3
Звонок Дмитрия Ивановича застал меня без пятнадцати семь в душе. Мелодия «Смертельной битвы» вырвала меня из мира грез. Открыв глаза, я отключила воду и взяла со столика мобильник.
— Я надеюсь, вы не спали? — спросил Дмитрий Иванович голосом, в котором слышалась издевка.
— Нет, я в это время никогда не сплю, — огорчила я старика.
— А у меня вообще бессонница, почти не сплю, — признался Дмитрий Иванович со вздохом. — В общем, я еще раз посоветовался с сыном, вы приняты на работу. Приходите сегодня к восьми ко мне на квартиру и приступайте к своим обязанностям. Будете жить у меня. Я выделю вам отдельную комнату. Мне не с руки вызывать вас по телефону и ждать, пока вы приедете, если вдруг я захочу выйти куда-нибудь. Надо, чтобы вы всегда были рядом. Внутри квартиры ваши услуги мне не потребуются, так что, пока вам нечего будет делать, займетесь домашней работой: мытьем посуды, уборкой, стиркой.
— Что вы сказали? У меня, наверно, что-то со слухом? — удивленно произнесла я. Внутри медленно поднималась волна ярости.
— А что вы хотите? Деньги-то вам будут капать каждый час, — нагло продолжал Дмитрий Иванович.
— Я телохранитель, а не домработница. До свидания! — сказала я в трубку и отключила связь.
«Какой наглец!» — подумала я и вновь включила воду. Не прошло и пяти минут, как мобильный опять заиграл мелодию, установленную на незнакомый номер. Я схватила трубку с намерением высказать мерзкому старикашке все, что я о нем думаю, но это оказался Антон.
— Евгения Максимовна, извините отца. Он мне только что позвонил и передал ваш с ним разговор. Понимаете, старый человек уже не соображает, что говорит.
— Короче! — прервала я Антона.
— Приступайте к своим обязанностям и не слушайте всякой ерунды, что он будет вам говорить. Платить деньги буду я сам, как договорились.
— Договаривались вчера, сегодня цена другая, — с металлом в голосе сказала я.
Возникла продолжительная пауза. Придя в себя, Антон произнес:
— А вы круто обращаетесь с людьми. Я это уважаю. Короче, я согласен.
«Черт, наверно, его действительно припекло, если он так цепляется за меня, — подумала я, а вслух сказала:
— Хорошо. Я приступаю. Созвонимся в конце недели.
Без пяти восемь я нажимала кнопку звонка на двери квартиры Дмитрия Ивановича. Дверь открыл он сам.
— Пришли? — дружелюбно спросил старик, отступая, чтобы впустить меня внутрь.
— Здравствуйте, — хмуро поприветствовала я Дмитрия Ивановича, проходя мимо него.
— Здрасьте, здрасьте, — пробормотал он, закрывая дверь. Послышалось звяканье задвигаемых тяжелых засовов. Я остановилась в нерешительности посреди гостиной, ожидая хозяина. — Вот сюда, — указал Дмитрий Иванович на ковер на стене.
— Мне стать к стене? — не поняла я.
— Нет, — с досадой проворчал старик и откинул угол, под которым открылась дверь.
— Тайная комната, — улыбнулась я.
— Нет, не валяйте дурака! Я подготавливаю ковер для продажи. Он лежал сложенный и теперь должен отвисеться. Через пару дней его не будет, а пока постарайтесь не шмыгать лишний раз туда-сюда.
Дмитрий Иванович распахнул дверь и приглашающе кивнул:
— Проходите, это ваша комната.
Комната была чуть меньше громадной гостиной, но захламлена точно так же.
— Спать будете на раскладушке, — пояснил Дмитрий Иванович, указывая на предмет, явно довоенного образца, года эдак тридцать девятого, украденный, видимо, из лагерных бараков. Я печально посмотрела на большое ложе, закрытое пологом с отдергивающимися занавесками.
— Это кровать… — начал Дмитрий Иванович.
— Можете не продолжать, — оборвала я его, — я знаю, антиквариат, спать на ней никак нельзя. — В расстроенных чувствах я швырнула сумку вещами прямо на пол.
— В точку, — усмехнулся Дмитрий Иванович.
— Ладно, с этим разобрались, — подытожила я, — жила я в условиях и похуже. Сейчас самое главное, Дмитрий Иванович: от кого я должна вас защищать?
— Как от кого? — изумился старик. — От всех! Тут в квартире вещей на миллионы. Каждый отморозок в городе мечтает разбить мне голову. Даже мои родственники спят и видят меня в гробу. Барышня, право слово, вы задаете детские вопросы.
— Можно уточнить, — поинтересовалась я, — вы конкретно кого-нибудь подозреваете?
— Нет. Почему вы меня допрашиваете? Ваше дело охранять, а не задавать вопросы! — возмутился Дмитрий Иванович. — Для телохранителя вы слишком любознательны.
— Мой девиз, — сказала я спокойно, — «лучший способ защитить человека — это ликвидировать угрозу». Поэтому, если есть возможность, я одновременно с охраной занимаюсь расследованиями. Ведь чтобы ликвидировать угрозу, нужно знать, от кого она исходит.
— Ишь ты какая! — взъерепенился Дмитрий Иванович, услышав такие речи. — Чему вас там в Ворошиловке учили? Не знаешь, что ли, основного правила телохранителей?
— У меня свои правила, — сказала я, взглянув старику прямо в глаза. — Если вас что-то не устраивает, скажите сейчас.
— Меня все устраивает, — порворчал Дмитрий Иванович. — Если б не Антон, я бы давно послал вас ко всем чертям. Но он мне плешь проел своим: «Папа, не рискуй». Надоело пререкаться.
— Давайте не будем портить друг другу нервы, — предложила я миролюбиво. — Предлагаю каждому выполнять свою работу. Вы занимаетесь антиквариатом, я охраняю. Договорились?
— Хорошо, — согласился Дмитрий Иванович, смягчаясь. — Не хотите попить чаю? Валерия Евгеньевна ушла в магазин за продуктами, по-моему, в холодильнике еще что-то есть.
— Отличная идея, — улыбнулась я, подумав, что, по-видимому, старик наконец понял, что от меня легко не избавишься и рот не заткнешь.
Дмитрий Иванович проводил меня на кухню, где, к моему облегчению, почти не было развалов антиквариата.
— Позвольте похозяйничать? — спросила я, улыбнувшись.
— Давайте, если хотите, — согласился старик с немного ошалелым видом. — Там в заварнике еще со вчерашнего дня осталась заварка. Долейте кипятку.
— Справлюсь, — сказала я уверенно.
Голубыми язычками полыхнул газ, и я поставила на плиту чайник. Потом взяла со стола пузатый заварник, подняла крышку и заглянула внутрь. Средних размеров плесневелый грибок вяло покачивался в мутной коричневатой жиже.
— Похоже, этой заварке по меньшей мере месяц, — предположила я.
— Не мелите чепухи! — раздраженно воскликнул Дмитрий Иванович. — Вчера пили, не жаловались.
— Нате, полюбуйтесь. — Я сунула чайник под нос старику, с содроганием вспоминая вчерашнее чаепитие. Один глоток-то я все-таки сделала. Вот дерьмо.
От усиленной работы мысли Дмитрия Ивановича аж покорежило. Мне даже показалось, что в его глазах блеснули слезы.
— Ладно, заварите новый, только много заварки не сыпьте, — выдавил он из себя с величайшим трудом. Однако когда я была готова сыпануть заварки в обваренный чайник, Дмитрий Иванович вскочил и вырвал пачку чая у меня из рук. — Лучше будет, если я сам, — торопливо объяснил старик.
Промолчав, я села за стол, наблюдая за действиями Дмитрия Ивановича. Одна неполная чайная ложка, затем другая, на третьей антиквар замер в тяжелом раздумье.
— Нам хватит, — чуть слышно пробормотал он и высыпал третью ложку обратно в пачку, взял вскипевший чайник и залил необходимое количество кипятка в заварник.
Сев рядом со мной, Дмитрий Иванович сказал, что не любит сильно крепкий чай.
— О своем сердце надо заботиться, — назидательно добавил он.
— Вы, наверно, чай без сахара пьете? — спросила я, заранее зная ответ.
— От сахара только зубы портятся, — предостерег меня Дмитрий Иванович. — Мы с Валерией Евгеньевной пьем чай с солодским корнем. Знаете как вкусно!
— Могу себе представить, — фальшиво восхитилась я, когда старик потряс передо мной холщовым мешочком, покрытым желтыми пятнами и подтеками. Внутри были тонкие сморщенные корешки неприглядного вида.
Из обшарпанного холодильника Дмитрий Иванович извлек пластиковую коробочку с остатками селедки и пожелтевший засохший кусочек сыра. Из вскрытой коробочки с селедкой пахнуло таким ароматом, что я, отпрянув, с отвращением вскрикнула:
— Нет! Я не голодна! — и немного спокойнее: — Сыр я вообще терпеть не могу.
— Ну, как хотите, — обрадовался Дмитрий Иванович, хватаясь за вилку, — а я, знаете, не откажусь.
Чтобы не видеть, как старик поглащает селедку, я представила себя в красивом месте, рядом с водопадом, в гуще тропической зелени. Так я поступала в критические моменты.
— Вы слушаете меня? — спросил Дмитрий Иванович, тормоша меня за плечо.
— Что? — переспросила я, глядя на пустую коробку из-под селедки.
В дверь настойчиво звонили. Пальцы Дмитрия Ивановича впились в мою руку.
— Это ваша домработница, — воскликнула я, отдирая от себя руку старика.
Валерия Евгеньевна вплыла в квартиру, сияя от счастья. Поставив набитые сумки пред холодильником, она в возбуждении заговорила:
— Представляете, я сегодня на рынке нашла колбасу копченую по сорок рублей кило! — Такая очередь была. Люди чуть не давились. Просто чудо — по сорок рублей!
Дмитрий Иванович одобрительно крякнул и заспешил по направлению к туалету.
— А вам не кажется, что это несколько подозрительно? — спросила я, начиная понемногу осознавать, куда я попала.
— Да все брали, значит, ничего страшного, — поразила меня железной логикой Валерия Евгеньевна.
— Кстати, ваша заварка была заплесневелой, пришлось вылить ее в унитаз, — поведала я ей по секрету.
— Как же так? — побледнела домработница. — Я же недавно заваривала.
— Наверно, здесь плесень растет быстрее, чем в других местах, — с серьезным видом предположила я. — Думаю, это из-за обилия старых вещей. Советую осматривать себя по утрам, а то не заметите, как сами заплесневеете.
Домработница внимательно посмотрела на меня, силясь понять, шучу я или говорю правду. Вид у нее, надо сказать, был весьма испуганный. Через минуту вернулся Дмитрий Иванович.
— Желудок что-то пошаливает, — признался старик, как будто мне нужны были эти подробности.
— Скажите, пожалуйста, кто вхож в вашу квартиру? — спросила я, поригнорировав его жалобы. — Эта информация здорово облегчит мне задачу.
— Кто вхож, — пробубнил он, задумавшись. — Если кроме меня и Валерии Евгеньевны, то, конечно, же Антон, Васька — мой внук-лоботряс, сын Бориса — старшего брата Антона.
— Значит, у вас два сына? — уточнила я.
— Еще дочь от первого брака. Стерва, — ответил старик, кроша ножом засохший сыр.
— Дочь стерва? — эхом повторила я. — Она к вам заходит?
— Нет. Последний раз я с ней разговаривал одиннадцать лет назад, — хмуро сказал Дмитрий Иванович. — Вот Борис, брат Антона, изредка заходит. Особенно зачастил в последнее время. Мечтает переселить меня в дурдом.
— Понятно. Еще кто?
— Толя, сосед, раньше заходил, царство ему небесное. На его месте должен был быть я, — добавил Дмитрий Иванович, потемнев лицом. — А больше никто. Если только клиенты. Но сейчас я их стараюсь отправлять на склад.
