Глава 5
Я думала, утром у меня изменится настроение, вся эта петрушка с вероломными председателями всяческих союзов и самодовольными меценатами забудется. Ан нет, на душе было так же паршиво, как и вчера. Нет, ну надо, а?
Приняв душ, решила варить кофе, но по дороге из ванной на кухню — в прихожей — меня остановил звонок в дверь. Кого еще черти принесли?
Я открыла дверь. Ура! Черти принесли Диму. Я повисла у него на шее, он пошатнулся и чуть не упал. Оказалось, в ментовке его продержали целую ночь.
— Относительный комфорт они, конечно, предоставили, — присев в кресло, рассказывал Дима, — но, понимаешь, Таня, я не такой человек, чтобы уснуть в пустом кабинете отделения милиции, да еще когда тебя через каждые полчаса выдергивают выяснять какие-то подробности…
Дима пожаловался мне еще минут пять и уснул. В том же кресле, где провела ночь и я.
Он принес мне мои вещи: я открыла рюкзак — на дне его мешочек с гадальными костями. Даже спасибо не успела сказать.
Дима захрапел.
Я посмотрела на часы: половина одиннадцатого утра, а я кофе еще не приготовила. Вот выпью кофе, Дима проснется, и поедем мы вместе к Стасу, дружку моему школьному. Раны сердца моего лечить. Бутылочку купим по дороге, деньги у меня еще остались, немного, правда. На сегодня хватит, а завтра я к Благушину поеду. За своими законными.
Я пошла на кухню, но, видно, сегодня попасть туда, а уж тем более сварить себе кофе у меня не получится — зазвонил телефон. Пришлось снять трубку.
— Алло, Татьяна Александровна?
Благушин!
Ну, уж подняла трубку, теперь говори.
— Слушаю, — сухо сказала я.
— Татьяна Александровна, — затараторил Благушин, — вы уж извините, что так получилось. Понимаю, вам обидно… Но и вы должны меня понять: это не я отстранил вас от дела — свыше приказали…
— Приказали? — спросила я. — Вы что, Вадим Павлович, в милиции теперь работаете?
— Ну-у, не совсем…
— Ага, подрабатываете?
— Зачем вы так говорите? Просто у каждого предпринимателя должна быть «крыша», — вполне доступно объяснил Благушин.
В дверь снова позвонили.
Я чертыхнулась и пошла открывать. Прямо не квартира сегодня, а проходной двор какой-то.
За дверью стоял паренек с огромной корзиной роз. Я обомлела. Это кто же проявляет такое рыцарство в наш совершенно не рыцарский век? Неужели?..
— Иванова Татьяна Александровна? — строго спросил он.
— Да, я…
— Получите.
Он поставил корзину мне к ногам и, посвистывая, удалился. Чудны дела твои, Господи! От кого бы это? Я задумчиво заперла дверь и уставилась на цветы. Красиво, черт возьми.
Послышался какой-то треск. А, это телефон. Я же про Благушина совсем забыла. Я взяла трубку.
— Ну что, получили? — спросил он.
— Получила, а откуда вы… Так это вы прислали? — догадалась я.
— Это я прислал, — не стал спорить Благушин. К нему снова возвращался обычный, уверенно-снисходительный тон.
— Грехи замаливаете?
— Не только. Я ведь забыл вам сказать тогда — путевку-то в санаторий я на двоих достал — вам и мне.
Очень интересно. Это он что же, за мной, получается, ухаживает? В комнате заскрипело кресло, и раздался мерный храп. Дима спит. Так вот почему Вадим Павлович забеспокоился, когда я попросила его дать мой домашний адрес Диме! Тут мне в голову пришла еще одна мысль:
— Вадим Павлович, а, Вадим Павлович, это вы устроили, чтобы Диму всю ночь в ментовке продержали?
Благушин пробормотал что-то невразумительное.
— Не хотели, наверное, пускать его ночевать ко мне?
Благушин помолчал и спустя несколько секунд осторожно начал:
— Я ведь вам, Татьяна Александровна, по делу звоню.
— Ну, ну, я слушаю.
— Видите ли, Никуленко мы так и не взяли. Мужичонку того на «жигуле», который его подвозил, взяли. Он говорит, что Никуленко ехал до рынка «Северный», что в Ленинском районе. Там сошел. Мы уж и прочесывали там все, патрули выставили. Если высунется — сразу чтобы взять. Только не высунется он, не дурак. Знает, что за ним менты со всего города гоняются. И я вот подумал… может, вы нам еще раз поможете?
