На следующее утро дипломатическая делегация Марса отправилась во Дворец Министров. Первому в истории Марса претенденту на марсианский престол Майку Смиту не было дела до цели поездки: он наслаждался самой поездкой. Он сидел между Джилл и Доркас в положенном по протоколу дипломатическом аэроавтобусе, слушал болтовню девушек и обозревал окрестности. Сидение было рассчитано на двоих; сидя втроем, они очаровательно сближались. Майк обнимал девушек за плечи, смотрел по сторонам, слушал и был счастлив больше, чем во время купания.

Смит впервые видел материальное воплощение земной цивилизации. Сходя с «Чемпиона», он был еще не в состоянии что-либо увидеть; из окна такси по дороге из Бетесды он тоже почти ничего не успел рассмотреть и ни во что не смог вникнуть. В последующие десять дней его мир был ограничен забором, внутри которого находились дом Харшоу, бассейн, розы, трава, деревья.

За эти десять дней Майк немного освоился и уже узнавал окна. Он понял, что прозрачные стены сделаны специально для того, чтобы сквозь них смотреть. Сейчас он догадался, что нагромождения диковинных предметов — это города. Девушки помогли ему сориентироваться по движущейся карте, приветливо поблескивавшей на специальном пульте. Майк лишь недавно узнал, что люди тоже пользуются картами; тогда ему впервые захотелось домой. Та, первая карта, была неподвижной и мертвой по сравнению с картами, которые Майк видел дома, но тем не менее она ему понравилась. Пусть она была несовершенной по форме, но сама идея карты была марсианской. Они пролетели почти двести миль, и каждый дюйм этого пути Майк пытался впитать и полюбить. Он был поражен величиной человеческих городов и их кипучей жизнью, совершенно непохожей на жизнь его народа. Майк удивился, что города не вымирают. Разве под силу кому-нибудь, кроме Старших Братьев, созерцать такие массы событий и вникать в такие толщи настроений? Дома ему приходилось бывать в брошенных городах; эти города потрясали душу Майка, но учителя очень скоро запретили ему подобные посещения, так как вникли, что он еще не созрел для таких эмоций.

Задав несколько вопросов Джилл и Доркас, Майк определил возраст города, в который они прилетели: чуть больше нескольких земных столетий. Земные единицы измерения времени не имели для Майка физического смысла, поэтому он перевел возраст города в марсианские единицы измерения и получил сто восемь марсианских лет.

Невероятно! Судя по размерам и количеству жителей этот город давно пора оставить, иначе он умрет, не выдержав напряжения мыслей и эмоций жителей. А по возрасту он всего лишь яйцо!

Майк подумал, что обязательно вернется в Вашингтон через сто лет; тогда люди уже должны уйти из города. Он будет бродить по его пустынным улицам, вслушиваться и вникать в его бесконечную красоту и боль. И если к тому времени он станет достаточно взрослым и сильным, то растворится в этом городе, сольется с ним.

Водитель повернул на восток, и Майк увидел море. Джилл сказала, что это вода. Доркас уточнила, что это Атлантический океан, и показала на карте береговую линию. Еще дома Майку рассказывали о том, что на третьей от Солнца планете очень много воды, планета почти вся покрыта влагой жизни, а народ, живущий там, относится к своему богатству чрезвычайно небрежно. На Марсе же даже церемония братания обходилась без воды: вода была символом бытия, прекрасным и чаще всего недоступным.

Сейчас Майк понял, что знать теоретически и узреть воочию — не одно и то же. При виде Атлантического океана он преисполнился благоговейным ужасом, и Джилл пришлось приструнить его:

— Майк! Возьми себя в руки!

Майк подавил волнение и попытался подсчитать, сколько в океане воды, но запутался в цифрах.

Когда они приземлились, Джабл напомнил:

— Девочки, вы не забыли о своих обязанностях? Вы должны окружить Майка, вовремя наступать каблуками на слишком ретивые ноги и локтями отталкивать слишком ретивые животы. Энн, тебя это тоже касается, хоть ты и Свидетель. Может быть, скажешь, что Свидетель не имеет права топтаться по ногам в толпе?

