Глава 6
Адрес предыдущей прописки Алены я выяснила только на следующий день. Что же касается упомянутой Груничевым тетки, то где ее искать, мне было совершенно неясно. В записной книжке Алены тоже никаких указателей на эту тему я не нашла. В гостях Святослав у нее ни разу не был, после того как Святослав с Аленой поженились, тетка их не навещала. Отношения с ней у Алены тоже были «не очень», как и с матерью? Но ведь Алена жила у нее! Святослав на эту тему ничего вразумительного ответить не смог — мол, его ни тогда, ни позже тетка вообще не интересовала.
Все можно понять и объяснить, если захотеть. Но у меня сложилось мнение, что сама Алена постаралась по максимуму обрубить после свадьбы все свои связи с прошлым. Взяв фамилию мужа, паспорт она поменяла на новый, и все получилось хорошо — для мужа и его мамы, если бы вдруг они решили поинтересоваться, место ее предыдущей прописки осталось неизвестным. Нет, это не совпадение, здесь что-то кроется. Не познакомила мужа ни с матерью, ни с теткой, не встречалась с ними сама. Почему? Неужели не хотелось просто повидаться, рассказать о себе, поделиться впечатлениями?
Ответы на свои многочисленные вопросы я и хотела получить по адресу предыдущей прописки Алены, куда сейчас и направлялась с максимально приемлемой для трассы скоростью в сто двадцать километров в час. Я ехала в Пензу, к маме Алены, Татьяне Анатольевне Зубровой.
Я вспоминала свою первую встречу с Аленой у них со Святославом дома. И ничего особенного, чтобы зацепиться, в воспоминаниях не находила. Обычная молодая женщина, с некоторой ленцой и совершенно спокойным, без видимой нервозности, поведением. А на вечеринке был явно демонстративный пьяный кураж. Но только ли алкоголь виноват в его появлении? А может быть, Алена чувствовала, что близится конец? Значит, знала, откуда ветер дует. Но ведь мне-то не сказала! Почему? Святослав очень удивился, когда я выложила ему версию о том, что хотели убить именно его жену…
У меня накопилось много вопросов. Ответит ли на них мама Алены?
А что мне «косточки» скажут? Самый удобный момент для обращения к высшим силам в пути — бензозаправка. Она как раз показалась впереди, чему я очень обрадовалась — бензобак, между прочим, не резиновый и пора было его пополнить.
А результат гадания оказался таким: 7+20+25 — «Не думайте, что вся жизнь — ошибка. Вам не стоит так мрачно смотреть на происходящее».
«Косточки» оптимистичны донельзя. Похоже, поездка в Пензу затеяна не напрасно. Я нахожусь на правильном пути, что меня не может не радовать.
* * *
Город Пенза хотя по российским масштабам не очень-то и велик, однако площадь занимает приличную. И поплутать в поисках нужного адреса мне пришлось где-то около часа.
В конце концов я оказалась на окраине города в так называемой правобережной его части и остановилась возле панельной пятиэтажки. От нее веяло застойными временами, когда, видимо, она и была впопыхах построена в рамках программы обеспечения рабочего класса отдельным жильем. Рядом стояло еще несколько столь же невыразительных в архитектурном плане строений. Вокруг были рассыпаны чахлые деревца, между которыми змеями петляли уродливые трубы, с которых безобразными висюльками свисала стекловата. Около нужного мне подъезда я заметила двоих мужиков синюшного вида: один еще более или менее держался вертикально, схватившись за спинку скамейки двумя руками, другой же неукротимо клонился к земле. В общем, райончик тот еще оказался.
Описав дугу и обойдя таким образом нестойких мужичков, я зашла в подъезд. Меня обдало удушливым запахом жареной картошки и лука, который смешивался с каким-то еще, просто тошнотворным. Слава богу, квартира номер четыре располагалась на первом этаже и долго продвигаться по подъезду мне не предстояло.
Я позвонила. За дверью стояла тишина. Мне не хотелось думать, что квартира пуста и мне придется возвращаться сюда еще неизвестно сколько раз. Я нажала кнопку звонка более настойчиво. Сделала я это еще и по той причине, что пьяные мужики, которых я видела, медленно вошли в подъезд и с трудом начали восхождение по лестнице, шатаясь из стороны в сторону. Мой контакт с ними, казалось, стал неминуем. Но тут дверь квартиры номер три неожиданно распахнулась, и на пороге возникла молодая девица с беспорядочно взбитой копной рыжих волос.
— Так, ну и куда это? — крикливо осведомилась она, обращаясь к мужикам. — Я спрашиваю, куда намылились?
— Куда, куда… — хрипло отозвался один из пьяниц и гордо добавил: — Домой!
— Твой дом — ЛТП! — с ненавистью в голосе объявила девица. — Короче, пошли отсюда…
И рыжая послала пьяниц сначала по всем известному адресу, а потом разразилась целым каскадом матерных обзывательств и угроз.
— Ты чего? — повысил голос тот, к которому преимущественно обращалась девица. — Ты на кого орешь-то? На отца родного? Это мой дом!
— Нет, не твой! — упорно возражала рыжая.
— А чей? Твой, что ли? — огрызнулся папаша.
— Мой! — не осталась в долгу и рявкнула дочь.
— Коль! Ты слышишь? — обратился за поддержкой к своему приятелю алкаш. — Это что ж такое делается, а? Дети родные на отцов…
Приятель был менее разговорчив, зато более злобен. И настроение у него было хуже, чем у отца рыжеволосой девицы. И еще ему явно хотелось поскорее попасть куда-нибудь в жилье, чтобы завалиться на диван или на что-то другое, горизонтальное. Он двинулся вперед с мрачным выражением лица, явно намереваясь воспротивиться желанию девушки не пускать их двоих в квартиру.