Пока он рассказывал, настроение у меня поднималось просто с бешеной скоростью. Получили, пинкертоны сраные?! Шерлоки холмсы!
Чтобы успокоиться, я помолчала с минутку.
Благушин не выдержал первым:
— Татьяна Александровна, помогите, а?
— Двойной тариф, — сказала я. — Да, да, а чего же вы хотите? Я свое задание выполнила, теперь мне еще сверхурочно работать?
— Ладно, — согласился Благушин.
По его голосу было слышно, что он такого никак не ожидал.
— Мне нужны еще деньги на текущие расходы, — добавила я.
— Будут деньги. Сейчас я пришлю машину, вам привезут деньги, и, если хотите, машина с шофером будет в вашем распоряжении.
— Очень хорошо, — сказала я и, не прощаясь, повесила трубку.
В наступившей тишине ясно раздавался Димин храп.
Я пошла на кухню. Вот интересно, Благушин всерьез за мной ухаживать начал или это, чтобы легче меня уломать продолжить поиски поганца Никуленко?
Поживем — увидим.
Пока не приехала машина, я успела сварить и выпить кофе. Дима все не просыпался. Пускай спит. Я посмотрела в окно: к моему подъезду подруливал красный «Фольксваген». Не иначе — за мной. Я быстро оделась и написала Диме записку: «Скоро буду».
А к Стасу я опять сегодня не попаду. Не судьба, Стасик.
Благушин, оказывается, прислал крутую тачку — с телефоном. Так что мне позвонили прямо из машины и предложили спуститься. Не очень-то вежливо с их стороны — ведь я все-таки дама, ну да хрен с ними. Спущусь сама.
Идя по лестнице, я по привычке механически считала ступеньки.
Так, так, выходит, Никуленко не обманул меня, когда называл адрес этого своего родственничка Чумака, а если и наврал, то чуть-чуть. Я ведь знаю Ленинский район: рынок «Северный» в двух шагах от ресторана «Океан» находится. А Никуленко говорил, что Чумак, как его? Валентин Евсеевич? Живет в пятиэтажке напротив «Океана».
Конечно, скорее всего любезный сердцу моему Григорий Львович заехал к родственничку только предупредить о провале. Скажем, минуток на пять. А потом свалил. Но ведь в любом случае начинать надо с той пятиэтажки — это единственная зацепка. Итак, едем в Ленинский район. Ох, давно я там не была! А когда-то этот район был моим местом жительства. Вот и проведаю родные места.
Я вышла на улицу. У подъезда, картинно опершись на красавец «Фольксваген», курил парень лет двадцати пяти в турецкой кожаной куртке с неаккуратно подстриженными рыжими волосами. При виде меня он выплюнул сигарету и сунул руки в карманы. С первого взгляда было понятно, что тачка не его.
— Я Толя, — представился он. — Меня Вадим Павлович послал.
— Я так и поняла.
— Что я — Толя? — он неумно сострил.
Я вздохнула. Ну и кретин!
— Благушин для меня деньги передавал?
— Передавал, передавал. — Толя достал из кармана объемистый бумажный пакет: — На, держи, мне чужого не надо…
Господи, ну разве может у человека быть такая глупая улыбка?
Толя чиркал зажигалкой, собираясь закурить еще одну сигарету.
— Поехали, — поторопила я его, — в дороге покуришь, время не ждет.
Он ухмыльнулся, пожал плечами и, обойдя машину, сел за руль. Я упала рядом с ним на переднее сиденье. Захлопнула дверцу.
Вот черт!
Защемила полу плаща. И зачем я сегодня этот плащ надела?
Я открыла дверцу и наклонилась, пытаясь счистить грязь со светло-серой материи.
Потом я даже не поняла сразу, что произошло. Надо мной просвистел внезапный шквал: зазвенели выбитые стекла, застонали металлические перекрытия автомобиля. Что странно, выстрелы я услышала мигом позже. Толя с оскаленными зубами и залитым кровью лицом повалился на меня. У него был раздроблен череп.
Ну, совсем весело!
Бах!
Последним выстрелом разнесло зеркало заднего обзора с Толиной стороны. Так, значит, стреляют оттуда.
На минуту все стихло. Я сползла со своего сиденья через неприкрытую дверь на асфальт. И сразу, в ответ на это движение, раздался еще один залп. Если я не ошибалась, стрелявших было не больше трех человек.
