Глава 10
Я вошла в квартиру и подумала о том, что давно уже здесь не убирала. А не мешало бы. Но наступит праздник и здесь, вот только дело закончу…
Включив в ванной свет, я прошла на кухню и заглянула в холодильник. Да, сегодня еще прожить можно, а вот завтра надо ехать в магазин отовариваться.
Я вернулась в ванную, вымыла руки, показала своему отражению язык, подумав о том, что завтра с утра придется ехать и забирать свою «девятку», и мне стало грустно. Просто грустно.
Где мои «кости»? Хорошо, что я про них вспомнила. Я подбежала к шкафу, достала мешочек и вынула из него три магических двенадцатигранника. Сначала я подержала их в руке. И сразу так спокойно стало на душе. Приятные на ощупь, прохладные «косточки» уютно лежали на моей ладони.
Что же сейчас больше всего меня волнует? Конечно, убийца. Но фамилию его «кости» мне не скажут. Как бы так задать вопрос, чтобы хоть немного приблизиться к ответу? Решила просто спросить, в правильном ли направлении я двигаюсь.
Ну и что выпало? 15+25+10. «Вы внезапно окажетесь в чрезвычайных обстоятельствах. Внимание, как бы не было беды! Только посредством духовного развития вы можете изменить свою судьбу».
Про чрезвычайные обстоятельства я понимаю. Когда я на работе, они почти всегда рядом со мной. Беда? Ее уже столько! Неужели надо ожидать еще одну? А что значит «духовное развитие»? Как это понимать?
Иногда, когда долго о чем-то думаешь, то понимаешь, что уже ничего не понимаешь. В таких случаях лучше всего просто лечь спать.
Вот я и отбросила до поры до времени мысли о деле, поела, включила телевизор, легла на кровать и уставилась в голубой экран. Что там показывали, сказать не могу. Уснула я моментально.
* * *
— Убираю! — крикнула я толстому, наглому мужику, который, выпучив глаза и жестикулируя так, что я боялась за сохранность его рук, в свою очередь орал мне, чтобы я быстрее отъехала на своей машине.
Вот народ бессовестный пошел! Он припарковался чуть ли не в сантиметре, и перед ним машина на таком же расстоянии, а я всему виной. Ну нет за мной машины. Я действительно могу спокойно отъехать, но кто заставлял его притираться к моей «девятке»? Маньяк!
Я еще раз крикнула ему: «Убираю», сделала испанский жест рукой и не спеша постучала ногой по колесу моей драгоценной «девяточки». Потом открыла дверь, села, пофырчала мотором, напоследок с чувством нажала на клаксон и дала задний ход. У оградки развернулась и демонстративно покатила со стоянки.
Множество мужиков собралось посмотреть на нашу стычку. Все они улыбались, потому что, во-первых, это не их машины зажали, а во-вторых, я явно им понравилась. Напоследок я махнула и им ручкой и блистательно улыбнулась.
Путь я держала к Ксении Смолькиной на работу. Очень мне хотелось еще разочек поговорить с загадочным Иваном Петровичем. Но Ксюша, встретившаяся в коридоре, меня огорчила, сказав, что сегодня его нет на работе. Он, оказывается, позвонил и предупредил о своей болезни.
— Адрес домашний дашь? — спросила я. — Заодно проведаю вашего коллегу.
— Проведай. Но с тобой не поеду.
— И не надо.
Ксения написала на листке адрес, вручила пакет апельсинового сока, и я поехала на встречу.
— Здравствуйте, здравствуйте, Иван Петрович, — сказала я, перешагивая через порог, стараясь не смотреть на удивленное лицо больного. — Я навестить вас пришла. Помните меня?
— Да, — еле слышно ответил он.
Дверь в кухню была закрыта, и Иван Петрович с беспокойством посматривал на нее. Что-то явно его напрягало.
— Вы не рады? — как можно шире улыбнулась я.
— Да нет, конечно, рад, но не ожидал.
— Тем приятнее должен быть сюрприз. — Я хотела разуться, но полы были несколько грязноваты, и я решительно попросила тапочки. За дверью кухни кто-то начал скрестись.
