7

Илюмжинов проживал в четырнадцатиэтажной новостройке на седьмом этаже. Не спрашивая, он распахнул передо мной дверь и предложил войти. Высокий, смуглый, подтянутый, с черными смеющимися глазами, он напоминал мне какого-то восточного разбойника из «Сказок тысячи и одной ночи». На нем был расшитый золотом халат, перехваченный широким зеленым поясом, на ногах тапки с загнутыми вверх носами. На шее толстая древняя золотая цепь с выгравированными на ней нечитаемыми письменами.

Получив от него пару тапок с загнутыми носами, я прошла в богато уставленную антикварной мебелью гостиную, села на мягкий диван.

— Чай, кофе, кальян или что-нибудь покрепче, Эмма Викторовна? — предложил Илюмжинов с лукавой улыбкой.

— Вы меня помните?! — удивилась я.

— Как же я могу вас забыть, — осклабился антиквар. — Меня не так часто кидают, тем более женщины. Такого вообще не было никогда.

— Что, сильно обиделись? — спросила я с фальшивым участием. — Вам не на что жаловаться, сами виноваты, пытались ограбить меня, я всего лишь защищалась.

Илюмжинов быстро взглянул на меня волчьим взглядом, опустил глаза, присел в кресло и глухо спросил, рассматривая крупный рубин в перстне на указательном пальце:

— С чем пожаловали, Эмма Викторовна, или как вас там по-настоящему зовут?

— У меня к вам есть конкретное деловое предложение, но давайте сразу условимся, что, когда я выйду из двери вашей квартиры, на меня не навалится отряд небритых молодчиков. Как вы на это смотрите? — Я достала портсигар, вытянула из него сигарету и прикурила от зажигалки. — Если история повторится, как в прошлый раз, не рассчитывайте, что я буду столь же милосердной. В прошлый раз у меня не было времени конкретно разобраться с вашими мальчиками. Сейчас времени в избытке. — Мой скользящий по комнате взгляд наткнулся на детектор излучений. Он лежал на стойке для аппаратуры. Видно, хозяин держал его там, чтоб всегда был под рукой. Да, такому подслушку незаметно не всунешь. Продержится до первой проверки.

— А с этой прической и без очков вам, Эмма Викторовна, намного лучше, — сообщил мне антиквар с улыбкой, больше похожей на оскал дикого зверя, наметившего добычу. — Я проверял, вы не из милиции и не из других подобных органов. Кто же вы на самом деле и кто за вами стоит?

— Если бы сказала, кем являюсь, вы бы все равно не поверили, — произнесла я со снисходительной улыбкой царствующей особы. — А стоит за мной тот, круче которого и не вообразишь. Так мне по крайней мере шеф сказал.

Илюмжинов долго сидел, молчал и смотрел на меня, переваривая услышанное.

— Ты на губернатора, что ли, работаешь? — выдал он, прервав мучительный мыслительный процесс.

Я от души рассмеялась.

— Зампред президента? — предположил Илюмжинов внезапно охрипшим голосом.

Я отрицательно покачала головой, стараясь грустным взглядом выразить, как он далек от истины:

— Хватит гадать на кофейной гуще. Все равно не угадаете. Это не для средних умов.

— Ладно, что за дело? — процедил Илюмжинов, краснея от злости.

— Есть одна вещь, — начала я, аккуратно подбирая слова, — ее нужно вывести за границу и продать за хорошие деньги. Ваша задача — обеспечить вывоз и найти покупателя. Вещь — вот она. — Развернув мобильник, я показала фотографии иконы.

— Забавно, забавно, — пробубнил Илюмжинов с неуверенной улыбкой. — И сколько их у вас штук?

— Что значит штук, это вам не пирожки с картошкой, а произведение искусства, уникальное в своем роде, — искренне возмутилась я. — Величайшая из икон.

— Почему же тогда до вас мне точно такую же икону предлагал другой человек? — полюбопытствовал Илюмжинов и, дожидаясь ответа, сложил руки на груди.

— Рябчик вам ее предлагал, верно? — спросила я так, словно заранее знала ответ.

— Не знаю я никакого Рябчика, — буркнул антиквар в ответ, но по глазам было видно, что он врет напропалую.

— С этой иконы изготовили очень качественную копию, — принялась я за объяснения. — Могу дать адрес и телефон реставратора, который занимался изготовлением дубля. Я сама относила ему оригинал и забирала готовый заказ. Потом при моем содействии копия попала в церковь в Карасеве. Недавно уголовник по кличке Рябчик выкрал ее из церкви. Он пытался надуть с помощью нее Салова и вот к вам пришел тоже. Прикрывается именем Мусы, а тот и не знает, что за змею пригрел на своей груди.

— Скажите адрес вашего реставратора, — распорядился Илюмжинов.

Я покорно продиктовала, вместе с фамилией, именем и телефоном.

— Иван Падлович, как мы его между собой называем, известная личность, — заметил антиквар, криво улыбаясь, набрал номер телефона на сотовом и, когда ответили, приветливо заговорил: — Здравствуй, Иван Павлович, тут вопрос к тебе… — Реставратор не пожелал сначала рассказывать Илюмжинову всю правду о том деле, однако от антиквара так просто было не отделаться. Он с угрозой прикрикнул на реставратора: — Слушай, не пытайся юлить, Палыч. Ко мне явился один тип с твоей мазней, и я уже начинаю думать, что вы в сговоре. Ты на меня, что ли, тянешь? Советую десять раз подумать. — Последовала пауза. — Ладно, не в обиде! Свои люди. Значит, делал. — Отключив сотовый, Илюмжинов посмотрел на меня: — Ваша история подтверждается, он действительно сделал копию. Потом к нему явилась некая головорезка и отобрала и копию, и оригинал. Насколько могу судить, головорезка — это вы.

