Глава 13

Я отчаянно нажимала на кнопку звонка, но вдова не подавала признаков жизни. Ни единого звука не проникало через металлическую дверь, ни одного лучика не светилось в «глазке». Интересно, Даша именно меня не желала видеть или вообще никого? А может быть, она теперь боится за свою жизнь? Вдруг она решила, что следующей жертвой станет она?

Вот и Сологубов чего-то, точнее кого-то, испугался и предпочел, чтобы его спрятали в следственном изоляторе. Я села на ступеньки и впервые всерьез задумалась о бухгалтере благотворительного фонда «Крестоносцы». Почему именно на его даче развернулась кровавая трагедия? В случайное стечение обстоятельств мне не верилось. А что тогда? Профессиональная деятельность? Возможно. Главный бухгалтер Сологубов, естественно, был прекрасно осведомлен обо всех финансовых потоках…

«Пристегнуть» Сашу Вележева к Сологубову через Олесю я еще могла, но вот Даша и Миша как-то к бухгалтеру не клеились. Предприняв еще одну безрезультатную попытку достучаться и дозвониться до вдовы, я решила пока оставить ее в покое и заняться Евгением Викторовичем. С этой стороны к расследованию я пока еще не подходила. Как знать, может быть, именно отсюда и следовало плясать.

В моей сумке отчаянно задребезжал мобильник. Это звонил Кирьянов. Володька, наверное, уже устал ждать меня в своей горуправе. Я заколебалась — отвечать или не отвечать? Спустившись на улицу, я вознаградила-таки Кирину настойчивость своим запоздалым ответом. В конце концов, мы всегда находили общий язык.

— Да, слушаю, — сказала я ангельским голосочком.

— Таня, ты ко мне собираешься? — сурово спросил Кирьянов.

— Нет, — честно и откровенно призналась я.

— Как это нет? — удивился Киря. — Твоя подруга и ее дружок-шизофреник остаются под подозрением.

Вот уж поистине, только настояв на своем, понимаешь, что не на том стояла! Теперь я окончательно уверилась в том, что Элен и Шурик здесь совсем ни при чем.

— Ты знаешь, Володя, я вчера погорячилась насчет своей подружки, она нашлась, звонила мне. Лена отдыхает за городом, у нее все нормально, никто ее не похищал. — Я стала отчаянно выгораживать Ленку, ведь женская дружба и солидарность того стоили.

— Ну если твоя версия пожухла, тогда я совсем не знаю, что делать. Шорникову мы ночью подняли с постели, побеседовали с ней… Думаю, что она насчет своей свекрови не в теме. Из дома она вечером никуда не выходила, соседи это подтверждают, а говорить твоим голосом по телефону она вряд ли могла. Иконцева распознала бы обман.

— Как Галина Максимовна?

— Пока без сознания. Врачи говорят, что состояние стабильно тяжелое, но надежда есть. Наши люди там дежурят, но пока никто не рвался навестить больную.

— Ясно. Володя, мне нужен домашний адрес Сологубова или хотя бы контактный телефон его жены.

— Да мы уже с ней беседовали. Пустое. Супруга плачет и говорит, что понятия не имеет, кого Евгений может бояться. Соседи тоже ничего интересного не рассказали.

— Но ведь сам признался, что кого-то боится!

— Ладно. Может быть, у тебя что-нибудь получится. Записывай адрес, — Володька продиктовал мне координаты Сологубовых, и я прямо туда и поехала.

Главный бухгалтер благотворительного фонда и его семья проживали в типовой девятиэтажке в районе так называемой Молочки. Я поднялась на третий этаж и позвонила в одиннадцатую квартиру.

— Кто там? — раздался испуганный женский голос.

— Частный детектив. Лицензию в «глазок» показать?

— Не надо, — ответила женщина и открыла дверь.

Это была миловидная дамочка лет тридцати, небольшого роста, с темными волосами, забранными на затылке в пучок. Одета она была в старые поношенные джинсы и серенький свитерок с обвислыми локтями. Короче, типичная домохозяйка, среднестатистическая по всем параметрам. Нет, пожалуй, в глазах была непомерная тоска и затравленность, а в остальном ничего особенного.

— Извините, я не представилась. Меня зовут Татьяна.

— Ольга, — сказала Сологубова, глядя куда-то мимо меня. — Не разувайтесь, я как раз хотела заняться генеральной уборкой.

— Ладно, — ответила я и прошла за хозяйкой в комнату.

— Вы, наверное, убийцу того парня из леса ищете, чей джип у нас на даче как-то оказался? — догадалась Сологубова. — Знаете, мне совершенно нечего вам сказать. Я и милиции уже это говорила — то, что произошло, это для нас как гром среди ясного неба. Мы жили тихо, мирно, никому зла не делали. Женя в благотворительном фонде работает, я — в больнице медсестрой. У нас двое детей. Неужели вы думаете, что мой муж мог поднять на кого-то руку?