Ивану Петровичу пришлось поискать мне тапки. Вообще у себя дома он производил совершенно другое впечатление, нежели на рабочем месте. Куда-то испарились его торжественная медлительность, слишком умное выражение лица и важный взгляд поверх круглых очков. Здесь, стоя передо мной в одной пижаме, он имел вид одинокого потерянного человека. Но скрывающего от меня какую-то свою тайну за дверью кухни. И меня эта тайна все больше и больше интересовала.
— Кажется, там кто-то хочет выйти, — указала я на дверь. — Может, помочь?
— Не надо, я сам.
И тут я услышала подвывание. Грустное такое, жалостливое. И сразу все поняла.
— Зачем же вы там бедную собачку заперли? — сказала я и бросилась ее спасать, но Иван Петрович меня задержал. — Я очень люблю собачек, — пришлось пояснить мне.
— Очень рад. — Он вытер со лба пот и слегка улыбнулся. Делать это он принципиально не умел. Оказывается, обычный человек, со своими слабостями.
Мы прошли на кухню, и я увидела огромную немецкую овчарку, еще молодую и, похоже, глуповатую. Увидев нас, она, интенсивно помахивая хвостом, радостно кинулась к хозяину.
— Это Грета, познакомьтесь, — серьезно сказал Иван Петрович. — А вот это, — он указал на холодильник, наверху которого восседал огромный полосатый и страшно важный кот, — Тимофей, или попросту Тимка.
— Мне очень приятно, — кивнула я. А что еще я могла сказать? Хорошо, что руку не надо протягивать.
— Вы, пожалуйста, не говорите никому, что у меня животные дома. Без них мне было бы совсем одиноко.
— Но я не вижу в этом ничего плохого. Сейчас многие держат и собак, и кошек.
— У меня еще попугай был, но его Тимофей задушил. Прямо на моей тарелке. Не любил его очень.
— Да вы что? — воскликнула я.
— Да, давайте пройдем в комнату, сядем и поговорим. Вы идите, а я чайник поставлю.
— Нет, нет, — поспешно ответила я, — спасибо. Я сегодня уже столько чашек чаю выпила, что в меня и глоточек не полезет. Как-нибудь в другой раз.
Я вынула из сумки пакет сока и передала его Ивану Петровичу. Он поблагодарил.
Мы прошли в комнату. Я села в кресло, но к нему тут же подбежал Тимофей и стал корябать боковину, норовя вцепиться своими коготками в мои джинсы. Я учтиво отодвинула ноги.
— Как вы себя чувствуете? — спросила я, поскольку больше спрашивать было нечего. Теперь я была уверена, что вовсе не этот человек лично убил троих молодых людей и одного отправил на смерть на дороге. Точно не он. За его неприятными, иногда вызывающими манерами на работе скрывался безобидный и несчастный человек.
— Да не то чтобы плохо, — признался Иван Петрович, — просто Грета сегодня какая-то беспокойная. Не пойму, что с ней случилось. Но подождите, я вам недорассказал историю про попугая. Тимка очень его не любил. Ну не сложились отношения, и все тут. Если признаться, вредная Ксюшка была и хитрая. И вот однажды сварил я гречневой каши, сижу ем. И тут ко мне на тарелку присаживается Ксюшка. Видно, ей тоже каши захотелось. Я так обрадовался — первый раз она к моей тарелке спустилась. Сижу, боюсь пошевелиться, любуюсь, как попугаиха кашку кушает. И тут за какую-то секунду произошло непоправимое. Из-за моего плеча, с холодильника, спрыгнул Тимофей, схватил Ксюшу за горло и исчез вместе с ней. Я бросился искать, но, как вы понимаете, было уже поздно.
— Да, да, интересно, — закивала я головой. — Все кошки птичек ловить любят.
— Нет. Мой Тимофей воспитанный кот, — выпятив губу и выставив указательный палец, сказал Иван Петрович. — Он птичек не трогает. Просто он эту паразитку не любил. А так он очень интеллигентный.
Я слушала и старалась понять, как это кот может быть очень интеллигентным.
— А вот еще история была… — решил продолжить мой собеседник, но я решительно его перебила:
— Знаете, это, безусловно, очень интересно, но лучше вы мне ее расскажете в другой раз, — выпалила я одним духом и слегка замялась. Но все же продолжила: — А у нас никак загадка не разгадывается.
— Вы об убийстве друзей Ксении? — сразу догадался Иван Петрович, хоть я не пояснила, о чем именно говорю.
