Глава 7

Что только не пришлось мне пережить за последний месяц: по вине этого старого олуха Сенцова потеряла работу, поплатилась своим драгоценным здоровьем, а компенсации так и не получила, не дождалась возмещения убытков, больше того, рассталась со своей лицензией, можно с уверенностью сказать, что это был мой хлеб, ведь делать что-то еще, кроме того, чему меня учили столько лет, я не умею, а может быть, и не хочу.

И вот теперь я сижу здесь на нарах и жду приговора. Это я, конечно, утрирую настоящее положение вещей — так быстро посадить не могут, хотя кто его знает, может быть, из камеры предварительного заключения я отправлюсь прямиком по этапу, чего там тянуть, криминальная обстановка и так напряженная. Но шутки в сторону, так уж и быть.

— Проверьте оружие, не числится ли оно по нашим картотекам, хорошенько проверьте, — предупредил своих коллег по отделению молоденький лейтенант из группы быстрого реагирования, которая забрала меня с места покушения и доставила сразу же в КПЗ, — и еще разрешение на ношение и применение огнестрельного оружия, может быть, оно липовое, а может, нет.

— Да она, кроме фена, наверное, ничего тяжелого в руках не держала, — сделал предположение дежурный, поднявшись со своего теплого местечка. Эти слова он произнес полушепотом, но так, чтобы я все же их услышала.

Лейтенант устало ухмыльнулся и поглядел сначала на своего самоуверенного товарища, а потом на меня.

— На твоем месте, — заговорил он, — я бы не делал столь поспешных и безответственных выводов. — Лейтенант наклонился поближе к уху дежурного и добавил:

— Вот эта с феном, которая перед тобой стоит, только что троих здоровых мужиков замертво положила, — опять же эти слова были произнесены как бы по секрету, но я вновь все отчетливо разобрала, должно быть, это у них в управлении игра такая.

Дежурный с опаской покосился на меня и осмотрел с ног до головы. «Можешь не бояться за свою жизнь, на черном рынке она ничего не стоит», — произнесла я про себя.

— Хорошо, некогда мне с тобой тут байки травить, — встрепенулся молодой милиционер, — давай поскорее определяй ее куда-нибудь.

— Да куда же я ее определю? — удивился дежурный. — У меня все забито этими.., с митинга.

— Ну я не знаю, это уже твои проблемы, — не унимался лейтенант, — хоть в обезьянник ее засунь.

— Там полна камера мужиков!

— Это не мужики, это участники акции протеста, — не согласился с ним лейтенант, и после этих слов они не удержались и рассмеялись.

— Ну ладно, веди, — продолжая улыбаться, согласился дежурный, сделав все-таки маленькую оговорку:

— Только под твою ответственность.

Мне надоело ждать, когда они там разберутся, я хотела наконец-то где-нибудь присесть и, после того как они договорились, даже обрадовалась, но сразу же поймала себя на этой немного идиотской мысли, когда очутилась за решеткой. Тем более и здесь пришлось скромненько встать в уголке, уцепившись за решетку, и наблюдать за происходящим.

В камере было семь мужчин, они яростно что-то доказывали друг другу, иногда переходя на крик, но на них никто не обращал внимания.

Здесь же, в камере, возле стены стояли поломанные деревянные плакаты. Материя на них была изодрана и изрядно потрепана, но мне все же удалось разобрать слова «Блаженов не с нами».

По камере метался молодой парень лет тридцати. Желваки на его лице подрагивали, а кулаки нервно сжимались, под правым глазом красовался кровоподтек, и рукав плаща оторван, но ему не было до этого никакого дела; он раздражал меня своим постоянным хождением из угла в угол и дерзкими замечаниями, адресованными всему отделению.

