Глава 4

Наконец-то я привела себя в порядок! Да, в порядке я ничего себе, определенно ничего. Сколько там у нас времени? Ото, уже почти девять часов, завтракать пора. То-то мне так хочется есть!

Нет, астральная связь у нас с Игорем все же существует:

— Таня, идем завтракать! Готова?

— Ага. — Чего-чего, а завтракать я всегда готова. А также обедать и ужинать. И если бы не мой сверхактивный образ жизни, то плакала бы моя фигура.

Завтрак наш прошел не очень весело, что вполне соответствовало моменту. Минорное настроение в той или иной степени охватило всех, причем мужики все как один лишились аппетита. Сидели, угрюмо уставясь в тарелки и время от времени роняя отрывочные фразы. На меня же, наоборот, напал жор, и я ела за четверых.

Больше всех молчавший Владик вдруг произнес:

— А девки сейчас в ментовке маются. Или в морге. А мы сволочи.

— Ну чего ты опять заводишься, ну говорили же тебе… — отозвался Сережа.

— Ладно, помню. — Владик обернулся ко мне и добавил:

— Извините нас, Таня. Мы немножко не в себе и говорим глупости. Не обращайте внимания.

— Да я все понимаю, — с набитым ртом пробормотала я.

После этого странноватого диалога вся компания вновь погрузилась в молчание, а я — в поглощение завтрака.

В это время помощник капитана громко и с выражением зачитывал пассажирам расписание экскурсий на этот день. Я с интересом выслушала его сообщение, гласившее, что всем пассажирам предлагается посетить главные достопримечательности славного города Козьмодемьянска (так вот, оказывается, милиции какого города подкинуто столь славное дельце). В число главных достопримечательностей вошли музей под открытым небом «мордовская деревня», картинная галерея и какой-то парк. Уж не знаю почему, но возможность лицезреть эти замечательные места не вызвала у меня особого энтузиазма. Мне показалось, что без «мордовской деревни под открытым небом» я смогу спокойно жить дальше, а что касается картинной галереи, то я никогда не чувствовала особой склонности к изобразительному искусству и не смогла бы оценить все великолепие Козьмодемьянских картин.

Мои спутники тоже почему-то не обрадовались предстоящей экскурсии, наоборот — пошептавшись, они пришли к единому мнению, которое тут же довели до моего сведения:

— Танюша, мы не поедем на экскурсию, — сказал Игорь все с тем же умеренно-печальным выражением лица, которое словно прилипло ко всем троим.

— Нам очень жаль, что мы не сможем вас сопровождать, — подхватил Владик, — но вы понимаете, у нас такое… такая ситуация, что нам не до экскурсии.

Ага, слава богу, не сказал — горе. А то бы я начала что-то подозревать. Уж больно не похоже, что у них горе, смерть лучшего друга и так далее. Владик очень точно подобрал слово — у них ситуация. Им надо остаться на корабле. Кстати, зачем? Посидеть, подумать, посоветоваться? Помянуть друга? Внести какие-то изменения в свои планы? Возможно, все три варианта. А еще есть четвертый, который мне очень не нравится, но который вполне имеет право на существование — им надо замести какие-то следы. Может такое быть? Допускаю, даже очень. За это говорит многое — и их странный разговор за завтраком, и нежелание покидать теплоход, чтобы помочь Ире и Кате. Как ни крутите, но создается впечатление, что их устраивает обвинение Гены в убийстве.

Да, обвинение устраивает, но не потому, что они сами виновны, — вот какое у меня ощущение. Хоть вы меня режьте, хоть стреляйте, но ситуация у них очень интересная. И мне до смерти хочется в ней разобраться. Но при мне они вряд ли будут это обсуждать. А посему:

— Конечно, конечно, я все понимаю. Вам надо побыть одним. Я прекрасно съезжу одна, не беспокойтесь. Вечером я к вам присоединюсь, а сейчас мне надо идти переодеться.

Я попыталась упорхнуть в свою каюту, но за мной поплелся Игорь, который существенно осложнил мне подготовку к сегодняшней операции. В результате, когда я оказалась на пристани вместе со всеми экскурсантами, я была подготовлена только к экскурсии, а не к той работе, которую я для себя наметила.

Дело в том, что я решила пожертвовать расширением своего кругозора и начать отрабатывать деньги, которые вручила мне Катя. Для всех, и прежде всего для моих печальных новых знакомых, я отправилась на экскурсию. На самом деле я подумала, что неплохо было бы в подходящий момент оторваться от всех и навестить здешнюю милицию, а заодно Иру и Катю. И на корабль неплохо было бы вернуться пораньше, проверить, как страдают трое друзей.

А Игорь все продолжал что-то бубнить, мешая мне сосредоточиться. Интересно, что же все-таки я забыла взять, важное такое? Ну вот, уже нас в автобус загоняют, а я так и не вспомнила. Что же, вспомню в самый неподходящий момент.

Прощание с Игорем было трогательным, как будто я отправлялась на войну, а он оставался дома и обещал меня дождаться. «Дан приказ ему на запад…» и так далее. А еще очень некстати возникла ассоциация с закланием невинной, очень трогательной жертвы: ей-богу, такое ощущение, что мы больше не встретимся. Может, он под автобус бомбу пристроил? Было бы абсолютно некстати.

Господи, ну и глупости тебе, Татьяна, в башку лезут! Ну влюбился человек, жалко ему отпускать тебя даже на короткое время. Чего тут странного? Не он первый, не он последний. От тебя вечно мужики голову теряют!

С этой мыслью и с твердым убеждением, что я умру от чего угодно, но не от скромности, я влезла в автобус в числе последних. Игорь еще раз пожелал мне счастливого пути и заверил, что будет очень скучать, и я опустилась на переднее сиденье, рядом с экскурсоводом.

Моя ошибка тут же и обнаружилась: в автобус надо было влезать первой! В крайнем случае — второй. И пробираться на заднее сиденье, и прикрываться газетой. Ну как я теперь незаметно скроюсь в самом начале экскурсии, если семидесятилетний дядечка-экскурсовод немедленно проникся ко мне симпатией и завязал знакомство.

— Здравствуйте, меня зовут Виталий Николаевич.

— Здравствуйте, очень приятно, — ага, безумно приятно. — Таня.

— Просто безобразие, что такая чудная девушка путешествует без спутника.

— Да нет, спутник есть, но он остался на теплоходе, — и попробуйте сказать, что я вру.

— Все равно, ему нет оправдания. Такую девушку нельзя отпускать ни на шаг. Украдут.

— Так он и не хотел, но поехать не смог. — Приз тебе, Татьяна, за честность.

— Никаких оправданий ему! — продолжал настаивать Виталий Николаевич и поцеловал мне руку.

О, господи, и он туда же. Ну куда мне деваться, будучи обремененной такой красотой и обаянием? Правильно, облиться серной кислотой. Тогда ничто и никто не будет отвлекать меня от работы.