— Ну-ка ты… слышь… — еще более хриплым голосом заговорил он, еле-еле переставляя ноги на ступеньках. — Уйди с дороги.
Я поняла, что его слова относятся ко мне. Собственно, в другом случае я бы, конечно, посторонилась, но сейчас меня возмутили несколько вещей. Во-первых, я стояла вовсе не на дороге, а в стороне, и только сильно искривленная под воздействием алкоголя траектория движения алкашей могла пересечь место, занятое моей особой. А во-вторых, меня просто вывела из себя хамская манера обращения пьяного ханурика. Посему я даже не шевельнулась, продолжая спокойно наблюдать, как мужик карабкается по лестнице.
Но оказалось, что он значительно переоценил свои физические возможности: увидев, что я не «уступила ему дорогу», пьяница попытался грубо оттолкнуть меня своей крючковатой лапой. Тут уж я не выдержала и резким движением выброшенной вперед руки отшвырнула обнаглевшего мужика. Его товарищ в это время разбирался со своей дочерью. Услышав за спиной громкое пьяное ворчание, он обернулся. Отброшенный мужик со злобным выражением глаз приближался ко мне, еще не наученный горьким опытом. Видимо, его приятеля завело это зрелище, и он возомнил себя уж не знаю кем, только он вдруг замахнулся на дочь и попытался отвесить ей пощечину.
— А-а-а! — визг девушки волной взметнулся до верхнего этажа.
Тут я посчитала нужным вмешаться более основательно. Тем более что справиться с двумя еле на ногах держащимися алкоголиками не представляло совсем никакой проблемы. Не прошло и минуты, как оба уже лежали на заплеванном цементном полу подъезда, бормоча себе под нос ругательства и стеная. Рыжая девица во все глаза смотрела на меня, и взгляд ее выражал восхищение. И без того взбитая прическа ее теперь прямо-таки встала дыбом. Наконец она нашлась что сказать.
— Ой, вы… Спасибо! Меня зовут Марина, — улыбнувшись, заговорила она и даже протянула мне руку. — Вы к тете Тане? А ее сейчас нет.
— Это я уже поняла, — кивнула я. — А когда она будет, не знаете?
— Знаю. Она на работе во вторую смену, так что будет после семи. А вы кто?
— Я по поводу ее дочери Алены, — уклончиво ответила я.
После этих моих слов Марина явно насторожилась.
— Алены? — неуверенно переспросила она. — Так она здесь сто лет уже не живет… Я даже не знаю, где она теперь. Даже мать не знает. А вы что, ее ищете? Так тетя Таня вам ничем помочь не сможет. Она сама долгое время плакала и жаловалась, что дочь пропала неизвестно куда.
— Алену вчера похоронили, — решила огорошить я девушку.
У той от неожиданности приоткрылся накрашенный красно-кирпичной помадой рот.
— Адрес ее матери я узнала только сегодня, — продолжала я тем временем, — потому никто и не мог сообщить ей о смерти дочери. Вот я и приехала, чтобы сказать лично.
Марина вроде бы понемногу пришла в себя и спросила:
— А вы ее подруга, да?
Я не успела ответить, поскольку она тут же спохватилась:
— Ой, ну что же мы о таких вещах тут, на лестнице, разговариваем? Давайте к нам пройдем, вы как раз можете тетю Таню подождать. У меня дома никого нет.
— Но вы, кажется, куда-то собирались, — заметила я.
— Да, к подружке. Но ничего страшного, если и не пойду, — тут же отмахнулась Марина, поворачиваясь к своей двери и ковыряясь ключом в замке. Перед тем как распахнуть дверь, она бросила взгляд на по-прежнему лежавших на полу отца и его товарища, увидела, что оба мирно захрапели, еще раз махнула рукой и потащила меня за собой в квартиру.
Внутри все было так, как и должно было быть в бедной рабочей семье, глава которой пьет. Минимум обстановки, выцветшие и порванные во многих местах обои, потекшие потолки, ржавая сантехника. Но, помимо этого, не наблюдалось даже элементарного порядка. Везде были раскиданы вещи, стол в кухне завален грязной посудой. При моем появлении, правда, Марина принялась энергично суетиться, рассовывая вещи по шкафам и пытаясь делать сразу несколько дел. Несмотря на то, что получалось у нее неплохо, она вскоре прекратила это занятие, вспомнив, зачем, собственно, позвала меня к себе. Она села на стул, предложив мне устроиться в единственном кресле — старом и очень громоздком, к тому же оказавшемся жестким и неудобным.
— Так как же это случилось? — спросила она. — Вас, кстати, как зовут?
— Меня зовут Татьяна, — ответила я. — А случилось весьма трагично: Алену застрелили.
Марина испуганно ахнула и прикрыла рот ладонью.
— Боже мой! — выдохнула она. — Я так и знала!
— Что вы знали? — тут же насторожилась я.
— Ну то, что она так и кончит, — покачала растрепанной головой Марина.
— Почему?
— Потому что он обещал ей, — серьезно проговорила она. — И никто, конечно, ничего теперь не докажет! У них это запросто. Небось похоронили Алену, а делом-то никто и не занимается…
— Отнюдь, — покачала я головой. — Я как раз и занимаюсь.
— Так вы из милиции? — воскликнула Марина в еще большем изумлении. — А я еще подумала, где вы так драться научились…
— Я не из милиции, — не стала я врать, сразу определив, что Марина относится к тому типу людей, которые придут в восторг от общения с частным детективом и всячески захотят поспособствовать ему в расследовании. — Я частный детектив.
