Глава 7
На всякий случай я поднялась и позвонила в пятьдесят седьмую квартиру, вдруг Елена Викторовна сегодня осталась дома. Но за дверью было тихо. Витя тем временем снял магнитофон и теперь проверял запись, слушал конец пленки. Такая же тишина.
Когда мы подъехали к офису «Орбиты», Витя взял у меня телефон и снова позвонил Ярославцеву. Коротко переговорив, ткнул пальцем в сторону серой «Волги» с дремлющим шофером.
– Наши готовы. Слушай, Таня, может, лучше я ее вызову, все-таки я лицо официальное, она не сможет отказаться разговаривать.
– Если эта пленка будет как-то связана для нее с тобой, она тут же рванет к адвокатам. И где ты тогда будешь, официальное лицо? Нет уж, лучше мы, частные лица, сами друг с другом разбираться будем.
Я набрала номер рабочего телефона Косачевой, который Витя нашел в своей бесценной папочке. Один гудок, и она сняла трубку. Ну да, телефон же у нее на столе.
– Слушаю, – голос усталый, недовольный.
– Добрый день, Елена Викторовна. Это вас Иванова беспокоит…
– Что? – взвизгнула она. – Как… – дальше ей хватило ума не продолжать, но для меня эти два коротких слова прозвучали полным признанием в организации покушения на убийство. И уж моего-то звонка она не ждала, это точно.
– Не ждали? – ласково спросила я.
Несколько секунд она тяжело дышала в трубку, потом сумела взять себя в руки.
– Нет, не ждала. Разве мы с вами не все выяснили?
– Видите ли, Елена Викторовна, я выяснила некоторые обстоятельства, которые и вам будут интересны, я так думаю. Не могли бы мы это обсудить не по телефону, а при личной встрече? – Она молчала, и я решила добавить: – Дело в том, что ко мне в руки попали интересные, я бы даже сказала, очень интересные записи. Разве вы не хотите с ними ознакомиться? Я вот просто мечтаю обсудить их с вами.
– Хорошо, – хотя и с трудом, но она приняла решение. – Только сюда не приходите. За углом есть уличное кафе, я туда подойду через десять минут.
Магнитофон наш разговор почему-то не записал, на пленке по-прежнему была мертвая тишина. Так что пришлось пересказать разговор Самойлову своими словами. Это было, впрочем, несложно, Витя и так все понял. Все-таки интересно, неужели она обнаружила микрофон?
Я вставила в магнитофон кассету, пленка была заранее отмотана на начало разговора супругов Косачевых, и отправилась в кафе. Там почти никого не было, только за одним столиком шептались, макая длинные распущенные волосы в стаканчики с жиденьким кофе, две школьницы, да в глубине мужик в красной футболке и серых шортах лениво ковырял мороженое, с интересом разглядывая пробегающих мимо девиц. Меня он тоже осмотрел, но оценил, судя по всему, невысоко. Нахал. Чтобы не сидеть за пустым столиком, я купила себе небольшую бутылочку охлажденного «пепси» и ждала, потихоньку потягивая ледяной напиток.
Елена Викторовна в отличие от меня пунктуальность, видимо, не считала достоинством и явилась только через двадцать минут. Увидев ее, в голубеньком платье, которое, вынуждена признаться, очень ей шло, и с голубой сумочкой в тон платью, я мысленно чертыхнулась. Значит, мой микрофон мирно лежит дома вместе с белой сумочкой! Додумалась, куда воткнуть! Но кто же знал, что у этой супермодной мадам к каждому платью отдельная сумка прилагается? Я лично вообще сумки не люблю, у меня только одна черная торбочка на все случаи жизни. Ну и еще маленькая, театральная, бисером обшитая…
Косачева, заслужившая беглый, но одобрительный взгляд мужика в красной футболке, подошла ко мне, громко цокая каблучками. Села, напряженно выпрямившись, посмотрела на меня с отвращением.
– Ну?
Я молча выложила на стол магнитофон, воткнула в него провод от наушников, который протянула ей, дождалась, пока она их пристроит, и нажала клавишу «пуск». Елена Викторовна, несомненно, была уверена, что ни один мускул на ее лице не шевельнулся. Собственно, так оно и было, легкое подрагивание левого века не в счет. Чтобы увидеть ее реакцию, мне хватило нервных пятен, загоревшихся на ее щеках, сменившихся потом восковой бледностью. Когда запись кончилась, она сняла наушники, положила их рядом с магнитофоном.
– Это… – голос ее дрогнул, Косачева откашлялась и начала снова: – Это фальшивка.
– Ради бога, – я улыбнулась. – Называйте как хотите. На самом деле это копия. Оригинал, как это принято, сами понимаете, хранится в надежном месте. И не натравливайте, пожалуйста, больше на меня своих громил. Если со мной что-нибудь случится, пленка немедленно поступит в известное вам учреждение. И сразу вам скажу, чтобы не вести лишних разговоров, запись продается. Я не собираюсь доставлять вам неприятности, рассылая экземпляры в милицию, в администрацию города, в газеты и на телевидение. Это мое частное дело, и я хочу заработать немного денег. Вы ведь хотели, чтобы я служила вам, собирались меня купить…
Ух как она смотрела на меня! Так и придушила бы – с удовольствием, тут же, за столиком.