— У вас есть склад? — удивилась я.
— Конечно, не хранить же все дома, — ответил Дмитрий Иванович. — В квартире у меня только самое ценное, а остальное в арендованном помещении. Здесь недалеко, один квартал.
— Скажите, может, кто-нибудь из последних клиентов остался недоволен, например, почувствовал себя обманутым? — аккуратно спросила я.
— Таких не было, — бросил Дмитрий Иванович. — Все мои клиенты остаются довольными, кидать их мне нет резона. В мире антикваров репутация — самое главное. Вы не там ищете.
— Ладно, ладно, — успокоила я старика. — Теперь главный вопрос: почему вы думаете, что на месте вашего соседа должны были быть вы? Откуда такая железная уверенность?
— Есть обстоятельство, на основании которого я могу утверждать, что убить хотели меня, — сузив глаза, сказал Дмитрий Иванович.
— Вы мне расскажете об этом обстоятельстве? — поинтересовалась я.
— Нет, — коротко, но непреклонно ответил старик.
— Вы что, мне не доверяете?
— Да.
— Просто отлично, — изумилась я. — И как, по-вашему, после этого я буду вас защищать?
— За деньги, — веско сказал Дмитрий Иванович, пронзая меня взглядом.
«Да, с этим окостенелым идиотом никак не договоришься», — подумала я со злостью, а вслух добавила:
— Дмитрий Иванович, мне надо из дома забрать кое-какие вещи, которые мне могут понадобиться при работе. Если не возражаете, я прямо сейчас съезжу.
— Езжайте, — равнодушно бросил старик, жуя засохший сыр.
Из дома я привезла ноутбук и некоторые другие необходимые для работы предметы, в частности, походный гримировальный набор, а также аппаратуру для прослушки, чтобы лишний раз не мотаться туда-сюда.
У Дмитрия Ивановича меня поджидал Антон. Он с порога сунул мне под нос официальный контракт на мои услуги.
— Я вообще-то не настаивала на этом, — пожала плечами я, просматривая документ.
— Если согласны, то подпишите. — Антон вставил мне в руку авторучку. — К сумме оплаты я прибавил проценты, идущие на уплату налогов.
Какой все-таки Антон, оказывается, обязательный и законопослушный член общества. Знает даже такое слово, как налог, а выглядит бандит-бандитом, усмехнулась я про себя, ставя число и подпись внизу контракта.
Вырвав у меня из рук один экземпляр документа и спрятав его в папку, Антон попрощался и умчался по своим делам.
— В вашей комнате, в углу, завернутые в бумагу, сложены очень ценные вазы. Будьте осторожнее, — напомнил мне Дмитрий Иванович. — И дверь не запирайте изнутри. Мне не нравятся закрытые двери в моем собственном доме.
— Хорошо, — вздохнула я.
Оказавшись в своей комнате, я хотела лечь на раскладушку, но тут же полетела с нее на пол. Чертыхаясь, я поднялась с пола и с ненавистью посмотрела на сломанную раскладушку. Алюминиевые ножки в местах крепления к каркасу лопнули с одной стороны, отчего раскладушка стала напоминать накренившуюся в шторм палубу корабля.
Глубоко вздохнув несколько раз, я успокоилась и перестелила приготовленную мне постель на пол.
Из коридора донеслась трель соловья, затем истошный крик Дмитрия Ивановича.
— Женя, Женя! Немедленно сюда!
Выхватив из кобуры револьвер, я, не задумываясь, бросилась на зов, полагая, что вот-вот случится беда. Дмитрий Иванович вместе с Валерией Евгеньевной стояли у небольшого экрана на стене у двери, подключенного к камере наружного наблюдения. Я заметила, что на моем подопечном лица нет. Взглянув на экран, увидела вполне безобидного парня, топтавшегося на лестничной площадке. На вид ему было лет двадцать. Круглое лицо, короткие светлые волосы, широкоплечий, одет в черную майку и синие джинсы. Правда, вид у парня был какой-то болезненный, лихорадочный румянец на щеках, темные круги под глазами.
— Вы его не знаете? — спросила я у Дмитрия Ивановича.
— Как же не знаю. Этой мой придурочный внучок Васька, — с отвращением сказал Дмитрий Иванович. Я убрала пистолет, не понимая, почему визит внука вызвал у старика столь бурную реакцию. — Я открою дверь, а вы смотрите в оба, — приказал с серьезным видом Дмитрий Иванович.
Внучок вылупился на наши напряженные лица, словно узрел второе пришествие Спасителя.
— Вы зачем это у двери собрались? — спросил парень.
— Васька, подонок, как ты смеешь показывать здесь свою наглую харю? — взревел Дмитрий Иванович, угрожающе надвигаясь на внука.
Васька сжался, сделал жалобное лицо и со слезами в голосе попросил:
— Дед, можно мне войти поговорить с тобой. Если ты не поможешь, мне хана.
— Заходи, — неожиданно смилостивился Дмитрий Иванович, пропуская внука в квартиру. Поглядев на меня, старик немного подумал и сказал: — Евгения Максимовна, вы, это, пока можете идти в свою комнату. Мне тут с внучком нужно пошептаться в интимной обстановке.
Я удалилась в выделенный мне угол и включила приемник, транслирующий звук из подслушивающего устройства, установленного мною минуту назад в коридоре.
— Дед, к тому, что произошло, я не имею никакого отношения. Сергей попросил связаться с тобой, будто бы он хотел предложить тебе… — начал Василий, но дед его прервал:
— Подожди-ка. — Затем мой передатчик испустил предсмертный скрежет и, пораженная, я вырвала наушники. Как Дмитрий Иванович ухитрился заметить «жучок», ведь все отвернулись, когда я его оставила. Хитрая бестия.
В голову мне пришла одна неприятная мысль. Я достала детектор жучков из сумки. Показания прибора красноречиво свидетельствовали, что комната прослушивается. В люстре, как мне показалось, стояла микрокамера.
«Что же, сделаем вид, что я ничего не заметила», — сказала я себе мысленно, убирая детектор.
Я прокралась к двери и чуть приоткрыла ее. «Пусть смотрит, на здоровье. Это укрепит в нем мнение, что я не просекла его аппаратуры», — думала я, прислушиваясь к тихому разговору.
— Дед, у меня серьезные проблемы, — в отчаянии шептал Василий.
— Когда у тебя не было проблем? — с иронией спросил Дмитрий Иванович. — Деньги нужны?
— Да, — обрадовался проницательности деда Василий. — Дашь десять штук?
— Щас прям, — хохотнул Дмитрий Иванович. — Что, у современной молодежи нет такого понятия, как заработать самому? Слышишь только: «Дед, дай!», «Дед, дай!»
— Дед, не грузи меня. Мне и так паршиво, — прохныкал Василий. — Ну хочешь, я перед тобой на колени встану?
— Да по мне хоть в грязи изваляйся, все равно денег не дам, — спокойно, с оттенком злорадства, проговорил Дмитрий Иванович.
— Тогда я пойду прямо сейчас и повешусь, — пригрозил Василий.
— Да мне плевать, — признался Дмитрий Иванович и, внезапно подобрев, добавил: — А все-таки ты какая-никакая моя кровь. Ладно, есть у меня кое-что. — Послышался шелест полиэтиленового пакета, потом недовольный голос Василия.
— А что я с этим буду делать?
— Не идиотничай мне тут. Отдай своему Сергею, скажи, что у меня спер, — пояснил со злостью Дмитрий Иванович. — Хорошо поторгуешься — можешь и двадцатку срубить.
— У, круто! — обрадовался Василий. — Ты такой добрый, что у меня почему-то мороз по коже.
— Давай, проваливай, — проворчал Дмитрий Иванович. Звякнули засовы, хлопнула входная дверь, и опять звякнули засовы.
Проводив внука, Дмитрий Иванович минут пять похихикивал, повторяя:
— Чертов засранец! Хе-хе-хе… Чертов засранец! Вот получишь у меня!
Слушая хихиканье старика, я мучилась мыслью: что же все-таки Дмитрий Иванович дал внуку вместо денег? В том, что он его «кинул», я не сомневалась.
Зазвонивший внезапно мобильник заставил меня вздрогнуть. На дисплее высветился номер Авдеева.
— Как дела? — поинтерисовался директор турагенства. Я пожаловалась, что клиент сводит меня с ума и что я в двух шагах от того, чтобы проверить, крепка ли его шея.
— Как все серьезно, — засмеялся в трубку Авдеев. — Я скоро буду в Тарасове? — продолжил он после некоторого молчания. — Может, сходим куда-нибудь?
— По-моему, мы до конца выяснили этот вопрос в прошлую нашу встречу, — напомнила я холодно.
Авдеев попрощался мо мной. Его голос был потерянным и печальным. Переживет.
Разыскав Дмитрия Ивановича в его кабинете, я в лоб спросилаЯ:
— Ваш внук ввязался в какую-то историю, задолжал денег, поэтому вы боялись, что он придет не один?
К моему удивлению, старик не стал юлить.
— Да, этот засранец постоянно в долгах. Пьет, играет. И после смерти Толика мне действительно страшно открывать дверь даже внуку, — ответил Дмитрий Иванович. — Недавно, представляете, его приятиль хотел меня кинуть, да не на того напал.
«Похоже на правду», — подумала я и спросила:
— А вы думаете, что Васька может причинить вам зло?
— Нет, — скривился Дмитрий Иванович, — он постоянно пасется у меня. К тому же по натуре Васька слизняк и не способен на решительный поступок.
— Хорошо. Если вы так уверены… — покачала я головой, доставая из кармана пачку сигарет.
Дмитрий Иванович быстро открыл выдвижной ящик стола и, выбрав из кучи всякой всячины позолоченную зажигалку, подал мне. Когда я захотела ее вернуть, сказал:
— Оставьте. Это вам компенсирует издержки проживания со мной в одной квартире. Знаю, ведь старики для молодых — что кость в горле.
Надо ли говорить, что позже я обнаружила в зажигалке подслушивающее устройство. Старый параноик!
На кухне Валерия Евгеньевна мыла и сортировала по полиэтиленовым пакетам принесенные с базара мослы. Несколько крупных костей варились в кастрюле, отчего в помещении стоял неприятный запах. Домработница обернулась и вскрикнула, увидев меня в дверях кухни.
— Уф, зачем вы так подкрадываетесь? — выдохнула Валерия Евгеньевна, осев на табурет и хватаясь за сердце.
— У вас тут везде ковры, поэтому громко топать не получается, — резонно заметила я, — но завтра, так и быть, куплю колокольчик и повешу себе на шею, чтобы вы знали о моем приближении.
Домработница словно и не слышала моих слов, зачарованно созерцая кипящий в кастрюле бульон.
— Я положила соль или нет? — пробормотала она, обращая вопрос скорее к себе, чем ко мне.
— Валерия Евгеньевна, мне бы немного кипятка, — попросила я у нее.
— Да, пожалуйста, чайник только вскипел, — очнулась она. — У нас сегодня на ужин будут щи с говядиной, — обрадовала меня домработница.
— Нет, спасибо. От щей воздержусь, — сказала я и, разорвав пакетик кофе экспрессо, высыпала содержимое в бокал с кипятком.
— И что же вы будете есть? — удивленно спросила Валерия Евгеньевна.
— Да ничего не буду. Не беспокойтесь, у меня кофейная диета — по бокалу три раза в день, — успокоила я домработницу.
Окинув меня критичным взглядом, Валерия Евгеньевна полюбопытствовала, зачем мне, и так склонной к дистрофии, диета?
— Щи-то постные, без жира, — убеждала меня домработница.
Что они без жира и без мяса, я и сама видела. Но не говорить же ей, что мне не хочется есть помои. Схватив свой кофе, я ретировалась с кухни.
