Глава 9
Я завтракала в ресторане аэропорта Орли, до вылета оставалось больше часа. Заказала филе миньон с грибами и красное вино.
— У вас не занято? — Подняв глаза, увидела Джона Горбински.
— Доброе утро, — улыбнулась я, — присаживайтесь, пожалуйста.
— Вы, как я вижу, времени зря не теряете. — Он сел напротив меня и жестом подозвал официанта. — Как продвигается расследование?
Горбински был на редкость спокоен, слегка мрачен, но, как всегда, подтянут.
— Мне кажется, что я недалека от цели. Картина потихонечку начинает вырисовываться. Я должна предупредить вас, будьте предельно осторожны в ближайшие дни, если я права, вам грозит серьезная опасность.
— Я, конечно, ценю вашу заботу, но все это смахивает на детективный фильм, — с легкой усмешкой сказал Джон Горбински.
— Не забывайте, какая у меня профессия, прошу вас отнестись серьезно к моим словам.
— Если бы вы хотя бы объяснили мне, в чем дело. — Джон поднял на меня свои светло-голубые глаза.
— Пока не могу сказать ничего конкретного, ведение дела требует предельной осторожности и сосредоточенности. Поверьте на слово, тот, кто заказал убийство Эрика, не остановится еще перед одним.
Горбински принесли тюрбо в томатном соусе а-л\'эспаньоль.
— Скажите, Джон, вы не знали, что Эрик был женат?
Джон поморщился, как от зубной боли, и, прежде чем ответить, выдержал небольшую паузу. Я подумала, что он делает это для того, чтобы не дать сразу выплеснуться эмоциям, которые переполняли его. Но руки Горбински были очень выразительны, жесты отражали и подкрепляли выражение глаз, руки и глаза работали, дополняя друг друга.
— Недавно узнал. Это известие не обрадовало меня. — Он тяжело вздохнул.
Если на террасе кафе во время разговора с Жаклин Фарно Горбински был опечален, но настойчив, то сейчас он был растерян. Весь его деловитый лоск улетучился, как облачко тумана под жаркими полуденными лучами.
— Вы видели ее?
— Приезжала на следующий день после похорон, видимо, хотела показать себя. У нас такие дела, я имею в виду наследственные права, обычно решают на уровне адвокатов.
— Как она себя вела?
— Я лишь удостоверился, что был прав, когда отговаривал Эрика от этого брака. Вы знаете — на похоронах она не была, ей нужны только деньги. К сожалению, она может их получить. Боже мой! Эрик, Эрик… — покачал он головой.
— Она приезжала одна?
— Одна, — коротко ответил Горбински.
— После похорон вы общались с Бронштейном?
— Только по телефону, я вылетел в Европу раньше, чем он появился в Нью-Йорке. Вы с ним так и не встретились?
— К сожалению, нет, а мне хотелось кое о чем его расспросить. Кстати, вы в курсе, что Эрик собирался с ним распрощаться?
— Мы с ним говорили об этом, но как-то вскользь. Если бы вы знали, как я раскаиваюсь в том, что столько вещей пускал на самотек! — с чувством произнес Горбински. — Все хотел, чтобы Эрик научился самостоятельности, поручал ему такие ответственные мероприятия! А надо было кое-что еще делать самому или хотя бы контролировать. Эрик, конечно, был молодцом, очень старался… Здесь моя вина… — Горбински провел ладонью по лицу ото лба до подбородка.
Жест отчаянного сожаления и бессилия.
Я не стала его успокаивать, в таких случаях самые проникновенные слова бесполезны. И, может быть, самое лучшее — посочувствовать молча.
— Вы тоже летите в Нью-Йорк?
— Да, много работы накопилось за это время. А вы где останавливались в Нью-Йорке?
— В «Милфорд плаза».
— Я могу предложить вам свой дом — места хватит, — улыбнулся Горбински.
— Спасибо, с удовольствием. — Я обрадовалась его предложению.
Джон достал чековую книжку, что-то заполнил в ней и вырвав листок, протянул мне.
— Вот, возьмите.
Я посмотрела на цифру, проставленную в чеке, — пять тысяч.
— Что это?
— Это в счет компенсации ваших расходов, вам, наверное, нужны деньги. Если понадобится больше, скажите, я все оплачу. О гонораре поговорим позже.