– Так вот, служить вам я не собираюсь, а на то, чтобы купить меня, у вас денег не хватит. Пленку же я продам, это будет обычная коммерческая операция. Вы ведь в коммерции разбираетесь неплохо, так что можете быстро определить – сделка для вас выгодная.
– Я вам не верю, – она едва шевельнула бледными губами, но слова прозвучали удивительно отчетливо.
– Ничем не могу вам помочь. Вы опытный человек и понимаете, что я не занимаюсь благотворительностью. Сделка эта взаимовыгодна. Каждый из нас выигрывает. Вам, можно сказать, повезло, что мне в данный момент очень нужны деньги. И чтобы получить соответствующую сумму, я готова пожертвовать очень многим. Вам нужна эта запись. Я ее продаю. Все предельно просто.
Мои слова не то чтобы успокоили ее, но были той соломинкой, за которую Косачева могла ухватиться, чтобы не захлебнуться в волне паники. Купля-продажа, сделка – эти слова и обозначаемые ими действия были ей понятны.
– Но ведь вы же… – неуверенно начала она, потом сама себя перебила: – Ах, да, конечно. Деньги.
– Вот именно, деньги, – подтвердила я.
– Вы этот наш разговор тоже записываете? – все-таки до конца она мне не верила.
– Помилуйте, какой смысл?
Косачева молчала. Буравила меня глазами и ждала, что я скажу. Доказательств, что ли, ждала?
– Уж свои-то предложения к вам мне записывать совершенно ни к чему. Вы же это понимаете. И вот он, магнитофон, сами видите.
Кажется, поверила. А может быть, и не поверила, но решила этот вопрос больше не обсуждать. Во всяком случае, Елена Викторовна перешла к вопросу конкретному, из хорошо знакомого ей мира цифр. И даже голос у нее при этом изменился. Крепкая, однако, дамочка, быстро в себя приходит.
– Сколько вы хотите?
– Сто тысяч. Долларов, разумеется.
– Это слишком много, – нахмурилась она.
– Елена Викторовна, вам не кажется, что торг здесь неуместен?
– Но цена должна быть разумной.
Ага, цену я назначила правильную. Чувствовалось, что на сто тысяч долларов она ни в коем случае не согласится. Очень хорошо. Я улыбнулась обаятельно и слегка надавила:
– А вот это понятие относительное. Мне кажется, что разумнее отдать часть, чем потерять все.
– Я… я должна подумать, – Косачева встала.
– Не слишком долго, – я вынула из магнитофона кассету и протянула ей. – Возьмите, послушаете еще разок, вместе с Борисом Леонидовичем. Легче будет решение принять.
Она взяла кассету осторожно, двумя пальчиками, и кинула в сумочку.
– Позвоните мне сегодня вечером, тогда мы все и решим.
– Да, чуть не забыла, – я подошла почти вплотную и продолжила разговор полушепотом: – Еще раз убедительно прошу вас, скажите своим киллерам, чтобы приостановили свои происки в мой адрес. Это может плохо кончиться. Для вас.
Мадам Косачева одарила меня на прощание убийственным взглядом, четко, как солдат на плацу, развернулась «кругом» и зацокала каблучками, удаляясь.
Я вернулась в машину, протянула Самойлову бутылочку.
– Пить хочешь? Докладываю: встреча высоких договаривающихся сторон прошла мирно, условия приняты к обсуждению, окончательный вердикт будет вынесен вечером.
Витя жадно, в два глотка допил «пепси», закинул пустую бутылочку за заднее сиденье и потребовал:
– Подробности!
Что мне, жалко, что ли? Рассказала с подробностями, почти дословно. Он слушал, кивал.
– Заглотнула, значит, наживку, – Самойлов неожиданно ухмыльнулся. – Тань, а если она и правда согласится и принесет тебе сто тысяч баксов? Что тогда делать будешь?
– Скажу, что передумала и хочу двести тысяч, – пожала я плечами. – Да не принесет, сам слышал, у них сейчас денег нет, киллерам заплатить нечем.
– Тут ты, пожалуй, права. Ладно, что дальше делать думаешь? До вечера далеко еще.
– Здесь, наверное, покручусь, присмотрю за Косачевой, она сейчас бурную деятельность должна развить, – я покосилась в сторону серой «Волги», водитель которой так ни разу и не пошевелился. Интересно, он там вообще живой? – Сколько у тебя тут народа, только этот или еще есть?
– Есть, конечно, – рассеянно ответил Витя и ткнул в меня пальцем. – Нет, подруга, все будет не так. Мы сейчас поедем в управление, я буду заниматься своими делами, а ты тихо, как мышка, будешь сидеть в уголке.
