Глава 4
Телефон-автомат, к счастью, был исправен. Я набрала номер сотового телефона. Костя ответил сразу, но слышимость была такая, будто я звонила на Камчатку. Поэтому за целых две минуты разговора мы с большим трудом договорились лишь о встрече у парка «Березки».
Пока Костин «Ягуар» прибыл к месту моей дислокации, я успела из очаровательной леди превратиться в танцующее заиндевелое существо, выстукивающее зубами сарабанду. Поэтому появление знакомого средства передвижения вызвало у меня неописуемый восторг. Я кинулась к машине, едва сдерживая победный клич «И-я!».
— Вай, пустите погреться бедную женщину, — сказала я, пулей влетев в недра «Ягуара». — Привет!
— Привет, — одновременно ответили мужчины.
— Костя, а у бессменного Василия выходные бывают?
— Не волнуйся, Танечка, с понедельника по воскресенье будет работать его сменщик. У меня два водителя. А вот ты, по-моему, по совместительству еще и профсоюзным лидером служишь. О правах трудящихся печешься. Как дела? Просвет появился?..
— Почти. Аню похитили те же, кто привез кассету.
— И это все?
— Пока все, но я старалась.
Я, конечно, немного слукавила, если учесть посещение бабы Клавы, но Косте знать об этом ни к чему.
— Не густо. Куда путь держим?
— Хотела бы навестить твоего сына, а потом домой. Моя машина сегодня сломалась.
— А что с ней? — вмешался в разговор Василий, плавно отпуская педаль сцепления.
— Да кто ж его знает. Вроде было все нормально. Потом заправилась, а дальше и пару кварталов не проехала. Пых-тых, и привет семье. Двигатель глохнет.
— А заправлялись где? — не унимался водитель.
— На Побережной.
— А, ну ясно. Тогда, Таня, с авторемонтниками держите ухо востро, чтобы не обобрали. — Он улыбнулся.
— В смысле?
— Просто вам в бак газовый конденсат заправили. А на сильном морозе он замерзает в бензопроводе, вот насос и не прокачивает. Там вечно лажу продают. Сколько с ребятами говорил — все жалуются. Хоть бы кто-нибудь на них комиссию какую-нибудь натравил.
— Наглеж. Куда ни сунься, всюду быт заедает. Спасибо за консультацию. Если бы это не сыграло положительную роль в моем расследовании, я бы на них точно в суд подала. Иск бы за материальный ущерб предъявила. Останови, Василий, где-нибудь. Я хоть апельсинов куплю мальчику.
Василий припарковал машину около разместившегося прямо на тротуаре лотка.
— Грейся, Таня. Я сам.
Костя вышел и вскоре вернулся с пакетом апельсинов и шоколадкой.
— А это тебе, Танюша, подсластить горькую судьбу. Жила себе, не тужила, пока за это дело не взялась.
— Спасибо. Ничего, прорвемся. Бывало и хуже.
Артур лежал в восьмой городской больнице, за мостом через Черный овраг. Нас пропустили к нему без проблем, предложив переодеться в белые халаты.
В лифте Костя попросил меня не особо усердствовать с вопросами.
— Врачи не рекомендуют волновать…
— Конечно, Костя. Это же дружественный визит. Я просто успокоить его хочу.
В одиннадцатой палате на втором этаже мужчины наслаждались крутым боевиком. На экране маленького цветного телевизора, стоящего на окне в окружении банок и мешков, крутые мены безжалостно косили друг друга из разнокалиберных стволов. Пот градом катился с перекошенных рож на экране.
Я подумала, что такая спокойная обстановка, вероятно, очень благотворно влияет на психику мальчика, который находится в этой палате на лечении по поводу нервного срыва. Или же это своеобразная шоковая терапия — самый передовой метод лечения всех болезней в наши дни, в том числе и социальных. Особенно их!
В углу на кровати лицом к стене лежал мальчик. Как правильно я предположила, это и был Артур.
Костя подошел к нему, потрепал его по щеке. Положил апельсины на тумбочку.
— Привет, сын. Это тебе.
