ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Номер в гостинице. Налево окно, направо дверь в коридор.
В центре дверь с гардинами ведет в спальню Эмилии. Эмилия выходит из спальни в пеньюаре. За ней Прус в смокинге, но без воротничка. Прус молча садится в кресло направо. Эмилия идет к окну и поднимает штору. На дворе светает.
Эмилия. (отворачивается от окна). Ну? (Пауза. Подходит ближе.) Давайте. (Пауза.) Слышите? Дайте мне конверт.
Прус достает из внутреннего кармана бумажник, вынимает оттуда запечатанный конверт и молча бросает его на стол.
(Берет конверт и подходит к туалету. Садится и осматривает печать на конверте. Колеблется. Потом быстро вскрывает конверт шпилькой и вынимает из него сложенный пожелтевший листок. Читает. Радостный вздох. Складывает листок и прячет его за корсаж. Встает.) Отлично!
Пауза.
Прус. (тихо). Вы меня обманули.
Эмилия. Вы получили… все, что хотели.
Прус. Обманули… Вы были холодны как лед. Я словно обнимал мертвую. (Содрогается.) И ради этого я отдал чужие документы. Благодарю покорно!
Эмилия. Вам жаль конверта?
Прус. Мне жаль, что я узнал вас. Я не должен был отдавать конверт. Получается, что я вор. Гадость, гадость!
Эмилия. Завтракать будете?
Прус. Не хочу. (Встает и подходит к ней.) Покажитесь. Покажитесь, я хочу посмотреть на вас. Не знаю, что я вам отдал; наверно, что-то ценное. Но даже если дело было только в том, что это — чужой запечатанный документ… (Машет рукой.) Эмилия. Вы хотите плюнуть мне в лицо? (Встает.) Прус. Нет, себе.
Эмилия. О, пожалуйста, не стесняйтесь.
Стук. (Идет к двери.) Кто там?
Горничная. (за сценой.) Это я, мадемуазель.
Эмилия. Входи. (Отпирает.) Завтракать! Горничная (входит в ночной кофте и юбке. Запыхалась). Простите, мадемуазель, не здесь ли господин Прус?
Прус. (резко оборачивается). В чем дело?
Горничная. Пришел слуга господина Пруса. Говорит, ему нужно видеть барина. Что-то важное принес…
Прус. Откуда он знает, чёрт побери?.. Скажите, пусть подождет. Нет, погодите. (Уходит в спальню.) Эмилия. Причеши меня. (Садится перед туалетом.) Горничная. (распускает ей волосы). Господи, как я перепугалась. Прибегает швейцар: пришел, мол, этот самый слуга, хочет к вам. А слуга-то не в себе, говорить даже не может. У меня сердце так и упало. Не иначе, думаю, что-то стряслось.
Эмилия. Осторожно! Не дергай!
Горничная. А сам бледный как мел слуга-то. Так я перепугалась…
Прус. (в воротничке и галстуке торопливо выходит из спальни). Простите, я на минуту… (Уходит направо.) Горничная. (расчесывает волосы Эмилии). Он важный барин, да? До чего хочется знать: что там случилось? Вы бы видели, мадемуазель, как этот слуга дрожал…
Эмилия. Потом сваришь мне яйца.
Горничная. А в руке у него было какое-то письмо. Может, пойти послушать, о чем они говорят?
Эмилия. (зевает). Который час?
Горничная. Восемь.
Эмилия. Погаси свет и не трещи.
Пауза.
Горничная. А губы у него совсем синие, у слуги-то…
Эмилия. Ты мне дергаешь волосы, дура! Дай сюда гребень. Смотри, сколько выдрала!
Горничная. У меня руки трясутся. Что-нибудь случилось, как пить дать.
Эмилия. Если и так, не смей выдирать мне волосы. Чеши!
Прус возвращается из коридора с нераспечатанным письмо в руке, которое он машинально поглаживает.
Быстро вернулись!
Прус, нащупав рукой кресло, садится.
Что вы хотите к завтраку?
Прус. (хрипло). Отошлите… горничную…
Эмилия. (горничной). Ступай пока. Я позвоню. Ступай!