– Не открывая рта? – уточнила я.
– Вот именно, не открывая рта.
– Самойлов, ты что, с ума сошел?
– Наоборот, я очень трезво оцениваю ситуацию. Самым безопасным для тебя местом в данный момент будет наш кабинет. Тань, ты пойми, я очень не хочу, как тот минер сказал, соскребать тебя со стенок столовой ложкой.
– А если я пообещаю быть осторожной, с незнакомыми не разговаривать и у чужих дяденек конфеты не брать?
– Иванова, ты не поняла. Я этот вопрос с тобой не обсуждаю, я ставлю тебя перед фактом. А если ты будешь и дальше спорить, то я имею право задержать тебя, как лицо без документов, до выяснения личности.
– Что-о?
– И вообще, кого-то ты мне напоминаешь… – Витя откинулся назад и, прищурившись, окинул меня подозрительным взглядом. – Проходила у нас по ориентировкам аферистка с такими приметами.
Я подняла руки.
– Сдаюсь! Вяжите меня, люди добрые, все признаю, на все согласна. А к Мельникову можно будет съездить?
– Без проблем, вместе и поедем.
– Витя, – я состроила жалобную гримаску, – а давай мы Андрею не будем говорить про вчерашнее.
– Про что это? – не понял он.
– Ну про стрельбу эту дурацкую, про дверь мою… Ничего ведь не случилось, зря только расстроим человека.
– Да что тебе это, игрушки детские, что ли? – Витя, похоже, начал сердиться. – Тут говорим, тут не говорим, тут селедку заворачиваем! Ясно же, что все взаимосвязано, что одна банда работает, какие тут могут быть секреты! Сама все расскажешь. С подробностями! Поняла?
– Поняла, – вздохнула я.
– Вот и ладненько, – сразу повеселел Витя. Все-таки не любил он ругаться. – Поехали в управление, а то у меня дел куча.
Я уже завела мотор, когда из дверей офиса вышел Лемешев. Неторопливо направился к служебной стоянке, отпер дверцу новенького, цвета морской волны, «Ягуара». М-да, не хочет, я смотрю, руководство фирмы «Орбита» поддерживать отечественного автомобилестроения. И машинешки себе подбирают неслабые – «Ягуар», «Вольво». У Кондратова покойного «Субару» была, тоже не последняя в ряду. Николай Георгиевич небрежно забросил внутрь машины дорогой кожаный кейс и сел за руль.
– Чего стоим? – спросил Витя.
– Вон, начальство пропускаем, пусть едет по своим делам, – махнула я в сторону выезжающей на дорогу машины.
– А, Лемешев. Мы за ним?
– Нет смысла. Он, конечно, тоже подонок, но с этим делом, по-моему, не связан. Я же про него вам рассказывала – типичный зиц-председатель. И вообще, как говаривал бессмертный Паниковский, жалкая и ничтожная личность.
– А ты уверена, что Паниковский это именно про Лемешева говорил? – усмехнулся Самойлов. – Кстати, Таня, а что вчера у тебя с этой жалкой личностью в ресторане произошло? Ты же так и не сказала. Выскочила оттуда как ошпаренная.
– Вчера, – я покачала головой, трогаясь наконец с места. – Кажется, уже так давно. Ничего там, в ресторане, не было, глупость сплошная. Он за пятнадцать минут назюзюкался до поросячьего визга и стал приставать ко мне с грязными предложениями.
– И сильно грязные были предложения?
– Точно я тебе сказать не могу, он все больше мычал и руками действовал.
– Старый козел, – посочувствовал мне Витя. – Но ты ему врезала?
– Врезала, только мало. Видишь, сегодня уже не хромает.
Так, коротая время за милой беседой, мы доехали до управления. Там я, как и обещала, вела себя тихо. Правда, в уголке не сидела, а занималась общественно полезным трудом. Сначала прикрепила на стенку фотографии Авдеева и Тарасенко. Оказывается, Ярославцев, оставленный на хозяйстве, без дела не сидел: нашел в архиве нужное дело, взял фотографии, успел показать их свидетелям. В протокол опознания я заглянула: и охранник, и Шурик-бармен без колебаний опознали лица, предъявленные им на снимках. Шустрый Венька успел уже отправить бумаги на объявление федерального розыска. Ох, кажется, напрасно я Шурика подозревала. Да и на Ярославцева зря бочку катила, вон как трудится…
Потом я занялась чисто женскими делами – перемыла мужикам все чашки-ложки, привела в божеский вид чайник, повыкидывала пустые бумажные пакетики и прочий мусор, нашла крышку для банки с сахаром. И поила свежим чаем всех, кто заглядывал в кабинет.
– Ведь умеешь же, Иванова! – тихо умилялся Витя, выныривая время от времени из кучи бумаг на своем столе, в которую зарылся сразу, как пришел, и принимая из моих ручек очередную чашку чая. – Какой дурак придумал тебя ведьмой обзывать?
