Глава 8
Боже милосердный! Что же я наделала! Хотя, если быть до конца объективной, моей вины тут ни на грош. Они сами предопределили свою судьбу еще тогда, когда решились на убийство.
Преступление — вещь нешуточная. Как ни старайся, нельзя, совершив его, стать потом честным человеком. Одно преступление обязательно повлечет за собой другое, может быть, даже более страшное. Как в карточном домике; стоит выдернуть одну карту…
Одним словом, в дело вмешался всевышний и сам наказал порок.
Дарья лежала на полу мертвая. Это я поняла сразу по ее неестественно вывернутой шее и бледности. Рядом с ней осколки хрустальной вазы и три розы малинового цвета в луже, растекающейся по линолеуму.
Если бы мне поручили составить протокол осмотра места происшествия, я бы написала так:
"Труп молодой женщины, рост ориентировочно 173 см, в возрасте двадцати трех — двадцати четырех лет лежит в положении полубоком ногами на север. Шея повернута к правому плечу, голова слегка запрокинута, глаза широко открыты.
На левом виске рана, нанесенная тупым предметом. Левая рука, неестественно вывернутая, находится под телом пострадавшей, правая откинута в сторону. Ноги полусогнуты в коленных суставах. Пульс у пострадавшей отсутствует. Смерть наступила несколько мгновений назад.
Рядом с трупом разбитая хрустальная ваза. И т.д. и т.п.".
Вот такие пироги с котятами. Хочешь ешь, хочешь — под стол бросай.
Вера Николаевна, рыдая, склонилась над подругой:
— Даша, милая! Я не хотела! О господи, что же я наделала!
Она теребила подругу за руку, пытаясь поднять ее. Она еще не осознала до конца, что Дарья уже никогда не поднимется.
Катенька, едва державшаяся на ногах, прислонилась спиной к стене и с ужасом созерцала происходящее. Глаза ее были широко распахнуты. Дрожащими руками она зажимала рот, словно пытаясь сдержать крик, который так и рвался из ее груди.
В дверь ломилась толпа любопытствующих сотрудников, которые тоже вовсе не собирались соблюдать тишину.
Шум и обмен мнениями.
Я извлекла из сумочки свое просроченное удостоверение и, лихо продемонстрировав его, начала оттеснять народ в коридор, прихватив заодно и Катеньку.
— Сохраняем спокойствие, граждане. Освободите помещение. Вас позовут, когда это потребуется.
И тут несчастная девушка начала оседать.
Я уложила Катерину на стулья, стоящие вдоль стены. Потом вновь вернулась к толпе, пытаясь добиться своего и очистить наконец-то помещение.
Это мне удалось с огромным трудом.
Вера Николаевна продолжала рыдать и что-то приговаривать.
Вдруг я вспомнила про «жучка», который находился в сумочке Даши. Его нельзя было оставлять там. Пока на меня никто не обращал внимания, я быстренько выудила его оттуда.
Затем оттащила рыдающую Веру Николаевну от безвременно усопшей подруги и усадила ее на стул.
— Есть у вас что-нибудь успокоительное: валерьянка или корвалол? Вера Николаевна! Вы меня слышите?
— А кто вы такая? — она только сейчас меня заметила.
— Я знакомая Даши. Скажите, где у вас аптечка? Она, всхлипывая, кивнула, указав на шкаф с зеркальными дверками.
— Т-там.
В шкафу нашлись корвалол и нашатырный спирт.
— Вызывайте милицию. Вера Николаевна. Сама я занялась Катенькой. Намочив клочок ваты нашатырем, я дала ей его понюхать, потом им же потерла ей виски. Девушка открыла глаза и непонимающим взглядом уставилась на меня.
— Все будет в порядке, — утешила я ее. Она поднялась и села, стеная и охая и при этом яростно потирая виски.
Что мне остается делать? Теперь уж задать свой вопрос по поводу сестры Веры Николаевны мне придется не скоро. Иначе я могу навлечь подозрения и на себя, родную. Подумают, что я, воспользовавшись своими скромными познаниями, специально спровоцировала ситуацию. А это, как ни крути, очень похоже на правду.
Вера Николаевна вращала диск телефона, ошибалась, нажимала на рычаг и принималась заново набирать номер. Пришлось ей помочь.
— Дежурная часть УВД Центрального района. Говорите.
