Глава 10
— Дорогая Нина Максимовна, мне надо как можно больше знать о Виолетте. Это принесет ей только пользу. Впечатление, которое произвела на меня ваша девочка, просто неизгладимо. Но мне сказали, что Виолетта больна и не может учиться в такой школе, как наша.
Я, напротив, считаю, что шизофрения и есть показатель гениальности. Ни один талантливый человек не был на сто процентов (тут я очень тщательно подобрала нужное слово)… обычным, как все мы. У всех были какие-то отклонения.
— А откуда вам известно про ее заболевание?
— Если уж мы пришли к выводу, что ребенок может учиться в нашей школе, то мы стараемся узнать про него абсолютно все. Это закономерность. Ведь все талантливые дети — необычны. А мы должны найти подход к каждому из них. Расскажите мне о Виолетте все, абсолютно все. Тогда нам будет проще с ней работать. Даже самым гениальным людям в каких-то вопросах необходимы некоторые скидки.
Один, к примеру, боится зеркала ночью, другой совершенно нетерпимо относится к кому-нибудь из родителей. Все это мы должны учитывать. Лучше будет, если вы начнете с самого рождения.
Нина Максимовна постаралась выполнить мои пожелания, а я старалась удержать разговор в нужном мне русле, и к началу девятого я знала о Виолетте практически все.
— Я тогда работала на предприятии «Монтаж-сталь». Тогда оно еще было государственным, как все другие. Только я там совсем недолго работала. Так обстоятельства сложились. На меня обратил внимание шеф. Нет, он не был бабником. Просто мы оказались, как бы правильнее выразиться, родственными душами.
У него в тот период была депрессия: умер ребенок, кстати, приемный. Но он так переживал эту смерть. А мне было уже двадцать восемь. Никаких надежд создать семью не было. Так я, по крайней мере, тогда считала. А тут еще я потеряла самого близкого человека — маму. Для меня в те дни тоже мир перевернулся. И я решила, что мне нужен ребенок. Меня и моего шефа просто судьба свела. Так и появилась Виолетта. С предприятия я ушла сразу, как только узнала, что беременна. Не хотела, чтобы слухи ходили. Тем более что там же работала и его жена.
Так вот почему женщина на фотографии показалась Людмиле Васильевне знакомой.
— И он предложил вам руку и сердце? — наивно предположила я.
— Это сложная история. И очень давняя. Он сам не мог для себя решить, как поступить. А я, заимев ребенка, считала, что судьба ко мне и так благосклонна. Потом все как-то затянулось. Да вы сами прекрасно знаете, как это бывает. Не получилось, и все. Он потом вместе с женой собственную фирму открыл. Но это не так уж важно. Мы ведь говорим про Виолетту.
— Да, конечно. Виолетта знала, кто ее отец? Женщина задумчиво покачала головой.
— Нет. Я не хотела, чтобы она знала. Она узнала об этом лишь полгода назад. Случайно. Дмитрий Петрович, это отец Виолетты, регулярно нас посещал, помогал деньгами. Мы с дочерью ни в чем не нуждались. Но она считала его просто другом семьи.
А тут такое произошло. Виолетта состоит на учете у психиатра. Ее лечащим врачом была пожилая женщина. Она ушла на пенсию, и на ее место пришел молодой, привлекательный мужчина. Разведенный. Не знаю, почему он так себя повел (ведь есть же такое понятие, как врачебная этика), но Виолетта стала с ним встречаться.
Дмитрий узнал об этом, попытался с ней поговорить. Она вспылила, стала возмущаться: «Кто вы такой, чтобы мне указывать?» Вот тогда Дмитрий и сказал ей правду. Она была просто в шоке. Она не могла понять, как мы могли скрывать от нее такое. С нею случилась истерика. Я выпроводила Дмитрия, попыталась ее успокоить, только это было невозможно.
— Ненавижу! Ненавижу! Ты работаешь с утра до ночи, чтобы мы могли как-то выжить, а он со спокойной совестью на все это смотрит! — так она кричала.