Но этой идиллии в небольшой обшарпанной комнате работников угрозыска не суждено было продолжаться долго. Не для спокойной жизни была эта комната предназначена… Шарахнулась о стенку распахнутая дверь, и внутрь влетел встрепанный, запыхавшийся Ярославцев. Остановился посреди комнаты и посмотрел на нас с Витей диким взглядом.
– Венька, ты чего, что случилось? Да ты сядь, что с тобой? – Самойлов аж подпрыгнул и выскочил из-за стола.
Ярославцев, все еще тяжело дыша, подошел к ближайшему стулу и рухнул на него. Я автоматически сунула ему свою чашку с чаем, которую держала в руках. Счастье, что чай уже остыл, потому что выпил он его одним большим глотком. Не глядя, вернул пустую чашку мне и наконец обрел голос:
– Косачеву убили!
– Та-ак, – Витя сел обратно за свой стол. – А вы куда смотрели? Что, опять рядом никого не оказалось?
– Да слава богу, что не оказалось, – Веня облизнул пересохшие губы. Я быстренько налила еще чашку чая, размешала две ложки сахара и подала ему. Нравится мне Ярославцев или нет, это другой разговор, но сейчас пацану явно необходимо было выпить. Лучше бы чего-нибудь покрепче, но, на худой конец, и сладкий чай сойдет. – Опять машину взорвали.
– Подробности, – потребовал Витя точно так же, как у меня сегодня утром.
– После разговора с Ивановой Косачева вернулась в офис. Вроде нормально продолжала работать. Люди к ней заходили, – он лязгнул зубами по краю чашки.
– Что за люди?
– Работники фирмы, чужих вроде не было. Панченко там терся по коридору, но всех отследить он не мог. Но никого, похожего на этих, – Ярославцев показал на висящие на стене фотографии, – ручается. Она сама несколько раз выходила из кабинета, заходила к директору, к проектировщикам, в туалет два раза. Все нормально. Потом, в обед, вышла из офиса, села в машину, поехала. Мы за ней, обрадовались… Трех минут не проехали, как рванет!
Веня помолчал немного, сделал несколько глотков, продолжил:
– Я такого никогда не видел – где руль, где колеса… Нашу машину всю осколками исцарапало, а ее, Косачеву то есть, просто в клочья разнесло, – он побледнел еще больше.
– Дежурную группу вызвали?
– Да, они уже приехали. Я ребят оставил им в помощь, сам сюда. Вот и все.
– Подполковнику доложил?
– Я ему по телефону. Тоже уже, наверное, там.
Теперь мы все трое молчали. Уж чего-чего, но такого поворота событий никто не ожидал.
– А за стоянкой кто-нибудь следил? – спросил Витя.
– Не то чтобы следили, но там посторонние не ходят. Люди подходили сразу к своим машинам, садились и уезжали. Никто без дела по стоянке не болтался, а к ее «Вольво» никто и близко не подходил. А если бы кто-то начал там машину минировать, мы бы точно заметили.
– Что ее, долго заминировать! Мимо прошел, мину на магните прижал – и готово.
– Мы бы заметили, – снова повторил Ярославцев.
– А что у нее в руках было, когда она в машину садилась? – я не была уверена, что он мне ответит, но Веня был не в том состоянии, чтобы помнить, с кем он «дружит», а с кем «в контрах».
– Сумочка голубая с длинными ручками на плече висела, а в правой руке пакет. Небольшой, с прорезными ручками. Красного цвета, весь щенками далматинцев разрисован.
– Тяжелый?
– Несла легко, а так разве скажешь? Вроде коробка там какая-то лежала.
– Ты что, Тань, думаешь, она сама взрывчатку в машину положила? – спросил Витя.
– Одно из двух: или взрывчатка была для меня и Косачева погибла случайно, из-за неосторожного с ней обращения, или для нее.
– Как это для нее? Вы думаете, ее могли убрать? Но зачем? – теперь спрашивал Ярославцев у нас с Витей обоих, быстро выговаривая слова и вертя при этом головой, словно кукушонок. Я хотела ответить, но Витя заговорил раньше:
– А затем: ее могли убрать, чтобы обрубить нам все концы. Она была у нас на крючке, а через нее – выход на Авдеева и Тарасенко. Теперь этого выхода нет.
Следующая мысль пришла в голову нам всем одновременно. По крайней мере вскочили мы все вместе, как по команде, и кинулись к дверям. На бегу Самойлов отдавал распоряжения:
– Венька, на работу! Татьяна, ты со мной, едем к нему домой! Кто первый его находит, отзванивается!
Не единственной нашей ниточкой была Косачева. Судя по записи на пленке, ее супруг знал об убийцах если и меньше, то ненамного. И если уж те решили избавляться от всех, кто мог на них вывести, то следующим в списке был Косачев.
Пока мы ехали, я сунула Вите сотовый, но ни по одному телефону из четырех, указанных на визитке Бориса Леонидовича, его найти не удалось. Мобильный вообще был отключен.