— Благодарю вас. — Я сложила чек пополам и сунула его в карман пиджака
Джон подозвал официанта, открыл бумажник и, достав деньги, расплатился. Мой взгляд машинально скользнул по внутреннему пластиковому кармашку, куда часто вставляют фотографии близких людей. Не могу припомнить другого такого случая, чтобы обычная фотография на документ так полно могла бы удовлетворить мой эвристический интерес…
— У меня к вам есть одна просьба, Джон.
— Пожалуйста, все, что в моих силах.
— Может быть, она вам покажется несколько неожиданной…
— Ну, говорите же.
— У вас ведь есть адвокат?
— Конечно, но я ничего не понимаю, вам что, нужен адвокат?
— Как вам сказать, он мне может понадобиться.
— Хорошо, как только мы прилетим, я тут же с ним свяжусь и представлю вас ему, его контора находится на пересечении Норфолк и Ривингтон-стрит, это в южном Манхэттене.
— Не знаю, как вас благодарить. — Я тепло посмотрела на Джона.
— Это я вас должен благодарить, — галантно сказал он, — вы доказываете на деле, что Эрик вам был небезразличен. Если вам необходимо будет поехать в Нью-Йорк-Сити или еще куда-нибудь, вы можете пользоваться моими автомобилями.
— Еще раз спасибо.
В это время объявили наш рейс.
— Ну, нам пора. — Горбински встал и, подойдя ко мне, помог выйти из-за стола.
* * *
Нью-Йорк — Бергефилд
26 мая
20 час 42 мин
От международного аэропорта Кеннеди до Бергефилда около двух часов на такси. Доехав по шестьсот семьдесят восьмой трассе до озер и миновав Медоуз — Корона-парк, мы повернули к Ист-Ривер. Нам еще предстояло пересечь Гудзон по мосту Вашингтона, после чего, двигаясь по Интерстэйт-Парквэй, добраться до Инглвуда, а там до резиденции Горбински — рукой подать.
* * *
Бергефилд
27 мая
9 час 00 мин
Джон Горбински выбрал неплохое место для дома, тихое, уединенное, кругом лес, озера, луга — пейзаж, напоминающий Подмосковье.
Как объяснил мне Горбински, задумывая строительство дома, он хотел потрафить двум своим пристрастиям — жить комфортно и уединенно. Дышалось здесь действительно легко и свободно, природа, что называется, заглядывала в окна, овевая почти молитвенным покоем утомленного и издерганного суетой человека, большую часть дня проводящего в офисах и конторах Нью-Йорка.
Огромные по площади газоны, чья сочная зелень подчеркивала нежную, зелено-голубую окраску стен, окружали дом Джона Горбински, представлявший в плане довольно замысловатую фигуру. Различные по назначению помещения имели к тому же разную высоту, создавая таким образом причудливую архитектурную композицию.
Сплошное натуральное дерево снаружи и внутри — сколько же это может стоить?!
Паркетные полы, дубовые двери, камин, кожаные диваны и кресла, книжные полки, скульптуры и картины, керамика…
Совершив пробежку по лесу, я приняла душ, позавтракала и, устроившись на диване с журналами, стала ждать звонка Джона. Вскоре он позвонил.
— Доброе утро, как спалось? — приветливо спросил Джон.
— Отлично, как у себя дома.
— Я говорил с Патриком Овераллом, он готов принять вас в двенадцать тридцать. На всякий случай запишите его телефон. — Он продиктовал мне номер.
— Благодарю вас, — только и могла ответить я.
— Тогда до вечера, у меня много дел, — уже более сухо произнес Джон.
* * *
Нью-Йорк
27 мая
11 час 47 мин
Белый «Понтиак» внушительных размеров оказался на удивление маневренным, о скорости я и не говорю. Несколько раз я превышала на трассе разрешенный предел в сто десять километров. Казалось, я плыла над поверхностью дороги, не чувствуя никакого дискомфорта из-за огромной скорости, которую позволяла развивать Хенри-Хадсон-Парквэй. До самой Спринг-стрит я вдохновлялась меняющейся от пирса к пирсу панорамой Гудзона.
Контора Патрика Овералла находилась на шестнадцатом этаже одного из небоскребов на Норфолк-стрит. Мне пришлось проехать на пару кварталов дальше, чтобы найти паркинг. Ровно в двенадцать тридцать я ступила на синтетический ворс ковра в приемной кабинета Патрика Овералла.
