Глава 4
Я стояла над трупом Гонзалеса и поневоле испытывала жалость к этому парню. Это же надо – притащиться сюда из Нью-Йорка и так глупо погибнуть на окраине Тарасова! Что же ты натворил, Костя? Во что влип, мелкий бандит, сын русской аристократки и португальского гопника, внук баронессы, всего за несколько дней так очаровавший мою тетушку Милу?
Я ничем не могла помочь Константину. Зато стоило побеспокоиться о себе самой. Что мне теперь делать? Разумнее всего было бы просто уйти, тихо смыться с места преступления, а потом позвонить в полицию с какого-нибудь безопасного номера так, чтобы меня не могли отследить и мое имя никаким образом не было связано с расследованием…
Да, это было бы умнее всего. Но поступить так я не могла. В конце концов, Константин получил временную регистрацию, приехав в Тарасов, так что не пройдет и пары часов, как убийство приезжего приведет к дому, где он жил, к людям, с которыми был связан якобы родственными узами, – то есть к тете Миле и мне.
Конечно, я могла бы забрать у Кузена портфель с документами, с которым он не расставался. Это затруднит опознание, ведь Костя ни с кем в Тарасове не знаком, ну, не считая меня и своего убийцы… Но и так поступить я тоже не могла. Бедный самозванец, сколько времени он проведет в морге в виде неопознанного трупа? И хотя Константин мне не родня, мы все же каким-то образом с ним связаны.
Решено, звоню в полицию. Только не будем светить номер моего мобильного, ни к чему это. По дороге сюда я видела таксофон, и карточка у меня с собой – как раз для таких случаев и держу. Только это довольно далеко – придется поторопиться. Я окинула взглядом площадь, хорошенько запоминая место. Большое искушение заглянуть в портфель Кузена… но лучше этого не делать. Встреча не состоялась, вместо того, кого Кузен ждал, его поджидал убийца. Так что передать Константину никто ничего не успел. Что ж, придется бежать. Дождь понемногу начал стихать, но улицы по-прежнему были пусты, и светлее не стало. Кажется, день переходил прямо в ночь, минуя вечер.
Решено, движемся к таксофону!
Я побежала по пустынной улице, постепенно увеличивая скорость, поэтому вывернувшая из-за угла машина стала для меня полной неожиданностью. Как и я для нее, вернее для водителя. Завизжали тормоза, но скорость на мокром асфальте все равно была слишком велика. Я едва успела вспрыгнуть на капот, когда машина, оставляя на асфальте черный след, затормозила на том месте, где я только что стояла.
Балансируя на капоте и стараясь удержать равновесие, я взглянула через переднее стекло и увидела разинутый рот и распахнутые глаза молоденького полицейского. Паренек сидел за рулем, а рядом с ним был какой-то чин постарше, да и на заднем сиденье кто-то находился, и тоже в форме. Это надо же, как мне повезло! Прыгнуть на полицейскую машину – это не каждому удается. Я спрыгнула в лужу и остановилась, ожидая продолжения. И оно последовало. Ох как последовало!
С переднего сиденья рванулся приземистый сержант, находящийся в отличной физической форме. Я поняла это по тому, как ловко он повалил меня лицом на капот, одновременно выворачивая назад мои руки и ухитрившись при этом нанести удар в пах, причем со спины. Большого вреда данный подлый прием мне не причинил, но я решила не сопротивляться – еще чего не хватало, а просто подождать, пока все разъяснится само собой. На это нужно время, но теперь мне спешить некуда, да и Гонзалесу тоже…
– Мордой на капот и не рыпаться! – заорал мне в ухо сержант. Очевидно, на заднем сиденье находилось его начальство, и он таким образом демонстрировал служебное рвение.
Присоединившийся к напарнику парнишка-водитель уже оправился от неожиданности и ловко обшаривал мои карманы. Ах как скверно! Мало того, что у меня с собой оружие, так в карманах жилета еще и шокер, наручники, веревка с карабином…
– У него ствол! – дернулся сержант и еще сильнее заломил мне руки, хотя я и так уже не могла шевельнуться.
