Глава 14

– Привет! – бросила я, входя в кабинет Кирьянова.

– Здорово, – ответил он. – Ты, я вижу, сегодня на подъеме?

– Да, наконец-то мое расследование сдвинулось с мертвой точки.

– Поздравляю. В каком же направлении оно двигается?

– К финишу, разумеется.

– Ну это понятно, а если поподробнее?

Я рассказала о реакции Шильдикова на письмо, которое он вчера получил через моего посыльного.

– Понимаешь, я таким образом уже проверяла одного человека, которого подозревала моя клиентка. Тот воспринял послание как чей-то прикол. Не то, что Шура!

– Значит, все-таки драгоценности зашили в жмурика, а потом тело выкрали и распотрошили?! – Полковник брезгливо поморщился. – Это надо же – до такого додуматься! Высшая степень цинизма! И где же теперь труп?

– Наверное, его закопали где-нибудь в безлюдном месте.

– Но ведь члены этой шайки не могли не понимать, что покойника начнут искать? Будь вдова адекватной женщиной, она бы сразу к нам прибежала.

– Значит, овчинка стоила выделки. Во сколько ювелир Нежинский оценивает свой золотой гарнитур?

– Я точно не помню, но там шестизначное число.

– Ну вот! Неужели ты думаешь, что Грындин смирился бы с тем, что драгоценности, которые он успел подержать в руках, окажутся похороненными навечно?

– Значит, ты считаешь, что идейный вдохновитель всего этого – Павел Сергеевич, а Шура – простой исполнитель?

– Да, и не он один, конечно. Я думаю, что, кроме него, в той «Скорой», что ночью у дома моей клиентки стояла, находился как минимум еще один человек. Во всяком случае, моя угроза на Шильдикова подействовала. Представляешь, он оказался таким пунктуальным! Я написала, что даю ему сутки, и Шура ровно через двадцать четыре часа после прочтения письма прислал ответ. – Я процитировала его: – «Согласен на десятку. Только нужны гарантии». Торговаться вздумал, представляешь?!

– Интересно, откуда же он свой ответ послал? Неужели в морге Wi-Fi имеется? – усмехнулся Кирьянов.

– Владимир Сергеевич, кончай меня подкалывать! Я ведь все продумала. Рядом с клиническим городком есть интернет-кафе. Шура мне сам как-то в прошлом году рассказывал, что одно время ходил туда играть в on-line казино. Правда, однажды он проиграл получку почти полностью и завязал с этим делом. Так вот, туда он и сбегал, чтобы связаться с шантажистом. Я ответила, что меньше двенадцати зеленых кусков меня не устроит, и дала ему время до завтра – на поиски недостающей суммы.

– Ну, хорошо, и что ты планируешь делать дальше?

– А дальше надо брать Шуру и колоть его по всем пунктам.

– Хочешь пойти по уже проторенной дорожке – засада на каком-нибудь заброшенном складе – дальнейшая моральная обработка? – предположил Володька. – Слушай, а тебе не кажется, что он подозрительно легко согласился заплатить шантажисту?

– Почему ты считаешь, что Шильдиков согласился на мои условия так уж легко? Во-первых, он пробовал поторговаться. Во-вторых, Шура, скорее всего, не свои личные бабки выложит, а грындинские, ну, или они как-то поделят свои расходы. Я сегодня утром наблюдала весьма экспрессивный разговор двух наших патологоанатомов на пороге морга. А потом их эмоции как-то улеглись. Скорее всего, шеф похорохорился-похорохорился – и сдался на волю обстоятельств.

– Собственно, а какой у него еще был выход? Если Шура отказался бы платить, то им обоим оставалось бы только ждать «приглашения на два лица» в следственный изолятор, – сострил Кирьянов. – Но это, понятное дело, не вариант. Знаешь, как прокуратура мечтает засадить этого Грындина? Ведь ясно же, что золотишко и камешки у ювелира он притырил. Так какой у тебя, Таня, план на этот раз?

– Надо назначить Шильдикову встречу в светлое время суток, но в малолюдном месте.

– Думаешь, он испугается пойти на свидание с шантажистом при свете луны? Вряд ли. Он вон какие дела проворачивал – и не боялся! Выкрасть ночью гроб с покойником – это ведь не шутки!