Я протянула трубку перепуганной насмерть женщине, прошептав:
— Лучше будет, если вы сами все скажете.
Она отчаянно закрутила головой, с мольбой глядя на меня.
Но я была неумолима и, взяв ее дрожащую руку в свою, вложила в нее трубку.
— Поверьте, так будет лучше.
— Это модельное агентство «Орлова & К°». У нас… несчастье. Погибла девушка.
Через несколько минут послышался вой милицейской сирены. Нестройный гул голосов в коридоре (толпа и не думала расходиться) неожиданно сбавил обороты. И тут же раздался стук в дверь, и властный мужской голос произнес:
— Откройте дверь. Милиция. Я открыла дверь, и в ее проеме возник оперативник. Габариты внушительные. Если уж я, Татьяна Иванова, ростом отнюдь не Дюймовочка, смотрела на него снизу вверх, то стоит ли объяснять дальше?
— Что произошло, гражданочки? — сурово пробасил он."
Несчастная Вера Николаевна затрепетала. А Катенька чуть снова не выпала в осадок. Ее била мелкая дрожь. Это было заметно сразу.
— Разошлись, граждане, разошлись все быстренько. Не мешайте людям работать.
Это за суровым оперативником прокладывали себе путь сквозь толпу его коллеги.
— Так-так, — пробасил великан. — Олег, закрой дверь. А то ничего не слышно. Галдят, как сороки.
Оперативники занялись своими прямыми обязанностями.
Великан обратился ко мне, по праву решив, что я среди этих дам самая вменяемая и хладнокровная:
— Ваша фамилия? Я назвалась.
— Как это произошло?
Я вынуждена была его разочаровать, поскольку сама ничего не видела. Могла только предполагать.
Однако избежать утомительной процедуры дачи свидетельских показаний мне не удалось. И хоть время на данном этапе работало против меня, сбежать с поля боя было бы непростительно. Я не могла так поступить, поскольку чувствовала за собой вину.
И, возможно, напрасно. Бог рассудил и наказал виновных. Лично у меня такой возможности не было.
— Вот эта девушка все видела, — я кивнула на Катеньку.
Выяснилось, что все произошло следующим образом.
Разъяренная Дарья Михайловна, схватив со стола вазу, бросилась на свою неверную подругу. А та ее просто оттолкнула. Даша зацепилась каблуком за полоску жести, которой был пробит шов линолеума, и упала, угодив виском на угол стола. Она, по словам Катеньки, даже охнуть не успела.
Когда меня спросили, что я делала в этом агентстве, я пояснила, что искала погибшую. Потому и появилась в агентстве. А потом услышала истошный крик и кинулась сюда вместе с остальными.
— Вы хорошо знали пострадавшую?
Пришлось расколоться и сообщить, что я — частный детектив, занимаюсь убийством Захарова и подозревала Дарью Михайловну в убийстве собственного мужа. Обо всем остальном я, конечно же, скромно промолчала.
— Странно все как-то. Все вокруг этого агентства крутится, — пробасил крупногабаритный оперативник.
Я только пожала плечами:
— Сама удивляюсь. Мне тоже все это кажется странным.
Ход, я полагаю, правильный: пусть они идут по тому же следу, по которому я мчалась столько часов. Им полезно. И у меня под ногами путаться не будут. Жуть как не люблю этого. Я хочу сама все распутать, все доказать и, таким образом, честно отработать свой гонорар, тем более что мне обещали заплатить больше моей обычной ставки.
Орлову задержали в связи с совершением непреднамеренного убийства.
А я, все еще надеясь заполучить адрес ее сестры, тут же предложила свои услуги:
— Вера Николаевна, может быть, необходимо сообщить о случившемся кому-то из ваших родственников? Я могу это сделать.
Таким образом и телефончик, и адрес ее сестры оказались у меня в кармане.
Я сидела в собственном автомобиле и держала совет со своими мудрыми кубиками, одновременно покуривая «Мальборо».
Мне предстояло решить весьма важный вопрос, отправиться ли сразу к сестре Веры Николаевны? По телефону я уже выяснила, что она дома и готова поговорить со мной. А может быть, мне попробовать застать дома неуловимую Елизавету Ивановну и проверить для начала некоторые свои соображения?
Кости выпали в комбинации:
14+28+10 — сие означало «Шумное обсуждение неожиданных событий».
