Глава 7

Время приближалось к обеду. Световой день честно прошагал уже первую свою половину. Нужно было отправляться на встречу с Папазяном, который любезно обещал предоставить мне информацию на человека с золотыми руками, окончившего свою жизнь в казенном доме. Я очень надеялась выведать какие-либо полезные подробности, которые помогли бы понять причину случившегося. Почему и за что убили Герасименко, а теперь еще пытаются убить и меня. А что это обстоит именно так, сомневаться не приходилось. По всему было видно, что пора предупреждений и запугиваний уже прошла и настало время более решительных действий. Но, как видно, кроме меня, никто с поставленной задачей не справится, даже целая бригада сыщиков, отрабатывающих свою зарплату на службе у государства.

И я, окрыленная жаждой знаний, двинулась к месту проживания коллеги. Да, пожалуй, я его определяла сейчас именно так. Только я занимаюсь этим не ради чинов и наград, а по призванию. Ну а он — потому что выбрал такую профессию.

Папазян встретил меня приветливо. Он явно находился в хорошем настроении.

— Ну проходи, проходи. Ждали, — несколько снисходительно произнес он. — Рад тебя видеть.

«Еще бы не ждали! — усмехнулась я про себя. — Без меня премия-то может и накрыться!»

— Что такой сияющий? — полюбопытствовала я вслух и не удержалась, чтобы не поязвить: — Ждешь очередного звания или прибавку к жалованью?

— День с утра задался, вот и весь секрет, — поделился Гарик причиной своего довольного вида.

— Да, погода хоть куда, — произнесла я. — Но ближе к делу. Как там обстоят дела с моей просьбой?

— Ах да, — спохватился Папазян. — Интересной личностью был этот Безбородин. Легенд, правда, про него не слагали, а вот слухи, говорят, ходят до сей поры.

— И что это за слухи?

— Говорят, мастер он был отменный. Знаешь, как в песне поется: нам нет преград ни в море, ни на суше. Это, можно сказать, был его девиз.

— А если поконкретнее?

— Короче, потрошил твой Безбородин сейфы или, выражаясь научными терминами, был простым советским «медвежатником», — улыбнулся Папазян. — Природа по своей щедрости наделила его большими талантами. Ушлый был мерзавец по слесарному делу, да и закон Ома в школе, видно, хорошо выучил. Так, что на всю жизнь запомнил. Последний раз этот отличник теоретической и физической подготовки применил свои познания и навыки в ювелирном магазине. И взяли его по чистой случайности. Просто с годами он, видать, забывчив стал — ну и наследил слегка на радость экспертам-криминалистам. А так — поминай бы его как звали.

— А он один на дело ходил? — спросила я первое, что пришло на ум.

— Один-одинешенек. Аки перст, — подтвердил Папазян. — Сознался, покаялся, только вот товар так и не нашли. Искали-искали, пытали-выпытывали, а добро так и не объявилось. Надо полагать, самородок решил организовать себе обеспеченную старость. Только, — Папазян издал ртом звук, похожий на звук вынимаемой из сосуда тугой пробки, — не судьба.

— Да, интересная деталь. Так-так, — я наморщила лоб.

— Что? Хочешь организовать экспедицию для поиска сокровищ? Свистать всех наверх?

— Свистать не надо, денег не будет, — возразила я.

— Типун тебе на язык, — Папазян изобразил легкий испуг. — Кстати…

Капитан подозрительно посмотрел на меня и после некоторой паузы спросил:

— Я так понял, что ты все же решила заняться делом Герасименко, несмотря на все мои предупреждения?

— Это мое дело, — отрезала я, широко, однако, улыбаясь капитану.

Папазян почувствовал некую неловкость. Выдержав мою издевательскую улыбку, он тем не менее спросил с тайной надеждой:

— Может быть, тогда поделишься со мной результатами следствия?

Я продолжала улыбаться. Потом, кокетливо проведя пальцем по линии пуговиц домашней рубашки капитана, сказала:

— Нет, Гарик, мы с тобой договорились — у вас свои дела, у меня — свои. Все в соответствии с западными нормами жизни, никакого коммунизма и общинности. Но…

— Что «но»? — нетерпеливо спросил Папазян.