— Да. Не можем убийцу вычислить. Я вот спросить хотела, вы тогда мне про Олега серьезно сказали или просто к слову пришлось? Ну, что он это…
— Я понял вас. Все в их компании было хорошо, только у Олега лицо в тот день очень напряженное было, когда я в гости к Смолькиной пожаловал. Вот я и подумал.
— Но ведь это могло быть из-за чего угодно? Проблемы, обида, тревога… Да мало ли что еще его волновало?
— Не воспринимайте мои слова так серьезно. Все мы склонны ошибаться. Только одно кажется мне верным: убийца — не со стороны. Обычно в таких компаниях, по законам жанра, убийца — всегда кто-то свой. Хотя нет правил без исключений. Но исключения так редки.
— Я понимаю, — тихо сказала я, задумавшись над словами этого странного человека. — Но вся беда в том, что на подозрении только двое. И именно те, которые никак не должны под него попадать.
Иван Петрович встал и прошелся по комнате.
Я отбросила свои колебания и все же спросила:
— А вы не скажете мне, где были, к примеру, в день, когда произошло убийство Павла Мыльникова?
— Да я сейчас и не вспомню. Подождите, надо подумать.
Я не возражала, даже попыталась немного помочь ему.
— Мыльникова убили поздно вечером четвертого числа. Это было третье убийство. Ксения после него на работу не выходила несколько дней, так оно ее потрясло. Вспоминаете?
— Да, да, кажется, я был дома. — Иван Петрович посмотрел на меня неопределенно и покачал головой. — В принципе, я все вечера провожу дома. Так что мне ничего конкретного сказать не удастся. Постойте, — в его глазах мелькнула искра догадки. — Какого числа, вы говорите? Четвертого?
— Да.
— Так у соседа день рождения был, и он пригласил к себе. Я идти не хотел, но он прямо-таки силой вытащил меня из квартиры. Посидеть совсем не с кем, говорит. Вот я и пошел. Оказывается, пригодилось. — Коллега Ксении искренне обрадовался.
— Хорошо, — сказала я. — Ну, мне уже идти пора. Что передать коллегам? Когда выйдете на работу?
— Можете ничего не передавать. Я буду на своем рабочем месте уже завтра. Можете зайти в гости.
Я встала и пошла в коридор обуваться. Мимо меня пролетел кот, а за ним огромными прыжками пронеслась Грета, чуть с ног меня не сбив.
— До свидания, — попрощалась я и вышла за дверь.
Чтобы никаких сомнений насчет Ивана Петровича у меня не оставалось, я позвонила к тому соседу, у которого был день рождения. И тот подтвердил его рассказ.
Воздух на улице показался мне необычайно свежим. Я села в машину и решила немного покататься по городу, чтобы спокойно подумать о словах Ивана Петровича. Его самого я больше не подозревала.
На самом деле — было бы разумно искать убийцу внутри компании. А если он извне, то должен убить и оставшихся. Но этого почему-то не происходит. Почему? Ксения жива, Олег тоже. Можно, конечно, посчитать то, что случилось с Тагановым, покушением на его жизнь. Но тогда почему не добили? А Смолькина? Ее вообще не трогают. Может, убийца думает, что ее достаточно просто запугать?
Я вспомнила, что как-то раз Ксении звонили и приглашали ее в клуб — кто-то очень хотел с ней поговорить. Мы тогда с ней ходили и получили таинственную записку. Да, предупреждение было, но теперь что-то молчат. Вдруг все же Ксению намерены убить?
О чем я думаю? Если бы хотели, то убили бы. Или попытались бы, но и этого не произошло. Те типы, что подсели к нам в машину, не вызвали у меня особых опасений. Убийца такой ерундой не стал бы заниматься.
Может получиться и так: убийца нарочно хочет подставить, к примеру, Таганова, для этого и везет его в Мырино. А на Ксению у него другие планы. И в этих планах она не должна быть мертвой. Да, такое тоже возможно.
«Конечно, возможно», — подумала я, в последний момент тормозя у светофора. Еще одно мыслительное заключение, и я бы сбила пешехода.
Машину резко дернуло, и я довольно ощутимо клюнула носом в руль. Выглянув в окошко, я попыталась сориентироваться. Где это я нахожусь? Похоже, ехала совсем на автопилоте, даже не знаю, что за местность вокруг.