Я начала подумывать, как бы мне сменить тему разговора, но мне помогло внешнее обстоятельство:

Виталий Николаевич должен был приступить к выполнению своего долга. Он очень церемонно попросил у меня прощения за вынужденно прерванный приятный разговор, взял микрофон и начал:

— Господа, город Козьмодемьянск был основан в 1583 году, но получил свое нынешнее название…

И речь его полилась уверенно и привычно. Время от времени он делал какие-то красивые жесты, указывая, по-видимому, на какие-то особенно замечательные здания, но я его уже не слушала. Сделав вид, что мне очень интересен его рассказ, затаив дыхание, я абсолютно выключила свое сознание из окружающей действительности и принялась за обдумывание своего дела.

А кстати, ни помощник капитана, ни сам капитан, вообще никто из теплоходного начальства не упомянули о происшествии на верхней палубе. Ни слова, ни полслова. Все хорошо, прекрасная маркиза. Нет, их, конечно, можно понять: зачем им лишние неприятности. Все-таки они везут людей, которые заплатили им деньги за спокойный, беззаботный отдых, а вовсе не за свое участие в детективной истории. Но как бы я ни сочувствовала команде теплохода, вряд ли им удастся удержать все в тайне. Вот если бы убийство произошло глубокой ночью, часа в три! А милиция с экспертами приехала бы в четыре, до рассвета. И они бы быстренько все закончили, увезли труп, и никто бы ничего не видел, кроме тех, кому это положено.

Стоп, не приехала бы милиция с экспертами часа в четыре! В это время Козьмодемьянская милиция спокойно спала, а наш теплоход плыл по Волге. Получается, что убийца позаботился о милиции, экспертах, а также теплоходной команде — убил уже на стоянке, утром, когда милиция выспалась, и вообще ее можно было вызвать. Если бы убийство совершилось в три часа ночи, то до шести часов команда бы маялась с телом: пристать больше было негде.

И еще — если бы убийство произошло все в те же многострадальные три часа ночи, то вряд ли удалось бы так удачно установить время убийства: без особой надобности никто ночью по верхней палубе не шатается. Да и у Гены было бы алиби: он бы в это время спал сном праведника в Катиной каюте.

Вывод: убийца очень любит родную милицию и сделал все, чтобы ей можно было быстро и без проблем закрыть это дело. Риск, конечно, присутствовал: все-таки утром на верхней палубе можно было на кого-нибудь наткнуться. Свидетель там какой-нибудь нежелательный. Но убийца, судя по всему, человек рисковый. Или везучий. Стоп, стоп. Везение везением, но вдруг кто-нибудь все же видел хоть кого-то, кроме Гены. Надо будет проверить.

Да, чуть не забыла! А чего Саша-то поперся на верхнюю палубу? Гена понятно — нарвал цветочков, услышал шум и побежал. А Сашу чего туда понесло? Вот что я забыла выяснить у безутешной любовницы и опечаленной вдовы. Я сделала еще одну пометку в своей уникальной памяти.

Мои размышления прервал Виталий Николаевич, пригласив всех выйти из автобуса: очевидно, мы доехали до какой-то глобальной достопримечательности, обозревать которую из окна автобуса — просто преступление.

Ну что же, свежий воздух моим мозгам сейчас не помешает. Я с удовольствием вышла из автобуса, в чем мне очень помог Виталий Николаевич: и руку подал, и за талию придержал. Такое ощущение, что я выхожу не из банального автобуса, а из королевской кареты.

Виталий Николаевич подождал, пока все общество выберется из автобуса и разместится на какой-то площади, и продолжил свое повествование, а я вновь погрузилась в свои мысли.

Итак, на чем мы остановились? Да все на том же — психологический портрет предполагаемого убийцы. Что там у нас? Бескорыстная любовь к милиции и желание помочь ей в улучшении уровня показателей? Трогательно. А если без шуток? Способен на риск, умеет просчитать ситуацию (Гену подставили, скорее всего, сознательно), выбрал удачный момент. Еще что? Способ убийства какой-то странный. Как там девчонки говорили? Оглушили ударом по голове, а потом закончили работу ножом? Либо непрофессионал, либо косит под такового. Что хорошо объясняется желанием подставить Гену, который в своей жизни явно мало практиковался в убийствах.

Я посмотрела на часы — батюшки, уже одиннадцать. Татьяна! Уволю я тебя с должности частного детектива, мух ты не ловишь! Тебя уже часа три как наняли, а у тебя еще нет ни одной сносной версии.

Версия, версия… Мотив мне неясен. А точнее — слишком много их, этих мотивов. И не надо забывать, что теплоход наш идет из Тарасова, все пассажиры принадлежат примерно к одному кругу, а Тарасов — город маленький. Наверняка на теплоходе есть знакомые с нашей компанией люди. Надо проверить. Это еще больше расширит круг подозреваемых, что мне совершенно не нравится.

Ага, Виталий Николаевич заканчивает свою сагу о данной достопримечательности, и нас вот-вот уже начнут запихивать обратно в автобус. Я не стала этого дожидаться, а потихонечку проскользнула в ближайший переулочек. Сейчас главное — смыться, а уж дорогу в милицию я как-нибудь найду и без экскурсовода. Инстинкт доведет.

Сейчас я поймаю машину, меня доставят в милицию, а там уж… Вот. Какое счастье-то! Я вспомнила, я вспомнила наконец, что я забыла. Деньги я забыла. Я из-за этого Игоря (ну и устрою я ему сегодня) выехала в город без копейки денег.

И что же мне теперь делать? Да ничего, добираться пешком: город маленький, за час, наверное, обойти можно. А уж до главного здешнего управления милиции — тем более. А прогуляться тебе даже полезно.

Так, гулять мне уже надоело. Город этот я скоро взорву. И его гостеприимных обитателей тоже. Я уже часа два мотаюсь, а до милиции добраться не могу. Я исходила вдоль и поперек этот дурацкий парк посреди города, который мне больше напоминает лес. Живописно, согласна. Но я по горло сыта сегодня красотами природы, а также творениями рук человеческих. Хочу в милицию!

Что мне остается? Правильно, совершить преступление, а именно: угон транспортного средства. И лучше с водителем, поскольку сама я в этом состоянии вести не смогу.

А вот, кстати, и водитель в «Жигулях» сидит, скучает. Ну, начали:

— Молодой человек. Будьте добры… — я очутилась около переднего места пассажира. «Молодой человек» с умеренной заинтересованностью посмотрел на меня. Я мельком взглянула — дверцу можно открыть, она не защелкнута. Рывком открыв дверцу, я рухнула на переднее сиденье, открыла сумочку, вытащила свою изрядно потрепанную красную книжечку, раскрыла ее, ткнула под нос водителю и бросила:

— Городское управление милиции! Немедленно!

Водитель кивнул и тронулся с места. Правильно, зачем с милицией ссориться? Я с облегчением откинулась на сиденье. Не зря я на заре туманной юности какое-то время работала в тарасовской прокуратуре: удостоверение помощника прокурора, хоть и просроченное, в некоторых случаях очень даже помогает жить. Вот как сейчас, например.

Ага, вот и главное управление здешней милиции. Очень миленькое здание. Оказалось, что я бывала в десяти шагах от него по крайней мере раз пять. Изучила, что называется, все подходы и выходы.

Водитель остановился, я открыла дверцу и, вылезая из машины, как могла более внушительно произнесла:

— Спасибо, вы очень помогли в расследовании. — Водитель невозмутимо кивнул и вновь застыл в скучающей позе. Интересно, ему что, все равно, где стоять?