«Не будил бы ты парень лихо, пока оно тихо», — таков был мой совет, пусть и не произнесенный вслух. У него была привлекательная внешность, да еще ненормальные, можно сказать, бешеные черные глаза. Женскую натуру не понять, да и зачем, собственно, заниматься такой ерундой, лучше принять все, как есть. Парень вдруг подлетел к решетке, вцепился в нее руками и громко заговорил, его обращение было направлено к дежурному, но тот даже ухом не повел:

— Слушай, начальник, давай все-таки разберемся. Эти люди не виноваты, — и он указал на своих сокамерников, — каждый имеет право быть в оппозиции. Я собственными глазами видел, как люди из службы безопасности Блаженова затеяли с ними драку, а уже потом подключилась толпа. Это провокация, как же вы не понимаете? — Удостоверившись в полном отсутствии внимания к своей персоне, парень со вздохом опустил голову.

Мое появление в камере не вызвало особого ажиотажа среди мужского населения, мне, признаться, сделалось немного обидно, неужели я совсем превратилась в мужеподобную особь? И когда один из этой компании подошел ко мне с вопросом, я слегка насторожилась:

— Тебя за что, сестренка? — поинтересовался он.

— За эскалацию насилия, — с усмешкой ответила я.

Он нахмурил брови и отошел в сторону к своим собратьям по несчастью. А борец за права угнетенных наблюдал за мной и, по-моему, изо всех сил подавлял желание подойти ко мне и заговорить. Он нерешительно топтался на месте.

Я старалась не обращать на него внимания и с интересом разглядывала свои поломанные ногти. Вот и сделай тут маникюр!

— Извините, я повел себя глупо, — наконец-то заговорил он, — просто несправедливость выводит меня из себя.

Я посмотрела в его глаза. «Таких черных глаз просто не существует в природе», — подумала я, на минуту потеряв дар речи. Наверняка контактные линзы, приспособления для того, чтобы женщину-жертву сначала парализовать, потом утащить в свою нору, но со мной этот номер не пройдет.

— Как вы попали сюда? — спросил он. — И вообще кто вы?

— Я телохранитель, бывший, — недолго думая, сказала я.

— Тогда это дело должно вас заинтересовать, здесь нужно все досконально изучить, — он оживился и уже готов был поведать мне свою захватывающую историю, но я его остановила:

— Я же вам объяснила, что я телохранитель.

Мое предназначение — всегда находиться с клиентом, ни на шаг от него не отходить. Вам ясно? — Этим я попыталась закрыть тему нашего разговора, но мой собеседник не обратил на мою попытку отделаться от него никакого внимания. И продолжал, все время жестикулируя руками:

— Не имеет значения. Вы должны меня выслушать.

— Вы всегда так общаетесь с незнакомыми людьми? — Этот вопрос меня заинтересовал по-настоящему — Только с теми, у кого честные глаза.

— Да что вы говорите? — удивилась я, но он пропустил это замечание мимо ушей и уже вовсю распространялся насчет своего дела.

— Так вот, вы, конечно же, слышали фамилию Блаженов, это представитель национал-рабочей партии в нашем городе, — продолжал он. — У этого человека руки замараны, он связался с авторитетом и беспредельщиком. В бытность свою судьей Блаженов вынес ему оправдательный приговор, было множество как косвенных, так и прямых улик и доказательств вины авторитета, но, как бывает в таких случаях, кого-то из свидетелей убрали, кого-то запугали. Спросите меня, откуда все это знаю, я отвечу — независимое журналистское расследование.

Я по-настоящему удивилась и спросила:

— Вы журналист? Как интересно.

— Роман Скоровский, корреспондент ГТРК «Тарасов», но не будем отвлекаться, я еще не закончил, — Скоровский перевел дыхание, а я подумала, почему до сих пор его слушаю и не прошу наконец заткнуться. Может, потому, что этот сумасшедший начинает мне нравиться? — Блаженов после этого дела отправился в отставку по собственному желанию и как бы это сказать… — Скоровский на минуту замолчал. — ..На время ушел в тень, затаился, а теперь снова нарисовался, как кандидат в депутаты, чистенький и холеный, защитником прав рабочих и крестьян хочет себя выставить. Только на какие деньги организована вся предвыборная кампания, никого не интересует — вот в чем загвоздка.

— Как я могу вам помочь? — Мне стало любопытно, что он ответит на это замечание.

— Ну не знаю… Может быть, у вас есть выход на людей, которые этим делом заинтересуются, — вывернулся бывалый журналист.