В своих предположениях я не ошиблась. Как и ожидалось, Марина вытаращила глаза и уставилась на меня с уважением и восхищением.
— Здорово, — протянула она, доставая сигарету. Она протянула мне пачку, но я вежливо отказалась и вынула «Мальборо», теперь уже в свою очередь предлагая угоститься Марине.
Когда мы обе закурили, я продолжила:
— В связи с этим, Марина, у меня к вам множество вопросов. Я так поняла, вы хорошо знакомы с Аленой и ее семьей?
— Когда-то мы с Аленой подругами были, — со вздохом сообщила девушка. — Только не виделись уже давным-давно, с тех пор как она отсюда уехала.
— Но вам известно то, как и чем она жила до отъезда?
— Конечно, — пожала плечами Марина. — Мы же через стенку жили, каждый день виделись, все друг другу рассказывали… Как я не хотела, чтобы она уезжала! Но тоже боялась, что он убьет ее здесь.
— Подождите, а кто он?
— Толька, — снисходительно и в то же время с опаской в голосе произнесла Марина. — Познакомилась она с ним на свою голову! Потом не знала, как отделаться.
— А поподробнее? Что за Толька, как фамилия, чем занимается?
— Фамилия у него… — Марина закатила глаза к потолку, — по-моему, Клименко. Чем он сейчас занимается, я не знаю.
— А раньше?
— Раньше! — усмехнулась Марина. — Бандит просто был, самый обыкновенный. Но с гонором большим, и пальцы вечно веером. Он все время каким-то страшным казался. Потому что без башки был.
— В каком смысле? — уточнила я.
— Куражиться любил, силу свою напоказ выставлять. А по-моему, не силу, а дурость. Вот, например, как-то поругались они с Аленой, она ему сказала, чтобы он не приходил, так Толька ей и говорит: не выйдешь — на крышу залезу и по водосточной трубе пройду. Она, конечно, не поверила — у кого на такое ума всерьез хватит? Оказалось, хватило. Взял и полез. И орет ей оттуда, с крыши, — смотри, мол. Мы выбежали обе, а он и правда на трубу уже наступает. Ну, Алена и закричала, чтобы слезал немедленно. Помирились они после этого, конечно. Да они сто раз ссорились да мирились, а потом снова ссорились. И сколько таких случаев было, наподобие как с этой трубой, сейчас уже всего и не вспомнишь. Любил Толька напоказ все делать, ярко. Алена как-то раз заболела, он ее и спрашивает — что ты, мол, хочешь? Ну, она ему в шутку и говорит — крокодила. И что вы думаете? Под вечер он ей откуда-то живого крокодила приволок! Тетя Таня чуть в обморок не упала, Алена сама перепугалась до жути… Еле уговорила того крокодила обратно отнести. Вот так. Любил он ее, конечно, сильно. Только как-то… по-садистски, что ли.
— Это как? — не очень поняла я, что Марина имела в виду в данном случае.
— Ну… — девчонка снова закатила глаза, раздумывая, как бы подоходчивее мне объяснить. — Любил, чтобы она его во всем слушалась. Любил ревность свою показывать нарочно. Мне кажется, он больше притворялся, придумывал сам всякие поводы, потому что с чего ему Алену ревновать по правде было? Она не гуляла ни с кем без него, уж я-то знаю. А он нарочно старался скандал устроить.
— Но для чего?
— Я думаю, чтобы так интереснее ему было, — задумчиво протянула Марина. — Он вообще не любил, чтобы все было вяло и пресно, ему постоянно азарт нужен был, всякие эмоции сильные. Вот и придумывал сам разные сцены.
— Он бил Алену?
— А то! — фыркнула Марина. — Под конец, можно сказать, постоянно. Но бил аккуратно, чтобы на лице следов не оставалось. Не потому, что боялся, что она кому-то на него пожалуется, а просто лицо ее портить не хотел. Жалеть ее начинал. Алена рассказывала, что он, когда успокоится, любил ее раздевать, синяки, которые сам же поставил, целовать и прощения у нее просить, снова к себе звать.
— Так Алена жила у него? — уточнила я.
— Да она то тут, то там жила. У него, конечно, квартира была… не то что у нас. В центре города, просторная, внутри все сверкает. Я один раз была там. Ну, вот он Алену к себе и забрал. А после скандалов она сюда, к матери, прибегала. Только он всегда приезжал за ней вместе со своими братками, обратно забирал. Подарки всякие дарил дорогие. Этого у него, конечно, не отнять.
«Да уж, какая неуравновешенная у парня нервная система! — подумалось мне. — Не очень он обычный тип, этот Толька Клименко».
— И что же было дальше? Почему они все-таки расстались?
— Да потому, что надоело ей все это! Кому такое понравится? У него там, значит, всякие завихрения в башке, игры дурацкие, а она терпеть должна? — воскликнула Марина.
— И как произошел разрыв? Алена сама ему объявила?
— Сначала — да. Хотела поговорить спокойно, хотя с Толькой это невозможно. Так оно и получилось. Он разъярился, начал орать, что никому ее не отдаст, что она ему принадлежит, и все! Избил ее до полусмерти, а на следующий день пришел прощения просить, как обычно. Цветами ее просто завалил. У него денег-то полно было, — Марина усмехнулась. — Ну, Алена и поняла после этого, что с ним разговаривать — себе дороже. Стала думать, как сбежать от него. А он, видать, почувствовал, потому что предупредил: попробуешь от меня скрыться или заведешь кого — убью, так и знай!
— А обращаться в милицию она, естественно, не пробовала, — скорее утвердительно, чем спрашивая, сказала я.