Три часа мы метались по городу.
Венька поднял на уши и перетряхнул всю администрацию. Да, утром Борис Леонидович был на работе, многие его видели, потом куда-то исчез, даже секретаршу не предупредил. Поняв, что здесь он ничего не найдет, Ярославцев прочесал все больницы и морги, обзвонил все отделения милиции. Косачева нигде не было.
Мы с Самойловым в это время безуспешно ломились в запертую железную дверь квартиры. Соседи, люди малолюбопытные, супругов сегодня не видели и, может ли быть в данный момент дома хозяин, понятия не имели. После того, как Витя нагнал на них страху, кто-то вспомнил, что Косачевы, уходя из дома, сдают квартиру на охрану. Это было уже кое-что. Витя, окончательно отобравший у меня сотовый, довольно быстро выяснил нужный номер телефона и, вовсю используя служебное положение, вызвал сотрудников охраны.
Не прошло и пяти минут, как они явились, открыли двери, и мы всей гурьбой ввалились в квартиру. И ничего интересного для себя там не нашли. Трехкомнатная квартира улучшенной планировки, продуманно и со вкусом обставленная, с массой милых безделушек. Не слишком аккуратно прибранная, но и не захламленная – обыкновенный житейский беспорядок. Никаких, слава богу, трупов, следов насилия или поспешных сборов. Хозяева явно ушли утром на работу, ни о чем худом не думая.
Оставив охранников писать акт вскрытия квартиры, мы поехали на место взрыва. Там Косачева или кого-нибудь на него похожего тоже никто не видел.
– Не знаю, нашли ли его убийцы, но нам это не удалось, – подвела я итоги наших метаний, когда мы все, усталые и злые, собрались наконец у Андрея в палате.
К этому времени эксперты уже предварительно подтвердили идентичность взрывчатки с предыдущими, в чем, собственно, никто и не сомневался. Витя получил здоровый втык от начальства за то, что такие безобразия в городе происходят: «Через день машины на улицах взрывают! Словно Тарасов криминальной столицей стал!» Ярославцев охрип, а я порвала джинсы, зацепившись за одну из обгорелых железок, в которые превратилась машина Елены Викторовны. Вот и все наши достижения на данный момент.
Мельников, не обращая внимания на наше настроение, затребовал полный отчет обо всем, что произошло со вчерашнего вечера. Господи, суток ведь не прошло, а столько всего случилось! Первым говорил Ярославцев, причем грамотно докладывал мальчик – четко, связно и без лишней болтовни. Андрей полюбовался на фотографии Авдеева и Тарасенко, кивнул:
– Точно, они. Но тогда они взрывчаткой не баловались, по-простому действовали, ножичком. Хотя они ведь в университете учились?
– Третий курс физического факультета, – подтвердил Веня. – На то, чтобы понять, как собрать взрывное устройство, образования вполне хватит.
– Да-а, – Мельников отдал фотографии Вите, тот убрал их в папку. – Вот она, молодежь, государство их обучает, а они потом бомбы делают… Ладно, теперь ты, Танька.
Я попыталась изложить все события прошедших суток так же сжато и бесстрастно, как Ярославцев, но боюсь, не дотянула до его уровня. Впрочем, мне все время мешал Витя – подсказывал, дополнял, уточнял, так что доклад у нас получился в результате совместный.
– Да-а, – снова протянул Андрей. – Круто ребята завелись. Они, впрочем, и тогда особым умом не отличались. Когда поняли, что мы к ним подбираемся, начали крушить все подряд, так их свои же и заложили. По старым адресам вы, значит, прошлись уже. Веня, вроде они где-то в бараке жили, в Заводском районе?
– Авдеев в бараке, а Тарасенко в пятиэтажке напротив. Так барак уже снесли, соседей расселили…
Я откинулась на спинку стула и закрыла глаза. Ярославцев рассказывал про переехавших соседей, которые и помнили-то смутно, что были двое хулиганов во дворе, вроде их даже посадили потом за что-то, про бабку Авдеева, к которой тот заявился сразу после отсидки, но, быстро поняв, что с нее, кроме нищенской пенсии, взять нечего, исчез и больше не появлялся. Что-то говорил и про мать Тарасенко, которая вышла замуж и уехала в деревню. Но я уже не слушала.
В разговоре с женой Косачев произносил «вы наняли», «я вас просил», а она сказала ему, что не его голос решающий… А чей же решающий? Что мы уперлись в этих Косачевых, когда ясно, что был еще кто-то, с решающим голосом? Кто? Кому собирался звонить Борис Леонидович, чтобы доложить результаты своих изысканий на тему «что такое Иванова и как с ней бороться?». Кому Елена Викторовна просила передать свое особое мнение, что эту «наглую сыскарку» надо убрать? Как же мы все это прошлепали?! Надо было с самого начала искать этого третьего. Он должен быть где-то совсем рядом…
– Не понял, что ты сказала? Эй, Танька, ты что, во сне разговариваешь? – Андрей потряс меня за плечо.