— По-моему, вы слегка опоздали с этим, косточки. Это уже позади.
Только кости не лгут и не ошибаются. Это я иногда не правильно понимаю их. Тут уж моя вина, ничья больше.
Их предсказание я вспомнила некоторое время спустя и назвала себя излишне самонадеянной.
Но прозрение частенько приходит с опозданием. Пока что я не нашла в ответе костей достойной информации и, затушив сигарету, тронулась в путь.
Я решила ехать к неутомимой старушке, которой никак не сидится дома.
На этот раз повезло! Молодец, Танюша, что именно так поступила.
Бабушка оказалась дома. Она никак не могла взять в толк, кто я такая и что мне от нее нужно.
Я представилась журналистом из газеты «Местное время».
— Я бы хотела задать вам несколько вопросов, Елизавета Ивановна. Вы ведь наверняка в курсе того, что произошло в соседней квартире.
Бабушке такая тема разговора пришлась по душе.
Она, по-моему, возмечтала узнать от меня гораздо больше, чем я от нее.
Она впустила меня в свою уютную однокомнатную квартиру и тут же пригласила на кухню.
— Сейчас я угощу вас чаем, и мы с вами поговорим. Вас как зовут-то, дочка?
— Таня. Таня Иванова.
— Ну, садись, Таня, устраивайся поудобнее.
Она проворно наполнила чайник, поставила его на плиту и затараторила о событии, которое меня сюда привело:
— Я как только узнала от соседей, что Люда мужа своего бывшего порешила, до сих пор успокоиться не могу. Это как же так можно? Родного мужика ухлопать?
Это какую же душу-то черную иметь надобно. Так ведь?
Я пожала плечами, внимательно изучая стены кухни. Разгадку я надеялась найти именно тут, в этом помещении. Стены были оклеены клеенкой под дерево.
Есть! У газовой плиты, рядом с трубой аккуратно наклеена почти незаметная заплатка.
А гостеприимная старушка продолжала причитать:
— Я ведь и не думала никогда, что она на такое решится. Всегда приветливая такая. Сроду не скажешь. Ей-богу.
— Может, и не она убила. Это ведь еще не доказано. А вы одна живете, Елизавета Ивановна? — Я решила переключить разговор на другую тему и узнать о том, с кем общается эта пожилая женщина.
— Одна. Давно уж одна. Дети мои в другом городе. Уехали туда учиться, там и остались. Приезжают редко. А тут у меня родственников-то и нет никаких. — А мне сказали, что к вам девушка, родственница, часто ходит. Говорят, симпатичная такая, блондинка высокая.
— Так это же Леночка. Только она мне и не родственница вовсе. Но, прямо скажу, хорошая девушка. Сейчас мало таких. Я к ней прямо душой прикипела. А познакомились-то мы с ней случайно в больнице. В одной очереди сидели, ну и разговорились.
Елизавета Ивановна поставила на плиту супчик.
— Сейчас я вас супом накормлю. А то ведь у вас такая работа. Весь день небось на ногах.
Я не стала отказываться от супа, чтобы не обидеть гостеприимную хозяйку.
— О, вспомнила. Раз вы уж у меня в гостях, я вас и еще кое-чем угощу, — старушка хитровато улыбнулась и удалилась в комнату.
А я тут же встала, подцепила ногтем край заплатки, осторожно отодрала ее и обнаружила под ней еще одну заплатку — квадратик бумажки из тетради в клеточку. Не сомневаюсь, что под этим кусочком бумаги сквозное отверстие. Я осторожно поводила пальцем по той части бумажной заплатки, которую обнажила. Под пальцем ощущалась впадинка. Так и есть.
Но пока я не буду отдирать бумажку, сначала надо выспросить у старушки все, что я хотела. Не стоит настораживать ее раньше времени своими решительными действиями. Неплохо было бы изучить кафель на кухне Людмилы Васильевны. Его-то замаскировать гораздо сложнее. Скорее всего сверлили именно из той квартиры.
Пока я оставила все как есть, приладив клеенку обратно, поскольку Елизавета Ивановна возвращалась из комнаты, приговаривая:
— Вот. А то она у меня уже сто лет стоит. Надо же ее с кем-нибудь выпить. А тут гостья такая. Из газеты. Чай не каждый день ко мне журналистки приходят.