— Какая милиция! — махнула рукой Марина, подтверждая мое предположение. — От Тольки в то время все менты кормились. Стали бы они к нему меры принимать, как же! Алена понимала это прекрасно. Знала, что потом только хуже будет, что он ее вообще прибить может. Тетя Таня как-то раз хотела милицию вызвать, когда дочь всю в синяках увидела, но Алена ей запретила.
— И долго это продолжалось?
— Их отношения? Да года три почти, — подумав, ответила Марина.
— И как же все-таки Алене удалось от него уйти?
— О-ох! — Марина тяжело вздохнула и покачала головой. — Это целая история. Познакомилась она с одним парнем. Мне он, кстати, не понравился тогда, но она так намучилась с Толькой, что готова была с кем угодно сбежать, лишь бы ее от него спас. А парень тот не местный был и собирался к себе в Самару уезжать. Вот Алена за него и ухватилась, просить стала, чтобы он ее с собой взял. Ну, она вещи втихую собрала и вместе с ним на вокзал. Даже матери не сказала, куда направляется, записку только оставила, что с ней все в порядке и жить теперь будет в другом городе. Мне только сказала, что в Самару едет, и слово взяла, что я никому не расскажу. Я и молчала до сегодняшнего дня.
— А Толька как отреагировал? — спросила я.
— О — ой! — Марина замахала руками. — Тут целый тарарам стоял! Он же всех на уши поднял! И меня, и тетю Таню. Прямо допрос учинил, куда Алена делась. Кое-как удалось его убедить, что мы не знаем ничего, тетя Таня и записку Аленину показывала. В конце концов он поверил, что мы ничего не знали и не знаем, и отстал от нас. Всю округу начал трясти, кто что видел да кто что знает. Ну, кто-то и сказал ему, что она с этим парнем уехала. А что за парень, тоже никто толком сказать не мог. Толька зубами поскрипел-поскрипел, а деваться некуда, сделать все равно ничего не может. Только повторил несколько раз, что, если найдет ее, убьет.
Марина перевела дух и закурила еще одну сигарету. Потом спросила меня, не хочу ли я чаю. Чаю я не хотела, а вот кофе выпила бы с удовольствием, хотя и подозревала, что в этом доме его не водится, поскольку глава семьи предпочитает более крепкие напитки. Однако Марина меня приятно удивила, сообщив, что кофе все-таки имеется. Она отправилась на кухню и подозрительно быстро вернулась с двумя чашками. Меня охватили смутные сомнения, которые подтвердились, как только я сделала глоток. Конечно, в полном смысле этого слова назвать этот напиток кофе было нельзя. Принадлежал он к разряду самых дешевых и был смешан с различными добавками типа цикория и прочей ерунды. Однако из вежливости я не стала кривить губы и продолжала отпивать жидкость маленькими глоточками, попутно продолжая расспросы.
— Марина, а где теперь Клименко? Что о нем слышно?
— Сто лет уже его не видела. Вскоре после того, как утихла история с бегством Алены, ходили слухи, что его забрали, — многозначительно добавила Марина, — то есть что он сел. Но точно я не знаю.
— А где и как его можно найти, вы не знаете?
— Не знаю, — развела руками Марина. — Я сама была рада до смерти, что больше с ним общаться не приходится.
— А вы помните адрес той шикарной квартиры, где они жили вместе с Аленой? — с надеждой спросила я.
— Нет, точно не помню, но показать, наверное, смогу. Даже нарисовать смогу, — утвердительно кивнула Марина. — Я почти уверена, что это он Алену убил. Узнал откуда-то, где она, и убил. Вы из Самары приехали?
— Нет, не из Самары. Я приехала из Тарасова, — сказала я.
— Из Тарасова? — совсем удивилась Марина и наморщила лоб. — А, ну да, у Алены вроде бы там тетка живет. Она что же, с нею жила?
— Нет, только в самом начале. Вообще-то она жила с мужем.
— С мужем? — Я не переставала удивлять Марину информацией. — Так она замуж вышла? Ну, тогда однозначно Толька ее убил!
— Почему вы в этом так уверены?
— Потому что он предупреждал, что она ничьей не будет, только его.
— Ну, это могли быть просто слова, претенциозное хвастовство, — возразила я.
— Вы не знаете Тольку! — стояла на своем Марина. — Если ему в голову что-то втемяшится, ни за что не выбьешь. В лепешку расшибется, а сделает по-своему.
— Но вы же говорили, что он сейчас может находиться в тюрьме, — напомнила я.
— Ну не он, так дружки его, какая разница! — пожала плечами Марина. — А потом, я же говорю, что не уверена. Может, он и на свободе. Вам искать его нужно.
— Найти я его постараюсь обязательно, — кивнула я. — Только теперь давайте поговорим с вами об Алене. Как сложилась ее судьба в Самаре? Вам что-нибудь известно об этом или после ее отъезда она никак не давала о себе знать?
— Ну, однажды она позвонила мне, — вздохнула Марина.
— Вот как? — заинтересовалась я. — И что же она рассказывала?
— Сказала, что парень тот, с которым она уехала, ее бросил, что живет она на квартире, устроилась на работу. Куда именно, не сообщила, мол, это неважно. Просила матери передать, чтобы та не беспокоилась. А письма домой писать она боялась, думала, что Толька может вычислить, где она.
— Она не упоминала, что хочет поехать в Тарасов?
— Нет, про Тарасов вообще ничего не говорила, — отрицательно мотнула головой Марина. — Она вообще о себе говорила неохотно, голос у нее какой-то грустный был, усталый… Я думаю, что не нравилось ей в Самаре, совсем не нравилось. Но возвращаться нельзя было, боялась она.