«Из пистолетов стреляют», — подумала я. Это хорошо. В смысле — могло быть и хуже. Вон на прошлой неделе по ящику показывали, как одного бизнесмена убили. Так его чуть ли не из базуки пристрелили. По кусочкам потом собирали, опознать не могли.
Я застыла на асфальте. Сверху на меня капала кровь. Интересно, у Толи есть ствол? Я осторожно запустила руки под его турецкую куртку. Нащупала кобуру. Отлично. Я расстегнула кобуру и потихоньку вытянула большой тяжелый револьвер. Боже мой, откуда он такой антиквариат выкопал?
Потом достала и кобуру. Там патроны — пригодятся. Патроны я переложила в карман, ненужную же теперь кобуру положила на сиденье рядом с Толей.
Послышались приближающиеся шаги. Я заглянула под автомобиль. Ну, как я думала, так и есть — три пары ног — нападавших трое. Внезапно они остановились. Может быть, они решили, что в «Фольксвагене» никого в живых не осталось?
Раздалось еще несколько выстрелов. Только стреляли не в салон, а в корпус машины.
Топот убегающих ног.
Бог ты мой, они же в бензобак целились!
Не знаю, откуда у меня взялись силы, я рванулась и прямо с земли буквально влетела в свой подъезд. Как только дверь за мной захлопнулась, шарахнуло так, что в доме зазвенели стекла.
Ну вот, Диму разбудили.
Я тихонько приоткрыла дверь и выглянула наружу. Тех, кто нападал на меня, увидеть мне не удалось: все застилали пламя и клубы дыма. Зато, наверное, они заметили меня: ударили несколько выстрелов, и от двери нашего подъезда полетели щепки. Я нырнула обратно и, секунду подумав, кинулась наверх — если эти товарищи не свалили даже после взрыва, значит, намерения у них очень серьезные — они, видимо, не успокоятся, пока не отправят меня на тот свет.
Внизу, в подъезде, хлопнула входная дверь. Почти сразу же застучали выстрелы. Я побежала быстрее. Угораздило же меня купить квартиру так высоко… Да еще лифт, как обычно, не работал.
Меня явно догоняли. Уже мелькнула в лестничном пролете стриженная наголо голова, и пуля заставила меня пригнуться, ударившись в стену. Я оглянулась и, споткнувшись, упала.
Полный привет!
Брякнул о бетонные ступеньки Толин револьвер. Я, оказывается, все еще держала его в руке. Очень кстати.
Не вставая, я подняла револьвер — он был ну очень тяжелым, — спустила предохранитель. Обладатель стриженой головы явно не ожидал увидеть меня вооруженной. Он сразу забыл о своем пистолете, остановился и открыл рот.
Я нажала на курок.
Второй раз.
Третий.
Бритоголовый замычал, опустился на колени и медленно повалился назад. Он упал навзничь и, как на санках, съехал со ступенек на лестничную площадку. Двое, что бежали за ним, остановились. Я поднялась на ноги и несколько раз выстрелила в лестничный пролет. Так, чтобы подумали — стоит ли им продолжать преследование?
Где-то, приближаясь, завыли милицейские сирены.
Снизу до меня донеслись матерные проклятия, топот.
Снова хлопнула дверь в подъезде. Ушли.
Я устало опустилась на ступеньку. Осторожно поставила револьвер на предохранитель и сунула его за пояс. Нет, это прямо царь-пушка какая-то, а не револьвер.
Сирены завывали совсем близко. Со двора слышалось множество возбужденных голосов. Пора было уходить отсюда — нет времени на разговоры с милицией. Я сняла с себя плащ и критически осмотрела его: воротник забрызган Толиной кровью, да и спереди несколько больших пятен грязи. Не пойдет. Я всегда должна выглядеть великолепно. Даже после того, как меня пытались сначала застрелить, потом взорвать, потом снова застрелить.
Я выбросила плащ в мусоропровод. Под ним был совсем недурной свитер. В принципе, не так уж холодно.
Я перешагнула через труп, стараясь не наступить в лужу крови, образовавшуюся вокруг бритой головы, и спустилась во двор. Милиция подъехать еще не успела, и внимания на меня никто не обратил.
Надо, пожалуй, позвонить Диме с улицы и сказать, что у меня дома ему находиться опасно. Пусть едет к себе в гостиницу.
А Благушину звонить не буду. Он и сам все от своих ментов узнает.
Я вышла из своего двора, прошла несколько кварталов до автостоянки, где оставила свою машину, и внезапно для себя зашла в первый подвернувшийся скверик. Присела на лавочку — уж больно дрожали ноги. Закурила.
