Глава 19 ГОРОДОК КРАМИНСК

— Наверное, показалось, — настороженно сказал Крамер, когда мы въехали на окраину небольшого городка, название которого отложилось в памяти каким-то раздавленным кляксовым пятном. — Может, никакого «хвоста» и не было?

Полдороги Вове казалось, будто нас кто-то «ведет». Хотя я, со своей профессиональной наблюдательностью и чутьем на подобные «хвосты», ничего не заметила.

— Теперь уже не суть важно, — сказала я. — Я за рулем больше трех часов, и что-то есть захотелось. Только кажется мне, что с этим Аладьиным мы еще досыта наедимся и завтраков, и обедов, и ужинов — по самое «не хочу»!

Вова взглянул на часы и сказал:

— Да уж, пора пожрать. Восьмой час. Пригородные автобусы вряд ли пойдут обратно так поздно. И куда этот твой Аладьин поперся на ночь глядя? Ты говорила, что он прогуляться хотел? Нехилая прогулочка!

— Это верно.

На улице было сумрачно. Густые, словно прокуренные сизые тучи висели низко, словно угрожали упасть с неба на тротуары. Черные полосы, делавшие небо похожим на шкуру леопарда, протянулись через серые покрывала осенних туч, моросил противный дождь, не сильный и не мелкий, напоминавший щупальца грязных медуз, шарящие по стеклу. Я включила «дворники», но все равно лобовое стекло залепляло мутной изморосью. Вести машину по сырой трассе было трудно и неприятно, неприятно тем более что нельзя было поддерживать высокую скорость на всех участках пути. Да и автобус, в котором сидел Аладьин, едва ли смог бы соревноваться в скорости с моей машиной. А я не любила тащиться, как говорится, почти пешим ходом: хорошая машина — она на то и существует, чтобы питать кровь адреналином скорости.

Но приходилось терпеть.

Автобус проехал мимо стелы с надписью «Краминск», похожей на огромный кариесный зуб, свернул направо и двинулся к конечной остановке примерно в двухстах метрах от стелы.

— Может, он в какую закусочную или гостиницу зайдет, — непонятно почему предположил Крамер, имея в виду, конечно, нашего странного фигуранта. Бедный Вова, кажется, тоже страшно оголодал. Он собирался еще в «Брудершафте» перекусить, да вот не сложилось.

Мы проехали вслед за автобусом по грязной улице, изобилующей колдобинами. Никаких закусочных я на ней не увидела, равно как не оказалось тут ни одного человека. Зато скелетом вымершего динозавра застыл металлический остов какой-то искореженной ржавой громадины: то ли краном был при жизни, то ли еще чем-то механизированным…

Единственным живым существом, которое я заметила, пока выворачивала на эту улицу (помимо тех, кто сидел в медленно тащившемся автобусе), был большой поджарый пес с облезлыми боками. Он копался в опрокинувшемся мусорном контейнере. Лежавшего возле той же мусорки мужика в рваной телогрейке и тапочках на босу ногу, густо выводящего носовые трели, я не сочла разумной живностью.

— Н-да… — разочарованно пробормотал Крамер. — Кажется, закусочную тут надо еще поискать… А этот Аладьин уж…

— Что за городишко! — вздохнула я, провожая взглядом и бомжа, и собачку, и ржавый скелет крана, и резко увеличила скорость. Фиксировать наличие живых существ на улице населенного пункта было делом довольно-таки затруднительным. Когда я, включив вторую передачу, пристроилась вслед за автобусом, на дорогу выкарабкалась какая-то ретивая старушка-аборигенка. Она приволакивала ногу и тащила внушительную тележку с каким-то скарбом. Машины она, по всей видимости, не видела, и мне стоило большого труда затормозить и не вылететь при этом с дороги, впечатавшись в деревянный заборчик или тем паче в стену дома.