Она продемонстрировала мне бутылку с темной жидкостью:
— Вот, дочка, настойка домашняя. Крепенькая и полезная. Вам понравится.
Жаль было огорчать старушку, но пришлось отказаться от ее домашней:
— Вы уж не гневайтесь, Елизавета Ивановна, но мне нельзя. Я за рулем. Вы выпейте, а я — чайку? И поговорим по душам.
— Эх, как жалко. Ну, а на нет и спросу нет. Нельзя так нельзя.
Она огорченно вздохнула.
— Да вы себе-то налейте. Вы ж не за рулем, — я улыбнулась.
Мне очень хотелось, чтобы старушка приняла толику на грудь. Это всегда способствует формированию словоохотливости.
Она опять вздохнула:
— Ну, ладно. Коли так, за вас выпью, Танечка. Она достала рюмочку из шкафа, наполнила ее и ловко опрокинула, зажевав кусочком хлеба. Хорошая старушка.
— Да можно на «ты», Елизавета Ивановна.
— Ой, заболтались. Суп-то закипел. Теперь кипяток, в рот не возьмешь. Ой, старая я уже стала. Ничего не помню.
— Да какая же вы старая, если к вам молодежь тянется. Значит, душа-то у вас молодая.
Старушке был приятен такой вывод. Она расцвела, щеки ее загорелись. Поднялась из-за стола, довольно пошмыгивая носом, налила суп в тарелки. Одну поставила передо мной:
— Ешь, Танечка.
Я поблагодарила ее, молча ожидая эффекта от мелкого подхалимажа. И этот эффект не заставил себя ждать.
Елизавета Ивановна подробно рассказала мне, как познакомилась с таинственной Леночкой. Правда, старушка не знала, где она живет и как ее фамилия.
— А мне зачем? Ходит она ко мне иногда в гости, и слава богу. А парень-то у нее какой хороший. Замуж она за него собирается. Вот где он живет, я знаю. Они ведь с Леночкой выручают меня иногда. У парня этого иногда племянника оставить не с кем. Так он меня и зовет посидеть с мальчонкой. Часа на два-три. И платит неплохо. А мне лишние деньги карман не трут.
Я взяла у нее на всякий случай адрес этого парня. Кто его знает, вдруг именно тут собака зарыта.
— А в последний раз когда вы с племянником этого парня сидели?
— Так и вчера сидела, и позавчера. Я ж вот и говорю, что, когда Люда мужа-то порешила, меня дома не было. Я ж ничего толком-то и не знаю. Так что и помочь тебе ничем не могу.
— Елизавета Ивановна, а Людмила Васильевна у вас ключ от своей квартиры не хранит случайно?
— Хранит. А как же. Дело соседское. Вот я и хотела как раз про память-то свою никчемную сказать, да отвлеклась. Недели две назад я этот ключ потеряла. А он у меня в связке с моим запасным. Ну все как есть обыскала — нету. Я напугалась-то как — страсть. И Люде сказать побоялась.
А тут они сами нашлись, на окне за цветочными горшками. Лена их увидела. Она вот так, как ты сейчас сидишь, сидела. Глядь — а ключи на подоконнике в углу. А я уж ее-то с Романом спрашивала, может, они случайно унесли. Как ведь иногда бывает, сунешь и не посмотришь. У меня такое случается. Вот когда я их туда замутырила, убей не помню.
А я, грешным делом, еще на Анну Петровну подумала. Она какая-то знакомая Люды. Было пару раз, что она к ней приходила, а ее дома не было. Она ко мне позвонила и попросила разрешения у меня подождать. Вот после этого я ключи-то и не смогла найти. Вот и подумала: пустила чужого человека на свою голову. Грешно с бухты-барахты обвинять, но было дело. Так-то вот.
Старушка после рюмочки домашней стала болтливой и, сама того не замечая, выложила столько интересного.
Еще бы. Ключи на время исчезают. Старушка отсутствует — занята чужим ребенком. Людмила Васильевна на работе. Сверли — не хочу.
Я медленно ела суп с курицей и раздумывала над тем, как все могло происходить. Через отверстие в стене, наверное, пульверизатором впрыскивался эфир.