А я решительным шагом направилась ко входу. Шаг-то решительный, а вот делать чего — неизвестно. Книжечка моя тут не сработает, это точно. Ну и как мне прикажете узнавать какие-то подробности расследования, а также местонахождение Иры и Кати? Вряд ли тут дают справки всем припершимся с улицы любопытным особам.

Но внутрь здания я все равно вошла.

— Таня, Таня, господи, как хорошо… Что ты тут?.. Как ты? — на меня налетела какая-то орава народу, затормошила, кажется, даже поцеловала и облила слезами.

Присмотревшись к куче, которая немного поуспокоилась, я обнаружила, что состоит она всего-навсего из Кати и Ирины. Ну, слава богу! Это именно та орава, которая мне нужна! И искать не надо — сами нашлись.

— Привет, девчонки, ну как дела? — могла и не спрашивать, и так видно, что дела плохи: Ирина вся красная, всхлипывает с перерывами, в перерывах — ревет. Катя держится из последних сил.

— Таня, все ужасно, — прорыдала Ира и добавила:

— Катя, рассказывай. Я больше не могу.

Мы с Катей не возражали: она — потому, что возражать у нее не было сил, а меня уже давно не держали ноги (прогулки по козьмодемьянскому парку дают себя знать).

Вся наша дружная компания отошла от дверей в глубь здания, к окошку, где стоял стол, а вокруг него — скамейки. Мы сели, и каждый занялся своим делом: я принялась слушать. Катя — рассказывать, а Ирина — всхлипывать, изредка прерывая Катино повествование пояснениями и дополнениями.

— В общем, если коротко говорить, то ничего у нас не вышло, — обстоятельно начала Катя. Ирина энергично закивала головой. Катя пояснила свою мысль:

— Мы и с Сашей, и с Геной ничего не смогли поделать.

— Стоп, давайте по порядку, — прервала я. — Что вы с Сашей должны были делать?

— В Тарасов переправить, — в один голос ответили девчонки.

— И что, не удается? — Нет, ну это-то ни в какие ворота не лезет.

— Не знаем мы. Тело не выдают, и вообще какие-то проволочки. Что делать?

— А чем мотивируют?

— Ничем. Интересы следствия.

— Ага, — ну, все понятно. — Очень просто, У вас какие-то деньги есть?

— Да, а ты думаешь, надо просто дать денег?

— Естественно. Это не проблема. А что с Геной?

— Они говорят, они говорят… — Ну естественно, как только разговор зашел о Гене, Катя тут же расклеилась. Вот, уже ревет.

— Они говорят, что дело совершенно ясное, что они дорабатывают формальности, закрывают дело и передают его в суд. Ни в какой Тарасов они его отсылать не собираются, — твердо и почти спокойно объяснила Ирина.

Ясно. Все верно — если бы в деле были бы какие-то неясности, сложности, если бы это было похоже на «глухарь», Козьмодемьянская милиция с увлечением занялась бы спихиванием этого дела в Тарасов. А как же — убитый — из Тарасова, плыл на теплоходе, при чем тут Козьмодемьянск? Тут же все ясно — и убитый есть, и убийство, и мотив, и улики. Надо только все запротоколировать, зафиксировать, и можно закрыть дело. А раскрытое убийство, причем по горячим следам — это же просто замечательно. Это же показатели улучшаются, и вообще… И при чем тут Тарасов?

— Что же делать? — прервала затянувшееся молчание Катя и с надеждой посмотрела на меня.

— Вы в Тарасов звонили, Кирсанову?

— Да, но его не было на месте, — ответила Ирина.

— Дайте-ка я попробую. — Мне протянули сотовый, и я начала набирать номер, ругая про себя Кирсанова последними словами.

Ага, последние слова подействовали, Кирсанов почувствовал, что лучше взять трубку, чем потом со мной связываться. Я кивнули девчонкам, которые напряженно на меня смотрели, и начала быстро говорить:

— Киря, это Татьяна. — Он явно хотел как-то отреагировать, но я ему не позволила:

— Помолчи и послушай. Я по сотовому, причем по чужому. Пожалуйста, возьми из Козьмодемьянской милиции дело об убийстве Козанкова Александра Ивановича. По нему проходит Владыкин Геннадий Николаевич. Запомнил? — Кирсанов что-то утвердительно пробормотал, видимо, справедливо рассудив, что тормозить меня сейчас — все равно что останавливать скорый поезд. Молодец! Я тем временем продолжала тараторить:

— Его закрывают. Они считают, что все есть — и убийца, и мотив, и улики. Я это дело веду. Пожалуйста, забери его и потяни время. Придумай там, пристегни его к какому-нибудь серийному делу, ну придумай что-нибудь. Понял?

— Понял, — вклинился в мой монолог Кирсанов. — Иди ты, знаешь куда!

— Знаю. Возьми все, что хочешь. За мной — ты знаешь, не заржавеет. А, Киря? Ну, пожалуйста!

— Попробую, идиотка. Ты же вроде отдыхать уехала?

— А ты откуда знаешь? Я же никому не сказала.

— Я милиция. Обязан все знать.

— Ну ладно, милиция. Деньги идут. Я на тебя надеюсь. Все.

Не слушая никаких дальнейших возражений и сомнений в моей вменяемости, я отключилась.

Я вернула сотовый Кате и уверенно сказала:

— Все. Возьмет. Переведет дело в Тарасов. Уж под каким соусом — нам не важно. Для нас главное — тянуть время. Ясно?

Обалдевшие от моей наглости и всемогущества девчонки утвердительно помотали головами. А я тем временем прикинула, во что же мне обойдется перевод дела из Козьмодемьянской милиции? Деньгами Кирсанов, по причине своей дурацкой честности и неподкупности, не берет. Между прочим, очень он меня этим раздражает, и в этом раздражении я солидарна с нашей тарасовской преступностью — ну в самом деле, трудно с ним договориться, почти невозможно. Собака на сене. Ни себе, ни людям. Если бы это был Алешка Волков — проблем бы особых не было: расплатилась бы своим обществом в романтической обстановке — свечи, музыка, вино и т.д. Лешка от меня без памяти, а я, зараза старая, этим пользуюсь. Почему старая? Да очень просто — Лешка моложе меня года на три, является старшим лейтенантом и, кстати, перевести дело из Козьмодемьянска в Тарасов точно не сможет. Поэтому-то его я просить и не стала. К чему это я все? Ага, к Кирсанову. Так вот, такой способ благодарности в случае с ним тоже не проходит, поскольку отношения наши чисто дружеские, что и меня и его вполне устраивает.

Придумала! Подарю ему на день рождения, который у него не за горами, сотовый телефон — он давно о нем мечтает. Естественно, спишу эти расходы за счет заказчиков.

А разговоры он как будет оплачивать? Нет, не пойдет. Ладно, закончу дело и что-нибудь придумаю. На месте, в Тарасове.

Пока у меня шел интенсивный мыслительный процесс, Ира и Катя уважительно молчали. Еще бы: наверное, думают, что я сейчас анализирую все, что мне известно, сопоставляю факты, еще чуть-чуть — и дело будет раскрыто. Не будем их разочаровывать утверждением того, что на данный момент «я знаю только то, что ничего не знаю». Лучше задам я им вопрос, который меня уже давно интересует, но мужикам я его задать не смогла:

— Девочки, скажите мне, пожалуйста, одну вещь. Возможно, вам это будет неприятно, но я хочу знать наверняка. У вас ведь дружная компания?