– Испугается – не испугается, не в том дело. Понимаешь, Шура должен выложить деньги, причем отнюдь немаленькие, за фотографии своих «ночных забав». Но это раньше, когда-то, негативы снимков существовали только в единственном экземпляре. А сейчас цифровые фотографии можно копировать несметное число раз, поэтому никто не выложит тебе денежки за одну из множества копий. Все основано чисто на доверии.

– Но ведь Шура в принципе согласился, – заметил Кирьянов.

– Он написал, что ему нужны гарантии.

– Уверен, это для понта.

– А я так не думаю. Знаешь, Володя, я тут недавно одним делом занималась, суть которого сводилась к шантажу. Мой клиент хотел сначала заплатить, но в последний момент передумал и обратился к моим услугам. Он мне сказал одну очень интересную фразу – если бы шантажист показал ему свое лицо, он бы ему заплатил. Но тот предложил общение через камеру хранения на железнодорожном вокзале.

– И в чем разница? Бабки ведь одни и те же.

– Мой клиент решил для себя, что только при личной встрече можно заключить джентльменское соглашение. Один платит за компромат, а второй получает деньги и обещает забыть о самом существовании компрометирующей информации. Все чисто и прозрачно. А вот опосредованно, через ячейку, – это как-то не прокатывает, это не по-джентльменски.

– В чем-то он прав, – согласился Кирьянов.

– Так вот, единственная гарантия, которую мы можем дать Шильдикову, – это назначить встречу днем, и в таком месте, где его не огреют по башке и не отберут все деньги. Правда, я пока не придумала, где все это устроить.

– Место найти можно, проблема в другом…

– В чем? – поинтересовалась я.

– В том, чтобы получить санкцию на задержание Шильдикова. Он ведь к взятке Нежинского вроде бы не имеет отношения? Вот если бы твоя клиентка написала заявление…

– Боюсь, что подвигнуть ее на это будет не просто. Знаешь, если все так безнадежно, то Наталья, вдова таможенника, может заявить, что она сомневается в результатах вскрытия своего мужа. По ее заявлению можно провести эксгумацию тела Виктора Кузнецова, тогда обнаружится фальсификация результата вскрытия. А кто его делал? Шильдиков. Правда, тогда Наталью и детей придется взять под защиту.

– Так, Таня, давай не будем пока что смешивать эти дела. Я уже нашел способ, как подсунуть твою схему Наркоконтролю. Главное, чтобы она попала в нужные руки, и я над этим работаю. Если Шильдиков впоследствии сам расколется и заявит, что кто-то подкинул ему идею насчет атипичного гриппа, это будет неплохо. Но опережать события не стоит. Таня, ты все-таки поговорила бы с Краснощековой. Скажи ей, что пока что она ничего криминального не совершила, а вот в дальнейшем у нее могут возникнуть проблемы… Вот расскажет патологоанатом, куда делось тело ее мужа, и у следствия неизбежно возникнет вопрос – почему вдова молчала? Нет, она, конечно, может прикрыться справкой из психушки…

– Не думаю, что этот вариант ее устроит. Я поговорю с Валерией Юрьевной. Мне кажется, я найду аргументы, способные убедить ее, что заявить о пропаже трупа ее супруга насущно необходимо.

– Вот так-то лучше. – Кирьянов задумался. – А если Шильдиков не пожелает колоться?

– Пожелает. Я знаю, как развязать ему язык. Есть один простой, но в его случае – безотказный способ, – я выдержала интригующую паузу, а затем пояснила: – Шура без курева жить не может! Если не давать ему сигарет в течение двух-трех часов, он мать родную продаст, а уж начальника своего – тем более. И потом, Владимир Сергеевич, я ведь знаю, что твои люди умеют работать. Они еще и не такие орешки раскалывали.

– Ну что ж, будем действовать следующим образом. Ты сейчас едешь к своей клиентке, убалтываешь ее любым способом, она пишет заявление, а я пока подумаю, где бы устроить встречу с патологоанатомом. У меня есть один вариант на примете, правда, его еще надо обмозговывать и обмозговывать…

– Что за вариант? – заинтересовалась я.