— Когда я обнаружу убийцу, то извещу вас, чтобы предать в руки закона, — высокопарно заявила я. — А за информацию спасибо.

— И все же, каким образом Безбородин может быть связан с этим делом? — не отставал Папазян.

— Пока я еще и сама толком не знаю, — ответила я и поднялась со стула.

Приехав домой, я тут же погрузилась в размышления. И пришла к выводу, что те сокровища, не обнаруженные в свое время милицией и, видимо, спрятанные Безбородиным, вполне могут быть причиной всей этой кутерьмы, разразившейся не на шутку. Золотишко, камешки, колечки, браслетики. Что ж, вполне вероятная версия… Какой там к черту инструмент, забытый на даче, про который Галине Григорьевне напел вернувшийся с зоны Данилка Мерзляков! Это будет куда повесомее.

«А что, если дело было так: Безбородин спрятал краденое на своей собственной даче, а жене ничего не сказал. А Валерий Васильевич взял все это и нашел. Но про все это прознал Мерзляков. Вот вам и причина кровавой драмы и переполоха», — думала я.

И тут же сама себе возражала: «А может быть, Герасименко ничего и не находил, и все умозаключения на его счет являются абсолютно неверными. Все же подозрительно вела себя Вероника, подозрительно… Но она вряд ли захочет рассказывать, если даже что-то и знает. Ведь подобные игры с находкой закон может обернуть против нее. Да и не стоит обижать кого-либо разными подозрениями, не имея твердых доказательств».

А признание Вероники для меня сейчас носило чисто символический характер. В поисках убийцы оно не поможет. Кто убил — и так уже известно. Нужно только найти Мерзлякова. Поделись сейчас своими размышлениями с милицией — поднимется шум, начнется суета, и он заляжет. Я найду его сама. Найду, где он прячется. А вот когда найду…

Подкрепившись чашкой кофе, я снова собралась в путь. Темнело в это время года довольно поздно, и я решила, что запросто успею нанести еще один визит.

Навещать Мерзлякова нужно было очень осторожно, не нарваться бы на очередной блокпост или засаду. Последние дни преподнесли мне немало неожиданных волнений. Сначала спущенные шины у моей «девятки», угрозы по телефону, затем катание в лифте на острие ножа, потом прыжки с переворотом на капоте собственной машины. Прямо-таки многоборье какое-то. И хотя подобное встречалось в моей грешной жизни не один раз, все же… Для нынешнего случая хватит, пожалуй. Жизнь — это не Олимпийские игры и не сдача норм ГТО.

Во-первых, нужно было сменить транспорт. Моя вишневая «девятка» наверняка уже намозолила глаза. Поэтому на этот раз я решила воспользоваться услугами такси.

Водитель попался молчаливый. То ли он не страдал в данный момент от недостатка общения, то ли по натуре своей был неразговорчив.

— Здесь? Где остановить? — хмуро спросил он у меня.

— Да, — ответила я, указывая на подъезд, где жил Мерзляков. Машина встала.

— А вы не могли бы меня подождать? — попросила я водителя. — У меня деньги там.

Я снова показала на подъезд. Водитель еще больше нахмурился и неохотно кивнул в знак согласия.

— Могу вам сказать номер квартиры, если вы не верите, — сказала я.

Водитель пожал плечами.

Я все же назвала номер квартиры. Для меня это была своего рода страховка на случай, если встреча пройдет, что называется, не по моему сценарию.

— Договорились, подожду, — пообещал несловоохотливый водитель такси.

Я выбралась из машины и направилась к подъезду. Но прямо перед входом меня окликнул сзади обеспокоенный женский голос:

— Простите, подождите, пожалуйста, Татьяна.

Я с удивлением оглянулась и остановилась. За мной быстрым шагом поспешала женщина, еще довольно молодая, старше меня лет этак на пять. Она была одета без особых затей, но довольно смело и вызывающе для своего возраста. Наверное, она хотела выглядеть еще моложе.

— Вы меня? — спросила я, чтобы разрешить свои сомнения.