— Привет. — Мальчик повернул голову в нашу сторону. — Спасибо.
— Пойдем в холл. Я тебя сейчас кое с кем познакомлю. Тебя это обрадует.
Мальчик поднялся, натянул тапки.
Мы разместились на диване в холле, который по случаю нахождения в нем нескольких корявых пальм в кадках, обернутых бумагой, вероятно, претендовал на звание по меньшей мере зимнего сада.
— Костя, по-моему, Артуру было бы лучше дома. Наняли бы врача. Для вас ведь это не проблема. В такой палате с ума съехать можно.
— Нет, не надо. Мне здесь хорошо.
— Артура же ночью сюда привезли на «Скорой». Я хотел потом поместить его в отдельный бокс или в другую больницу перевести, но он, видишь, против.
— Здесь нормально все, папа. Не переживай.
— Артур, эта очаровательная дама, которая так волнуется за твое здоровье, — лучший детектив Тарасова. Она обязательно найдет Аню. Ее зовут Татьяна Александровна.
— Правда?! — Следы безразличия и отрешенности мигом улетучились с лица мальчика.
Я кивнула. Произнести вслух то, в чем не было никакой уверенности, у меня не хватило духу.
— Можно задать тебе вопрос, Артур? Один всего.
— Конечно.
— Не было ли у Ани знакомых, имеющих красные «Жигули»?
— Да нет. Вроде не было. У нее вообще здесь мало знакомых.
Еще немного поболтав с ним о его учебе, о сопалатниках, обожающих боевики, мы расстались с ним. И, по-моему, он ушел, окрыленный надеждой. Чего нельзя было сказать обо мне.
В машине Костя предложил:
— Может, поужинаем в ресторане где-нибудь по дороге? А потом подбросим тебя домой.
— Ну уж нет. У меня теперь на некоторое время к ресторанам стойкое отвращение. Если не вчерашний ужин с последующим гаданьем, я бы, может, сейчас у тети в деревне молочко попивала, сил набиралась бы. Так что домой, и как можно быстрее.
— Вот эгоистка.
— Да. Мне нынче мое гадание любить себя рекомендовало.
* * *
Наконец-то день визитов закончился. Я дома, в своей комфортабельной квартире, в уютном махровом халате. Шторы задернуты, мягкий свет торшера навевает покой.
Но рабочий день еще не закончен. Еще кассета и Кирсанов.
Включаю автоответчик. Пара ошибочных звонков. Звонок от Ленки-француженки, мечтающей потрепаться со мной за чашкой кофе, скорее всего, о своей любимой безденежной учительской работе. А вот и Кирсанов:
«Привет, Таня. В каких краях тебя носит? Где твоя пунктуальность, сыщик? Звони мне домой. Жду».
Набираю номер Кирсанова, отвечает приятный женский голос:
— Алло.
— Здравствуйте, извините, пожалуйста, не могла бы я услышать Кирсанова Владимира Сергеевича?
— Да, пожалуйста.
— Владимир Сергеевич? Это Татьяна.
— Да я уже понял. Долго же твой рабочий день длится, если ты, конечно, все еще работала в это время.
— Если у меня есть работа, я круглосуточно на посту. Выкладывай, чем порадовать можешь?
— В общем-то я договорился. Но только уж ты про жаждущих-страждущих не забудь. Я думаю, коньяка хорошего хватит. Часам так к одиннадцати туда подкатывай. Пока там всякие планерки, решение организационных вопросов. Так что не раньше одиннадцати. Найдешь полковника Григорьева, он все устроит. О’ кей?
— О’ кей. Годится. Спасибо, Киря. Что я в долгу перед тобой, говорить не стану.
— Да? А я так рассчитывал на такие теплые слова, — рассмеялся Кирсанов. — Ну ладно, бывай. Ежели чего надо будет — заходи.
— Пока, Володя.
Я положила трубку. С этим решено.