– Ребята, – проникновенно сказала я, открывая глаза, – мы просто компания круглых идиотов!
– Я бы даже сказал, не круглых, а квадратных, – почесал в затылке Витя, когда я изложила свои рассуждения. – Черт, действительно, мы же еще вчера говорили, что должен быть третий, и этот разговор на тормозах спустили.
– Может, из администрации кто? – предположил Ярославцев. – С кем он по работе связан или начальство какое?
– Посмотреть, с кем еще Косачев бизнес крутил, прочесать круг знакомств, – шепотом начал составлять план мероприятий Самойлов.
– Подождите, сейчас я соображу! – я даже руками замахала. – Вот ведь вертится в голове, никак не поймаю!
Судя по выражению лица Мельникова, у него тоже вертелось, и он тоже не мог поймать.
– Может, пленку еще раз послушать? – подал здравую мысль Ярославцев.
Витя тут же достал из тумбочки магнитофон, проверил кассету, перемотал на начало, включил. Зазвучал голос Косачевой. Мы с Андреем смотрели друг на друга. Когда запись дошла до разговора в скверике, я все поняла. Андрей, не сводивший с меня глаз, выключил магнитофон.
– Ну? – спросил он.
– Когда она приехала на встречу с мужем, – медленно начала я, – он уже был в курсе событий. Мы еще тогда с тобой решили, что она ему позвонила и все рассказала. Так?
– Так.
– А откуда она звонила? – Я обвела всех взглядом, но никто мне не ответил. – Сумочка с микрофоном висела в кабинете. Раз записи звонка нет, значит, не оттуда. От секретарши? Вряд ли, там проходной двор, вы знаете.
– Из любой другой комнаты в офисе? – Ярославцев спрыгнул с подоконника и подошел ко мне.
– Нет, – покачал головой Витя, – отдельные кабинеты только у главбуха и директоров, в остальных комнатах сидят по четыре-шесть человек.
– Кабинет Кондратова? – спросил Андрей.
– Опечатан.
– Когда я уходила, она оставалась в кабинете Лемешева! – торжествующе сказала я.
Минуту они смотрели на меня молча. Потом Витя тихонько толкнул Мельникова кулаком в коленку.
– Ноги убери, – сказал он, устроился на краешке кровати поудобнее и обратился ко мне: – Таня, а кто еще знал, что ты с этим Лемешевым в ресторан идешь? Это на Андрея бандиты случайно напоролись, а тебя они ждали. Я видел, машина поехала только тогда, когда ты появилась.
– Думаешь, он позвал Таньку в ресторан и поставил, так сказать, стрелков на выходе. А сам разыграл такую сцену, чтобы она убежала. Стрелки ее и встретили. Вот тебе и зиц-председатель Фунт! – Андрей уже и лежать не мог, подвинулся и присел на постели, опираясь о спинку. – Веня, а ты что можешь сказать?
– А что, похоже на правду. Расчет простой – Иванова от него сама сбежала, а он в дрезину пьяный в ресторане остался. Старый козел, вот и все, какой с него спрос. И никому в голову прийти не может, что он с этими бандитами связан. Чисто сработано.
– Мы его лопухом считали, – обиженно сказал Витя, – а он нас всех облапошил, как маленьких.
– Подожди с самокритикой, – остановила я его. – Покаяться всегда успеешь. Давайте лучше о деле. Витя, помнишь, когда мы Косачеву до офиса проводили, вскоре оттуда Лемешев вышел, сел в свою машину и куда-то уехал.
– Было, – согласился Самойлов. – Веня?
– Лемешев уезжал куда-то после того, как Косачева получила пленку с записью, – отрапортовал Ярославцев. – Вернулся примерно через час. Но это же не улика.
– Так, – Мельников посмотрел на меня, потом на Витю. – Как по-вашему, времени для того, чтобы она рассказала про пленку этому Лемешеву, у них было достаточно?
– Достаточно. Даже прослушать могли успеть, – ответил Самойлов.
– Мы минут пятнадцать в машине возле офиса «Орбиты» сидели, разговаривали, – подтвердила и я.
О том, что он предложил проследить за Лемешевым, а я убедила его не делать этого, Витя не сказал. И спасибо ему. Совсем уж дурой тоже выглядеть не хотелось.
– А он с пустыми руками ездил?
– Нет, с кожаным «дипломатом». Тот красный пакет вполне мог в нем поместиться. Все равно не улика.
– Это верно, прямых улик у нас ноль целых, ноль десятых, – почесал щеку Мельников. Потом снова вытянул ноги и откинулся на подушку. – Слушайте, ребята, а чего это вы здесь расселись? А ну, живо найти Лемешева и разобраться, где был, что делал, порочащие связи… Что мне, учить вас надо?!
Поехали все вместе на моей машине. Правда, не сразу. Когда мы уже подходили к месту, где я припарковала свои «Жигули», в голову мне пришла ужасная мысль.