Хотя и так было понятно, что женщина обращалась ко мне. Но я не была с ней знакома и вообще видела впервые в жизни. Тем не менее рядом не было видно не то чтобы другой какой-нибудь Татьяны, но и вообще никого подходящего, кто мог бы носить это имя.

— Да. Извините, мне нужно с вами поговорить, — ответила дама в смелом наряде. — Вы разыскиваете Данилу Мерзлякова? Это мой очень хороший знакомый. Вы, наверное, понимаете, что я имею в виду?

— Честно говоря, не совсем. Вы, наверное, хотите сказать, что вы больше, чем просто друзья? — скромно предположила я.

— Да. Если можно, я хотела бы попросить вас зайти ко мне. Тут недалеко. Нам там никто не помешает. Я вас очень прошу.

— Простите, но откуда вы меня знаете? — спросила я, недоверчиво глядя на незнакомку.

— Мне рассказала о вас Галина Григорьевна, — объяснила женщина. — Вы как раз уходили от нее, а я, наоборот, шла к ней. Наверное, вы меня просто не заметили.

— Не заметила, — согласилась я.

— Ну так что? Вы согласны?

— Что ж, будь по-вашему. Кстати, меня здесь такси поджидает, может, на нем и подъедем? — предложила я молодящейся особе.

— Какое такси? Тут два шага всего!

— Тогда постойте минуточку. Я скажу шоферу, чтобы меня не ждал.

Я вернулась к машине и расплатилась с шофером. Тот совсем не удивился этому, просто хмуро взял деньги и, как робот, лишенный всяческих эмоций, двинулся спокойно на поиски новых клиентов.

— Вы не сказали, как вас зовут, — сказала я своей новой знакомой.

— Надя. Надежда Анатольевна, — отрекомендовалась рассеянная спутница.

— Простите, вы что же, давно знаете Данилу?

— Очень давно, — как-то грустно кивнула она. — С самого детства. Мы жили в одном доме.

— А потом что же? Разъехались, что ли?

— Да, — снова с той же грустью во взгляде кивнула Надежда. — Они в одном месте новую квартиру получили, а мы в другом. Но я его все равно очень хорошо знаю, вы мне поверьте. Мы часто встречались.

— А где же Данила сейчас?

— Если вы хотите с ним встретиться, я ему передам, — пообещала Надя. — Правда, я так и не поняла, зачем он вам нужен. Галина Григорьевна что-то там говорила насчет того, что убили вроде кого-то. Но Данила-то здесь при чем?

Пытаясь предупредить вспышку возможного благородного гнева со стороны собеседницы, я как можно деликатнее принялась объяснять:

— Боюсь, что очень даже при чем. Вы только не кипятитесь и выслушайте меня. Дело в том, что я сама его видела в день убийства у дома, где все это случилось. Посудите сами — человек выходит из подъезда, где происходит преступление. А потом начинает прятаться от всех. Откуда такое нежелание встречаться? И ко всему прочему требует, чтобы его не беспокоили и не лезли в его дела.

— Как требует? — не поняла Надежда. — Вы что, уже с ним виделись? — Она встрепенулась, резко повернув голову в мою сторону.

— Нет, увидеться мне с ним пока что не довелось, — развеяла я сомнения Надежды. — Даже и не знаю, к сожалению или к счастью. Но меня, если можно так выразиться, предупредили его знакомые. Причем не один раз. И делали это очень настойчиво.

— Надо же! — изумилась Надя, но не стала уточнять детали. — Кстати, вот мы уже и пришли. Я живу здесь.

И она указала на ничем не выделяющийся дом из светло-серого кирпича.

Мы вошли в грязный подъезд с окурками на лестнице и следами детского художественного творчества на стенах. Эти, с позволения сказать, граффити не отличались буйством цветовой гаммы, но включали в себя целую переписку и несли поток оценочной информации в адрес отдельных имен. Войдя внутрь квартиры Надежды, мы прошли в большую комнату и остановились перед диваном. Помещение и сама мебель находились в несколько запущенном состоянии. Мытье пола и систематическая пробежка по углам с пылесосом, похоже, не входили в число частых мероприятий Надежды Анатольевны.

— Вы садитесь. Я сейчас чай заварю, — сказала хозяйка.