Теперь кассета. Включила видик, поставила кассету. Грязно-розового цвета обои с овальным рисунком между продольных полосок. Бархатная обивка дивана цвета бордо, такого же цвета задернутые портьеры, девочка, плачущая и взывающая к отцу, гнусавый голос за кадром, объявляющий месть, — никакой зацепки, никакой дополнительной информации. Камерой захвачен лишь один уголок помещения. Это могло быть снято в любой городской квартире. А может, в одном из расплодившихся как грибы «массажных» салонов. И это, возможно, самое верное предположение.
Я многократно просмотрела кассету, не обнаружив больше ничего нового. Отключила видик. Откинулась в кресле, на минуточку закрыв глаза.
Да, Таня, повезло тебе, прямо-таки счастье подвалило.
Но нулевой результат тоже результат. Я не из тех, кто руки опускает. Как говаривал мой кумир Высоцкий: «Если я чего решил — выпью обязательно». А потому «ничто нас в жизни не может вышибить из седла». И ночь всегда темнее перед рассветом.
Этот небольшой сеанс аутотренинга позволил мне избавиться от пессимизма. И хоть желания прыгать по комнате от радости у меня не появилось, но вера в свои гениальные способности все же вернулась.
Я, конечно, не буду, как Ниро Вулф, чмокать вытянутыми в трубочку губами, лакая при этом галлонами пиво, не буду подрезать орхидеи. Я буду действовать своими уникальными, характерными лишь для меня, Тани Ивановой, методами. И один из них заключается в том, что я, разложив перед собой газету «Кому что», просто обзвоню все массажные салоны, разместившие там свою рекламу. Я знаю, как найти эту таинственную комнату.
Только сначала ужин и гадание. Хотя стоп, Танюша, лапуля. Картошка бабы Клавы была не таким уж легким ужином. А злоупотреблять калориями после семи часов вечера — кощунство по отношению к твоей изумительной фигуре. Так что обойдемся теплым молочком.
Помыв руки и подогрев молока, я уселась в кресло со стаканом и, совмещая приятное с полезным, сформулировала вопрос: «Верно ли принятое мною решение?»
Перемешав свободною рукою кости, бросаю: 12+20+25 — «Ваша предприимчивость больше проявляется в вашем же воображении, чем в реальных делах».
Блестяще! Щелчок по носу.
Не поддавайся, Танька. Твои действия могут потерпеть фиаско. Значит, судьба.
Если вы, дорогие косточки, будете сеять во мне сомнения такими темпами, то я объявлю вам забастовку и переключусь на кофейную гущу, к примеру. А вам, родные мои, придется лежать в мешочке, в кромешной тьме и сожалеть о том, что вы позволяли себе такое вольное обращение с собственной хозяйкой. Так-то вот!
Что, испугались? Так и быть, сменю гнев на милость. От забастовки пока отказываюсь, но имейте в виду. А сомнения по поводу предстоящей телефонной эпопеи в душу все же закрались.
Ладно. Сейчас я продемонстрирую вам собственную предприимчивость, воплощенную в реальные дела. И вы уж не обессудьте, если дело затянется надолго. Магия магией, а рутина рутиной.
После пятнадцатиминутной разминки а-ля «горох в кастрюле» под музыку я снова принялась за работу, разложив «Кому что» на нужной странице и поставив перед собой телефон.
— Алло, салон «У Елены»?
— Вас слушают, госпожа. Какие услуги вас интересуют? — спросил приятный женский голос.
Я начинаю плести про одинокий вечер, про необходимость отдохнуть телом и душой. И робко изъявляю желание испытать на себе нетрадиционный массаж.
— Желание клиента — закон для нашего заведения. Приходите к нам — и, я уверена, останетесь довольны.
— Вы понимаете, я немножко странная дама. Для меня очень большое значение имеет обстановка. Я бы хотела, чтобы это происходило в комнате, которую мне рисует мое воображение.
— Пожалуйста, поконкретнее. И мы подумаем, чем вам помочь.
— Понимаете, приглушенный розовый цвет с королевским рисунком, задернутые шторы цвета бордо. И в углу у окна диван с велюровой обивкой в тон шторам, — мечтательным голосом описала я.