— На самом деле я белая и пушистая, — возразила я, хихикнув.

— Вот паскуда, хотел меня напарить, — задумчиво проговорил Илюмжинов, переходя к Рябчику. — Он что, думал, я схаваю это и буду молчать? Ну, он уже труп. Считай, что за ним колун ходит. Трудно представить большего идиота, а я и поверил, поперся в церковь.

— Это вам блаженный в церкви костюм поджег? — вспомнила я рассказ отца Василия о том, как Иван поджег свечкой одежды заглянувшего в храм незнакомого богатея и тот из-за этого скандал устроил.

— А вы откуда знаете? — удивился Илюмжинов и обреченно махнул рукой: — Видно, вы все знаете. Да, было дело. Рябчик ваш позвонил, сказал, что от Мусы, наплел про икону, что он может ее легко достать, но делать это надо, если найдется достойный покупатель. Я нашел покупателя. Он по Интернету прислал картинку, точно такую же, как ваша. Сказал, что с иконой надо несколько дней подождать. Я не стал уточнять почему, но подумал, что парень просто еще не смог ее спереть из места, где она находится. А где ей находиться, как не в церкви или музее? Решил немного поиграть в детектива. Поехал по церквям, сначала в Тарасове, потом заехал в Карасев и нашел-таки икону с картинки. Подошел рассмотреть ее поближе, а этот придурок сзади мне костюм поджег. А знаете, сколько он стоит? На деньги, потраченные на него, я мог бы купить ту занюханную церквушку вместе с попами. Я и не сдержался. Меня выпроводили. Второй раз появиться там я не решился. А то сопрут икону, и подозрение сразу падет на меня. Скажут — ходил да крутился все время около нее. Потом мне ребята доложили, что икону кто-то дернул. Я стал ждать звонка Рябчика, но он что-то молчит до сего дня. Я ему звоню на мобильник — звонок блокируется. Не знаю, что и думать.

— Это вы искали икону, чтоб при помощи своих подручных спереть и не делиться с Рябчиком? — смеясь, сказала я. — Ну, вы и фрукт. С вами, как с гюрзой, чуть шевельнешься и получишь удар ядовитых зубов без предупреждения. Да, дела.

— Теперь все будет по-другому, — заверил с энтузиазмом Илюмжинов. — Я вижу, что вы сильный противник. Предлагаю честную игру. Кстати, клиент на икону у меня уже есть.

— Хм. Честную игру, говорите? — эхом повторила я. — Ладно. Насчет иконы поговорим позже, а сейчас дайте мне телефон Рябчика, по которому вы с ним связывались, и адрес интернетовский, с которого пришли картинки.

— Хотите его найти? — понимающе подмигнул Илюмжинов.

— Ага, не хочу, чтоб этот засранец мне мешал, — ответила я. — По его следу уже менты идут. Надо найти его раньше и нейтрализовать. Еще я заберу копию иконы. Она мне тоже пригодится. Нашей сделке не должны помешать случайности.

— Отлично, — усмехнулся антиквар, — подробностей не надо. Признаюсь, что пробил и телефон, и адрес. Ничего утешительного. Телефон ворованный. А электронные письма отправляли с почты в Карасеве, которая как раз напротив храма, где я нашел копию иконы.

— В общем, созвонимся, когда я решу нашу маленькую проблему, — произнесла я, поднимаясь с дивана. — Не вздумайте посылать за мной наружку.

— Нет, что вы, — усмехнулся Илюмжинов, поднимаясь следом. — Давайте я вас провожу. Буду с нетерпением ждать, когда вы мне доставите икону. Я даже копию готов купить. Клиент ждет товар. К вывозу все готово.

Массивная железная дверь за моей спиной захлопнулась. Я спустилась на этаж, вытащила револьвер и, накрыв руку пиджаком, стала спускаться дальше. Заверениям Илюмжинова в вечной дружбе верилось с трудом. Такой скорее прикажет поймать и пытать, пока я не выдам местоположение настоящей иконы. Напряженная до предела, я вышла из подъезда. Семь шагов до машины. Уже на втором я засекла группу прикрытия антиквара. Четыре человека в серебристой «Ниве Шевроле». Что они собираются сделать? Я приблизилась к своему «БМВ», отключила сигнализацию, вставила ключ в замок на двери, наблюдая по отражению в стекле за действиями противников.

Они вели себя на удивление спокойно — курили, поглядывали на меня через опущенные стекла на дверцах и ничего не делали. Я села на водительское сиденье, захлопнула дверцу, завела двигатель, затем спокойно, без помех, отъехала от дома, развернулась, вдавила педаль газа и с нарастающей скоростью вылетела со двора.

Преследования не наблюдалось. Неужели Илюмжинов испугался меня? Да, осторожности ему не занимать. Не зная, с кем точно он имеет дело, антиквар решил не рисковать. Управляя машиной одной рукой, второй я достала из сумки, лежавшей рядом на сиденье, детектор жучков, включила его, однако не нашла ничего подозрительного.

Чудеса, да и только. Что дальше? Ответ напрашивался сам собой. Проверить почту. Вдруг там помнят человека, недавно отправлявшего по Интернету фотографии иконы. Такое, уверена, нечасто отправляют. Еще одно — Илюмжинов сказал, что ему прислали фотографии точно такие же, как показывала я. Мне же их предоставил диакон Дмитрий со своего телефона. Следовательно, он и есть Рябчик. Конечно, он не похож на сидевшего и несколько моложе, чем я думала о Рябчике. Все надо дополнительно проверить.

Через двадцать пять минут я подъезжала к почтовому отделению напротив храма в Карасеве. Вдалеке на глаза попалась красная «Ауди». Ждут уже, собаки. Побыстрее, пока меня не заметили наблюдатели, я проскользнула в здание почты. Внутри напрочь отсутствовали посетители. Пустой зал, освещенный лампами дневного света.