– Заранее ничего не скажу. Вдруг что-то не срастется…

Я вышла из здания горуправы, села в «Ситроен» и позвонила Краснощековой, чтобы узнать, дома ли она. И хорошо, что я это сделала – Валерия Юрьевна как раз собиралась ехать на страусиную ферму, но, услышав, что в расследовании наконец-то наметились подвижки, она, не раздумывая, изменила свои планы. Я догадывалась, что уговорить клиентку написать заявление будет проблематично, уж очень ей не хотелось выносить сор из избы. Но у меня была одна задумка, как решить эту непростую задачу.

Вчера минуло девять дней со дня смерти Семена Семеновича, и его вдова сняла траур. Сегодня она была в брючном костюме приятного бордового цвета и в светлой блузке. Эта одежда ее сильно молодила. Я не стала долго ходить вокруг да около, а рассказала о темных делишках патологоанатомов без каких-либо предисловий и купюр.

– Так что единственным местом, куда можно было спрятать драгоценности, оказалось тело… тело вашего мужа.

Услышав мое резюме, Валерия Юрьевна резко встала, через секунду опустилась в кресло и снова встала.

– Уму непостижимо! – процедила она сквозь зубы. – Я не понимаю, я не знаю, как же такое возможно?! Что-нибудь святое в людях осталось или нет?! Извините, Татьяна Александровна, я вас покину ненадолго.

Краснощекова на ватных ногах поднялась на второй этаж. Я подумала, что она собирается выпить лекарство. Так бывало всякий раз – как только наш разговор подходил к кульминации, она принимала антидепрессанты. Они ее расслабляли, а через какое-то время она входила в раж, начинала «креативить», а потом постепенно скатывалась в меланхолию. Я собиралась поймать нужный момент, чтобы заговорить о необходимости поставить в известность компетентные органы относительно похищения тела ее почившего супруга. У меня не было сомнений, что Краснощекова спустится вниз уже в другом настроении. Прошло пять минут, десять, пятнадцать, но вдова все не возвращалась. Переборщила с дозой, что ли? Я заволновалась за нее и уже хотела отправиться на второй этаж на разведку, но тут услышала ее шаги.

– Конечно, мертв, значит, безответен. Можно творить с ним все, что угодно, – бубнила она, спускаясь по лестнице. – Резать, потрошить, закладывать в него любую начинку, зашивать, снова резать, потрошить… Ну и где же Семен теперь, после всех этих кощунств? Где его последнее пристанище?

Так, лекарство она выпила, это очевидно, но вот реакция что-то не такая, как обычно. Пока что на безрассудные поступки Краснощекова явно не способна. Ладно, подождем.

Вдова опустилась в кресло напротив меня и почти сразу отключилась.

– Валерия Юрьевна! – позвала я, пощелкала пальцами у нее перед носом, а затем легонько потормошила за плечо.

От всех этих манипуляций не было никакого толку. И когда она теперь проснется? Вчера я так же точно пыталась поднять Венчика, а пробудился он оттого, что я случайно задела ногой за коробку с какими-то железками. Может, повторить эксперимент? Я огляделась вокруг в поисках предметов, с помощью которых можно было бы создать сильные звуковые эффекты.

В прихожей раздался какой-то шум, и вскоре в гостиную вошла домработница. Она кивнула мне в знак приветствия, а затем подошла к хозяйке, заглянула ей в лицо и поняла, что та спит.

– Оля, я хочу с вами поговорить, – сказала я, когда девушка повернулась ко мне. – Да не волнуйтесь вы так, все нормально. Вы и ваш брат Леня вне всяких подозрений. Валерия Юрьевна вам всегда доверяла и доверяет. Кстати, она сегодня какая-то странная. Говорила, говорила – и вдруг заснула…

Ольга села за стол, открыла блокнот, который там лежал, и написала: «В. Ю. начала пить новые таблетки. Вчера она после них заснула на полтора часа, а когда проснулась, ей показалось, что она была в отключке всего несколько минут».

– А почему она перешла на новые таблетки? Ей кто-то выписал их?

«Старые кончились, а откуда взялись новые, В. Ю. не помнит», – прочитала я, после чего Ольга вырвала листок, скомкала его, положила в карман своего кардигана и пошла в кухню.