«Все время боялась, — мелькнуло у меня в голове. — И в Тарасове тоже боялась. Интересно, природа этих страхов одна и та же или разная?»
— Марина, а когда она звонила?
— Давно уже, я и не помню даже, — ответила девушка. — Года два назад, наверное. Ой, а я ведь номер ее тогда записала, — вдруг вскочила она со стула.
— Алена оставила вам свой телефон? — настала моя очередь удивляться.
— Нет, что вы! Она на такое не пошла бы. Просто у меня аппарат с определителем, вот номер и высветился. А я взяла и записала на всякий случай.
Я невольно оглянулась на старый, треснувший дисковый телефонный аппарат, стоявший прямо на полу у входа в комнату. Марина смутилась и, намотав на палец рыжую прядь волос, со вздохом пояснила:
— Нет у меня уже того аппарата, папаша, сволочь, пропил. Сколько вещей у меня перетаскал! Мало того, что все, что с матерью нажито, тащил, так еще и на мои вещи замахнулся. Я, когда на работу устроилась, почти сразу после школы, стала потихоньку вещи хорошие себе покупать. А потом поняла, что без толку. Все равно все на сторону уйдет. И не отделаешься ведь от него никак! Еще и дружков своих сюда таскает…
Щеки Марины раскраснелись, лицо пылало от гнева и ненависти.
— Марина, вы хотели мне дать самарский номер Алены, — напомнила я.
— Ой, да, — спохватилась девушка. — Сейчас принесу.
Она вышла в другую комнату и вскоре вернулась с маленьким блокнотом в руке.
— Вот, — проговорила она, пролистнув несколько страничек. — Я специально не стала ничего приписывать, уточнять, просто цифры записала, и все.
Я тут же переписала номер к себе в блокнот. Конечно, эти шесть цифр мне ни о чем не сказали, но они могут оказать неоценимую услугу, когда я буду в Самаре. А в том, что мне нужно туда поехать, я теперь не сомневалась.
— Спасибо, Марина, — убирая блокнот, поблагодарила я девчонку. — Скажите, вы можете сообщить что-то еще касательно Алены? Не посылала ли она каких-то весточек о себе еще? Может быть, совсем мимолетных?
— Нет, — грустно покачала головой Марина. — Больше я ничего о ней не слышала. У матери ее спрашивала, но тетя Таня только руками разводила, вздыхала, а иногда и плакала. Интересно, Алена даже ей не сообщила, что замуж вышла?
— Этого я не знаю, — ответила я. — Меня больше тревожит, что мать не знает о ее смерти и даже не смогла приехать на похороны. А еще больше меня тревожит, что именно мне придется сообщить ей эту печальную новость.
— Ой, и не говорите, — вздохнула Марина. — Я прямо даже и не знаю, что с тетей Таней будет. Как бы «Скорую» не пришлось вызывать.
— Она что, сильно больна? — поинтересовалась я.
— Вообще-то нет, вон даже работать продолжает, — сказала Марина. — Но все равно, сами понимаете — смерть дочери, такой удар… Никому не пожелаешь!
— Марина, а у нее есть огород или дача? — внезапно вспомнив деталь из рассказа Груничева, спросила я.
— Дача? — подняла рыжеватые брови Марина. — Никогда у них не было никакой дачи. И даже когда участки стали раздавать свободно и все их хватать начали, тетя Таня не взяла. Они же давно без отца жили, Алену садово-огородные дела не волновали, а тете Тане зачем одной хлопотать? Я, например, тоже терпеть не могу. А раньше папаша любил нас на огород гонять. Засадит там все картошкой — и езжай ее пропалывай каждые выходные, всю спину изломаешь. К осени выкопаешь, а она — как горох. Нет уж! Я для себя решила — мне никаких дач не надо.
Я уже поняла, что Марина относится к словоохотливым, общительным и гибким натурам. За время нашего с ней разговора настроение девушки менялось несколько раз. Она то ненавидела Тольку, то сочувствовала подруге, то жалела ее мать, то с увлечением говорила о своей нелюбви к огородничеству. В принципе, она произвела на меня впечатление простоватой, добродушной и свойской девчонки. К этому моменту она, кажется, выложила мне все, что знала относительно своей подруги. И информация представлялась мне весьма ценной. По крайней мере мне в ближайшее время есть чем заняться. На повестке дня стояли посещение матери Алены, поиски и при удаче разговор с Клименко, поездка в Самару и вычисление записанного Мариной номера телефона. А поездка так или иначе потребуется, даже если я обнаружу убийцу Алены здесь, в Пензе.
Посмотрев на часы, я увидела, что время за разговором пролетело незаметно. Марина поймала мой взгляд и встрепенулась:
— Да! Тетя Таня, наверное, пришла уже. Пойдемте, я вас провожу, так лучше будет.
Я мысленно согласилась с Мариной, что так действительно будет гораздо лучше, и мы отправились в соседнюю квартиру. Отца Марины, равно как и его собутыльника, в подъезде уже не было. Очевидно, мужички проспались и теперь отправились на поиски новых алкогольных вливаний. Но меня они не волновали совершенно.
На этот раз мне повезло. После двукратного Марининого звонка дверь нам отворила совсем еще не старая женщина, темная шатенка, с аккуратным длинным каре. Вид у нее был вполне ухоженный, одета она была в прямую юбку до колен и светло-бежевый свитер. Лицо, хоть не блещущее особой красотой, тем не менее было миловидным и казалось даже привлекательным в первую очередь из-за выражения доброжелательности.
— А, Марина, здравствуй! — приветливо кивнула она головой своей соседке и с вопросительной улыбкой посмотрела на меня.
— Теть Тань, — вышла вперед Марина. — Тут вот к вам из Тарасова приехали… По поводу Алены.
