Глава 4
Рассвет застал меня залезающей в окно своей комнаты.
— Что это за шутки? — спросил меня хмурый Виталий. Схватив мою руку, он втащил меня в комнату и стал ждать объяснений.
— Ночью я проверяла одну свою версию, — ответила я и с подозрением спросила: — Ты-то что делал в моей комнате? Это мое личное пространство во время работы, и вторжение в него я не приветствую.
— Хватит ваньку валять, рассказывай, что ты творила ночью в городе, — потребовал он. — Мы же договорились сотрудничать.
Пришлось рассказать ему о разговоре с Аполлоном.
— Да я сразу говорил, что он ни при чем, — подвел итог Виталий.
— Ты не представил мне твердых доказательств, а я не привыкла верить людям на слово, — парировала я, — теперь я уверена. Я видела его глаза. Он не врал.
— Надо же, она видела его глаза, — проворчал Виталий, криво улыбаясь. — И какие у него были глаза?
— Может, ты выйдешь и позволишь мне умыться, — поинтересовалась я недовольно.
Виталий ушел. Оставшееся до восьми часов время я посвятила подготовке к новому трудовому дню. Мои «мелкие неприятности» ожидали меня у машины. Алина с утра была пугающе приветлива и услужлива.
— Женя, хочешь яблоко? — спросила она, протягивая мне большое красное яблоко, поблескивающее на солнце отполированными румянами боками.
Вспомнив сказку о Белоснежке, я отказалась.
— Нет, спасибо, Алина. И знаешь, называй меня Евгенией Максимовной. Так будет лучше для моей работы. Телохранитель не должен сильно сближаться со своими подопечными, иначе он начинает совершать ошибки от избытка чувств. Давай сохранять некоторую дистанцию.
— Договорились, — улыбнулась Алина.
— Ну вы будете садиться, или, может, вам стулья и кофе принести? — поинтересовался Вячеслав, высовываясь из «Ауди».
— Не твое дело, знай себе рули, — окрысилась на него Алина.
Опомнившись, она посмотрела на меня с виноватой улыбкой и сказала:
— Этот дядя Слава меня уже достал.
Мы сели на заднее сиденье.
— Ох, Алина, дождешься ты когда-нибудь, — пробурчал Вячеслав со своего места, свирепо глядя в зеркало заднего вида. — Я тебе не мамка. Сниму ремень да выдеру.
— Попробуй! — с вызовом крикнула Алина. — Евгения Максимовна меня защитит, а мать тебя уволит.
— Хм, уволит, — хмыкнул Вячеслав, заводя двигатель. — Думаешь, я у вас тут в деньгах купаюсь? Да я легко другую такую работу найду. А вот выбить из тебя дурь будет большим удовольствием.
Алина призадумалась, тревожно поглядывая то на шофера, то на меня. Ринат тихо бубнил себе под нос, уткнувшись в «гейм-бой». Наши проблемы его не волновали. С неприязнью посмотрев на брата, Алина потянулась через него, опустила наполовину стекло и, резко выхватив из рук Рината игру, выбросила ее за окно.
— Что ты сделала, дура! — заголосил Ринат, колотя кулаками сестру.
— Это ты совсем уже стал дураком со своей игрушкой, — орала в ответ Алина, вцепившись Ринату в волосы. Я тщетно пыталась их разнять.
— Дурдом, — проворчал Вячеслав, глядя на нас в зеркало заднего вида веселыми глазами.
За время занятий ничего не произошло. По телефону я предупредила Елену, что мы немного задержимся после школы, мотивируя это желанием детей сходить в игровой салон, а на самом деле я отвезла их к тете Миле. Огромных усилий мне стоило уговорить Вячеслава уступить мне руль. Утром я твердо убедилась, что нас вели, и не хотела привести «хвост» за собой к тетиной квартире. Когда мы выехали из школьного двора, на хвост «Ауди» мгновенно сел потрепанный белый «Форд». Он держался на приличном расстоянии, и разглядеть тех, кто находился внутри, было невозможно.
— Ну что ж, потанцуем, — пробормотала я, плавно увеличивая скорость, когда до перекрестка оставалось метров сто и на светофоре загорелся желтый свет. Резкий поворот. Я проскочила в просвет между машинами, а за спиной светофор загорелся красным. Не теряя времени, я опять повернула в просвет между девятиэтажными домами, проехала через дворы и, не останавливаясь, промчалась по поляне, заросшей амброзией.
— Что ты, твою мать, делаешь с машиной! — орал Вячеслав, подпрыгивая на сиденье вместе с «Ауди», минующей ухабы. Сочные стебли нещадно лупили по капоту, оставляя зеленые следы. Проломившись через амброзию, машина вырвалась на узкую дорогу, огороженную по сторонам высоким заборам из бетонных плит. «Мойка машин, вулканизация покрышек», — прочитала я объявление на заборе и свернула в открытые ворота.
Через пятнадцать минут «Ауди», сверкающая первозданной чистотой, медленно выползла из ворот мойки. Я огляделась и, переключив передачу, помчалась в противоположную сторону. После нескольких кругов по городу стало понятно, что «хвоста» нет. Передавая детей тете Миле, я тихо шепнула ей на ухо, чтобы была поосторожней с девочкой, и уже громко для всех:
— Дверь никому не открывать, на улицу не выходить. При опасности звонить мне или в крайнем случае 02. Вопросы?..
— Ты надолго? — поинтересовалась Алина.
— Максимум на полтора часа, — сказала я, прикидывая в уме время, необходимое для осуществления задуманного.