— Босс, вокруг Свидетеля никто не толпится, но я все же надела туфли на высокой шпильке, а вес у меня от природы внушительный.

— О'кей. Дюк, пусть Ларри поскорее за нами возвращается.

— Понял, босс. Не волнуйтесь.

— Я имею право волноваться, когда захочу. Пойдемте.

Харшоу, за ним Кэкстон, затем Майк в окружении женщин вышли из автобуса, который сразу же поднялся в воздух. На посадочной площадке, несмотря на многочисленных встречающих, царил порядок. Навстречу делегации поспешил человек.

— Вы доктор Харшоу? — вежливо осведомился он. — Я — Том Брэдли, старший адъютант Генерального Секретаря. Вас приглашают в апартаменты мистера Дугласа. Он хочет побеседовать с вами до начала официальных переговоров. — Нет.

— Вы не поняли, — удивленно заморгал Брэдли. — Вас приглашает сам Генеральный Секретарь. Он сказал, что вы можете взять с собой мистера Смита, Человека с Марса.

— Нет. Мы идем прямо в конференц-зал. Пусть нас проводят. А я вам дам поручение. Мириам, письмо!

— Но, доктор Харшоу…

— Я сказал: нет. Будьте добры, отнесите это Генеральному Секретарю и сейчас же доставьте мне ответ. — Харшоу расписался на конверте, который подала ему Мириам, поверх подписи поставил отпечаток большого пальца и вручил конверт Брэдли. — Передайте Генеральному Секретарю, что я прошу его прочитать письмо немедленно — пока не начались переговоры.

— Генеральный Секретарь желает…

— Генеральный Секретарь желает прочитать мое письмо. Молодой человек, я провидец. Я обещаю вам, что вы потеряете место, если сейчас не поторопитесь.

— Джим, проводи, — сказал Брэдли, унося письмо.

Джабл вздохнул. Над этим письмом пришлось попотеть. Они с Энн написали чуть ли не десяток черновиков. Харшоу хотел, чтобы переговоры завершились подписанием честного соглашения и давал возможность Дугласу спокойно обдумать и взвесить все «за» и «против».

В молодом человеке, которому было велено их проводить, Джабл сразу распознал великого мастера держать нос по ветру; такие мастера есть в свите любого правителя. Молодой человек с улыбкой представился:

— Меня зовут Джим Сэнфорт. Я выполняю обязанности пресс-секретаря при мистере Дугласе. Во время переговоров я буду сопровождать вас — устраивать пресс-конференции и все такое прочее. Вынужден вас огорчить: мы еще не готовы к переговорам; в самую последнюю минуту мы решили перенести их в более просторное помещение. Я думаю…

— Я думаю, что нам следует пройти именно в это помещение.

— Доктор, вы меня не поняли. Там сейчас устанавливают аппаратуру, тянут провода, там полно репортеров. — Очень хорошо. Мы с ними поговорим. — Но это невозможно! Я получил распоряжение…

— Юноша, можете его с таким же успехом забыть. Мы прибыли сюда с единственной целью — участвовать в открытых переговорах. Если вы к ним еще не подготовились, мы поговорим с представителями прессы в конференц-зале. — Позвольте…

— Не держите Человека с Марса на ветру. — Харшоу повысил голос. Есть здесь кто-нибудь, у кого хватило бы ума проводить нас?

— Пойдемте, доктор, — сдался Сэнфорт.

В конференц-зале кишмя кишели репортеры и технический персонал, но в центре уже стоял большой овальный стол, вокруг которого были расставлены стулья и столы поменьше. Майка сразу же заметили; попытки Сэнфорта сдержать толпу были тщетными. Тут кстати пришлись женщины: они благополучно эскортировали Майка к столу. Джабл усадил его за стол, по обе стороны от него расположились Доркас и Джилл, а за спиной Беспристрастный Свидетель и Мириам. Харшоу не стал отгораживаться от объективов и избегать вопросов. Он заранее предупредил Майка, что люди будут делать странные вещи, но их за это не нужно разворачивать перпендикулярно, пока Джилл не даст такого распоряжения.

Смиту было не по себе в такой суматохе, но Джилл взяла его ладонь в свою, и ему стало легче.