Я не знала, что мне делать дальше – ждать, когда Валерия Юрьевна проснется, или ехать домой? Краснощекова зашевелилась, и мне показалось, что она вот-вот откроет глаза. Но она лишь сменила позу, но не пробудилась. Когда я уже приняла решение покинуть этот дом, в гостиную вошла Ольга с подносом. Она принесла мне кофе и печенье. Я поднесла чашку к губам, и мне в лицо ударила исходящая от нее ароматная волна. Как ни странно, но сегодня напиток оказался превосходным, не то, что в прошлый раз. Все-таки вкус кофе напрямую зависит от настроения, с которым его готовишь. В тот день домработница сильно переживала из-за того, что ее могут обвинить в краже, которой она не совершала, а сегодня я успокоила ее на этот счет. И вот результат.

Проспав примерно полтора часа, Краснощекова открыла глаза и как ни в чем не бывало спросила:

– Так, на чем мы остановились?

– Валерия Юрьевна, скажите, вы поднимались наверх, чтобы выпить какие-то лекарства?

– Да, а что?

– Конечно, это не мое дело, но мне кажется, что они на вас не очень хорошо действуют, – заметила я, рискуя попасть в немилость к своей клиентке.

– С чего вы взяли? Они меня успокаивают. И вообще это не ваше дело!

– Вы как-то неожиданно заснули. Хорошо, что были в этот момент дома, а не за рулем своего автомобиля.

– Я заснула? – Краснощекова посмотрела на настенные часы, вероятно, поняла, что время слишком уж стремительно подскочило к шести часам вечера, и смутилась. Возникла продолжительная пауза, которую она сама же и нарушила: – Мои таблетки закончились, а рецепт куда-то затерялся. А эти… я даже не помню, откуда они у меня взялись. Может, их Семен принимал? Хотя я обнаружила их на каминной полке уже после его смерти. Я тогда была в таком подавленном состоянии, что без лекарств обходиться не могла. Пузырьки так похожи…

– Валерия Юрьевна, вспомните, пожалуйста, когда именно вы нашли эти таблетки? – попросила я.

– Кажется, уже после того, как Семена привезли из морга. Да, я заметила их уже после того, как проводила менеджера из ритуального агентства, он приехал вечером, кажется, часов в восемь, потому что бригада забыла дать мне на подпись какие-то бумаги.

– То есть менеджер ушел, вы выпили неизвестное лекарство, вскоре заснули и, естественно, не слышали, что тут у вас происходило ночью. Валерия Юрьевна, вы уверены, что это был сотрудник похоронной фирмы?

– Он так представился.

– Документы, удостоверяющие его личность, вы видели? – уточнила я.

– Нет. Мне даже в голову не пришло их у него спросить! Он представился, и я его впустила.

– Может быть, тот человек был одет в форму с логотипом фирмы, которую представлял?

– Кажется, нет. Я точно не помню. Татьяна Александровна, зачем вы задаете мне все эти вопросы?

– У меня есть подозрения, что это был вовсе не менеджер ритуального агентства. Этот человек пришел, как говорится, на разведку. Увидел, что, кроме вас, в доме живых людей больше нет, и оставил на видном месте снотворное. И вы, проявив неосторожность, его выпили.

– Да как он посмел! – возмутилась Краснощекова. – Кто этот человек?

– Кто он, мы можем выяснить очень скоро, но нам понадобится ваша помощь, – и я аккуратно подвела разговор к необходимости сделать официальное заявление.

– Вы говорите во множественном числе. Кого еще вы имеете в виду? – насторожилась моя клиентка.

– Мы – это я и мой знакомый сотрудник милиции. Дело в том, что по факту взяточничества в морге была проведена прокурорская проверка, которая, правда, не принесла результатов, поскольку драгоценности уже надежно спрятали. И вы теперь знаете, где именно. Поскольку официальное расследование не закрыто, я начинаю за вас тревожиться. Вы промолчали об исчезновении тела вашего супруга, и прокуратура может расценить это как пособничество преступникам. Вам надо опередить события, понимаете?

– Пособничество преступникам?! Да что вы такое говорите?! Я – жертва! Татьяна Александровна, вы-то хоть это понимаете?

– Я понимаю, но тем не менее во избежание неприятностей рекомендую вам сделать официальное заявление.

– Как вы себе это представляете? Эта информация просочится в СМИ, наши родственники и знакомые узнают, что я их обманула. Нет-нет, я буду молчать.