За перегородкой со стеклянным барьером три женщины, негромко переговариваясь, сортировали почту. Ориентируясь на указатель на стене, я из главного зала перешла в маленький боковой с решетчатой дверью. Там за компьютером сидела молодая темноволосая девушка приятной наружности с выразительными карими глазами. Она была одета в синие джинсы и легкую кофту. Сосредоточенный взгляд прикован к экрану компьютера.

— Здравствуйте, это здесь у вас электронная почта? — спросила я, останавливаясь перед столом.

Девушка подняла на меня глаза:

— Да, а вам отправить письмо или что другое?

— Опарина Эмма Викторовна, следователь по особо важным делам УФСБ, — я развернула перед ней поддельные корочки, потом, убрав их, показала фотографии иконы на своем мобильном. — Мне надо знать, кто отправлял их с адреса Рябчик, собака, Рамблер, точка, ру.

— Мы здесь паспорт не требуем, поэтому сказать, кто он, я не смогу, — ответила девушка. — Рада бы помочь, но, к сожалению…

— Вы постоянно тут работаете или по сменам? — спросила я строгим холодным тоном настоящего матерого следователя.

— Я всегда здесь одна, — ответила девушка, не испугавшись.

Для вида я затребовала у нее паспортные данные, спросила, где она училась, записала все в электронную записную книжку, а записывая, специально проговаривала информацию вслух, потому что знала — люди от этого становятся более откровенными.

— Мне бы очень помогло, если бы вы хотя бы описали этого человека, — вежливо попросила я. — Он преступник, маньяк, садист и извращенец с религиозным уклоном, на его счету уже куча трупов, и не исключено, что он и с вами постарается что-то проделать. Вы же свидетель.

— Какой к черту свидетель, — возмущенно возразила девушка. — Я его совсем не помню. Приходил один раз, а тут иной раз очередь выстраивается. Это же единственное почтовое отделение, оснащенное электронной почтой. Представляете, сколько народу проходит за день? Сейчас просто перед закрытием небольшое затишье. Вот если бы вы мне фотографию этого типа показали, я, быть может, и вспомнила бы.

— Фотография, — я задумалась, и на меня вдруг снизошло озарение. — Подождите минуту, я сейчас вернусь. — С этими словами я выскочила на улицу, бросилась к машине, в сумке разыскала диски. На одном имелась новейшая программа составления фотокомпозиционного портрета преступников. Это мне было и нужно. С дисками я вернулась назад. Девушка мне уступила место перед компьютером. Пять минут, и составленный по памяти портрет Дмитрия заполнял собой пространство экрана.

— Это он, хотя я не уверена на сто процентов, — покачала головой девушка, присмотревшись к результату моего труда. — Он точно был здесь, отправлял письма по Интернету, но вот он ли отправил икону, я не берусь утверждать. Этот парень вроде бы священник.

— Да, верно, священник из храма напротив почты, — подтвердила я. — Что ж, спасибо за помощь. Я посижу за компьютером еще немного.

— Сидите, конечно, но помните, что мы скоро закрываемся, — предупредила девушка.

— Учту, — буркнула я, загоняя в компьютер базу данных МВД.

Я прогнала через базу данных портрет Дмитрия, сравнивая его с лицами, освободившимися в течение всего последнего года, и ничего похожего. Мелькнула мысль: «Уж не сделал ли себе Рябчик пластическую операцию вкупе с изменением цвета волос?» Мысль показалась мне чересчур абсурдной, и я ее отвергла.

Чего вообще мучиться, надо пойти в храм, взять диакона за химо, хорошенько встряхнуть, и он во всем признается. Тут я вспомнила о позиции отца Василия, о его непротивлении злу. С этим могут возникнуть проблемы. Он не позволит мне пытать Рябчика в стенах храма. С другой стороны, в храме полно укромных уголков.

Подловить диакона в одном из них, тихо сделать свое дело, и никто ничего не заметит. Воодушевленная, я расплатилась с девушкой за пользование компьютером и, перегнав машину к воротам храма, вошла через калитку во двор, спиной ощущая враждебный взгляд из красной «Ауди».

На дворе я увидела новую повариху, что сменила убитую Алевтину. Она палкой мяла в корыте с водой картошку. У стены храма обнаженный по пояс Александр налаживал древнего вида велосипед. К Александру было обращаться бесполезно, поэтому я спросила у девушки, не видела ли она диакона.

— Он там, на сеновале, с Иваном, — махнув в сторону сарая, она тыльной стороной руки пригладила пряди волос, выбившиеся из-под платка.

Я пошла в указанном направлении. За приоткрытыми дверями слышался монотонный бас Дмитрия и идиотское хихиканье Ивана. Подкравшись, я заглянула внутрь. Оба стояли ко мне спиной. Диакон в рясе, с сотовым в руке просматривал сообщения, а Иван, вооруженный вилами, кидал сено наверх кучи.

— Надо будет потом утаптывать его, а я не люблю. Козюльки черными в носу становятся и чихаешь, — поделился своими наблюдениями Иван и тяжело вздохнул, насаживая на вилы очередной ворох сена.

— Не ропщи, отрок. Сей труд угоден Богу, — нарочито серьезно и важно произнес Дмитрий. — Не далее как вчера ко мне во сне явилась Пресвятая Дева Мария и рекла, что именно ты, Ваня, должен перекидать и перетоптать все сено.

— Правда? — простодушно спросил Иван и заработал с удвоенным темпом.

— А то, — отстраненно пробубнил Дмитрий, наткнувшись в сотовом на что-то интересное.