Харшоу было на руку, что его снимают — чем больше, тем лучше. Что же касается вопросов, то Джабл их не боялся. За неделю общения с Майком он понял, что без квалифицированной помощи ни один репортер не вытащит из Майка ни одного толкового слова. Репортеры не были готовы к тому, что Майк понимает все буквально и отвечает только на вопросы, заданные в явной форме, поэтому они ничего от него не услышали, кроме «не знаю» и «прошу прощения»…

Корреспондент агентства Рейтер предчувствовал драку за наследство и решил первым проверить правоспособность Майка. Он спросил:

— Мистер Смит, что вы знаете о законах наследования?

Майк до сих пор не мог вникнуть в человеческие идеи о собственности, а особенно — в законы завещания и наследования. Он знал за собой такую слабость, поэтому обратился к книге, которую прочел в библиотеке Джабла. Майк стал подробно пересказывать трактат о наследовании и завещаниях, страницу за страницей, с точностью до запятой, совершенно бесстрастным голосом. Корреспондент разинул рот. В зале воцарилась гробовая тишина. Джабл не останавливал Майка, пока тот не сообщил всем присутствующим, что такое вдовья часть наследства и пожизненные права вдовца на имущество жены, а также как трактовать кровное и единоутробное родство и наследование равными долями.

Наконец Харшоу сказал:

— Достаточно, Майк.

— Это еще не все, — удивленно взглянул на него Майк.

— Позже закончишь. У кого-нибудь есть другие вопросы?

Вылез корреспондент «Лондон Санди Пейпер»:

— Мистер Смит, мы слышали, вам нравятся девушки. Вы когда-нибудь целовались с девушкой?

— Да.

— Вам понравилось?

— Да.

— А что именно вам понравилось?

Майк объяснил:

— Целовать девушек очень приятно. Это как карты: попробуешь — не остановишься.

Загремели аплодисменты, и Майк испугался. Однако он увидел, что Доркас и Джилл не боятся, а изо всех сил стараются сдержать то шумное проявление удовольствия, которому он так и не научился. Майк преодолел страх и стал ждать, пока шум стихнет.

От дальнейших вопросов Майка избавило появление в толпе знакомого лица.

— Брат мой доктор Махмуд! — воскликнул Майк и от волнения перешел на марсианский.

Махмуд, переводчик с «Чемпиона», помахал Майку рукой, улыбнулся и поспешил к нему, говоря что-то по-марсиански. Они продолжали изъясняться на непонятном окружающим языке; Майк — стремительно, Махмуд — медленно. Слушателям казалось, что носорог бодает металлический забор.

Репортеры некоторое время терпели, потом кто-то не выдержал: — Доктор Махмуд, о чем вы разговариваете?

Махмуд ответил на оксфордском английском:

— В основном я прошу собеседника не торопиться.

— А что он говорит?

— О, это личное и для вас не представляет интереса. Мы с ним старые друзья, — и продолжил беседу по-марсиански.

Майк рассказывал брату о том, что произошло за время их разлуки: знание должно было сблизить братьев. События последних дней Майк воспринял по-марсиански, и рассказывать ему было не о чем, кроме как о новых братьях: о нежности Джилл и глубине Энн, о том, что он никак не может вникнуть в Джабла: сегодня он Старший Брат, а завтра — яйцо.

Махмуду же и вовсе нечего было рассказать о себе (с марсианской точки зрения): обильные возлияния в честь Диониса, которыми вряд ли стоит хвастаться, да день в мечети, в течение которого он пролежал ничком на полу (в смысл этого ритуала Майк еще не вник). Новых братьев он за это время не приобрел.

Наконец Махмуд остановил Майка и протянул руку Харшоу:

— Вы доктор Харшоу? Майк рассказывал мне о вас, а по марсианским понятиям это равносильно представлению.