Позже, подперев дверь своей комнаты стулом, я достала из сумки приготовленную тетей Милой провизию. Ужинать за одним столом с моим подопечным и его домработницей я не собиралась по двум причинам: во-первых, то, что они едят, начисто отшибает всякий аппетит, а во-вторых, мне, мягко говоря, была не очень приятна их компания.
Уплетая за обе щеки холодные голубцы, я размышляла над тем, как решить вопрос моего питания в этой квартире. На ум приходило несколько вариантов. Покупать продукты самой, и пусть Валерия Евгеньевна готовит для меня отдельно, или питаться в ближайшем кафе. Также можно ездить к тете Миле. Каждый путь нес в себе те или иные недостатки. Например, ездить каждый день к тете Миле далековато. Еда же из кафе любого доведет до язвы желудка. Я даже начала подумывать, а не начать ли самой готовить, но затем отвергла эту идею. Ведь из-за готовки у меня не останется времени выполнять свои обязанности.
Собрав остатки трапезы в пакет, я пошла на кухню предложить Валерии Евгеньевне стать моим личным поваром, однако предложение застряло у меня в горле.
Валерия Евгеньевна к моему приходу выложила сваренные кости из кастрюли на тарелку, перелила готовый бульон в кастрюлю побольше и теперь кипятила в нем четыре прямоугольных оструганных обрезка обычной сосновой доски. Двумя половниками она удерживала доски в бульоне, чтобы они не всплывали. Более дикого и непонятного зрелища я не видела и в самом страшном сне. У плиты на моих глазах орудовала буйнопомешанная. По коже побежали мурашки — куда я попала?
Я незаметно проскользнула к мусорному ведру, чтобы потихоньку избавиться от пакета с отходами, но в последний момент была замечена, и звук падающих на пол половников заставил меня вздрогнуть и резко обернуться.
— Да что же вы так подкрадываетесь? — воскликнула домработница, держась за сердце.
Мой взгляд невольно устремился к всплывшим в кастрюле доскам. Валерия Евгеньевна это заметила и сказала будничным тоном:
— Я доски хорошо помыла. Покипят еще минут пятнадцать, потом выну и запущу картошку.
— Да, да, конечно, — торопливо закивала я, соглашаясь, — сосновые чурбаки самые наваристые. Я и сама так делаю. — Говоря, я медленно пятилась к двери.
— В каком смысле чурбаки наваристые? — нахмурилась домработница. Рядом с ней на столе лежал огромный тесак, что наводило меня на тревожные мысли о возможной внезапной вспышке ярости, которую может вызвать мой неправильный ответ. Нужно было замять опасную тему.
— Ой, спать что-то хочется, — зевнула я, прикрывая рот ладошкой, — пойду в свою комнату посплю. Первый день на работе всегда самый тяжелый.
— Это от недоедания, — покачала головой домработница. — До чего же сейчас девушки себя доводят.
— Да, да, вы правы, — пробормотала я, пятясь в коридор. Спиной я наткнулась на бесшумно подошедшего сзади Дмитрия Ивановича. Я едва не зарядила ему под дых от неожиданности.
— Смотрите себе под ноги, — ворчливо прокаркал старик, отодвигая меня в сторону.
«Интересно, что он сейчас скажет, заметив в щах пиломатериалы? — подумала я, бормоча извинения.
Дмитрий Иванович прошел на кухню, заглянул в кастрюлю и, как не в чем ни бывало, велел Валерии Евгеньевне выложить доски на тарелку, остудить и принести ему в кабинет, добавив еще к блюду три сырых яйца.
Я бросилась в свою комнату, схватила сотовый и стала звонить Антону.
— Что-то случилось? — испугался тот, поняв, кто ему звонит.
— Нет, все в порядке, если можно так сказать, — заверила я его и, озираясь на «жучки», спрятанные в комнате, шепотом спросила: — Я не хочу вас оскорбить, но не замечали ли вы в поведении вашего отца или его домработницы странностей, чего-нибудь, что наводило бы на мысль об их невменяемости?
— Вы говорите прямо как мой брат, — ответил Антон, ничуть не смутившись. — Мой брат постоянно твердит, что у бати съехала крыша и он может натворить что угодно. Но я вот что вам скажу: он просто старик, а у стариков до черта всяких причуд. Просто не парьтесь этим.
— А представьте ситуацию, что ваш отец стал подозревать меня в сговоре с людьми, покушавшимися на его жизнь, и решает меня устранить, нападает на меня. Что мне делать в этом случае? — спросила я с нажимом.
— Мой отец не маньяк и не буйнопомешанный, — обиделся Антон. — Такого, как вы говорите, не может быть никогда!
— Хорошо, хорошо. Вы его знаете лучше, чем я, вам виднее, — пошла я на попятную.
— Естественно, — буркнул Антон.
— А не знаете, у вашего отца в квартире есть какое-нибудь оружие? — спросила я.
— Да. У отца наградной пистолет, — обрадовал меня Антон.
В дверь осторожно постучались.
— До свидания, — бросила я Антону и выключила телефон. В комнату осторожно заглянула Валерия Евгеньевна.
— Дмитрий Иванович просит передать, чтобы вы пришли на кухню. Мы будем пить чай, — сказала она, напряженно улыбаясь.
— Я не хочу, спасибо, — ответила я.
— Но Дмитрий Иванович хотел с вами о чем-то важном поговорить, — не унималась домработница.
— Вот черт. — Я вздохнула и поплелась на кухню, прихватив с собой на всякий случай револьвер. Оставлять его в комнате без сейфа в квартире с двумя психами не хотелось.
Дмитрий Иванович сидел за столом лицом к окну. В одной руке у него был стакан с чаем, а в другой кусок пасхального кулича.
— Почему вы нас игнорируете, Евгения Максимовна? — спросил старик, глядя на меня поверх очков.
— Мне просто не хочется чаю, — сказала я, опускаясь на стул.
— Чай всего лишь предлог, дело в общении, — просветил меня Дмитрий Иванович, вгрызаясь зубами в окаменевший кулич.
— Не боитесь за свои зубы? — спросила я.
Антиквар захихикал, а Валерия Евгеньевна, готовившая мне чай из одноразового пакетика, с гордостью сказала:
— Между прочим, у Дмитрия Ивановича все зубы свои, и он ни разу в жизни не ходил к стоматологу.
— Надо же, — с недоверием пробормотала я, на что Дмитрий Иванович продемонстрировал окулий оскал ровных белых зубов и с вызовом сказал:
— А вы, барышня, можете таким похвастаться?
Я ответила ему таким же оскалом, думая, что везет же некоторым. Мне самой уже вырвали один зуб мудрости, а два других лечили, и я даже не мечтала дожить до семидесяти, сохранив все зубы в идеальном состоянии. До сегодняшнего дня я считала, что это невозможно. Дмитрий Иванович же продолжал глумиться надо мной.
— Современное поколение привыкло легко жить. Питаются всякими кашками, йогуртами, вот зубы-то и выпадают. Вы-то пока можете хвастаться своими зубками. Вам ведь, Евгения Максимовна, сейчас двадцать семь. А что будет, скажем, в шестьдесят? После йогуртов и сладких творожков?
— Во-первых, до шестидесяти я не доживу, — заверила я Дмитрия Ивановича, — и для сведения — я не ем сладких творожков и кашек.
— Будете кулич к чаю? — поинтересовалась у меня Валерия Евгеньевна. — У меня знакомая в магазине работает. Она мне целый мешок отдала бесплатно. У них после Пасхи остались.
— Нет, спасибо, — ответила я, ища глазами, куда положить использованный пакетик. Валерия Евгеньевна проворно подсунула мне тарелку.
— Вот сюда. Высохнет — можно будет еще раз или два заварить.
Сколько раз его использовали до этого, я даже не стала спрашивать, твердо решив не прикасаться к сомнительной жидкости, называемой в этом доме чаем.
— Валерия Евгеньевна, если вам не трудно, налейте мне еще чаю и дайте своих прекрасных куличей, — попросил Дмитрий Иванович.
— Щас.
— Валерия Евгеньевна залезла в большой бумажный мешок, стоявший в углу у холодильника, и вынула оттуда кулич, положила на разделочную доску и ударом молотка расколола его на мелкие части, смела все рукой в тарелку и подала Дмитрию Ивановичу. Кусок кулича, упавший на пол, домработница без смущения подняла, сдула пыль и тут же с аппетитом съела.
Наблюдая за Валерией Евгеньевной, я забылась и хлебнула из кружки помойного чая. Опомнившись, поперхнулась и закашлялась.
— Пейте аккуратнее, не торопитесь, у вас никто не отнимает, — посоветовала домработница.
Я хотела ответить ей в резкой форме, но в эту секунду оконное стекло звякнуло, словно его пробила пуля. Так и есть — с улицы кто-то стрелял по нашим окнам. Понимая, что опоздала на доли секунды, я бросилась на Дмитрия Ивановича, сбила его со стула и накрыла своим телом. Следующая пуля взорвала стакан с горячим чаем, который несла Валерия Евгеньевна. Чай выплеснулся из подстаканника на пол, ошпарив женщину. Та вскрикнула, не понимая, что происходит. Третья пуля обрушила стекло и хлопком погасила лампочку в люстре. Комната погрузилась во мрак.
Чувствуя в темноте запах крови, я рванула на себя безжизненное тело Дмитрия Ивановича и привалила его к стене. Хотела кинуться к Валерии Евгеньевне, застывшей в проеме окна, освещенного уличным фонарем, но новые пули вспороли пространство передо мной, осыпая остатки оконного стекла, подбрасывая и разрывая посуду на столе, раскалывая столешницу на щепки.
Я отшатнулась, избежав ранения, и только успела заметить, что снайпер работал из дома напротив. По вспышке я точно засекла его местоположение в подъезде на третьем этаже. Когда в стрельбе наступила пауза, я вышла на линию огня со снятым с предохранителя револьвером и выстрелила четыре раза в темный проем окна, затем прыгнула и сбила с ног маячившую посреди кухни домработницу. Удивительно, что она вообще еще была жива. Ведь вокруг нее бушевал настоящий смерч из пуль. Шли секунды, а снайпер не выдавал своего присутствия. Валерия Евгеньевна стонала и всхлипывала рядом со мной.
— Вы ранены? — спросила я.
Не получив ответа, я быстро ощупала женщину. Валерия Евгеньевна была цела и невредима. Я поползла вдоль стены к Дмитрию Ивановичу. Он сидел в том же положении, в котором я его оставила, не шевелясь и не издавая никаких звуков, которые могли бы сказать, что он жив. Подобравшись к старику, я коснулась его лица и резко отдернула руку, почувствовав под пальцами липкую вязкую кровь.
«Неужели? — молнией пронеслось в моем мозгу. — Охраняю человека несколько часов, и он уже мертв».
Вытащив из кармана подаренную мне зажигалку, я осветила ею тело своего подопечного. Лицо Дмитрия Ивановича, перемазанное в крови, выплыло мне навстречу из темноты. Широко раскрытые глаза, не мигая, смотрели прямо на меня. Даже после смерти их взгляд был пронзительным и насмешливым. Я судорожно вздохнула, а «мертвец» внезапно моргнул и с кривой улыбкой осведомился:
— Что, девочка, наложила в штаны от страха?
— Проверять некогда, — раздраженно бросила я, у вас полголовы в крови, надо осмотреть и сделать перевязку.
Дмитрий Иванович потрогал висок и, увидев на пальцах кровь, завопил как резаный. Пламя зажигалки погасло.
— У меня полголовы оторвало! — орал старик в темноте. — Я не чувствую правую часть тела! Меня парализовало! В глазах темно.
Я высекла из зажигалки язычок пламени, осветила Дмитрия Ивановича сбоку и рявкнула на него:
— А ну, прекратите истерику! Я вижу только царапину на виске, и ухо немного задето.