— Боюсь, госпожа, мы не сможем предложить вам то, что вы описали. Извините. — Голос перестал быть завораживающим, и в нем появились нотки сожаления о потере потенциальной клиентки. — Но могли бы предложить вам не менее романтическую обстановку. Доверьтесь нашему вкусу.
— Нет, извините. Я хочу все именно так, как описала. До свидания.
Итак, первый шаг не принес желанного результата, но я упряма, косточки.
Набирая все новые и новые номера, я, как попугай, повторяла свое скромное желание. «Молоко, молоко, молоко». Ни одного попадания не то что в десятку, даже в единицу.
Хотя в единицу все же было. В одном из салонов за «ну, очень скромную» цену мне предложили все приготовить по моему желанию к завтрашнему вечеру.
Нет, нет, нет, нет, мы хотим сегодня,
Нет, нет, нет, нет, мы хотим сейчас.
— Все, перерыв. Пока ваша взяла, — сказала я, гневно глядя на замшевый мешочек.
Но еще не вечер, точнее, не ночь, всего-то двадцать два сорок. Еще одна разминка. Да и картошка, похоже, рассосалась. Пожалуй, придется все же пожертвовать фигурой.
Я отварила себе сосиску, приготовила салат из моркови. Пока кухонный комбайн добросовестно жевал ее для меня, я, уставившись в одну точку, мучительно принимала решение: не развести ли мне, действительно, орхидеи.
Съев приготовленное без хлеба и запив «Мириндой», я вернулась в кресло для продолжения поисков «розовой комнаты». Покосилась на замшевый мешочек. Рука к нему сама потянулась. Может, перемените свое мнение? Давайте попробуем.
Бросок. Выпавшая комбинация, мягко говоря, нисколько меня не развеселила, что совершенно неудивительно: 33+19+8 — «Вас ожидает чья-то ранняя смерть».
О-ля-ля! Не зря мне моя бабушка всегда говорила: «Не гадай, а то прогадаешь». Похоже, пытаясь прогнозировать судьбу, я невольно привлекаю ее внимание к собственной персоне. Все, отказываюсь от гадания навсегда… до следующего вечера… или до утра.
Я сложила кости в мешочек, перевернула газетную страницу и набрала очередной номер. Я усердно трудилась до полуночи, все повторяя и повторяя свою легенду. Но к этому времени мой голос совершенно утратил даже намек на сексуальность. Все. Последний номер, последний лучик надежды. Увы и ах, но я тут ни при чем.
Ставлю телефон на полочку, сворачиваю газету. Потягиваюсь и ерошу волосы. «Голова как керосиновая лампа на плечах», говоря словами Есенина. Спать. Иду под душ. Горячие струи беспощадно бьют по усталому телу, принося тем не менее покой и умиротворение. Готовлю уютное гнездышко на диване и падаю в него бездыханная: без чувств, без мыслей.
* * *
Настойчивый телефонный звонок. Мне снится, что я сняла трубку, разговариваю, но мне почему-то ужасно мешает другой телефонный звонок. Наконец до меня доходит, что мой организм не желает расставаться со сном и трубку на самом деле я еще и не снимала.
С закрытыми глазами беру ее:
— Да? Иванова слушает.
— Таня, простите, что побеспокоила. Я не знаю, что мне делать. Мне больше не к кому обратиться. Только к вам. Это Калинина Вера Ивановна.
— Слушаю вас. Что случилось? — Смотрю на электронное табло часов: четыре десять.
— Таня, извините, что так поздно. Коля вечером ушел из дома и не вернулся… — Чувствовалось, что она страшно напугана и плачет.
— Успокойтесь, Вера Ивановна. Может, он в пивнушке какой-нибудь с приятелями засиделся. А вы сразу в панику. — Но сердце предательски екнуло.
— Ему утром на работу, во-первых. А во-вторых, у меня просто предчувствие дурное после его слов.
— Каких слов?
— Он сказал, что, может, даже знает, к кому за Аней идти надо.
— Вот как! Почему же он мне ничего не рассказал?
— Не знаю. Может, вспомнил что. Как быть, что мне делать, Таня?! — рыдала в трубку женщина.