— Нет, я так не думаю. Оля, у меня есть подозрение, что вашего мужа подставили и сделали это не случайно. Давайте вместе с вами поразмышляем, кто бы это мог все организовать и почему.

— Я даже не знаю, что вам ответить. Меня уже милиция об этом спрашивала, но я ничего не знаю, — говорила Сологубова, упорно избегая моего взгляда. — По-моему, это все чистая случайность…

— Возможно, и тем не менее ответьте на мои вопросы.

— Да, конечно, я хочу, чтобы Женю скорее выпустили. Я не знаю, что говорить детям. Пришлось им соврать, что папа в командировке.

— А где сейчас дети?

— В детском саду. Маша в подготовительную группу ходит, а Гриша — в младшую. А я сегодня отгул взяла, чтобы к Жене сходить, передачу отнести…

— Оля, скажите, на работе у Евгения Викторовича все нормально было?

— Да. Он очень опытный бухгалтер.

— А вы когда-нибудь посещали лекции отца Николая?

— Нет, они ведь вечерами бывают, а у меня дети. Конечно, Женя с ними справляется, но я все равно стараюсь быть вечерами с детьми.

— Понятно. А дача на Кумысной поляне у вас давно?

— Нет, только в прошлом году купили. Женя любит в земле ковыряться. Еще он строить любит, вот к дому пристроечку сделал, гаражом занимался, хотел до зимы успеть…

— А как соседи?

— Какие соседи? Здесь или по даче?

— А что, у вас есть проблемы с соседями по дому?

— Нет, у нас ни с кем проблем не было. Случайность все это, случайность, — уже в который раз попыталась внушить мне Сологубова. — Поверьте мне!

Ольга много раз вставляла в свою речь подобные увещевания, но рассеять мои подозрения относительно своей откровенности ей не удавалось. Однако я делала вид, что верила, и задавала новые вопросы. Теперь попыталась выяснить, не знакомы ли были Сологубовы со всеми моими фигурантами — с Шорниковыми, Иконцевой, Вележевыми и просто Михаилом. Ольга сказала, что милиционеры называли ей фамилию человека, чей джип был найден на даче, а труп — в лесу, и тогда она услышала о Шорникове впервые. Что касается Михаила, хоть это имя и не было редким, среди знакомых и родственников Сологубовых никого так не звали. Вележевы и Иконцева тоже ей были незнакомы.

Я еще немного порасспрашивала Ольгу об их семейной жизни и ушла. Почему-то у меня было чувство, что медсестра от меня что-то скрыла. Я заметила, что ее радовало, что мои вопросы были мимо истины. Наверное, Ольга тоже кого-то боялась, а потому не спешила делиться своими соображениями. Увы, мне не удалось ее разговорить. Сологубова упорно повторяла одно и то же: ее Женя — тихий, мирный, положительный во всех отношениях, а то, что их дача стала местом преступления, так это просто роковая случайность.

Выйдя на улицу, я закурила и вдруг увидела свою однокурсницу Веру Панютину. Вера вела за руку своего отпрыска. Она тоже меня заметила и выразила искреннее удивление:

— Танька, неужели ты? Какими судьбами в нашем районе?

— По делам.

— Я слышала, что ты частным детективом работаешь?

— Да, так и есть.

— А я в Кировской прокуратуре, правда, сейчас в декретном отпуске сижу. Это мой младший, Коленька. Через два месяца нам три годика будет, придется на работу выходить. — Малыш засмущался и спрятался за Веркины ноги. А ноги у нее, надо сказать, были длиннющие-предлиннющие. Недаром Панютина играла в баскетбол за институтскую сборную, а между соревнованиями ходила по подиуму. Сама юриспруденция была ей по барабану, Верка поступила в Академию права лишь потому, что дядя был проректором. А теперь вот прокуратура, семья, дети…

— Хороший мальчик. Очень похож на тебя, — заметила я, когда чадо выглянуло из-за ног и показало мне язык.

— Что есть, то есть, — согласилась со мной Верка. — А ты…

— А я вот хочу у тебя спросить, ты с Сологубовыми из одиннадцатой квартиры случайно не общаешься?

— Бывает. Летними вечерами у песочницы вместе с Ольгой и ее детишками иногда сидим. А что случилось?

— Евгений в очень нехорошую ситуацию вляпался. Есть у меня подозрение, что кому-то он перешел дорогу.

— Слушай, Женька вроде порядочный мужик, не пьющий, не гулящий, не то что мой идиот…

— Мам, — захныкал мальчик.