Я ей объясняла, что его помощь неоценима, что он всегда любил ее. Просто так сложилась жизнь. Я сказала, что, если бы он не любил ее, разве бы он завещал ей все, что имел?
Я не стала пока акцентировать внимание Нины Максимовны на завещании. Главное я и так знала. Только у меня никак не могло уложиться в голове, как могла столь юная особа ночью участвовать в убийстве собственного отца, а на следующий день преспокойно играть роль бабочки в глупом детском спектакле. Для меня это было загадкой.
Хотя кто ее знает. Ведь шизофрения болезнь непредсказуемая. У девочки нарушена психика. И этим хладнокровно воспользовался взрослый умный и коварный человек, который, как сообщила мне Ленка, собирается жениться на этой юной глупышке. И он бы своего добился, если бы судьба не свела меня и Людмилу Васильевну Скорее всего дело бы на этом не кончилось. Со временем он бы отправил ее в психушку или же, что более вероятно, сделал бы так, что ее внезапная смерть выглядела бы самоубийством. Для врача без совести совершить подобное — раз плюнуть.
— А о семейном положении отца ваша дочь знала?
— Пришлось сказать, почему отец не может жить с нами. Да. Она знала, что у него есть жена.
— Какая? Первая или вторая?
— Мне пришлось рассказать ей все.
«Прекрасно. А адресом она могла разжиться и в паспортном столе», — подумала я.
Дальше наш разговор коснулся талантов и пристрастий Виолетты. Оказалось, что девочка не только поет, но и прекрасно рисует.
Нина Максимовна, захмелевшая и ставшая очень словоохотливой, повела меня в комнату дочери и показала ее рисунки. Меня они поразили. Особенно один. В нижнем правом углу Виолетта написала свое имя и название рисунка. Он назывался «Слухи».
Во весь лист было изображено человеческое ухо. И к нему со всех сторон ползли всякие разные мерзкие насекомые: тараканы, муравьи, клопы, мухи и т, д. У меня даже мурашки побежали по спине. Рисунок был выполнен чрезвычайно талантливо. Я бы в жизни не додумалась, как можно нарисовать слухи. Для меня это понятие сугубо абстрактное. А вот она его запросто материализовала.
Далее мы перешли к обсуждению голосовых данных Виолетты. Ведь Нина Максимовна искренне считала, что я пришла именно по этому поводу. — ; — Это у нее с детства проявилось. Она петь начала тогда же, когда и говорить. Кстати, она неплохо разбирается и в классической музыке, и в современной.
Но мне хотелось говорить именно о том, что меня интересовало. И я всяческими путями возвращалась к разговору об отце девочки и ее отношении к нему.
Поэтому я сказала:
— Вы знаете, Нина Максимовна, я никогда в жизни не видела таких бумажек, которые внезапно делают людей богатыми. Ведь примерно через полгода ваша дочь станет очень богатой невестой.
— Восемнадцать ей исполнится через два месяца. Рано еще ей о замужестве думать, — отрезала женщина. И добавила:
— Да и Дмитрий еще мужчина в соку. Ему жить и жить. Так что богатство на нее свалится в далеком будущем.
Отлично. Нина Максимовна пока еще не знала о смерти своего бывшего любовника. Ничего удивительного. Трубный район города весьма отдаленный, а О третьем квартале и вовсе говорить не приходится.
Если у меня и были какие-то черные мыслишки относительно ее причастности к гибели Захарова, то теперь они испарились, как дым.
— Это я так, к слову. Извините. Мне просто очень хочется взглянуть на это завещание. Вы не можете показать мне его?
Она кивнула, поднялась и, слегка покачиваясь, отправилась в комнату.
И не возвращалась довольно долго.
Когда она вернулась на кухню, у нее было очень удивленное лицо:
— Ничего не понимаю. Я не знаю, куда оно делось. Оно исчезло. Я все перерыла, но его нигде нет. Может, его Виолетта куда-нибудь убрала? Придет — надо будет ее спросить.
С бедной Нины Максимовны даже хмель слетел.
А у меня появилось предположение, почему завещания не оказалось на месте.