Светофор мигнул зеленым светом, и я поехала туда же, куда неслись остальные. Добравшись до перекрестка, я сообразила, что это улица Чернышевского, а мне надо снова ехать к Ксении, что совершенно в другую сторону.
Я развернулась при первой возможности и поехала сообщать Смолькиной занимательные истории про кота, собаку и бедного погибшего попугая женского пола.
* * *
Настроение мое резко переменилось, едва я увидела лицо Ксении.
— Что-то случилось? — спросила я, моментально забыв про зверюшек Ивана Петровича.
— На Олега было совершено покушение, — нервным голосом сказала она.
В этот момент мне показалось, будто кто-то очень сильно хочет убедить нас в том, что Олег тоже пострадавший. Один раз не получилось, так еще одно покушение придумали. Вернее, придумал. Мои подозрения относительно Таганова только усилились.
— И как? — лишь спросила я.
— Его сбило машиной.
— Как банально. Ксения, — я приблизилась к ней и старалась говорить как можно более проникновенно, — давай-ка мы с тобой вместе подумаем.
— А что думать?
— Это получается второе покушение на Олега. Так?
— Так.
— Первое не получилось. Причем заметь, никто, похоже, особенно и не старался. Ведь правда? Если бы его хотели убить, это бы уже произошло. Он же был у них в руках. Или у него, у убийцы, неважно, — медленно, выделяя каждое слово, проговаривала я вслух свои давние сомнения.
— Да. Я понимаю. Но сам он не мог такого придумать. Да и зачем ему? — громко говорила Ксения.
— Не кричи, пожалуйста. Так, пойдем дальше. Теперь еще одно нападение-покушение. И опять Олег почти не пострадал…
— Как не пострадал? — перебила меня Ксения. — Он в больнице! У него сломана нога и сотрясение мозга.
— Ладно, — я продолжала гнуть свое. — Прошу тебя об одном. Давай, пока я не расследую все до конца, ты с Олегом видеться не будешь.
— Но почему?
— Либо он играет, либо его таким образом подставляют. И получается, что следующая на очереди ты. Убийца какое-то время бездействовал. Видимо, обстановку изучал. Выяснял, нужны ему еще жертвы или их уже достаточно. И если это не Олег, то, значит, убийца решил, что жертвы нужны. — Я пошла обманным путем, подумав, что так можно будет запугать Ксению и заставить ее пока не видеться с Тагановым. И это, кажется, срабатывало.
— Я тебя не понимаю, — посмотрела она мне в глаза. — Ты веришь, что Олег не виноват, или нет?
— Мне не положено верить или не верить. Я должна знать. Вот и все. Думаю, тебе лучше быть все время у меня на глазах. Поживешь пока у меня. И мне, кстати, не будет скучно.
— Можно подумать, что ты скучаешь, — раскусила мою хитрость Смолькина.
— У меня такое ощущение, что скоро события будут разворачиваться очень быстро. У убийцы есть — или была — цель. И либо он ее уже достиг, либо ему надо сделать последний, так сказать, рывок. — Я усадила Ксению на кресло, а сама стала ходить по ее кабинету. — Да, очень скоро все станет ясным.
Про себя я еще раз подумала, что мне надо духовно развиваться. Как «кости» посоветовали. О чем же они хотели меня предупредить?
— Значит, так. Ты оставайся пока на работе, а я поеду в больницу к Олегу. Потом заезжаю за тобой, и мы едем к тебе домой за необходимыми вещами, потом ко мне. И некоторое время ты живешь у меня. Лады?
— Уговорила. А можно мне с тобой к Олегу поехать? Мне надо посмотреть ему в глаза. Я не могу ошибаться. Если он виноват, то я сразу это увижу. Таня, поверь.
Ну что мне делать с этой Смолькиной? Я так пыталась ее запугать, а ей, видите ли, возможному убийце в глаза посмотреть хочется. Ну разве это дело?
— Поехали. — Я повернулась и пошла на выход.
— Подожди меня внизу, я сейчас, — сказала Ксения, доставая из стола косметичку.
Я села в свою «девятку» и закурила. Значит, на Таганова снова покушались. Это уже смешно. Меня хотят запутать. Но, похоже, я только разозлюсь, и кому-то не поздоровится.
Через десять минут спустилась Ксения, и мы поехали в больницу.