– Игорь Юрьевич, да у него тут целый арсенал! – в полном восторге завопил парнишка, очевидно адресуясь к начальству в машине. – Ну, удача просто! Только получили сигнал, что тут стреляли, как этот урод сам на нас выскочил!
Да, паренек, тебе еще учиться и учиться. Вообще-то радостно разглашать служебную информацию не полагается – теперь парню вместо премии светит выговор, но спасибо молодежи – теперь я знаю, как объяснить чудесное появление полиции. Видимо, этот район не такой безлюдный, каким кажется на первый взгляд. Где-то за стенами складов услышали выстрелы и вызвали правоохранительные органы.
Тут наконец распахнулась задняя дверца машины. Показалась мужская нога в начищенном до блеска ботинке, а за ней и все остальное. Я ожидала чего угодно, но только не этого. На асфальт ступил капитан Алехин, Игорь Юрьевич, знакомый мне по одному делу двухлетней давности.
Тогда мне пришлось охранять жену одного известного в городе человека. Она получала письма с угрозами, и муж уже все приготовил для того, чтобы вывезти супругу за границу, но требовалось дождаться даты вылета – всего-то пара дней. Вот эта пара дней и превратилась в кошмар. Только я приступила к своим обязанностям, как моего работодателя взорвали вместе с его офисом в центре города. Мне пришлось охранять вдову до самых похорон, после чего она заявила, что никуда не уедет до тех пор, пока не отомстит за своего Васеньку. Чтобы найти убийцу, вдова обратилась в детективное агентство «Альбатрос-91». Название содержало зашифрованное указание на год создания, а также на то, что его основатель когда-то служил на флоте. По моему скромному мнению, там, то есть на флоте, ему и следовало остаться. Моряк из него вышел гораздо более умелый, чем детектив. Частные сыщики оценили размер предполагаемого гонорара и с азартом взялись за работу. Дело двигалось медленно и печально, я мечтала об одном – больше никогда не видеть ни «альбатросов», ни несчастную вдову, которой они явно морочили голову, но не могла просто взять и все бросить – вдову было действительно жаль, к тому же я была связана контрактом. Наконец полиция выловила убийцу – им оказался брат вдовы, недовольный распределением денежных потоков в семье. Вот тогда я и познакомилась с капитаном Алехиным. И, кстати, узнала, что он думает о частных детективах, детективных агентствах, телохранителях и прочих уродах, которые мешают полиции выполнять свои прямые обязанности. Прощаясь, Алехин высказал недвусмысленное пожелание никогда более не встречаться со мной, особенно по работе. Я была с ним полностью согласна.
И вот теперь…
– Кто тут у нас? – лениво произнес Алехин, подходя ближе.
– Игорь Юрьевич, гляньте, что тут у него! – горячился мальчишка, а сержант скинул в грязь мою бейсболку, взял меня за волосы и запрокинул мое лицо под свет фонаря.
Капитан недоуменно нахмурился – мое лицо его натренированная память определила как знакомое, но вот вспомнить, кто я, он пока не мог.
– Точно, он стрелял! – с удовольствием констатировал мальчишка.
– Послушайте, это какая-то ошибка, – попыталась я подать голос. Пора было заканчивать этот цирк.
Сержант еще раз наподдал мне между ног – очевидно, чтобы не вступала в разговор, пока не спросят. И тут же недоуменно заморгал.
– Капитан, да это баба! – в его голосе звучало такое изумление, точно я была не бабой, а шестиногим бананом на прогулке.
– Игорь Юрьевич, скажите своим людям, чтобы отпустили меня. Я Охотникова, телохранитель. Мы пересекались по делу Зимородковых.
– Да ну? Правда? – все так же лениво произнес Алехин. – И что вы тут делаете, гражданка Охотникова? Это вы стреляли?