— В общем, да, — не очень уверенно ответила Ира, Катя подтвердила это заявление кивком.

— Тогда почему же вас отпустили одних, почему они вам не помогают, а остались на теплоходе? Почему вам двоим предоставили решать все вопросы? Причем очень нелегкие. И если бы я не вмешалась, то дело уже завтра бы было закрыто. А ведь то, что сделала я, — перевод дела в Тарасов, с таким же успехом могли сделать и они. Ведь есть же у них связи в тарасовской милиции? Вам все это не кажется странным?

Заказчицы мои переглянулись, обменялись какой-то информацией, помолчали. Наконец Ирина начала говорить, осторожно подбирая слова:

— Понимаешь, Таня, наверное, это со стороны кажется странным. И, скажем, герои какого-нибудь романа так бы себя не вели. Но мы живем в реальной жизни. Перед тем как мы ушли с корабля, у нас был маленький совет. И мы решили… Понимаешь, именно мы — ребята на нас не давили! Мы решили, что в Козьмодемьянске справимся сами. Наверное, это было слишком самонадеянно, но ни Катя, ни я в такие ситуации не попадали, опыта нет, и нам показалось, что у нас получится. Понимаешь, нам хотелось сделать это одним, не вмешивая в это никого. Мы… как бы это сказать? Ну, нам казалось, что это наш долг. Перед Сашей и перед Геной. Это очень глупо?

— Да нет, я понимаю. — Понимать-то я понимала. Но только Иру с Катей. Действия мужиков были мне по-прежнему непонятны.

Словно отвечая моим мыслям, в разговор вступила Катя:

— А ребята должны были договориться в Тарасове с адвокатами, с похоронами и все такое… И расходы брали на себя. Мы подумали, что это вполне нормально.

Нормально, чего же тут ненормального. Но ведь мужики не первый день на свете живут, они-то должны были знать, как нелегко придется девчонкам, что дело при таких обстоятельствах попытаются побыстрее закрыть. Или они считают, что легче все исправить не на стадии расследования, а в суде? Что там, кстати, Ирина говорит:

— ., деловые же люди. Отдых у них — только эта неделя. Все. За год они умотаются, так хоть неделю отдохнуть спокойно. К тому же ребята так устроили, что как раз к их приезду в Москву там надо будет решать какие-то дела: встречи, еще что-то. И Игорю, между прочим, будет труднее всего — он не только за себя пахать будет, но и по Сашиным и Генкиным делам. Так что ты не грузи его очень-то.

Господи, какая трогательная забота. Но, с другой стороны, вполне понятно: Игорь сейчас представляет интересы Иры и Кати, поскольку Саше уже ничего не надо, а Гена под следствием. Так, стоп.

— Девочки, а кто вообще будет заниматься делами? Ну, Гену мы, я уверена, — а что я еще должна говорить: конечно, уверена, — вытащим. А вот Сашина фирма — что с ней?

— Я буду.. — похоже, Катю очень удивил мой вопрос. — Кто же еще? Пока, конечно, Игорь. А потом сама займусь. Я более-менее в курсе дела. — Она помедлила и неуверенно добавила:

— В общих чертах.

Похоже, слишком в общих. Память-то у меня, Катюша, неплохая. И я отлично помню, что вы с мужем «в дела друг друга не лезли». Так кто же управлять будет? Геночка? А ведь очень даже неплохой мотив убийства — это вам не двенадцать тысяч, это гораздо больше. И к тому же алиби у Катеньки нет: она вполне могла, пока Гена мотался за цветочками для любимой жены, оглушить, а потом и зарезать обожаемого мужа. Способ убийства не очень-то женский, жена могла бы и как-нибудь иначе мужа убрать, не подставляя при этом любовника. Или любовник ей тоже надоел, и совершила она это не сама, а по ее просьбе новый воздыхатель? Чтобы потом вместе с ней тихо-мирно управлять фирмой, добывая хлеб с маслом? А вот на эту роль замечательно подходит Игорь. Ну, а я им тогда зачем? И почему она допустила наши с Игорем отношения? И почему я не заметила в ней и тени ревности? Нет, Татьяна Александровна, что-то твое воображение не на шутку разыгралось. Остынь.

— Катя, а у Игоря есть полномочия решать дела Саши и Гены? — Кате не удалось вклиниться в мой словесный поток, она лишь кивнула головой. — Ага, очень любопытно! Никому ни слова, что я была тут у вас. Ясно? Ну ладно, мне пора работать.

Девицы покивали головами. Мы уже вылетели из милиции и стояли на тротуаре. Сценка, наверное, была еще та: Ира с Катей застыли словно изваяния, придавленные моей энергией, а я носилась между ними, отчаянно жестикулируя. У нас даже зритель был — тот самый меланхоличный мужик в «Жигулях», который меня сюда привез. Наше представление вызвало у него умеренный интерес, он даже стекло пониже опустил. Я еще раз взглянула на него. Мысль!

— Девочки, я без денег. Совсем. Подкиньте до теплохода доехать.

— Конечно, — немедленно отозвалась Катя и вытащила из сумки деньги, протянула мне и добавила:

— Это же называется дополнительные расходы, правильно?

Я схватила деньги, поблагодарила Катю кивком головы, еще раз подумав, что она очень даже удобная клиентка, в отличие от Ирины. Так, что мне им надо сказать? Или спросить? Черт, времени уже нет. Ладно, одно нужное дело я тут сделала — расследование в скором времени переведут в Тарасов и не закроют. Остальное — по ходу действия.

— Все, девочки, я побежала. Мы с вами обо всем договорились. До свидания, удачи!

— До свидания! — вдогонку хором крикнули мне Ира и Катя.

Я рванула все к тому же водителю, решив, что, поскольку машин поблизости больше нет, я имею полное моральное право его поэксплуатировать.

— Поехали, — без предисловий сообщила я ему, плюхаясь на переднее сиденье. — На пристань. Там мой теплоход стоит, только ты остановишься так, чтобы меня не заметили.

— Ясно.

Водитель без дальнейших вопросов развернулся и рванул с места.

Через пять минут мы выехали на пристань, где он остановился именно так, как я и просила, — довольно близко к теплоходу, но видно нас не было, поскольку машина очень удачно спряталась за каким-то сооружением. Я расплатилась со своим невозмутимым водителем и потихонечку стала пробираться к теплоходу 5 Используя свои уникальные способности в области атлетической гимнастики, мне удалось забраться на теплоход, минуя трап и парадный вход. Стараясь двигаться как можно незаметнее, я первым делом проверила местонахождение оставшихся на теплоходе членов нашей теплой компании. Они не обманули моих ожиданий и находились, естественно, в баре, проводя время в горестных размышлениях и распитии традиционного спиртного напитка, помогающего таким размышлениям.

Так, ребята в порядке, мне мешать не будут. Жалко только, не могу я услышать, о чем они там треплются, — очень уж далеко сидят. Ну и ладно, тем более что, кажется, обо всем важном они уже переговорили. Сидят и просто переживают свое горе.