— А тут телевизор есть? Я хочу посмотреть «Сейлормун», — спросил Ринат, озираясь.
— Есть телевизор. Вот там, — я указала ему на гостиную. Тетя Мила, перехватив у меня инициативу, повела детей на экскурсию по квартире. Я же пошла в свою комнату менять образ. Когда я накладывала перед зеркалом грим, появилась Алина.
— Ух ты! — искренне восхитилась она. — Это круто. Можно и мне с вами на дело?
Я, перевоплотившаяся в молодого парня из аварийной службы районного узла связи, повернулась к Алине и хриплым голосом спросила:
— А на кого ты собираешься оставить Рината?
— Да ничего с ним не случится, — махнула Алина рукой, — можно взять и его с собой. Я загримируюсь горбатой старухой, а Ринат карликом.
— Боюсь, в таком виде мы привлечем к себе внимание, — задумчиво произнесла я. — Давай лучше ты останешься здесь. Хочешь участвовать в деле — охраняй брата. Так ты мне поможешь лучше всего.
— Ладно, — недовольно буркнула Алина, — останусь.
Из принтера вылезли распечатки нарядов на проведение работ в линиях связи. Сложив листки в папку, я поместила их в потертый кожаный портфель желтого цвета, где, помимо мотков телефонного кабеля, лежали различные инструменты, прозвонка, тестер, а в особом отделении набор передатчиков, миниатюрный приемник и цифровое записывающее устройство.
— Еще бы очки, — посоветовала Алина, наблюдая за приготовлениями.
Я нацепила на нос солнцезащитные «Ягуары».
— Так сойдет?
— Класс, — восхитилась Алина.
— Я на тебя надеюсь, — сказала я Алине, прощаясь у входной двери.
— А кто этот человек? — поинтересовался Ринат, выходя из гостиной в сопровождении тети Милы.
— Молчи, болван, — покосилась на него Алина, презрительно кривя губы, — это взрослые дела. Тебя не касается.
Меня немало позабавило то, что, когда я, спустившись по лестнице, вышла из подъезда и прошла у курившего рядом с машиной Вячеслава перед самым носом, он даже на меня не взглянул.
Из такси я вылезла через улицу от охранного агентства «Пантера». Распределительный пункт связи располагался в покрытом наплывами ржавчины металлическом ящике, прислонившемся к торцовой стене дома. Вскрыв дверцу, я осмотрела клеммники. Ни надписей, ни схемы на внутренней стороне дверцы не наблюдалось, поэтому пришлось проверить с десяток пар, прежде чем я наткнулась на телефонную линию «Пантеры».
— Проверка связи РУС. Скажите, пожалуйста, куда я попал? — спросила я вежливо.
— Это охранное агентство «Пантера», главный бухгалтер, — ответил в трубке высокий женский голос.
Фантазия мигом нарисовала маленькую худенькую женщину в больших роговых очках, заваленную кипами бумаг.
— Здравствуйте. Мы сейчас проводим плановую проверку линий связи, поэтому в течение нескольких часов возможны перебои со связью. Попрошу вас не звонить в аварийную службу.
— Хорошенькое дело! — ответил голос возмущенно.
— Извините, конечно, но мы обязаны выполнять график ППР, иначе кругом начнутся аварии и все вообще останутся без связи.
— Ладно, только постарайтесь побыстрее все проверить, — ответил голос.
Я отсоединила прозвонку и отбросила проверенную пару. Остальные номера «Пантеры» оказались подключенными рядом. Я отбросила их все, кроме проходной и секретаря. Бузыкина, к счастью, в офисе не было. В четверг после обеда он, как всегда, посещал свой пункт работы с населением. Секретарша сказала, что до вечера его не ожидается. Я наплела ей про проверку связи.
— Мне надо пройти к вам проверить кабель.
Моя просьба не вызвала восторга.
— Ну, не знаю, без Бузыкина мне бы не хотелось… Может выйти скандал, — занервничала секретарша.
— Скандал выйдет, если он вернется и застанет телефоны неработающими. У меня несколько минут, чтобы проверить вашу организацию, или я бросаю все и иду дальше, — пригрозила я. — Решайте быстро. Звоните на проходную, чтобы меня пропустили.
— Ладно, ладно, подходите, — затараторила секретарша.
Проходную я миновала, предъявив фальшивый пропуск работника связи. И вот вновь тропический рай приемной.
— Да, да, я все поняла, — торопливо говорила секретарша в трубку, скрытая от моих глаз широкими листьями пальмы.
— Эй, есть кто живой! — гаркнула я, испугав ее до полуобморочного состояния.
— Вы, вы из связи? — спросила она, уняв дрожь.
— Че, не похож? — протянула я, переваливая во рту большой ком жвачки.
— Можно ваше удостоверение? — попросила она, приблизившись ко мне. — Я позвоню шефу. Он приказал с вас глаз не спускать.
— Ха, боится, что я упру что-нибудь? — Я сунула секретарше под нос свое удостоверение.
Пошел долгий процесс сличения фотографии в удостоверении с оригиналом. Наконец мне позволено было заняться своей работой. Насвистывая веселую мелодию, я неторопливо лазила по приемной, осматривая коробы с проводкой. Затем я перешла в кабинет Бузыкина. Секретарша тенью преследовала меня по пятам. В душе уже зародилось беспокойство, что миссия по вине этой стервы провалится, но вдруг в приемной зазвонил телефон. В глазах секретарши вспыхнула тревога. Она заметалась, не зная, следить ли ей за мной или бежать к телефону.
