Глава седьмая. ЗЕРКАЛО ГАЛАДРИЭЛИ
Солнце уже скрывалось за горами, и тени под деревьями сгущались, когда Отряд двинулся дальше. Тропы, по которым они шли, пролегали в густом лесу, где уже было почти темно. Когда к ним из-за деревьев подкралась ночь, эльфы достали серебряные светильники.
Вдруг путникам открылась большая поляна, и они вышли под бледное ночное небо с точками ранних звезд. Широкий луг впереди, по-видимому, кольцом окружал высокую зеленую стену с глубоким рвом, утонувшим в ночной тени, лишь зеленая трава возле рва была такая яркая, словно хранила память лучей закатившегося солнца. За рвом и стеной на холме росли высоченные мэллорны, таких они в этой земле еще не встречали. Об их высоте даже трудно было судить, деревья стояли, как живые зеленые башни. Сквозь подвижную листву многоярусных ветвей светили многочисленные огоньки — зеленые, золотые и серебряные. Халдир повернулся к Отряду.
— Добро пожаловать в Карс Галадон! — сказал он. — Перед вами город галадримов, где живут Повелитель Келеборн и Владычица Лориэна Галадриэль. Но отсюда в него войти нельзя, ибо мы подошли с севера, а ворота находятся с южной стороны. Надо обойти стену, и путь не близок, ибо город велик.
Вдоль наружного края рва шла дорога, выложенная белым камнем. Они пошли по ней сначала на запад, оставляя город все время слева, — как зеленое облако, искрившееся множеством огоньков: чем темнее становилась ночь, тем больше их появлялось, словно звезды, загораясь, осыпали холм, наконец, они пришли к белому мосту, который упирался в стену города с юго-запада. Концы стены заходили в этом месте один за другой, скрывая высокие ворота, обвешанные фонарями.
Халдир постучал, что-то произнес, ворота без звука открылись, но стражников Фродо не увидел. Путники вошли, и ворота так же бесшумно затворились за ними.
Они оказались в Городе Деревьев. Жителей видно не было, и ничьих шагов не было слышно, только в воздухе разносились голоса, множество голосов, а с холма к ним сбегала песенка, легкая и веселая, словно это легкий веселый дождик бежал по листьям.
Потом они шли по вьющимся тропинкам и подымались по лестницам, которых было много, и, наконец, увидели широкую поляну, освещенную серебряными фонариками, свисавшими с ветвей окружающих деревьев. В середине поляны мерцающим фонтаном бил ключ. Он стекал в серебряный бассейн и бежал из него дальше белым ручьем. В южной части поляны рос необыкновенно могучий ясень — великан среди деревьев.
Мощный ствол с гладкой и блестящей, словно серый шелк, корой был совершенно прям. Первые ветки отходили от него высоко над землей, и к стволу была приставлена большая белая лестница, ее верхний конец пропадал в темно-золотистом облаке листьев. Внизу сидели три эльфа. Когда путники приблизились, все трое вскочили, оказавшись очень высокими; на них были серебристые кольчуги, а с плеч спадали длинные белые плащи.
— Здесь живут Келеборн и Галадриэль, — сказал Халдир. — Они пожелали видеть вас наверху и говорить с вами.
Один из эльфов-часовых звонко протрубил в рожок, сверху трижды ответили.
— Я пойду первым, — сказал Халдир. — Пусть Фродо с Леголасом идут за мной. Остальные могут следовать, кто за кем хочет. К Владыкам надо высоко подниматься, но непривычные к лестницам смогут отдыхать по дороге.
Много этажей-флетов насчитал Фродо, одолевая высокую лестницу. Флеты располагались с разных сторон ствола, так что лестница шла от одного к другому. На большой высоте был белый тэлан, огромный, как палуба корабля: на нем стоял большой дом, такой, что и на земле у громадин был бы дворцом.
Хоббит вошел вслед за Халдиром в овальный зал, освещенный мягкий светом. Ствол мэллорна, словно мощная колонна, сужающаяся к вершине, оказался в центре. Стены были зеленые с серебром, а потолок золотой. В зале собралось много эльфов. На двух тронах у ствола, под пологом живых ветвей сидели рядом Келеборн и Галадриэль. Они оба встали, увидев входящих: так у эльфов, даже самых властительных, было заведено приветствовать гостей. Оба были очень высокого роста, Галадриэль чуть пониже Келеборна. На них были ослепительно белые одежды. Волосы владычицы напоминали темное золото, а у Келеборна были как светлое серебро. Их лица, очень красивые и торжественно-печальные, казались бы молодыми, если бы не глубокие глаза, словно колодцы памяти, с взглядом острым, как звездные лучи.