Мою машину развернуло задом наперед и юзом протащило до еще одного мусорного контейнера, который тут же и опрокинулся. Крамера отбросило на спинку сиденья, он охнул, а старушка облаяла меня трехэтажным матом — о, наш провинциальный фольклор! — и скрылась за углом дома. Автобус в этот момент причалил к конечной остановке.

— Выходят, — буркнул Вова.

— Да вижу я!

Крамер отмахнулся от меня, и в этот момент из проулка прямо на нас выскочил черный джип. Он свернул прямо перед нами и, старательно объезжая все колдобины, медленно поехал по дороге. Эта, с позволения сказать, дорога была так узка, что я не могла обогнать невесть откуда появившегося монстра. Крамер затеребил мой локоть и стал бормотать что-то о том, что номера, кажется, те же, что у «хвоста» на трассе. Черный джип резко увеличил скорость, я, обрадовавшись, что можно ехать побыстрее, синхронно перешла на следующую передачу… но тут вдруг авто впереди резко затормозило, полетели ошметки грязи, я вдавила до упора педаль тормоза, но это уже не помогло. Моя машина проползла по грязи и послушно ткнулась в задний бампер джипа.

Судя по побелевшему вытянувшемуся лицу Крамера, звук удара прозвучал в его ушах погребальным звоном.

Кажется, все ясно…

Это случилось в пятидесяти метрах от злополучного автобуса, в котором сидел Аладьин.

— Твари, — выговорила я в сердцах, — подставились под меня! Точно, подставились. Быть может, это те самые, которые отделали под орех Карасева и этого, второго… Феоктистова. А может, и…

И я выразительно глянула на Крамера. «Может, и те самые, что посетили тебя, Вова, в твоей коммуналке», — вот что я хотела сказать, да не успела.

— Странно только: раз они пасут и охраняют этого Аладьина, почему он поехал на автобусе, а не в джипе, — проговорил Вова.

Впрочем, тут нам стало не до рассуждений.

Из джипа, отчаянно матерясь, вышел здоровенный толстый парень и в остервенении хлопнул дверью так, что едва не вылетело стекло. Я осталась сидеть на месте, Крамер, кажется, вцепился в собственные коленки, как утопающий за соломинку, и тихо осквернял пространство салона ругательствами. Парень из джипа бросил на меня злобный взгляд.

— Ты что же это, сука! — заорал он и со стремительностью, которую сложно было заподозрить в этом грузном, неуклюжем теле, подскочил к моей машине. — Ты куда прешь, шалава драная!

И, не утруждая себя дальнейшими разглагольствованиями, он рванул на себя дверцу моей машины так, что та с жалобным стоном сорвалась с петель и осталась в его руках. Крамер икнул, а мне подумалось, что, кажется, это вполне могут быть ребята из той же епархии, что накануне разгромили его дом. Кажется, он кого-то из них узнал.

Из джипа не спеша извлекли свои телеса еще три типчика: двое малопривлекательной внешности молодых людей с обритыми питекантропскими черепами, с телосложением по образцу «косая сажень в плечах», и невысокий белокурый хлопец со смазливым нахальным лицом и такой ядовитой улыбкой на красивых губах, что предыдущая парочка показалась мне вполне добродушной и безобидной.

Толстяк, оторвавший дверь моей машины, швырнул ее о грязный асфальт с такой силой, что стекло веерными брызгами разлетелось по всей улице, а в моих ушах поплыл жалобный звон.

Я нарочито медленно вышла из машины (сумочка с пистолетом — на плече) и произнесла, стараясь говорить сдержанно и миролюбиво:

— Куда же вы лезли? Смотреть надо, куда едете. Что ж ты не смотрел в зеркало, когда я на обгон пошла?

При этом я посматривала в сторону автобуса, где должен был сидеть Аладьин. Из него уже вышли несколько старушек и один пьяный мужичок в грязных донельзя сапогах.

Все вышедшие из автобуса смотрели в нашу сторону.

— Так что, ребята, давайте разойдемся миром, — предложила я.