Пожимая Махмуду руку, Харшоу оглядел его: этакий лощеный британец, одетый со скромностью миллионера. Смуглая кожа и горбатый нос выдавали левантинское происхождение. Джаблу, который предпочитал натуральную кашу синтетическому мясу, не понравилась такая подделка под джентльмена. Но Майк встречает его как друга. Значит, он друг, пока не проявил себя как враг. Махмуду Харшоу показался тем, что он называл «янки» — вульгарным, слишком небрежным в одежде, шумным, невежественным и провинциальным. Ко всему этому — он еще и врач! Доктор Махмуд был дурного мнения об американских врачах. Он еще не встречал среди них культурных людей и хороших специалистов. Узколобые шарлатаны. Махмуд вообще не любил американцев: какое месиво они сотворили из религий, какая у них кухня (если это можно назвать кухней!), а их манеры, их архитектура (эклектика, доведенная до абсурда), их худосочное искусство! Их слепая, наглая вера в свое превосходство над миром, не признающая факта, что звезда Америки уже закатилась… А женщины! Больше всего Махмуд не любил американских женщин, нескромных, напористых, тощих — чуть ли не бесполых, которые тем не менее напоминали ему гурий. Четыре гурии сгрудились сейчас вокруг Майка — это на чисто мужских переговорах!..

И этих людей, в том числе женщин, Валентайн Майкл Смит с гордостью и радостью представляет как своих новых братьев, связывая их с Махмудом более сильными узами, чем человеческое братство! Махмуд наблюдал жизнь марсиан и знал, в чем суть этих уз, суть таких отношений. Ему не нужно было выдумывать неадекватные формулировки вроде «транзитивности» или «величин, равных друг другу вследствие их равенства какой-то третьей». Он видел, что марсиане бедны материально (по земным меркам), но богаты духовно; он вник в значение, которое марсиане придавали межличностным отношениям.

Делать нечего — он пил воду с Валентайном Майклом Смитом и должен оправдать его доверие. Может быть, эти янки не совсем деревенщина. Поэтому он приветливо улыбался.

— Да, да. Майкл с гордостью рассказал мне, что вы все приходитесь ему… — тут он вставил что-то по-марсиански.

— Что?

— Братья по воде. Вы меня понимаете?

— Да, вникаю, — ответил Харшоу.

Махмуд усомнился в правдивости его ответа, но вежливо продолжал:

— Поскольку я нахожусь с ним в той же степени родства, прошу считать и меня членом вашей семьи. Вас, доктор, я знаю. Это, надо полагать, мистер Кэкстон. Мистер Кэкстон, я видел вашу фотографию в газете — в вашей колонке. Теперь давайте познакомимся с дамами. Это, по-видимому, Энн.

— Да, но она при исполнении обязанностей свидетеля.

— О, конечно, я засвидетельствую ей свое почтение после.

Харшоу представил Махмуда остальным. Джилл удивила переводчика, когда обратилась к нему с марсианским приветствием, принятым между братьями по воде. Она произнесла его на три октавы выше, чем это сделал бы марсианин, но без ошибок и без акцента. Это была чуть ли не единственная фраза, которую Джилл могла произнести, и одна из десятка-двух, которые она понимала. Приветствие Джилл выучила хорошо, так как слышала и произносила его по несколько раз в день.

Доктор Махмуд поднял брови: о, эти люди не совсем варвары, у его юного друга неплохая интуиция. Махмуд поцеловал руку Джилл и произнес ответное приветствие.

Джилл видела, что Майк в восторге от того, что ей удалось прокаркать самую короткую из девяти марсианских фраз, которыми брат может приветствовать брата. Она не понимала всего смысла произнесенного, а если бы понимала, то никогда не обратилась бы с этим к мужчине, которого видит впервые.

Махмуд воспринял главное — марсианское значение фразы, и должным образом ответил. Джилл не поняла: ответ был за пределами ее познаний.

Но на нее снизошло вдохновение. На столе стояли графины с водой и стаканы. Джилл схватила стакан, налила воды и сказала, посмотрев Махмуду в глаза:

— Выпей. Наше гнездо всегда твое, — она коснулась воды губами и протянула стакан Махмуду.

Он ответил по-марсиански, но, увидев, что она не поняла, перевел:

— Кто разделяет воду, разделяет все.