Халдир подвел к ним Фродо, и Келеборн произнес приветствие на его языке. Галадриэль ничего не сказала, только долгим взглядом посмотрела ему в лицо.
— Сядь со мной рядом, Фродо из Хоббитшира! — сказал Келеборн. — Мы поговорим, когда подойдут все остальные.
Каждого входящего Келеборн, приветствуя, учтиво называл по имени.
— Привет тебе, Арагорн сын Араторна! — сказал он. — Последний раз ты был у нас восемь и тридцать лет назад по счету земного мира, и эти годы тяжело легли на тебя. Но скоро — к добру ли, к худу — все это кончится. Пока ты здесь, отложи на время свои заботы!
— Здравствуй, сын и посланник Трандуила! Очень редко добираются к нам соплеменники с севера!
— Добро пожаловать, Гимли сын Глоина! Много времени прошло с тех пор, как я последний раз видел в Карс Галадоне гнома из племени Дарина! Сегодня мы нарушили древний закон. Да будет это в потемневшем мире знаком приближения лучших дней и да поможет возобновить дружбу наших народов!
Гимли низко поклонился.
Когда все гости собрались и сели перед Владыками, Келеборн обвел их взглядом.
— Вас здесь восемь, — сказал он. — В путь должно было выйти девять, так гласило послание. Может быть, Совет решил что-нибудь изменить, а мы об этом не слышали? Элронд далеко, вокруг нас стягивается Тьма, в этом году тени удлинились.
— Нет, намерения Совета не изменились, — заговорила Владычица. Ее голос был чистым и музыкальным, глубоким и неожиданно низким для женщины. — Вместе с Отрядом вышел Гэндальф Серый, но он не переходил наших границ. Скажите, где он, ибо я очень хочу поговорить с ним. За пределами Лотлориэна он мне не виден. Он далеко, его окружает серый туман, и пути его ног и мыслей от меня скрыты…
— Увы! Гэндальф Серый пал во Тьму! — произнес Арагорн. — Он остался в Мории, откуда не сумел выбраться.
При этих словах все присутствующие эльфы горестно ахнули.
— Это страшная весть, — сказал Келеборн. — Самая зловещая за все годы печальных событий. — Он повернулся к Халдиру и спросил по-эльфийски: — Почему мне ничего об этом не сказали?
— Мы ничего не говорили Халдиру о нашем Походе, — ответил вместо него Леголас. — Сначала нам было не до рассказов от усталости, и опасность шла за нами по пятам, а потом мы на время почти забыли свое горе, идя в радостном покое по дорогам Лориэна.
— Горе наше велико, — сказал Фродо. — Наша потеря невосполнима и никогда не забудется. Гэндальф был нашим вожатым, он провел нас через Морию, а когда мы уже теряли надежду, он нас спас и сам погиб.
— Расскажите нам все, — сказал Келеборн.
Тогда Арагорн рассказал все, что случилось на пути к Перевалу на Карадрасе и в последующие дни. Он поведал о Балине и найденной Книге, о сражении в Зале Мазарбул, об огне, узком Мосте и появлении Ужаса.
— Великое Зло древнего мира это было, — сказал Арагорн. — Я такого никогда не видел: Огонь и Тень одновременно, сила и ужас.
— Балрог это был, слуга Моргота, — сказал Леголас. — Самый страшный после Того, кто засел в Черной Башне.
— Я увидел на Мосту глубинный ужас самых черных снов, Великое Лихо Дарина, — сказал Гимли чуть слышно, и страх был в его глазах.
— Увы! — сказал Келеборн. — Мы давно догадывались, что под Карадрасом залег Ужас. Если бы я узнал, что гномы в Мории опять его разбудили, я бы запретил тебе и всем твоим спутникам переходить наши северные границы. А Гэндальфа можно было бы назвать безумцем, ибо из мудрого безумным должен был стать тот, кто без необходимости пошел в Морийскую западню…
— Кто так рассудит, поступит опрометчиво, — строго произнесла Галадриэль. — Гэндальф ничего в жизни не совершал без необходимости. Те, кто шел за ним, не знали всех его замыслов. Их нельзя винить за то, что сделал их вожатый, что бы с ним самим ни случилось. Не жалей, что приветил гнома. Если бы наш народ был далеко и надолго изгнан из Лотлориэна, скажи, кто из галадримов, включая Келеборна Мудрого, оказавшись вдруг рядом, прошел бы мимо старинных жилищ, даже если бы здесь поселились драконы? «Холодны ключи Кибель-Налы и темна вода Келед-Зарама. Прекрасны были многоколонные чертоги Казад-Дума в незапамятные дни, пока не погибли Великие в подкаменных глубинах…»
Владычица посмотрела на хмурого и печального Гимли и улыбнулась. А гном, услышав легендарные названия на своем древнем языке, посмотрел ей в глаза, и ему показалось, что он собирался проникнуть в сердце врага, а встретил в нем любовь и понимание. Лицо его выразило сначала удивление, а потом он сам улыбнулся в ответ.