— Люблю мужчин, которые в первое же свидание переходят сразу к делу, — пошутила я и стала наблюдать за его реакцией. Он ошарашил меня и на этот раз, не задумываясь ни на секунду, предложив:

— Давайте встретимся в более спокойной обстановке, запишите мне свой номер телефона, я вам позвоню.

Ну нахал, просто слов нет.

— Я свой номер телефона первым встречным не раздаю, нет у меня такой привычки, — объяснила я ему. — И еще — как вы собираетесь отсюда выбираться? По-моему, мы здесь застряли надолго.

— А это элементарно. В отделении считают, что я заодно с этой компанией, мою идентификационную карточку сорвали в потасовке, — начал он спокойно раскладывать для меня все по полочкам, — сейчас ребята из моей съемочной бригады подъедут, они договорятся и вытащат нас отсюда.

— Все гениальное просто, да? — засомневалась я. Он ничего не ответил, а лишь протянул свою визитную карточку:

— Вот, возьмите, пригодится.

Я с видимой неохотой взяла из его рук визитку и положила ее в задний карман джинсов.

В это самое время боковым зрением я заметила некоторое оживление в предбаннике отделения.

Передо мной предстали знакомые персонажи:

Сенцов Борис Борисович и старший следователь Сухов, они оба направлялись к камере предварительного заключения. Впереди бежал дежурный, он держал в руках связку ключей. За эту минуту вся моя жизнь пролетела перед глазами.

Ожидать от этой компании можно было все, что угодно, в том числе и неутешительных новостей. Я бы даже сказала, трагических. Неожиданно Сенцов и Сухов завернули за угол, а следователь перед этим крикнул дежурному:

— Веди ее ко мне в кабинет, да поживее.

Замок от поворота ключа скрипнул, решетчатая дверь камеры с грохотом распахнулась.

— Охотникова, на выход, — заорал мент.

Мне стало как-то не по себе, что они там еще придумали?

— Приятно было познакомиться, может быть, как-нибудь позвоню, — мои слова были адресованы Роману Скоровскому, — наверное, это будет междугородный звонок, откуда-нибудь из Воркуты, например. Надеюсь, вы джентльмен и оплатите его.

— У вас прекрасное чувство юмора, Охотникова, — сделал мне комплимент журналист, — вы мне нравитесь.

Я рассмеялась, просто больше не могла сдерживать эмоции. Один человек все-таки на моей стороне — хоть это радует.

— Ну, не задерживайтесь, Охотникова, — начинал выходить из себя дежурный.

Когда я шла по коридору в кабинет следователя, какие только мысли не лезли в мою голову, но, честно признаться, я уже была готова к любому исходу дела, даже к самому неожиданному повороту событий. Я себя на это настроила, надеюсь, они допросили тех двоих наемных убийц по всей форме, надеюсь, их раскололи, лишь бы игра закончилась в мою пользу.

Сержант, а именно в таком звании был мой конвоир, несколько секунд не решался постучать в дверь кабинета следователя, переминался с ноги на ногу и громко сопел. Наконец он решился, раздались резкие удары по древесине.

— Да-да, войдите, — донеслось приглашение Сухова, его голос я узнала сразу.

В комнате были только Сенцов, стоявший около окна лицом к двери, и Сухов. Он сидел в кресле за рабочим столом, в руке держал карандаш и постукивал им о крышку стола. Теперь их сугубо мужскую компанию придется скрашивать мне, единственной женщине в этом кабинете. Волнительное чувство неизвестности отступило на второй план и сменилось любопытством, да и стены показались мне знакомыми и родными, хотя видела я их всего-то один раз, — наверное, привыкаешь, Охотникова. Гляди, так и втянуться можно.

Сухов поблагодарил сержанта и объявил ему, что он может быть свободен, меня же пригласил присесть напротив себя. Сенцов не издал ни звука, а лишь внимательно наблюдал за всем происходящим, я же старалась не обращать внимания на него. Он и так уже попил моей кровушки предостаточно. Один вид его вызывал во мне приступы рвоты и омерзения. После непродолжительного молчания Сухов протянул мне папку со словами:

— Думаю, этот материал будет вам по-настоящему интересен, — и, как мне показалось, его лицо озарила легкая улыбка.

