? Безусловно, она важна, но нельзя гиперболизировать, возводить все в культ, будить в себе параноика. Ни в коем случае!
И Рахметов зарядил монолог на целых полчаса. Он почти загипнотизировал клиентку. Ариадна, иногда склонная к резкости и бесцеремонности в общении, сидела как завороженная и слушала. Она внимала словам этого мужчины и чувствовала, что все проблемы, с которыми она пришла к нему, не стоят и выеденного яйца. Он был прав на все сто процентов. Не стоит хвататься за какие-то полумеры, необходимо решать радикально, революционно.
– Пусть сильнее грянет буря! – с пафосом классика советской литературы закончил свою пламенную речь Рахметов и почувствовал, что устал.
Однако вознаграждение ждало его очень скоро. Ариадна даже не стала задавать никаких дополнительных вопросов, она только лишь кивнула в знак того, что абсолютно все поняла. А потом проследовала в прихожую. Она сняла с вешалки сумочку, достала оттуда косметичку и с гордым видом бизнес-леди вручила Рахметову тысячную купюру. И в этот момент она ощутила себя хозяйкой жизни этого человека. Это было одно из любимых чувств Ариадны. Это была компенсация за то, что в течение получаса она, наоборот, ощущала себя рабыней рахметовского интеллекта.
Таких клиенток, как Ариадна, у Рахметова было немного. Поэтому, получив от нее деньги, он расплылся в лицемерно-подобострастной улыбке.
Женщина мечтала найти свою судьбу, раз уж ее бросил муж. Более того, ушел к другой. Рахметов, правда, не видел ту женщину, что совершенно естественно – откуда он мог ее знать? – но, будучи неплохим психологом, предполагал, что она во многом превосходит Ариадну. Последняя была слегка неотесанной, не очень изысканной в манерах и преувеличивала значение необходимости борьбы за права женщин. Немудрено, что многие мужчины боялись ее.
Рахметов не знал историю ее знакомства и развития отношений с мужем и в глубине души, честно говоря, недоумевал, почему этот мужчина увлекся именно этой женщиной. Тем более что, по словам Ариадны, муж ее был достаточно образованным и преуспевающим человеком.
– До свидания, Борис Алексеевич, я зайду к вам на следующей неделе, – сказала Ариадна. – И сообщу вам, как изменилась моя жизнь.
– Да-да, конечно, – продолжая по инерции улыбаться, отреагировал Рахметов, открывая дверь своей квартиры, чтобы выпустить Ариадну.
Когда за ней закрылась дверь, Рахметов облегченно вздохнул. Тысяча рублей за час, не выходя из дома, – весьма неплохой заработок. К тому же сегодня ожидается еще одна персона, примерно с такими же проблемами. Что ж, как говорят режиссеры, придется делать «дубль-два» – ту же речь, те же полчаса с небольшими экспромтными поправками. Рахметов, удовлетворенный собой, прошел в комнату и включил телевизор. Теперь можно расслабиться…
* * *
– Родион, вы всегда такой рассеянный? – нахмурилась я. – Для юриста это же нонсенс!
Перетурин стоял, как нашкодивший первоклассник перед строгой учительницей, опустив голову. После того что он сообщил мне по телефону, я попросила его приехать ко мне сейчас же, и Родион, ощущая свою вину, не замедлил явиться пред мои очи.
– Как вы могли об этом забыть! – продолжала я распекать своего клиента. – Возможно, мы бы не тратили столько времени на отработку других, совершенно бесплодных версий! Да девяносто процентов, что исчезновение Вячеслава связано именно с тем, что вы мне сейчас поведали! И случившееся с Вероникой наверняка тоже!
– Да это все как-то мимолетно… Вячеслав особо-то и не рассказывал, так, обмолвился… Они и ссорились-то ненадолго! – оправдывался Перетурин.
Я нервно выдохнула и стала барабанить пальцами по столу. То, что сейчас сказал Родион Перетурин, на мой взгляд, кардинально меняло всю картину произошедшего.
Оказывается, существовал любовный треугольник. Россошанский – Колесников – Вересаева. Несмотря на очевидную пошлость и банальность версии, Россошанский, как единственный не пострадавший из составляющих этого треугольника, становился подозреваемым. Оказывается также, что Вероника сначала была подругой Вячеслава, а после того как случайно узнала о его измене, переметнулась к Россошанскому. Непонятно, кстати, почему. Продолжалось это вроде бы недолго, и потом, по словам Перетурина, она снова вернулась к Колесникову, на сей раз вроде бы окончательно, что и должна была подтвердить намечавшаяся свадьба. Странным выглядело то, что ни Вероника, ни Россошанский ни словом об этом не обмолвились при разговоре со мной. Однако Родион Перетурин тут же нашел этому объяснение.