Он неловко встал, поклонился по-гномьи и сказал:
— Живая земля Лориэна еще прекрасней, а Владычица Галадриэль превосходит красотой все сокровища подземного государства!
Стало тихо. Наконец, опять заговорил Келеборн:
— Я не знал, что вам пришлось так трудно в пути. Пусть Гимли забудет мои необдуманные слова: я говорил в волнении сердца. Я сделаю все, что смогу, чтобы помочь вам, каждому по мере его нужд и желаний, и особо невысоклику, на кого возложена великая ноша.
— Нам ведома цель вашего похода, — сказала Галадриэль, взглянув на Фродо. — Но говорить об этом открыто мы будем не здесь. Может быть, не напрасно вы пришли в нашу землю за помощью. Сам Гэндальф ясно хотел этого. Ибо Владыку Галадримов считают мудрейшим из эльфов Средиземья, и никакие короли не могут давать такие дары, как он. Он жил на Западе, когда только всходила заря мира, и я жила с ним бесчисленные годы; когда пал Нарготронд, а потом Гондолин, я перешла через горы, и уже многие века мы не сдаемся, хотя вынуждены были отступить. Это я собрала первый Белый Совет Мудрых, — если бы мои замыслы исполнились, его бы возглавил Гэндальф Серый, и все, вероятно, пошло бы иначе. Но даже сейчас мы еще надеемся. Я не стану давать вам прямых советов: делайте так или поступайте иначе. Ибо помочь вам я могу не делом, не решением и не выбором, а только знанием прошлого и настоящего и частично того, что будет. Но я скажу вам, что ваш Поход — это путь по лезвию меча над бездной! Если вы оступитесь — все погибнет. Все. Пока Отряд крепок верностью, есть надежда.
С этими словами она устремила на них приковывающий взгляд и в полном молчании, словно изучая, пронизала глазами каждого. Никто, кроме Леголаса и Арагорна, не смог спокойно выдержать этот взгляд. Сэм покраснел до корней волос и опустил голову.
Наконец, Владычица Галадриэль отпустила их.
— Не смущайтесь сердцем! — сказала она. — Сегодня спите в мире.
Друзья облегченно вздохнули и почувствовали, что страшно устали, словно их долго допрашивали, хотя пока Галадриэль смотрела на них, не было произнесено ни слова.
— Теперь идите! — сказал Келеборн. — Вы устали от горя и трудов. Ваш Поход прямо не касается наших дел, но вы останетесь в нашем городе, пока полностью не исцелитесь и не отдохнете. Сейчас не будем говорить о продолжении пути.
В ту ночь, к большому удовольствию хоббитов, Отряд расположился на земле. Эльфы поставили для гостей шатер между деревьями у фонтана, приготовили мягкие ложа, мелодичными эльфийскими голосами произнесли пожелания покоя и отдыха и ушли. Некоторое время перед сном друзья поговорили — о том, как провели прошлую ночь на деревьях, как шли после нее, вспомнили Владык Лориэна, но того, что было перед этим, не коснулись — не смогли.
— Сэм, а ты почему покраснел? — спросил Пипин. — Быстро ты раскололся; можно было подумать, что у тебя совесть нечиста. Надеюсь, ты не замышляешь ничего похуже, чем стащить с меня одеяло?
— И в мыслях у меня ничего такого не было, — ответил Сэм, не расположенный шутить. — Если хотите знать, я перед ней будто голый стоял, и она мне смотрела прямо в душу. И спрашивала: что бы я сделал, если бы она предложила мне перелететь прямо в Хоббитшир в уютную норку с садиком… собственным!
— Ну и штуки! — сказал Мерри. — И я себя почти точно так же чувствовал, только мне… не стоит об этом рассказывать, — запнувшись, закончил он.
По-видимому, со всеми происходило то же самое: под взглядом Владычицы каждый почувствовал, что ему предлагают выбор между страхом и Тьмой, стерегущей их впереди, и тем, что им сильнее всего хотелось. Предмет желаний ясно представился внутреннему взору, и чтобы достичь его, надо было всего лишь сойти с дороги, переложить на плечи остальных свое Дело и борьбу с Сауроном.
— Я тоже считаю, что то, что мне открылось, должно остаться моей тайной, — сказал Гимли.
— А мне все это показалось странным, — сказал Боромир. — Может быть, это было испытание, она хотела прочитать наши мысли, задумав что-то свое; я бы сказал, что она нас искушала, предлагая то, что якобы могла бы дать. Стоит ли говорить, что я просто не стал ее слушать. Люди из Минас Тирита не нарушают обещаний.