— Ну как наш пациент? — спросила я у лечащего врача.
— Скорее жив, чем мертв. — Доктор, кажется, не страдал отсутствием чувства юмора. Мне было все равно, а вот Смолькиной эта фраза не понравилась.
— Не надо так. Он в сознании? — спросила она.
— Да, можете пройти, поговорить с ним. Семнадцатая палата.
Мы вошли в палату, и тут я вспомнила, как все начиналось. Я вспомнила, как первый раз увидела Ксению. Это ведь случилось именно в больнице, когда я пришла навещать свою подругу. И вот я снова здесь. Только палаты не женские, а мужские.
Таганова мы узнали сразу, несмотря на загипсованную и слегка подвешенную ногу и повязку на голове. Ксения быстро подбежала к Олегу и присела на край его кровати.
— Как ты? — нежно, с беспокойством спросила она.
Олег посмотрел на нее, потом на меня. Было в его взгляде что-то детское и напуганное. Он как будто не понимал, за что ему выпало столько испытаний. Я тоже не знала, поэтому решила пока отойти и дать влюбленным спокойно переговорить.
Но в коридор выходить не стала. Я подошла к стене и начала читать плакат на тему того, что в гололед надо очень осторожно передвигаться по улицам и ни в коем случае не ходить рядом с домами. Потому как «снег в башка попадет, больно будет» — вспомнилась фраза из известной комедии. Ну, то есть сосульки могут упасть. А тем, кто все же на ногах не удержался, советовал плакат, обязательно нужно оказать помощь и вызвать врача.
Я, конечно, понимаю, что проблема сломанных конечностей очень серьезна. Но почему все эти листовки у нас пишут таким идиотским языком? Читаю и ужасаюсь. Неужели нельзя по-другому, по-человечески написать?
Ксения повернулась ко мне:
— Таня, иди сюда. Олег с тобой поговорить хочет.
Я подошла и заняла место Смолькиной.
— Что ты думаешь? — спросил меня Таганов, но я оставила его вопрос без внимания.
— Ты заметил машину, которая тебя сбила? — задала я вопрос.
— Нет. Она сзади наехала. Только цвет вроде помню — мелькнуло что-то красное. А может, в глазах у меня покраснело. Я шел вдоль дороги по улице Разина. Там в одном месте тротуар перерыли, и все пешеходы по дороге обходят. Вот и я вышел. Осторожно, боком шел, но машина меня все равно сбила.
— Так, может, случайно?
— Не знаю, — Олег скорчил гримасу. Было видно, что у него болит голова и разговаривать ему сейчас никак не хочется.
— А что-нибудь еще знаешь? — Вопросы-то все равно надо было задавать.
— Если честно, то я еще даже с милицией не разговаривал. Сначала без сознания был, только недавно очнулся. Так что вы первые.
Очень приятно. Но мне от этого ни тепло ни холодно. И вообще, сейчас не с ним надо разговаривать. Мельникову позвонить придется и опять просить, чтобы по своим каналам все узнал. Но что мне делать с Ксенией? На самом деле перевозить ко мне, или нет опасности? Нет, надо ее спрятать от греха подальше. Лучше перестраховаться, чем потом локти кусать. Да и пообещала я уже, а от своих слов я отступаюсь только в том случае, когда сама понимаю, что была не права. Дайте-ка вспомнить, когда такое было в последний раз? Не припоминаю.
— Ксения, мне надо отвезти тебя на работу, — сказала я Смолькиной, которая уже снова сидела на краю кровати Олега и что-то тихо ему говорила. — Тебе нельзя одной по улице ходить.
— Да, правильно, вдруг на тебя тоже покушение будет… — поддержал меня Таганов. — Возьми отпуск и где-нибудь спрячься, — сказал он Ксении.
— Скоро уже все закончится. Не может так продолжаться бесконечно. — Ксения улыбнулась. — Отдыхай и набирайся сил. Я еще загляну. — Она с сомнением посмотрела на меня. Я сделала вид, что не заметила ее вопрошающего взгляда.
Тут и медсестра заглянула в палату и с укором покачала головой: мол, человеку плохо, а вы его разговорами мучаете. Ксения поцеловала Олега в щеку, и мы вышли в коридор.