— А она еще и речи говорить умеет, — произнес белокурый со все той же препоганенькой улыбочкой. — Мамаша (я была во всей той же «пятидесятилетней» амуниции), ты же попала, как Вильгельм Телль в яблочко на голове своего сынули! На такие бабки влетела, что и Бен Ладен не позавидует, будь он неладен. Кстати, с тобой вот хороший человек едет. Ты даже не знаешь, какой он хороший!

Я улыбнулась, хотя поводов для улыбок у меня было гораздо меньше, чем, скажем, у того же белобрысого. По крайней мере, так полагал он сам.

— Вот что, — проговорила я, — давайте-ка вызовем сюда молодых людей из ГИБДД и тогда и разберемся, кто куда попал и кто кому не позавидует.

Крамер, наверно, подумав, что негоже женщине объясняться, в то время как мужчина сидит в машине, высунулся из окна и сказал судорожно:

— Мужики, давайте спокойнее. Нужно сюда автоинспекцию, а если угодно, вот удостоверение у нее есть, и…

— Тогда уж сразу затребуем санкции международного Гаагского суда, — проговорил белобрысый и, достав из кармана небольшой синий футляр, нацепил извлеченные оттуда очки на переносицу и воззрился на меня с оскорбительным, откровенно издевательским интересом.

— Я вижу, что вы получили образование сверх положенных по профилю вашей деятельности пяти классов в десятилетке плюс пяти лет по ходке, — не удержавшись от сарказма, проговорила я.

— Так эта шалава еще и крысится, — проговорил один из бритого дуэта. В его голосе звучало удивление: вероятно, он, профессиональный выколачиватель денег из своих меньших (по размеру) братьев и сестер, не понимал, как одна женщина может возражать сразу четырем мужчинам. — Ладно, ты, баба, поезжай, а этого хлопца нам оставь. Понятно тебе, мамаша? Тебя мы не знаем и знать не желаем, а вот этот цыпик…

— В общем, так, — проговорил белобрысый, который, очевидно, был у них за главного. — По-хорошему не понимают. Я думаю, вам придется проехать с нами.

— Это куда еще? — тихо осведомилась я.

— Для решения проблемы долга. И оплаты моральных затрат, — сладко продолжал очкастый.

— А выломанная дверца будет включена в сумму долга? — неожиданно вмешался Крамер, не торопясь вылезать из машины.

Белобрысый равнодушно пожал плечами и произнес:

— В машину этого козла. А баба сама нарвалась. Ее тоже забираем, мало ли что…

И пошел к джипу, даже не дожидаясь начала исполнения своего приказа.

Толстый рванулся ко мне, и если бы я не выскользнула из зоны досягаемости его внушительного брюха, по-видимому, являющегося главной ударной силой этого молодого человека, то мне пришлось бы плохо: меня просто размазало бы по стойке кузова собственной машины. Но я успела — успела броситься влево и в полете врезать толстому под ребра, как «ножницами» бьют по мячу в падении футболисты. Взвилась моя старомодная плиссированная юбка. Толстый парень выпучил глаза, а вслед за ним — и все остальные. Наверно, никто не ожидал такой прыти от старой клуши! Хорошо еще, что я в полную старуху не загримировалась. Бабку-воительницу.

Участь футбольного мяча, по всей видимости, не вдохновила толстого, потому что он икнул, перегнулся вперед и впечатался лбом в ту самую стойку, тесного контакта с которой я только что избежала. Ударившись, он осовело попятился, поскользнулся в грязи и упал — да надо же, так неудачно, что его приложило — вновь головой, но уже затылком! — о бампер собственного джипа. Удар был такой силы, что отскочили и повисли номера, болтаясь на одном уцелевшем креплении.

Кстати, номера-то оказались навесными, фальшивыми. Под ними были другие — чистенькие, не забрызганные грязью. Московские!

Я успела бросить только один взгляд на эту картину. Двое бритых оказались не такими уж медлительными и громоздкими, как можно было предположить. Один мгновенно встал в боевую стойку каратиста и попытался достать меня ударом правой ноги. Второй оказался еще оперативнее: он выхватил из-под куртки пистолет и, направив на меня, заорал:

— Лежать, сука, замочу!