– Подожди! – я схватила Витю за рукав. – Она сколько здесь простояла без присмотра, больше часа? Да за это время не одну, а два десятка бомб подложить можно было! Давай проверим.
И мы втроем тщательно осмотрели каждый сантиметр машины. Хорошо еще, что лето – светло. Убедившись, что внутри машины, на ней и под ней ничего подозрительного нет, мы наконец погрузились и помчались. Витя покопался в своей необъятной папке и выудил визитку Лемешева. Потом достал из кармана мой сотовый и начал звонить. На заднем сиденье сопел Ярославцев.
– Глухо, как в танке, – Самойлову надоело слушать длинные гудки, он выключил телефон и снова сунул его в карман.
Я только покосилась. Все равно, когда закончим, отберу. Я сыщик, а не меценат какой-нибудь. Не буду я их райотдел мобильными телефонами снабжать. Пусть их государство обеспечивает.
– Меня это молчание наводит на разные нехорошие мысли, – заявил Витя и тут же стал эти нехорошие мысли излагать: – Что-то все, кто нас интересует, либо взрываются, либо исчезают… К чему бы это? Таня, а куда мы едем?
– В «Орбиту». Вдруг у него трудовой энтузиазм проснулся.
– Нет его там, я же звонил. Ни сам трубку не берет, ни секретарша. И рабочий день уже кончился, там уже все закрыли и разошлись.
– Семь часов всего. Мужики в таких конторах часто задерживаются. Может, он с проектировщиками сидит. Это же в другом крыле, так? Значит, звонки не слышны.
– А сотовый тогда почему не берет? Я и по сотовому звонил.
– Он его в кабинете оставил. Чего ты прицепился, все равно надо заехать, вдруг кто знает, куда начальник подевался?
– Попробовать можно, – согласился Витя, – хотя вряд ли Лемешев перед ними отчитывается.
Правы оказались мы оба. Я – в том, что не все разошлись. Четверо мужчин и две женщины, слегка пришибленные последними новостями, сидели на кухне, пили водку и негромко разговаривали.
На столе стояли тарелки с остатками разных салатов, блюдечко с горкой нарезанной колбасы разных сортов, другое – с селедкой, большое блюдо с мытыми, но ненарезанными овощами и маленькие бутербродики с каким-то паштетом. Все это явно осталось со вчерашнего дня, когда праздновали день рождения проектировщицы.
– Вот, поминаем, – немного виновато кивнул на бутылку самый старший из мужчин.
Витя же был прав в том, что ничего они о Лемешеве не знали. Когда приехали из милиции и сообщили о смерти Елены Викторовны, директор был здесь, говорил с ними. Потом уехал. Нет, не с милицией, они уже ушли к тому времени. Куда? Да кто ж его знает? Может, к Борису Леонидовичу, мужу покойницы, они дружили все, а кто же еще поддержит человека в такую минуту, как не друзья? Нет, на завтра никаких распоряжений не было, так что сами ничего не знаем. Выйдем на работу, как обычно, а там посмотрим. Но, похоже, пора новое место искать, что же это такое, второго руководителя за месяц взрывают…
Мы попрощались и ушли.
– Можно попробовать домой к нему, хотя шансов мало. Скорее он где-нибудь в ресторане или в казино, нервы успокаивает, – предположил Самойлов.
– Или тоже по городу носится, Косачева ищет. Или сам в бега ударился, – продолжил Ярославцев.
– А ему-то зачем в бега? – удивилась я.
– Так мы же не знаем, для кого была взрывчатка, – пояснил Вениамин. – Если для Косачевой, то сейчас он должен вертеться у всех на виду, демонстрировать искреннее горе и полную непричастность. А если для вас… Это означает, что его план провалился и ему надо уйти в тень и срочно изобрести что-то другое.
– Или наши подозрения вообще основаны на нелепых совпадениях, и чистый, как голубь, Лемешев поминает сейчас безвременно усопшую в ресторане «Калинка» с какой-нибудь менее строптивой, чем ты, Татьяна, барышней, – продолжил Самойлов.
– Может быть и так, конечно, – вынуждена была я согласиться, – только слабо верится. Ладно, заглянем для очистки совести к нему домой, а потом поедем рестораны проверять. Начиная с «Калинки».
На наши звонки в квартиру Лемешева никто, естественно, не отозвался.
– Ну что такое, Танька, от тебя, что ли, заразился? – Витя сердито пнул железную дверь, воскликнул в сердцах: – Не хочется уходить, тянет что-то за душу, и все тут.
За душу, похоже, тянуло у всех. Я прислонилась к косяку и рассеянно нажала на ручку. Попробовала повернуть вправо, влево.
– Вень, ты это открыть не сможешь? – неожиданно обратился Витя к Ярославцеву.
– Нет. Простую сколько угодно, а для такой фирменной специальные инструменты нужны, и грохоту много будет, – спокойно ответил тот.