Видимо, этот самый Роман полностью контролирует и направляет поведение больной девочки. Он для себя точно решил, когда именно удобнее предъявить это завещание. Когда все утрясется, а дело об убийстве будет закрыто. Хватилась бы Нина Максимовна, а документа нет. Пропал. Никуда заявлять она бы не пошла. Кто бы ей поверил?
Дочь бы поначалу не созналась. А когда ей исполнится восемнадцать, они бы просто расписались и поставили мать перед фактом. И только потом это завещание бы всплыло.
— Вы будете заявлять в милицию? — поинтересовалась я.
— Странно. Об этом меня уже однажды спросила Виолетта:
«Мама, а если залезет грабитель и украдет завещание, тогда же мы ничего не получим?» А я ей ответила, что грабителю эта бумажка ни к чему. А она пристала:
«Ну а все-таки?»
Что я могла ей сказать? Кто мне поверит, что это завещание было? Да меня б в милиции на смех подняли. Разве не так, Татьяна Александровна?
— Скорее всего именно так.
— А может, Виолетта пошутила и просто спрятала его, чтобы меня напугать?
Я пожала плечами. Для себя я решила, что наступил момент истины. Как это ни прискорбно, придется ей сказать о роли ее дочери в гибели Дмитрия Петровича.
Начала я издалека. Я подробно расспросила ее о друге дочери.
Им оказался тридцатилетний врач-психиатр Шаманов Аркадий Олегович.
— Я не знаю, чем он ее покорил. Слащавый такой, как кот мартовский. Ничего мужского в нем, на мой взгляд, нет. Ну, просто он мне не нравится, и все тут.
Я вздохнула глубоко-глубоко и решилась выложить все, что имела за душой.
— Нина Максимовна, вы извините меня, но я вас обманула. Я не из школы для особо одаренных детей.
Она нутром почувствовала, что сейчас я скажу ей нечто ужасное, и вся напряглась. Она молчала и смотрела на меня во все глаза.
— Я частный детектив. Дмитрий Петрович мертв. Ее глаза расширились от ужаса.
— К-как мертв? Что произошло?
— Его убили. Ножом в сердце.
Бедную Нину Максимовну едва не хватил удар. Она побледнела. Руки судорожно мяли кофточку на груди. Ее колотила мелкая дрожь.
— Я… н-не понимаю. П-почему вы тогда спрашивали про Виолетту? Вы… что… думаете… О боже! Как вы могли такое подумать?
— На то есть объективные причины, — сухо возразила я.
— Какие причины? Что вы мелете?! Что дочь убила своего отца из-за денег?! Такое случается только в самых глупых детективах. Вы не имеете права даже думать так. Виолетта не питала к нему родственных чувств. Это правда. Но чтобы убить! Уходите отсюда! Вы влезли мне в душу. А потом наплевали в нее.
Она вскочила и гневно указала мне на дверь. Я даже не подумала пошевелиться и властно сказала:
— Сядьте и успокойтесь. Может быть, Виолетта оказалась лишь игрушкой в руках этого дьявола. Мы с вами взрослые люди и должны во всем разобраться. Если Виолетта в этом и замешана, то она просто действовала под влиянием своего возлюбленного.
Я пыталась задним числом смягчить удар, который только что нанесла этой женщине.
— Какое заболевание у вашей дочери?
— Вялотекущая шизофрения. Это, к сожалению, наследственное заболевание. Не знаю, кто из предков и по чьей линии передал ей его. Поэтому я и отправила ее в школу лишь с девяти лет. Неустойчивая психика. Боже мой, Татьяна Александровна, неужели у вас действительно имеются основания так думать? Я плеснула ей в рюмку немного виски:
— Выпейте. Вам станет легче. И постарайтесь меня правильно понять. А я расскажу вам, почему я пришла к такому выводу.
Я поведала несчастной матери о старушке, к которой под чужими именами ходили Виолетта и Аркадий. О сквозном отверстии из кухни в кухню, о сиреневых перчатках, об усыплении жертвы и его собеседницы эфиром, о квартире, снятой лишь для того, чтобы убрать соседку Людмилы Васильевны в нужное время.