Горничная уходит. (После паузы.) Ну, что такое?
Прус. Янек… застрелился.
Эмилия. Не может быть!
Прус. Череп себе размозжил… Узнать нельзя… Скончался…
Эмилия. Бедняжка. А от кого письмо?
Прус. Слуга рассказал… А это… письмо от Янека. Нашли рядом с ним. Вот кровь…
Эмилия. Что ж он пишет?
Прус. Не хватает духу распечатать… Откуда он знал, что я у вас? Почему послал мне это письмо сюда? Неужели он…
Эмилия…видел вас? Наверно.
Прус. Зачем он сделал это? Зачем покончил с собой?
Эмилия. Прочтите письмо.
Прус. Может быть, вы прочтете первая?
Эмилия. Нет.
Прус. Наверно… оно и вас касается… Распечатайте…
Эмилия. Не хочу.
Прус. Я должен пойти к нему… должен… Открыть письмо?
Эмилия… Ну конечно.
Прус. Пусть будет так. (Разрывает конверт и достает письмо.)
Эмилия делает себе маникюр.
(Тихо читает.) О! (Роняет письмо.)
Эмилия. Сколько ему было лет?
Прус. Так вот, так вот почему!
Эмилия. Бедный Янек.
Прус. Он любил вас…
Эмилия. Да?
Прус. (рыдая). Мой единственный!.. Единственный сын… (Закрывает лицо руками. Пауза.) Ему было восемнадцать лет, восемнадцать лет! Янек! Мальчик мой. (Пауза.) О, боже, боже! Я бывал чересчур суров с ним. Никогда не гладил его по голове, никогда не приласкал, никогда не похвалил… Всякий раз, как мне хотелось это сделать, я думал: нет, пусть он будет твердым… твердым, как я… твердым в жизни… Я совсем не знал его! О, боже, как мой мальчик боготворил меня!
Эмилия. Вы этого не знали?
Прус. О, боже, если бы он был сейчас жив! Так глупо, так бессмысленно влюбиться… Он видел, что я вошел к вам, ждал два часа у ворот… потом пришел домой и…
Эмилия. (берет гребень и причесывается). Бедняжка.
Прус. Восемнадцать лет! Мой Янек, мой сын… Мертв, неузнаваем… И пишет детским почерком: «Папа, я узнал жизнь, папа, будь счастлив, а я…» (Встает.) Что вы делаете?
Эмилия. (со шпильками во рту). Причесываюсь.
Прус. Вы, видно, не поняли? Янек любил вас, он застрелился из-за вас.
Эмилия. Ах, столько народу стреляется.
Прус. И вы можете причесываться?
Эмилия. Что ж, мне бегать из-за этого растрепанной?
Прус. Он застрелился из-за вас, понимаете?
Эмилия. Что же я могу поделать? Ведь из-за вас тоже. Рвать мне на себе волосы, что ли? Мне их достаточно повыдергала горничная.
Прус. Замолчите или…
Стук в дверь.
Эмилия. Войдите.
Горничная. (входит уже одетая). Господин Гаук-Шепдорф желает вас видеть.
Эмилия. Проси.
Горничная уходит.
Прус. Вы… вы примете его сейчас… при мне?
Эмилия. Идите пока в соседнюю комнату.
Прус. (поднимает портьеру). Canaille! (Выходит.) Входит Гаук-Шeндорф.
Эмилия. Buenos dias, Макси. Что так рано?
Гаук. Ш-ш-ш! (Подходит к ней на цыпочках, целует в шею.) Собирайтесь, Евгения. Едем.
Эмилия. Куда?
Гаук. Домой. В Испанию. Хи-хи! Моя жена ничего не знает. Вы понимаете? Я уже к ней не вернусь. Por dios, Евгения, торопитесь!
Эмилия. Вы с ума сошли?
Гаук. Совершенно верно. Понимаете, я под опекой как слабоумный. Меня могут задержать и отправить обратно, це-це-це, как посылку по почте. Но я хочу от них удрать. Вы меня увезете.
Эмилия. В Испанию? А что я буду там делать?