Господи, этот мальчишка у них, оказывается, еще и специалист-взломщик! Я нажала чуть сильнее и почувствовала, что ручка поворачивается. Массивная железная дверь была закрыта, но не заперта!
– Ловлю на слове, – что-то не к добру меня на шутки потянуло. – Я открываю эту, а ты, Веня, справишься с той, что внутри, согласен?
Они молча уставились на меня. Ярославцев неуверенно кивнул.
– Але-ап! – я дожала движением кисти ручку, потом с усилием потянула дверь на себя. – Прошу!
Витя оттер меня плечом, осторожно попробовал внутреннюю дверь. Она не поддалась.
– Из наблюдаемого нами пейзажа можно сделать вывод, что в квартире был чужой. Спросите, почему? Объясняю. Внутренняя дверь захлопывается сама, а внешнюю надо закрывать на ключ. Следовательно, последним из квартиры вышел человек, у которого ключей нет, то есть чужой.
– Таня, прекрати, – попросил Витя.
– Я просто хочу сказать, что в квартиру-то этот чужой попал, не взламывая дверей, значит, его впустил хозяин, – я сама чувствовала, что моя болтовня раздражает ребят, но остановиться не могла. Честно говоря, мне было просто страшно. Я уже понимала, знала, что мы найдем в этой квартире, и пыталась спрятаться от этого знания за завесой слов. – И означенный хозяин вместе с чужим гостем квартиры не покидал. Таким образом, поскольку хозяин на звонки не реагирует, приходит в голову мысль…
– Иванова, у тебя что, истерика? – поинтересовался Витя, отодвигая меня еще дальше в сторону, чтобы пропустить к двери Ярославцева. Не глядя на меня, Веня подошел и начал ковыряться в замке. – Я, конечно, могу тебе по физиономии дать, но, может, ты сама справишься?
– Проще, наверное, по физиономии, но какой будет пример для подрастающего поколения…
Ярославцев оглянулся, сказал почему-то шепотом:
– Я сейчас открою. Понятых бы надо позвать, а то…
– Верно, – согласился Витя. – Все надо делать по правилам.
Он позвонил в соседнюю квартиру, и через минуту к нам присоединились толстый мужчина в майке и дешевых тренировочных шароварах и угрюмая остроносая женщина, очевидно, его жена. На голове ее топорщились бигуди, прикрытые второпях повязанной косынкой. На лестничной клетке стало тесновато. Мы стояли и молча ждали, когда Ярославцев справится с замком.
Наконец послышался громкий щелчок, и Веня осторожно открыл дверь в темную прихожую и оглянулся:
– Готово.
– Тогда заходим, – буднично сказал Витя. – Таня, ты покарауль пока здесь.
Я снова прислонилась к косяку, молча глядела, как он прошел по коридору, на ходу включив свет. Тенью за ним двигался Ярославцев с пистолетом в руке. Я, вздохнув, прикрыла глаза – нет еще чутья у пацана, не знает, что не понадобится ему сейчас пистолет, или просто не наигрался еще.
Понятые же, глядя на все это, неожиданно оживились и потопали за ребятами в квартиру довольно бодро. Даже странно, по всем законам логики, увидев пистолет, они должны были бы спрятаться в самый дальний угол, а тут все с точностью до наоборот. Так рванули вперед, что чуть Веньку не снесли.
Впрочем, чему удивляться: любопытство – страшная сила. Особенно когда мозгов не хватает. У меня был знакомый парень, который оказался в Москве как раз четвертого октября девяносто третьего года. Вышел с вокзала, слышит, стрельба где-то недалеко. Так он повернул в ту сторону, посмотреть, что происходит. Интересно ему стало! Хорошо еще, что в этого болвана ни одна шальная пуля не попала.
Из комнаты донесся тихий возглас, потом невнятное бормотание. Значит, нашли. Ну что ж, Витя, понятно, хотел пощадить мои деликатные дамские чувства, спасибо ему большое, но мне-то кисейную барышню изображать совсем ни к чему. И потом, что я, покойников не видела?
Аккуратно прикрыв обе двери, я не слишком уверенно прошла по коридору. В комнате царил разгром: дверцы шкафов распахнуты, книги, вещи, осколки посуды – все перемешалось на полу. Насколько было видно, то же творилось по всей квартире. И в центре захламленной комнаты лицом вниз лежал Лемешев, пушистый светлый ковер потемнел от крови. Витя, присев около него, пытался нащупать пульс. У стены, обнявшись, завороженно застыли понятые.
Я подошла к Самойлову, тоже присела, коснулась руки Лемешева.
– Витя, что ты щупаешь, он холодный уже. Часа два как умер, не меньше.
Ярославцев, все еще с пистолетом в руке, вышел из смежной комнаты, отрицательно покачал головой в ответ на вопросительный Витин взгляд. Самойлов выпрямился, посмотрел на лежащее у его ног тело, перевел взгляд на меня.
– Так. Лемешева мы нашли. Только вот рассказать нам он ничего не сможет, – и снова достал мой сотовый.