Махмуд отпил глоток и хотел вернуть стакан Джилл, потом спохватился и протянул его Харшоу. Джабл сказал:

— Я не умею говорить по-марсиански, сынок, но спасибо тебе за воду. Пусть тебе никогда не придется испытать жажду. — Он выпил треть стакана и передал его Бену.

Кэкстон взглянул Махмуду в глаза и произнес:

— Пусть влага жизни сблизит нас, — пригубил воду и вручил стакан Доркас.

Доркас заколебалась, хотя церемония была ей не в новинку. Наконец она спросила:

— Доктор Махмуд, вы понимаете, насколько это серьезно для Майка?

— Понимаю, мисс.

— Это настолько же серьезно для нас. Вникаете?

— Полностью вникаю… иначе бы отказался пить.

— Ну что ж, пусть твоя вода всегда будет глубокой. Пусть наши яйца живут в одном гнезде. — По ее щекам побежали слезы, она сделала глоток и поспешно отдала стакан Мириам.

Та прошептала:

— Возьми себя в руки, девочка!

Вслух, обращаясь к Майку, Мириам произнесла:

— Мы рады новому брату.

И Махмуду:

— Гнездо, вода, жизнь. Ты нам брат, — и вернула ему стакан.

Махмуд допил и сказал по-арабски:

— Если ты участвуешь в их делах, они твои братья.

— Аминь, — подытожил Джабл.

Махмуд бросил на него быстрый взгляд, но не решился спросить, понимает ли Харшоу арабский. Не время и не место раскрывать душу. И все же на сердце потеплело, как всегда после братания через воду, хотя это и языческий обряд.

Появился запыхавшийся помощник церемониймейстера:

— Вы доктор Махмуд? Пойдемте со мной, доктор, вы должны сидеть на противоположной стороне.

Махмуд улыбнулся:

— Нет, я уже принадлежу этой стороне. Доркас, можно, я сяду между вами и Валентайном Майклом Смитом?

— Разумеется, доктор. Я подвинусь.

Помощник церемониймейстера начал рыть копытом землю.

— Доктор Махмуд, я вас прошу! По протоколу вы должны сидеть по другую сторону стола. Сейчас придет Генеральный секретарь, кроме того, здесь полно репортеров и бог знает кого еще! Я просто не знаю, что делать?

— Значит, ничего не делайте, — посоветовал Харшоу.

— Что? Да кто вы такой? Вы хоть значитесь в списке? — Чиновник зашуршал бумагами.

— А вы кто такой? — Возмутился Харшоу. — Метрдотель? Я Джабл Харшоу; если меня в вашем списке нет, можете его порвать. Слушайте, любезный, Человек с Марса хочет, чтобы доктор Махмуд сидел с ним. Вам этого мало?

— Он не должен здесь сидеть! Все места распределены согласно должностям и званиям. Я не могу никого пересадить. Доктор Махмуд должен сидеть даже не за столом, а позади Генерального Секретаря и переводить ему. Вы же не сможете переводить?

— Я могу оказать помощь другого рода. — Джабл выхватил из рук чиновника бумагу: — Давайте посмотрим. Человек с Марса сядет напротив Генерального Секретаря. Вот здесь, — тут Джабл взял карандаш, — наша половина стола — от сих до сих, — он провел толстую линию и стал зачеркивать имена участников, которым предназначались места на стороне делегации Марса. — Я сделал за вас половину работы. Занимайтесь своей стороной, а на своей я сам всех рассажу.

Чиновник лишился дара речи. Он исторгал какие-то нечленораздельные звуки. Джабл доброжелательно посмотрел на него:

— Что-то не так? Ах да! Совсем забыл! — И подписал свои художества:

«От имени В.М.Смита — Дж. Харшоу».

— Беги к своему командиру, сынок, покажи ему это и скажи: пусть лучше выучит правила организации официальных приемов для гостей с других планет. Чиновник так и ушел с открытым ртом, вернувшись через некоторое время в сопровождении более высокого чина. Последний веско произнес:

— Доктор Харшоу, я — Старший церемониймейстер Ларю. Вам действительно нужна половина стола? Мне казалось, что ваша делегация не так многочисленна.

— Это никого не касается.