– Понимаете, Таня, – расхаживая по комнате в моей квартире, говорил он. – Вы все-таки человек чужой, посторонний. И естественно, что Вероника не хотела этим делиться с кем попало.
– Но Вячеслав-то пропал! – эмоционально перебила я Перетурина.
– Значит, она была уверена, что все эти любовные страсти не связаны с его исчезновением! – заявил Родион. – А Россошанский понятно почему промолчал: ему не хотелось, чтобы его проверяли. Вполне возможно, что зазря.
– Недаром я уловила в его интонациях некое особенное отношение к Веронике! – заметила я. – Он и позвонил-то ей, предупредив о нашем визите, потому что, видимо, в самом деле питает к этой женщине некие чувства. А может быть, потому, что хотел договориться с ней о том, как себя вести, и чтобы она не говорила правды.
– Но это означает, что они сообщники! – воскликнул Перетурин. – А это невозможно, потому что Вероника в самом деле любит Вячеслава. Вячеслава, а не Россошанского.
– Родион, – в очередной раз вздохнула я. – Вот если бы вы сказали мне с самого начала об этом, мы бы сейчас не ломали голову над тем, что она там скрывала и скрывала ли вообще. А такое ощущение у меня было после разговора с ней.
А теперь с Вероникой невозможно поговорить! Она в больнице, без сознания, с черепно-мозговой травмой! В милиции считают что это несчастный случай. И все это очень подозрительно.
Перетурин выглядел очень виноватым и сокрушенным.
– М-да, – задумчиво протянула я. – В здании человеческого счастья любовь образует купол, а дружба возводит стены…
– Что? – не понял Перетурин.
– Да ничего, это я так, – отмахнулась я, вспоминая недавнее толкование костей.
Перетурин посмотрел на меня так, словно решил, будто я тронулась умом, но не стал ничего комментировать. Он покачал головой, закурил и хмуро произнес:
– Я не верю в несчастный случай. Ее определенно хотели убить. Но я не согласен с вашими подозрениями насчет нее. Вы только не подумайте, что я защищаю Веронику или, чего доброго, сам был в нее влюблен подобно Россошанскому, просто я рассуждаю объективно. Вероника – девушка прямая. Что касается Вячеслава, то еще раз повторяю – я не верю, что он сбежал, взяв Веронику в сообщницы, а потом решив убить. И союзницей Россошанского она не стала бы, если вы считаете, что это он устранил соперника. Вы понимаете, о чем я говорю? Не получается ничего! Не складывается ни одна версия: все рушится! Смерть Вероники не вписывается никуда, вы понимаете?
– Я понимаю, – кивнула я. – Но давайте пока все-таки не станем произносить слова «смерть» в отношении Вероники. Будем надеяться на лучшее. Нам нужно немедленно найти Россошанского. Кстати, в свете того, что вы мне сказали, очень странно, что его сегодня не было на работе.
– У вас есть версия? – тут же спросил Перетурин.
– Единой и стройной нет, – спокойно ответила я. – Но определенные подозрения есть. И думаю, что нам нужно спешить. Кстати, Россошанский женат?
Перетурин на миг застыл, потом ответил:
– Вячеслав упоминал, что как раз к моменту его разрыва с Вероникой Эдуард ушел из семьи. Это было в тот самый единственный раз, когда Вячеслав разоткровенничался со мной под влиянием большого количества водки и своих переживаний. С женой Россошанского я никогда не виделся и вообще ничего о ней не знаю. Но думаю, что найти ее нам удастся легко, если это понадобится.
– Не исключаю, что понадобится, – задумчиво проговорила я. – И может быть, даже перед тем как мы побеседуем с самим Россошанским. Давайте-ка еще раз позвоним в клинику.
В клинике Россошанского по-прежнему не было. Об этом сообщила Людмила Омельченко, которая после целого ряда пережитых событий уже не знала, что и думать, и была весьма расстроена. Она же механическим голосом сообщила мне домашний адрес Россошанского – тот, где он жил с женой до своего ухода из семьи, то есть официальный. Сказала также, что жену его зовут Ариадной и что она женщина «со странностями». Я не стала уточнять по телефону, что за этим стоит, просто поблагодарила девушку, решив все для себя прояснить на месте.