Мне не надо было спрашивать ее, верит она ему или нет. Ответ и так был виден: Ксения не думала, что Олег сам подстроил покушение и что он каким-то боком может иметь отношение к убийствам. Что ж, похвально. Значит, теория Ивана Петровича про убийцу из дружеского коллектива потерпела крах. Во всяком случае, пока нет улик, которые говорили бы об обратном. Ладно, посмотрим, чем дело обернется.
А вот мысли, что за убийствами может стоять Ксения, у меня вообще не возникало. Я помнила, как она плакала, когда пришла ко мне, в каком смятении была.
Мы со Смолькиной прошли по больничному коридору и вышли через черный ход на задний двор. Мне ужасно хотелось курить. Больницы всегда навевают печальное в лучшем случае настроение. А если знакомый или кто-то из родных болен, то это место хуже всего, даже говорить не хочется.
Мы сели на скамейку, и я закурила.
— Мы хотим с Олегом пожениться. — Ксения откинулась на спинку и закинула голову вверх. — Надо успеть, пока листья совсем не опали. Это, наверное, так красиво: белое платье и осенние листья.
— Неужели вы только из-за осени так спешите? Мне кажется, торопиться никогда не следует. Или вы хотите друг другу что-то доказать?
— Да нет, — смутилась Ксения, и я поняла, что попала в самое яблочко. Видно, она на самом деле, желая успокоить Олега и доказать ему свою любовь, решила выйти за него замуж поскорее.
— Это твоя идея? — спросила я.
— Моя. Но Олег тоже хочет жениться.
— Прямо сейчас?
— После того, как выйдет из больницы.
Этот ответ меня успокоил. Я подумала, Ксения хочет свадьбу прямо сейчас устроить, а оказывается, время еще есть.
— Правильно, что вы решили своими ногами под венец идти. — Я закинула бычок в невысохшую лужицу.
— Как это?
— Я имею в виду, чтобы жених тоже шел, а не в каталке ехал. Или не на костылях ковылял, к примеру.
Ксения, видимо, совершенно забыла о том, как долго еще придется Таганову восстанавливаться. Процесс срастания переломов небыстрый, Олегу предстоит нелегкое и долгое выздоровление. А Смолькина так загорелась мыслью о свадьбе, что, когда я напомнила ей о костылях, совсем пала духом.
— Это что же? Не будет белого платья на желтом фоне?
— Почему не будет? Можно подумать, нынешняя осень последняя. Поехали, Ксюха, отвезу тебя. Меня дела ждут не дождутся.
— Я знаешь о чем подумала?.. На работу не поеду. Все равно день потерян. Сейчас позвоню и скажу, что буду завтра, а мы с тобой ко мне махнем, я вещи кое-какие соберу, а потом ты меня отвезешь к себе. Мне на самом деле не хочется оставаться одной. Жутковато.
— Смотри, как хочешь, — согласилась я.
По дороге к дому Смолькиной она позвонила на работу. Я свой звонок Мельникову отложила — не хотела разговаривать с Андреем при ней. Зачем ей знать, к каким методам я прибегаю, чтобы получить нужную мне информацию.
У дома Ксении я чуть снова не остановилась около той лужи, в которую вляпалась. Увидела ее в последний момент и то случайно.
Мы поднялись в квартиру, и я с первого взгляда поняла, что здесь кто-то побывал без нас — тумбочка у зеркала была опрокинута. Ксения не имела к этому никакого отношения — была удивлена не меньше моего.
— Таня… — прошептала она, но я осторожно прикрыла ей рот.
Я жестами показала ей, чтобы она стояла и никуда не двигалась, а лучше присела. Сама, вынув из-за пояса пистолет, который теперь постоянно носила с собой, на цыпочках стала продвигаться по коридору.
Было тихо. Скорее всего, воры или вор уже ушли, но все равно надо было осмотреть комнаты. Я осматривала метр за метром. Вот зал. Дверь открыта, и все пространство как на ладони. Никого.
Дверь в комнату закрыта. Я приблизилась к ней, встала немного сбоку, перевела дыхание, а потом развернулась и ударила ногой в дверь с такой силой, что она открылась и стукнулась ручкой о внутреннюю стену, произведя при этом страшный грохот. Тоже никого.
Я осмотрела ванную, туалет, кладовку и, к счастью, никого не нашла.
— Все в порядке. — Я подошла к притихшей Ксении, убирая пистолет обратно.