Я придирчиво выбрала место, опасаясь, как бы не испачкаться, пока Надежда на кухне чиркала спичками и гремела посудой.

— Вы мне тут такого нарассказали! — воскликнула она. — Я просто и не знаю, как быть. Ведь такой хороший парень Данилка! Только что, считай, освободился. Я сколько раз ему говорила: «Бросай ты эту шушеру свою, компанию, они тебя только в какую-нибудь неприятность опять втянут. Чего от них хорошего ждать?» Пропади они пропадом, все эти жулики и алкаши!

В голосе хозяйки послышались хорошо знакомые всем интонации женщины, уставшей от пьяницы-мужа. «Ну вот, — подумала я, — опять история про хорошего человека, который думает чужими мозгами. Сколько сгинуло в трясине жизни прекрасных людей из-за плохих знакомств, ужас просто! А сами они вроде как совершенно ни при чем».

— А что за друзья? — спросила я вслух.

— Да не знаю я их, — отмахнулась Надя. — Мало ли сколько этого народа к нему шастает. Разве узнаешь, кто именно всякое такое вытворяет. Нет, мне даже и не верится! Хоть вы тут и говорите… Ну зачем ему, скажите, кого-то убивать? Было бы из-за чего!

— А я думаю, что причина имеется, и, надо полагать, весьма внушительная, — возразила я. — Я же не говорю, что Данила сошел с ума и разбил кому-то голову, забравшись в квартиру в невменяемом состоянии. Причиной всему деньги, а точнее, нечто такое, что можно очень дорого продать. Я думаю имело место самое что ни на есть обычное ограбление.

— И много он унес? — пожелала уточнить дотошная Надежда.

— Много… Хотя точно, сколько, не скажу. Но… вы мне обещали его найти. То есть помочь с ним встретиться, — напомнила я.

— Да, я ему обязательно скажу и постараюсь уговорить, — закивала Надежда. — Ведь сколько можно прятаться! Что ж поделать? Того, что произошло, назад уже не воротишь.

На лице ее отразилась скорбь и великая озабоченность по отношению к судьбе своего друга детства.

Я, конечно, не была такой дурой, чтобы пойти на встречу с этим типом самостоятельно. Но раз уж бог послал мне эту распрекрасную незнакомку, то, может быть, стоит изменить свои планы? Не выслеживать Мерзлякова, а заманить его на место встречи, где его и возьмет Папазян вместе со своими сослуживцами. Погулял Данила на свободе месяцок — и будет с него, пока новых бед не натворил.

— А вот и чай, — оповестила Надежда, услышав свисток на кухне.

Потом вдруг остановила свой взгляд на буфете и неожиданно предложила:

— А знаете что, давайте по коньячку. За встречу, за знакомство?

— Не откажусь, — согласилась я, будучи, в свою очередь, не против расслабиться, тем более что сейчас была не за рулем.

— Не хотите помыть руки? Можете пройти в ванную, — услужливо включила свет Надежда.

Я направилась в ванную, а Надежда Анатольевна занялась сервировкой стола. Когда я вышла, на кухонном столе все уже было готово. Даже коньяк был разлит по рюмкам.

— Ну что, давайте за встречу? — предложила она сразу, поднимая стопку.

— За встречу, — согласилась я.

Промежуток между первым и вторым тостом по инициативе хозяйки был небольшим. После того как мы опрокинули еще по одной стопке коньяку, я спросила:

— Ну так когда же и где я смогу увидеть Данилу? — Я прямо-таки сгорала от нетерпения заманить врага в ловушку.

— Погодите, дайте-ка подумать… Лучше это сделать у него дома.

— Так он живет все-таки дома? — быстро спросила я.

— Нет, — покачала головой Надежда. — Но я его попробую уговорить, чтобы он туда пришел.

А я уже начала думать, как лучше поступить. Если Надя будет лично встречаться с Данилой, не худо было бы за ней проследить. А вслух спросила:

— В какое время возможна встреча?

— Да когда угодно. Хоть с утра. Зачем откладывать дело в долгий ящик? Давайте часиков в одиннадцать — он вас будет ждать.