Но чем искушала Владычица его самого, он не открыл.
Фродо вообще говорить не хотел, хотя Боромир его упорно расспрашивал.
— Она дольше всех смотрела на тебя, невысоклик! — говорил он.
— Да, — сказал Фродо. — Но то, что мне при этом открылось, останется во мне.
— Берегись! — сказал Боромир. — Не верю я этой эльфийке и не пойму ее замыслов.
— Не смей плохо отзываться о госпоже Галадриэли! — сурово произнес Арагорн. — Ты не знаешь, что говоришь! Ни в ней, ни в этой Земле нет Зла: сюда его человек может принести только в себе. Тогда пусть он побережется! Сегодня я впервые буду спать спокойно с тех пор, как ушел из Райвендела. И я хочу заснуть крепко, совсем крепко, чтобы хоть на время забыть свои горести! Устал я душой и телом… — Он вытянулся на своем ложе и мгновенно заснул.
Вскоре спали и все остальные, спали крепко, ничего не слыша, не видя даже снов. Проснувшись, они увидели, что уже светлый день, солнце греет лужайку перед их шатром, и фонтан сверкает в его лучах, поднимаясь и опадая.
Несколько дней они провели в Лотлориэне, хотя сколько — сказать потом не сумели бы. Погода почти все время была солнечной, только иногда на деревья проливался мелкий дождик, после которого все становилось еще чище и свежее. Воздух дышал прохладой, словно ранней весной, но все-таки была зима, и они ощущали ее глубокий и задумчивый покой. Им казалось, что они только едят, пьют, спят и гуляют под деревьями — и больше они ничего не хотели.
Владыки не призывали их, а с эльфами они почти не могли объясниться, не зная языка; Халдир попрощался с ними и опять ушел к северной границе, где держали крепкую стражу с тех пор, как Отряд принес недобрые вести из Мории. Леголас почти все время проводил с галадримами и только первую ночь проспал со всеми в шатре, хотя иногда приходил поесть и поболтать. На прогулки, ко всеобщему изумлению, он часто брал с собой Гимли.
Теперь и на прогулках, и во время бесед друзья все чаще говорили о Гэндальфе. Каждый вспоминал все, что знал о маге и чему был свидетелем.
По мере того, как они излечивались телом от усталости, боль утраты в сердце становилась все острее. Они часто слышали, как эльфы упоминают имя мага в нежных и грустных песнях, и знали, что эльфы оплакивают его, хотя слов песен, конечно, не понимали.
— А Мифрандир, Мифрандир! О серый странник! — пели эльфы, ибо так им нравилось называть Гэндальфа. Но если рядом был Леголас, он отказывался переводить друзьям их песни, говоря, что не сумеет, что горе еще слишком свежо, и от таких слов хочется не петь, а плакать.
Фродо, как умел, попробовал выразить свою печаль неуклюжими словами. На него очень редко нападала охота складывать песни или стихи. Даже в Райвенделе он предпочитал не петь, а слушать, хотя в его памяти накопилось уже много стихов, сложенных другими в разное время. Но сейчас, когда он сидел у фонтана в Лориэне и слушал голоса эльфов, его мысли невольно сложились в песню, и она даже показалась ему красивой. Однако, попытавшись спеть ее Сэму, он не нашел в ней ничего, кроме клочьев воспоминаний, поблекших, как осенние листья. Вот эта песня:
Он вечерами приходил,
По склонам шел во мгле вечерней,
А на рассвете уходил —
В седую дымку Странник Серый.
Он шел с заката на восход,
Из Райвендела в Лихолесье,
Всегда без устали, вперед,
Один по городам и весям.
Язык людей и птиц он знал,
Нес вести хоббитам и эльфам,
Наверно, тайно понимал,
О чем шумит трава под ветром.
Владел мечом, умел целить,
Сгибал под тяжким грузом спину.
Мог громом и огнем разить,
А мог быть просто Пилигримом.
И был он мудр, и ласков был,
И страшным в гневе он казался,
Когда Жезлом своим светил,
А не на палку опирался.
Последний раз на Мост позвал
Огонь и Мрак на поединок —
Сломался Жезл, и ум устал:
Мрак Казад-Дума поглотил их…
— Еще немножко, господин Фродо, и вы перещеголяете своего дядюшку! — восхитился Сэм.
— Сомневаюсь, — ответил Фродо. — Это пока лучшее, что у меня получилось.
— Знаете, что, хозяин, — попросил Сэм, — если вам еще захочется когда-нибудь этим заняться, не забудьте про фейерверки, пожалуйста! Вот, например, в таком роде:
В небо бьют фонтаны звезд,
Как букеты пестрых роз,
И ярким золотым дождем
На землю падают потом!