Я пристально уставилась в его глаза, а затем перевела взгляд на Бориса Борисовича. Тот стоял, не шелохнувшись, уже лицом к окну и вглядывался в пасмурное небо.

— Опять дождь будет, — разочарованно произнес он.

Не понимаю, неужели эти слова адресованы мне или Бориса Борисовича потянуло вдруг на лирику, что-то здесь нечисто.

— А что это? — спросила я Сухова и наконец-то взяла из его рук бумаги.

— Протоколы допросов, — ответил он.

— Протоколы допросов? — начала я. — А мне можно…

Сухов усмехнулся и, перебив меня, спокойно сказал:

— Читайте-читайте. Для вас, Охотникова, это хорошие новости. Счастливая улыбка еще долго не покинет вашего лица и хорошее настроение тоже, надеюсь, не оставит вас, не отпустит, если можно так выразиться.

Я внимательно читала материалы дела, углубилась в их содержание, а точнее будет сказать — вгрызалась с остервенением в каждую строчку, проглатывала, как наживку, каждое предложение, упивалась каждым абзацем и вот наконец с громким хлопком закрыла папку, переварив последнюю страницу. Одна только мысль будоражила мой мозг: все хорошо, что хорошо кончается, и еще скажу, перефразировав поговорку: что наемным убийцам смерть, то Охотниковой припарка. Вы знаете, мне кажется, что атмосфера камеры предварительного заключения даже благотворно на меня подействовала: и выгляжу свежо, и лицо помолодело — сделала я заключение после того, как увидела свой несравненный облик, свое отражение в зеркале, висевшем на противоположной стене.., что-то я стала заговариваться, нужно еще раз прокрутить в голове все только что прочитанное, выделить лишь самую суть, сердцевину.

Маслов Владимир Антонович и Курдюмов Александр Потапович — исполнители заказного убийства бизнесмена Романа Парфенова — письменно подтвердили, что получили это указание от Константина Мальцева, по прозвищу Беспалый, а также денежное вознаграждение в сумме тридцати тысяч долларов, именно во столько была оценена голова Парфенова. Чтобы беспрепятственно подобраться к жертве, они вышли на человека в фирме «Баррикада», который и сообщил о запасном варианте отхода, а затем постарались замести следы и поэтому убрали и его. Им оказался Семенов, он был рядом со мной в лифте — это тот охранник, которого пришлось затаскивать в кабину, чтобы закрылись двери лифта. Ну что ж, я сделала все, что смогла, что было в моих силах, обвинения в мой адрес оказались беспочвенными и не подтвердились, вот так-то. Посмотрим, как будет оправдываться Сенцов, к какому прибегнет ходу.

— Женя, — наконец-то заговорил Борис Борисович, — ты же знаешь, я всегда говорю то, что думаю, а если бываю не прав, то всегда извиняюсь. В случае с тобой мои извинения мало что решают, ведь нервы я тебе успел попортить, но все-таки хочу к тебе обратиться с просьбой: не суди меня уж очень строго. Все мы в жизни хоть раз, да ошибаемся. Так что не держи зла и извини, если сможешь.

Я всегда думала, что люди начинают признаваться друг другу в любви, искать дружбы с тем, кого ненавидели всю жизнь, лично предчувствуя конец света. Так, что же, неужели завтра должно что-нибудь произойти, неужели апокалипсис? Ни разу еще Сенцов за время нашего знакомства не назвал меня по имени, да еще так ласково, так по-отечески. И, что немаловажно — ведь ему это несвойственно — извинился в присутствии постороннего человека. Не с глазу на глаз, не в обстановке строжайшей тайны, а чуть ли не крикнув на всю улицу. Мне показалось даже, что сейчас он распахнет окно настежь и проделает все так, как я и описала, настолько Борис Борисович был взбудоражен и возбужден.

— Лучше поздно, чем никогда, — с иронией произнесла я. — Извольте, я принимаю извинения.

— Мы восстановили вашу лицензию, — сообщил мне Сухов. — Вы можете теперь снова вести охранную деятельность.