Она уже не возражала, не пыталась защитить дочь. Она лишь тихо всхлипывала, бесконечно повторяя одно и то же:
— Боже мой, какой ужас! Этого не может быть. Веля так не могла поступить. Это какая-то чудовищная ошибка.
— Я очень надеюсь, что это так. Правда, Нина Максимовна.
Звонок в дверь заставил нас обеих вздрогнуть. Нина Максимовна вскочила:
— Это, наверное, Веля.
— Не подавайте пока виду. Я сама с ней поговорю. Она порывисто вздохнула и одними губами прошептала:
— Попробую.
— Нина Максимовна, возможно, вам покажется, что я буду излишне груба. Но так надо. Иначе мы никогда не узнаем правду о смерти Дмитрия Петровича. Я все-таки надеюсь, что ваша дочь ни при чем.
Да простит меня господь за эту маленькую ложь во имя торжества справедливости.
Женщина вышла и через минуту вернулась с дочерью. Та взглянула на меня, и улыбка осветила ее лицо. Видимо, она вспомнила сцену поимки «немецкого шпиона».
— Ой, здравствуйте.
— Здравствуй, Виолетта.
— Мам, а что вы такие кислые, будто уксуса выпили?
Мать посмотрела на нее глазами, полными боли:
— Веля, присядь, пожалуйста. Мы с Татьяной Александровной хотим поговорить с тобой.
Девушка села и поочередно посмотрела на нас с Ниной Максимовной, затем удивленно спросила:
— А что случилось?
Я вздохнула поглубже, морально готовя себя к очень и очень трудному разговору, но Нина Максимовна меня опередила:
— Татьяна Александровна расследует дело об убийстве твоего отца.
Девчонка потеряла дар речи. Она смотрела на меня во все глаза. Немая сцена. Я тоже молчала, пытаясь заметить в ее поведении признаки того, что она испугалась. Этого не было. Виолетта казалась ошарашенной.
— Дмитрия Петровича убили?! Это правда?!
— А ты разве не знаешь об этом? Ты же сама помогала Аркадию.
— Аркадию?! Вы хотите сказать, что Аркадий… Как вы так можете думать о нем? Ведь вы же совсем его не знаете. Это не правда!!! Вы просто напились тут, вот и выдумываете всякое! — Ее голос сорвался на крик.
Я спокойно заметила:
— Не надо так, Виолетта. Будь хотя бы последовательной. Я же видела тебя сегодня с Елизаветой Ивановной. Даже если ни ты, ни твой друг не причастны к убийству, не знать об этом ты просто не можешь. Такую новость старушка тебе уж точно бы сообщила.
— Но я видела ее всего пару минут! Когда шло это дурацкое собрание. Я очень спешила. Спросила про перчатки. Выяснилось, что баба Лиза их не видела. И я сразу ушла. Я не успела ни о чем с ней переговорить. Какой ужас! Когда его убили?
— Хорошо, пусть будет так. Только почему это вдруг ты ей называла себя Леной, а Аркадий — Ромой? Согласись, что это наводит на определенные размышления. И то, как он снимал квартиру, тоже.
Я засыпала ее вопросами, от которых ей трудно было отвертеться.
Девчонка нервно кусала губы, хмурилась и упрямо твердила:
— Это все не правда.
— Все, что я только что изложила, подтвердит любой из свидетелей. А на ноже, которым убит твой отец, обнаружены ворсинки сиреневой пряжи. А еще склянка с эфиром в шкафу, чтобы все подозрения в убийстве пали на бывшую жену Дмитрия Петровича.
Внезапно девушка вскочила, схватила со стола бутылку и ударила ею по краю стола.
— Веля! — Нина Максимовна безуспешно попыталась ее образумить.
Бутылка разлетелась вдребезги, остатки виски забрызгали все вокруг. Та же участь постигла рюмки и чайные чашки.
— Веля! Что ты делаешь?!
Она порывисто дышала, металась. И в приступе злобы принялась колотить кулаками по столу, по шкафу.
Потом бессильно опустилась на пол и зарыдала.
Мать вскочила и, метнувшись в комнату, вернулась оттуда с пузырьком и упаковкой таблеток.