– Этот вариант – не в вашу пользу.

– Мне надо подумать. О своем решении я сообщу вам завтра.

– Утром, – добавила я.

– Хорошо, завтра утром.

– И вы не будете больше принимать те сомнительные таблетки?

– Я постараюсь воздержаться от этого, – не слишком уверенно сказала Краснощекова.

– Может, вы лучше отдадите их мне?

Было заметно, что Валерия Юрьевна борется с искушением, но здравый смысл все-таки оказался сильнее. Она поднялась наверх и принесла мне пузырек.

Утром мне позвонил Кирьянов и поинтересовался дальнейшими намерениями моей клиентки.

– Володя, она пока в раздумьях. Краснощекова осознает, что сделать заявление необходимо, но боится огласки. Я жду ее звонка с минуты на минуту. А как дела у тебя?

– Что именно тебя интересует?

– Ты обещал подобрать подходящее местечко для встречи с Шурой.

– С этим все нормально. Вот что, Таня, подъезжай сегодня ко мне в любом случае – со своей клиенткой или без нее. Нам есть, что обсудить.

– Хорошо.

Валерия Юрьевна позвонила мне около одиннадцати утра и сказала, что она приняла положительное решение. Я договорилась с ней встретиться через час возле городского управления внутренних дел. Конечно, она опоздала, заставив меня понервничать. Тем не менее она приехала и нужное заявление написала.

Краснощекова ушла, а я осталась в кабинете Кирьянова.

– Как же тебе удалось привезти ее сюда? – поинтересовался он.

– Мне кажется, решающим фактором стало то, что кто-то заставил Валерию Юрьевну почувствовать себя марионеткой в чужих руках. Я имею в виду таблетки, которые ей подсунули. Она же написала о них в заявлении?

– Написала.

– Вот, кстати, эти таблетки, – я вынула из сумки небольшой пузырек.

– Отдадим их на экспертизу, – заверил меня Владимир Сергеевич.

– Я скоро выхожу на связь с Шильдиковым, – напомнила я ему. – Где и когда назначать ему встречу?

– В кафе «Ель».

– Где это? Я никогда о нем не слышала.

Кирьянов назвал мне адрес, а затем пояснил:

– Это кафе принадлежит теще Щеглова. Он как-то мне сказал, что дела там идут неважно, а все потому, что оно находится не в проходном месте. Народ бывает там разве что в середине дня – забегают пообедать сотрудники из соседнего офисного здания. Бывает, что свадьбы и юбилеи там проводят или поминальные обеды, а в основном это кафе пустует. Степан поговорил с тещей, и она не против того, чтобы мы устроили там свой спектакль.

– Здорово! Так на какое время назначать встречу?

– Боюсь, что сегодня мы уже не успеем, да и людей у меня свободных нет. Давай запланируем эту операцию на завтра, на первую половину дня. Надеюсь, Грындин отпустит Шильдикова на «ланч»?

– Конечно, отпустит, это ведь в его же интересах. Значит, я приглашаю Шуру в кафе «Ель», что на Зеленой улице, завтра к одиннадцати?

– Да, именно так.

Я написала патологоанатому электронное послание, а примерно через полчаса он мне ответил, что больше одиннадцати штук не даст. Даже не знала, что у Шуры имеются задатки торгаша! Мне пришлось согласиться на его цифры, ведь это было для нас не принципиально. После этого мы с Кирьяновым распланировали детали завтрашней операции.

На следующий день ровно без пяти одиннадцать Шильдиков вышел из маршрутного такси и направился в сторону кафе. Походка у него была уверенной, казалось, он ни на секунду не сомневается, что идет на встречу с настоящим шантажистом. Только на ступеньках, ведущих ко входу в «Ель», он немного замешкался и начал оглядываться по сторонам. Я наблюдала за ним в бинокль из туалета офисного здания, расположенного напротив. Мне показалось, что Шура сделал кому-то еле заметный знак рукой. Я просканировала окружающее пространство и обнаружила мужчину, прогуливавшегося по аллее между высокими елками. Похоже, это был сообщник Шильдикова. Вот откуда, оказывается, Шура черпал такую уверенность в своих силах! Я сообщила об этом Кирьянову по телефону и покинула свой наблюдательный пункт.