* * *
На звонок дверь открыла женщина маленького роста, тощенькая, похожая на подростка. Это же впечатление усиливали две заплетенные косички из окрашенных в рыжий цвет волос в разноцветных бантиках. Но вот лицо выдавало ее настоящий возраст: блеклость, морщинки вокруг глаз и у рта, а также какой-то потухший взгляд говорили о том, что перед нами с Перетуриным стояла женщина явно за тридцать. И женщина, переживающая не лучший период своей жизни.
Она была одета в какой-то короткий балахон, обнажающий худые, лишенные изящества ноги. Женщина выглядела довольно неряшливо. Это проявлялось как в несвежей одежде, так и в абсолютно неухоженном лице и теле: ногти были неровными, неполированными, на лице отсутствовал макияж, и даже запаха дезодоранта или еще какого-то парфюма я не уловила.
«Неужели это жена Россошанского? – мелькнула у меня мысль. – Интересно, из каких соображений он женился на ней? Ладно, посмотрим, может быть, она невероятно умна или обаятельна… Или это вообще не она?»
Вмиг прокрутив эти мысли в голове, я произнесла:
– Добрый день. Простите, вы Ариадна?
Женщина внимательно оглядела нас с Родионом и по слогам пропела высоким голосом:
– Здравст-вуй-те! Да, я Ариадна. Чем могу служить?
– Мы по поводу вашего мужа, – выступила вперед я.
– У меня нет мужа, – ровным голосом ответила Ариадна. – И не будет больше никогда. Это не мое предназначение в этой жизни.
Мы с Перетуриным невольно переглянулись, и мне на ум сразу пришла фраза: «Как здесь все запущено!»
– А поподробнее можно? – несколько смущенно попросил Перетурин.
– Проходите, – безо всяких эмоций пригласила Ариадна.
Мы прошли внутрь квартиры. Обстановка сразу же поразила нас обоих: по углам были расставлены большие подсвечники, на стенах висели всякие причудливые каббалистические знаки, шторы задвинуты, а тусклый свет источал ночник в виде треугольника, направленного острым углом вверх. На столе были разбросаны книжки, направленность которых явно указывала на то, что хозяйка неравнодушна к мистике и эзотерике. Собственно, именно такое впечатление производила и она сама. Особенно я отметила ее рассеянный, устремленный куда-то в небеса взгляд и манеру говорить нараспев, с придыханием, а потом переходить к совершенно ровному и безэмоциональному общению.
– Так все же, ваш муж здесь не живет?
Ариадна вздохнула.
– Нет, – прошелестела она. – Если, конечно, под мужем вы подразумеваете Эдуарда Россошанского.
– А что, у вас еще муж есть? – неподдельно удивился Перетурин.
Ариадна взглянула на него снисходительно.
– Молодой человек, – чинным тоном строгой учительницы начала она. – Дело в том, что Россошанский был навязан мне материальным миром. И он не является моим мужем. Собственно, теперь уже и по паспорту. Вас ведь это интересует в первую очередь?
И она, усмехнувшись, одарила нас настолько снисходительным, полным превосходства взглядом, что я чуть не рассмеялась.
– Так вы развелись? – уточнила я, поскольку все «предназначения свыше» волновали меня куда меньше реальных фактов. Такой уж я была безнадежной материалисткой.
– Да, – ответила Ариадна. – Он посчитал, что тоже нашел свое предназначение.
– То есть Веронику Вересаеву? – прямо спросила я.
Ариадна поджала губы.
– Я никогда не слышала такого имени, – с пафосом произнесла она. – И вообще, считаю, что пассии моего бывшего мужа меня не касаются. Наверное, вы хотите сказать, что он ушел к этой женщине и теперь, живя с ней, обрел какие-то проблемы? Молодые люди! Вы вообще кто?
– Я приятель Эдуарда, – взял на себя ответственность Перетурин, выступая вперед. – Пропал наш общий друг, и теперь мы ищем Эдуарда, чтобы побеседовать на эту тему, – исказил Родион истину в интересах дела.
– Какой друг пропал? – нахмурилась Ариадна. – Имейте в виду: ничто в этом мире не происходит зря! Если он пропал, значит… Значит, так надо. Может быть, там ему лучше…
– Где – там? – спросила я.
– Там, куда он пропал, – ответила Ариадна, ничтоже сумняшеся.