— Посмею возразить: это касается меня. Мне негде рассаживать участников. Должны присутствовать почти все высшие государственные деятели. Если с вашей стороны будет кто-то еще — хотя вы об этом не предупреждали — я распоряжусь поставить еще один стол позади мистера Смита.

— Нет.

— Боюсь, что да. Прошу прощения.

— Боюсь, что просить прощения придется мне. Если Марсу не предоставят половину стола, мы уходим. Доложите Генеральному Секретарю, что вы сорвали переговоры, проявив неуважение к Человеку с Марса.

— Простите, мне это не послышалось?

— Отнюдь.

— Оригинальная шутка.

— Мне не до шуток, сынок. Смит либо правитель другой планеты, прибывший с официальным визитом к правителю нашей планеты и получающий все положенные почести, либо он просто турист и таковых не получает. Оглянитесь, сосчитайте присутствующих государственных деятелей высшего ранга — неужели они явились бы на прием к туристу?

Ларю пробормотал:

— В истории не было прецедента…

— Вот вошел глава делегации Республики Луна. Пойдите, скажите ему, что в истории не было прецедента. Но не забудьте сразу пригнуться: у него вспыльчивый характер и молниеносный хук. Сынок, я старый человек, я плохо сплю и не мне учить тебя твоему ремеслу. Передай мистеру Дугласу, что мы поговорим с ним в другой раз, когда он будет готов оказать нам достойный прием. Пойдем, Майк, — Харшоу стал выбираться из-за стола.

— Что вы, что вы, доктор, — поспешно остановил его Ларю, — мы сейчас освободим вашу половину. Я что-нибудь придумаю. Вся эта сторона ваша.

— Так-то лучше, — продолжал стоять Харшоу. — Но где же марсианский флаг? И как насчет почестей?

— Боюсь, что я вас не понял.

— На каком языке мне с вами разговаривать? Смотрите: за спиной Генерального Секретаря поставили Знамя Федерации. Почему на нашей стороне ничего нет?

Ларю заморгал:

— Должен признаться, вы меня застали врасплох. Я не знал, что у Марса есть флаг. — У Марса действительно нет флага. Но есть же у планеты какой-то другой символ государственности. — («Что у них там есть, я сам не знаю, но это к делу не относится»). — Я облегчу вам работу. Мириам, лист бумаги. — Харшоу начертил прямоугольник, внутри — традиционное изображение Марса — кружок со стрелкой, смотрящей в правый верхний угол: — Фон сделайте белым, изображение Марса — красным. Вообще-то это следовало бы вышить шелком по шелку, но за недостатком времени состряпайте флаг скаутским методом: краской по простыне. Вы были скаутом?

— Да, но очень давно.

— Отлично. Значит, вы знаете девиз скаутов. Так как же насчет почестей? Будет звучать гимн, когда войдет Генеральный Секретарь?

— Конечно.

— Тогда следом за гимном вы должны сыграть что-нибудь в честь Марса.

— Что именно? Даже если у марсиан есть гимн, мы его не знаем. Не требуйте от нас невозможного, доктор Харшоу!

— Я никогда этим не занимаюсь, сынок. Мы пришли на скромную конференцию, которую вы превратили в балаган. А в балагане должны быть клоуны и слоны. Я понимаю, что вы не умеете играть марсианскую музыку.

Хорошо, сыграйте что-нибудь на космическую тему, например, «Симфонию девяти планет». Возьмите оттуда тему Марса. Можете не полностью, достаточно, чтобы присутствующие узнали, что за произведение звучит.

Ларю задумался:

— Пожалуй, это возможно. Но, доктор, могу ли я позволить себе такую импровизацию в почестях правителю? Боюсь, что у меня нет на это полномочий.

— И смелости, — горько заключил Харшоу. — Что ж, нам не нужен балаган. Передайте мистеру Дугласу, что мы придем, когда он не будет так занят. Мне было приятно с тобой побеседовать, сынок. Буду рад поболтать еще разок, если к тому времени тебя не уволят. — Харшоу снова принялся неуклюже выбираться из-за стола, изображая себя таким дряхлым стариком, который с трудом может шевелиться.