Мы промаялись с Виолеттой час, пока она более или менее успокоилась. Теперь она сидела, прислонившись спиной к стене. В глазах — полное безразличие. Редкие судорожные всхлипывания.
Мы с Ниной Максимовной молча ждали. И обе искренно надеялись, что она сможет все объяснить, и при этом окажется, что она не виновата. Так хотелось в это верить!
— Ты успокоилась, Веля? — обратилась к дочери Нина Максимовна.
Та молча кивнула, все так же безучастно глядя в одну точку.
— Тогда расскажи обо всем. Как все это случилось.
— Что это?
— Виолетта, возьми себя в руки и рассказывай. Ты знаешь, каких объяснений мы ждем от тебя.
Девушка обхватила ладонями лицо, вздохнула, словно набираясь сил, и начала свою исповедь:
— Аркадий сказал мне, что может существовать завещание, написанное позже, чем то, которое хранилось у нас. Ну, на его жену. И сказал, что надо его выкрасть, пока не поздно, поскольку он узнал от своих коллег, что у отца рак желудка и ему недолго осталось жить.
— Аркадий обманул тебя, детка. Твой отец не жаловался на здоровье. — Меня поразила циничность этого эскулапа.
Опять удивление и ужас в глазах девушки.
— Продолжай, дочь. — Мне показалось, что Нина Максимовна облегченно вздохнула.
— А что продолжать? Вот он и придумал такой план, насчет старушки, чтобы войти к ней в доверие. Ключ от квартиры Людмилы Васильевны мы сначала хотели каким-нибудь образом украсть. Но все сложилось удачнее, поскольку она хранила запасной у бабы Лизы. Дубликат нам изготовили в киоске.
Я ему помогала, потому что познакомиться со старушкой мне было проще. А дальше я не знаю. Знаю только, что он отправлял бабушку куда-то, а сам подслушивал с помощью фонендоскопа, что происходит за стеной. То есть ждал удобного момента, когда можно будет обыскать квартиру Людмилы Васильевны: и украсть завещание, если оно есть.
— А если бы, к примеру, завещание было оставлено на имя второй жены? Тогда как? Об этом он что-нибудь говорил?
Виолетта, уже немного успокоившаяся, пожала плечами:
— Он бы обыскал и ее квартиру.
— Глупышка, — я улыбнулась, — завещание на законную жену он мог просто оставить у нотариуса. Если бы твой отец захотел так поступить с тобой, ему бы это не составило особого труда. У твоего друга была совсем иная цель. Ведь у Людмилы Васильевны никого, кроме бывшего мужа, нет. Все, что осталось бы после ее смерти, то есть акции предприятия, досталось бы компаньону. То есть твоему отцу.
Твой Аркадий, видимо, хотел сначала устранить Людмилу Васильевну, имитировав ее самоубийство. Но, разведав с помощью фонендоскопа обстановку (Телефон-то у Захаровой на кухне. И Аркадий узнал о визите Дмитрия Петровича), он пришел к выводу, что ему помогает сам бог. Первая жена твоего отца загремит в тюрьму, а дальше… как фортуна улыбнется.
— Это не правда! Я люблю Аркадия. Он хороший. Он не мог так поступить! Вы врете! Мы все равно поженимся через три месяца!
Девочка вновь была близка к истерике. Я встала, открыла кран, набрала в рот ледяной воды и окатила Виолетту:
— Успокойся немедленно! И если не хочешь, чтобы тебя считали соучастницей убийства, то лучше помоги следствию.
— Виолетта, я тебе всегда говорила, что это не тот человек, который тебе нужен. Если бы ты не рассказала ему про завещание, он бы никогда не стал настаивать на женитьбе. Хоть это ты понимаешь!?
Увы, все это было выше понимания девушки. Однако я не страдаю косноязычием. И я уговорила Виолетту согласиться на простой трюк, который мог отлично сработать. Еще около часа было потрачено на подробный инструктаж. Тем более что молодой обольститель жил довольно далеко от места работы. Одним еловом, было уже около одиннадцати вечера, когда Виолетта согласилась позвонить ему. Уговорить Виолетту мне помогла Нина Максимовна.