Я достала свой мобильник и набрала номер сотового, который мне дал Илюмжинов. Дмитрий собирался как раз убрать телефон, когда он зазвонил. Увидев незнакомый номер, диакон решил ответить.

— Да, у аппарата.

— Рябчик, тебе конец, — сказала я громко и вошла в сарай. — Муса и антиквар сдали тебя, опознала и девушка на почте. С минуты на минуту здесь будет милиция. — Моя речь была призвана спровоцировать Дмитрия на агрессивные действия, которые бы его окончательно изобличили. Однако получилось совсем не так, как я рассчитывала.

Диакон остался стоять с сотовым в руке. В глазах удивление. Он будто не понимал, о чем разговор. Отвлекшись на него, я едва не погибла. Стоявший ко мне спиной Иван неожиданно стремительно развернулся и ударил в меня вилами, целясь в грудь. В последний момент я уловила угрожающее движение и чудом схватилась за длинные острия.

Оскалив зубы, с ревом Иван надавил на вилы всей массой. Я попятилась, споткнулась о выпирающую из пола доску и упала на спину, удерживая смертоносный частокол блестящих, остро заточенных стержней в нескольких сантиметрах от горла. Попыталась ударить Ивана ногой в пах, но не дотянулась.

В следующее мгновение он усилил нажим. Острия укололи кожу. Я напряглась изо всех сил, готовясь провести прием, и тут неожиданно на помощь пришел Дмитрий.

— Иван, ты чего творишь?! — заорал он не своим голосом, подскочил, протянул руки к длинному черенку вил, но, получив профессиональный удар ногой под дых, отлетел в сторону, на пол, хрипя и кашляя. Взбесившийся Иван выдернул у меня из рук острия, повернулся и метнул вилы в диакона. Я мгновенно очутилась на ногах, бросилась на Ивана, только тот ловко ушел от удара, а в следующий момент завладел другими вилами, двузубыми, напоминающими ухват.

Я увернулась от разящего удара, блокировала черенок и вырвала вилы из рук противника. Гигантским прыжком Иван достиг двери. Выскочил на двор и побежал к воротам. Я мельком взглянула на диакона. Он стонал, сидя на полу. Вилы, пронзив его бедро, пригвоздили к полу. Из ран обильно текла кровь. Дмитрий старался зажать раны руками, однако получалось плохо.

— Не вытаскивай их, не шевелись, — крикнула я ему и бросилась к двери. Вилы, которые я держала в руках, полетели в спину Ивану. Он, как я теперь осознала, был не тем, за кого себя выдавал. Противник будто обладал шестым чувством. Круто вильнув, он побежал к дверям в храм. Александр у велосипеда, разинув рот, наблюдал нашу погоню, не соображая, что происходит.

Под аккомпанемент истошного женского крика Иван вбежал в церковь. Я за ним. Перед глазами замелькал полутемный коридор. Я выхватила револьвер и крикнула:

— Стой, гад! Стреляю! — и щелкнула взводимым курком.

Не придумав ничего лучшего, Иван шарахнулся в проход на колокольню. В гулкой тишине послышался его гулкий топот по лестнице наверх. Оружия у него не было, иначе бы он им уже воспользовался, поэтому я не тормозя влетела на лестницу.

В конце лестницы настигаемый Иван присел, выхватил из ножен на ноге финку и прыгнул на меня сверху. Парируя удар, я отклонилась и не устояла на ногах. Вес противника был слишком велик. Вместе мы свалились в пролет с двенадцатиметровой высоты. Завопив, Иван выпустил финку. Я отпустила его и схватилась за веревочный блок, которым поднимали вчера мешки с цементом на крышу.

Иван ухитрился ухватиться за веревку ниже. Меня потащило вверх, а противника из-за более тяжелого веса вниз. От перегруза крепление ролика блока сорвалось, и мы оба вновь полетели вниз. Иван рухнул спиной на каменный пол и потерял сознание. Я же, изловчившись, ухватилась за лестницу, повисла, а затем рывком подтянулась на ступени. После таких акробатических упражнений неплохо бы и отдышаться. Я подавила в себе это желание.

Бандит мог в любую секунду очнуться, потом бегай за ним по всей церкви. Вдруг он оружие где припрятал. В дополнение еще мой револьвер, выпавший из рук во время драки, валялся у подножия лестницы.

Поднявшись, я спустилась вниз, взяла револьвер и, целясь из него в Ивана, проверила у него пульс на шейной артерии. Жив. Перевернула его на живот, завернула руки за спину, связала их выдернутым из штанов преступника ремнем, а штаны спустила до щиколоток. В таком виде он будет не так прыток, как раньше.

В проход на колокольню вбежали запыхавшиеся отец Василий, настоятель и псаломщик Игорь. Из-за их спин робко выглядывала повариха.

— Господи помилуй, что у вас здесь происходит, Евгения! — сразу заголосил отец настоятель, хватаясь за голову. — Пошто вы связали бедного Ивана и почему штаны, штаны у него спущены? Да вы его убили до смерти!

— Нет, он жив. Но не такой он уж и бедный, и не такой он уж и Иван, — сказала я, гордо расправляя плечи. — Этот человек только что хотел меня убить. Он едва не отправил в лучший мир Дмитрия. Воткнул вилы ему в бедро. Диакон, раненный, лежит там на сеновале. Не стойте столбами! Вызовите «Скорую» и милицию.

Вознося молитвы и крестясь, все ринулись на помощь диакону. Я, ухватив за руку, остановила отца Василия:

— Что с этим-то делать? Я думаю, его надо отнести в какую-нибудь комнату и допросить.

Отец Василий растерянно посмотрел на распластавшегося у его ног Ивана.

— В трапезную можно его отнести.

— Отличная идея, — похвалила я, — берите за ноги. — И сама схватила Ивана за подмышки.