— Да идите вы, ответьте, — бросила я ей, — может, звонок важный. И не волнуйтесь, я ничего трогать не буду.
— Хорошо, — согласилась секретарша и предупредила. — Но помните, я записала ваши данные.
Я проводила ее взглядом и, как только она сняла трубку, бросилась к вентиляционной решетке на стене. Выдвинув решетку, я поместила за ней передатчик с высокочувствительным микрофоном, поставила решетку на место и пробежала обратно. Секретарша застала меня за разборкой телефонного аппарата Бузыкина.
— Зачем вы делаете это? — закричала она в панике. — Это новый аппарат. Он хорошо работал.
— Его нужно подрегулировать, — сказала я, спокойно продолжая свое дело с умным видом.
— Если аппарат сломается, вы будете отвечать, — предостерегла меня секретарша. Ее глаза были прикованы к разобранному корпусу телефона. Из своего набора я вытащила простенький передатчик и, укрепив его под наборником номера, собрала аппарат и проверила для вида.
— Работает.
Передатчик в телефоне служил отвлекающим маневром на случай, если Бузыкин бросится осматривать кабинет.
— Все. Я закончил. — Я застегнула свой портфель, протянула секретарше наряд. — Распишитесь внизу, что недостатки устранены.
Разобраться в наряде оказалось для секретарши непосильной задачей. Она хмурилась, с умным видом сдвигала очки на нос, вертела листок и так и сяк.
— А остальные телефоны точно заработают? — спросила она, теребя наряд. — Как же я подпишу? Что потом говорить Бузыкину? Он меня съест.
— Точно заработают, — уверенно пообещала я. Въедливость секретарши утомляла. Зазвонил бы, что ли, телефон в приемной.
Помаявшись еще, она все же расписалась с видом, будто собственноручно подписывает себе смертный приговор, и жалобно глянула на меня.
— Только, пожалуйста, не подставьте меня!
Я вырвала из ее пальцев наряд и запихала в карман. Дело сделано.
— Счастливо оставаться, — буркнула я, покидая приемную.
— Обязательно почините все! — кричала секретарша вслед. Ее голос летел за мной, резонируя от стен просторного коридора.
Связь была восстановлена через пару минут. От моих манипуляций в распределительном пункте не осталось и следа. Провода надежно сидели на своих местах в клеммниках, дверца аккуратно была закрыта, ни отпечатка, ни волоска. Приемник с записывающим устройством я установила на чердаке близлежащего пятиэтажного дома, надежно запираемого жителями на замок. Чердачное помещение, затянутое паутиной, с толстым слоем пыли на полу, подходило мне как нельзя лучше. С первого взгляда было видно, что чердак не посещали с прошлого года, а значит, моя аппаратура будет здесь в относительной безопасности. К тому же окна кабинета Бузыкина находились в прямой видимости — это меньше искажений сигнала.
«Посмотрим, что из моей затеи выйдет», — подумала я, включая приемник. Емкости памяти записывающего устройства хватило бы и на двое суток при условии, что аппаратура будет включаться, только когда в комнате заговорят, пусть и шепотом. Но я планировала изъять запись завтра после обеда, так как считала, что полученной информации мне будет достаточно, чтобы понять, в каком направлении двигаться дальше. Если же нет, то запись всегда нетрудно возобновить, хотя вряд ли даже через тысячу лет я услышу, как Бузыкин раскается в своих грехах и выложит кому-нибудь, как он готовил похищение отпрысков Прохоровой. Подобное больше относилось к области фантастики, чем к реальной жизни.
К моему приезду домой тетя Мила успела обкормить детей сладостями домашнего приготовления.
— У меня живот лопается, — пожаловался Ринат, с беспокойством ощупывая свой пухлый животик.
— А я вообще больше пирожных в рот не возьму, — заверила меня Алина.
— Что было бы, если б я оставила их тебе на неделю? — с укором спросила я тетю. — Они, наверное, в дверь не прошли бы. Пришлось бы вырубать косяки и выкатывать их вручную.
Брови тети Милы сердито соединились на переносице.
— Женя, не говори глупости. Мы просто немного увлеклись — кусочек одного, кусочек другого. В их возрасте дети должны хорошо кушать.
Слушая ее, я аккуратно удаляла с лица грим. Цветные контактные линзы вернулись на место в емкость с питательным раствором. Парик с короткими русыми волосами был убран в специальное отделение в шкафу.
Тетя стояла у окна, и взгляд ее затуманился воспоминаниями.
— Помнишь, когда я приезжала к вам во Владивосток… Тебе тогда исполнилось одиннадцать. Я приготовила торт «Птичье молоко». Ты съела почти половину, а твоя мама…
— Хватит, не надо, пожалуйста, — остановила я ее.
Тетя замолчала и уставилась в окно. Я промокнула лицо салфеткой, поправила прическу и, повысив голос, сказала:
— Дети, мы уезжаем! — Ноль реакции. — Эй, мелкие неприятности, чего притихли?
Алина и Ринат недовольные заглянули в комнату. Они не горели желанием срываться и ехать куда-то, когда еще не каждый уголок квартиры был изучен, столько интересных вещей не осмотрено.
— Прямо сейчас уезжаем? — скривила носик Алина.
— Прямо сейчас, — рявкнула я, срывая с ее головы мой блондинистый парик с длинными прямыми волосами.
— Вот, — поникшая Алина протянула мне парик с двумя дурацкими хвостами и вставную челюсть с крупными кривыми зубами, которую она извлекла из своего рта.