Посетителей в кафе практически не было, только за одним столиком, лицом ко входу, сидел мужчина лет тридцати пяти и пил чай. Шура направился было прямо к нему, но вдруг резко изменил траекторию, подошел к раздаточной линии, взял компот с пирожком, расплатился. Он собирался присесть за свободный столик, но тут к нему обратился незнакомец:

– Не составите мне компанию? А то здесь как-то скучно.

Шура сел напротив него и тихонько спросил:

– Значит, это вы?

– Ну, – буркнул «шантажист», вынул из кармана мобильник и начал что-то в нем просматривать.

– Фотографией увлекаетесь? – поинтересовался Шура. – Может, покажете мне ваши лучшие снимки?

– Они не для широкой публики. Есть очень интимные. Я демонстрирую их только за деньги.

Шильдиков оглянулся на персонал кафе. Девушка, стоявшая на раздаче, болтала с кассиршей, им обеим было явно не до посетителей.

– Я заплачу, – заверил он своего визави.

– За что? – Мужчина явно провоцировал Шуру на более откровенный разговор.

– Ну как за что? За ваши ночные фотографии.

– Как бы они вам аппетита не испортили.

– Похоже, у вас ничего интересного и нет, – засомневался патологоанатом, достал пачку сигарет, зажигалку и спросил: – Здесь курить-то можно?

Мужчина кивнул в сторону таблички с надписью «Не курить» и испытующе уставился на Шуру. Шильдиков не выдержал его взгляда и опустил глаза. В воздухе повисла напряженная тишина. Кто-то должен был сделать решительный шаг, но Шура, лишенный возможности вдохнуть расслабляющий сигаретный дымок, не был на него способен. Он молча ждал, когда ему покажут фотографии, за которые требовалось выложить немалую сумму, но шантажист почему-то медлил.

– Ну что? Доел свой пирожок? – наконец заговорил тот, получив от меня сигнал на мобильный телефон.

– Доел.

– Вкусный?

– Так себе.

– Ну, тогда взгляни на это, – незнакомец небрежно бросил на стол пачку фотографий.

На первой был золотой гарнитур – колье и браслет. При виде этих ювелирных украшений Шуру передернуло, но он быстро справился со своими эмоциями и посмотрел следующую фотку. На ней был запечатлен разговор Шильдикова с Грындиным у входа в морг. Это не произвело особого впечатления на Александра, так же, как и снимок, на котором он выезжал на своем «Рено» со стоянки.

– А это что за фигня? – спросил он, вглядываясь в следующую фотографию.

– Это доказательство того, что в ночь с понедельника на вторник ты кое-куда отъезжал.

– И что с того? – Шильдиков швырнул фотки на стол и усмехнулся: – Так у тебя ничего нет!

– Как – ничего нет?

– Да так! Хочешь, чтобы я выложил громадные бабки ни за что? Какого черта ты мне мозги парил, что у тебя есть доказательства?

– Доказательства чего? – осведомился незнакомец, хитро улыбаясь.

– Вот тварь! – Шильдиков резко встал и направился к выходу. Но на пороге наткнулся на меня. – Ты?! Значит, это все ты устроила?! Ну, ты и сучка, Иванова!

Шура попытался меня оттолкнуть в сторону, но я была готова к чему-то в этом роде, поэтому не только устояла на ногах, но и не позволила ему прорваться к выходу. Как раз к этому времени из подсобного помещения подоспели двое сотрудников милиции в гражданской одежде. Они заломили Александру руки за спину и надели на них наручники.

– Гражданин Шильдиков, вы задержаны, – строго сказал Щеглов.

– За что? Я ничего такого не делал! Это провокация!

Один из оперативников обыскал задержанного и обнаружил пачку стодолларовых банкнот и еще несколько разнокалиберных купюр.

– Гражданин Шильдиков, вам придется объяснить следствию, почему в рабочее время вы оказались в этом кафе с немалой суммой денег.

– Я ни в чем не виноват, – начал оправдываться патологоанатом. – Меня шеф послал сюда с деньгами. Это не мои доллары! Он просто хотел вернуть долг знакомому.

Оперативник, сыгравший роль шантажиста, включил диктофон. Из него раздалось: «Хочешь, чтобы я выложил громадные бабки ни за что? Какого черта ты мне мозги парил, что у тебя есть доказательства?»