Но выстрелил не в меня, а в Крамера, который сидел в машине. Хотя Вову, кажется, белобрысый потребовал взять живым. Пуля рассадила лобовое стекло и наверняка угробила бы Вову, если бы он сохранял прежнее положение. Но, на его счастье, он слишком впечатлился моим мастерским ударом, отчего и высунул в окно физиономию с всклокоченными волосами и выпученными глазами. Пуля всего лишь продырявила подголовник кресла.

После этого и худший идиот, чем мой Вова Крамер, понял бы, что из машины пора вываливаться — с прямой целью сохранить в целости и сохранности голову, задницу и прочие органы. Он открыл единственную уцелевшую переднюю дверцу — и плюхнулся в грязь, разбрызгивая жирные ошметки. Дальше наблюдать бултыхание г-на Крамера в грязи и водяных брызгах я не могла. Потому что один из амбалов накатил на меня, как на шарнирах, на коротких мускулистых ногах и выбросил вперед мощный, размером с недозрелый арбузик, кулак. Если бы он попал мне в лицо, то мне, несчастной хрупкой девушке, потребовались бы в лучшем случае услуги стоматолога и пластического хирурга, а в худшем я просто поступила бы на попечение патологоанатома. Но, к счастью, я не была ни несчастной, ни такой уж хрупкой. И потому я успела уклониться от наглого выпада. Дикая ярость вскипела во мне. Тем более — пока я тут барахтаюсь, может ускользнуть Аладьин, на которого я потратила столько времени.

А тут эти уроды мешают!

Ничтоже сумняшеся я ударила моего соперника в солнечное сплетение. Он молча отскочил и, приложив ладонь к животу, согнулся «крючком». Второй здоровяк, стрелявший в Вову, увидев, как я приложила его напарника, не стал мудрствовать, а просто прицелился в меня. Я упала и бросилась ему в ноги. Ничего иного мне не оставалось. Мой хитрый маневр сбил его с копыт. Я изогнулась и пнула его ногой в кисть, выбив пистолет.

Он рыкающе взвыл и схватился за покалеченную кисть. Подоспевший Крамер с силой ударил его ботинком под коленную чашечку. Парень рухнул, как будто его приложили остро отточенной косой.

Были в моем горизонтальном положении два минуса. Во-первых, я вся перемазалась в грязи. Во-вторых, я не успела уклониться от тычка толстяка, который очухался от удара о стойку и с багровым, оплывающим кровью шрамом на лбу ринулся в атаку. Здоровенная ладонь с короткими пухлыми пальцами, как резак гильотины, рухнула мне на шею жестким, как полено, ребром. Ощущение было примерно таким же, как если бы на меня из окна сбросили массивный цветочный горшок, скажем, с карликовой пальмой.

Я рухнула на асфальт и в ту же секунду почувствовала непереносимую, раздирающую боль в левом боку — вероятно, мне хорошо всадили под ребра. Несдобровать бы мне совсем, но тут на меня полилось что-то теплое, липкое, я машинально дернулась в сторону, и на асфальт, где я только что лежала, рухнула массивная туша толстяка. И вдруг промозглый воздух был словно рассечен пронзительным воплем. Глухой всхлип липкой осенней грязи резко оборвал его.

Превозмогая боль, я поднялась и стряхнула с одежды грязевые лепешки. Осталось на мне раза в три больше мусора. Я увидела Вову Крамера: держа в руке монтировку, он как раз замахивался на одного из амбалов. А перед этим он, похоже, проломил череп толстяку. Тот, на кого замахивался Крамер, вдруг взвизгнул тонко, по-бабьи, но этот звук был заглушен внезапным ревом движка джипа, вееры грязи полетели из-под колес, взвился мутный сноп брызг, и джип унесло. Уехали!