— Почему так много крови? — всхлипнул Дмитрий Иванович и рванулся с пола.
Я бросилась за стариком. Он выбежал в коридор, включил свет и остановился перед большим зеркалом, заламывая руки.
— Меня чуть не убили, чуть не убили! — повторял он беспрестанно.
Черт с ним. Я ринулась к входной двери. Если поторопиться, то при определенном везении можно еще застигнуть снайпера вблизи от дома.
— Куда вы?! — завизжал Дмитрий Иванович мне в спину.
Я открыла рот, чтобы объяснить, но старик бесцеремонно прервал меня срывающимся на крик голосом:
— Не прикасайтесь к двери! Они могут быть там. Немедленно вызывайте «скорую» и милицию.
Я молча убрала револьвер, подошла к стоявшему на трюмо телефону и выполнила приказ.
— Боже мой, еще бы сантиметр — и все, — шептал Дмитрий Иванович своему отражению в зеркале. — Они мне за все заплатят, за каждую разбитую тарелку…
— Кто они? — спросила я.
Дмитрий Иванович посмотрел на меня с ненавистью.
— Почем я знаю! Меня весь мир ненавидит! — прокричал он. — Где эта чертова милиция?
Я вспомнила о домработнице. Что-то она притихла. Я прошла на кухню и обнаружила ее стонущей в углу у холодильника. Ухватив Валерию Евгеньевну за подмышки, я потащила ее прочь из разгромленной кухни, где по всему полу валялись осколки стекла и посуды. Домработница сопротивлялась. Вцепившись мертвой хваткой в мешок с куличами, она волокла его за собой. Я ругалась на чем свет стоит. Лицо покрылось испариной. В Валерии Евгеньевне было не меньше восьмидесяти килограммов, и тянуть такой вес, когда он еще сопротивляется, задача архитрудная. Дотащив женщину до мягкого диванчика в коридоре, я, несмотря на протесты Дмитрия Ивановича, сгрузила ее туда, а сама помчалась на кухню в надежде найти какое-нибудь успокоительное средство, способное заткнуть глотки обоим пострадавшим.
Ждать милицию пришлось долго. Еще дольше пришлось ждать врачей, якобы перепутавших адрес.
Следователь задавал кучу вопросов, причем в основном мне, так как Дмитрий Иванович ловко имитировал невменяемость, отвечая на вопросы путано и противоречиво, а Валерия Евгеньевна все время плакала и рвалась подбирать с пола куличи, по которым безжалостно топтались эксперты. У меня проверили лицензию телохранителя, разрешение на ношение оружия и посоветовали некоторое время, пока будет вестись расследование, не выезжать из города.
Закончилась вся эта карусель около часа ночи. Как только посторонние убрались из квартиры, Валерия Евгеньевна мгновенно преобразилась: перестала плакать, безумно таращить глаза и рвать на себе волосы. Трезвым, спокойным голосом она спросила Дмитрия Ивановича, убирать ей беспорядок на кухне или отложить до завтра.
— Подождет до завтра, — ответил он спокойно, рассматривая повязку. — Сколько времени у меня отняли эти болваны в форме. Черт бы их всех побрал со всеми их вопросами.
— Вы же сами кричали «вызовите немедленно милицию», а потом не стали даже с ними разговаривать, — заметила я.
— А о чем мне с ними разговаривать? — с яростью спросил Дмитрий Иванович. — Вместо того чтобы болтать и топтать мои ковры, они бы лучше убийцу ловили. Пинкертоны сраные!
— Ладно, пойду спать, — бросила я устало.
Так закончился первый день в доме антиквара.
Утром, выпив чашку кофе с булочкой из домашних запасов, я насела на Дмитрия Ивановича с вопросами о возможных причинах покушения. У него не было ни малейших сомнений, что цель стрелявших — заполучить его богатство.
Мрачная Валерия Евгеньевна принесла антиквару в кабинет, где происходил наш разговор, алюминиевую кружку с чаем и измельченный кулич. Дмитрий Иванович неодобрительно посмотрел на кружку и произнес:
— Такое ощущение, что я на зоне. Другой кружки не было или бокала какого-нибудь?
— Нет, вчера все побили, — виновато развела руками домработница. Я даже сахар из разбитой сахарницы пересыпала в стеклянную банку, — и, подумав, спросила: — А можно взять бокал из зелененького сервиза?
— Нет! — испуганно вскричал Дмитрий Иванович, будто ему собирались оттяпать ногу, — даже не приближайся к нему.
— В трюмо я видела большую глиняную кружку, — вздохнув, предложила Валерия Евгеньевна.
— Нет, ее тоже нельзя! — Я буду пить чай из этой чертовой кружки, только ничего больше не трогай!
— Да хорошо, хорошо, — воскликнула Валерия Евгеньевна, — не буду ничего трогать, — и, уходя, тихо пробормотала: — Старый хрен.
— Что? Что ты сказала? — взвился Дмитрий Иванович. — Это ты мне… Ты!..
— Я говорю, хрен старый, — громко и отчетливо сказала домработница прямо в лицо антиквару. — Хотела сделать хреновую закуску, а хрен в холодильнике весь высох. Не знаю, получится ли теперь.
Дверь за Валерией Евгеньевной закрылась, и из-за нее тихо, но отчетливо послышалось:
— Старый хрен.
Дмитрий Иванович взвыл. Однако потом, сообразив, что рядом нахожусь я, взял себя в руки.
— Хорошую домработницу сейчас найти трудно. Тем более человеку моей профессии, — сказал он, как бы оправдываясь. — Валерия Евгеньевна работает у меня одиннадцать лет и заслужила мое доверие. Поэтому и приходится закрывать глаза на некоторые… оплошности.
— Я понимаю вас, — заверила я Дмитрия Ивновича. — А скажите, пожалуйста, в своем завещании вы случайно не упомянули домработницу? А то, может, ей после вашей смерти достанется какой-нибудь солидный кусок.
— Вы намекаете, что это Валерия Евгеньевна наняла снайпера? — спросил антиквар и от души рассмеялся. — Извините, — сказал он, успокоившись, — просто я давно не слышал ничего более нелепого.
— Я проверяю все возможные версии.
— Вы знаете, в какой организации я работал? Думаете я не в состоянии подобрать для работы в своем доме человека?
— Я этого не говорила, — сказала я.
— Я перебрал сотни кандидатур, перед тем как принять решение. Уж поверьте, я проверил Валерию Евгеньевну в сто раз тщательнее, чем спецы проверяют путь следования президента. Одиннадцать лет ее верной и преданной работы доказали, что я не ошибся. Можно подозревать кого угодно, только не ее.
— Я вам верю, однако за эти годы, что она вам служит, что-нибудь могло измениться, — предположила я, — сами же сказали, что прошло одиннадцать лет. Что вы знаете о домашнем окружении Валерии Евгеньевны, о тех, с кем она общается?
— Все ее окружение сводится к единственному сыну. Больше у нее нет живых родственников, — раздраженно сказал Дмитрий Иванович. — Общается она или со мной, или с сыном. А насчет завещания… так вот — я ей ничего не завещал!
— Ладно, не горячитесь — я только хочу уяснить ситуацию, — примирительно сказала я и тут же спросила: — А чем занимается ее сын сейчас?
— Вот же пристала! — хлопнул ладонями по столу Дмитрий Иванович, сделал паузу, а потом проговорил: — Сын на нефтеперерабатывающем заводе работает. Я его лично устроил. Хорошо получает. Женат, двое детей. Дом — полная чаша.
— Вот спасибо, что сказали, — обрадовалась я, — у меня теперь последние подозрения отпали касательно вашей домработницы.
— Отпали у нее, ишь ты! — пробурчал недовольно Дмитрий Иванович.
— Перейдем теперь к вашим родственникам, — предложила я. — Как вы думаете, кто-нибудь из них способен нанять киллера, чтобы завладеть вашими деньгами?
Антиквар от моих слов чуть не подавился пересохшим куличом. Запив кулич чаем, старик излил на меня все, что накипело у него на сердце по поводу родни. Самые мягкие слова, используемые им, были «суки», «подонки», «твари» и «педерасты».
— Все, хватит. До меня начало доходить, — повысила я голос, перекрикивая его гневный монолог. — Скажите, как распределяются среди родственников ваши материальные средства в случае вашей смерти?
— Хе-хе, как распределяются… хе-хе… среди родственников, — мерзко захихикал Дмитрий Иванович, потирая руки, и внезапно заорал с дикой радостью так, что я подпрыгнула. — Вот им! Кукиш с маслом! — Он сунул мне под нос фигу, будто я была одним из его родственников, и пояснил: — Я все свои деньги и имущество завещал городскому краеведческому музею. Не думаете же, что работники музея решили меня устранить, тем более они даже не знают об ожидающем их богатстве.
— А ваши родственники знают о вашем завещании? — спросила я, слегка ошалев от такой вести.
— Нет, конечно. Я никому об этом не говорил. Иначе бы они совсем свихнулись, — улыбаясь, сказал Дмитрий Иванович. — Даже Антон не знает.
— Иными словами, ваши родственники формально имеют мотив для совершения покушения? — подытожила я.
— Еще как имеют, — поддакнул старик.
— Поскольку я слабо разбираюсь в антиквариате, поясните мне, Дмитрий Иванович, насколько сильна среди вас, коллекционеров, конкуренция, — попросила я его. — Мог ли кто-нибудь из ваших коллег нанять снайпера?
— Могли. Они могли, уверяю вас, — согласился Дмитрий Иванович. — Все антиквары как пауки, сидят по своим норам, собирая в сети все, что попадется. А сведи двух вместе — обязательно один другого сожрет.
— И много ли у вас конкурентов в нашем городе? — спросила я.
— Если отбросить мелкоту, то серьезных конкурентов у меня четыре человека. Павел Иванович Салов — мы вместе с ним работали в КГБ, редкий мерзавец и стукач. Его бы я выделил из остальных, как основного подозреваемого. Одно время мы даже находились в приятельских отношениях, но потом повздорили, и теперь он меня ненавидит лютой ненавистью. Второй — Тагир Илюмжинов, тупая скотина. Водит дружбу с бандитами, и, думаю, до добра его это не доведет. Или попадется на контрабанде и сбыте краденого, или его порешат его же дружки. В нашем деле лучше подальше держаться от криминалитета, для Тагира это правило — пустой звук. Еще Георгий Литвин, директор школы искусств. Его я не очень хорошо знаю, однако он несколько раз перебегал мне дорожку.
Ну я ему за это потом немного подгадил. Он очень хотел купить у меня одну вещь для своей коллекции, а я продал ему подделку. Разобрался он не сразу, а когда разобрался — принялся угрожать. Посылал каких-то темных личностей мне под двери. Может, за прошедший год успокоился, смирился. Если же нет, то можно смело включать его в перечень организаторов покушения.
Богдан Игнатьевич Голованов — ему лет под девяносто, без сомнения, совсем выжил из ума. Обвиняет меня, что я у него украл якобы какую-то статуэтку. Допускаю, что старческий маразм мог довести его до преступления.
«Вот насчет маразма, чья бы корова мычала», — сдерживая улыбку, подумала я.
— Что, наверно, хотите встретиться с моими конкурентами, допросить их насчет покушения. Я правильно понял?
— А почему бы нет? — пожала плечами я. — Пока милиция раскачается, убийца может раз десять повторить попытку устранить вас. Будем сидеть и дожидаться этого или что-нибудь сделаем?
— Вы не представляете, какие это люди, — покачал головой антиквар, — они вас даже на километр к себе не подпустят, не то чтобы вступать в разговоры по душам.
— Вам виднее, — сказала я и спросила: — Раз вы так хорошо их знаете, не подскажете, как войти к ним в доверие? Ну, чтоб они хотя бы стали разговаривать.