Последнюю фразу Марина произнесла совсем упавшим голосом, а в глазах ее появилось испуганно-виноватое выражение. Моментально изменилась в лице и Татьяна Анатольевна. Она нахмурилась, в серых ее глазах появилась тревога.
— Что насчет Алены? — понижая голос, спросила она, глядя на меня. — Она что-то просила передать? Вы кто?
Как ни настраивалась я внутренне на предстоящий тяжелый разговор, но тут поняла, что так и не подготовилась к нему. А состояние матери Алены, моей тезки, стремительно — прямо на глазах — ухудшалось. Она почувствовала недоброе. Действительно, с чем может приехать какая-то незнакомая девица из другого города после стольких лет разлуки с дочерью, как не с дурной вестью?
— Я приехала из Тарасова. Вы ведь знали, что она там жила?
Тетя Таня на минуту замешкалась, а потом слегка кивнула головой в знак согласия.
— Но никому об этом не говорили, — продолжила за нее я.
Тетя Таня снова молча кивнула.
— И, наверное, правильно делали, — сказала я и вздохнула. — Только теперь уже все равно.
— А что? Что такое? — испуганно спросила тетя Таня.
— Ваша дочь умерла, — проговорила я, понимая, что сколько ни тяни, а сообщать о смерти Алены придется.
Несчастная мать оперлась о стену прихожей, к ней сразу же подлетела Марина и, взяв под руки, увлекла Татьяну Анатольевну в комнату. Та, моментально осознав, что произошло, и как-то сразу смирившись с этим, тихо плакала по дороге, держась рукой за сердце. Марина усадила Татьяну Анатольевну на диван, а сама помчалась в кухню — видимо, за лекарством. Я несколько нерешительно прошла к дивану, но садиться не стала, осталась стоять. Вскоре прибежала Марина с каплями, напоила ими мать Алены, не переставая говорить что-то успокаивающее. Татьяна Анатольевна медленно приходила в себя и вскоре обратилась ко мне с вопросом:
— Как это случилось?
Я начала рассказывать все с самого начала, с момента обращения ко мне Святослава Груничева. Мать кивала, не перебивая, словно соглашалась со мной, что все должно было быть именно так и никак иначе. Мне показалось, что смерть дочери хоть и потрясла ее, но настоящей неожиданностью не явилась. Словно Татьяна Анатольевна чувствовала нечто подобное уже давно, может быть, на подсознательном уровне.
— Когда? Когда это случилось? — тихо спросила она наконец.
— Сегодня ее похоронили. Я не могла найти вас раньше, уж извините. Дело в том, что Святослав не знал, где вас искать. А Алена, видимо, не хотела, чтобы кто-то об этом знал. В ее записной книжке адрес мы не нашли.
Татьяна Анатольевна снова начала кивать, тихонько повторяя про себя: «Да-да».
— Тетя Таня, эта девушка — детектив, — вступила в разговор Марина. — Ее зовут так же, как вас, Татьяна. Она очень ищет того, кто убил Алену. Я уже рассказала ей все, что мне было известно, думаю, теперь вам нужно сделать то же самое. Ведь больше нет смысла ничего скрывать, правда? Наоборот, лучше рассказать все-все, может быть, тогда убийцу скорее найдут.
— Не знаю, — безжизненным голосом отозвалась Татьяна Анатольевна. — Уже и не знаю, кому верить. За все это время научилась жить, никому не доверяя и ни с кем не советуясь, ни с кем не делясь. Все скрывать привыкла.
— А что скрывать? — пожала плечами Марина. — Вы что, знали, что она замуж вышла?
— Знала, — кивнула женщина. — Только Алена опять просила никому не говорить. Никому! Я же говорю, что привыкла все скрывать. Не знаю уж, правильно ли она делала, что так пряталась да маскировалась, не знаю… Ничего уже не знаю.
— Откуда вы узнали, что Алена вышла замуж? — спросила я.
— Мне сестра письмо прислала полгода назад, — ровно ответила Татьяна Анатольевна. — Она в Тарасове живет. Написала, что муж Алены — хороший человек, с достатком. Сама, мол, она его не видела, но Алена расписала все здорово. Правда, строго-настрого запретила кому-либо говорить. Потому что связалась по глупости да по молодости с одним… — мать укоризненно посмотрела на Марину, и та вспыхнула. — Вместе же вы тогда ходили на танцы, по кафе по всяким! Доходились вот… Ты-то куда смотрела?
— А что я? — стала оправдываться Марина. — Она сама на него запала. Вернее, он сначала, а она уж следом. А я-то ей кто, надзиратель, что ли? — обиделась Марина.
Я поняла, что речь идет о Клименко. Но к личности бандита Тольки еще будет время вернуться, а пока нужно задавать другие вопросы.
— Татьяна Анатольевна, когда вы последний раз общались с сестрой?
— Ой, да это еще три года назад было, — махнула рукой Татьяна Анатольевна. — Раньше часто друг к другу в гости ездили, а сейчас не больно-то наездишься с нашими доходами. Письмо вон прислала, и все.
— Понятно, — кивнула я. — А ваша сестра в курсе того, что происходило вокруг Алены здесь? Она не была удивлена, что вы не приглашены на свадьбу, например? Что вы ни разу не приезжали к дочери?
— Свадьбы не было, сейчас молодые все по-другому решают. А приезжать… Да, наверное, при других обстоятельствах я бы обязательно съездила. Нет, Галина в курсе, ей Алена рассказала в общих чертах.
— Да боялась она! — снова вступила Марина. — Вы же знаете этого дурака.