— Доктор, не уходите, пожалуйста, — взмолился Ларю. — Генеральный Секретарь не придет, пока я не сообщу ему, что все готово. Пожалуйста, подождите, пока я все устрою. Ладно?

— Ладно, — проворчал Харшоу. — И последнее, пока вы здесь. Я краем уха слышал, что кто-то с «Чемпиона» хочет присутствовать на конференции. Они друзья Смита, поэтому пропустите их, пожалуйста. На нашей половине достаточно места, чтобы всех разместить. — Харшоу вздохнул и потер спину в области почек.

— Хорошо, сэр, — неохотно согласился Ларю и ушел.

Мириам прошептала:

— Босс, уж не стойками ли на руках вы повредили себе спину?

— Замолчи, девчонка, не то побью!

Джабл с удовлетворением оглядывал зал, в котором все прибывало высокопоставленных особ. Он специально сказал Дугласу, что «хотел бы провести спокойную беседу в неофициальной обстановке». Джабл знал, что на это заявление, как мухи на сладкое, слетятся власть имущие и власти жаждущие. Теперь (Джабл был уверен) все эти набобы будут смотреть на Майка, как на правителя суверенной державы и ловить каждое его слово. А после этого — пусть попробуют усомниться в его правах!

Тем временем Сэнфорт пытался выгнать репортеров, а нечастный помощник церемониймейстера метался, как клуша, которая не может собрать цыплят. Людей становилось больше и больше, и Джабл решил, что Генерального Секретаря ждать раньше одиннадцати часов не стоит. Очевидно, в течение этого часа Генеральный Секретарь хотел провести предварительную встречу, от которой Харшоу отказался. Впрочем, задержка была на руку Джаблу.

Вошел лидер Восточной Коалиции. Сегодня мистер Кунг не возглавлял свою делегацию; согласно протоколу, он являлся ее рядовым членом, но Джабл не удивился, увидев, что помощник церемониймейстера все бросил и поспешил усадить политического противника Дугласа на соседнее с оставленным для Генерального Секретаря место. Джабл укрепился во мнении, что Дуглас не дурак.

Вошли Нельсон и ван Тромп с «Чемпиона». Майк зашелся от восторга. Джабл обрадовался, что парень ведет себя естественно и не сидит перед камерами как чучело. Харшоу использовал замешательство, чтобы перетасовать членов своей делегации. Он посадил Майка напротив стула Генерального Секретаря, а сам устроился слева от Майка, чтобы подсказывать ему, как реагировать и отвечать. Поскольку у Смита были весьма туманные представления о том, как вести себя в обществе, Джабл договорился с ним об условных сигналах, вроде тех, которые подают цирковым лошадям. Правда, Майк был умнее лошади и выучил все сигналы за пять минут.

Махмуд отошел от товарищей по экипажу и обратился к Харшоу:

— Доктор, капитан и доктор Нельсон также приходятся братьями нашему брату. Валентайн Майкл Смит хотел бы закрепить наше братство исполнением ритуала. Я попросил его подождать. Вы согласны?

— Конечно. Не в такой же толпе распивать воду. — («Черт, сколько же у Майка братьев?»). — Может, после конференции поедем ко мне? Перекусим и поговорим?

— Вы оказываете нам честь. Я думаю, капитан и доктор не откажутся от вашего предложения.

— Хорошо. Доктор Махмуд, вы не знаете, есть ли у Майка еще братья?

— Не знаю. Во всяком случае, в составе экипажа «Чемпиона» у него братьев больше нет. — Махмуд решил воздержаться от встречного вопроса. — Пойду, передам ваше приглашение Свену и Старику.

Вошел папский нунций, его усадили за главный стол. Да… в официальности переговоров сомневаться не приходится.

Кто-то похлопал Джабла по плечу.

— Здесь заседает Человек с Марса?

— Да, — подтвердил Джабл.

— Я — Том Бун, то есть сенатор Бун. У меня послание к нему от Верховного епископа Дигби.

Джабл переключил мозги на аварийную скорость:

— Меня зовут Джабл Харшоу, сенатор, — он сделал Майку знак встать и подать сенатору руку. — Познакомьтесь, это мистер Смит. Майк, это сенатор Бун.