Гаук. Ого! Плясать, конечно! Mi dios, hija, как я всегда ревновал вас! Будете плясать, да? А я буду хлопать в ладоши. (Вынимает кастаньеты.) Ау, salero Vaya, querida! (Поет.) Ла-лала-ла-лала… (Останавливается.) Кто это тут плачет?
Эмилия. Э-э, никто.
Гаук. Це-це-це. Как будто кто-то плакал. Мужской голос. Chite, escusha… Эмилия. Ах да, это сосед за стеной. У него, кажется, умер сын.
Гаук. Умер? Как прискорбно! Vamos, гитана. Знаете, что я с собой везу? Драгоценности. Матильдины. Матильда — это моя жена. Старая ведьма, вы понимаете? Так скверно быть старым. Скверно! Я тоже был стар, пока не вернулись вы… Chiquirritina, мне теперь двадцать лет! Вы не верите?
Эмилия. Si, si, senor! Гаук. Вы тоже не постарели. Человек не должен стареть. Ведь у дураков долгий век. О, я буду жить долго. И пока человек жаждет любви… (Щелкает кастаньетами.) Вкушай Любовь! Ла-ла-ла-ла-ла… Эй, цыганка, поедешь со мной?
Эмилия. Да.
Гаук. К новой жизни, а? Начнем снова с двадцати лет, nina! О, наслаждение! Ты помнишь? А все остальное трын-трава. Nada. Поедем?
Эмилия. Si. Ven aqui, chucho!
Стук в дверь.
Войдите.
Горничная. (просовывает голову). Вас хочет видеть господин Грегор.
Эмилия. Пусть войдет.
Гаук. Что ему нужно? Бежим.
Эмилия. Подождите.
Входят Грегор, Коленатый, Кристина и Витек.
Здравствуй, Бертик. Кого это ты привел, скажи, пожалуйста?
Грегор. Вы не одна?
Гаук. А, господин Грегор! Как я рад!
Грегор. (подтолкнув Кристину к Эмилии). Посмотрите в глаза этой девочке. Вы знаете, что случилось?
Эмилия. Янек.
Грегор. А знаете, почему?
Эмилия. Э, вздор!
Грегор. Смерть этого юноши — на вашей совести, понимаете?
Эмилия. Потому ты и притащил сюда столько народу, да ещё адвоката?
Грегор. Не только потому. И прошу вас не обращаться ко мне на ты.
Эмилия. (рассердившись). Подумаешь! Ну так что тебе надо?
Грегор. Сейчас узнаете. (Усаживается без приглашения.) Как ваше настоящее имя?
Эмилия. Ты меня допрашиваешь?
Коленатый. Что вы, мадемуазель. Просто дружеская беседа.
Грегор. Дайте фотографию, Витек. (Берет у Витека снимок.) Вы надписали Кристине эту фотографию. Здесь ваша надпись?
Эмилия. Моя.
Коленатый. Отлично. А теперь разрешите спросить: вы послали мне вчера вот этот документ — собственноручное письменное заявление некоей Эллен Мак-Грегор о том, что она является матерью Фердинанда Грегора, датированное тысяча восемьсот тридцать шестым годом? Это не подделка?
Эмилия. Нет.
Грегор. Но оно написано ализариновыми чернилами. Вы понимаете, что это значит? А? Что это фальшивка, почтеннейшая!
Эмилия. Откуда это видно?
Грегор. Чернила ещё совсем свежие. Обратите внимание, господа. (Послюнив палец, проводит им по документу.) Расплывается. Что вы скажете, а?
Эмилия. Ничего.
Грегор. Это написано вчера, понятно? И той же рукой, которая надписала фотографию. Исключительно своеобразный почерк.
Коленатый… Буквы похожи на греческие, честное слово! Например, вот альфа…
Грегор. Вы написали это заявление сами или нет?
Эмилия. Тебе я не стану отвечать.
Гаук. Но позвольте, господа, позвольте…
Коленатый. Погодите, сударь. Тут творятся любопытные дела. Мадемуазель, можете вы сообщить нам, хотя бы, откуда вы достали этот документ?