— Просто класс! — воскликнула я, швыряя вещи на стол. На глаза попался увеличившийся вдвое по сравнению с прошлым нос Рината и его накладные густые брови, придававшие ему сходство с внуком Брежнева.
— Я сам отдам, — пообещал Ринат. Силиконовая накладка с носа отдиралась с трудом. У Рината на глазах выступили слезы.
— А дядя Слава там внизу, наверное, спятил, нас дожидаясь, — напомнила я им. — Живо к машине!
Детей как ветром сдуло от моих слов.
— Ну ты их запугала, — покачала головой тетя.
— Запугаешь их, как же. Они сами до сердечного приступа доведут, — проворчала я, восстанавливая порядок в шкафу. Проверить все не было времени, а в голове ворочались тревожные мысли, не прихватили ли чего из маскировочных средств мои подопечные.
Простившись с тетей, я спустилась к машине. Дети топтались у лавочки, о чем-то споря.
— Где Вячеслав? — поинтересовалась я.
— Пошел отлить, — равнодушно бросила Алина.
— Ох у меня и работка, — кряхтя, произнес Вячеслав, вылезая из кустов. На ходу он поправлял штаны.
— Как прошло, дядя Слава? — ехидно спросила у шофера Алина.
— Ну, смотри у меня! — погрозил ей Вячеслав кулаком. — Бегом побежишь за машиной, засранка.
— Поосторожнее, следите за своим языком, — напыщенно произнесла Алина, нагло улыбаясь. — Безработных сейчас пруд пруди, а бомжей по одному под каждым кустом.
Мне пришлось придержать разъяренного шофера. Рукоприкладства тут еще недоставало. Уже в машине по пути домой зазвонил мой мобильник. Звонил Виталий.
Вести он преподнес безрадостные. На Елену полчаса назад было совершено покушение. Виталию удалось защитить ее, однако при этом погиб нападающий, и теперь налетевшая отовсюду милиция их с Еленой не скоро отпустит домой. Подробности Виталий пообещал рассказать при встрече. Веселье Алины в одно мгновение сошло на нет, лишь только она узнала о покушении. Лицо девочки мертвенно побледнело. В расширившихся глазах стоял ужас.
— С мамой точно все в порядке? — уточнил Ринат, едва не плача.
— Да, с ней все о\'кей. Немного переволновалась, — успокоила я его. — Она только даст показания у следователя и сразу домой. Можешь успокоиться.
Конечно, я сглаживала углы. «Немного переволновалась» — означало шок. Врачи накачали Елену лекарствами, и неизвестно, в каком виде она приедет домой. Я обняла вздрагивающие плечи Рината.
— Все будет хорошо.
— А бандита, напавшего на маму, поймали? — спросила еле слышно Алина. Она пожирала меня глазами, ожидая ответа.
— Он погиб и не доставит вам больше неприятностей, — ответила я, поглаживая Рината по голове.
— Уф, значит, бояться нечего, — вздохнула Алина с облегчением.
— Это надо проверить. Однако думаю, что уже все позади, — сказала я, на самом деле так не считая. Без сомнения, организатор покушения все еще гулял на свободе.
— В фильме «Пятница, тринадцатое» убийца ожил после смерти, — пробормотал испуганно Ринат, покрепче прижимаясь ко мне.
— Заткнись, идиот! — взвизгнула Алина, краснея от злости.
— Всем успокоиться! — прикрикнула я, главным образом имея в виду Алину.
Мои глаза невольно обратились к зеркалу заднего вида. Нет, вроде все спокойно, «хвоста» нет.
Елена в сопровождении Виталия вернулась часа через два. На Прохорову было страшно смотреть. Она сутулилась, руки дрожали. В опухших от слез глазах бился страх. С трудом выдавливая из себя слова, она постаралась успокоить детей, однако получилось не очень убедительно. Дети молчали, и во взгляде явно читалось — не все так замечательно, как говорят взрослые. Горничная налила и Ринату, и Алине валерианки, Елена же приняла успокоительное, приписанное ей врачом.
Виталий, осторожно поддерживая Прохорову, отвел ее в спальню. Алина, не проронив ни слова, тихо, как призрак, удалилась в свою комнату.
Остаток вечера мне пришлось заниматься Ринатом. Чтоб отвлечься от плохих мыслей, мы с ним на пару резались в компьютерные игры, потом посмотрели обе серии «Шрека». Трудно сказать, сколько раз смотрел «Шрека» Ринат, но он знал почти каждую реплику в мультике и неплохо дублировал героев разными голосами.
Ужин за общим столом напоминал похороны. Елена пригласила и нас с Виталием, чего раньше не случалось.
Уже в двенадцатом часу, когда в доме все спали, ко мне в комнату постучался Виталий. Он неплохо набрался. Говорил, сильно растягивая слова и бурно жестикулируя. Последствия покушения — синяк в пол-лица да ссадина над бровью — красноречиво свидетельствовали о чрезвычайной физической силе бандита. Я было хотела выдворить Виталия за дверь, когда он продемонстрировал мне повязку, опоясавшую его тело на уровне груди. Сквозь бинт в одном месте проступала свежая кровь.
— Что ты скажешь, если я попрошу перевязать меня? — спросил Виталий.
Веселость его исчезла. Я заметила испарину на лице у коллеги и догадалась, что он еле сдерживается, чтобы не стонать. Под повязкой оказалась неприятная сильно разошедшаяся ножевая рана длиной сантиметров пятнадцать. Рана начиналась от подмышки, пересекала ребра и спускалась до верхней части живота.