— Ну нельзя же сразу так много сюрпризов, господа, — скрестив руки на груди, съязвила я, — пожалейте бедную девочку, ее маленькую глупую головку.

Я старалась излить на них всю свою желчь и поэтому дала себе волю. Сенцов и Сухов упорно делали вид, что всего этого не замечают.

— Я свободна, могу идти? — спросила я Сухова после того, как высказалась.

— Да, конечно. Я выпишу вам пропуск, — промолвил он знакомые слова.

Когда выходила из кабинета, с такой силой захлопнула за собой дверь, на какую только способна такая хрупкая и беззащитная девушка, как я. За мной тут же из кабинета выскочил Сенцов и догнал меня на полпути из отделения на свободу. Остановившись и отдышавшись, сообщил мне взволновавшую мою душу новость.

— Женя, мы, то есть наша организация, перевели на твой счет причитающийся тебе гонорар, — тут он прищурил левый глаз и добавил по-заговорщицки шепотом:

— С начислением небольшой компенсации, разумеется. Если тебе будет необходима помощь, можешь смело обращаться ко мне лично. Мой номер сотового ты знаешь. Знаешь, надеюсь?

Я кивнула головой в ответ и собралась уже уходить, но Сенцов меня снова остановил:

— Кстати, Женечка, там тебя на улице друзья дожидаются.

Это сообщение заставило меня слегка насторожиться и поволноваться. Эх, Борис Борисович, вы же знаете, что друзья — понятие растяжимое. Но все мои опасения развеялись, когда я, спустившись со ступенек, сразу же очутилась в объятиях Анны Петровны Лагутиной.

— Слава богу, с тобой все в порядке, — запричитала Лагутина, не выпуская меня из крепких дружеских объятий, — скажи, тебя насовсем отпустили?

— Насовсем, Анна Петровна, теперь насовсем. И даже повысили в звании, — облегченно вздохнув, известила ее. — Можете смело нанимать меня на работу совершенно официально.

Будем заключать сделку? — спросила я Анну Петровну и улыбнулась, она в ответ сделала то же самое.

За спиной у нее, у края тротуара, примостился «Мерседес-300», старая модель кузова, но в отличном состоянии и с затемненными стеклами — сейчас никто не любит вторжения в личную жизнь. По дороге к автомобилю Лагутина рассказывала мне:

— Ты представляешь, Женя, тебя забрали, а мы не знаем — куда. Ты только представь мое состояние, — и Анна Петровна в ужасе закатила глаза. — Потом уже позвонил твой друг, Борис Борисович Сенцов, и любезно сообщил место твоего нахождения. Он заверил, что все будет в порядке и что твое участие в каком-то там деле полностью пересмотрено.

Она бы причитала еще очень долго, но тут мы подошли к машине.

— Эту развалюху я ему подарила, — сообщила мне Анна Петровна, указав на машину, которая нас ждала. — Он обожает старые модели, полно уже такого антиквариата насобирал, гараж забит.

Лагутина отворила передо мной заднюю дверцу и жестом пригласила внутрь. Я все же для начала решила уточнить, кто этот таинственный «он».

— Сейчас сама его увидишь, — заверила меня моя старшая подруга. Если Анна Петровна вдруг услышала бы это страшное слово «старшая», она, должно быть, больше никогда в жизни со мной не заговорила. Она считала нас ровесницами и уже много раз просила называть ее просто по имени — Аня. Да не дождется, уважение к старшим — есть уважение к старшим, и эту черту не стоит переступать никому.

Кто еще мог быть за рулем, — конечно же, Михаил Зацепин. А кого еще ты ожидала увидеть, позволь тебя спросить, нового молодого любовника Анны Петровны?

— Рад вас снова видеть, Женя, — поприветствовал меня Зацепин, а потом добавил:

— Когда я узнал от Ани обо всем случившемся, то мне стало сразу же не по себе. Жаль, что меня не было в этот момент рядом с вами. Кстати, они снова звонили и угрожали новым покушением, — сообщив эту неблагоприятную весть, Зацепин повернул ключ в замке зажигания. Автомобиль легко завелся, словно молодой повеса, и также легко скользнул с места, без шума и пыли, как говорится. По дороге до дома я решилась-таки предложить Анне Петровне свой выход из сложившейся ситуации, но он мог ей не понравиться, и она, конечно же, вправе его отвергнуть.