Мне, по роду моей профессии, не раз приходилось убивать людей. И после каждого такого случая я не особенно мучилась — лучше было бы, если б меня убили, что ли? А сегодня что-то нервы разошлись. Надо отдохнуть. Хотя бы отдышаться.
Я выкурила еще сигарету, встала и направилась к проезжей части улицы — решила не брать свою машину, мало ли чего. Мне на новую «девятку» год копить, а Благушину такой же «Фольксваген» купить — раз плюнуть. И такого же Толика завести — тоже раз плюнуть.
А у меня никаких Толиков нет, и «девятка» только одна. Так что будем пользоваться услугами такси и жизнью своей дорожить станем.
Я встала на обочине и голоснула — махнула рукой. Тут же остановилась старенькая «Волга». Я села без лишних разговоров. Денег навалом, всякий куда угодно поедет, даже если не по пути.
— В Ленинский… А вообще-то давай сперва: Волжская, 58. — Для начала я решила все-таки заехать к Стасику. Позвонить от него Диме, да и, наверное, бабки у него оставить. Не буду же я с раздутыми от денег карманами по городу за уголовниками бегать: как-то неестественно получится.
— Волжская, 58, — повторила я.
— Двадцатничек, — повернулся ко мне водитель, старичок с бледным лицом и крашенными хной жиденькими волосами.
Чего? До Волжской три-четыре квартала, какой там двадцатничек? Впрочем, ладно, не буду мелочиться.
— Поехали.
Добрались мы за несколько минут, старичок получил свой двадцатник — был очень доволен, — пригладил волосенки и поехал дальше дураков искать. Стяжатель.
Я позвонила в дверь к Стасу. Долго было тихо, затем послышалось шарканье шлепанцев, заскрипел замок, и на пороге возник Стас.
Как обычно, он моему приходу обрадовался, тем более что мы не виделись что-то около двух месяцев. Мы сразу пошли на кухню варить кофе, и как я ни спешила, провела с ним час своего дорогого времени. Пересказала все свои последние приключения — должен же кто-то меня пожалеть?
Выяснилось даже, что Стас знает и Диму (фамилия у Димы, оказывается, — Запупоненко), и Никуленко — встречался с ними на прошлой конференции. Вот так-то мир наш тесен.
Поспел кофе.
Стасик Парамонов был немолодым уже, средней руки журналистом. В школе он учился в старших классах, я — в младших. Еще лет десять назад у него была семья — жена и дочка. Потом он начал пить и спился совершенно, перестал писать свои довольно громкие когда-то статьи, зарабатывал на жизнь банальными репортажами. Не на жизнь, точнее, зарабатывал, а на выпивку. Скоро от него ушла жена с дочерью, его выгнали за пьянство со штатной должности, и теперь Стасик мотается внештатником.
Но Парамонов обладал завидным даром — общаться с ним было одно удовольствие. Я частенько к нему заходила, когда на душе было муторно… Да и просто отдохнуть от своей жизни и окунуться в его.
От Стаса я позвонила Диме. Сообщила, что ему нужно срочно уехать из моей квартиры, рассказала про сегодняшнее событие. Он немного повыкобенивался — мол, нам на опасности плевать, — но не очень долго, пообещал свалить через полчаса.
К великому моему удивлению, оказалось, что Дима проспал и взрыв, и выстрелы.
— Нет, я слышал что-то, — гудел он в трубку, — но подумал, что мне это снится, мне часто всякие сумасшедшие сны снятся. Вот Сальвадор Дали, так тот…
Про Сальвадора Дали я слушать не стала, объяснила, кому из соседей отдать ключи, и поспешила попрощаться. Честно говоря, Дима начал мне немного надоедать. Не то, чтобы надоедать, но… Не мой он идеал мужчины, вот и все.
Я поцеловала Стаса, наказала ему беречь пакет с деньгами и ушла.
В общественный транспорт соваться мне не хотелось, да и не привыкла я к таким испытаниям, надо сказать, так что пришлось ловить тачку еще раз.
На этот раз за двадцать рублей довезли меня до самого Северного рынка. Я вышла прямо возле опорного пункта милиции. Вот туда-то мне и надо.
Менты из этого опорника, слава богу, были в курсе операции — Благушин ведь поднял шухер на весь город, не то что на весь Ленинский район. Поэтому долго объяснять, кто я, зачем, чем занимаюсь и откуда такая прыткая взялась, мне не пришлось. Ко мне сразу подсел толстый до безразмерности милиционер с желтыми тараканьими усами.