— Они станут разговаривать с вами, только если вы сможете их очень заинтересовать чем-нибудь, какой-нибудь вещью, которую они безумно захотят купить, и ради нее будут с вами трепаться хоть до Судного дня, — изрек Дмитрий Иванович с загадочным видом.
— И где мне найти эту вещь? — спросила я, не понимая, к чему он клонит.
— Настолько ценную вещь найти практически невозможно, и если она есть, то владелец нипочем не расстанется с ней. Но ведь можно предположить не саму вещь, а ее очень хорошую копию, — пояснил Дмитрий Иванович, развалившись в своем кресле. — Берете подделку и идете к ним, предлагаете. Если они сразу не раскусят, то поговорят с вами.
— Где взять подделку, не подскажете? — поинтересовалась я.
— По этому поводу у меня имеются соображения, но сегодня я вам их не открою. Необходимо самую малость подкорректировать кое-что. Поговорим об этом позже.
— Нет проблем, — ответила я, а затем спросила: — Дмитрий Иванович, а какие у вас отношения с криминальным миром?
— У меня нет с этим миром никаких отношений. Только вот внучок мой, Васька, постоянно отирается с бандитами по притонам, и если у меня возникнут проблемы с братвой, то чую, именно из-за него.
— Вот, значит, как, — пробормотала я задумчиво, — продолжайте, пожалуйста.
— Есть такой Сережа Варков по кличке Вар, занимается контрабандой антиквариата за бугор. Я знаю точно, что он общается с Васькой, — признался Дмитрий Иванович нехотя. — Так, думаю, Васька трепанулся при Варкове про то, что видел в моей квартире, а тот загорелся идеей меня обчистить. Все просто.
— Нет. Не все просто. Нужны твердые доказательства, — огорчила я старика. — Голословные обвинения здесь не помогут.
— И вы найдете эти доказательства. Так или не так? — предположил антиквар.
— Постараюсь, — бросила я, разглядывая рыцарские латы у него за спиной. В голову мне пришла одна мысль, я ее немедленно озвучила, пока старик был настроен изливать душу. — Скажите, Дмитрий Иванович, из КГБ вы ушли без скандала? Не храните ли вы каких-нибудь государственных секретов, за которые вас могут порешить бывшие коллеги?
Он нахмурился.
— Ничего такого, чего вы себе напридумывали. Я с почестями ушел на пенсию. Вот и все.
— Я это к тому, что снайпера могли подослать люди из КГБ. Бандиты бы поступили просто, как с вашим соседом. Не находите? А? Вы же обычный пенсионер. У вас до этого и охраны-то не было.
— Не знаю прямо, — скривился Дмитрий Иванович. — Снайпер — хлам. Столько пуль, и все остались живы. Для специалистов из госбезопасности это нонсенс.
— Может, это ваш коллега, работавший с предметами искусства, который никогда не держал в руках винтовку с оптическим прицелом, — усмехнулась я, — или он был с сильного похмелья.
— Да не было у меня таких коллег! — завопил Дмитрий Иванович гневно, совсем не оценив мою шутку.
— Все, все, Дмитрий Иванович, без нервов, — сказала я, в примирительном жесте поднимая руки.
— Мне надоело выслушивать от вас всякие глупости. У меня ухо отстрелили, — продолжал кипятиться антиквар.
— Вижу, вы поладите. — В комнате появился Антон. Одет он был в светлые брюки, белую рубашку с коротким рукавом и при галстуке. — Привет, папа. Как ты?
— Как ты вошел? Я не слышал звонка? — спросил подозрительно Дмитрий Иванович, проигнорировав приветствие.
— Я в дверях столкнулся с Валерией Евгеньевной. Она направлялась в магазин и впустила меня, — объяснил Антон. — Ты что мне сразу не позвонил, не сказал, что в тебя стреляли? — укорил он отца.
— А чего звонить по пустякам? — огрызнулся Дмитрий Иванович, — просто царапина. Много крови, но рана пустяковая, — и вдруг его прорвало: — Ты понимаешь, несколько миллиметров вправо — и мне конец! Понимаешь! Мне чуть полчерепа не отстрелили! Что ты стоишь и глазами лупаешь!
— Батя, возьми себя в руки. Орешь, как баба, — удивленно сказал Антон.
— Евгения Максимовна, пожалуйста, оставьте нас наедине, — закричал на меня Дмитрий Иванович.
Я молча вышла. Причуды старика сидели у меня в печенках.
Лежа на постели в своей комнате, я постаралась привести в порядок информацию, полученную от Дмитрия Ивановича. Кое-что из этих сведений можно было принять на веру, а остальное нуждалось в проверке. Для себя я выделила три направления расследования. Первый путь — месть коллег-антикваров, мне казался наиболее многообещающим. По-видимому, Дмитрий Иванович безбожно кидал и подставлял своих коллег при каждом удобном случае. Вот кто-то и не выдержал. Фамилии антикваров, упомянутые Дмитрием Ивановичем в разговоре, я занесла в компьютер, чтобы не забыть. В самое ближайшее время их надо проверить.
Второе направление — это родственники, жаждущие несметных сокровищ старика. Деньги — это основной мотив преступлений во все времена.
Третий путь — банальная уголовщина. Бандиты по наводке внука антиквара пытаются устранить Дмитрия Ивановича, чтобы позже через внука завладеть его богатством. Последнюю версию я считала самой слабой. Зачем бандитам использовать снайпера, а потом ждать, когда внук убитого получит наследство и поделится с ними? Психология преступников такова, что они, ничего не вкладывая, хотят получить все немедленно. Их вряд ли устроит малая часть. Я на месте преступников ворвалась бы в квартиру, когда кто-нибудь из ее обитателей стал бы выходить. Главное — спрятаться от объектива камеры наблюдения, а потом за несколько секунд преодолеть лестничный пролет и помешать хозяевам закрыть дверь. Затем связываешь обитателей квартиры и выгребаешь содержимое. Лично для меня осуществить такой план было бы плевым делом. Хотя кто знает, что у бандитов на уме? Предугадать все невозможно, поэтому я оставила этой версии право на жизнь.
Как запасной вариант у меня шла версия мести спецслужб. Я намеревалась ее рассматривать, только если все остальные будут исчерпаны. Как правильно сказал Дмитрий Иванович, в спецслужбах не бывает таких снайперов. Если бы он даже имитировал неумелость, то последней пулей все равно бы поразил выбранный объект. Но, вероятно, антиквара просто хотели напугать, чтобы молчал о чем-нибудь или наоборот, выдал какую-нибудь закрытую информацию.
В желудке у меня неприятно заурчало.
Надо бы чего-нибудь перекусить, решила я. Переодевшись в легкое платье, подкрасившись и прихватив сумочку, я вылетела в коридор, где столкнулась с Антоном, собиравшимся тоже уходить.
— Куда это вы с таким решительным видом? — полюбопытствовал провожавший сына Дмитрий Иванович.
Я соврала, что пойду осматривать соседний дом на предмет улик, оставленных снайпером, которые пропустила милиция.
— Придется осмотреть всю местность вокруг. Следы могут быть где угодно, — развивала я тему.
Антон смотрел на меня, кисло улыбаясь. Его отец с равнодушным видом махнул рукой.
— А, бесполезное это занятие.
— Дверь никому не открывайте. Я недолго, — предупредила я.
Оказавшись на улице после прохлады жилища, оснащенного кондиционерами, я словно окунулась в атмосферу парилки. Злое солнце медленно ползло к зениту, жадно съедая остатки тени.
Проследив, как от дома отъехал темно-синий джип Антона, я спокойно отправилась в ближайшее кафе со странным названием «Сулреп». Войдя в зал, где была занята лишь пара столиков, я нашла себе место и попросила у официантки меню. Фантазия местных поваров соответствовала названию кафе. Названия блюд, хоть и написанные по-русски, я понять никак не могла и даже после объяснений официантки слабо представляла, что это такое.
— Короче, — отрезала я, ткнув ногтем в строчку из меню, — будем изобретать велосипед. Мне летний салат, двойную порцию бифштекса, гречневую кашу по-русски, чашечку кофе со сливками и шоколадное мороженое.
— Шоколадного мороженого нет, есть только с фруктами, — с дежурным сожалением в голосе сказала официантка, поправляя черные как смоль волосы, тщательно уложенные в каре.
— Давайте с фруктами, — буркнула я, возвращая официантке меню.
Летний салат мне не понравился с первого взгляда. В меню не говорилось, что основной ингредиент его — маринованные цветки одуванчика и бог знает что еще. Ковыряя щедро сдобренное майонезом месиво, я решила подождать бифштекс. А пока его готовили, я позвонила хорошему другу отца, занимавшему пост замначальника отдела по борьбе с экономическими преступлениями в РОВД Тарасова.
— Валерий Игнатьевич, здравствуйте, это Женя, — проговорила я жизнерадостно в трубку.
— Привет, Женя. Как дела? — послышался глубокий бас из трубки.
— Помаленьку, — сказала я, доставая сигарету. — Валерий Игнатьевич, я вас не отвлекаю?
— Нет. Через полчаса обед, я как раз собирался ехать домой, так что говори, что у тебя за проблемы.
— От вас ничего не скроешь, — усмехнулся, я. — В общем, на моего клиента совершено покушение, и мне хотелось бы быть в курсе расследования, чтобы знать, откуда ждать следующего удара.
— Эх, Женя, выбрала ты себе профессию, — тяжело вздохнул Валерий Игнатьевич. — Я недавно разговаривал с твоим отцом. Он спрашивал о тебе.
— Да неужели? — едко спросила я.
Валерий Игнатьевич не стал развивать болезненную для меня тему и пообещал помочь. Я описала ему обстоятельства дела, объясняя, кого подозреваю. Он сказал, что перезвонит вечером. Я убрала телефон в сумочку, а пока копалась, передо мной на столе появилась тарелка с бифштексом, гречневая каша в маленьком горшочке и кофе.
Перекусив в кафе и забежав в супермаркет за продуктами, я поспешила назад в квартиру антиквара. Пришлось минут пять простоять на лестничной площадке, прежде чем меня впустили. Бледный Дмитрий Иванович испуганно спросил, не видела ли я в подъезде кого подозрительного. Я сказала, что нет, а Валерия Евгеньевна объяснила, что минут пятнадцать назад под дверь пришли две цыганки, просили хлебушка или попить воды. Обычное дело, казалось бы, однако Дмитрий Иванович почему-то сразу решил, что их кто-то подослал. Тут я обратила внимание на странный полумрак, царящий в квартире. Оказывается, это Дмитрий Иванович позакрывал все шторы на окнах.
— Представляете, сказал, что не позволит включать вечером свет, — пожаловалась мне Валерия Евгеньевна, косясь на хозяина.
— Вы не перебарщиваете? — спросила я у антиквара, нервно расхаживающего по гостиной.
— Посмотрите на это, — он, дико вращая глазами, указал на перевязанное ухо, — и вы еще смеете говорить мне, что я перебарщиваю!
— Второй раз снайпера они не используют, — пообещала я Дмитрию Ивановичу. — удобных точек для стрельбы немного, и все они теперь засвечены. Жители соседнего дома при любом подозрительном шорохе позвонят в милицию. Думаю, преступники изобретут что-нибудь другое.
— Лучше бы вы молчали, — зашипел на меня Дмитрий Иванович и убежал к себе в кабинет.
Мы с Валерий Евгеньевной присели на кухне у разбитого окна. Домработница пришпилила булавками штору к изуродованной раме, чтобы не летели мухи, но ветер задирал ткань то тут, то там, образовывая проходы, и мухи все равно залетали. Я подождала, когда Валерия Евгеньевна расправится со зловредными насекомыми, а потом осторожно спросила, тяжело ли работать у Дмитрия Ивановича домработницей.
— Я не домработница, — сказала женщина, гордо выпрямляясь, — домоправительница, или мажордом, как это по-французски.
— Мажордом? — удивилась я.