— Тебе в больницу надо, — сообщила я Виталию. — Какого черта ты туда сразу не поехал?
— Елена рвалась к детям. Не мог же я ее одну отпустить, — ответил Виталий, морщась, и добавил: — Рана не такая уж серьезная. Заштопать, и порядок.
— Как знаешь, — пожала я плечами, доставая набор медицинских инструментов и медикаменты.
Вначале я промыла рану перекисью водорода, затем стала зашивать. В качестве обезболивающего Виталий использовал коньяк, позаимствованный из бара в столовой. Удовлетворенная видом шва, я смыла кровь, залившую ему весь бок, и заново перевязала чистым бинтом. Моя работа очень понравилась Виталию, да так, что он попросил зашить еще рану на плече.
— Если у тебя есть еще что-нибудь, то говори сразу, чтобы я инструменты не убирала, — посоветовала я ему, приступая к работе.
Зашила, перевязала. Попробовав повязку, Виталий натянул майку и поблагодарил меня.
— Да ладно, пустяки, — скромно потупилась я, — лучше ответь, как завтра в таком виде ты будешь охранять Елену.
— С моим видом все нормально. Подумаешь, пара порезов, — бравируя, произнес Виталий и уже серьезнее добавил: — Приму обезболивающее, стимуляторов, но Елену не оставлю.
— Не буду тебя отговаривать, — махнула я рукой, — только расскажи, что у вас там произошло на самом деле.
Отхлебнув еще пару глотков из бутылки, Виталий на одном дыхании выдал мне историю покушения на Елену. Этот небритый верзила с осоловевшими глазами не понравился Виталию сразу. Он приметил его в толпе перед зданием торгового центра, куда они с Еленой заехали после обеда.
Виталий провел Елену в торговый зал, и они стали подниматься по лестнице на второй этаж. Верзила вошел в торговый центр следом. Активно работая локтями и матерясь, он стал протискиваться к ним. Виталий рассказывал, что на всякий случай расстегнул кобуру. Верзила поравнялся с ними. Случайно брошенный взгляд исподлобья — и в следующую секунду у него в руке блеснул нож. Выглядел он алкаш алкашом, и Виталий не ожидал от него такой прыти, поэтому среагировал недостаточно быстро. Нож чиркнул его по ребрам. Верзила целился в горло. Виталий уклонился, хватаясь за пистолет. Правую руку внезапно пронзила острая боль, рука начала отниматься. Отбив нож левой, Виталий вывернул верзиле руку. Без раздумий, верзила дернулся всем телом, таща Виталия на себе. Задом со всего маха они налетели на стену. Кости у верзилы хрустнули, и он громко вскрикнул. Его завернутая за спину рука оказалась сломанной. Локтем здоровой руки он изо всех сил врезал Виталию по лицу. У него потемнело в глазах, и он пошатнулся. С хриплым криком противник перешел в наступление. Виталий с трудом блокировал его удары по корпусу, мысленно надеясь, что Елена уже в безопасности, побежала наверх и уже, наверное, набирает номер милиции. Однако, скосив глаза вбок, Виталий с досадой заметил свою подопечную, истуканом застывшую внизу лестницы.
«Вот дура», — подумалось ему. Перехватив ногу верзилы, Виталий, собрав все силы, оторвал его от пола и швырнул в витрину. Послышался звон разбитого стекла. Сквозь кровь, стекавшую из рассеченной брови, Виталий разглядел пистолет в руке противника. Весь иссеченный стеклом, верзила целился в него из «ТТ». Виталий дернулся в сторону. Грянул выстрел. Пуля, пробив остатки стекла, срикошетила от стены где-то за спиной. Верзила, вытирая с лица кровь, мешавшую ему целиться, начал подниматься. В руке Виталия оказался его девятимиллиметровый «гюрза», пробивающий с пятидесяти метров любой бронежилет. Он трижды выстрелил, целясь в грудь нападавшему, но тот будто и не заметил выстрелов, кинулся вперед под пули. Пистолет верзилы заело, поэтому, отшвырнув его, он намеревался задушить Виталия голыми руками. Два раза Виталий выстрелил в нападавшего в упор, а потом, сбитый с ног, вместе с ним стал кататься по полу. Стекло хрустело под их телами, впивалось в кожу. Рукояткой пистолета Виталий саданул ослабевшего противника по голове, оттолкнул от себя и отполз в сторону, задыхаясь. Он выиграл этот поединок. Драка заняла не более сорока секунд, но ему эти секунды показались вечностью. Елена так и стояла на том же самом месте. Вид у нее был абсолютно потерянный. Виталий окликнул Елену, однако она не отозвалась. Взгляд ее остекленевших глаз был прикован к убийце. Тот еще шевелился, хрипел. В крошеве стекла быстро растекалась его кровь. «Не жилец», — вынес свой вердикт Виталий.
Постепенно, преодолев страх, по лестнице из верхнего торгового зала осторожно стали спускаться люди. Справа и слева от лестницы появились посетители нижнего зала с пакетами продуктов в руках, а на улице у разбитой витрины собиралась толпа прохожих. Две продавщицы, хорошо знавшие свою хозяйку в лицо, увели Елену куда-то в подсобные помещения. Собравшийся народ тихо переговаривался, многие со страхом косились на Виталия. Какая-то девушка крикнула своей подружке — трусихе, боявшейся выйти из торгового зала:
— Светка, выходи смотреть, здесь кого-то убили! — И сама рванулась вперед, чтобы не пропустить ни одной мелочи. С воем сирены сквозь строй зевак приехала машина «Скорой помощи». Потом появилась милиция. От потери крови и ударов по голове Виталий плохо соображал. Ему оказали первую помощь, потом задавали какие-то вопросы. Из слов врача он запомнил только отрывочные фразы «сотрясение мозга» и «обязательно надо в больницу». Елену приводили в себя в комнате отдыха персонала. Физически она не пострадала, и врач вколол ей успокоительное. Киллер же умер, когда его грузили в машину «Скорой». Раны оказались смертельными.