Вообще-то, фейерверки заслуживают стихов получше…
— Нет, Сэмми, оставь эту тему себе. Или пусть ею займется Бильбо. Хотя… нет, я и произнести этого еще не могу… Мне нестерпимо думать, что надо будет такую весть принести старику!
Однажды Фродо и Сэм гуляли по лесу в тихих прохладных сумерках, но оба почему-то не были спокойны: Фродо вдруг показалось, что их прикрыла тень разлуки. Он понял, что близится время уходить из Лотлориэна.
— Ну, что ты теперь скажешь об эльфах, Сэм? — спросил он. — Я уже тебя об этом спрашивал давным-давно. С тех пор ты ближе их узнал.
— Конечно, узнал! — ответил Сэм. — И понял, что эльфы бывают разные. Они все, конечно, эльфы, но друг от друга отличаются. Вот здешние — совсем не бездомные, а вроде нас. Они, по-моему, сильнее приросли к своей земле, чем хоббиты к Хоббитширу. То ли они создали эту землю, то ли эта земля их создала — ну, вы меня понимаете, хозяин. Здесь так удивительно спокойно, будто ничего не происходит, и похоже, никому не хочется, чтобы что-нибудь случилось. Если в этом есть какое-то волшебство, то оно так далеко запрятано, что до него не дотянешься. Ну, это я так думаю.
— Как же не дотянешься, если оно здесь везде и во всем? — сказал Фродо.
— Везде-то везде, а не видно, чтобы кто-нибудь колдовал, — сказал Сэм. — Помните, какие фейерверки Гэндальф показывал? Такого ничего здесь не увидишь. Интересно, почему нас Владыки не зовут? Мне кажется, что Она может удивительные чудеса делать, если захочет. Вот бы поглядеть на эльфийское колдовство, господин Фродо.
— А я не хочу, — сказал Фродо. — Мне и без него неплохо. И не хватает мне не фейерверков Гэндальфа, а его самого, с его бровями и вспышками гнева. Я бы его голос услышать хотел!
— Тут вы правы, хозяин, — сказал Сэм. — Но вы не думайте, что здешних в чем-то виню. Мне и раньше часто хотелось посмотреть настоящее волшебство, как в сказках рассказывают. А так, лучшей земли, чем эта, наверное, не найти. Здесь сразу будто и дома живешь, и на праздник приехал… Я понятно выражаюсь? Уходить отсюда я совсем не хочу — и вместе с тем начинаю соображать, что если нам надо уходить, то чем скорее, тем лучше. Потому что, как говорил мой Старик, если дела не начинать, то его и не кончишь. И я понимаю, что здешний народ не очень нам поможет со всем своим волшебством! Когда мы отсюда уйдем, нам еще больше будет не хватать Гэндальфа.
— Боюсь, что ты прав, Сэм, — сказал Фродо. — И все же очень надеюсь, что Владычицу эльфов мы обязательно увидим до того, как уйдем.
Не успел он закончить, как, словно в ответ, появилась Владычица Галадриэль. Высокая и красивая, вся в белом и сама светлая, она подходила к ним из-за деревьев, но ничего не сказала, только знаком поманила их за собой и, повернувшись, повела к южному склону холма Карс Галадон.
Пройдя сквозь высокую зеленую изгородь, они очутились в садике на замкнутой площадке. Деревьев на ней не было. На открывшемся небе белым огнем горела над западным лесом вечерняя звезда. Вниз по длинной лестнице спустились они за Владычицей в глубокий зеленый овраг, по которому протекал говорливый ручей, по-видимому, тот, что начинался от фонтана. Около ручья на дне оврага на низком каменном постаменте в форме ветвистого дерева стояла большая, но неглубокая чаша, а рядом с ней — серебряный кувшин.
Галадриэль наполнила чашу до краев водой из ручья, потом легко дохнула на воду, а когда поверхность воды успокоилась и застыла, произнесла:
— Это Зеркало Галадриэли. Я привела вас сюда посмотреть в него, если захотите.
В овраге было темно и совсем тихо. Лесная Владычица, стоявшая рядом, казалась очень высокой и очень светлой.
— Зачем нам смотреть, и что мы увидим? — с трепетом спросил Фродо.
— Я могу приказать Зеркалу показать многое, — ответила она. — Могу показать тебе то, что ты хочешь. Но само Зеркало иногда показывает странные и неожиданные вещи без всякой просьбы, — и это может оказаться полезнее, чем то, что мы хотим видеть. Что покажет Зеркало, если дать ему свободу, мне неизвестно. Оно может явить прошлое, настоящее и будущее. Причем даже мудрейшие не всегда скажут, было это или будет. Хочешь посмотреть?