— Сейчас, Коленька, сейчас. Слушай, Таня, пойдем я тебя с Васильевной познакомлю. Она с детишками Сологубовых сидела. Я вот Коленьку тоже думаю с ней первое время оставлять. Мал он еще для садика — ест плохо, пуговицы не хочет застегивать…

— Ну пойдем к Васильевне, — согласилась я и бросила окурок на асфальт.

— Слушай, только ей заплатить придется. Она просто так ничего делать не будет.

— Не вопрос.

Васильевна, как и Верка, жила во втором подъезде, на четвертом этаже. Но моя однокурсница не успела меня толком представить своей предприимчивой соседке, потому что мальчику вздумалось именно в этот ответственный момент попроситься на горшок. Короче, мне пришлось отрекомендоваться самой:

— Здравствуйте! Я — частный детектив, Татьяна Иванова. Хочу побеседовать с вами о Сологубовых.

— Ну, что ж, заходи, — сказала аккуратная старушка лет шестидесяти, этакая Мэри Поппинс на пенсии. — Правда, мне даже угостить тебя нечем.

Это был явный намек на кошелек.

— Не беспокойтесь, угощать меня не надо. Мне нужна только информация, если вы, конечно, ею располагаете…

— Может быть, я что-нибудь да припомню по твоему делу, — не без лукавства заметила Васильевна. — Только память, конечно, не та, что прежде. Надо таблетки от склероза купить, а денег на них не хватает.

Второй намек был уже таким толстым, что не обратить на него внимания было просто невозможно.

— Не беспокойтесь, частные детективы платят за информацию.

— Сколько? — тут же осведомилась пенсионерка.

— Надеюсь, вас не обидит мой скромный аванс, — сказала я и вынула из кошелька пятьсот рублей.

Бабулю, естественно, не обидело мое коммерческое предложение, она взяла новенькую купюру, потрогала ее пальцами, посмотрела на свет, убедилась в ее подлинности и сказала:

— Чего в коридоре стоишь? Проходи в зал, устраивайся, где тебе удобно будет.

Я с удовольствием приняла это предложение и устроилась на диване.

— Ты за Олю или против нее? — вдруг спросила Васильевна так, будто речь шла о спортивных пристрастиях, типа за «Спартак» я болею или за «Динамо». Бабушкина непосредственность начинала мне нравиться. Люблю неординарных людей!

— Конечно, за Олю и за ее мужа.

— Какого мужа?

— То есть что значит — «какого»? За Евгения Викторовича. Или у нее еще мужья есть?

— Слушай сюда. — Старушка села за стол, погладила рукой кипенно-белую скатерть и сказала: — Сейчас я тебе все по порядку расскажу. Конечно, Олюшка просила держать язык за зубами, но я думаю, что молчать не надо. Не знаю, что сейчас у Сологубовых произошло, но ясно же, что не зря милиция к ним приезжала. А все это из-за Валерки…

— Какого Валерки? — спросила я, начиная подозревать, что поторопилась улучшить финансовое состояние бабушки. За деньги Васильевна может столько басен понаплести, что самого дедушку Крылова переплюнет.

— Валерка — это первый муж Ольги. Примерно год назад из чеченского плена его освободили. Он там, горемычный, почти пять лет промаялся. От него все это время ни слуху ни духу не было.

— А как он туда попал?

— Поехал к деду на похороны на Кавказ и пропал. Правда, один раз позвонил, сказал, что миллион за него требуют, но откуда у Олечки этот самый миллион? Нет, она суетиться начала, какую-то сумму раздобыла, только больше никто с ней не созванивался. Год прошел, два прошло, три, а от Валерки ни весточки… Ольга тут с Женей познакомилась, сошлись они, а потом признали Валерку погибшим, и Оля с Женей расписалась, вскоре и Гришенька родился. Они свои квартирки малогабаритные на двухкомнатную в этом доме выменяли, и тут я с ними и познакомилась.

— То есть вы сами с этим Валеркой знакомы не были?

— Не перебивай! — строго сказала Васильевна. — Иначе собьюсь. Значится, так, сначала я Машку нянчила и ведать не ведала, что она не Женькина дочь. Он ведь ее удочерил. Потом Оля на работу вышла, я и с Гришей сидеть стала. И вот однажды гуляю я с детьми во дворе, а напротив нас на скамейке мужик пристроился и все пялится на Машку и пялится. Я подумала, что это охальник какой, и от греха подальше увела детей домой. Оля вечером с работы пришла, на ней лица нет, плачет… Она уже несколько дней была такая расстроенная, но молчала. Короче, нашла я к ней подходы и все разузнала. Вот тогда-то она мне про первого мужа и рассказала… Освободили его, значит, из плена… Вернулся он в Тарасов, домой сунулся, а там другие люди живут. Он — к родителям, те померли. Тогда бедолага в больницу отправился, в которой Оля работала, там они и встретились… Короче, стал первый муженек про дочь спрашивать, про новый адрес… Ольга и так крутила, и эдак, а потом сказала, что снова замужем, что Маша другого человека своим отцом считает… Тот как взбрыкнет! Ребенка отдай, жилплощадь отдай! Месяца два такая катавасия длилась, страшно вспоминать. Короче, дело кончилось тем, что Женя с Олей купили Валерке небольшой домик в деревне, жить-то ему где-то надо! А на квартиру, даже однокомнатную, денег у Сологубовых не было…

— И что Валерка? Его удовлетворило такое решение?