— Какой же это порядок? Не понимаю, кому что у меня могло понадобиться.
— Не забудь, в твой дом в Мырине тоже залезали. Наверное, неспроста, — сказала я Ксении уже из кухни и спросила: — Посмотри, пропало что-нибудь? Будем милицию вызывать?
Ответа не последовало. Я вернулась в зал и увидела, как Ксения бегает по комнатам и заглядывает в каждый угол.
— Понять не могу. Ничего не пропало. Все на месте, только перевернуто, — говорила она.
— Не торопись, смотри хорошенько.
Я снова пошла на кухню и села там покурить. Кто-то у Смолькиной что-то ищет. На ограбление действительно не тянет. Больше похоже на обыкновенный обыск. А что у нее искать? Кажется, и сама Ксения не знает ответа на этот вопрос.
Связаны ли эти обыски с убийствами? Наверняка. Не может быть таких — просто невероятных! — совпадений.
Вошла запыхавшаяся Смолькина и наконец догадалась снять плащ.
— Все ценное на месте.
— Что ты имеешь в виду?
— Телевизор, магнитофон, видеомагнитофон. Даже в вазочке колечки и сережки мои золотые лежат. А вот книги все выкинуты, перевернуты. Из стола тоже все содержимое выгребли.
— Значит, есть у тебя, Ксения, что-то такое ценное, о чем ты не догадываешься или забыла, но что надо тому, кто устроил у тебя вот этот бардак.
— Ну и что же это такое?
— Надо тебе хорошенько подумать, — серьезно сказала я.
— Сейчас у меня это не получится. Я вообще не понимаю, чем я так прогневила бога, что он мне столько всего на голову обрушил. — Ксения вся тряслась, и я поняла — еще секунда, и у нее начнется истерика.
Я полезла в холодильник в поисках такого хорошего успокаивающего средства, как какой-нибудь крепкий напиток. Но пока вынимала бутылку и отвинчивала пробку, стало уже поздно.
Смолькина начала реветь и причитать. Ее можно было понять. Такое нервное напряжение не каждый выдержит. То она узнает, что Олег чуть не погиб, то в собственном доме надежности нет.
Я поднесла к ее губам стакан и велела выпить, но Ксения оттолкнула мою руку. Стакан вылетел из пальцев, стукнулся о стену и разбился. Ксюша, кажется, даже не услышала этого.
Ну что мне с ней делать? Я понимала, конечно, что истерика обязательно закончится, но не знала, сколько придется ждать. Вдруг долго? Правда, я никуда особо не торопилась сейчас, но все равно не хотелось сидеть и наблюдать, как ее колотит.
Я знала, в такой ситуации человек сам с собой, со своими эмоциями, справиться не может, контроль уже потерян. И если ему не будет помощи со стороны, то успокоится он только тогда, когда совсем не останется сил.
Был еще один выход. Не самый лучший, но другого у меня не было. Я подошла к сидящей на табуретке Ксении, схватила ее за предплечья и резко поставила на ноги. Потом, не давая ей опомниться, звонко ударила ладонью по щеке. Голова девушки мотнулась в сторону.
Смолькина подняла на меня одурманенные глаза. Я быстро сунула ей к лицу второй стакан с коньяком, который уже успела налить, и велела выпить его залпом. Она послушно выпила, снова посмотрела на меня и только потом поморщилась.
— Ну? — спросила я.
— За что мне все это? — на автомате повторила Ксения.
Я усадила ее на табуретку. Минут через пять должно подействовать, а пока я налила ей еще немного. Уже спокойнее, но все еще шмыгая носом, Смолькина выпила, скривила нос и пробурчала:
— Терпеть не могу коньяк.
— Тогда зачем в холодильнике его держишь?
— Гости принесли. С тех пор и стоит.
— Пригодился. Тебе уже лучше? — И без вопроса было видно, что Ксения немного успокоилась. — Давай порассуждаем. У тебя в квартире что-то важное и ценное искали в столе и на книжных полках. Значит, это либо книга какая, либо бумага или документ. Есть у тебя документы?
— Конечно, есть.
— Они на месте?
— Они у меня в сейфе на работе, — сказала Ксения.
— Тогда быстро едем туда, — скомандовала я, потому что меня озарило.
Мы собрались в мгновение ока, Смолькина только плащ накинула, и поехали в фирму, где работала Ксения.