Фродо промолчал.
— А ты? — повернулась она к Сэму. — Мне кажется, это как раз то, что у вас называют колдовством, хотя я не совсем понимаю это слово, тем более что вы называете им и козни Врага. Но пусть будет колдовство, если хочешь. Колдовство Галадриэли. Ты же сам говорил, что хочешь увидеть эльфийские чудеса?
— Говорил, — отозвался Сэм, слегка дрожа от страха и любопытства. — Если позволите, я загляну в него, Госпожа. Мне бы увидеть, что дома делается, — добавил он, обращаясь к Фродо. — Мы уже страх как давно оттуда ушли!.. Но здесь, может быть, опять только звезды покажут или такое, что я и не пойму.
— Может быть, — тихо засмеялась Галадриэль. — Но все же иди, посмотри, что сможешь увидеть. Воду руками не трогай!
Сэм влез на постамент и нагнулся над чашей. Темная вода казалась твердой, и в ней отражались звезды.
— Так я и думал, опять звезды, — сказал он. И вдруг ахнул. Зеркало посерело, потом прояснилось. Теперь в нем светило солнце и веял ветер, раскачивая ветки деревьев. Но прежде, чем Сэм разобрался в том, что увидел, в Зеркале снова стало темно, и ему показалось, что он видит Фродо, крепко спящего под большим темным утесом, и лицо у него бледное-бледное. Потом он увидел самого себя в темном коридоре на длинной лестнице и понял, что очень спешит и что-то ищет, но что — не мог догадаться.
Видение пропало и, как бывает во сне, вернулась первая картина. Сэм снова увидел деревья. Только теперь они были дальше, и он понял, что они не раскачиваются от ветра, а падают; деревья рубят, и они валятся на землю.
— Да что же это? — возмущенно вскричал Сэм. — Кто дозволил Теду Пескунсу деревья валить, где нельзя?! Это же дорога за Мельницей к Приречью, их посадили, чтобы тень была! Эх, попадись он мне сейчас, уж я бы его самого свалил!
Но тут Сэм заметил, что Старой Мельницы больше нет, а вместо нее строится большой дом из красного кирпича. На стройке работает много народу, уже торчит кирпичная труба, и черный дым от нее заволакивает поверхность Зеркала.
— Худо в Хоббитшире, — сказал Сэм. — Элронд знал, что говорил, когда собирался господина Мерриадока домой отправить. — И вдруг горестно вскрикнул и отпрянул от Зеркала: — Не могу больше! Домой надо. Они перекопали всю Пронырную улицу, там мой бедный Старик уходит с Кручи с тачкой, все свое барахло везет. Я должен вернуться!
— Ты не можешь пойти туда один, — сказала Владычица. — Перед этим ты сам решил, что без хозяина домой не вернешься. Тогда ты еще не смотрел в Зеркало; но допускал, что в Хоббитшире может случиться беда. Помни, что Зеркало показывает разные события, и не все из них уже произошли или происходят. Некоторые не сбываются. Их удается предотвратить, если тот, кто понял предупреждение, не свернет с верного пути. Зеркало — опасный советчик!
Сэм опустился на землю и закрыл лицо руками.
— Не надо было мне сюда идти, и не хочу я больше никакого колдовства! — сказал он. Потом замолчал, и когда заговорил снова, в его голосе слышались слезы. — Да, я пойду домой по длинной дороге вместе с господином Фродо и не иначе. Только бы когда-нибудь вернуться в Хоббитшир! Если все будет так, как мне показали, кое-кто за это крепко получит!
— Ты и теперь не хочешь заглянуть в Зеркало, Фродо? — спросила Владычица Галадриэль. — Хотя ты говорил, что не хочешь смотреть на волшебство, тебе и без него неплохо.
— Ты советуешь мне посмотреть? — спросил Фродо вместо ответа.
— Нет, — сказала Галадриэль. — Я ничего не советую. Я не советник. Может быть, ты что-нибудь узнаешь. Так можно увидеть и плохое, и хорошее; и то, и другое может оказаться полезным, а может и нет. Видеть — само по себе и хорошо, и опасно… Но я думаю, Фродо, что тебе хватит ума и смелости рискнуть, иначе я не привела бы тебя сюда. Поступай, как знаешь.
— Я посмотрю, — сказал Фродо, взобрался на постамент и нагнулся над темной водой.