– Я не могу разговаривать в такой позе, – сказала я и тут же пожалела – надо было выразиться как-то по-другому. Сержант немедленно разразился жеребячьим ржанием.
– Отпусти ее, Горюнов! – негромко скомандовал капитан, и сержант послушался.
Я распрямилась, растирая запястья. Надо же, силища какая…
– Это вы стреляли? – повторил свой вопрос Алехин.
– Нет, конечно. Из моего пистолета не стреляли примерно полгода.
– Тогда кто?
– Понятия не имею. Зато знаю, в кого стреляли.
Дружной группой мы проследовали за угол. Кузен никуда не делся – все так же сидел под дождем, лужа под ним была темно-красной, и весело бегущая вода уносила прочь ручейки крови.
– … – потрясенно произнес сержант. Да, с дисциплинкой у людей Алехина было не очень.
– Кто это, не знаете? – спросил капитан, доставая телефон.
На мгновение я заколебалась, но хитрить не было смысла – потом будет только хуже. Надеюсь, хоть убийство Кузена на меня не повесят.
– Представьте себе, знаю. Это американский гражданин Константин Гонзалес, прибывший в Тарасов неделю назад под именем Охотникова Константина Сергеевича.
Брови Алехина удивленно поползли вверх, а парнишка вообще приоткрыл рот, как ребенок, что слушает сказку. Н-да, представляю, как это звучит для человека, незнакомого с подробностями этой истории.
– Так, вижу, тут все сложнее, чем казалось сначала, – нахмурился капитан.
В этот момент я увидела, как парнишка наклонился над телом Кузена. Когда он выпрямился, в его руке находился предмет, который заставил меня похолодеть. Я видела такое очень давно, во время учебы в спецгруппе, ни разу не держала в руках и искренне надеялась, что мне никогда и не придется этого делать.
– Капитан, ваш человек только что взял у убитого одну вещь. Прикажите ему положить ее на землю, только очень медленно. А еще лучше, пусть держит ее до приезда ФСБ, – негромко проговорила я.
Алехин быстро обернулся.
– … – невольно произнес капитан.
– Вот именно! – согласилась я.
Произнесенное Алехиным слово как нельзя лучше характеризовало ситуацию.
– Умников, за каким ты взял в руки эту штуку? – спросил Алехин, стараясь не повышать голос.
Парнишка недоуменно посмотрел на начальство и пожал плечами:
– Так я не у трупа взял, она вот тут в сторонке лежала! Из портфеля выкатилась прямо под ноги…
– Мальчик, замри! – попросила я.
Паренек все еще не понимал.
– Слушай. Ты жить хочешь? – спросила я его.
– Ну! – лаконично ответил паренек.
– Тогда стой смирно и держи эту игрушку в руке. Смотри не урони, а то остаток жизни – примерно неделю – мы все проведем на строгом карантине, – объяснила я.
– А что это? – заинтересовался парнишка.
Я вопросительно взглянула на Алехина. Тот молчал. Тогда я повернулась к пареньку и сказала:
– Ты, Умников, держишь в руках контейнер с биологическим материалом. Возможно, он сейчас пустой, но очень сильно я на это не рассчитывала бы. Пустыми такие штуки по улицам не носят.
– А что в нем? – теперь парнишка смотрел на серебристое яйцо в руке с некоторой опаской. Слава богу, дошло наконец!
– Какая-то биозараза. Понятия не имею, что там внутри. Может быть, микробы. Возможно, вирусы. А еще бывают споры грибов. Вдохнешь – и до свидания.
Парнишка дернулся. Теперь он сам был не рад, что взял в руки опасную игрушку.
– Значит, все еще сложней, чем кажется, – решительно подвел итог капитан Алехин и принялся названивать по телефону. Сотрудники ФСБ прибыли первыми, за ними – полицейское подкрепление и следственная группа. Безопасники тут же оттерли правоохранителей на задний план. Прошло добрых полтора часа, прежде чем они закончили свои упражнения на свежем воздухе. Только после этого полиция получила место преступления и труп бедного Гонзалеса в свое распоряжение.