Эмилия. Клянусь, его написала Эллен Мак-Грегор.
Коленатый. Когда? Вчера утром?
Эмилия. Это неважно.
Коленатый. Очень важно, милостивая государыня. Когда умерла Элен Мак-Грегор?
Эмилия. Уходите, уходите. Больше я вам ни слова не скажу.
Прус. (быстро выходит из спальни). Покажите мне документ, пожалуйста.
Коленатый. (встает). Господи… вы…
Грегор. Вы здесь? Эмилия, что это значит?
Гаук. О, боже, господин Прус! Очень рад вас видеть. Как дела?
Грегор. Знаете вы, что ваш сын…
Прус. (холодно). Да, знаю. Документ, прошу вас.
Коленатый подает ему документ.
Благодарю вас. (Надевает пенсне и внимательно читает.) Грегор. (подходит к Эмилии, тихо). Что он здесь делал? Говорите!
Эмилия. (меряя его взглядом). По какому праву?
Грегор. По праву того, кто сходит с ума.
Прус. (откладывает документ). Это не подделка.
Коленатый. Что за чертовщина! Так это писала Эллен Мак-Грегор?
Прус. Нет, гречанка Элина Макропулос. Тот же почерк, что в моих письмах. Тут не может быть никакого сомнения.
Коленатый. Но ведь письма писала…
Прус. Элина Макропулос. Никакой Эллен Мак-Грегор не существовало, господа. Это заблуждение.
Коленатый. С ума сойти! А надпись на фотографии?
Прус. (рассматривая надпись). Несомненно — почерк Элины Макропулос.
Коленатый. Вот как! Но ведь это собственноручная подпись Эмилии Марти. Правда, Кристинка? Кристина. Оставьте ее в покое.
Прус. (возвращая фотографию). Благодарю вас. Простите, что я вмешался. (Садится в стороне, обхватив голову руками.) Пауза.
Коленатый. А теперь пусть кто-нибудь с божьей помощью разберется во всей этой путанице.
Витек. Простите, может быть, здесь чистая случайность, просто почерк мадемуазель Марти… очень похож на…
Коленатый. Ну конечно, случайность, Витек. И приезд Марти — случайность, и эта фальшивка — тоже случайность… И… знаете что, Витек? Идите-ка вы к черту со всеми этими случайностями.
Эмилия. Довожу до вашего сведения, господа, что я сегодня же уезжаю.
Гаук. О, прошу вас, не надо. Но я уверен, что господин Прус…
Грегор. Разрешите узнать, куда?
Эмилия. За границу.
Коленатый. Ради бога, не делайте этого, мадемуазель. Знаете что? Останьтесь добром, чтобы нам не пришлось обращаться… чтобы мы не были вынуждены вызвать…
Эмилия. Вы хотите потребовать моего ареста?
Грегор. Пока нет. У нас ещё есть выход.
Стук в дверь.
Коленатый. Войдите!
Горничная. (просовывает голову). Двое каких-то господ ищут барона Гаука.
Гаук. Простите, кого? Меня? Не пойду! Я… ради бога… прошу вас… Устройте как-нибудь…
Витек. Я поговорю с ними. (Выходит.) Коленатый. (подходит к Кристине). Не плачь, Кристинка, не плачь. Мне так жалко…
Гаук. Ого, какая хорошенькая! Дайте-ка посмотреть. Не извольте плакать, мадемуазель!
Грегор. (подходит близко к Эмилии. Тихо). Внизу ждет машина. Вы поедете со мной за границу или…
Эмилия. Ха-ха, ты на это рассчитывал?
Грегор. Или я, или полиция. Поедешь?
Эмилия. Нет.
Витек. (возвращается). Господина Гаука ждет… врач… и ещё один господин. Пришли за ним — проводить его домой.
Гаук. Видели? Хи-хи. Вот я и попался. Будьте добры, попросите их немного подождать.
Витек. Да я уже просил.
Грегор. Господа! Ввиду того, что мадемуазель Марти не намерена дать нам объяснения, будем действовать решительно: сами осмотрим ее стол и чемоданы.