— Не знаю я ничего, — снова поникла тетя Таня. — Этого дурака уже давно здесь нет. Чего было так скрываться? В конце концов, она замужняя женщина уже была, и муж все-таки, как я поняла, из крутых. Чего было ей бояться? Всю жизнь, что ли, собиралась от Тольки бегать? Вот, добегалась!
— Татьяна Анатольевна, а ведь сначала Алена уехала в Самару, — осторожно начала я, и женщина испуганно посмотрела на меня. — Вам что-нибудь известно об этом?
Мать Алены на некоторое время отвела взгляд, что-то соображая, потом все-таки ответила:
— Насчет Самары мне было известно, что дочка туда поехала, а больше ничего.
— А с кем она туда поехала и зачем? В смысле, как собиралась устраиваться там?
— Не знаю я, как она собиралась там устраиваться. Я того парня не видела, сказать про него ничего не могу — ни плохого, ни хорошего. А Алена тогда как потерянная ходила, у нее только одно было на уме — сбежать от Толяна. Она прямо так вот ходила по квартире и бормотала: «Сбежать от Толяна! Во что бы то ни стало сбежать от Толяна!» Я даже боялась, что она умом тронется.
— Ну а из Самары она давала о себе знать?
— Нет, — вздохнула Татьяна Анатольевна. — Маринке вон звонила, и все. А мне и позвонить нельзя, у меня телефона нету. И что к Галине она приехала, я только из письма узнала. Ахнула даже, когда прочитала, не думала, что она туда помчится. И что ей там, в Тарасове, делать? Почему домой не вернулась?
— Ну как почему, теть Тань! — воскликнула Марина. — Здесь же Толян! Неужели непонятно?
— Неужели этот Толян действительно такой монстр, — с сомнением спросила я, — чтобы из-за него годами скрываться?
— Ой, я уже и сама не знаю, от кого она там скрывалась! — с горечью сказала Татьяна Анатольевна. — Я же говорю: совсем перестала что-либо понимать. А что, и Галина не знает, что ее убили? — внезапно опомнилась она.
— Нет, не знает. Алена и ее адреса никому не сообщала и нигде его не записывала. А мы даже фамилии ее не знаем, может быть, у нее по мужу фамилия.
— Ой, господи! КГБ какое-то устроила! — всплеснула руками Татьяна Анатольевна. — Да адрес-то я вам скажу, только что теперь? Я ей и сама сообщу о смерти Алены, завтра с утра поеду в Тарасов на автобусе. На могилку-то дочкину хоть схожу…
И Татьяна Анатольевна, не сдержавшись, заплакала. После того как Марина вторично напоила ее успокоительным, мать Алены сквозь всхлипывания проговорила:
— И за что мне такое наказание? Я ее такой не воспитывала, не знаю, откуда у нее взялся этот… ну… авантюризм. Все время скрывалась, бегала, все на мужиков каких-то своих надеялась, а потом от них же и бегала. Ни учиться не смогла, ни ребенка не родила! Так, по городам моталась. В десятом классе вон в Москву автостопом поехала. Не знаю, откуда у нее это? А не к добру все. Она и сама уж, по-моему, не понимала, от кого она бегает! — подытожила тетя Таня.
Меня ее последние слова очень заинтересовали.
— Значит, она бегала не только от Толяна? — спросила я и поймала удивленный взгляд Марины.
— Думаю, не только. Потому что ее и другие начали искать. Видно, снова куда-то не туда сунулась, вот и заработала неприятности! — в сердцах проговорила Татьяна Анатольевна.
— Стоп-стоп! А такие сведения у вас откуда? — моментально насторожилась я, а Марина аж рот раскрыла от удивления.
— Так пришли ко мне, — с каким-то вызовом воскликнула тетя Таня, — на ночь глядя здоровенные такие три лба! Не то менты, не то бандиты, черт их поймет. Я документы у них не спрашивала. Не нужно было дверь открывать, а я, как дура, не спросила даже. А они наглые, оттерли меня и в квартиру сразу. Осматривать все начали, да так бесцеремонно! Под кровать даже залезали. Потом пристали — давай говори, мать, где твоя шалава! Прямо так и сказали. Я уж и так и сяк их убеждала: не знаю, мол, сама не знаю! А они — сейчас мы тебя паяльником, утюгом, еще чем!
— И вы ничего не сказали?
— Им? А чего я могла сказать, если сама ничего не знала? — занервничала Татьяна Анатольевна, как будто «три лба» опять присутствовали здесь. — Скажи спасибо, что я не сказала, что ты подруга ее лучшая, а то они бы и к тебе заявились! — обратилась она к Марине. — А если б твой папаша на них выпендрился, они бы его просто грохнули!
— И что же было дальше? — спросила нетерпеливая Марина.
— Я уж их спросила: если знаете, где дочка, так хоть расскажите, жива ли, здорова… А они мне — если, говорят, поймаем, значит, жива не будет! Я им — почему? А они ржут только и не объясняют ничего. Один сказал, правда, что, мол, есть за что. Вот так!
— А откуда они приехали, кто они вообще такие? — уточнила я. — Они хоть что-то о себе говорили?
— Сказали, что из Самары прибыли, больше ничего. Я им милицией пригрозила, а они только сильнее ржать начали, что, мол, они сами милиция. Ну, посидели у меня — я всю ночь не спала! — к утру уехали. Обещали, что следить будут. И что если я наврала и скрываю Алену, то мне голову отвинтят. И чтоб молчала я про их визит, еще предупредили. А ты говоришь, почему не сказала!
Татьяна Анатольевна снова обиженно и укоризненно посмотрела на соседку.
— Значит, из Самары, — вслух констатировала я.