— Что думаешь о нападавшем? — спросила я, когда Виталий закончил рассказ.
— Думаю, наркотиками он накачался по самую макушку. Его даже пули не брали поначалу, — сказал Виталий, и его передернуло от неприятных воспоминаний. — Насчет его профессионализма скажу — ниже среднего, и, если бы не «дурь», я бы справился с ним в два счета, а так — это все равно что по бревну лупить: бревну по фигу, а у тебя костяшки в кровь. Оружие у него — мусор. Профессионалы с таким на дело не ходят, да и сам он выглядел как неопохмелившийся грузчик. Впрочем, возможно, он из бывших десантников или спецназовцев.
Многое в этом деле мне казалось странным, и я поделилась своими подозрениями.
— Виталий, тебя не удивляет, что, имея в кармане пистолет, наемный убийца бросается на вас с ножом? Ведь он сразу мог открыть стрельбу.
— Не знаю, ничего не могу сказать конкретно, — пожал плечами Виталий, — может быть, у него в мозгу замкнуло от стимуляторов и он не понимал, что делает. Возможно, он понял, что я его вычислил, и не решился лезть за пистолетом, так как нож было легче и быстрее достать из ножен под рукавом рубашки, чем лезть в кобуру под мышкой. Если бы не угрозы, я бы вообще решил, что произошедшее — случайность. Просто душевнобольной в период обострения оказался рядом и выбрал нас жертвами. В общем, ни хрена я не понимаю логики его действий. — Виталий коснулся ладонью лба, поморщился и пробормотал: — Башка трещит, словно наутро после свадьбы.
— После третьего дня свадьбы, — поправила я, невесело улыбаясь.
— Точно, — согласился Виталий, оживляясь, — после третьего, да еще если б пили паленую водку. — Он хихикнул, что-то вспомнив, и сказал: — Случай у нас был в отряде. Праздник, не помню какой, а выпить ни капли, даже сухого вина…
Слушая его, я размышляла о нелепо проведенном покушении. Сомнительно, чтобы Бузыкин или Мусаев с их обширными связями в преступном мире так опростоволосились с выбором киллера. Жаль, нападавший не выжил и теперь уже ничего не расскажет о заказчиках. Вероятно, что-то удастся выяснить, пробив личность преступника по моим каналам в милиции.
— Пойду я, — поднялся Виталий, — мне надо немного отдохнуть, а то несу уже всякую чушь.
— А что Елена, как она? — поинтересовалась я.
— Наглоталась успокоительного и вырубилась, — вздохнул Виталий. — Дети тоже дрыхнут, перенервничали.
На мое предложение, что Елена завтра, наверное, не выйдет на работу, он лишь рассмеялся и бросил:
— Плохо ты ее знаешь.
Спровадив Виталия, я быстро оделась и, незамедлительно выйдя из особняка, отправилась к своему «суперагенту», следившему за Мусаевым.
На наблюдательном пункте в заброшенной новостройке Григория не было. Озадаченная, я стояла в пустой комнате, где на полу виднелись следы пребывания моего помощника — мятая газета, хлебные крошки, пара селедочных скелетов с головами, пустая пластиковая бутылка из-под пива.
— Черт побери! — Я сжала кулаки. — Вот и надейся после этого на людей!
Перед тем как идти на стройку, я уже побывала на квартире у Григория, опросила алкашей у подъезда. Его давно не видели. Шорох откуда-то сверху заставил меня насторожиться. Когда я проверяла верхние этажи, там никого не было. Бесшумно ступая, я поднялась на третий этаж — пусто, затем на четвертый.
Григорий сидел перед окном на стопке из пяти кирпичей. В правой руке он держал пластиковый стаканчик, наполненный прозрачной жидкостью, а в левой — корку черного хлеба. С его шеи на ремне свисал старинный морской бинокль, корпус которого давно обтерся и покрылся царапинами. Готовясь принять жидкость, Григорий выдохнул. Мое появление и револьвер, нацеленный на него, вызвали у моего помощника настоящий шок. Пластиковый стаканчик выскользнул из ослабевших пальцев, а содержимое разлилось по полу. Я с облегчением убрала револьвер.
— Фу ты, черт! — вскрикнул Григорий, подскакивая. — Ну зачем так подкрадываться?
— Я что, помешала? — осведомилась я.
— Нет. — Григорий заикнулся, отводя глаза. — Вот, собирался поесть.
Под глазами у помощника виднелся свежий фингал.
— Поесть? — переспросила я, глядя на полупустой пузырек у его ног и черствую корку в руке. — Вижу, ты на диете.
Проследив за моим взглядом, Григорий бурно запротестовал.
— Это вода, на работе я не пью!
Я изъяла у него пузырек, осторожно понюхала жидкость. Действительно, вода.
— А чего ты пил ее как спирт? — Я изобразила его движения — дохнула, как он, и опрокинула невидимый стакан.
— По привычке, наверное, — пожал плечами Григорий.
— Где ты шлялся, когда должен был следить? — хмуря брови, строго спросила я. — И почему у тебя под глазом фонарь?