Зеркало сразу же прояснилось, и он увидел сумрачный пейзаж. На фоне бледною неба грозно поднимались темные горы. Длинная серая дорога исчезала за горизонтом. По дороге медленно двигалась маленькая фигурка, увеличиваясь по мере приближения. Вдруг она напомнила хоббиту Гэндальфа, и он чуть не закричал от радости, собираясь позвать мага по имени, — потом увидел, что на идущем не серый, а белый плащ, и в руке у него белый Жезл. От плаща словно исходило сияние. Лица странника Фродо не разглядел — он ушел за поворот, так и не подняв головы, и в душе хоббита зашевелилось сомнение: кого он видел? Гэндальфа в его давних странствиях или Сарумана?..
В Зеркале появилось новое видение, очень ясное. По своей маленькой комнатке взволнованно ходил взад-вперед Бильбо. Стол был беспорядочно завален листами бумаги; в окна барабанил дождь. Видение было кратким, почти мгновенным, и некоторое время Зеркало ничего не показывало.
Затем перед Фродо быстро замелькали короткие картины, и он понял, что видит отдельные события великой Истории, в которую попал. Сначала был туман. Туман разошелся, и невиданное зрелище открылось ему, но он сразу узнал: это Море. На него спустилась Тьма. Море взъярилось, и грянула великая Буря. Потом в кроваво-красном свете заходящего в тучи солнца с запада выплыл большой корабль с рваными парусами. Возникла широкая река, текущая через многолюдный город. Потом — семибашенная белая крепость. А потом — другой корабль, с черными парусами, но в ярком свете утра; и вода сверкала под солнцем, и на флаге корабля было изображено сверкающее белое дерево. Вспыхнул огонь и заклубился дым, это было сражение, и кроваво-красное солнце закатилось, сменившись серым туманом, в который уплыл маленький кораблик, мигая огоньками. Кораблик исчез.
Фродо, вздохнув, собирался уйти от Зеркала, но оно вдруг почернело, словно открылась черная дыра, и уже Фродо смотрел в пустую Тьму, а в ней появился Глаз. Он приближался из глубины, рос, пока не заполнил почти всю поверхность Зеркала. Фродо стало так страшно, что он прирос к месту, не в силах даже крикнуть. Глаз был обрамлен пламенем, а сам был желтый, как у кота, блестящий, напряженно живой и следящий, со зрачком пустым, как окно в ничто.
Затем Глаз стал поворачиваться, словно кого-то разыскивал, и Фродо с ужасом понял, что ищут именно его. И еще понял, что Глаз пока не может его увидеть, — увидит только, если Фродо сам захочет открыться Врагу. Кольцо, висевшее на цепочке у него на груди, стало страшно тяжелым, будто огромный камень, и тянуло его голову вниз, пригибая шею. Зеркало словно нагрелось, и от воды поднялись струи пара. Фродо поскользнулся, клонясь вперед…
— Осторожно, — тихо сказала Галадриэль. — Не тронь воду.
Страшное видение исчезло, и Фродо обнаружил, что смотрит на прохладную серебряную чашу, в которой мерцают отражения вечерних звезд. Он, дрожа, отшатнулся от Зеркала и посмотрел на Владычицу.
— Я знаю, что тебе открылось в последнем видении, — сказала она, — ибо это и меня тяготит. Но не бойся! Не думай, что землю Лотлориэна охраняют и оберегают от Врага только песни под деревьями и тонкие стрелы эльфийских лучников. Я открою тебе, Фродо, что даже сейчас, говоря с тобой, я вижу Черного Властелина и знаю, о чем он думает; вернее, знаю все, что касается эльфов в его мыслях. А он тянется к моим мыслям и хочет увидеть меня — но эта дверь закрыта!
Владычица подняла белые руки и протянула их на восток, как бы отстраняясь. Любимая вечерняя звезда эльфов, Эарендил, светила с высоты настолько ярко, что от фигуры Владычицы на землю падала легкая тень. Луч эльфийской звезды скользнул по кольцу на ее пальце — и белый камень в нем засверкал, словно в блестящий золотой ободок, облитый серебряным светом, упала сама Звезда. Фродо с восхищением смотрел на это кольцо, потому что вдруг ему показалось, что он понял.
— Да, — сказала Галадриэль, отвечая на непроизнесенный вопрос. — Эту тайну нельзя выдавать, и поэтому Элронд не мог тебе сказать о нем. Но нельзя его и скрыть от Несущего Кольцо, тем более, что он видел Глаз. Да, в стране Лориэн на пальце Галадриэли хранится одно из трех. Мне доверен Нэний, что значит Алмаз. Враг подозревает, но не знает — еще не знает.
Теперь тебе понятно, что в твоем походе к нам — перст Судьбы? Если ты потерпишь неудачу, ты этим откроешь нас Врагу. Мы станем беззащитны. Если победишь — наша власть ослабнет, Лотлориэн угаснет, и всемогущее Время сметет его. Нам придется уйти на Запад или забиться в пещеры и щели, огрубеть и со временем забыть о том, кем мы были. И о нас забудут.