— У меня назначена встреча с мистером Овераллом. Моя фамилия Иванова.
— Проходите, мистер Овералл ждет вас.
* * *
В небольшой закусочной возле Линкольн-сквер стоял обычный для подобных заведений гвалт. Необычным было, пожалуй, только то, что время ленча давно миновало, и я затруднялась объяснить, чем было вызвано подобное оживление в столь неурочный час.
Проглотив нехитрый обед, набрала номер Бронштейна, надеясь, что изолированное пространство телефонной кабинки обеспечит приемлемую слышимость.
— Бронштейн у телефона, — услышала я в трубке голос неуловимого Авраама.
— Добрый день, — я с удовольствием заговорила на «великом и могучем», — меня зовут Татьяна Иванова, я частный детектив. Джон Горбински поручил мне расследование гибели своего сына, мне необходимо встретиться с вами, это срочно.
— Но я занят. И потом, не представляю, чем могу вам помочь?
«Что это? — подумала я с негодованием. — Тупость, бессердечие, малодушие или криводушие?»
— Я к вам подъеду через полчаса, — не обращая внимания на его отнекивание, сказала я.
— Я сейчас уезжаю на встречу с клиентом, освобожусь поздно.
— Мы могли бы встретиться у вас дома, — настаивала я.
— Боюсь, что это невозможно, — продолжал уклоняться Бронштейн.
— Почему?! — с нескрываемым раздражением спросила я.
— Я сегодня не буду дома, — устало выдохнул Бронштейн.
— Назовите адрес, по которому я смогла бы вас найти. Любое время и место, мне все равно… — послав к черту этикет, почти кричала я в трубку.
— Что за упорство?! — недоумевал или играл в недоумение Бронштейн.
— Вы отдаете себе отчет в том, что, уклоняясь от встречи, вы тем самым создаете себе ненужные проблемы? Речь идет об убийстве, а не о рыбной ловле.
Если бы он сейчас оказался рядом, я бы разбила об его упрямую башку телефонную трубку. Мне все-таки удалось взять себя в руки.
— Хорошо, назовите время, когда мы можем поговорить, — уже спокойным тоном сказала я.
— Во всяком случае, не сегодня.
— Когда вы найдете для меня время?
— Ну, скажем, завтра, после обеда. Вас устроит?
— Устроит, если вы не можете встретиться раньше.
— К сожалению, не могу. Я жду вас завтра в три часа, в офисе.
— Хорошо, договорились, — сказала я, стирая со лба испарину.
Когда положила трубку, у меня было такое ощущение, будто я в одиночку разгрузила вагон дерьма — и тяжело, и мерзко.
На обратном пути я гнала как сумасшедшая, за что и поплатилась изрядным количеством баксов. Вежливый полицейский, поинтересовавшись, в порядке ли я, спросил, с какой скоростью я ехала. Я честно призналась, что не знаю. Тогда он сообщил мне, что я двигалась со скоростью сто шестьдесят километров в час, что на пятьдесят километров превышает разрешенную, невозмутимо выписал штраф и пожелал счастливого пути.
* * *
Ванна — неплохое место для отдыха, тем более такая, как у Горбински. Холодный белый и черный мрамор стен подействовал на меня с такой же бесстрастной убедительностью, с какой первое столкновение с грубой жизненной правдой развеивает трепетные подростковые иллюзии. Горячая вода, в которую я опустилась, быстро смыла остатки моего раздражения, виновником которого явился Бронштейн.
Почему он оттягивает встречу? Чем так занят? Поездка в Париж только убедила меня в том, что двигаюсь в правильном направлении… Бронштейн, эта заблудшая овца, не выходил у меня из головы. В той колоритной и вполне отчетливой картине, которая сложилась у меня в уме, для него как бы не было места. И все-таки, подобно горошине под перинами у принцессы, он беспокоил меня, постоянно держал в напряжении.
Ладно, оставим его до завтра…
Вытерев руки, я взяла телефонную трубку и набрала номер в Тарасове.
— Алло.
— Мариша, привет!
— Тань, ты, что ль? Ты откуда?
— От верблюда. Мне срочно нужна твоя помощь, учти, звонок международный, поняла? С меня сувенир из Штатов.
— Я тебя внимательно слушаю.
— Возьми карандаш и бумагу, записывай. Кому шестнадцатого мая сего года звонили из Парижа с телефона восемь, восемь, пять, два нуля, сорок шесть? Записала?