Затем я переговорила с Кирей по телефону, пообещав ему убийцу на блюдечке с голубой каемочкой, если он поторопится, и дала ему послушать фрагменты беседы Виолетты с Аркадием.
— Але. Аркадий? Здравствуй. — Девушка, придерживаясь моих инструкций, всхлипнула и сразу перешла в наступление, не давая ему возможности вставить хоть слово:
— Я все знаю. Это ты убил моего отца! Я знаю, как ты это сделал. Ты впрыскивал эфир в квартиру Захаровой, пока она и ее собеседник не потеряли сознание, убил ее бывшего мужа, а женщину подставил.
Телефон в квартире Красновых был с кнопкой «фиш-хук», то есть, нажав ее, мы все могли слышать ответы собеседника и при этом записывать их на самый обычный магнитофон, который имелся у девушки.
Собеседник хрипло дышал в трубку, пытаясь остановить Виолетту.
— Веля… Веля!
— Что, Веля? Я все знаю. Тебе не я нужна, а деньги, которые я унаследую. Пусть они будут прокляты! Я их заранее ненавижу! Они нашли противогаз, Аркадий. Это мне мама сказала. Ее с сердечным приступом увезла «Скорая»!
И тут он совершил ошибку. Я надеялась, что он ее совершит. Возможно, попозже, но все же совершит. Однако пламенная речь Виолетты произвела на него такое впечатление, что ошибся он даже раньше, чем я предполагала:
— Они не могли его найти.
Для Виолетты с этого момента все стало ясно. И теперь она, обозленная тем, что ее предал самый дорогой человек, превзошла сама себя:
— Ты не любишь меня и никогда не любил! А я ради тебя готова была отправиться на костер, — она зарыдала.
— Веля, это не телефонный разговор. Я сейчас приеду к тебе. Я тебе все объясню. Поверь, любимая, что я никогда не предам тебя. Прими пока «Транксен» и приляг. Я мчусь. Беру такси и мчусь.
Я знала, что на дорогу ему понадобится минут сорок, если повезет. Киря успеет прибыть вовремя.
Насчет времени я не ошиблась. Когда раздался звонок в дверь, у нас все было готово. Группа захвата из шести человек рассредоточилась и притаилась. Ребята нашли себе укрытие за задернутыми шторами в двух спальнях, где свет был выключен, иначе он смог бы их увидеть с улицы. Виолетта получила последние наставления.
Девушка выглядела совершенно сломленной. Она еще не могла прийти в себя от того, в чем только что убедилась. К тому же она глубоко переживала, что теперь ей выпадает на долю играть такую неблагородную роль.
Киря ко всему, что я затеяла, отнесся скептически. Он не верил в результативность такой меры. Вопрос с ордером на обыск в квартире Шаманова он решать не стал. Хотя я на этом настаивала.
— Это не поздно сделать и завтра, Таня. А если все твои предположения подтвердятся, мы объявим тебе благодарность, поскольку в этом случае мы сможем считать раскрытым еще одно дело.
— Еще одно дело? — я удивилась. Киря улыбнулся:
— О хищении эфира в большом количестве из городской больницы. Ведь не подумала же ты, что он купил его на базаре?
Я рассмеялась.
— Действительно. Я так запуталась во всех этих передрягах, в этой толпе баб, в этих сверлениях и пилениях, что даже не подумала об эфире.
— Все, по местам! Кажется, клиент прибыл, — прошептал лучший мент всех времен и народов, скрываясь в платяном шкафу — Подвинься, — прошептала я ему, — дай места и другим.
— Ты лучше тоже встань за штору. А то мы тут вдвоем задохнемся.
Я хотела возразить, но не успела, и хне пришлось воспользоваться советом Кири. Впрочем, я не прогадала. У меня оказалась очень удобная позиция. Через щелку между шторами мне было все видно.
Щелкнул дверной замок — Виолетта открыла дверь.
— Проходи, Аркаша.