— Вроде бы он поначалу даже рад был домику, а потом стал настаивать на том, чтобы Машке о нем рассказали.

— И что рассказали?

— Не знаю. У нас с Олей конфликт пошел, она мне денег задолжала, а мне зачем забесплатно с ее ребятишками сидеть? — Васильевна поискала в моих глазах понимания, и я не поскупилась на это чувство, согласно кивнула ей. — Мне другие соседи работу предложили, я и сказала об этом Сологубовой. Оля со мной постепенно расплатилась, а детей отдала в садик.

— А вы знаете, в какой именно деревне купили Валерке домик?

— Говорю же, память плохая, на таблетки денег не хватает.

— Это вы со мной так торгуетесь?

— Нет, действительно вспомнить не могу. — Васильевна изо всех сил старалась делать вид, что вспоминает. — Пожалуй, домик даже не в деревне купили, а в черте Тарасова, по-моему, в поселке Рокотовка. Да, точно там.

— А Валеркину фамилию вы случайно не знаете?

— Знала, но забыла. Говорю же, память неважная.

— Вспомните, пожалуйста.

— Лошадиная у него фамилия, только не Овсов. Сейчас… вертится на языке, никак не ухвачу… Вспомнила — Телегин! Валерий Телегин.

— А как он выглядит?

— Я его всего несколько раз видела, да и то почти год назад. Страшный был, как черт! Плен-то это не курорт!

— Само собой. И все-таки постарайтесь вспомнить, хотя бы в общих чертах, как он выглядел.

— Как старик выглядел, а ведь ему около тридцати было! Волосы почти седые, бородка небольшая, тоже седенькая, — красочно живописала Васильевна и вдруг заупрямилась. — Все, ничего больше не помню.

Конечно, я знала, как быстро вылечить ее склероз, но решила пока не прибегать к радикальному средству из кошелька.

— Давайте я вам помогу. Рост какой у него?

— Невысокий. Чуть выше Олечки будет.

— А телосложение какое?

— Чего?

— Ну, худой он или толстый?

— Не худой и не толстый, крепкий такой, точнее, коренастый. Он в плену много работал, вот мышцы и накачал.

— Понятно. А голос его вы слышали?

— Еще бы! Неприятный такой, сипловатый, будто простуженный.

Так слово за слово в моем сознании нарисовался портрет Валерки Телегина, имеющего все основания сжить со свету Женю Сологубова. Потом Васильевна начала повторяться, особенно насчет склероза, требующего медикаментозного лечения. Я выдала ей под расчет еще пятьсот рублей и ушла, убежденная в том, что кавказский пленник вполне тянет на роль убийцы Шорникова. Физически крепкий, озлобленный на жизнь…

Таня, разве ты забыла, что еще вчера ты считала, что убийца — романтик, немного сдвинутый по фазе? Вчера было вчера, а сегодня все поменялось…

Я прыгнула в «девятку» и поехала в Рокотовку. Меня совершенно не смущало то обстоятельство, что пока не было никакой связи между Шорниковым и Телегиным. Скорее всего, Валерка был просто наемным убийцей, и он был волен сам выбирать, каким способом лишить жизни Андрея, куда деть труп, во что его нарядить…

Разумеется, я не могла не думать о том, кто заказал ему Шорникова. На память пришли подслушанные сегодня разговоры Даши и Миши. Возникло предположение, что человек, сделавший вдове предложение руки и сердца по телефону, и есть заказчик. Да уж, эта женщина обладала какой-то таинственной притягательной силой! Мужчины так и тянули Дарью в ЗАГС! Андрей только познакомился с ней в Геленджике и сразу женился. Четыре дня прошло, как Шорникова стала вдовой, так ее опять замуж берут!

Да, Ленка была права, когда обвиняла меня в грубой прозаичности натуры, в неспособности на высокие чувства и в приземленности интересов. А двенадцатигранники вторили ей: «Жизнь живет надеждой одной, эта надежда — любовь!» Амур, тужур… Нет, у меня эта формула не работает! Я всегда считала и считаю, что любовь — это торжество воображения над разумом. А мой разум находит во всех мужиках много изъянов…