В грязи остался валяться только толстяк, которому Крамер действительно проломил череп злосчастным ударом монтировки. Туша его неподвижно валялась на бордюре, и из-под нее выбегал тоненький темный ручеек, растекаясь на несколько струек. На обочине дороги перекатывался с боку на бок один из амбалов с поврежденной Крамером ногой. Он стонал и корчился на асфальте, схватившись обеими руками за колено. Несчастного, кажется, посчитали лишним в салоне джипа. Этот белобрысый посчитал. Да, он у них главный.

Крамер встал на четвереньки и начал как-то по-собачьи отряхивать грязь с плаща.

— Ну и ну… — выдохнула я. — А ты еще говорил… что тебе показалось насчет «хвоста»!

Крамер, все еще сидя на асфальте, взглянул на картину недавнего побоища и, разведя руками, выговорил лишь:

— Ну, блин!..

— Как сказал слон, наступив на Колобка, — зло откомментировала я.

— Эти уроды были в моем доме, они хотели меня сцапать или просто грохнуть, — сказал он. — По крайней мере, вот этот, белобрысый, там был! Честное слово, мне надоели эти батальные сцены! Ну сколько можно! Хотели, называется, попить пивка в хорошем кафе, в «Брудершафте»!

Я оглянулась в сторону автобуса и увидела удаляющуюся от него фигурку в сером плаще. Аладьин, конечно же, это он! Я кивнула Вове:

— Последи за ним! Потом звякнешь мне на мобильный.

— Раскололи твой мобильный, — сказал тот без особого оживления. — Черт с ним. Постараемся быть побыстрее! Но только прежде я пару вопросов задам ребятишкам…

Задавать эти вопросы толстяку с пробитой головой, лежащему носом в луже, было бы явно бессмысленно. Потому я и Крамер направились к парню с поврежденной ногой.

Я, наклонившись над ним, приставила пистолет к его голове и сказала:

— Ну, кто вас послал? Кто?

— Да пошла ты! — прохрипел он, не проявляя ни малейшей фантазии в своем коротком ответе.

— Вы из Москвы, — сказала я. — У вас московские номера под фальшивыми тарасовскими. Кто вас сюда прислал?

Белобрысый продолжал отрицать все на свете.

— Вот что… ты, — с трудом проговорил парень, — я вам все равно… так что не… а ты, сука!.. — рявкнул он на меня так, как будто не лежал в грязи с перебитой ногой, а стоял надо мной с пистолетом и выбивал из меня нужные сведения. — Ты, тварь, вообще радуйся… ты полезла не в свое дело! А я, — неожиданно спокойно прибавил он, — а я все равно ничего не знаю, так что можешь не корчить из себя следака.

Крамер вдруг коротко размахнулся и пнул его ногой с такой силой, что парень дернулся и потерял сознание.

— Зачем? — воскликнула я. — Он… сказал бы…

— Что я, с ним сюсюкаться буду, они меня чуть не убили… — ответил он с яростью. — К тому же, ты сама говорила, что у нас нет времени. Посмотри, где он, Аладьин этот. Кажется, пошел туда.

И он ткнул пальцем в серую пелену усиливающегося дождя.

— Ты прав, — решительно сказала я. — Нечего терять время. Поехали!

И я направилась к машине. Видок у нее был еще тот: дверь со стороны водителя оторвана, лобовое стекло прошито пулей, капот забрызган грязью — не определить, какого, собственно, цвета моя многострадальная машинка.

Старушки и пьяный дедок промокли под дождем, но от интересного зрелища оторваться не смогли. Теперь же медленно потянулись в разные стороны. Тема для разговоров на ближайший год теперь у них появилась. И превосходнейшая! Крамер подобрал валяющуюся в грязи дверцу и сунул ее в багажник.

— Агхиневегно, — визгливо добавил он, выбрасывая вперед руку с указующим пальцем, — не по-магсистски! Опогтунисты! Это меньшевистские штучки!

— Ты, Вова, неисправим, — устало сказала я.