Она привела его в комнату, как ей и было рекомендовано. И тут же бросилась ему на шею с рыданиями:
— Аркадий, мама в больнице. Сердечный приступ. Она думает, что я убила своего отца! Понимаешь?
— Успокойся, радость моя. С чего ты взяла?
— Приходили из милиции. Они сказали, что нашли противогаз и сиреневые перчатки. На ручке ножа ворсинки от этих перчаток. Что мне делать?!
Мужчина слегка отстранил ее:
— Ты одна?
— Конечно, одна. Я же сказала, что мама в больнице. В реанимации. Значит, ты меня совсем не слушаешь.
Он вздохнул и сел на диван.
— Это бред какой-то. Они все сочинили. Ни про противогаз, ни про перчатки я ничего не знаю.
— Как же ты не знаешь про перчатки? Это же мои перчатки, сиреневые. Я сказала, что они мои.
— А что ты еще сказала, глупышка?
— Больше ничего.
— Вот и умница. Послушай меня внимательно, девочка моя. Я действительно был в тот вечер в квартире этой женщины, но я никого не убивал. Я только поискал завещание и все. А такие же перчатки мог надеть и кто-то другой.
— Ты врешь!! Ты все врешь! — пронзительно закричала девушка. — Я теперь поняла, зачем мы снимали эту дурацкую квартиру, где потом баба Лиза сидела с ребенком. Знаю, для чего на время позаимствовали ключи. Ты все предусмотрел! Сначала ты убил моего отца, потом дойдет очередь и до меня! С меня довольно! Завтра я пойду в милицию и все расскажу. Я не хочу, чтобы меня считали отцеубийцей. Не хочу! И я все расскажу!
— Веля, успокойся.
— Не надо меня успокаивать! И не говори со мной, как с дурочкой. Теперь я кое-что поняла. И поняла, для чего ты забрал это завещание. Ты хотел окончательно привязать меня к себе. И боялся, что мама предъявит его раньше, чем тебе это покажется удобным.
— Замолчи, дура! — клиент вышел из себя. — Психопатка, зачем только я с тобой связался? Тебе место в психушке. А если ты пойдешь в милицию, то и тебе не поздоровится. Ты отправишься в тюрьму, как соучастница убийства собственного отца.
— Ах ты, мразь! — Ведя подскочила к нему и влепила ему звонкую пощечину. — Мразь, скотина! Только ты не сумеешь меня запугать Я уже все решила.
— Виолетта, не говори так. Все скоро утрясется. Мы с тобой поженимся и станем собственниками крупной компании. Понимаешь, глупышка ты этакая?
Он попытался притянуть ее к себе.
Девушка резко оттолкнула его.
— Нет. — Голос ее звучал спокойно. — Бесполезно меня уговаривать. Я не хочу иметь ничего общего с убийцей. Я уже сказала тебе об этом. Я, пожалуй, не стану откладывать на завтра, а сделаю это сейчас. Она взяла трубку и начала набирать номер. И тут случилось то, на что она его упорно провоцировала. Он достал из кармана пиджака веревку, молниеносно накинул ее на шею девушки и стал затягивать.
Виолетта, захрипев, попыталась сопротивляться. А дальше все происходило, как в детективном сериале. Его повязали. Причем сделали это эффектно. Еще бы! Семеро на одного. Справились, конечно же.
Приключения закончились. Впереди рутина. Мне — с изъятием «жучка» и разной прочей мелочовкой.
Милицейским коллегам — с допросами и свидетельскими показаниями, с поиском сиреневых перчаток и противогаза, одним словом, собиранием улик. Не сомневаюсь, что все это найдется. К примеру, в мусорном баке, недалеко от дома Шаманова.
А мне пришла в голову очень интересная мысль:
— Дело прошлое, Аркадий Олегович. Откройте секрет, почему вы не воспользовались медицинскими перчатками? Тогда бы не обнаружили никаких ворсинок.
Тот даже заскрипел зубами:
— Кретин потому что. Я их просто забыл.
— Куда тебя везти, Таня? Домой, что ли? Коллега посмотрел на меня. Его мне выделил Киря, поскольку даже чуточку пьяный водитель на дороге — потенциальный преступник.