— Мне Дмитрий Иванович сказал, спросите у него, — воскликнула Валерия Евгеньевна.
Я решила сменить тему и спросила о сыне. Домработница как-то замялась, затем напротив, заговорила торопливо, нагромождая слова.
— Мой сын на нефтяном заводе работает, то есть старшим мастером смены. У него большая зарплата. Женат. Они с женой и детьми живут в отдельной квартире. — Говоря, Валерия Евгеньевна время от времени заглядывала мне в глаза, словно проверяя, удовлетворяет ли меня то, что она рассказывает. Я ясно чувствовала, что она лжет, и мне было очень интересно, зачем она это делает.
— А как фамилия вашего сына? У меня родственник работает на нефтеперерабатывающем комбинате, — спросила я, следя за реакцией Валерии Евгеньевны. В глазах домработницы появилось беспокойство.
— Нет, вряд ли ваш родственник его знает, он там сидит на отшибе.
— В каком смысле сидит на отшибе, он же мастер смены? — не поняла я.
— Золотов его фамилия, Игорь Сергеевич, — выпалила Валерия Евгеньевна, перебивая меня.
В дверь позвонили. И я и Валерия Евгеньевна тут же оказались на ногах.
— Вы кого-нибудь ждете? — спросила я.
— Нет, — прошептала домработница. Я вытащила из кобуры револьвер, и глаза Валерии Евгеньевны комично расширились от ужаса.
— Да не волнуйтесь вы так, там же железная дверь с кулак толщиной. Проще взорвать стену, чем ее открывать, — ободрила я Валерию Евгеньевну и двинулась с оружием на изготове. Пусть наниматели видят мою крутизну.
В узкой щели дверного проема кабинета показался полный ужаса глаз Дмитрия Ивановича.
— Кто это? — глухо спросил антиквар как из бочки.
— Сейчас узнаем, — бодро сказала я, включая экран на стене.
На лестничной площадке топтались трое мужиков в синих рабочих блузах, затем к ним подошел Антон и позвонил в дверь еще раз.
— Это Антон, — громко объявила я.
Дмитрий Иванович и Валерия Евгеньевна подошли к экрану и самолично с минуту изучали изображение.
— Это, наверное, окно устанавливать пришли, — пробормотал Дмитрий Иванович неуверенно. — Женечка, откройте, пожалуйста.
Я впустила гостей.
— А что так темно? — спросил Антон, оглядываясь.
Незаметно глазами я указала ему на отца. Дмитрий Иванович давал указания рабочим, затаскивающими на кухню оконную коробку. Бегая вокруг них, он театрально хватался за голову и вскрикивал:
— Осторожнее! Осторожнее! Сюда не приближайтесь! Осторожнее, не дотрагивайтесь!
— Понятно, — протянул Антон, смерив отца долгим взглядом. — Вы, Евгения Максимовна, как, держитесь?
— Я привыкла преодолевать трудности, работа у меня такая, — сказала я невесело.
Окно установили в течение часа. Антон, принимая работу, заставил рабочих кое-что доделать, а затем вся банда убралась из квартиры, оставив после себя засыпанную строительным мусором кухню.
— Ох, опять мне полы мыть и пылесосить. Везде натоптали, — горестно произнесла Валерия Евгеньевна, оценивая размеры ущерба.
— Не будем ей мешать. Пойдемте лучше поговорим ко мне в кабинет, — предложил Дмитрий Иванович.
— Пойдемте, — пожала я плечами, не совсем понимая, о чем со мной хотят говорить.
Дмитрий Иванович устроился в своем шикарном кресле за столом, а я на стуле напротив. В кабинете было еще темнее, чем в гостиной.
— Может, все-таки включите свет? — спросила я антиквара. Сейчас у снайперов есть прицелы ночного видения, так что свет им не нужен.
— Знаю, — проворчал Дмитрий Иванович и включил настольную лампу, — прямо хоть досками окна забивай.
— Мыслите позитивно и надейтесь на лучшее, другого выхода у вас нет, — посоветовала я.
— Хорошо. Начну с завтрашнего дня, — хмуро бросил Дмитрий Иванович.
— Что нашли в подъезде, где сидел снайпер?
Вопрос застал меня врасплох. Шариться по подъезду я изначально не планировала, сказала, лишь бы отвязаться, потому что не видела смысла в этом мероприятии. Если милиция что обнаружила, я и так буду знать, а выдавать весь расклад Дмитрию Ивановичу я не собиралась. Пусть думает, что несколько часов, проведенных вне дома, я трудилась в поте лица.
— В подъезде ничего особенного я не нашла, — соврала я, — киллеры обычно стараются не оставлять улик. Если бы, скажем, прошел дождь перед покушением, то можно было б надеяться на следы.
— Понятненько. Мартышкин труд, значит, — пробормотал Дмитрий Иванович.
Он вытащил из выдвижного ящика мундштук, вставил в него сигарету без фильтра и прикурил от зажигалки. Я тоже закурила.
— И что дальше? — вздохнул Дмитрий Иванович.
— Завтра я собираюсь навестить ваших друзей антикваров. Потом можно будет и подумать, — ответила я. — Хорошо бы узнать их адреса. Вы же их знаете? Так ведь?
— Знаю, знаю, — проговорил старик, задумчиво стряхивая пепел в серебряную пепельницу, сплетенную из множества змей.
— Продиктуйте, я запишу, — попросила я, сунувшись за своим блокнотом. Но вместо того, чтобы диктовать, Дмитрий Иванович встал, приблизился к секретеру, из рядов папок, расставленных на его полках, выбрал три и протянул мне.
— Что это? Досье на ваших коллег? — догадалась я.
— Ага, — хитро подмигнул Дмитрий Иванович. — Не забыли, где работал? Там в папках все про этих сволочей.
— А в остальных папках что? — кивнула я на секретер. Вы собираете досье на людей, с которыми сталкиваетесь, или существует какая-то градация?
— Я собираю досье на тех, кто меня интересует, — ухмыльнулся антиквар. — Вашего досье у меня пока нет, но оно обязательно будет.
— Вы льстите мне своим вниманием, — улыбнулась я.
— Вы, наверно, думаете, что у меня паранойя? — спросил Дмитрий Иванович, откидываясь в кресле. — Только благодаря своей паранойе я еще жив. Сейфовая дверь, камеры — думаете это от хорошей жизни? Я на улицу боюсь выйти. Что вокруг творится! По улицам слоняются обкуренные наркоманы, готовые прирезать из-за обычной сигареты.
— Вы бы переехали в квартал получше, — посоветовала я, — купите квартиру в элитном доме с постом охраны в вестибюле. Вы же сможете себе это позволить.
— Вот что скажу, — сурово произнес Дмитрий Иванович. — Из этой квартиры меня вынесут только вперед ногами. Я здесь всю жизнь прожил и не собираюсь что-то менять.
Соловьиная трель прервала наш разговор.
— Вы не могли бы посмотреть, кто это на ночь глядя приперся, — попросил Дмитрий Иванович. В его глазах промелькнуло беспокойство, а рука с недокуренной сигаретой задрожала.
Я молча прошла в прихожую. Валерия Евгеньевна, отвернувшись от монитора, виноватым голосом прошептала:
— Васька опять пришел. Не знаю: пускать или нет? — Я глянула, точно внук антиквара.
— Открывайте, — приказала я Валерии Евгеньевне, а сама осталась стоять перед дверью.
Монитор не мог передать всей картины в точности, поэтому то, что Василий в стельку пьян, я поняла, лишь столкнувшись с ним лицом к лицу. Парень некоторое время просто стоял в прихожей. Валерия Евгеньевна звенела у него за спиной засовами.
— Дед, мать твою так! — хрипло заорал Василий. При этом его остекленевший взгляд нисколько не изменился. Я заметила следы побоев на лице у Василия и подумала, что, наверно, он весело провел время, продав то, что дал ему дед. Но денег, как всегда, оказалось мало. — Дед! Дед! Дед! — с надрывом заорал Василий, даже присаживаясь от натуги. Сделал шаг вперед и упал на четвереньки.
Из кабинета с решительным лицом вышел Дмитрий Иванович.
— Допился, сволочь, — констатировал он.
— Дед, дай денег, — промычал Василий с пола, — мне очень нужно, очень, понимаешь?
— Евгения Максимовна, если не трудно, уберите это дерьмо из моей квартиры.
Я взглянула на Валерию Евгеньевну, и та, восприняв мой взгляд как приказ, бросилась открывать дверь.
— Суки! — взревел Василий. Бутылка пива, зажатая в его руке, с силой ударилась о бронзовую вешалку и взорвалась осколками. Я сделала упреждающее движение, избежав острой «розочки», пронесшейся у меня перед лицом. Захват запястья, поворот, подсечка — и вот Василий с заломанной за спину рукой скрючился подо мной на полу.
— Гниды! Гниды! — орал он приглушенно.
Валерия Евгеньевна распахнула дверь, а я рывком поставила Василия на ноги и выволокла в коридор.
— Куда вы его! — испуганно поинтересовалась Валерия Евгеньевна. — Если оставить его тут недалеко, то он опять прибежит тарабанить в дверь.
— Вы телефон его родителей знаете, вот позвоните, или пусть подъезжают к подъезду и забирают свое сокровище, — прокричала я сквозь вопли Василия, запевшего какую-то нескладную песню, в которой русские слова чередовались со словами на английском. Валерия Евгеньевна пообещала выполнить мою просьбу. Как только она закрыла дверь, Василий странным образом выскользнул из моих рук, оставив в пальцах клочок ткани от своей футболки. Он полез на перила, намереваясь нырнуть в пролет, но не успел осуществить задуманное. Я ухватила парня за брючный ремень и сволокла с перил. Василий стал драться, вопя про какой-то беспроигрышный вариант. Я легко парировала удары вусмерть пьяного задиры. И вот после очередной атаки Василий скатился кубарем с лестницы, пересчитав все ступеньки.
Спустившись, я проверила его пульс. Жив, но без сознания. Так оно и лучше, не будет сопротивляться, — подумала я, взваливая на себя безжизненное тело. У подъезда я сбросила Василия на лавочку. Сама села рядом, тяжело дыша.
— Мама, я больше не буду, обещаю, — промычал парень в отключке, едва шевелясь.
Я посмотрела на него с отвращением и закурила. В принципе меня не волновала дальнейшая судьба этого алкаша. Можно было оставить его на лавочке и идти домой, но у меня появилась мысль пообщаться с его родителями, чтобы самой составить мнение о них, а не принимать на веру слова антиквара, что его родственники все как один упыри болотные.
Прошло полчаса. Никто не торопился приезжать за Василием. Солнце медленно ползло за горизонт. Кое-где в окнах домов, на стеклах машин мелькали красные блики заходящего солнца, мешая ночи захватить власть над городом. У моих ног прыгала пара воробьев, гоняя по асфальту хлебную корку. Они сердито чирикали и временами налетали друг на друга. Пока я следила за воробьями, Василий поднялся на лавке и сел, тупо моргая глазами. Я опасливо покосилась на него, однако парень вроде бы не думал буянить, по крайней мере, в данный момент.
К подъезду плавно подкатило желтое такси. Из него выскочила невысокая, полная, светловолосая женщина в адидасовском спортивном костюме и с криком: «Вася, тебя опять побили!» — кинулась к лавке.
— Ты кто такой вообще? — заревел Вася, не узнавая родную мать. — Уйди от меня, гад, а то как…
Он махнул кулаком и попал женщине по лицу. Мать Василия закрыла лицо руками и заплакала. Сквозь рыдания прорывались слова:
— Пойдем домой, Вася. Прошу тебя! — Женщина сделала попытку дотронуться до плеча сына, но он, дико завопив, вскочил, пихнул ее на асфальт и сделал попытку бежать. Однако, использовав парочку приемов, я мгновенно утихомирила хулигана. Все произошло так быстро, что его мать не успела ничего понять.