— Я че-то не пойму, ты из Штатов или из Франции?
— Кончай трепаться, приеду, расскажу, да, и еще адрес этого абонента, поняла?
— Да поняла, поняла. Перезвони через часок.
Я нажала кнопку «отбой» и положила трубку. С Мариной Журавлевой я познакомилась, когда помогала ее мужу выпутываться из разборок с бандитами. Работала она на телефонной станции, и я иногда пользовалась ее услугами. Она была веселой, непосредственной и великодушной.
— Алло, это ты? — спросила Марина, когда я перезвонила ей снова.
— Я. Узнала?
— Коваленко Павел Павлович, улица Рыбинская, дом сорок два. Еще что-нибудь интересует?
— Спасибо, Мариша, ты меня выручила.
Следущим человеком, которому я позвонила, был Король.
— Лев Семенович, это Иванова.
— Что там у тебя?
— Лев Семенович, фамилия того жмурика, который отравился водкой, была случайно не Коваленко?
Король молчал, видимо, раздумывая, отвечать мне или нет.
— Лев Семенович, — успокоила я его, намекая на должок, — я вас больше никогда не побеспокою, если вы ответите мне.
— Настырная ты девка, — протянул он, — да, это он.
— А жил он случайно не на Рыбинской улице в частном доме?
— Ты и это знаешь? — искренне удивился он.
— Спасибо, Лев Семенович, прощайте.
— Может, еще свидимся, — ответил Король и повесил трубку.
Ну, вот и все. Значит, звонили из квартиры Андре Жофруа. Интересная картина получается…
* * *
Бергефилд
27 мая
18 час 15 мин
Миссис Томпсон — приходящая домработница Джона Горбински — укатила на своем стареньком «Форде». Заперев за ней дверь, я устроилась перед телевизором, но, переключая каналы, никак не могла выбрать подходящий.
Из полудремы меня вывел шум гравия под колесами подъехавшего автомобиля.
«Джон приехал с работы», — подумала я, но, подойдя к окну, увидела коричневый «Бьюик».
Родственнички пожаловали.
Я сбросила халат, влезла в джинсы, натянула майку. Они не знают, что я здесь. Спрятавшись между шторой и диваном в гостиной, стала ждать. Когда я присела, то почувствовала в заднем кармане джинсов какую-то штуковину, которая давила мне на ягодицу. Черт, это же нож, тот самый, который я взяла в качестве компенсации у мексиканских роллеров. Я вынула его из кармана.
Дверь открылась, и вошла Сердюкова, за ней Нэд Силвер. Щель между диваном и шторой позволяла мне наблюдать за происходящим в гостиной.
— Значит, ты думаешь, что он согласится? — посмотрела на Нэда Сердюкова.
— Девяносто девять процентов, что согласится, — ответил он и подошел к бару.
Открыв дверку, достал прямоугольную хрустальную бутылку.
— Тебе виски с содовой? — спросил у Натальи, которая, обойдя гостиную кругом, направилась к дивану, за которым я пряталась.
Я затаила дыхание. Сердюкова устроилась на мягком сиденье. Теперь нас с ней разделяла только диванная спинка, я даже почувствовала аромат ее терпких духов.
— Нет, чистый.
— Натали, сходи, пожалуйста, на кухню, поищи лед, — попросил Силвер.
Сердюкова нехотя встала со своего места и вышла из гостиной.
Силвер, убедившись, что его спутница вышла, снова подошел к бару и достал бутылку вина. Держа бутылку в левой руке, правую он засунул в карман пиджака и вынул оттуда какой-то небольшой цилиндрик.
Это же шприц. Он что, собирается ширнуться? Нет, что-то другое. Зажав шприц в кулаке, он большим и указательным пальцами снял колпачок с иглы и, проткнув фольгу и пробку, ввел содержимое шприца в бутылку с вином.
Аккуратно поставив вино на прежнее место в баре, он поднял с пола упавший колпачок, опустил его вместе со шприцем в карман.
— Натали, у тебя все в порядке? — крикнул он в сторону кухни.
— Иду. — Сердюкова вошла, неся перед собой серебряное ведерко для льда.
Положив лед в бокалы, Наталья с Нэдом устроились в глубоких креслах, стоящих рядом со столиком. Сделав по нескольку глотков виски, они почти синхронно закурили.