И вдруг запричитала:

— Ох, как мне его жалко, если бы вы только знали! Пропащая его душа! Я так его ждала, так надеялась! Да видно, не судьба мне в этой жизни… Эх, Данила, Данила, как же так!

Надя уронила голову на руки и начала сдавленно рыдать. Я смотрела на нее и не могла понять, что мне не нравится в ее поведении. Вроде бы простая женщина и должна была так себя вести, но… Что-то не складывалось в ее психологическом портрете.

— Ой, кажется, я уж совсем пьяная, — продолжала стенать Надя.

Я, сама чувствуя слабость и легкую сонливость после выпитого, сочувственно спросила:

— Вам что, плохо?

— Нет-нет, — подняла голову хозяйка и замотала из стороны в сторону.

— Вы не беспокойтесь, вы только не беспокойтесь…

— Да, у меня тоже что-то… — я провела рукой по лбу, глубоко вздохнула и подняла глаза к потолку.

— Ой, что с вами, господи! — вскричала Надя. — По-моему, вам надо прилечь.

Она засуетилась, проводила меня до дивана и уложила. И в этот момент я почувствовала, что в моем организме происходит что-то неладное. Он откровенно меня не слушался. И тело норовило принять горизонтальное положение. Глаза слипались, а изображение расплывалось, приобретая весьма нечеткие очертания. Как только моя голова коснулась подушки, я почувствовала невероятное облегчение, и сознание покинуло меня.

Когда я проснулась, то ничего не могла понять некоторое время. Я лежала на заднем сиденье какой-то машины. В салоне горел свет. На улице было уже темно. А впереди сидели, спокойно беседуя между собой, какие-то мужчины. Голос одного из них мне показался знакомым. Где-то я его уже слышала. Но я еще не окончательно пришла в себя, а открыла глаза лишь на короткое время. Я силилась побороть дремоту, но не могла. Руки и ноги не подчинялись мне, а глаза и уши функционировали настолько плохо, что я даже было усомнилась в реальности происходящего. Несколько раз возвращаясь в состояние, близкое к полусонному, я снова проваливалась в безызвестность. Казалось, что прошло уже много-много времени. Наконец я обрела более-менее устойчивое состояние бодрости. Только вот сил пошевелиться по-прежнему не было. Мужчины на переднем сиденье не умолкали, продолжая свой бесконечный разговор:

— Вот есть же такие суки, лезут во все! Мало ментов, так эти уроды еще из себя сознательных строят.

— Молоток говорит, что она вроде как тоже из бывших, — заметил знакомый голос.

— А, значит, по жизни геморрой покоя не дает. А чего это она бывшая? Вроде еще молодая.

— Вот приедем на место, там у нее и спросим. Исповедуем, как говорится. И чего это мы с ней возимся? Дать бы ей сразу лошадиную дозу или вручную заделать, и привет. Поминай как звали, — предложил знакомый голос.

— Молотку виднее, — возразил другой. — Отвезем подальше, там ее никто не найдет и искать не станет. А ты представь, вот бы нас сейчас тормознули, а у нас жмурик на заднем сиденье! А так — пьяная и пьяная, везем домой знакомую с банкета — и все дела, не подкопаешься. Молоток — он не дурак.

— А не проснется раньше времени? — забеспокоился первый.

— Молоток сказал, что не должна. Ему вся эта аптека наизусть знакома. Он ведь учился в медучилище, и в больнице когда-то работал, и на «Скорой» ездил, — пояснил другой.

Я поняла, что речь идет обо мне, сердечной. Я снова попробовала пошевелиться. Но руки и ноги все еще не хотели слушаться. Время шло, а силы не возвращались. А за окном почему-то уже давно не было видно ни одного огонька.

А еще минут через пять машина свернула на какую-то неухоженную дорогу, которая мало напоминала асфальтовое покрытие. И я сделала верное предположение, что мы, скорее всего, уже где-нибудь за городом. И это означало, что, прежде чем что-либо предпринимать, следовало хорошенько подумать.