— Предлагаю вам, Анна Петровна, принять их условия, откажитесь от затеи с расследованием. Одним словом, сдайтесь. Дело может закончиться весьма печально, и в первую очередь для вас.

— Огромные деньги утекли в чужой карман, Женя, — начала обороняться Лагутина. — Все не так просто, как ты думаешь. На меня давит мой партнер по этой афере, больше ее никак не назовешь, с одной стороны, и какая-то шушера — с другой.

— Не будем поспешны в выводах, — предостерегла я Лагутину. — Судя по стилю, это отнюдь не шушера, а серьезные люди.

— Будем надеяться на лучший исход дела, — заверила нас бывшая звезда эстрады. — Так ты со мной, Евгения Охотникова?

— Я, конечно, с вами, моя дорогая Анна Петровна, — заверила я ее, — и спасибо за оказанное доверие. Я с вами, в вас чувствуется победитель (это я загнула, разумеется, ну раз уж люди не понимают шуток, будем играть всерьез).

— «Все короли и победители мы. В пределах правил игры», — продекламировал Зацепин.

Признаться, я не ожидала от него такого лирического отступления, да еще и в стихах.

— Чьи это стихи, кто автор? — поинтересовалась я. Так, из чистого любопытства.

— Не помню, его фамилия вылетела у меня из головы, — огорчился Михаил Григорьевич, — по-моему, какой-то североамериканский поэт начала двадцатого века.

— Эти строчки как нельзя лучше характеризуют наше нынешнее положение, — полностью согласилась я с мыслью поэта.

Анна Петровна ни разу не вмешалась в наш диалог, хотя это было ей свойственно, только ушла в себя сразу же и нахмурила слегка свой гладкий, как у младенца, лобик. Должно быть, ревнует, а зря: ваш альфонсик, Анна Петровна, ничего как человек из себя не представляет.

Через двадцать минут «Мерседес» плавно затормозил возле самого подъезда.

— Ты мне никогда не говорила, Аня, что у тебя здесь есть квартира, — обиделся Зацепин, — не доверяешь?

— Я никому о ней не рассказывала, — парировала Лагутина удар. — А что касается доверия, то знаешь, Миша, я сейчас даже себе не совсем доверяю. Время такое пришло.

Зацепин уехал.

Дверь в подъезде была с домофоном. Анна Петровна открыла ее собственными ключами.

Лифт снова оказался отключенным. Я мельком взглянула на его дверцы, на них висела табличка: «Временно неисправен». Пришлось подниматься пешком, а путь, я вам скажу, не близкий — все-таки шестой этаж. Все что угодно может случиться за время подъема. Ведь убийца может затаиться где-нибудь на лестничной клетке. Я достала из кобуры «Макаров» — его мне сразу же вернули в дежурке милицейского отделения — и стала подниматься вверх по лестнице, тщательно осматривая каждый закуток.

Анна Петровна медленно следовала за мной.

Мои действия ничуть не занимали ее, она полностью была увлечена своими думами. Наконец первые слова слетели с ее губ:

— Знаешь, Женя, теперь я уверена, что Михаил работает на моих врагов, — это заявление не могло не привлечь мое внимание:

— С чего вы взяли?

— У меня возникла такая мысль после того, как он прочитал это стихотворение, — ошарашила меня Лагутина.

— А чем оно вам не понравилось? Мне кажется, стихотворение очень даже ничего, — я не поняла сразу, куда она клонит. — Надо будет как-нибудь попросить Михаила Григорьевича прочитать его целиком.

— Владелец фирмы «Сириус» Табаков — это тот самый партнер по незаконной сделке, — после того как мы закончили официальную часть, подписали договор и выпили по этому поводу, показал мне свою тетрадь со стихами, — Анна Петровна остановилась на ступеньке, чтобы отдышаться, но я попросила ее продолжать следовать за мной, и она беспрекословно повиновалась. — Так вот, он сказал, что давно является моим поклонником, и хотел, чтобы эти стихи положили на музыку для меня. Он уверял, что никто не видел этих стихов. Табаков рассказал, что писал их, начиная с первого курса медицинского университета. Короче говоря, речи о каком-то там североамериканском поэте и быть не может.