А мне и без них есть чем заняться. Дело в том, что, когда я перелезала через теплоходные поручни, мне в голову вдруг пришла одна мысль. Я вспомнила мелкий инцидент, который произошел у нас вчера. Тогда мы не придали ему особого значения, даже попытались замять, а вот сегодня, наверное, стоит им заняться. Итак, ищем того замечательного молодого человека, любителя медленных танцев. У него с Сашей произошел конфликт? Произошел. Он Саше угрожал? Угрожал. Стало быть, проработать эту версию я обязана. Среди пассажиров, пожелавших принять участие в экскурсии, я его не заметила. Будем искать на теплоходе.

Я несколько раз облазила весь теплоход, пытаясь остаться незамеченной, заглянула по мере возможности во все каюты, проверила все укромные уголки и, пожалуй, не была только в машинном отделении. Но вряд ли он там засел, а стало быть, поиски мои закончились ничем. Правда, в очередной раз проскальзывая мимо бара, я услышала обрывочек разговора моих любимых друзей, из которого поняла, что Владик чем-то очень озабочен, Игорь его успокаивает, а Сережа временно выпал из разговора — наверное, это его не очень волнует. Тоже, конечно, интересно, но хотелось бы мне сейчас найти того танцора. Ну не видела я его на экскурсии!

Когда я уже окончательно отчаялась найти его и решила полностью переключиться на свою компанию, любитель танцев неожиданно обнаружился. Этот самый Женя, на свою беду, вырулил из-за поворота.

Я мгновенно и очень, на мой взгляд, правильно отреагировала:

— Привет! А я тебя везде ищу, весь пароход обошла, тебя нет. Где же ты был?

Реакция моего собеседника была совершенно адекватной.

— В душе, — ошеломленно и даже, пожалуй, испуганно ответил он.

— Нам надо поговорить, но не здесь, а в моей каюте. Идет?

Молодой человек кивнул и безропотно пошел вслед за мной. Странная, между прочим, реакция. Нет, он, конечно же, вполне мог удивиться такому моему напору, мог и испугаться моей внезапности и наглости. Но не до потери же всякого соображения? В первую секунду, от неожиданности — понятно. А потом чего? Из вежливости решил не противоречить ненормальной бабе? Из вежливости — вряд ли, не тот человек. Может, в нем и скрыты сокровища ума и доброты, но воспитанностью он не обременен, судя по его вчерашнему поведению.

Мы молча добрались до моей каюты — я думала об интересной реакции моего спутника, а он покорно плелся за мной. Ни возражений, ни вопросов — ничего. Глухо. Может, обиделся на обращение на «ты»? Ага, тонкая душевная организация. Не валяй дурака, Татьяна. У меня только одна версия: он в чем-то замешан и боится. Главное теперь — не показывать виду, что я не знаю, в чем именно он замешан. Будем блефовать.

Я втолкнула свою добычу в каюту, закрыла дверь, села на диван и вопросительно процедила:

— Ну? Может, скажешь что-нибудь? Женечка продолжал удивлять меня своей реакцией.

— Чего говорить? — хрипло спросил он и совсем уж странно потребовал:

— Говори, чего надо, и разбегаемся.

Мне было много чего надо, но я ограничила свои запросы:

— Говори, а я послушаю.

Парень четко выполнил мое маловразумительное требование:

— Тебе деньги нужны? — В принципе, не откажусь, конечно, но пока помолчу: интересно, что он еще скажет. Парень очень нервничал, поэтому молчал недолго:

— Давай, я плачу, сколько ты скажешь, и ты дальше молчишь. Идет?

— А если я не молчу? — интересно, о чем?

— Тебе чего, деньги не нужны? Или тебе обязательно надо, чтобы я сел?

Разговор становился все интереснее. Но более понятным пока не стал. Молодой человек явно не в ладах с законом, но имеет ли это отношение к моему делу? Мне почему-то стало казаться, что это совсем другая опера. Ладно, попробуем задать ему пробный вопросик:

— Ну а зачем ты это сделал? Только не строй из себя невинного младенца и не говори, что ты сделал это совершенно случайно, что ты не хотел.

— А это уже не твоего ума дело, почему я это сделал. Но если тебя так это колышет, то действительно случайно. Сделал и сделал. Хватит трепаться! Ты молчать будешь, или ты кровно в этом заинтересована?

Интересно все-таки, о чем он? В принципе, вполне можно предположить, что именно о моем деле, и он пытается выяснить, являюсь ли я свидетельницей преступления и хочу просто его шантажировать, или мне важно возмездие. Вообще-то на его месте я бы предположила, что мне плевать на торжество закона, а надо мне что-то лично от него.

— Плевать мне на твои деньги, у меня свои есть. Ты просто живи пока и помни, что я все знаю. Или почти все. И скорее всего буду стремиться узнать все. А ты мне все выложишь, когда я тебе скажу, ясно? И не пытайся со мной проделывать то же самое, тебе же хуже будет.

— Слушай, так ты не на ментов работаешь? — заметно оживился мой собеседник.

— А это не твое дело, на кого. Вали и помни, что я тебе сказала.

Парень кивнул и вышел, медленно закрыв за собой дверь.

Так, ну вот я и поговорила с одним из своих любимых подозреваемых. Какие выводы? Самое главное — он вообще подозреваемый? Со всей определенностью могу сказать — да. Только вот не тот мотив, судя по поведению: я думала, что это нечто вроде мести — Саша все-таки его унизил, а тут еще выпивка, протрезвел мой птенчик явно совсем незадолго до нашего разговора, утром вполне мог быть в дымину пьяным. Стало быть, убийство в пьяном состоянии, так сказать, в аффекте. А вот поговорив с ним, пришла к выводу, что по его разговору и поведению это скорее похоже на заказуху. Он явно перестал волноваться, как только ему стало ясно, что я не из милиции и со мной можно договориться. Он относится к этому как к работе, как к чему-то очень обыденному, рутинному И, между прочим, убийство, судя по всему, больше похоже на заказное. Ладно, об этом я буду думать, когда у меня появится больше улик, доказательств, которые я просто обязана добыть. А вообще-то мне уже пора «легализоваться» на корабле, скоро отплытие, и мне надо бы появиться по ту сторону трапа, как будто я приплелась из города и на корабле меня не было.

Я проделала все обратные действия, стараясь, чтобы меня никто не заметил. Кажется, мне это удалось: я благополучно спустилась на берег, отошла за все то же сооружение, отдышалась немножко и не спеша двинулась к трапу. Там, кстати, слышался какой-то непонятный шум. Взору моему открылась изумительная картина: пароход уже готовится к отплытию, на сходнях капитан, помощник капитана и Игорь бурно выясняют отношения, Сережа и Владик пытаются всеми силами замять скандал, а около трапа стоит в безмятежном спокойствии Виталий Николаевич с роскошным букетом нежно-сиреневых хризантем. Картинка!

Первым меня заметил Владик. Он держал за рукав Игоря и что-то проорал ему в ухо. Очень вовремя, а то трое спорящих уже явно собрались переходить к активным действиям. Игорь повернулся, увидел меня… Потом я уже мало что понимала, потому что меня пытались разорвать на части и все время что-то кричали — Игорь о том, что непонятно, куда я дела свои мозги и что это за странные штучки; помощник капитана дуэтом с капитаном занудно твердили, что я чуть было не сорвала им весь график плавания, а Сережа с Владиком безуспешно пытались втащить нас всех на теплоход и распихать по достаточно удаленным друг от друга местам. Во всем этом шуме и гаме отчетливо выделялся профессионально поставленный голос Виталия Николаевича, который желал мне счастливого пути и всех мыслимых успехов.