Прибыли криминалисты, площадка начала заполняться народом.
Я смотрела, как толково Алехин отдает распоряжения своим людям, и думала, что, пожалуй, мне повезло, когда я встретила капитана. Будь на его месте простые пэпээсники или участковый, разбираться пришлось бы гораздо дольше. А так Алехин знал, кто я такая, и, несмотря на свою нелюбовь к любой, как он выражался, «самодеятельности», все же принял в расчет мою репутацию. Есть шанс провести ночь не в предвариловке, а в своей постели. Тем более что после выброса адреналина, заставившего на время забыть о своих болезнях, самочувствие мое стало стремительно ухудшаться. Тридцать девять градусов Цельсия, не меньше, судя по ощущениям…
Но моим мечтам о собственной постели не суждено было сбыться – фээсбэшники увезли меня с собой. Эта ночь выдалась одной из самых долгих в моей жизни. Раз за разом я была вынуждена пересказывать историю своих взаимоотношений с Кузеном, объяснять, почему меня понесло в промзону следом за Гонзалесом и высказывать свои соображения, кто бы мог прикончить иностранца, а главное – откуда взялось серебристое яйцо из хирургической стали со смертоносной начинкой внутри.
Ничего не могу сказать – со мной обращались вежливо, лампой в лицо не светили и по почкам не били. Я сидела, вцепившись в край стола, щуря слезящиеся глаза, и снова и снова рассказывала, как в нашей квартире появился Гонзалес. Примерно часа через два последние остатки жалости к Кузену окончательно покинули меня. Эх, Костя, Костя. Во что же ты нас втравил…
Лаборатория ФСБ сработала оперативно – не успело еще забрезжить утро, а уже стал известен результат анализа содержимого контейнера. В стальном яйце находился тот самый вирус, который распространяли «Белые барсы»…
Отпустили меня только утром. Я дала подписку о невыезде, подписку о неразглашении и уже почти не глядя подмахнула еще пару бумаг. Ноги меня не держали.
Я прошла через турникет, получив обратно свой паспорт. Все мои мысли были только об одном – о постели. Нет, сначала две таблетки жаропонижающего, а уж затем – постель!
Но далеко я не ушла. Прямо у подъезда меня ждала знакомая машина – о, вот и следы от моих кроссовок на капоте! За рулем сидел сержант Горюнов. Юного Умникова в машине не было.
Я открыла дверцу и плюхнулась на заднее сиденье.
– Вези к своему капитану, – скомандовала я, откинулась на спинку и закрыла глаза в надежде поспать. Уснуть мне не удалось – в машине немилосердно пахло бензином. Всю дорогу я созерцала фиолетовые и зеленые пятна на изнанке своих век.
В кабинет капитана Алехина, знакомый мне еще по делу «Альбатросов», я входила, держась на одной силе воли.
Капитан предложил мне стул, подумал – и приготовил чашку горячего чая.
– Евгения Максимовна, – обратился ко мне капитан, и я поняла, что он подготовился к разговору со мной – поднял архив двухлетней давности и выяснил, как меня зовут. Вчера он этого явно не помнил.
– Игорь Юрьевич, если можно, давайте пропустим все начало беседы и сразу перейдем к делу! – попросила я. – Я готова сотрудничать со следствием. Я знаю, что я у вас – единственный свидетель. Так что задавайте вопросы, только поскорее.
Перед глазами у меня стояла дрожащая пелена, сердце стучало, точно паровой молот.
– Могу я узнать почему? – ледяным тоном осведомился Алехин. Да, я все понимаю – с капитаном полиции так разговаривать себе дороже, и слова мои объяснялись моим практически невменяемым состоянием.
– Можете, – ответила я. Собеседника я уже почти не различала – только скопление каких-то точек, вроде пикселей на неисправном экране. – Я плохо себя чувствую. И вообще. Может, поговорим в другой раз? Я никуда не убегу, своими руками дала подписку…
Ко мне приблизилось нечто – очевидно, это было лицо капитана Алехина.