Коленатый. Ого! Мы не имеем права, Грегор. Посягательство на частную собственность и всякое такое…
Грегор. Что ж, вызвать полицию?
Коленатый. Я умываю руки.
Гаук. Но позвольте, господин Грегор. Я, как джентльмен…
Грегор. Сударь, вас за дверями ждут доктор и сыщик. Позвать их?
Прус. Делайте… с этой женщиной… что хотите.
Грегор. Ладно. Начнем. (Идет к письменному столу.) Эмилия. Назад! (Открывает ящик туалетного столика.) Посмей только!
Коленатый. (бросается к ней). Ай-аяй-яй, мадемуазель! (Вырывает у нее револьвер.) Грегор. (не оборачиваясь, открывает ящик стола). Хотела стрелять, а?
Коленатый. Да, он заряжен. Оставим это, Грегор. Я вызову полицию, ладно?
Грегор. Не надо. Сами разберемся. (Осматривает ящики.) Пока побеседуйте…
Эмилия. (подбегает к Гауку). Макси, ты позволяешь это? Cаspita! Y usted quiere pasar por caballero? Гаук. Cielo de mi. Что же я могу сделать?
Эмилия. (Коленатому). Доктор, вы честный человек…
Коленатый. Крайне сожалею, мадемуазель, но вы заблуждаетесь. Я карманник и международный вор. Собственно говоря, я… Арсен Люпен. Эмилия. (Прусу). А вы, Прус? Ведь вы джентльмен. Вы не позволите…
Прус. Попрошу вас не говорить со мною.
Кристина. (с рыданием). Как мерзко вы с ней поступаете! Оставьте ее в покое.
Коленатый. Я то же самое говорю, девочка. Мы действуем нагло. На редкость нагло.
Грегор. (вываливает на стол кучу бумаг). Вот как, мадемуазель? Вы, оказывается, возите с собой целый архив. (Идет в спальню.) Коленатый. Будто специально для вас, Витек. Прямо деликатесы, а не документы. Может быть, рассортируете по годам?
Эмилия. Посмейте только читать их!
Коленатый. Милостивая государыня, убедительно прошу вас оставаться на месте. В противном случае я буду вынужден применить насилие, в нарушение параграфа девяносто первого уголовного уложения.
Эмилия. И это говорите вы, адвокат?!
Коленатый. Видите ли, я вошел во вкус. Очевидно, у меня врожденная склонность к преступлениям. Подлинное призвание иногда познается лишь к старости.
Пауза.
Витек. Разрешите осведомиться, мадемуазель Mapти: куда вы поедете гастролировать?
Молчание.
Гаук. Mon dieu, je suis dеsole… dеsole. Витек. А… читали вы рецензии о себе?
Эмилия. Нет.
Витек. (достает из кармана вырезки). Восторженные рецензии, мадемуазель. Вот, например: «Голос изумительной яркости и силы, необыкновенная полнота верхов, совершенное владение своими вокальными средствами». Дальше: «Исключительный драматизм игры… невиданное сценическое мастерство… явление единственное в истории нашей оперы и, видимо, оперного искусства вообще». В истории, мадемуазель, обратите внимание!
Кристина. Так оно и есть.
Грегор. (возвращается из спальни с охапкой бумаг). Вот, доктор. Пока — это все. (Бросает бумаги на стол.) Беритесь за дело.
Коленатый. С удовольствием. (Нюхает бумаги.) Какая пылища, мадемуазель. Витек, это пыль веков.
Грегор. Кроме того, нашлась печать с инициалами Э. М., оттиск которой есть на заявлении Эллен Мак-Грегор.
Прус. (встает). Покажите.
Коленатый. (над бумагами). Господи боже! Витек, здесь есть бумаги, датированные тысяча шестьсот третьим годом.
Прус. (возвращая печать). Это печать Элины Макропулос. (Садится.) Коленатый. Чего-чего только нет…
Гаук. Ох, боже мой…
Грегор. Вам не знаком этот медальон, господин Гаук? По-моему, на нем ваш достопочтенный бывший герб.