«Как трудно с убежденными идеалистами», – заметила про себя я.
– Имя Вячеслав Колесников что-нибудь вам говорит? – спросил тем временем Перетурин.
– Вячеслав Колесников, – медленно проговорила Ариадна, вроде бы что-то вспоминая.
Она с меланхоличным видом католической святой крутила бахрому на скатерти, наклонив голову набок.
– Да, я что-то слышала про него, – наконец ответила Россошанская.
– А что именно? – вежливо уточнила я.
– Мой муж грозился убить его, – совершенно спокойно сказала Ариадна.
– Как?! – подался вперед Перетурин.
– Как именно, я не знаю, молодой человек, – резко отозвалась Ариадна, в голосе которой послышались металлические нотки. – Меня это не интересует. Просто я была у него на той квартире, где он сейчас живет в поисках лучшей жизни. Он был безобразно пьян. И он говорил мне, что Вячеслав лишил его счастья. Он изъяснялся в иных выражениях, но я их сейчас не буду воспроизводить.
– Так-так, очень интересно становится, – констатировала я.
– Абсолютно ничего интересного, – не согласилась Ариадна. – Мой бывший муж в пьяном виде нагородить может что угодно. И лишь те, кто с ним знаком слишком мало, могут воспринять это всерьез.
– Почему?
– Потому что он трус. Он всегда боится всего: изменить свою жизнь, поскольку есть риск, что будет еще хуже; неосвещенных улиц, потому что можно ненароком сломать ногу; неприятностей с милицией, потому что это грозит тюремным сроком. А он привык считать себя благополучным. Я бы назвала это заурядным. Он не понимает, что нужно найти свой, истинный путь – только так можно обрести счастье. Но не мне его судить и не мне наставлять, – закончила Ариадна. – Вот так.
– Скажите, а Веронику Вересаеву вы в самом деле не знаете? – спросила на всякий случай я.
– Я не сумасшедшая, я отвечаю за свои слова! – вдруг возмутилась Россошанская. – За кого вы меня принимаете?!
Мы с Перетуриным снова переглянулись, и оба, кажется, подумали об одном и том же: «Как же сложно с некоторыми категориями людей!» А я еще подумала о том, что Россошанскому, похоже, нельзя было позавидовать в плане его личной жизни. Однако это имело мало отношения к тому, чем мы сейчас были озабочены.
– Ариадна, а когда это было? Когда вы слышали угрозы из уст вашего мужа?
Россошанская задумалась, потом плавным движением руки погладила одну из висевших на стене геометрических фигур из пластика, пожала плечами и сказала:
– Примерно месяц назад. С ним был еще один человек. Я как-то видела его в клинике. Неприятный такой парень… Довольно молодой. Худой, вертлявый. Сразу видно, что он находится очень далеко от истинного пути.
– Как его зовут? – тут же спросила я.
– Я не интересовалась на этот счет, – отрубила экс-супруга Россошанского. – Знаю только, что видела его в клинике.
– Он там работает?
– Скорее всего, нет. Просто приходил к кому-то из руководства. Большего ничего сказать не могу. Спросите у самого Эдуарда.
– А где нам его найти? Его сегодня нет с самого утра.
– Я могу дать вам его адрес. Дело в том, что он снимает квартиру, – сказала Ариадна и неспешно поднялась со своего места.
Она прошла к шкафу, вынула из ящика записную книжку, открыла нужную страницу и продиктовала адрес.
– Я там была один раз и запоминать адрес сочла излишним, – как будто почувствовав логичный вопрос с моей стороны, произнесла Россошанская. – Вот и записала его. На всякий случай. Вот этот случай и произошел. Думаю, что единственный и последний.
– А детей у вас нет? – поинтересовалась я.
– У нас есть сын, – кивнула Россошанская. – Но он находится у родителей Эдуарда. Они дают ему воспитание, которое считают нужным. Я не во всем с ними согласна, но у меня самой, к сожалению, нет времени, чтобы воспитать сына надлежащим образом.
Она развела руками, а я невольно порадовалась за сына Россошанских, которому не суждено получить «надлежащего» материнского воспитания. Записав адрес, я поблагодарила Ариадну и сказала:
– У меня к вам еще один вопрос, последний. Что вы делали двадцать восьмого мая в середине дня?
Ариадна посмотрела на меня напыщенно и оттопырила нижнюю губу.
– Это недостойно – заставлять человека отчитываться о его личных делах, – процедила она.