И я начала думать: «Здесь, кричи не кричи, тебя никто не услышит. Если только леший — в том случае, если они водятся в лесу. Но и только… Господи, как же я так легко купилась на эту приманку в виде простой женщины по имени Надежда Анатольевна! Сама влезла в ловушку, своими ногами пришла! И заподозрила неладное слишком поздно…»

— Слышишь, Тюлень, как ты думаешь, долго нам еще за Музыкантом гоняться? — отвлек меня от дум голос на переднем сиденье. — Может, его и в городе давно уже нет, а мы тут бегаем и целыми днями зря высиживаем.

— Да куда ему деться! — возражал ему другой голос. — Он ведь теперь наверняка в розыске, если кого-то заделал. Сидит где-нибудь, ждет, когда все поутихнет.

«Значит, знакомого зовут Тюлень, — отметила про себя я. — И этот голос я слышала не где-нибудь, а в лифте. Это тот самый грозный субъект, любитель поиграть ножичком… Надо же, каким умным тоном рассуждает! А на вид и не скажешь, что у него бывают подобные минуты просветления».

— Может, хватит, а, Костыль? — спросил Тюлень. — По-моему, уже приехали. А то так заберемся, что бензина на обратную дорогу не хватит или еще что-нибудь случится. Потом не вылезем.

— Ладно, — согласился Костыль и остановил машину.

Оба мужчины вышли. Один из них подошел к задней двери и распахнул ее настежь. Я лежала не шевелясь, чуть приоткрыв глаза, так, чтобы хоть немножечко что-то видеть. Перед открытой дверью сплошной стеной стояли деревья. Так и есть — лес. Ну и что же мне теперь делать?

Я почувствовала, как едва обретенная способность трезво и хладнокровно оценивать реальность снова начинает улетучиваться неуловимой субстанцией.

— Погоди, — остановил Костыль своего напарника. — Куда спешить? Давай постоим, покурим, заодно и осмотримся. Может, и место какое подходящее найдем. Можно, конечно, и так отнести подальше в кусты и бросить. Но лучше какая-нибудь яма или что-то в этом роде.

Было очень тихо. Только ветер шумел листвой, накатываясь волнами, и где-то стрекотала и посвистывала трелями не желающая отправляться на покой мелкая насекомая живность. Замыслившие неладное начали удаляться от машины.

— Слушай, Тюлень, а может, мы ее сначала попользуем? — предложил Костыль. — Так сказать, побалуем перед смертью? Не пропадать же бабе, пока тепленькая. Ты как, не против?

— Да ну ее, — хмыкнул Тюлень.

— Дурак ты, Тюлень, — подзадоривал Костыль.

— Так она же спит, как бревно. Какой кайф? — возразил Тюлень.

— А мы разбудим.

— А орать начнет?

— Да кто ее здесь услышит? А когда орут, так меня, например, это еще больше заводит, — ухмыльнулся Костыль. — Но если хочешь, можно и рот заткнуть.

Голоса двух бандитов удалялись, и я поняла, что другого шанса может и не быть. Да и откуда ему взяться в этакой глухомани. Я собрала всю свою силу воли. У меня уже начали было наворачиваться слезы на глазах от осознания собственного бессилия что-либо изменить. Но организм вдруг нашел силы, дремлющие в последние часы неизвестно где. Такое случается у людей в минуты приближающейся смертельной опасности.

И, почувствовав снова способность управлять своим телом, неимоверно везучая по части поисков приключений на свою упрямую голову, я как могла быстро выбралась из машины и кинулась в сторону от нее. Врываясь в лесную чащу, я произвела такой треск, что, наверное, перепугала на километр всех представителей местной фауны.

— Эй! — послышался окрик Костыля.

— Что там? — похоже, перепугался Тюлень.

— Идем посмотрим.

И через несколько секунд вскричал:

— Сбежала!

— Куда?

— Вот сюда.

— Стой! — завопил Тюлень на весь лес.

— А ну, стой, кошелка, а то хуже будет! — вторил ему Костыль.

— Да я из тебя фарш сделаю, сучка. Вернись, кому говорят!

Обмишурившиеся горе-подручные Молотка орали наперебой, бросившись в кусты и деревья. Их галдеж сопровождался всяческими нецензурными словами. Вся матерщина громким многократным эхом разлеталась по лесу, усиливая тем самым впечатление и прибавляя мне проворства.