— Бросьте, Евгения, я сам. — Отец Василий отнял у меня Ивана и, как пушинку, воздел его на плечо. — Пойдемте.

Мы вышли в коридор. Там бандит стал приходить в себя. Застонал, задергался на плече у священника, поднял лицо и, увидев меня, оскалился:

— Суки, куда вы меня тащите? Вы еще пожалеете, что со мной связались! Ты, проститутка поповская, в особенности.

Я закатила ему звонкую оплеуху так, что рассекла ударом нижнюю губу. Отец Василий с сердитым видом обернулся, собираясь сказать мне что-то, как всегда, о вреде насилия, но не учел Ивана на своем плече, и при повороте голова бандита смачно впечаталась в стену.

— Отец Василий, зачем вы его так? — с притворной жалостью воскликнула я. — Я же предлагала просто допросить, а вы его головой!

— Так случайно вышло, я не хотел, — смутившись, забормотал отец Василий и легонько встряхнул плененного на плече. — Ваня, ты жив?

— Васька, пидор, чтоб ты сдох, — отозвался Иван со стоном.

— Угомонись, бесовское отродье, — посоветовала я бандиту, показав метательное лезвие из пояса.

— Угомонитесь оба, дети мои, — вздохнул отец Василий.

Мы прошли в трапезную. Я указала отцу Василию прочный стул, сделанный из стальной трубки, с сиденьем из деревоплиты. Батюшка сгрузил на стул свою ношу. Я в это время разыскала в подвесном ящике столовой моток скотча и, вернувшись, зафиксировала матерившегося Ивана на стуле липкой лентой.

— Что вы дальше собираетесь делать? — с беспокойством осведомился отец Василий.

— Вам лучше выйти и не смотреть на это, — ответила я, спохватилась, но сказанного уже не воротишь.

Отец Василий встал в позу непримиримости и прогремел басом на всю комнату:

— Евгения Максимовна, я не позволю творить насилие в стенах церкви.

— Правильно, — поддакнул радостный Иван. — Если б не связанные руки, я бы похлопал батюшке. — Бандит совершенно не был похож на прежнего безумца — жесткая улыбка, умный, хитрый взгляд.

— Не я первая начала насилие, — робко возразила я священнику, — он диакону ногу вилами проткнул. Что, если он там уже истек кровью? Ваши-то даже первую помощь оказывать не умеют.

— Ох, Дмитрий, — вспомнил отец Василий и посмотрел на меня со страданием. — Я пойду, взгляну, как он там. Может, моя помощь нужна, а вы… — он кивнул на Ивана, — покараульте этого злыдня.

— Не оставляйте меня с этой садисткой, — завопил бандит, дергаясь в путах.

— Она не причинит тебе вреда, — пробасил батюшка, глянув в сторону Ивана, а я, стоявшая рядом, с напускной серьезностью поддержала, кивая:

— Конечно, не причиню. Насилие чуждо моей природе.

— Евгения Максимовна, — одернул меня священник, — пообещайте, что не будете его пытать в мое отсутствие.

— Ладно, обещаю, — нехотя отозвалась я, глядя в пол.

— Не верьте ей! Она все врет, это сам дьявол в женском обличии, — заверещал Иван, предчувствуя недоброе.

— Оставь свои сатанинские речи, — строго велел ему отец Василий, останавливаясь в дверях трапезной, — посиди, подумай над тем, что ты совершил, и, может быть, на тебя снизойдет раскаяние. — Сказав, батюшка вышел и захлопнул дверь.

Я медленно подняла глаза на бандита. Стараясь подавить дрожь в теле, Иван напомнил:

— Ты… ты обещала не пытать.

— Я и не буду, возьму да просто убью тебя, — призналась я и, отодрав от мотка полоску скотча, залепила рот бандиту, после чего заткнула ему пальцами нос. — Я хочу знать, кто ты такой на самом деле, имеются ли у тебя сообщники и где украденная икона? — спокойно произнесла я.

Отец Василий и настоятель вернулись через полчаса. Я за это время несильно продвинулась в дознании. Иван упорно молчал, видно, на что-то надеялся. Перед самым приходом священников, когда уже в коридоре за дверью звучали их шаги, я отлепила с лица бандита скотч вместе с остатками небритости, и он встретил вошедших глазами, полными слез, рыдая в голос.

— Что с ним? — нахмурился отец Афанасий.

— Наверное, снизошло раскаяние, — предположила я.

— Она меня страшно мучила, — давясь слезами, проговорил Иван. — Сдайте меня лучше в милицию.

— Я бы не назвала это мучениями, — ответила я на грозные взгляды священников. — Посмотрите на него, он жив, здоров и без повреждений. Лицо чисто проэпилировано скотчем. Знаете, что бы с ним сделали в милиции? Вы просто газет не читаете.

Осуждающе покачав головой, настоятель произнес:

— Мы не сдадим его в милицию.

Иван не поверил своим ушам. Расширенными, словно плошки, глазами он посмотрел на отца Афанасия, а тот неспешно продолжал:

— Эта заблудшая душа нуждается в покаянии и прощении. Мы должны помочь ему.

— Да ему, мне кажется, уже поздно помогать, — проворчала я.

— Никогда не поздно спасти человеческую душу, — горячо возразил настоятель. — Апостол Павел был ярым гонителем христианства, пытал и умертвил в страшных муках сотни верующих, а потом прозрел, покаялся и стал верным христианином.

— Да, вам позволь, вы бы и Гитлера к покаянию привели, — хихикнул Иван, но, сообразив, что его занесло, напустил на себя вид раскаявшегося и сказал: — Вообще-то, вы правы, отец Афанасий. Я вот, знаете, прямо сейчас почувствовал тяжесть своих грехов. Мне надо очиститься.