— Здравствуйте, сенатор Бун, — сказал Майк, как на уроке хороших манер.

Он взглянул на сенатора с интересом. Смит уже знал, что «сенатор» не означает «Старший Брат», хотя что-то общее в этих словах есть; тем не менее ему было любопытно посмотреть на сенатора. Майк не усмотрел в сенаторе ничего особенного.

— Здравствуйте, мистер Смит, я не отниму у вас много времени, тем более, что переговоры, кажется, уже начинаются. Мистер Смит, Верховный епископ Дигби поручил мне пригласить вас на отправление религиозной службы в молельню Архангела Фостера.

— Прошу прощения?

Вмешался Джабл:

— Сенатор, Человеку с Марса многое на Земле незнакомо. Однако мистеру Смиту довелось посмотреть вашу передачу по стереовидению.

— Это не то.

— Я знаю. Но он заинтересовался и задал мне много вопросов, из которых я не на все смог ответить.

Сенатор благожелательно посмотрел на Харшоу:

— Вы не разделяете нашу веру?

— Должен признаться, нет.

— Присоединяйтесь к нам. Не лишайте себя шанса очиститься от греха.

— Спасибо, с радостью. — («Еще бы! Так я и пустил к вам Майка одного!

«).

— Приходите в следующее воскресенье. Я предупрежу епископа Дигби.

— Мы придем, если к тому времени нас не посадят в тюрьму.

Бун усмехнулся:

— А вы сообщите мне или Верховному епископу, и вас быстренько отпустят. — Он огляделся. — Здесь, кажется, не хватает стульев. Простому сенатору и приткнуться негде.

— Окажите честь, сенатор, сядьте на нашей стороне, — предложил Джабл.

— Спасибо, сэр. Не возражаете, если я займу этот стул?

— Конечно, нет. Но если вы боитесь себя скомпрометировать, лучше присядьте не на нашей стороне. Я не хочу ставить вас в неловкое положение. — Что вы! — Бун не испытывал неловкости. — Между нами, епископ проявил большой интерес к этому молодому человеку.

— Отлично. Располагайтесь. Рядом с вами сидит капитан ван Тромп; вы, наверное, его знаете.

— Ван Тромп? Конечно! Старый знакомый, — сенатор Бун кивнул Смиту и прошел на свое место.

Новые гости входили все реже. Вспыхнула ссора из-за места. Джабл смотрел на происходящее и все больше нервничал. Наконец, он не вытерпел и решил положить конец безобразию. Харшоу объяснил Майку, что он хочет предпринять, тот понял, что от него хотят, но не понял, зачем.

— Спасибо, сынок, — сказал Джабл и встал.

Он приблизился к участникам ссоры: помощнику церемониймейстера, главе уругвайской делегации и какому-то раздраженному человеку. Уругваец говорил:

— Усадив его, вы должны найти место для лидеров государств — членов Федерации. Мы равноправные члены Федерации, и ни одно государство не должно иметь преимуществ перед другими. Если же делаются исключения… Джабл прервал его тираду, обратившись к раздраженному человеку:

— Сэр, — он сделал паузу, чтобы привлечь внимание, — Человек с Марса поручил мне просить вас об одолжении. Будьте любезны, сядьте на нашей стороне стола, если ваше присутствие не требуется в другом месте. Раздраженный человек сначала растерялся, а потом широко улыбнулся:

— Спасибо, меня это вполне устраивает.

Помощник церемониймейстера и уругваец запротестовали было, но Джабл не стал их слушать. Отвернувшись, он сказал:

— Давайте поторопимся, сэр, переговоры вот-вот начнутся.

В зал уже внесли подставку для флага, скорее напоминающую подставку для рождественской елки и затрапезную скатерть, испачканную красным — очевидно, марсианский флаг. Майк встал навстречу Джаблу и незнакомцу. Джабл торжественно произнес:

— Сэр, позвольте вам представить Валентайна Майкла Смита. Майк, познакомься с президентом Соединенных Штатов. Майк низко поклонился. Президента посадили справа от Майка, а сзади водрузили импровизированный флаг. Зазвучала музыка, все встали. Раздался голос:

— Генеральный Секретарь!