— Я, это, ходил по делу, — начал оправдываться Григорий, — решил проверить мусорные баки у этого Мусаева. Ведь в мусоре можно обнаружить много полезной информации, опять же улики какие-нибудь. А эти уроды из охраны как налетели, сказали, что, если я еще там появлюсь, поломают мне хребет.
— Я что, просила тебя копаться в баках? — спросила я.
— Нет, я хотел как лучше. Искал, старался, но там, кроме обычного мусора, ничего интересного.
— Ладно, проехали. Рассказывай, чего наследил, — перебила я Григория нетерпеливо.
— Вот этого, — он показал мне помятую фотографию Мусаева, — я видел лишь дважды. Выходил на балкон ночью в халате, курил. Вокруг него всегда несколько полуголых телок, размалеванных. Все пьяные в дымину. Этот чего-то орал, пробовал горланить блатные песни, кажется «Голуби летят над нашей зоной» и «Владимирский централ». На таком расстоянии плохо слышно.
— К черту песни, — резко сказала я, — его репертуар меня не интересует. Когда Мусаев выезжал из дома? Точное время, машина, номер и кто к нему приезжал?
— Вот. — Григорий поспешно поднял с пола несколько листков, которые были придавлены кирпичом, отряхнул и протянул мне. — Здесь все записано, время, модель, описание тех, кто к нему приезжал. Там особые приметы всякие, цвет волос… В общем, как полагается! Сам Мусаев из дома не выезжал ни разу.
Я бегло просмотрела список машин и не обнаружила белого «Форда», висевшего у нас на хвосте сегодня утром. Визитеры — сплошь местная шпана да шлюхи, которых привозили для босса охранники. Из досье на Мусаева я знала, что он обожает это дело и частенько проводит время в обществе девушек легкого поведения.
— Опиши проституток поточнее, — попросила я Григория, — а то ты написал просто «женщины легкого поведения», и все.
Григорий задумался, сделав серьезное выражение лица.
— Симпатичные, обе блондинки… Одну из них я, кстати, знаю. Стоит тут недалеко у заправки, ее подружка, наверное, там же. Волосы крашеные, до плеч. Что еще? — Он сморщил лоб, вспоминая. — Одеты обычно, как шлюхи. — Перехватив мой недовольный взгляд, добавил: — Короткие юбки, сетчатые чулки, прозрачные блузки, сумочка через плечо у одной, вторая без сумочки.
— Особые приметы? — задала я наводящий вопрос.
— Нет, особых нет. Ни шрамов, ни родинок я не разглядел, косоглазия и хромоты тоже вроде не было, но я не уверен. Темно было.
— Что тебе сразу бросилось в глаза, когда ты их увидел? — зашла я с другого бока.
— Большие сись… Пардон, большая грудь, я хотел сказать, — ответил Григорий мгновенно. — Размер, наверное, шестой, если не больше. У одной был такой вырез…
Я посмотрела на список. Без пятнадцати двенадцать двое из охраны Мусаева выехали за пределы усадьбы. Ровно в двенадцать вернулись со шлюхами. Значит, ездили недалеко, скорее всего, к той самой заправке, про которую говорил Григорий. В шесть утра девушки ушли своим ходом, что подтверждает мою догадку. В голове медленно складывался план, как раскрутить Мусаева.
Кашлянув, чтобы привлечь мое внимание, Григорий тактично намекнул о причитающемся ему гонораре. Шестьсот рублей перекочевали из моего бумажника в его карман.
— Ну мне дальше следить, или что? — спросил Григорий, заглядывая мне в лицо с надеждой.
— Нет, хватит, — отрезала я, — хорошего понемножку.
— Ладно, звони, если что. Я всегда готов помочь, — сказал Григорий, сделавшись сразу грустным. — Можешь на меня рассчитывать. Я же тебя не подводил ни разу.
— Да, не подводил, — согласилась я.
— Тогда пока, до встречи! Пойду опять мести улицы нашего славного города, — сказал он на прощанье, ощупывая чуть оттопыривающийся задний карман штанов, где лежал гонорар.
Его торопливые шаги зазвучали по лестнице. Торопился он явно не на концерт симфонической музыки.
Я усмехнулась, рассматривая в окно дом Мусаева, похожий на крепость. Думает, что если забрать окна решетками, установить камеры слежения, а у входа выставить толпу охраны, то к нему уже не подберешься. Что ж, докажем обратное. Где-то через полтора часа его подручные выедут на охоту за «ночными бабочками», и мне нужно подготовиться как следует. Что они выедут, я не сомневалась, потому что для этого собиралась кое-что предпринять. Если не выгорит, попробую что-нибудь другое или, в конце концов, буду дежурить у заправки вместе с проститутками, пока меня не снимут люди Мусаева. Идею выдать себя за электрика или работника газовой службы я сразу отбросила, так как тут меня будут сопровождать по дому несколько бугаев с пушками, а не нервная секретарша, как в офисе Бузыкина. Вариант с проституткой был проще и гарантировал, что меня на некоторое время оставят наедине с шефом, а также что не придется укладывать отдыхать всю охрану дома, чтобы спокойно с ним поговорить.
— Женя, извини меня, конечно, но ты похожа на падшую женщину, — призналась мне тетя Мила, когда я предстала перед ней в своем новом амплуа. — В таком виде нельзя выходить на улицу.