Тот, кто это делал, знал, что хозяйка находится на кухне. Впрочем, это не так уж и сложно — приставил к этой самой дырке пустой стакан и прикладывай ухо на здоровье. Все будет слышно так, что и «жучка» не надо. А потом входи в квартиру, где мирно спят, и делай, что хочешь. Только противогаз не забудь надеть и форточку открыть, чтобы эфир испарился. Потому-то форточка и была открыта. Надо же, какая я умная.
Только ведь белиберда получается. Злоумышленник должен был знать, что Захарова в этот вечер встречается в своей квартире с мужем. Это вообще ни в какие рамки не вписывается.
Однако что имеем, тому и рады.
Этим злоумышленником могла быть Леночка — это раз, Рома — это два, таинственная Анна Петровна — это три. Или же они объединили свои усилия. Вот именно это я должна выяснить.
Про Анну Петровну старушка, разумеется, ничего толком не знала. Лена, по словам Елизаветы Ивановны, учится в каком-то техникуме, а Рома работает на заводе.
Вот такая история.
На улице заметно потеплело. Вчерашний снег растаял, небо заволокло серыми тучами. И морось. Холодная и противная. Я завела движок и закурила. Мне ужасно хотелось спать. Еще бы! Вчера неслабо порезвилась.
Что за жизнь собачья. Как только подворачивается какое-нибудь дело, то приходится не спать сутками. Когда только все это закончится?
Затушив сигарету, я извлекла сотовый из бардачка и набрала номер своей конспиративной квартиры. Пора было провентилировать вопрос с Анной Петровной.
Людмила Васильевна взяла трубку только после того, как я представилась. Автоответчик, как мы и договаривались, был включен. , — Анна — моя однокурсница. Она вообще живет в Карабулаке. Иногда наезжает к своей сестре и тогда заходит ко мне. Она к этому делу никак не может быть причастна. Я в этом просто уверена. Да и она — брюнетка, то есть не та женщина, что на фото. Ее бы я сразу узнала. Ерунда. Анна тут ни при чем.
Ладно, нулевой результат — тоже результат. У меня есть еще сестра Веры Николаевны, которую я давно должна посетить. Сама напросилась, а потом занялась другими, более важными, на мой взгляд, делами. Нехорошо, Татьяна Александровна.
Пришлось тащиться в Дальний район, где проживает эта особа.
Увы и ах. Она тоже оказалась не той, которую я так упорно ищу. Внешне она даже отдаленно не напоминала ту белокурую дамочку на фотографии.
Дверь мне открыла брюнетка среднего роста, полная противоположность своей сестре.
— Я вам звонила сегодня.
— Проходите, пожалуйста.
— Мам, кто там?
Из комнаты выглянуло очаровательное существо лет четырнадцати от роду.
— Это ко мне, Катенька. Делай уроки. Не отвлекайся.
Она провела меня в комнату, усадила в кресло.
— Может быть, чаю?
— Нет, спасибо, я по делу.
И тут же вывалила ей неприятную историю с ее сестрой.
— Боже мой. Какое несчастье! Как же так получилось? — женщина заплакала. — Бедная Вера. Ей и так не везет в жизни.
— Несчастный случай. Вам, наверное, придется позаботиться об адвокате. Все-таки хоть и непреднамеренное, но убийство. Просто напасть какая-то на эту семью. Сначала умирает муж Дарьи Михайловны, Захаров Дмитрий Петрович…
Я посмотрела на ее реакцию, так, на всякий случай. Похоже, что это имя ей ни о чем не говорило, поскольку она никак не отреагировала.
— Вы его не знали случайно?
— Откуда? Я и сотрудниц Вериных не знаю. Мы же с ней редко видимся. У нее бизнес, забот полно. А у меня — семья. Встречаемся только по праздникам да на дни рождения друг к другу ездим. Сейчас такая жизнь, что никакого просвета нет. Ужас!
Я вздохнула и поднялась. Пора было двигать дальше. Благородную миссию я выполнила, совесть свою успокоила. И, хоть и тут вышла промашка, это не столь важно. Круг сужается. У меня есть Роман, который занимал Елизавету Ивановну именно в тот момент, когда кому-то это понадобилось. То есть попросту освобождал территорию на время боевых действий.
Я была уверена, что близка к разгадке этого ребуса. Потому и оставила его, что называется, на десерт.
— До свидания, Наталья Николаевна. Не переживайте так. Все образуется.