– Что с вами? – спросил очень озабоченный голос.
Человеческим возможностям есть предел. Я поняла, что сейчас потеряю сознание.
– Вирус, – еще успела ответить я, прежде чем провалиться в беспамятство.
Я очнулась. Кабинет Алехина исчез. Вместо зелененьких стен меня окружало полупрозрачное нечто, более всего похожее на стены космического корабля из малобюджетного фильма. Какие-то прозрачные завесы колыхались вокруг меня, с потолка едва-едва светила лампа вроде хирургической. Я обнаружила, что лежу абсолютно раздетая под покрывалом из серебристой фольги. К моей руке тянулись трубочки капельницы, флакон с раствором наполовину опустел. На лице у меня была кислородная маска, к разным частям тела вели непонятного назначения проводки и датчики. Может, меня похитили инопланетяне?!
Стоило мне пошевелиться, как датчики согласно запищали. Прозрачная завеса откинулась, и появился некто, еще более укрепивший мою уверенность в том, что сериал «Х-файлы» все-таки основан на реальных событиях. Мы всегда спорили на эту тему с тетушкой Милой. Вошедший был одет в полный костюм защиты, включая респиратор и защитный щиток на глаза. Более всего это походило на костюм сварщика, только не из брезента, а из прозрачной пленки. На руках у вошедшего были перчатки. Он поправил капельницу и вдруг откинул щиток и сдернул респиратор. Показалось вполне обычное румяное толстое лицо с черной бородкой и смеющимися черными глазами.
Я стянула свой кислородный прибор и задала классический вопрос:
– Где я?
Чернобородый приветливо улыбнулся и ответил:
– Вы в военном госпитале. Ох, Евгения Максимовна, как же вы нас напугали!
– Как я сюда попала? Кто вы такой?
Я села и попыталась прикрыться блестящим покрывалом.
– Да вы не стесняйтесь, Евгения Максимовна! Вообще-то я привык к виду не только раздетых граждан, но и людей вовсе без кожи! – добрым голосом сообщил бородач и пояснил: – Работа такая!
– Вы врач?
– Ну конечно, врач. Я профессор Меликсетян. Зовут меня Амбарцум Аветисович, но вы все равно не запомните, так что можете не напрягаться.
– Как долго я здесь нахожусь?
Чувствовала я себя намного лучше, кто знает, сколько дней я провела в этом госпитале? И, кстати, почему это меня, человека вполне мирной профессии, поместили не в обычную районную больницу, а в госпиталь, да еще и военный?
– Вас привезли сюда вчера утром. Если быть совсем уж точным, вы находитесь в стенах нашего лечебного учреждения восемнадцать часов и пятнадцать минут.
– Это значит, что сейчас пятнадцать минут второго пополуночи, – машинально уточнила я.
Меликсетян хохотнул приятным рокочущим басом и подтвердил:
– Да, вы совершенно правы. Приятно видеть, что с головой у вас все в порядке. Не все из моих пациентов могут этим похвастаться.
– Скажите, а как я попала в военный госпиталь? И почему вы сняли респиратор?
Амбарцум Аветисович довольно улыбнулся и объяснил:
– Понимаете, Евгения Максимовна, мы только что получили результаты ваших анализов.
– И что там? – напряглась я. В военный госпиталь просто так не засунут, да и весь этот научно-фантастический антураж неспроста…
– У меня для вас хорошие новости. Прямо-таки великолепные! – профессор так и лучился улыбкой. – Вы заражены вирусом.
– Что?! – в горле у меня мгновенно пересохло. Как же так… Я даже не контактировала с Кузеном, а уж о том, чтобы по примеру глупого Умникова прикоснуться к смертоносному яйцу, и речи не было!
– Не волнуйтесь, уважаемая Евгения! – поспешил успокоить меня Меликсетян. – Вчера вечером я чувствовал себя в точности как вы сейчас. Но час назад все разъяснилось.