— А может, и не из Самары, — тут же возразила Татьяна Анатольевна. — Может, так просто сказали, на всякий случай. Может, их этот подослал, Толян окаянный, черт бы его подрал. На него похоже — такие фортеля выкидывать. Он выпьет — и пошел куролесить.
— Нет, я не думаю, что тут они просто так сказали, — покачала я головой, — если действительно ничего не знали про Алену. Татьяна Анатольевна, может быть, еще какие-то инциденты были?
— Нет, больше, слава богу, — ответила мать Алены, — никто не приезжал, не угрожал… О самой Алене тоже никто ничего не сообщал, я действительно о дочке ничего не знала, пока не пришло письмо от Галины.
— А Толян Клименко, он не появлялся?
— Давно уже не видно его, паразита. А вначале все нервы измотал. Как узнал, что Алена исчезла, каждый день здесь ошивался — и просил, и грозил, и умолял… Плакал даже, потом орать начинал. Псих ненормальный! Еле-еле отстал от нас с Маринкой.
— Я рассказывала об этом, — вставила Марина.
— Говорят, посадили его, бандюгу, — продолжала Татьяна Анатольевна. — Туда ему и дорога! Наверное, поэтому Алена и пожила хоть немного спокойно, пока он не освободился. Хотя какое там спокойно! — махнула она рукой. — А потом, видно, вышел и разыскивал ее. И убил… И живут же такие на свете!
— Ну, с ним мы разберемся, — пообещала я. — А про Самару, значит, ничего точно не знаете? Ни где Алена жила, ни где работала? Хотя бы примерно… Ну, что-то же она говорила до отъезда!
— Да ничего она толком не говорила! — прижав руки к груди, простонала Татьяна Анатольевна. — На парня этого надеялась. А я уж даже не помню, как его звали. Марин, ты помнишь, что ль?
— Вроде Сережа, а может, и Саша, не помню, — неуверенно проговорила Марина. — Да что толку? Фамилию-то мы все равно не знаем. Может, его уже и в Самаре нет давным-давно. Он появился здесь проездом, не помню даже, где Алена его подцепила. Один раз только я его и видела: они вдвоем пришли среди ночи, что-то им нужно было.
— Вот всегда так! — воскликнула Татьяна Анатольевна. — Среди ночи им что-то понадобилось… Дома надо по ночам сидеть, а не шляться. Она когда уезжала, так нервно собиралась, у меня прямо вся душа за нее изболелась. Как чувствовала я, что последний раз дочку вижу. Только-только успокоилась, когда письмо от Галины получила. А тут вот — на тебе!
И женщина снова заплакала. Я вздохнула, понимая, что ничего большего я здесь, увы, не узнаю. Хотя, конечно, глупо было рассчитывать, что Татьяна Анатольевна с ходу выложит мне имя убийцы дочери и представит тому железные доказательства. И так хорошо, я много нового узнала, про одного только Клименко вон сколько.
А что, такой неуравновешенный человек вполне мог совершить убийство. Тем более если он принадлежал к бандитской среде. По их понятиям он мог считать, что Алена его «кинула» и теперь он должен ей отомстить. Уж кого-кого, а знакомых у Клименко, таких, которые напасть и избить могут, а также и стрелять умеют, наверняка полно. Похоже, Алена кого-то из нападавших узнала — я вспомнила, что Груничев говорил о фразе «это они», произнесенной его женой во время одного из нападений.
По всей видимости, Алена скрывала от мужа свое прошлое, считая, что так будет лучше. Груничев действительно далеко не образец хладнокровия. Хотя, может быть, если бы она рассказала ему все, то, возможно, не было бы столь трагического финала.
Нападения на улице, скорее всего, служили предупреждением. Или попыткой поговорить, объясниться. И только потом, когда Алена своим поведением показала, что она совершенно не желает разговаривать со своим бывшим возлюбленным, он приказал нажать на курок. Версия логична. Остается выяснить, как Клименко напал на след. И почему не объявился сам? По идее, все должно было развиваться несколько иначе. Он заявился бы к Груничеву, растопырил пальцы и заявил: «Это моя женщина, а ты канай отсюда, козел!» Ну или что-то наподобие того.
Стоп! А может быть, он и заявлялся? Только разговаривал не с Груничевым, а с самой Аленой, и она, естественно, о его визите умолчала? Но… Судя по бешеному нраву Клименко, финал разговора, если бы он ему не понравился, должен был быть другим: куча синяков, скандал на весь дом, а то и «перо в бок» неверной возлюбленной. Да и не ограничился бы Толян разговором с Аленой, непременно попытался бы наехать на Святослава.
Так, так… Остается выяснить, в состоянии сам Клименко физически все это сделать или он находится в местах не столь отдаленных и просто пацанов своих послал мстить? Одним словом, версию необходимо проверить, потому что пока у меня только возникают новые вопросы.
Я уже поняла, что наступил момент, когда нужно заканчивать разговор с Татьяной Анатольевной и Мариной и отправляться дальше. Татьяна Анатольевна на прощание повторила, что завтра поедет в Тарасов к сестре, а потом на могилу дочери, и попросила меня дать адрес ее мужа, что я легко сделала.
Марина же, услышав, что я ухожу, засуетилась. Вспомнив, что за время нашего с ней знакомства — а прошло уже несколько часов — я ничего не ела, она никак не хотела меня отпускать, пока я не поужинаю. Девчонка пыталась снова затащить меня в свою квартиру, но я вежливо, хотя и решительно, отказалась, пообещав, что обязательно сообщу ей о том, что мне удалось выяснить. На всякий случай я оставила Марине свою визитку с номерами телефонов и попросила ее сообщить мне, если она вспомнит что-нибудь важное. На этом мы попрощались.