Фродо склонил голову, помолчал, потом спросил:
— А чего ты сама хочешь?
— Хочу, чтоб сбылось то, что должно сбыться, — ответила она. — Любовь эльфов к родной земле и к тому, что ими сделано, глубже морских глубин. Их печаль бессмертна, и от нее нет утешения. Но они откажутся от всего, только чтобы не подчиниться Саурону, ибо теперь они его знают. За судьбу Лотлориэна ты не в ответе. От тебя зависит лишь выполнение твоего Дела. А если бы от моего желания что-нибудь изменилось, я пожелала бы, чтобы Единое никогда не было выковано или бы навсегда осталось пропавшим.
— Ты мудра, бесстрашна и справедлива, Владычица, — сказал Фродо. — Если ты попросишь, я отдам тебе Единое Кольцо. Я слишком мал для такого великого Дела.
Галадриэль вдруг засмеялась, но звонкий ее смех прозвучал странно.
— Может быть, и мудра, — сказала она, — но вот по учтивости встретила равного партнера! Считай, что ты вежливо отомстил мне за попытку заглянуть к тебе в душу при первой встрече. Ты становишься прозорливым. Не стану отрицать, мое сердце желало того, что ты предлагаешь. Многие годы я думала о том, что могла бы сделать, если бы Великое Кольцо попало в мои руки, — и наконец вот оно! Я могу его взять! Зло, пришедшее в мир в Незапамятные Времена, действует разными путями и будет долго вредить, независимо от того, выстоит Саурон или падет. Может быть, правильно было бы отнять Кольцо у гостя силой или под страхом? Такой поступок был бы оправдан сутью самого Кольца.
Оно здесь. Ты мне сам отдаешь его. Вместо Черного Властелина ты поставишь Королеву. А я не буду черной, я буду прекрасной и грозной, как Утро и Ночь! Я буду справедливой, как Море, и Солнце, и Снег на вершинах! Я буду ужасной, как Буря и Молния! Я стану сильнее, чем корни земли. Вокруг меня будет всеобщая любовь и отчаяние!
Она высоко подняла руку, и Кольцо, которое было на этой руке, вдруг загорелось, осветив ее одну, оставляя все остальное в тени. Она стояла перед Фродо недостижимо высокая и невообразимо красивая, грозная и достойная поклонения.
Но ее рука опустилась, свет померк. И вдруг она рассмеялась и сразу стала меньше: хоббит увидел стройную эльфийскую красавицу в простом белом платье, и нежный ее голос был тих и печален.
— Я прошла испытание, — сказала она. — Я откажусь от власти, уйду на Запад и останусь Галадриэлью.
Они долго стояли молча, потом Владычица снова заговорила:
— Вернемся к друзьям! — сказала она. — Завтра ты должен будешь уйти, ибо выбор нами сделан, и волны судьбы не остановишь.
— Но перед тем, как мне уйти отсюда, ответь еще на один вопрос, — сказал Фродо. — Я все собирался спросить у Гэндальфа в Райвенделе, но не успел. Мне разрешили нести Единое Кольцо; почему я не вижу остальных Колец и не читаю мысли тех, кто их носит?
— Ты ведь не пробовал, — сказала она. — С тех пор, как ты узнал, чем обладаешь, ты только трижды надевал Кольцо на палец. И не пробуй! Это тебя погубит. Разве Гэндальф не сказал тебе, что Кольца наделяют своих владельцев той мерой власти, которая им доступна? Прежде, чем использовать власть Единого, самому надо стать намного сильнее и научить свою волю подчинять себе других. Но даже сейчас, хотя ты лишь Несущий Кольцо, просто надевал его на палец и издали заглянул в сокрытое, ты уже видишь дальше и острее. Ты понял мои мысли лучше, чем многие, которых считают мудрыми. Ты увидел Глаз того, кому принадлежат Девять и Семь. Разве ты не увидел и не узнал Кольцо у меня на руке? Скажи, ты видел мое Кольцо? — обернулась она к Сэму.
— Нет, госпожа, — ответил Сэм. — Сказать правду, я не понял, о чем вы говорили. Ты подняла руку, и я увидел Звезду сквозь твои пальцы. Но если ты милостиво разрешишь мне высказаться, то я думаю, что мой хозяин прав. Я бы тоже хотел, чтобы ты взяла Кольцо. Ты бы навела порядок. Ты бы не дала им перекапывать усадьбу моего Старика и выгонять его из дому! Ты бы разделалась с ними за грязные дела!
— Да, я бы с ними разделалась, — сказала она. — С этого бы началось. Но этим бы не кончилось, увы!.. Довольно об этом говорить. Идемте отсюда.