— Что с ним? — спросила женщина, поднимаясь с колен. Ее расширенные глаза были прикованы к обмякшему телу сына, которого я держала, обхватив руками подмышки.
— Он уснул, — соврала я. — Откройте мне заднюю дверцу такси, чтобы я смогла уложить его на сиденье.
Женщина кивнула и захлопотала вокруг машины. Открыв дверцу, держала ее и следила, чтобы аккуратно укладывала ее оболтуса, потом побежала на другую сторону, залезла в салон и помогла мне усадить юного алкаша.
— Ну все, сели? — спросила я ее.
— Да, поехали, — ответила мать Василия, — Вторая Заливная, дом пять.
Шофер снял «Волгу» с нейтралки, и мы тронулись.
— А вы кто такая? Подруга Васи, да? — спросила женщина, с любопытством рассматривая меня. Из кармана спортивных штанов она достала платок и принялась с любовью оттирать кровь и сопли с разбитой морды сыночка. — Я вас раньше не видела.
— Я не девушка вашего сына. Я телохранитель Дмитрия Ивановича, — ответила я, сдерживая желание еще раз врезать пускающему слюни Василию.
— Я не знала, что Дмитрий Иванович нанял телохранителя, — задумчиво произнесла женщина.
— Вы, наверно, не знали, что на него покушались вчера вечером? — спросила я, следя за ее лицом.
— Так вот зачем к нам сейчас пришла милиция, — протянула мать Василия и искоса глянула на сына. Выражение неподдельного изумления появилось на ее лице. — Я им сказала, что сейчас вернусь, сама быстрее в такси и за Васькой. И как это случилось?
— Снайпер стрелял через окно. Пуля легко поранила Дмитрия Ивановича. Вот и все, — пояснила я.
— Уж не подозревает ли Дмитрий Иванович нас? — спросила женщина. Ее губы сжались в узкую полоску, а глаза сузились.
— Почему вы так решили? — пожала плечами я.
— Да по тому, как он к нам относится, — зло бросила мать Василия.
— Вы про наследство, что ли? — беззаботно спросила я, делая вид, что разговор меня вообще мало интересует.
— Да, про наследство. Ведь это уму непостижимо, — запальчиво заговорила женщина, стискивая в руке окровавленный платок. — Вам бы понравилось, если бы ваш отец завещал все музею?
Слова про отца полоснули мне по сердцу, однако я, отогнав ненужные мысли, спросила:
— А откуда вы знаете про завещание?
Глаза женщины так и забегали.
— Я, это… так муж рассказал.
— В общем, вы все это давно знаете, — не дала ей расслабиться.
— Ну да, знаем, — растерянно пробормотала мать Василия.
— И дочь Дмитрия Ивановича, Надежда, тоже знает? — напирала я.
— Да. Она так расстроилась, когда ей Васька проболтался, — ответила женщина.
— Дмитрий Иванович подозревает в покушении кого-то из родственников, так он и милиции сказал, — призналась я.
— Да что он, одурел! — воскликнула мать Василия — зачем нам это?
— Не знаю, — буркнула я, — может, из мести. Милиция разбираться не будет. У них есть подозреваемый, его они и посадят. Думаю, они нацелились на вашего мужа, а уж если они захотят, он во всем сознается, еще и чистосердечное признание напишет. Знаю я их методы.
— Да вы что! — воскликнула женщина, отшатнувшись. — Да почему он виноват? Да Борис никогда бы не поднял руку на своего отца. Что вы! Он давно говорил, что Дмитрий Иванович не в своем уме и ему надо лечиться.
— Думаете, вашему мужу удастся упечь отца в дурдом? — невинно спросила я.
— Почему упечь? — возмутилась мать Василия. — Борис хочет помочь отцу, пока он чего не натворил.
Мы свернули в переулок между частными домами, и такси притормозило перед добротным кирпичным домом на четыре окна, у ворот которого стояла милицейская «шестерка». Я усердствовала, помогая матери вытащить невменяемого сына из такси, тайно надясь проникнуть в дом Бориса и разведать там все. Но только мы общими усилиями выволокли Васю из машины, как из калитки вышел Борис собственной персоной. Он был очень похож на своего брата, только еще шире в плечах и грузнее. Борис решительно направился к нам с каменным лицом.
— Спасибо за помощь, дальше мы сами, — сухо бросил он, и отобрав у меня Василия, потащил его в дом, спросив на ходу у жены, кто я такая.
— Это телохранительница отца, — сказала женщина, опасливо оглянувшись на меня. Борис тоже обернулся, посмотрел подозрительно, но ничего не сказал.
Я села в такси и поехала обратно.
— Что, доставили Ваську по назначению? — спросил Дмитрий Иванович, когда я вошла к нему в кабинет после занимательной поездки. Доски, которые варила в бульоне Валерия Евгеньевна, он с помощью гвоздей скрепил поперечными планками, так что получился щит размером примерно пятьдесят сантиметров на семьдесят, и теперь натирал этот щит чем-то белым.
— Да, доставила и выяснила кое-что интересное, — ответила я, гадая, чем собственно, занимается старик. Рядом с ним на столе стояла старая почерневшая икона с налепленными на нее квадратиками фланели. В комнате пахло спиртом, смолой и черт знает чем еще.
— Любопытно, любопытно, — пробормотал Дмитрий Иванович и, видя, мой вопрошающий взгляд, пояснил: — А я тут, понимаете, экспериментирую со старинными грунтами, чтобы понять, как лучше раскрывать иконы. Ведь реставрация — это творческий процесс. Нужно постоянно быть в поиске, придумывать что-то новое.
— Так вам интересно, что я раскопала? — перебила я антиквара.
— Ужасно интересно, — осклабился он и, забравшись под письменный стол, вынул оттуда небольшой микроскоп, поставил на стол, отодвинув разбросанные по столешнице скребки, пинцеты, кисточки, поместил под микроскоп подготовленное предметное стекло с препаратом, с минуту изучал его, а затем воскликнул: — Всего три слоя, я так и знал!
— Ваши родственники знали про завещание, и им не было резона вас убивать, — сказала я, рассерженная невниманием Дмитрия Ивановича.
— А если из мести, может, они обиделись? — задал каверзный вопрос старик, отвлекаясь от своего занятия. — Вы что, можете прочитать их мысли? Можете узнать, что они задумали? Я бы на вашем месте не стал так категорично заявлять, что у них не было мотива.
— Я с вами не спорю, — сказала я раздраженно. — Я не сбрасывала их со счетов, в особенности вашего внука — еще тот тип. Кстати, помните, вы обещали дать мне что-то, что помогло бы мне при общении с вашими коллегами антикварами?
— Да, помню. Я как раз собирался. — Дмитрий Иванович подошел к секретеру, открыл ключиком замок на одном из ящиков, выдвинул ящик и извлек оттуда небольшую иконку величиной с ладонь в тонкой позолоченной рамке, украшенной крупными жемчужинами. — Вот, возьмите. Покажете им — и вас примут с распростертыми объятиями. — Антиквар с благоговением вручил мне иконку.
— Она дорогая, да? — спросила я, с беспокойством рассматривая хрупкую вещицу.
— Стоит больше, чем вы можете себе представить, — обрадовал меня старик. — Это уникальный жанр древнегрузинского искусства — техника перегородчатой эмали. Ученые до сих пор бьются над загадкой, как удавалось создавать такие вот композиции, не расплавив тончайших золотых проволочек — перегородок между участками эмали разного цвета.
— А если, скажем, в результате драки эта икона будет повреждена? — поинтересовалась я, глядя в спокойное лицо Спасителя на иконе.
— Будете выплачивать из зарплаты или отдадите свое имущество для возмещения ущерба, — по-деловому сказал Дмитрий Иванович, подсовывая мне чистый лист бумаги, — напишите-ка расписку, что я, такая-то… получила… я сам продиктую.
— А может, дадите что-нибудь попроще? Скажем, вот этот подсвечник с чертиком, — предложила я. — Или он тоже ценный?
Я с сомнением посмотрела на козлобородого мужика с рожками, согнувшегося под тяжестью бронзового основания свечи в виде тарелочки.
— У меня все ценное! И это не чертик, а сатир. Подсвечник, стиль барокко. Австрия, вторая половина восемнадцатого века, — взвился Дмитрий Иванович. Антиквара понесло, и он начал выкрикивать даты и названия. — В зале у стены не просто пыльный ящик, а позднеготический сундук, Тироль, примерно тысяча пятисотый год. А вот это, — он указал рукой на покосившийся комод без одной ножки, которая откололась и была заменена сучковатым поленом, — это комод, стиль «Буль», Франция, конец восемнадцатого века, черное дерево.
— Но он же сломан, — возразила я. — Его разве можно продать без ножки?
— Я не собираюсь продавать его без ножки. Ножку уже делают. Немного усердия — и комод будет как новый, — отчитал меня Дмитрий Иванович за невежество. — Вы видите в моих вещах лишь хлам и не можете себе представить их после реставрации. Вам нравится стул, на котором вы сидите? Ренессанс, Ломбардия, шестнадцатый век, красное дерево. Он был в ужасном состоянии, когда я его нашел. А теперь посмотрите! Что за чудо!
— Мне кажется, он слишком массивный, с места не сдвинешь, — буркнула я специально, чтобы досадить старику. Дмитрий Иванович только презрительно фыркнул. Я для него была невеждой, человеком, не разбиравшимся в элементарных вещах.
— А персидский ковер вам понравился, что на стене в гостинной?
— Это который мне мешает в комнату заходить? — переспросила я.
— Да, да, именно он. Биджер, середины девятнадцатого века.
— Ну я бы не отказалась иметь такой в гостинной, — призналась я. — Яркий, красивый рисунок, цвета там всякие, завитушки, листья.
— Вот видите, даже вам не чуждо прекрасное, — обрадовался старик. — Вы заметили, сколько там оттенков, цвета от темно-синего до светло-голубого, от бледно-розового до кирпично-красного, пять оттенков зеленого, коричневой, белый, желтый.
— Так вы дадите мне подсвечник вместо иконы? — строго спросила я.
— Нет, не дам, — отрезал Дмитрий Иванович, сурово разглядывая меня поверх очков. — Как вы не поймете, перегородчатая эмаль — вещь уникальная, легко узнаваемая и практически не подделывается. А подсвечник, при определенной сноровке и знаниях легко подделать.
— Хорошо, убедил, — сдалась я, — давайте свою бумажку.
Под его диктовку я быстро написала расписку о получении иконы, поставила внизу подпись и дату.
— Отличненько, хе-хе, — мерзко захихикал антиквар, пряча расписку в выдвижной ящик секретера.
Я тоже улыбнулась, думая, какой будет сюрприз антиквару, когда он узнает, что у меня за душой ни гроша. Взыскивать компенсацию будет не с чего. Большие гонорары за работу я не копила, а тратила на развлечения, отдых. Я жила в квартире тети, но единоличной хозяйкой являлась она. Я же по новому Жилищному кодексу могла быть выписана ею из квартиры в любой момент, как только возникнет угроза претензий ко мне со стороны кредиторов в лице, например, Дмитрия Ивановича.
— Когда встретитесь с ними, то скажете, что родом из Грузии и икону вам оставила бабушка, — напутствовал меня антиквар. — Через знакомых вы вышли на меня. Я вам предложил за икону пятьсот долларов, но вы решили подумать. Неделю назад вы сходили в краеведческий музей и поговорили с искусствоведом Тамарой Иосифовной Бромель. Она вам посоветовала обратиться к ним, написала адрес и телефон. Ясно?
— Ясно, — ответила я с сомнением. — А что, если они позвонят этой Тамаре Иосифовне и спросят, была ли я у нее или нет и давала ли она мне их адреса?