— Мы поможем тебе, — заверил настоятель. — Сейчас сядем и спокойно побеседуем. Милицию мы не вызывали. С Дмитрием все в порядке. Игорь повез его в больницу, там скажут, что произошел несчастный случай. Тебе нечего бояться здесь, в стенах храма Божьего.

— Раз уж вы собираетесь беседовать, может, сделать это за чаем? — предложила я.

— Хорошая идея, Евгения Максимовна, вы начинаете исправляться, — сообщил мне отец Василий. — Побольше человеколюбия и сострадания.

Заглянувшая в комнату повариха сказала, что у нее чай как раз заварился.

— Позвольте, я за вами поухаживаю, — предложила я и отняла у поварихи чайник.

— Ивана надо бы развязать, — заметил отец Афанасий.

— Сейчас налью чай и развяжу, — пообещала я, наполняя кружки.

Иван с тревогой наблюдал за моими действиями. Когда я с чайником стала приближаться к нему, он закричал:

— Нет! Не подпускайте ее ко мне. Она хочет обварить меня кипятком! Помогите!

— Полно, Иван, ведешь себя как дитя, — буркнул настоятель и отвернулся к отцу Василию, рассказывая, как у них дома в деревне был ведерный самовар и отец настоятеля за один присест выпивал его.

Покосившись на них, я поставила кружку перед Иваном и не спеша стала наливать кипяток. Иван покрылся крупными каплями пота.

— Я ведь могу и промахнуться, — шепнула я ему тихо на ухо, — рука дернется или кружка случайно опрокинется. Скажи лучше, что я хочу, или будет больно.

— Евгения Максимовна, прекратите его пугать, нам здесь все слышно, это ни к чему, — поругал меня настоятель.

Я поставила чайник на стол, долила в кружку заварки и спросила Ивана:

— Предпочитаете сахар, мед? — И тихо: — Или цианид? — Закрываясь от священников, я незаметно швырнула на глазах у бандита в чай маленькую белую капсулу, и та немедленно запузырилась в жидкости. Скрывая следы, я торопливо размешала чай ложечкой. — Не хочешь говорить и не надо, — добавила я. — Обойдусь без тебя.

— Э! Э! Мужики, она мне только что чай отравила! — заорал побледневший Иван на всю комнату.

— Хватит истерик, Ваня, — буркнул отец Василий. — Никто в этой комнате не желает тебе зла. Надо верить людям.

— Точно, — кивнула я. — Если мы не будем доверять друг другу, то кому тогда вообще верить? Ваня, разве я похожа на убийцу? Посмотри мне в глаза.

— Похожа, и еще как, — процедил Иван. — Если б не эти бородатые черти, ты б меня уже на лоскуты порвала.

— И скажите, как такого к покаянию привести? — спросила я. — В нем нет ни грамма веры. Если его отпустить, он нас тут же постарается убить или сбежит, чтоб продолжать творить свои гнусные преступления, богохульствовать и растлевать души других людей.

Заслышав про растление душ, отец Василий не выдержал и подошел к связанному Ивану:

— Нет, я верю, что внутри у него не погасла Божья искра и его еще можно спасти. Вот, Ваня, выпей чай и докажи, что ты нам веришь. — Он поднес к губам бандита кружку, но тот отвернулся, заорав:

— Да иди ты к чертовой матери со своим пойлом! Пей его сам, если такой дебил. Я лучше на зону пойду, чем сдохнуть от крысиной отравы. Говорю, отвали козел. Идиоты блаженные, что, не видите, что эта бабенка крутит вами как хочет? Вот попомните мои слова, завтра она вам всем горло перережет и смоется с церковной кассой.

— Ой-е-ей, меня еще никто так не оскорблял, — запричитала я и слегка взгрела Ивана по затылку.

— Все, хватит, — поднял руки отец Василий и, указав на Ивана пальцем, торжественно произнес: — Я докажу тебе, неверующему, силу веры. Ты считаешь, что в чае яд?

— Что тут считать, я сам видел, как она его туда подбросила, — с волнением воскликнул Иван, косясь на меня.

— Тогда слушай, — провозгласил отец Василий. — Я верю, что Евгения хороший человек и не желает никому зла. Сейчас я выпью этот чай, и со мной ничего не случится.

— Обожди, — крикнул сзади отец настоятель, подошел и отобрал у Василия кружку, — лучше я выпью.

«Решил, видно, что уже пожил», — подумала я, наблюдая за страстями, кипевшими в трапезной.

Настоятель одним духом осушил кружку.

— Что ж, с повышением тебя, Вася, — констатировал Иван, глядя со скорбью на отца Афанасия.

Последний поставил кружку на стол и застыл, прислушиваясь к внутренним ощущениям. Прошла минута, а он был все еще жив. Выдохнув с облегчением, настоятель сказал:

— Видишь, Ваня, ничего не случилось.

— Яд, наверно, медленный, — возразил бандит.

Отец Василий велел мне налить новую кружку чаю и поднести ее Ивану. Я сделала это с улыбкой.

— Ну, здесь уж точно яд, — проворчал он.

— Отказываешься пить? — нахмурившись, спросил отец Василий.

— Нет, боже упаси, — оскалился Иван. — Я выпью, но освободите мне хотя бы одну руку. Я хочу сам держать кружку, а не чтоб эта добрая женщина мне вливала ваш чай в глотку.

— Евгения, освободите ему руку, — попросил меня отец Василий.

Ножом я разрезала скотч с одной стороны, дождалась, когда Иван отлепит руку, и вручила ему кружку с чаем. Он задумчиво заглянул в нее, даже сделал вид, что собирается пить, а затем неожиданно швырнул кружку в меня и стал рвать скотч, пытаясь освободиться. Уклонившись от кружки, я кинулась на Ивана. Мне на помощь подоспел отец Василий, и вдвоем мы быстро скрутили преступника.