Резкая перемена состояния от возлежания на заднем сиденье автомобиля к бегу меж многочисленных естественных препятствий, однако, не могла не сказаться. И я постоянно слишком сильно забирала ногами то влево, то вправо, раскачиваясь всем телом на ходу, как разгулявшийся шимпанзе. А может, еще и выпитое давало о себе знать. Но долго бежать мне не пришлось.

Внезапно относительно ровная почва под ногами закончилась, и земля поползла куда-то круто вниз. Я, не успев этого заметить сразу, умудрилась сделать еще несколько шагов, чудом сохраняя равновесие и удерживаясь на ногах. Затем споткнулась и покатилась вниз. Я прокатилась так метров двадцать, а то и все тридцать, и, возможно, вскоре оказалась бы у края низины, если бы по дороге меня не задержало попавшееся на пути дерево.

Я не думала о боли. Я тут же укрылась за ближайшими кустами, распластавшись подобно диверсанту под насыпью вражеской железной дороги. Лунный свет хорошо освещал край оврага, пробиваясь своими лучами сквозь кроны деревьев. Тут показались мои преследователи, предвещая свое появление неровным светом фонарика.

— Осторожно, Тюлень!

— Эх, черт! Твою мать, — послышался голос Тюленя. — Так и шею свернуть недолго.

И, не устояв на ногах, бандит упал на траву. Костыль, освещая фонариком крутой спуск, продолжать погоню не спешил, вероятно, решив предоставить инициативу своему напарнику. Тюлень поднялся, сделал еще несколько шагов, но, заскользив подошвами по траве, опять рухнул.

— Вот блин! Я во что-то вляпался, — раздраженно заявил он.

— Что делать будем? Надо бы ее найти, — нерешительно подал голос Костыль. — Да где ее тут найдешь? Темно, как у негра в заднице!

Тюлень кое-как выбрался наверх.

— Смотри, что это? Что-то липкое, — Тюлень подставил руку под луч карманного фонарика.

— Похоже, кровь.

— Что делать-то будем? — снова спросил Костыль.

— Да хрен с ней, — чуть подумав, ответил Тюлень. — Она, наверное, башку себе раскроила об какую-нибудь осину. Да к тому же пьяная и под снотворным. Считай, что ее уже нет.

— Да, так еще лучше, — подумав, сказал Костыль. — Считай, несчастный случай. И никто ни при чем. Только найти все равно надо бы. Что Молотку скажем?

— Да что он, проверять поедет? Скажем, что все сделали как было велено.

— Стремно как-то, — скептически произнес Костыль.

— Я туда не полезу, — решительно заявил Тюлень. — Запросто шею сломаешь. Хочешь — лезь ты.

Костыль вздохнул.

— Ладно, пошли, — наконец сказал он.

И бандиты, матерясь и кляня все на свете: «эту сучку недотраханную», «этого козла Молотка» и «этот овраг гребаный», направились по лесу назад. Вскоре послышался звук отъезжающей машины.

Наверное, целый час просидела я в овраге, выжидая на всякий случай время. Скоро уже должен был начаться рассвет, и нужно было выбираться. Сейчас темнота была моим верным союзником. Но вдруг эти типы решат подежурить где-нибудь на дороге? Еще, чего доброго, заметят. А днем, при свете, мне от них вряд ли удастся укрыться. Когда сознание значительно прояснилось, я обнаружила, что у меня в кровь разодрана ладонь левой руки. Наверное, зацепилась за какой-нибудь сучок, когда бежала. По случайности, видимо, этой кровью и измазался Тюлень.

Я, как ночная странница, брела по лесу где-то около двух часов. И утром послышался мне шум трамвая. А скоро показалась и трамвайная линия, тянущаяся вдоль пригородного шоссе. Занесло меня, горемычную, аж на самый край города, в район дач и частного сектора. Чересчур любопытному и разговорчивому водителю, не в пример вчерашнему таксисту, остановленной попутной машины я тут же экспромтом наплела выдуманную историю о том, как поссорилась с мужем, вышла в знак протеста из автомобиля и, надо же, заблудилась. Самое удивительное, что водитель поверил и доставил меня в полной целости и сохранности домой.