Глава 10

Беркович не подвел фирму «Трансазия»: устроили меня вполне прилично, в роскошно меблированной пустующей квартире его приятеля, который, по словам Берковича, уехал в Израиль, а ему поручил продать квартиру со всем содержимым.

Из квартиры я решила не выходить, пока не получу известий от Кирсанова, благо стараниями Берковича недостатка съестных припасов я не ощущала.

Сутки я отсыпалась на широченной кровати и приводила себя в порядок.

Вторые сутки я читала и смотрела телевизор.

На третьи – я готова была кидаться на стены.

На четвертые – раздался условный звонок в дверь. Этот звонок знали только Яков Абрамович и его дочь. Я сняла цепочку и открыла дверь.

На пороге с букетом цветов возник Снегирев собственной персоной. Пришлось бросится ему на шею. При этом обнаружилось, что за его спиной стоит Кирсанов. Его тоже пришлось обнять, чтобы не обидеть. Тут же выяснилось, что за ним находится Беркович с большой сумкой в руках. Обнимать Берковича я не стала. Довольно с него, если Снегирев не пустит по миру их фирму.

Пока мы радовались встрече, деловитый директор «Трансазии» разгружал свою сумку, набитую выпивкой и деликатесами. Окончив разгрузку, он заявил:

– Дамы и господа, я знаю, что вам необходимо о многом поговорить по секрету, поэтому я покидаю вас. Если вам что-нибудь понадобится, вы знаете, как меня найти.

Благодушный Снегирев одобрительно похлопал его по плечу:

– Спасибо, Яков Абрамович, я вижу, что ты постарался на совесть, – при этом он вопросительно посмотрел на меня. Я едва заметно утвердительно кивнула головой.

Это был тот редкий случай, когда от кивка моей головы зависела судьба транснациональной корпорации.

Последним одобрительным шлепком Снегирев развернул Берковича к выходу, подтвердив напоследок:

– Молодец, Яков Абрамыч, Россия тебя не забудет.

После ухода Берковича мы сели за стол, выпили по бокалу шампанского, и Кирсанов лаконично предложил:

– Ну, Танюха, излагай.

И я стала излагать, ничего не скрывая.

Ну, почти ничего. Я просто не конкретизировала некоторые количественые параметры. А если быть совсем честной, я не уточнила сумму денег, экспроприированную мной в десятом вагоне, и размер члена Руслана. И без того впечатление было произведено потрясающее.

Причем, насколько я заметила, на каждого из моих слушателей наибольшее впечатление произвели разные эпизоды моей одиссеи.

У Снегирева наиболее бурную реакцию вызвало описание того, что вытворял со мной Руслан. Он даже вскочил и нехорошо выругался. А потом уселся мрачнее тучи и выпил полфужера коньяка.

На Кирсанова же большее впечатление произвело, напротив, то, что я сделала с Русланом. Он даже схватился за голову и простонал:

– Господи, зачем я только тебя слушаю? Как порядочный милиционер, я должен надеть на тебя наручники, – и выпил, в свою очередь, полфужера коньяка.

Снегирев, наоборот, после этого эпизода повеселел и выпил вместе с Кирсановым.

Выслушав рассказ про Розу, украденную и сожженную машину и избитого милиционера, Кирсанов заявил, что это не его случай и что на меня надо надеть не наручники, а смирительную рубашку. Но коньяка себе и Снегиреву все равно налил.

Дальнейший мой рассказ обоими слушателями воспринимался уже спокойнее. Я полагаю, что благотворную роль тут сыграл коньяк.

Коньяк был хороший, французский.

Фирма «Трансазия», видимо, не хотела менять название на «Трансмир».

После окончания моего повествования наступил черед Кирсанова:

– Теперь, после твоего рассказа, многое становится ясным. Всего я вам, конечно, рассказать не могу, но кое-что – просто вынужден. Самое главное, Татьяна, тебе придется перейти в подполье. Кстати, необходимо обдумать, как это сделать технически.

– А в чем проблема? – поинтересовался Снегирев.

– В том, что у нас нет возможности предоставить человеку жилье и средства существования на сколько-нибудь продолжительный срок.

Вы, наверное, видели в американских фильмах, как у них реализуется программа защиты свидетелей? Человеку меняют документы, биографию, обеспечивают жильем, деньгами и чем угодно, лишь бы он, в конце концов, выступил на суде. У нас такое пока не практикуется.

– И не надо, – с энтузиазмом вмешался Снегирев, – Таня будет жить у меня, – он замолчал и вовремя поправился, – если захочет, конечно.

– Было бы неплохо, если бы она захотела, – серьезно заметил Кирсанов, вопросительно поглядев на меня.

– Я подумаю, – скромно ответила я, ободрив Снегирева взглядом.

– Это может продолжаться несколько месяцев, – уточнил Кирсанов.

Снегирев небрежно махнул рукой.

– Да я с ума сойду в четырех стенах, – простонала я.

– Не бойся, – успокоил меня Снегирев, – я буду вывозить тебя инкогнито.

– Договорились, – подытожил Кирсанов, – едем домой.