— Ну, гниды, я вам все припомню, пресекутся наши дорожки, — хрипел он, прижатый нами к столу. — Что вы мне сделаете, дерьмовые святоши? Да ничего вы не можете. Я вам всем отомщу. Козлины!

— Что же с ним делать? — неуверенно спросил отец Василий у настоятеля. Отец Афанасий к этому моменту ощутил действие сыворотки правды, что была в чае, и находился в прекрасном настроении. Улыбнувшись отцу Василию, он аккуратно разгладил седую бороду, посмотрел на Ивана с хитрым прищуром, потом сказал благодушно:

— Боюсь, наш Иван отпетый еретик.

— И что? — не понял отец Василий.

Я также не уловила хода мысли настоятеля.

— В старые времена такого бы на кол посадили или колесовали, — пояснил отец Афанасий с теплотой в голосе. — Но это же было бы убийство, и даже благие побуждения его не оправдали бы. Смертный грех. Но в Библии сказано, что в судный день уберет Бог из мира все зло. Так и нам по мере возможностей надо стараться убирать из мира зло. Попав в тюрьму, Иван будет лишь приумножать зло, значит, надо его убрать из мира.

— Убрать? — задумчиво повторил отец Василий и просиял, подумав, что настоятель собирается разыграть с Иваном какую-то шутку. Он подмигнул мне и протянул: — Конечно, Ваню надо убрать.

— Что значит «убрать»? — заерзал Иван на стуле. — Вы что, психи, задумали?

Настоятель доходчиво изложил свой план:

— У колокольни мы коридор ремонтируем, там есть ниша, предлагаю его туда замуровать, дабы не распространял он зло по земле и не множил слезы людские. Замурованный в стену, он сможет подумать и покаяться. А смерть его будет достаточно гуманна и естественна.

— Я понял, — прохрипел Иван. — Эта лярва бросила в чай таблетку, которая сводит с ума. Отец Афанасий, у вас крышу снесло, вы что, не чувствуете?

— Неправда, — с обидой возразил настоятель. — Я чувствую себя просто прекрасно, словно помолодел на десять лет. Во всем теле легкость, так и кажется, что вот-вот взлечу на небеса к Создателю.

— Да тебе наехало от этой дряни, е-мое! — выкрикнул Иван испуганно. — Вы совсем, что ли? Придумали, замуровать. Хватит пургу гнать.

— Ну, раз решили его замуровывать, позову Александра, он хорошо кирпич кладет, — деловым тоном произнес отец Василий, не обращая внимания на вопли приговоренного.

— Нет, давайте его сначала отнесем туда да в нишу приладим, — предложил настоятель.

Оказавшись в стеновой нише, Иван заматерился и заорал пуще прежнего. Руки и ноги его были прихвачены к стене скобами. Перед нишей собрались все с церковного двора и с удивлением заглядывали внутрь. Повариха сказала, что так и надо поступать с преступниками, а то не успеешь оглянуться, как их выпускают по амнистии.

— Слушай, братан, помоги, у попов крыша съехала, — жалобно попросил Иван мешавшего раствор Александра. — Вас же потом всех повяжут, и ты новый срок получишь.

— Отвали, крыса, — рявкнул на него Александр. — Мне что батя сказал, то я и делаю. Таких, как ты, давить надо.

— Лю-ю-ди-и, помогите-е-е! — завыл Иван в голос.

Тогда Александр в сердцах схватил с пола грязную тряпку, которой вытирал руки, и, скрутив кляп, забил его в рот Ивану.

После общей молитвы за упокой души пойманного вора приступили к закладке ниши. Александр ловко орудовал мастерком, ровно укладывая кирпичи, а отец Василий их подавал с кучи. Пунцовый от натуги Иван силился выплюнуть кляп, зверски мычал не переставая, корчил страшные рожи. Я решила выждать и не вмешивалась.

— А чем он там будет дышать? — полюбопытствовала у сопевшего Александра повариха. Для нее замуровывание было чем-то вроде строительно-развлекательного шоу, наподобие «Школы ремонта».

— Ничем он не будет дышать, — проворчал в ответ Александр и со злостью швырнул раствор на кладку, забрызгав при этом Ивану все лицо. — Воздух кончится, он коньки и откинет.

— А через стену потом вонять не будет? — не унималась повариха.

— Раньше не воняло и сейчас не будет, я таких, как он, с десяток в бетон закатал, — медленно пробормотал Александр, укладывая на раствор новый ряд кирпичей.

Сверху осталась лишь маленькая щель. Из нее слышалось отчаянное мычание Ивана. Александр принес стремянку, чтоб доделать последние ряды. Я хотела его остановить, но тут мычание в нише оборвалось. Иван, выплюнув кляп, закричал что было мочи:

— Стойте, пожалуйста, я вас прошу! Не надо! Я признаюсь и покаюсь! Все, что хотите!

— Начинай признаваться, а то раствор сохнет, — громко сказала я, сделав Александру знак подождать. Включенный диктофон я незаметно подсунула в щель между кладкой и аркой ниши. — Ну, не молчи, мы слушаем. Сначала имя и фамилию.

— Рябов Сергей, погоняло Рябчик — это потому, что я служил в морской пехоте в роте спецназа, — ответил он.

— Дальше, начал хорошо, — подбодрила я.