Гаук. (рассматривая медальон). Да… так и есть… я его сам подарил ей.
Грегор. Когда?
Гаук. Ну, тогда… в Испании… пятьдесят лет назад.
Грегор. Кому?
Гаук. Ей, лично ей, Евгении Монтес… понимаете?
Коленатый. (роясь в бумагах). Тут что-то по-испански. Можете прочесть?
Гаук. О, конечно. Позвольте-ка. Хи-хи, Евгения, это из Мадрида.
Коленатый. Что это такое?
Гаук. Полицейское предписание о немедленном выезде… за нарушение общественного порядка… Ramera Gitana que se llama Eugеnia Montez. Хи-хи! Я знаю: это из-за той драки, а?
Коленатый. Виноват. (Разбирает бумаги.) Заграничный паспорт на имя Эльзы Мюллер; семьдесят девятый год… Свидетельство о смерти… Эллен Мак-Грегор, тысяча восемьсот тридцать шестой год. Так, так. Все вперемешку. Подождите, мадемуазель, мы рассортируем по фамилиям. Екатерина Мышкина — это ещё кто такая?
Витек. Екатерина Мышкина была русская певица, в сороковых годах.
Коленатый. Вы все знаете, дорогой мой.
Грегор. Любопытно, что инициалы всегда «Э. М».
Коленатый. Мадемуазель, видимо, коллекционирует документы с этими инициалами. Особое пристрастие, а? Ого, «твой Пепи»! Это, безусловно, ваш предок, Прус. Прочитать? «Meine liebste, liebste Ellian».
Прус. Может быть, Элина, а?
Коленатый. Нет, нет, Эллен. И на конверте — Эллен Мак-Грегор. Вена, Императорская опера. Погодите, Грегор, Эллен ещё придет к финишу первой. «Meine liebste, liebste Ellian»…
Эмилия. (встает). Погодите! Дальше не читайте. Это мои письма.
Коленатый. Что ж поделаешь, если они оказались такими интересными и для нас.
Эмилия. Не читайте. Я расскажу все сама. Все, о чем вы спросите.
Коленатый. Правда?
Эмилия. Клянусь!
Коленатый. (складывает бумаги). В таком случае, тысяча извинений, мадемуазель, за то, что нам пришлось принудить вас к этому.
Эмилия. Вы будете судить меня?
Коленатый. Боже упаси. Вполне дружеский разговор.
Эмилия. Но я хочу, чтобы вы меня судили.
Коленатый. Ах, так? Постараемся, в пределах наших возможностей. Итак — пожалуйста.
Эмилия. Нет, все должно быть, как в суде. Крест и все прочее.
Коленатый. А, вы правы. Еще что?
Эмилия. Но сперва пустите меня поесть и привести себя в порядок. Не могу же я предстать перед судом в неглиже.
Коленатый. Совершенно верно. Все должно иметь надлежащий, солидный вид.
Грегор. Комедия!
Коленатый. Тс-с-с! Не дискредитируйте акт правосудия. Обвиняемая, вам предоставляется десять минут на одевание. Довольно этого?
Эмилия. Да вы в своем уме? Дайте хоть час.
Коленатый. Полчаса на подготовку и обдумывание, после чего вы предстанете перед судом. Ступайте. Мы пришлем вам горничную.
Эмилия. Спасибо. (Уходит в спальню.)
Прус. Пойду к Янеку.
Коленатый. Только возвращайтесь через полчаса.
Грегор. Не могли бы вы хоть сейчас быть немного серьезней, доктор?
Коленатый. Тс-с-с, я страшно серьезен, Грегор. Я знаю, как на нее воздействовать. Это истеричка. Витек!
Витек. Что угодно?
Коленатый. Сбегайте в ближайшее похоронное бюро. Пусть пришлют сюда распятие, свечи и черное покрывало. Потом — Библию и прочую бутафорию. Скорей!
Витек. Слушаюсь.
Коленатый. И раздобудьте где-нибудь череп.
Витек. Человеческий?
Коленатый. Человеческий или коровий — это все равно. Лишь бы у нас был символ смерти.
Занавес