Тут я наконец-то врубилась в смысл поведанной истории. Почему только сейчас? Да потому, что трудно, знаете ли, одновременно слушать и соблюдать бдительность.

— Помнится, когда вы вводили меня в курс дела, — постаралась я закончить мысль самостоятельно, без помощи Лагутиной, — то я узнала от вас же, Анна Петровна, что Зацепина в момент заключения сделки не было рядом с вами, он был в командировке, — она утвердительно кивнула головой, и я продолжила:

— Как я понимаю, вы никогда не цитировали это стихотворение в присутствии Зацепина, — на этот раз она отрицательно помотала головой, — значит, ваш управляющий его мог услышать только от самого Табакова — из этого делаем вывод, что Зацепин знаком с Табаковым, а утверждение его об обратном — ложь. Хм. Слабая зацепка, но попробуем за нее ухватиться. Есть и другой вариант: вас могли подслушивать.

Мы поднялись на нужный этаж, и я объяснила Лагутиной дальнейший план действий:

— Для начала нужно проверить связи Табакова и Зацепина. Одной мне с этим не справиться, придется прибегнуть к помощи охранного агентства «Баррикада», а точнее будет сказать — к услугам его директора Бориса Борисовича Сенцова.

Я посмотрела на железную дверь квартиры Лагутиной. Даже представить трудно, что может ожидать нас за ней.

— Анна Петровна, у вас есть в этом доме хорошие знакомые, у которых можно отсидеться некоторое время, а главное — сделать один немаловажный звоночек?

— Да вот, пожалуйста, мой сосед, — и Лагутина указала на противоположную квартиру, — здесь Сашка Кучин живет, добрейшей души человек, он мне ни за что не откажется помочь.

«Добрейший человек» — редкая, однако же, характеристика в наше неспокойное время. Будем надеяться, что моя подруга не ошиблась в выборе кандидатуры. Я не успела еще что-либо ответить, как она уже нажала кнопку звонка, за дверью послышалась соловьиная трель. Через минуту железные врата распахнулись и с криком:

— Анна Петровна, неужели вы ко мне, добро пожаловать! — огромный мужчина втащил нас обеих в коридор. Они долго, очень громко общались между собой, а я попросила разрешения сделать один звонок, и в этом мне не было отказано, люблю я все же холостяков.

— Борис Борисович? Это Охотникова, не забыли? — так я пошутила над своим обидчиком. — Помнится, вы обещали помочь, вот я и обращаюсь к вам за помощью — слушайте меня внимательно, от этого зависит жизнь не только моя, но и моей подруги.

Двое мужчин, один в длинном пальто, другой в короткой кожаной куртке, приблизились к дверям квартиры на шестом этаже. Тот, что был одет в короткую куртку, достал из кармана связку ключей-отмычек, с их помощью они с легкостью проникли в подъезд так же, как и сейчас проникли в квартиру. Мужчина в пальто достал пистолет и прикрутил глушитель к его стволу, второй проделал то же самое. За окном было уже темно, они крались во мраке комнат, из одной в другую, и, убедившись, что там никого нет, убрались восвояси тем же путем. На лестнице они столкнулись со странной компанией: пожилым мужчиной с сединой в волосах в сопровождении пяти молодых здоровых парней, и все как один, в черных длинных плащах. Наемники выскочили из подъезда и забрались в машину. Мужчина в кожаной куртке уселся за руль, он и набрал номер, схватив трубку телефона:

— Шеф, никого в квартире нет, — раздался его голос в тишине обитого кожей салона, — альфонс лажанулся и нас чуть не подставил. Девки по ходу перекрылись где-то, а нам свой хвост не показывают. Че делать-то, хозяин?

— Цыц, шавки, слушай мою команду, — приказал голос, громыхавший из телефонной трубки, — делайте общий свал. А баб мы все равно достанем. Понятно?

— Все ясно, шеф.