– Хватит тянуть, говорите же! – не выдержала я.
Меликсетян кивнул, словно я своей несдержанностью подтвердила его давно устоявшееся мнение о людях, и наконец объяснил:
– Восемнадцать с половиной часов назад вы поступили к нам с подозрением на поражение атипичным вирусом неясной этиологии. Мне дали понять, что это, возможно, тот самый вирус, над которым бьются ученые всего мира. Тот, который использовали террористы из «Белых барсов». У всех на слуху это название, верно? Мы немедленно поместили вас в защищенный бокс, приняли все меры безопасности, взяли кровь на анализ и приступили к реабилитационным мероприятиям.
– Я что, была так плоха? – изумилась я.
– Я же не говорю – «реанимационным», верно? – мягко укорил меня профессор. – Ваше состояние мы определили как среднетяжелое. Но как врач, отвечающий за вашу жизнь, я постарался сделать все от меня зависящее. Мы погрузили вас в медикаментозный сон, и бригада приступила к своей работе. Именно этим усилиям вы обязаны своим неплохим, надеюсь, самочувствием.
– Спасибо, – пробормотала я.
– На здоровье! Ваш случай довольно простой, совершенно не похож на то, с чем мы здесь обычно работаем. Как ученый я очень разочарован – вы похитили у меня лавры того, кто спас больного этим атипичным вирусом. Но как врач я очень рад и торжественно сообщаю – вы заражены вирусом, но самым обычным, вирусом гриппа группы А. Понятия не имею, где вы умудрились подхватить его летом…
Меликсетян мне нравился – мировой дядька, я сталкивалась с такими во время службы в «Сигме». Он может быть очень жестким, если надо, – никаких иллюзий на этот счет я не питаю. Скорее всего, госпиталь находился в ведении ФСБ, а добрый профессор носил погоны под белым халатом. Если бы он получил приказ изолировать меня до конца моих дней, то выполнил бы его, ни на мгновение не задумавшись. Но сейчас я была для него безопасна, и он мог позволить себе добрую усмешку, юмор и прочее…
– Еще раз спасибо за все, что вы для меня сделали! – искренне поблагодарила я профессора. – А когда я могу покинуть ваш госпиталь?
– Сразу видно профессионала! – усмехнулся Амбарцум Аветисович. – Все вы такие – только из реанимации – и сразу вам подавай новое задание. Кстати, настоятельно рекомендую проверить левое колено – у вас там старая травма.
– У меня много старых травм, – честно ответила я, – а за совет спасибо. Так когда я могу отправиться домой? У меня там незаконченное дело.
– Ну, до завтра я вас точно не отпущу, а там как начальство распорядится. Посмотрим по вашему самочувствию. Не выбрасывать же вас на улицу, раз уж наши надежды с вирусом не оправдались? – пошутил Меликсетян.
– Мне нужно позвонить! – вскинулась я. – Могу я получить свой телефон?
Профессор приятно улыбнулся и отрицательно покачал головой:
– Боюсь, что не можете. С вашими вещами пока работает группа специалистов – не забывайте, что у вас подозревали смертельное заболевание, опасное для окружающих!
Я знала, что должна позвонить тете Миле. Знала, что придется сообщить ей о гибели Кузена. Мне так хотелось оттянуть этот момент! Но это было невозможно. Ведь она с ума сходит от беспокойства, гадая, куда подевался дорогой племянник!
– Амбарцум Аветисович! Мне очень нужно позвонить. Ничего такого, просто я должна сообщить своей старенькой родственнице очень плохую новость.
– Неужели вы думаете, что у нас работают дилетанты? Вашу родственницу известили восемнадцать часов назад, – мягко проговорил профессор. – Так что лежите и ни о чем не волнуйтесь. Хотите, я сделаю вам укол?
– Да не нужен мне никакой укол, – грустно сказала я. – И без него усну.
– Завтра мы переведем вас в обычную палату. В этих предосторожностях больше нет смысла. Скажу вам честно – я очень рад, что мы ошиблись.