— Я украл икону, — глухо продолжал Рябчик. — В зоне проигрался в очко Мусе. Мне как раз было выходить, и он разрешил отдать долг, когда я окажусь на воле. Я ему сказал, что смогу достать, что у меня на воле есть одна прибыльная работенка. Но я гнал. На самом деле я не знал, что делать. Зашел в церковь, подумал: хоть помолюсь — и увидел икону. Она самая большая была и круто нарисована. Я прикинул, что дернуть ее ничего не стоит, а денег выручу, наверное, прилично. По совету Мусы пошел к антиквару. Антиквар знал, от кого я, поэтому назвал реальную цену, и я чуть не обалдел. Денег бы мне хватило и Мусе отдать, и еще бы осталось до хрена. Я прикинулся дебилом, пристроился к церкви, но икона оказалась левая. Ее на экспертизу в музей таскали. Я подумал, что хрен с ним. Кину барыгу и свалю с деньгами. Выбрал момент и заиграл икону, спрятал и стал ждать, когда антиквар найдет клиента. Заодно, думаю, посмотрю, что попы делать станут, когда доски хватятся. Настоятель вроде ничего, ментам по барабану. Тут Васька стал дело мутить. Я сначала сам хотел его уделать, но он, блин, как танк, сам кого угодно поломает. Тогда попросил Мусаевских. Но и они лоханулись. Да вдобавок он тебя, курва, нанял. Стала лазить, вынюхивать. Я просек, что дело дрянь, и хотел на вас с Васькой леса пристроить. Вижу — облом. Спрыгнул с крыши, а Алевтина в окно свои шнифты выставила и пасет. Сдала бы, как пить дать, ну я ей хобот и свернул. Засунул ее в шкаф, а ночью на лестнице разложил. Все ладно прошло. Ваську решил потом на улице завалить вместе с тобой. Ты ж, сучка, круче его мне гадить стала.

— Кто с тобой работал? — спросила я. У меня были сомнения, что такую операцию он мог провернуть в одиночку.

— Никто, — озадаченно пробормотал Иван, — только Мусаевские помогали. Я к этому отцу Глебу обращался и к Бубну. На хрена мне с кем делиться, если такой кант в руки прет?

— Где сейчас икона? — перекинулась я на другую тему.

— Я ее у знахарки схоронил, — признался Рябчик. — Тут рядом карга одна, краденое скупает, спиртом торгует, а сейчас святой заделалась и людей лечит. Она меня знает. Я зашел и велел ей спрятать, за беспокойство обещал долю. Карга-то не знает, сколько она стоит. Я ей пять штук пообещал при удачном раскладе.

— Ты когда связывался с Илюмжиновым, звонил с телефона диакона? Он тебе его добровольно давал? — решила я уточнить мучивший меня вопрос.

— Это был мой телефон, — с презрением фыркнул Рябчик. — Я когда просек, что он спалился, решил телефон сплавить. Подсунул этому лоху. Тот нашел и так обрадовался.

— А чего его на почте опознали? — быстро спросила я.

— Да он все время там торчал в Интернете, — ответил Рябчик. — Я сунулся раз и чуть не влетел. Сидел потом в кустах, ждал, когда Дима свалит. Потом зашел быстро, отправил письмо и вышел.

— Рябчик, а ты перед следаком взаправду в штаны напустил? — спросила я, интересуясь этим потому, что самой приходилось разыгрывать перед противником для достоверности и не такие приколы. Использовались для этого в основном подручные средства, технические приспособления, грим и тому подобное. Один раз пришлось прикинуться разлагающимся трупом, чтобы обыграть противника.

— Нет, че я, отмороженный, чтоб по-настоящему мочиться, — пробормотал бандит, — знал, что следователь меня на допрос дернет, вот и придумал что-нибудь разыграть, чтоб не просек меня. Взял шарик детский, налил в него воды и трубку…

— Все, спасибо за информацию, — забрав диктофон, я повернулась к Александру. — Закладывай его. Он нам больше не нужен.

— Не-е-е-ет! Помоги-и-и-ите! — завыл Рябчик.

— Потешились, и будет, — проворчал настоятель. — Саша, разбирай стену, вытащим его оттуда.

— Сначала закладывай, потом разбирай, нашли фраера. — С недовольством Александр взялся за лом, саданул раз, другой по свежей кладке и развалил выложенную стенку. Ломом отодрал скобы. Мы с отцом Василием сняли со стены Рябчика и выволокли на середину коридора.

— Чтоб вы все сдохли, гниды! — хныкал бандит, весь мокрый от пота. — Уроды, падлы, суки рваные. Ведь придется ответить, придется.

— Что, будете его приводить к покаянию? — спросила я у настоятеля.

— Нет, он осознанно отринул Господа, — покачал он головой, — совершил убийство. Опасаюсь, он на одном тяжком грехе не остановится и убьет еще кого. Возможно, окунувшись в ад, называемый тюрьмой, он осознает тяжесть своих грехов и пожелает вернуться в лоно церкви. Пока не вижу другого выхода, как сдать его в милицию.

— Вот и правда, — обрадовалась я.

— Но я буду ходатайствовать перед судом о смягчении приговора, — продолжил настоятель, — тюрьма человека в любом случае не исправит.

— Ладно, делайте, что считаете нужным, — махнула я рукой, связывая Рябчику руки за спиной скотчем. — Отвезу его сейчас в отделение и отдам запись, потом съезжу за иконой, и моя работа окончена.

— Спасибо вам, Евгения Максимовна, за все, — сказал отец Василий, — если б не ваша помощь, неизвестно, как бы все обернулось. Меня могли убить. И многие еще могли пострадать. Спасибо вам от всех нас. Я буду за вас молиться.

— Это очень мило, но не надо благодарить меня раньше времени, — рывком я поставила Рябчика на ноги. — Скажете спасибо, когда я вернусь с иконой. — И, обращаясь к бандиту, добавила: — А ты, морда, шагай к выходу, пока я не сотворила над тобой насилия.

Рябчик послушно поплелся по коридору. Я за ним, подталкивая в спину рукой. Остальные молчаливой толпой провожали нас до входа.