— Не спросят, — уверенно заявил антиквар, осторожно касаясь пинцетом кусочков фланели на иконе. — По-моему, лак разбух, — пробормотал он, приглядываясь, стал отдирать осторожно кусочки материи и складывать их на тарелку.
— Почему не спросят? — не унималась я. Всякие туманные намеки меня не устраивали.
— Потому, что позавчера Бромель скоропостижно скончалась от сердечного приступа, — ответил Дмитрий Иванович, помешивая в стакане ложечкой вязкую жидкость, напоминающую подсолнечное масло.
— Вот как, — протянула я, вынимая из портсигара сигарету, — это очень удобно для нас, не так ли?
— Курить здесь не надо, — предостерег меня антиквар, указывая на бутыль со спиртом. — Видите, у меня повсюду расставлены горючие материалы, в воздухе пары. Идите на кухню.
— Хорошо, — кивнула я, поднимаясь, — можно последний вопрос?
Дмитрий Иванович кивнул, а я, указав на странный ржавый шестигранный стержень, полый внутри, с отверстием на одной из граней и каким-то крючком у противоположного конца, спросила:
— Вот это тоже ценная вещь?
— Это вообще бесценная, — воскликнул Дмитрий Иванович, сияя глазами. — Кованая железная ручная кулеврина, с приспособлением для насадки, начало пятнадцатого века. Бывает, попадаются развороченные взрывом при сражении, но они не менее ценные, чем неповрежденные. Посмотрите, на ней отчетливо видны следы ковки.
— Я так и думала, — пробормотала я, бросившись к двери. Лекции антиквара начинали сводить меня с ума.
На кухне нестерпимо воняло чесноком и рыбой. Валерия Евгеньевна кипятила какую-то сероватую жидкость в маленькой кастрюльке.
— Что это, суп? — спросила я, заглядывая домработнице через плечо. Она, как всегда, истошно вскрикнула, а затем стала обвинять меня в доведении ее до инфаркта. В кастрюльке оказался клей, который был просто необходим антиквару. Я побыстрее закурила, чтобы табаком заглушить зловоние, исходящее из весело булькающей кастрюльки. В холодильнике я нашла купленные накануне в супермаркете свиные сосиски и, раздобыв кастрюлю, поставила их варить. Сама села рядом на табурет у окна, облокотилась на стол и, размышляя о предстоящем завтрашнем деле, стала пускать к потолку колечки дыма. Часть стола передо мной была засыпана мукой. На муке лежало несколько кусков густого жирного теста и формочки для печенья из белого металла в виде рыбок, колечек, ягод. Была даже одна звезда и рак.
— Нравится? — спросила Валерия Евгеньевна, кивая на формочки.
— Да. Где это вы такие купили? — спросила я, не потому что действительно интересовалась, а чтобы поддержать разговор.
Валерия Евгеньевна воровато оглянулась на коридор и прошептала:
— Я их у Дмитрия Ивановича слямзила. Если узнает, то оторвет мне голову. — Имитируя манеру антиквара говорить, она прокаркала: — Богемия, восемнадцатый век, — и захихикала по-детски.
— Ох и попадет вам, — вздохнула я, делая большие глаза.
— Я быстро спрячу, если он войдет, — прошептала домработница.
— Ну-ну, — подбодрила я, — дерзайте.
Помешав в последний раз гадкое варево, Валерия Евгеньевна посмотрела на настенные часы с кукушкой и пробормотала:
— Угу, готово, — и, сняв с плиты, понесла клей заказчику.
Я слила воду из кастрюли с сосисками, отрезала себе кусок хлеба, неторопливо заварила чай с одноразовым пакетиком, а когда домработница вернулась, составила все это на поднос и отнесла к себе в комнату, чтобы не ужинать в зловонной атмосфере. Не знаю, казалось мне или это было на самом деле, но сосиски отдавали клеем. Я ела их совсем без удовольствия, лишь бы насытиться. Когда я допивала чай, в квартире погас свет. Поначалу я решила, что это у меня в комнате в люстре перегорела лампочка. Однако, подсветив себе зажигалкой, я убедилась, что это не так. Спираль лампочки была целой и даже нерастянутой.
Из-за двери послышался садистски довольный голос Дмитрия Ивановича:
— Не старайтесь включить свет. Это я его отключил с щитка в коридоре. Мы в девять часов всегда ложимся спать, и я не хочу, чтоб из-под вашей двери пробивался свет.
— Это уже ни в какие ворота не лезет! — закричала я возмущенно. — Я не младенец, чтобы в девять укладываться.
— Разговор окончен, — донеслось из-за двери, — как я сказал, так и будет. Не нравится — убирайтесь!
— Все, конечно, хорошо, вот только, боюсь, в потемках поколю всю вашу посуду да мебель переломаю, — сказала я, подпустив в свой голос искренней обеспокоенности, — за все-то я заплатить не смогу, а если еще с вашей старогрузинской иконой что случится, то мне и жизни не хватит расплатиться с вами.
— Не двигайтесь одну минуту, я сейчас включу свет, — почти закричал Дмитрий Иванович с другой стороны двери. Раздались быстрые шаги в направлении прихожей, потом вспыхнул свет. Дмитрий Иванович вошел ко мне в комнату и с критическим видом осмотрелся.
— Я на раскладушке не сплю, — проследила я за его взглядом на мою постель на полу, указала на сложенную раскладушку, — можете забрать, она мне не нужна.
Старик молча схватил раскладушку под мышку, посмотрел на сложенную в углу посуду, затем на массивный шкаф красного дерева и проверил кровать. В конце осмотра, он предупредил:
— Будьте осторожнее с полировкой. За мебелью скоро придут клиенты, чтобы никаких пятен или царапин.
— Понятно, — проговорила я четко.
— Не жгите попусту электричество, — продолжал антиквар распекать меня, — подготовились ко сну и выключайте. Ночью встали оправиться — включили, выходите из комнаты — выключили.
Слушая его, я испытывала огромное желание сказать, что боюсь темноты, но за эту шуточку я бы точно мигом вылетела с работы. Так что мне оставалось тупо кивать и мычать — да, господин, нет, господин, будет исполнено, господин.
Уловив что-то в моем взгляде, антиквар помрачнел.
— Вы не воспринимаете меня всерьез?
— Что вы! — делано ужаснулась я его предположению. — Я сама обеспокоена энергетическим кризисом, развивающимся в нашей стране, и готова сделать все, чтобы исключить непродуктивные потери электрической энергии.
У Дмитрия Ивановича на скулах заходили желваки. Чтобы отвлечь старика от опасных мыслей на счет моей компетентности, я сделала предложение:
— Надо бы проверить ваш телефон на предмет прослушки.
— Можно обойтись без этого, — с надменным видом скривился антиквар. В его глазах ясно читалось: «Девочка, кому ты говоришь о прослушке?»
— Это совершенно новая технология, — не сдавалась я, — компьютерная программа при подсоединении компьютера к линии сама тестирует сеть. Результат выдается на компьютер. Достоверность девяносто девять целых и девяносто девять сотых процента.
— Ой, ну хорошо. Попробуйте. Что для этого нужно?
— Да ничего. Моток телефонного провода и компьютер, — бодро ответила я. — Я прямо сейчас подключусь, а к утру будет результат.
Дмитрий Иванович с минуту задумчиво сопел, пронзая меня недобрым взглядом.
— Давайте, подключайтесь, — решил он в конце концов.
Я быстро размотала телефонный провод, подключилась в разрыв линии в коридоре и присоединила провод к ноутбуку. Все действие заняло три минуты. Дмитрий Иванович зорко следил за мной. Когда я закончила, старик потребовал, чтобы я немедленно ложилась спать и выключила свет. Я сделала вид, что ложусь, выключила свет, но когда антиквар ушел и в доме стало тихо, я в быстросгущающихся сумерках подсела к компьютеру, побродить по сети и поискать ответы на интересующие меня вопросы. Главным образом мне хотелось выяснить, как выглядят настоящие антикварные вещи. Те, что я видела в квартире Дмитрия Ивановича, казались мне старьем, пыльным, полуразрушенным временем хламом, может быть, за редкими исключениями. Например, кровать с балдахином и прозрачным занавесом, рядом с которой я спала, выглядела неплохо, еще шкаф, секретер в кабинете Дмитрия Ивановича и стулья. Чтобы не потонуть в дебрях гигабайтов информации, я разыскала своего интерактивного друга Юзера, который в обычной жизни трудился на одном из оборонных предприятий инженером-конструктором.
Он считал меня по заочному знакомству парнем по кличке Охотник, занимающимся частным сыском. Юзера всегда интересовали подробности дел, детали убийств, хитроумные заговоры, запутанные преступления. Не обделенная фантазией, я неустанно снабжала его информацией. Не важно, что половина из того, что я рассказывала, было выдумкой. Юзер гордился тем, что участвует в расследованиях, а я экономила кучу времени. На этот раз Юзер свел меня с неким типом по кличке Аристарх, специалистом в области антиквариата.
Аристарх буквально завалил меня информацией, которую я сразу не в силах была переварить. В глазах зарябило от стран, эпох, стилей. Репродукции калейдоскопом прошли перед моим взором, усилив хаос. Я выключила компьютер и посмотрела на часы — половина третьего. Ничего себе засиделась. Единственное, что я уяснила за это время, проведенное в сети, — это то, что, возможно, мой наниматель занимается подделкой икон. Все признаки налицо, варка в бульоне досок, клей, воняющий рыбой и чесноком, сырые яйца, вещества в бутылках в его кабинете, спирт, масло, запах смолы. Если Дмитрий Иванович подделывает иконы, то может подделывать и остальное. Покупают же антиквариат состоятельные люди. Некоторые из них имеют криминальное прошлое и способны за то, что их кинули, вышибить кидальщику мозги.
Передо мной замаячило еще одно направление расследования. Однако я не могла представить, как идти по этому пути. Клиенты в основном люди скрытные. Я не смогу подобраться к ним на пушечный выстрел, да и Дмитрий Иванович не позволит их беспокоить. Единственная возможность — дела антиквара станут настолько плохими, что он сам признается, кого обжулил.
Оторвавшись от размышлений, я посмотрела на антикварную кровать. В голову пришел законный вопрос — почему я должна валяться на полу, если рядом есть кровать? Отодвинув прозрачный занавес, я аккуратно села на кровать. Скрип, показавшийся мне от неожиданности выстрелом, прорезал тишину. Я вскочила с кровати, та в отместку скрипнула еще раз.
— Интересно, услышали это в соседней комнате? — подумала я и в ответ на свои мысли уловила быстро приближающиеся шаги. «Черт, камера наблюдения», — мысленно вскрикнула я.
Уничтожив следы пребывания на музейной редкости, я стрелой нырнула в свою разобранную постель, натянула до подбородка простыню и захрапела. Дверь моей комнаты отворилась. Шаркающие шаги пересекли порог, вспыхнул свет. Я сонно потянулась, зажмурилась и простонала:
— Что случилось? Этовы, Дмитрий Иванович? — Я специально не открывала глаза, чтобы не встречаться с его взглядом-рентгеном.
— Я слышал, как скрипнула кровать, — обвиняюще начал антиквар.
— Это у соседей наверху, — пробубнила я, закрываясь от света рукой.
— Чепуха! Наверху квартира пустует. Ее сдают, но сейчас там жильцов нет, так что некому там скрипеть, — возразил он. Прошел мимо меня, потрогал кровать — она заскрипела. Краем глаза я видела хищную улыбку, мелькнувшую на лице Дмитрия Ивановича.
— Так, скоро явится клиент, а свежая доска рассохлась, — протянул он, — завтра надо будет убрать дефект.
— Я спать хочу, — жалобно проговорила я, уткнувшись лицом в подушку.
— Ухожу, — проворчал антиквар и предупредил: — Учтите, у меня очень чуткий слух.
— Учту, — прошептала я с закрытыми глазами.
Свет погас. Звук шагов антиквара затих, и я провалилась в сон.