И профессор вышел. Вместо него явилась медсестра и поставила новую капельницу. Я закрыла глаза и провалилась в сон без сновидений.
Госпиталь я покинула только спустя четыре дня. Наутро меня перевели в обычную палату – обычную, если не считать того, что она была очень комфортабельной и одноместной. И вдобавок изолированной от внешнего мира. Еду мне приносили прямо туда, и я не видела никого из больных или персонала, не считая профессора и той медсестры. Вероятно, уровень секретности в этом госпитале был не ниже, чем в военной части. По крайней мере, телефон мне до выписки так и не вернули.
Утром пятого дня Меликсетян в последний раз осмотрел меня и объявил, что я здорова. Профессор посоветовал какое-то время беречься, не переохлаждаться и вообще последить за своим здоровьем, а так все в порядке. Мы простились, и я покинула госпиталь, так и не увидев его снаружи. Машина с молчаливым шофером за рулем отвезла меня до подъезда дома и укатила. Я вошла в съемную квартиру, с которой мне вскоре предстояло расстаться – ведь теперь в ней не было нужды. Сегодня я вернусь домой.
Я сняла телефонную трубку и набрала наш домашний номер. Раз за разом слушая длинные гудки, я чувствовала, как начинает колотиться сердце. Ничего не понимаю, где же Мила? Неужели она отправилась на прогулку или по делам?
«Сними трубку!» – повторяла я про себя как заклинание, но к телефону никто так и не подошел. Тетин мобильный тоже молчал.
Я сбежала по лестнице, не дожидаясь лифта, перебежала дорогу, заскочила в наш подъезд и телепортировалась на восьмой этаж. Позвонила в знакомую дверь, но никто не ответил. Я выхватила ключи из кармана, и тут загремела дверь напротив. Соседка Мария Семеновна высунула любопытный нос и спросила:
– Где же ты была, Женя?
Я почувствовала, как ноги у меня подкосились.
– Что с Милой? – резко спросила я.
Марья Семеновна обиженно шмыгнула носом – похоже, она настроилась на долгое драматическое представление, но посмотрела мне в лицо – и сразу передумала.
– Она в шестой горбольнице! У твоей тети был сердечный приступ, ее «Скорая» увезла. А что, Женечка, правда, вашего родственника застрелили?
– Правда, – утолила я любопытство соседки и отправилась в шестую горбольницу. У меня не было сил тащиться туда на общественном транспорте, поэтому я вывела из гаража свой «Фольксваген». Лучше уж стоять в пробках, чем ловить вирусы в автобусах…
Тетя Мила выглядела лучше, чем я ожидала. Она искренне обрадовалась мне. Я выложила на тумбочку купленные по дороге детективы и пакет с апельсинами.
– О, Эд Макбейн! Обожаю! – воскликнула Мила, увидев детективы, совсем как в старые добрые времена. На секунду мне показалось, что ничего не было, что появление Кузена привиделось нам в страшном сне.
Но тут лицо Милы дрогнуло, на подушку капнула слеза.
– Скажи, Женечка, его правда застрелили? – спросила тетя тихим дрожащим голосом.
Я молча кивнула. Подробностей Миле лучше не знать…
– Мне сказали, что он не тот, за кого себя выдавал. То есть не сын Сережи, – голос тети звучал совсем жалко. – Но кто же он такой? И что ему было нужно?
– Не плачь! – попыталась я утешить Милу. – Он был мелкий бандит из Нью-Йорка. А что ему было нужно, я обязательно выясню. Он умер мгновенно, даже не успел понять, что случилось.
– Но… Но зачем ему понадобилось выдавать себя за сына Сережи?
Именно этот вопрос я раз за разом задавала себе все эти дни, во время вынужденного безделья в госпитале. И надо признать, что у меня появились кое-какие ответы.
– Вероятно, его интересовал кто-то из твоих знакомых. У тебя ведь их так много… Вспомни, пожалуйста, кем именно он интересовался? О ком задавал вопросы?