Я улучила минутку и вырвалась от этих придурков к Виталию Николаевичу:

— Спасибо, это мне цветы?

— Конечно вам, Танечка!

Я схватила букет и капризно поинтересовалась:

— А шампанское?

— А шампанское мы выпили с Игорем, пока вас ждали. Очень милый у вас молодой человек. Выпили и пожаловались друг другу на ваше коварство и непостоянство. — Виталий Николаевич подумал и добавил:

— Выпили и еще добавили.

Это он мог и не говорить, это я сама по нему видела — еле на ногах старичок держится. Поэтому я ничего ему больше не сказала, чмокнула в щечку и вернулась к своей живописной группе. Надо было с ними что-то делать: и теплоходу пора отправляться, и народ уже на пристани собрался, да и теплоходная публика с удовольствием любуется этим бесплатным представлением.

Я недолго думая пробилась в самую середину уже почти дерущейся компании, развернула к себе Игоря, которого с трудом оторвала от помощника капитана, сунула своему любимому в нос хризантемы:

— Пошли, их надо в воду поставить, а то завянут. Мы с Игорем направились в мою каюту, причем, как только он взошел на корабль, ему тут же резко поплохело, вследствие чего пришлось почти нести его на себе. Если еще учесть, что где-то в зубах у меня была сумка и огромный букет хризантем, то можно с уверенностью сказать, что вся теплоходная публика получила от нашего вида полное эстетическое удовольствие.

Я сидела в своей каюте и с интересом смотрела на Игоря, который спал на полу. Зрелище он представлял собой просто замечательное.

Нет, ну это же надо было так нализаться! Я, понимаешь, в это время мотаюсь по городу, как каторжная, дела их устраиваю, а они в это время пьянствуют. Нет, это он пьянствует, потому что Владик и Сережа были довольно-таки трезвыми. Зато помощник капитана какой-то странный. Неужели тоже навеселе? Может, у него несчастная любовь?

Но несчастная любовь или нет, а отчалили мы ровно в пять, по расписанию. И нечего было такой скандал закатывать.

Так, что мне сейчас делать? Вообще-то очень хочется принять душ и поужинать. Между прочим, я целый день ничего не ела!

Так, но первым делом — в душ.

Из душа меня вытянула резкая барабанная дробь, которую кто-то выбил на двери моей каюты.

Я завернулась в полотенце и выбралась из душа, причем за это время дробь успела повториться раза три. Ну чего им всем от меня потребовалось? Убили, что ли, еще кого-то?

— Кто там? Что случилось?

— Таня, это мы! У вас все нормально? А-а, понятно. Сережа и Владик решили проверить, как там их дорогой Игорь поживает. А то вдруг я его не донесла, за борт где-нибудь по дороге сбросила.

— Заходите, ребята! Кажется, там открыто. Конечно, открыто. А чего там будет закрыто, если никто не запирал?

Сережа с Владиком зашли и первым делом, естественно, увидели меня, потому как я стояла напротив двери. И очень живописно выглядела — мокрые волосы и полотенце. Не очень большое, средненькое. Ребята тут же засмущались, Сережа просто попытался выйти, а Владик решил прикрыть отход словами:

— Извини, мы просто решили… Проверить, а то, может… мало ли что…

Внезапно этот поток бессвязных объяснений прекратился, и Владик замер, уставив застывший взгляд куда-то позади меня:

— Таня, а что с ним?

Я оглянулась. Игорь лежал все в той же позе, лицом вниз.

— Как что? Спит.

— А… А он живой? — подал голос Сережа. Вот только этого мне еще не хватало. Я рванулась к Игорю. Легонько пнула его ногой. Игорь что-то неразборчиво промычал. Слава богу!

— Живой, — с облегчением выдохнул Владик.

— Да вы садитесь, ребята. — Я сделала широкий гостеприимный жест.

Жаль только, что последовать ему было трудно: сесть куда-либо было очень сложно, Игорь занимал всю каюту. Очевидно, ребята тоже об этом подумали.

— Да нет, спасибо, мы пойдем, — и Сережа потянул Владика по направлению к выходу из каюты. Мол, пусть сами разбираются — дело почти семейное.

Однако Владик имел на этот счет другое мнение:

— Танечка, пусть он тут лежит. Все равно в ближайшее время он абсолютно не способен к общению, можно сказать — выпал из активной светской жизни. Идемте ужинать. Наверняка вы в этом Козьмодемьянске и поесть-то не успели. Ну как?

Я в общем-то ничего не имела против и абсолютно не собиралась куковать весь вечер в своей каюте, охраняя безмятежный Игорев сон. Но тут вдруг решил внести свою лепту Сережа, сказав, как обычно, невпопад:

— Идемте, Таня! И Сашу помянуть нужно. Да, уж ляпнет так ляпнет! Хоть стой, хоть падай. Кажется, Владик придерживался того же мнения, потому что взгляд, который он устремил на Сережу, никак нельзя было назвать дружелюбным. Я поторопилась ответить:

— Да, конечно, сейчас иду. Только высушу голову и переоденусь.

— Мы ждем, — заявил Владик, и они с Сережей наконец покинули мою каюту.

Да, если из кого в этой компании можно вытянуть какие-нибудь нужные мне сведения, то это из Сережи: он более непосредственный и искренний. А с Владиком нужно быть поосторожнее. Он явно проявляет ко мне интерес. Я, конечно, ничего не имею против, но Игорь, когда проспится, наверняка будет возражать.

Но, судя по всему, проспится он не скоро — ему не помешали ни мои сборы, ни фен, которым я сушила голову, ни то, что пару раз я об него споткнулась. Игорь продолжал прилежно спать. Ну и пожалуйста, ему же хуже. Пойду забудусь в вихре светских развлечений.

Выбранный мной туалет был оценен по достоинству: темно-зеленый бархатный брючный костюм произвел нужное впечатление. Вон как разлетелись за мной Сережа с Владиком ухаживать — чуть лбами не столкнулись, когда стул мне предлагали.

Ладно, с поклонниками потом разберемся, а сейчас я есть хочу — умираю. Могу быка съесть. Средних размеров.

Ну быка не быка, а ужин — салат, бифштекс с жареной картошкой и десерт — я умяла за десять минут. Как на соревнованиях. И, между прочим, абсолютно не наелась. Сережа и Владик, которые после недавнего всплеска жизнерадостности вновь погрузились в мрачную задумчивость, почти ничего не ели. И порция Игоря стояла в гордом и печальном одиночестве.

На некоторое время все силы моей души сосредоточились на том, что я стала интенсивно размышлять, как бы мне съесть еще и порцию Игоря, поскольку ежу было понятно, что на ужин он не явится. Никакого приличного предлога не придумывалось. Наконец, Владик прочитал, наверное, мои голодные мысли и сказал:

— Таня, вы же весь день ничего не ели, поклюйте порцию Игоря. Вряд ли он будет ужинать. А вам нельзя быть голодной: не забывайте, нам сейчас в бар идти, Сашу поминать. Ешьте, пожалуйста!