— Участковый Гуменный, — представился он, козырнув.
Все правильно, когда менты поняли, что об операции я знаю гораздо больше их, они автоматически причислили меня к начальству. Нехай будет так. Очень хорошо. Я, между прочим, давно заметила, что «частный детектив» звучит почти как «товарищ майор».
— Так вот, участковый Гуменный, — холодно произнесла я (раз приняли за начальство, надо подыгрывать), — мне нужен домашний адрес проживающего в вашем секторе Чумака Валентина Евсеевича.
— Минутку.
— Чумака Валентина Евсеевича, — повторила я ледяным тоном.
— Сейчас, сейчас, — Гуменный уселся за компьютер и принялся неловко шлепать толстыми пальцами по клавишам.
Я достала из-за пояса свою чудо-пушку и покрутила барабан. Посмотрела его на свет. Для пущей важности попыталась почистить мизинцем дуло. Сунула револьвер обратно и надменно, по-начальственному, прокашлялась.
В результате данные на Чумака Валентина Евсеевича я получила буквально через три минуты.
Сжимая в руке бумажку с адресом, я вышла на улицу. Что там у нас?
Ага, улица Лебедева-Кумача, дом сорок шесть, квартира семьдесят шесть. Да я даже знаю, где этот голубчик живет. Совсем недалеко. Я пересекла рынок, прошла мимо какой-то страшной забегаловки и углубилась во дворы.
Стоп. Вот здесь.
Несколько лет назад я жила тут и эти места помнила прекрасно.
Семьдесят шестая квартира.
Значит, вон тот подъезд, возле которого толпится стайка подростков. «Пролетарская молодежь» — с первого взгляда определила я. Район для них как раз подходящий. Пять-шесть парнишек, одетых в дешевые, на базаре купленные вещи. Курят, пряча сигареты в рукав, в то же время стараясь при этом выглядеть как настоящие мужики. Как настоящие мужики, громко смеются и матерятся.
Ничего не поделаешь, переходный возраст.
Меня они заметили издали, и чем ближе я подходила, тем пристальнее они меня рассматривали. Переговариваются друг с другом. Наверное, гадости какие-нибудь говорят. Сопляки, юношеская гиперсексуальность — дело жутко неприятное.
Я уже почти подошла к ним, как вдруг они начали расходиться. Вернее, двое остались стоять, двое или трое — я не разобралась — зашли в подъезд, а один, самый длинный и, наверное, самый старший, быстрым шагом направился к скверику возле дома.
Странно.
Впрочем, странного-то как раз ничего нет.
Как известно из специальной литературы, матерые преступники часто используют молодежь для каких-нибудь мелких поручений. Вроде того — посмотреть за квартирой дяденьки Чумака, сообщить, если такая-то покажется рядом.
Все просто.
В квартиру заходить бесполезно, да там, скорее всего, никого нет. Я взяла с места старт и побежала за длинным. Он оглянулся, чуть не упал и тоже перешел на бег. Напугался, бедный.
Он миновал калитку и углубился в сквер. Плохо бежит, неравномерно, да еще ртом дышит. Я кинулась наискосок, перепрыгнула невысокую ограду. Все, почти догнала. Еще один рывок, и я с силой толкнула его в спину. Парень, вскрикнув, покатился по жухлой траве.
Я остановилась.
Он, тяжело дыша, попытался сесть, но снова упал на спину — я ударила его ногой в плечо.
— Лежать!
Он послушно улегся.
Я оглянулась — двора отсюда уже не было видно, следовательно, и нас со двора нельзя заметить тоже. Но в любом случае нужно уйти подальше, там и наскоро поговорить, пока малолетняя шпана не позвала кого-нибудь постарше. Я перевела взгляд на своего пленника: вовсе он не парнишка, ему уже, наверное, за двадцать, просто черты лица мелкие, мальчишеские.
Я внимательнее посмотрела на него — какое лицо знакомое.
Он тоже пристально меня разглядывал.
Постойте, а это случаем не?..
— Карась?! — узнав, изумилась я.
— Танька, ты, что ли? — спросил он в свою очередь.
Он начал вставать, я схватила его за плечо и подняла.
— Двигаем отсюда, Карась, скоренько.
— Куда? Зачем? — заныл было он, но я уже крепко взяла его под руку, и мы как можно быстрее побежали из скверика к ближайшей дороге.