Я никак не могла заставить себя произнести имя Кузена. Тетушка тоже старательно этого избегала.
– Ну, даже не знаю! – задумчиво проговорила Мила. – Он много о ком спрашивал. Проявлял такой искренний интерес к каждому, о ком заходила речь. Признаюсь, меня это немного удивило. Молодые ведь не очень интересуются чужими делами, предпочитают жить своей жизнью, а не слушать про чужую.
Мила бросила на меня виноватый взгляд.
– Прости, Женя, я тебе не верила, а ведь ты с первой минуты заподозрила в этом молодом человеке афериста и преступника! Я так перед тобой виновата! Простишь ли ты меня?
В глазах у Милы стояли слезы. Я почувствовала, как предательски защипало в носу. Не хватало еще разреветься!
– Уже простила! – сказала я. – Не отвлекайся, пожалуйста.
Мила утерла слезы и продолжила:
– Вообще-то он расспрашивал меня о моих однокурсниках, о коллегах по работе, о знакомых и их детях…
Я подняла глаза к потолку. Так, в нашем городе почти миллион жителей. Если перечислить всех однокурсников, коллег и знакомых Милы, получится примерно половина Тарасова.
– Но почему-то он проявлял особый интерес к двум людям…
Я навострила уши.
– К Лидочке Каракозовой и Славочке Комарову.
– Это еще кто такие? – поинтересовалась я. Давно уже не пытаюсь запомнить всех тетиных знакомых – даже моей тренированной памяти спецагента на это не хватит. А вот тетушка помнит всех, включая имена детей и внуков, а также дни их рождения.
– Ну как же! Славочка Комаров – ты же с ним встречалась, однажды он приходил к нам домой вместе с женой. Такая невысокая дама, ты еще сказала, что она похожа на Миледи из старого советского фильма о трех мушкетерах… А Лидочка – правнучка Софьи Михайловны, которая достает мне билеты в оперу. Помнишь, ты ходила со мной на «Волшебную флейту» и еще заснула, когда на сцене принялись скакать обезьяны?
Да уж, помню. Я была после двухсуточного дежурства и действительно позорным образом заснула во время спектакля. С тех пор в опере я стараюсь не бывать, предпочитаю кино…
Я помнила супругов Комаровых, и после некоторых усилий вспомнила и Лидочку – невзрачную девицу, работавшую лаборанткой в университете.
Стоп! Вот оно!
– Тетя, ты чудо, я тебя люблю! – я расцеловала Милу и пообещала приехать завтра с утра. Тетушка чувствовала себя неплохо – в конце концов, со времени приступа прошло уже пять дней. Мила помахала мне рукой и вернулась к содержательному разговору о народной медицине с соседками по палате.
Я вручила Миле зарядное устройство для телефона и велела поставить его заряжаться немедленно – чтобы всегда быть на связи.
А потом я разыскала лечащего врача тети – замученную, но строгую даму с учительским пучком на макушке, и побеседовала о здоровье Милы. Врач сообщила, что ничего серьезного, ЭКГ весьма неплоха для Милиного возраста, а приступ вызван сильным стрессом. Это я знала и так. Врач пообещала, что через неделю тетю можно будет забрать домой.
Я медленно спускалась по лестнице, игнорируя лифт, и думала о том, что у тех людей, что назвала мне Мила, есть одна общая черта – профессия. Лидочка была лаборанткой на кафедре биохимии, а Вячеслав Комаров работал в институте с красноречивым названием «Вирус».
Если связать это с тем контейнером, что нашли возле убитого Кузена, то наконец-то в конце тоннеля начинает брезжить свет. Главное, как любил говорить наш инструктор по парашютному делу, чтобы этот свет не оказался фарами приближающегося тепловоза…
И еще один вопрос не давал мне покоя – почему выстрелов было два? Явственно помню тот момент, когда я услышала два выстрела с промежутком в пару секунд. Один наповал уложил Гонзалеса… А вот кому предназначался второй?