Поклевать? Господи, если это называется «клевать», то уж, наверное, не как маленькая птичка, а как ястреб, я накинулась на порцию Игоря и уничтожила все в момент. Ну действительно, не пить же на голодный желудок!

Как это ни удивительно, но я наелась. Можно переместиться в бар. В этот момент всех сидящих в столовой осчастливили сообщением, что сегодня вечером отдыхающих ждет обширная культурная программа, включающая в себя просмотр фильма и дискотеку, а завтра во второй половине дня — экскурсия по Казани. Ну нет, хватит с меня экскурсий, а то вдруг там тоже окажется какая-нибудь уникальная картинная галерея. Однако тетечка за соседним столиком сообщила всем окружающим, что в Казани «изумительные церкви и мечети». Час от часу не легче! Не пойду!

Способ избежать экскурсии мне не дали придумать мои сотрапезники. Они дружно вздохнули, и Владик сказал:

— Ну что, Танечка, передислоцируемся? Вы закончили ужин?

— Да, спасибо. Двигаемся.

И мы двинулись. Наша процессия вызвала умеренный интерес у окружающих: большая часть просто проводила нас равнодушными взглядами. Но я умудрилась заметить, что сидящая у окна одинокая девица смотрела на нас крайне заинтересованно. Странно как-то смотрела. Во взгляде у нее было… да, пожалуй, полное удовлетворение. Словно у кошки, наевшейся сметаны и не получившей за это по морде. Неужели наша группа вызвала у нее такое эстетическое удовольствие? Странно, странно.

Углубиться в эти размышления как следует мне не дали, а, впрочем, чего тут странного? Ее взглядам могло отыскаться вполне разумное и очень простое объяснение — она знает либо Сережу, либо Владика, либо их обоих. И они ей нравятся. Ей нравится на них смотреть. Почему нет? Оба — вполне симпатичные парни. А что до знакомства — тоже очень вероятно: Тарасов — город маленький, а на теплоходе собрались люди практически одного круга.

Стоп, а это интересно. По этому пути надо пойти — выявить знакомых Саши и Гены. Естественно, тех, которых знают Сережа и Владик. Должны же такие быть! Выявить и позаниматься ими. Пора сдвинуть дело с мертвой точки.

К сожалению, двигание отложилось, поскольку Владик уже сделал заказ, и нам его принесли. Заказом оказалась бутылка очень хорошей водки и какая-то чисто символическая закуска — фрукты и орешки. Насколько я понимаю, водку закусывают огурцами. Солеными. И вообще я не готова пить водку, я ее пью только в экстремальных ситуациях.

Похоже, Сережа прочел мои мысли, поскольку сказал:

— Вы извините, Таня, но поминают всегда водкой. Но вы не бойтесь, она очень качественная, вам ничего не будет. Я наливаю?

Я кивнула. А куда деваться? Хотя поминают, по-моему, не только водкой. Да и вообще, какая разница покойнику, что именно мы будем пить за его здоровье? Тьфу, господи, что я за ерунду несу!

Тем временем Владик напомнил Сереже и объяснил мне, каким замечательным во всех отношениях человеком был их друг Саша. Потом заверил нас, что память о Саше никогда не сотрется из нашей памяти, из памяти его многочисленных друзей. Мы с Сережей были вполне с этим согласны, а посему выпили.

Водка как водка, ничего особенного — такая же невкусная, как любая другая. Разве что пьется хорошо. И еще странная особенность — мозги после нее работать отказываются. И печальное настроение никак не появляется. Наоборот, хочется танцевать. И чтобы при этом шептали на ухо, какая я красивая и необыкновенная. Кстати, несколько пар уже танцуют — почти рядом с нашим столиком топчутся французы — вон как сплелись: непонятно, где кончается он и начинается она. А уж на ухо он ей шепчет прямо не переставая. Нет, ну чего он в ней все-таки нашел, не понимаю?

Да тебе-то какое дело? Ты пей давай — вон уже и Сережа речь сказал, пить пора. За покойника. А как выпьешь — начинай работать. Выясни хотя бы, кто тут на теплоходе знает эту компанию.

А вот и удобный случай — какой-то мужик у стойки бара подает знаки Владику Явно приветствует. Владик отмахивается. Значит, скорее всего, не слишком близкий знакомый, а то бы обязательно пригласили выпить, помянуть. Ну-ка, попробуем:

— Знакомый? — я кивнула головой в сторону мужика у стойки.

— Ага, — никакого продолжения не последовало. Попытаемся еще раз:

— А вообще, наверное, знакомых тут у вас навалом? Я, например, все время натыкалась на знакомые лица.

— Встречаются, — в голосе Владика нет никаких эмоций, никакой заинтересованности.

Да, пожалуй, из него мне ничего вытянуть не удастся. Придется ждать, пока проспится Игорь, — может, он что выложит.

— А странно… Вот вы, Таня, сказали, и мне вспомнилось. — Нет, ну как все-таки замечательно, что есть Сережа и что он сидит за столиком довольно далеко от Владика, который не может ни подтолкнуть его, ни ущипнуть. Давай, милый, говори. И милый заговорил дальше:

— Вчера-то, когда мы уже сыграли, один случай вышел.

— Сереж, ты покурить не хочешь? — с плохо сдерживаемой яростью осведомился Владик.

— Что? А, нет, пока не хочу, спасибо, — прямо врожденная вежливость. И, слава богу, не понимает никаких намеков. — Ну вот. Саша с Геной, как обычно, поссорились — они всегда после карт ссорились… И Саша вышел на палубу — остынуть. А я сидел лицом к окну и видел, как к нему подошел какой-то парень, они о чем-то поговорили, причем Сашка разозлился еще больше. А парень выглядел очень виноватым. Сашка начал его отчитывать, парень стал огрызаться, наконец, Сашке это надоело, и он сделал какой-то такой жест… И к нам вернулся.

Интересно… А может, и нет. Но проверить не мешает:

— Жест сделал? В смысле — послал?

— Да нет.. Ну, трудно объяснить. Что-то вроде — «сейчас некогда, но потом ты у меня получишь, идиот».

Хотелось бы знать, как все это можно выразить жестом? Очевидцу, конечно, понятней, но создавалось такое впечатление, что Саша на палубе разыграл целую пантомиму.

— А вы этого знакомого тоже знаете? — как можно небрежнее спросила я: главное — не показать виду, что я очень этим интересуюсь.

— Знать не знаю, но, по-моему, это что-то по работе — с ним потом и Генка разговаривал, и с Игорем он раскланялся. Владик, ты его не знаешь?

— Да видел пару раз. «Шестерка», — безмятежно отозвался Владик.

Он почему-то совершенно успокоился, не сверлил больше Сережу убийственным взглядом. Почему? Ведь когда Сережа только начал свое повествование, Владик был как на иголках. А теперь успокоился? Два возможных вывода — либо он все взвесил и пришел к заключению, что этот рассказ для него не опасен. Либо вчера было что-то еще, какой-то другой случай, который Владика очень волнует. Вообще создавалось такое впечатление, что вчера Саша умудрился так или иначе повздорить с половиной теплохода. Сначала этот Женя, потом Гена, теперь вот еще какая-то «шестерка». Интересно, Саша вообще был такой склочный человек или он вчера специально постарался? Но сейчас надо бы все-таки узнать поподробнее у Сережи о последнем случае и о том, не было ли вчера еще чего интересного, особенно связанного с Владиком: очень уж он нервно на все реагирует.