Шура закусил губу. Похоже, он даже не догадывался, что их разговор пишется.

– Мужчина, прятавшийся за елками, направляется сюда, – сказала я, глядя в окно. – По всему, это его сообщник. Надо срочно создать видимость, что мы все просто сидим здесь и обедаем.

Ребята посадили Шидьдикова на стул и сами сели рядом. Хозяйка кафе поставила на стол поднос с какими-то блюдами. Однако опасность миновала – человек прошел мимо входа, мельком взглянув на стеклянные двери. Разумеется, ничего подозрительного он не заметил.

– Шура, в чем его миссия? – спросила я.

– Не знаю, о ком вы, – ляпнул тот.

– Что-то мне подсказывает: он должен был чуть позже встретить «шантажиста» и отобрать у него деньги. Так? – Шильдиков промолчал. – Шура, ты сейчас в полном дерьме, а если поможешь следствию, тебе это зачтется. Я отвечаю за свои слова, ты ведь меня знаешь. Какого знака он от тебя ждет?

Патологоанатом тупо смотрел прямо перед собой. Впрочем, мой вопрос был чисто риторическим. Я представляла себе, как возможно подать сигнал незаметно. Естественно, позвонить по телефону! Сама недавно так сделала. Вопрос только в том, на какую кнопку нажать. Я попросила Щеглова достать из Шуриного кармана мобильник и передать его мне. Войдя в меню, я посмотрела, под какие номера закодированы «горячие клавиши».

– Так, «двойка» – это морг. «Тройка» – Грындин. «Четверка» – тетя Клава. «Пятерка» – какой-то Олег. И все. Значит, попробуем позвонить Олегу. – Я нажала клавишу с цифрой «пять» и увидела сквозь окно, что незнакомец достал из кармана мобильник. – Сработало!

– Ну, я пошел, – сказал оперативник, которого звали Дмитрием.

– Удачи! – пожелала я. – Коллеги должны вас подстраховать, я Кирьянова насчет того типа предупредила.

Стоило Дмитрию выйти из кафе, как незнакомец тут же направился за ним. Оперативник повел его за собой в дальний уголок еловой аллеи. Когда сообщник Шильдикова замахнулся на него бейсбольной битой, Дима резко развернулся и наставил на него пистолет. Преступник бросил в него биту и бросился наутек, но попал в горячие милицейские объятия.

Тем временем патологоанатома вывели через черный ход во двор, где его ждал милицейский «УАЗ». Вскоре туда же посадили и подельника Шильдикова.

– Таня, ты молодчина, что вычислила этого «бейсболиста», – похвалил меня Кирьянов.

– Да пустяки. Не заметить его было просто невозможно.

– Знаешь, я как-то специально интересовался, есть ли в Тарасове хоть одна бейсбольная секция. Оказалось, нету – этот вид спорта у нас не культивируется. Зато только в одном спортивном магазине, расположенном рядом с моим домом, каждый месяц продается бейсбольных бит аж на пять команд. Будь моя воля, я бы запретил их свободную продажу!

– Володя, а ты идеалист!

– Почему?

– Думаешь, так трудно найти аналог бейсбольной бите?

Михаила Федоренко, который так активно размахивал бейсбольной битой, посадили в «обезьянник», а Шильдикова сразу же повели на допрос. Поначалу он отказывался отвечать на вопросы, требовал адвоката и просил дать ему закурить. Кирьянов предупредил следователя, что можно сыграть на никотиновой зависимости этого задержанного, и тот оставался глух к просьбам Шильдикова.

– Ну, дайте сигаретку! – канючил Александр. – Жалко вам, что ли? Я уже три часа не курил. Не могу больше терпеть!

– Вот как только все расскажешь, так и закуришь, – спокойно сказал следователь. – Нам в принципе торопиться некуда. Сейчас отправим тебя в одиночную камеру, а там тебе точно не у кого будет сигаретку стрельнуть. Так что решай сам – выгодно тебе и дальше молчать или нет?

Шильдиков еще минут двадцать елозил на стуле, облизывал пересохшие губы и наконец понял, что настал предел его терпению. И раскололся по всем пунктам.

На следующий день был задержан и Грындин. Тот тоже начал давать показания, надеясь на снисхождение. А вот Федоренко упорно молчал…