Марихуановый дым поплыл по комнате, по крайней мере у одного из них сигарета была с травкой.
— Что-то Джон задерживается, надо было предупредить его, что мы приедем. — Нэд посмотрел на часы, висевшие над камином.
— Сейчас будет, куда он денется, — успокоила его Сердюкова, хотя ее бегающий взгляд и суетливые движения рук, которыми она поправляла лежащую на коленях сумочку, говорили о ее нервозном состоянии.
Как бы подтверждая ее слова, к дому подъехал «Кадиллак» Джона Горбински. Через широкое окно можно было видеть, как Джон вышел из машины и направился к дверям.
— Какого черта вы здесь делаете? — спросил он, увидев гостей, и поморщился от сладковатого дыма.
— Не кипятись, Джон, — миролюбиво начал Силвер, — у нас к тебе есть предложение, которое может тебе понравиться. Это касается наследства.
— Ну, что ж, я выслушаю вас. — Он сел на диван. — Только покороче.
— Хорошо, Джон. Так вот, Натали является наследницей Эрика, она может получить около двух миллионов. Но ты, конечно, против этого. Я говорил с адвокатом, если ты будешь опротестовывать ее права, найдешь свидетелей, которые подтвердят, что Эрик собирался развестись с ней, даже тогда у тебя не слишком много шансов выиграть процесс. Ты согласен?
— Что дальше?
Мне не было видно Джона, но по интонации можно было предположить, что он хочет побыстрее со всем этим покончить.
— Дальше вот что, Джон. Натали готова отказаться от прав на наследство, если получит от тебя чек на один миллион. Это еще не все, Джон. Я тоже готов отказаться от своих прав.
— Что-то я плохо соображаю, тебе-то какой смысл отказываться?
— Все очень просто, Джон, — нам срочно нужны деньги, а судебный процесс может затянуться. Если же ты согласишься отдать нам по пятьсот тысяч, мы можем все получить уже завтра. Ну как, ты согласен?
Повисла минутная пауза.
— Хорошо, согласен. Встретимся завтра в двенадцать в офисе Патрика Овералла.
— Я так и знал, что ты согласишься, Джон. Давайте скрепим нашу договоренность бокалом вина. У тебя есть вино, Джон?
Силвер, не дожидаясь ответа Горбински, достал из бара бутылку, откупорил ее и, разлив вино по фужерам, предложил присутствующим.
Горбински подошел к столу, Сердюкова тоже поднялась из кресла.
— Ну, за нашу договоренность, — произнес Силвер, и они соединили фужеры.
— Не нужно с ними пить, мистер Горбински. — Я поднялась из-за своего укрытия, с удовольствием выпрямляя затекшие ноги. — Тебе я тоже не советую, — посмотрела на Сердюкову.
Нужно было видеть лица Сердюковой и Силвера. С них мигом слетела вся их спесивая самоуверенность.
— Да пошла ты. — Она презрительно скривилась и залпом осушила фужер.
— Тем хуже для тебя, Натали, Нэд отравил это вино. — Я не сводила с нее глаз.
Не знаю, какой яд был впрыснут в вино, но действие его оказалось не мгновенным. Сердюкова опустилась в кресло и таращилась на Силвера.
— Ты хотел один все заграбастать, сукин сын, вот почему ты так легко отказался от своей доли. — Сердюкова с ненавистью смотрела на Силвера, на ее лице застыло злобное выражение.
— Вот именно, он хотел заграбастать все, ведь так, Нэд? — Я повернулась к нему. — Помнишь вечеринку у Торнтонов? Ты там еще в пылу священного негодования назвал сволочами убийц Эрика, хотя к тому моменту ни я, ни Бриджит не сказали, что он был именно убит. Ты прослушал, я произнесла: «погиб». Но ведь ты знал, что с ним произошло. Так что сволочами оказались ты, Наталья и Жофруа…
В это время Сердюкова слабеющими руками открыла сумочку, достала небольшой серебристый пистолет и, направив его на Силвера, нажала на курок.
Выстрел и вой Нэда Силвера раздались одновременно, пуля попала ему в левое бедро. Он свалился на пол, зажимая руками рану, из которой хлестала кровь.
— Вызывайте «Скорую», Джон, — я посмотрела в его бледное лицо, — и полицию.