– Может, это и недостойно! – неожиданно резко вмешался Родион Перетурин. – Только в милиции, знаете, плевать хотели на все эти церемонии.
Ариадна едва заметно улыбнулась.
– Вы пугаете меня милицией? Разве я преступница, чтобы подобные угрозы возымели на меня действие?
– Мы просто спрашиваем, чтобы убедиться самим, – поспешно вступила я. – Так что ответьте, пожалуйста, чтобы мы не тратили время.
– Я провела время в обществе Бориса Рахметова, астролога, – отчеканила Ариадна. – Мы с ним три часа разговаривали о проблемах влияния судьбы на текущие жизненные обстоятельства. Это было приблизительно с двух до пяти часов. Можете убедиться в этом, связавшись с господином Рахметовым лично. Кстати, вам будет полезно подольше пообщаться с ним, поскольку после этого вы, возможно, измените взгляды на окружающий нас мир и лишитесь той материалистической суетливости, которой сейчас пропитаны. Желаю вам успехов!
И, церемонно откланявшись, Ариадна указала нам с Перетуриным на дверь.
– Что ж, кажется, на это дело пролился свет, – сказал Родион, выходя из подъезда на улицу. – Эта странная женщина, возможно, нам очень помогла. Но… Россошанский! Надо же, а!
Перетурин чувствовал себя виноватым за то, что слишком поздно вспомнил о пикантных подробностях жизни Вячеслава, его начальника Россошанского и невесты Вероники Вересаевой.
– Едем к Россошанскому! – решительно скомандовала я. – Сейчас, по-моему, осталось только одно направление поиска.
Я вспомнила вдруг о том, что надо было бы съездить к кредиторам, которым вез деньги Вячеслав. Это направление поиска еще недавно казалось актуальным. Но сейчас, когда события начали стремительно развиваться в другую сторону, на отработку версии кредиторов уже не оставалось времени…
* * *
Россошанский был не в форме. Как бы сказали в типичном американском фильме, он был «абсолютно не в порядке». Попросту говоря, он был нетрезв. Причем, судя по его внешнему виду, в этом состоянии он пребывал со вчерашнего дня. Верхние пуговицы дорогой белой рубашки были расстегнуты, сама она выглядела мятой и неряшливой. Странно было видеть аккуратного, всегда с иголочки одетого директора клиники в таком виде. Сам же Россошанский, казалось, не замечал, как он выглядит.
Он хмуро взглянул на нас с Перетуриным, оказавшихся незваными гостями, и, не говоря ни слова, пригласил войти.
– Вы в курсе, что Вероника Вересаева вчера была обнаружена в своей квартире? – официально начала я.
– Как обнаружена? – вскинул брови Россошанский и вздрогнул.
– Вот так. Мертвой, – жестко отчеканила я, нарочно выдавая Россошанскому ложную информацию, дабы проследить за его реакцией. – Ее убили.
– Что? Убили? – Россошанский потер подбородок. Он явно был растерян. – Как так? Почему?
– А это мы у вас хотели узнать, почему, – сказала я. – Нам известно о ваших личных отношениях. Как и о том, что вы угрожали убить Вячеслава Колесникова. Все ведь дело в ней, в Веронике, не так ли?
Россошанский долгое время молчал, что-то напряженно обдумывая. Глаза его бегали, в них мелькали разные эмоции. Я различила и испуг, и горечь, и даже какую-то обреченность. В квартире его наблюдался бардак, по которому явно нельзя было предположить, что здесь живет директор элитной стоматологической клиники.
– Ну… Хорошо, я вам расскажу… – вялым, бесцветным голосом начал Россошанский. – А о том, что Вероника умерла, я в курсе. Собственно, поэтому это все, – он обвел руками груду пустых бутылок и объедков, – имеет место быть. Я вчера приехал к ней домой, но это было уже после того, как все случилось. Я застал только машины «Скорой помощи» и милиции.
– Что-то я вас там не видела, – прищурилась я.
Действительно, если верить Россошанскому, то из этого следовало, что мы должны были столкнуться с ним у подъезда, – ведь я тоже прибыла туда сразу после того как подъехали милиция и «Скорая помощь».
– Не знаю… А что, вы там были? – по-прежнему вяло спросил Россошанский.
– Может быть, вы начнете рассказывать? – спросил Перетурин.
– Да, сейчас, сейчас, – суетливо закивал Эдуард. – Сейчас все расскажу.