— Я думаю, надо обзвонить больницы на всякий случай.
А про себя подумала: «Но сначала — морги», вспоминая последнюю зловещую комбинацию магических косточек. Но вслух, конечно, этого не сказала. Только спросила:
— Откуда вы звоните?
— Из автомата, конечно. До одиннадцати я еще не очень волновалась. А потом места себе найти не могу. Всю ночь мечусь из угла в угол. А теперь все: терпение кончилось. С ума схожу. И к соседям в такое время звонить не пойдешь.
— Понятно. Успокойтесь, Вера Ивановна. И ложитесь отдохните. Я сяду за телефон и сама обзвоню больницы. Расскажите мне только, как он был одет.
— Да как всегда: шуба серая из искусственного меха, шапка кроличья черная, серые брюки, рубашка фланелевая в клеточку, коричневый вязаный джемпер. У нас гардероб не такой уж богатый…
— Понятно. Отдыхайте. Все будет хорошо, — в чем я очень даже сомневалась. — Может быть, пока мы тут с вами разговариваем, он уже и вернулся. Идите домой. Утром встретимся: я кассету привезу.
— До свидания, Таня. Дай бог вам здоровья!
— До утра.
Она первая повесила трубку. Я включила торшер. Потрясла головой, прогоняя остатки все еще теплившегося во мне сна и дурные мысли, которые пестрой толпой ворвались в мое усталое серое вещество.
Я пошла в ванную, умылась. Придется кофе заваривать. И, вернувшись с чашкой кофе в зал, снова заняла свой пост у телефона, вооружившись на сей раз справочником. И, что самое интересное, я точно, абсолютно наверняка знала, в каком заведении смогу отыскать Калинина Николая Андреевича.
К пяти утра я нашла его в городской судмедэкспертизе. Все приметы сходились: и рост, и цвет волос, и одежда.
На него, как я выяснила потом, наткнулись на трибунах стадиона «Торпедо» двое мальчишек, которые, по странной иронии судьбы, именно с этого дня решили начать новую жизнь и пришли туда в девять часов вечера заниматься бегом. Думаю, что после этого случая их новая жизнь кончится столь же внезапно, как началась.
— Есть тут у нас клиент, описание которого вы даете, — ответил мне дежурный санитар. — Его нашли на стадионе с переломом шейных позвонков.
— Он что же, спортом неудачно позанимался? — сама не зная, что говорю, брякнула я.
— А вы кто ему будете?
— Жена, — соврала я.
— Тогда спешу заметить, что нервы у вас, сударыня, железные. Заявляйте в милицию о пропаже. На опознании выясните, он это или не он. Я вам больше помочь не смогу.
— А не могла бы я сама утром приехать посмотреть?
— У нас тут не проходной двор, — холодно возразил мой невидимый собеседник и положил трубку.
— Потрясабельно, — прошептала я, продолжая некоторое время слушать короткие гудки.
Потом медленно положила трубку на рычаг. И хотя Николай Андреевич совершенно не пробудил во мне теплых чувств, если выражаться очень мягко, все же его смерть повергла меня в шоковое состояние, несмотря на глупую браваду, которой я неосознанно пыталась защитить себя при разговоре с санитаром.
Итак, чья-то ранняя смерть тоже налицо. Сегодня все предсказания сбываются. Эх, Николай Андреевич, узнать бы мне вашу тайну раньше, и вы, возможно, были бы сейчас живы. Надо было трясти вас как грушу. Вам-то теперь, конечно, все равно, а каково вашей жене!
Бедная Вера Ивановна! Была семья, и вдруг — ни мужа, ни дочери.
Тьфу-тьфу-тьфу, типун мне на язык. Дочь есть и будет. Я, Таня Иванова, перспективный детектив, позабочусь об этом лично.
А сейчас надо успокоиться и хоть немного поспать. Хотя бы пару часиков. У меня впереди очень трудный день.
Вере Ивановне я, конечно, ничего говорить не буду, пока лично не удостоверюсь, что мужчина со сломанной шеей и есть Николай Андреевич.