* * *
Нью-Йорк
28 мая
12 час 30 мин
— Я только что из полиции. Нэд во всем признался, ему грозит электрический стул. Если будет хороший адвокат, может, отделается пожизненным заключением. Французская полиция арестовала Андре Жофруа, его будут судить по французским законам, кажется, смертная казнь там отменена, — произнес Горбински, — оказывается, они с Нэдом были любовниками.
— И сообщниками, — добавила я.
Мы прогуливались по набережной Гудзона, глядя на небольшие суда, снующие по его сверкающей поверхности.
— Но как вы догадались? — спросил Горбински, остановившись.
— Телефонные счета, которые я нашла у Сердюковой и у Жофруа, свидетельствовали об их причастности к убийству. Когда Эрик улетел из Нью-Йорка, Сердюкова сообщила об этом Андре. Он позвонил в Тарасов и предупредил о его приезде киллера, с которым договорился, когда приезжал в Тарасов раньше. Я только не могла найти мотива, хотя факты у меня уже были. Теперь, когда вы сказали, что они с Нэдом были любовниками, все прояснилось.
— А как вы узнали о Нэде?
— В аэропорту, когда вы расплачивались с официантом, я увидела у вас в бумажнике его фото, рядом с фотографией Эрика. Мистер Овералл подтвердил мои догадки. Но почему вы не сказали мне, что Нэд ваш приемный сын?
— Нэд мой крест, который я несу почти четверть века. Моя жена предложила усыновить его. Когда он узнал, что не родной нам, что-то произошло в его сознании — он озлобился на нас. Не помогли никакие психоаналитики… После этого мы очень редко встречались. Я переехал из Сиэтла в Нью-Йорк, этого требовали интересы дела, построил дом в Бергефилде… Я всегда хотел, чтобы оба моих сына жили со мной — славянские корни, видите ли… — Джон усмехнулся и пожал плечами. — Но жизнь распорядилась иначе: Нэд поселился в Джерси-Сити, Эрик постоянно был в разъездах. Я ото всех стал скрывать, что Нэд мой приемный сын, боялся непредсказуемых действий, но такого…
— Если бы вы сказали мне об этом сразу, расследование могло бы давно закончиться.
Джон виновато посмотрел на меня и отвел глаза, казалось, он хочет что-то рассмотреть на противоположном берегу реки.
— Я понимаю, вам нелегко, жизнь ставит нас иногда перед неразрешимыми проблемами, — пыталась я посочувствовать Джону, — но нам все равно приходится что-то делать, решать, вступать в конфликт с собой и окружающими. Даже не желая выбирать, мы выбираем это нежелание, какой-то ход событий, возможность каких-то ситуаций в будущем…
— И все-таки я не могу понять Нэда, он ведь хотел отравить меня, я хоть и не родной, но отец ему…
— Он собирался отравить и свою сообщницу — Сердюкову, тогда бы ему не только не пришлось с ней делиться, но он получил бы все ваше состояние, не считая, конечно, доли Бронштейна. А ведь Бронштейна я подозревала до самого последнего момента, но он оказался просто мелким аферистом. Не исключено, что Нэд позже разделался бы и с Жофруа, похоже, он склонен использовать людей, а потом порывать с ними или отправлять их на тот свет.
Джон поморщился.
— Нэд был организатором, Жофруа и Сердюкова — его временными попутчиками на дороге преступления, — продолжала я, хотя догадывалась, какую боль этот разговор причиняет Джону, — Жофруа он тоже, по всей видимости, что-то пообещал или просто разделил с ним фронт работ. Конечно, и в этом случае Андре действовал не бескорыстно.
Когда в его квартире я нашла счета телефонной станции за переговоры с Россией, я заподозрила его, фотография же с февральской датой, где он был снят с Гладковым на фоне тарасовского музея искусств, подтвердила мои догадки.
— Кстати, вы знаете, что Нэд хотел вас убить, когда понял, что вы можете докопаться до истины? — неожиданно спросил Джон.
— Что вы имеете в виду? — Я с интересом посмотрела на Джона, уже догадываясь, о чем он мне скажет.
— Он заплатил знакомым мексиканцам за ваше убийство, но у них что-то не получилось.
— В этом он тоже признался?
— Так вы знаете?
— У меня остался неплохой сувенир от этой встречи.
Я достала нож и нажала кнопку.
Выброшенное мощной пружиной, лезвие ослепительно сверкнуло на солнце.
Назад: Глава 8
На главную: Предисловие