— А вы долго вчера сидели в баре?

— Да нет, где-то около часа уже разошлись — чего сидеть, если Сашка с Генкой постоянно цапаются? Тут еще к девчонкам какие-то уроды стали приставать, да и парень этот достал — маячит и маячит. То у стойки, то за столиком, то на палубу выйдет, то вернется…

— Сережа, пойдем покурим, — уже тоном приказа заявил Владик, схватил друга за руку и потащил к выходу — Подождите меня, — я нагнала их уже на палубе, — что это, все курить, а я что — рыжая?

— Да, конечно, — безнадежно-вежливо согласился Владик и дал мне огонька.

Мало того, что я не рыжая и очень хочу курить, на палубу я вылетела еще и потому, что поняла — еще немножко, и Сережа расскажет что-то действительно интересное. А если я оставлю их одних, то вряд ли смогу это услышать — Владик популярно объяснит приятелю, что при мне делиться воспоминаниями не стоит, лучше отложить их до разговора тет-а-тет. Не выйдет, голубчики!

Мы облокотились на перила, причем я вклинилась между ними.

— Сережа, простите, мы вас перебили, — невинно заметила я и попросила:

— Продолжайте, пожалуйста, что же вчера было?

Нет, это все-таки замечательно, что мы вышли из бара, а то у меня голова уже переставала работать — от шума, музыки, духоты. Ну и, естественно, от водки.

— А на чем я остановился? Ах да. Так вот — сидит он, сидит, парень этот. И явно чего-то ждет. А когда мы стали из бара выходить, прицепился к Сашке. Тот его отпихивает, мол, не время и не место. А парень — давай тогда время и место, когда и где? Я почему это слышал — последним плелся, перебрал слегка. А тот Сашку держит и не отпускает — как клещ вцепился. Ну Сашка и буркнул ему — завтра давай. А парень чего-то заверещал, что время поджимает, и вообще. Тогда Сашка ему в ответ — ну, мол, давай пораньше, если все так горит. А о чем они там дальше договорились — не знаю Я уже из бара выполз, а Сашка минуты через две подошел. Это я к чему, Танечка, — мало того, что знакомых морд целый теплоход — такое ощущение, что из Тарасова вообще не уезжал. Да еще обязательно с делами достанут — ну, Сашку тот парень хотел явно делами загрузить, да не успел. Ничего уже Сашке не нужно.

— Да, вот так работаешь-работаешь, крутишься-крутишься, а потом хлоп — и нет человека. И зачем оно все, куда? — философски заметил Владик. Он явно обрадовался переводу нашего разговора в другое русло и заторопился:

— Ребята, пойдем еще помянем Сашу, светлая ему память. Как жаль, Танечка, что вы его плохо знали.

— Вот вы мне и расскажите, чтобы узнала получше. — Еще бы: если у меня нет хоть каких-нибудь зацепок, касающихся убийцы, пусть хоть о жертве будет побольше сведений. К тому же я лелеяла надежду, что, рассказывая о Саше, кто-нибудь нечаянно проговорится и скажет что-нибудь столь же интересное, как сейчас Сережа.

В последующие полчаса я пожалела, что родилась на этот свет, что угораздило меня жить в городе Тарасове и что нечистая сила затащила меня на этот теплоход. Желали услышать что-нибудь интересное? Пожалуйста! За что боролись — на то и напоролись: Владик с большим энтузиазмом воспринял мою просьбу, подхватил под локоток, потащил обратно в бар, где мы под рюмочку услышали «концерт по заявкам трудящихся». Не давая никому слова вставить, он подробно доложил нам всю биографию Козанкова Александра Ивановича от рождения в 1965 году и до безвременной гибели. Я услышала много интересного о его семье (вплоть до прабабушек и прадедушек), о его привычках и причудах (оказывается, он очень любил морских свинок и держал у себя три штуки), о политических взглядах и об особенностях мировоззрения и мировосприятия. Кошмар какой-то! Причем голова пухла у меня одной, поскольку Сережа из нашего разговора выключился абсолютно, сосредоточив все свое внимание на бутылке, стоявшей перед ним. Правда, он обратил ошеломленный взор на Владика, когда тот с воодушевлением рассказывал об образе жизни Сашиных морских свинок, из чего я заключила, что это была уж совсем невообразимая чепуха.

Где-то на середине повествования я смогла отключиться от Владика и спокойно подумать на тему: зачем он порет всю эту чушь? Ответа, на мой взгляд, было два — либо у него так выражается опьянение, либо он нарочно морочит голову, отвлекая мое внимание от чего-то действительно очень важного. От чего?

Сейчас бы хорошо сесть и все обдумать, а может, не мешало бы и косточки кинуть, но для этого надо отделаться от Владика. Нет, мне абсолютно не мешает то, что он что-то там бубнит! Мне мешает то, что я довольно-таки пьяная, и если в ближайшее время не протрезвею, то ничего хорошего ждать не приходится. А Владик между тем все подливает, а я то делаю вид, что пью, то действительно приходится пить. Ну попробуйте не выпить на брудершафт! Вот и у меня не получилось.

Когда я уже окончательно потеряла всякую надежду избавиться от Владика и протрезветь, меня спасло чудо. В роли чуда выступил Сережа, который нажрался до такой степени, что не мог уже больше сидеть за столом, а жаждал принять горизонтальное положение. Владик подскочил, извинился, подхватил Сережу и потащил его в каюту, пообещав мне на ходу, что скоро вернется и обязательно окончит свой увлекательный рассказ.

Я начала немедленно действовать. Прежде всего заказала три чашки кофе, потом порылась в сумочке и, к счастью, нашла что искала — антиалкогольный препарат.

Проглотила, запила холодной водой и стала ждать результата.

Результат не замедлил появиться — как только передо мной поставили мои три чашки кофе, мне моментально захотелось пирожного. А это как раз знак того, что опьянение проходит. Справедливо рассудив, что сладкое очень помогает мыслительному процессу, я тут же заказала три пирожных — по пирожному на чашку. К тому же они очень маленькие! И вообще, имею я право хоть немножко расслабиться после такого напряженного дня!

Не знаю уж, что они там намешали в пирожные, но их поглощение никак не помогло моему мыслительному процессу. Единственный вывод, к которому я пришла, был таким — мне необходимо каким-то образом увидеть этого парня, о котором рассказал Сережа. Уж не знаю, насколько это важно, но для меня это пока единственная зацепка.

Кости я решила пока не бросать: во-первых, спрашивать как-то нечего — не задашь же им сакраментальный вопрос «Что делать?». И тут мне внезапно пришло в голову, что хорошо бы сейчас смотаться из бара, поскольку мне совсем не улыбалось дождаться Владика и вновь слушать его бредни. Причем сматываться надо не в свою каюту — там сейчас тесно, и к тому же Владик меня там найдет. Лучше всего смотаться туда, где много людей. А где у нас сейчас много людей? Правильно, на верхней палубе, там сейчас дискотека. Замечательно, идем на дискотеку. Тряхнем, так сказать, стариной.