Мой наряд действительно выглядел достаточно экстравагантно. Плотно облегающие ногу красные лакированные сапоги на шпильке, черные чулки в крупную сетку, короткая красная юбка, открывающая отличный вид и сзади, и спереди. Поверх черного обтягивающего топика с глубоким декольте — красный кожаный жакет, сумочка ему в тон и соответствующий образу макияж. Благодаря специальным незаметным накладкам из силикона моя грудь раздулась до фантастических размеров. Контактные линзы сделали глаза ярко-синими. А парик с копной золотистых вьющихся волос — самый распутный из всей коллекции — завершил образ ночной бабочки.
— Я не буду выходить на улицу. Из подъезда — и в такси, — успокоила я тетю, красуясь перед зеркалом. — А вот скажи мне, если бы среди падших женщин проводился конкурс красоты, а ты бы была в жюри, на какое бы место мне следовало рассчитывать? Только постарайся быть объективной.
— У меня волосы дыбом от твоих вопросов, — всплеснула руками тетя Мила, однако, наткнувшись на мой молящий взгляд, ответила: — Я не очень разбираюсь в проститутках, но из того, что я видела по телевизору, можно сделать вывод — ты была бы первым номером. По меньшей мере приз «за вульгарность» остался бы за тобой.
— Отлично, — пробормотала я, перебирая препараты из набора для допросов.
Пентотал натрия не подходил, так как я не собиралась разговаривать с Мусаевым по душам за чашечкой кофе. Смесь первитина с циклодоном годилась лишь для превращения человека в зомби, но не для получения нужных сведений. Я остановила свой выбор на ампуле с черными буквами на поверхности — новейший препарат из недр военно-промышленного комплекса Америки — то, что нужно, безвредный, не оставляет следов. Препарат из ампулы был перелит в емкость внутри моего медальона на шее. Теперь я во всеоружии.
— Ну, пожелай мне удачи, — бросила я тете, проходя мимо кухни, где она гремела кастрюлями.
— Женя, осторожней, сейчас кругом СПИД и всякая гадость! — крикнула мне тетя вдогонку. — Будешь драться, старайся не пораниться, а то заразишься.
В целях конспирации пришлось скрытно пройти полквартала, прежде чем я решилась поймать такси. Шофер такси, здоровенный боров в роговых очках, взглянув на меня, подавился чипсами, которые он метал, выгребая пятерней из пакета у себя на коленях.
— Девушка, вам куда? — сказал он хриплым голосом, хорошо прокашлявшись.
Мне пришлось повторить трижды, прежде чем до водителя дошло и его глаза сфокусировались не на моей груди, а на дороге.
— У вас есть сотовый? — невинно спросила я у него. — Мне очень нужно позвонить, очень-очень.
— Нет, — сердито буркнул водитель. — Я свой сотовый никому не даю. Свой надо иметь, или звони из автомата.
— А где можно найти автомат? — жалобно спросила я, вертя головой по сторонам.
— Я почем знаю, — фыркнул водитель, искоса наблюдая за тем местом, где на моих ногах заканчивались резинки чулок. Я немного задрала юбку, так чтобы показалось нижнее белье, чтобы водителю лучше думалось.
Когда значительная часть крови отлила от его мозга, я повторила свою просьбу.
— Неужели такой шикарный мужчина не даст бедной девушке воспользоваться его сотовым в экстренной ситуации?
В ответ тишина. Молчание затянулось.
— Эй! — окликнула я водителя.
— Нет! — очнувшись, рявкнул он.
Крепкий орешек. Я одернула юбку.
— Один короткий звонок. — В моей руке появилась сотенная бумажка.
— Хорошо. — Водитель вырвал деньги и протянул телефон, а потом, спохватившись, поинтересовался: — Куда будешь звонить?
— По городу, приятелю, — процедила я сквозь зубы, высвобождая аппарат из его пальцев. Номер телефона Мусаева я помнила назубок.
Длинные гудки, затем сиплый голос недовольно спросил:
— Чего?
— Ой, извините, я, кажется, ошиблась номером, я звонила своему однокласснику, — нежно пропела я в трубку.
— Ладно, о чем базар, — враждебный голос подобрел. — Как тебя звать-то?
— Наташа, — ответила я.
Лицо шофера скривилось, как от лимона.
— А тебе сколько лет?
— Шестнадцать, — бессовестно соврала я. — Осенью будет семнадцать.
Шофер аж крякнул от моей наглости, продолжая с хрустом жрать чипсы. Крошки сыпались ему на штаны.
— Класс, — восхищался Мусаев, — опиши себя.
— Я высокая, метр восемьдесят, блондинка, длинные стройные ноги, упругая попка, занимаюсь балетом, — начала я, придав своему голосу как можно больше сексуальности. — У меня большая грудь, пятый размер, чувствительные пухлые губы, красивые голубые глаза. О черт, я говорю и начинаю заводиться. Твой голос меня так возбуждает. Он такой мужественный.
Я томно вздохнула в трубку, так что шофер опять подавился. А я продолжала рассказывать, насколько я возбуждена, сопровождая все это страстными стонами и вскриками. Мусаев тяжело дышал в трубку, слушая меня, а я все больше входила в роль.
— Нет, хватит! — вскричал водитель и резко затормозил. — Давай сюда телефон! — От моих разговоров у него даже очки запотели.
— Кто там? — нервно спросил Мусаев, услышав голос водителя.
— Это папа пришел. Я не могу больше говорить, — быстро произнесла я, выключила телефон и передала хозяину. — Вот, спасибо.
— Мы не договаривались, что ты тут будешь разыгрывать секс по телефону, — ворчливо воскликнул водитель, красный как рак. Сбавив тон, он вкрадчиво спросил: — Насчет оплаты за поездку, ты можешь расплатиться со мной натурой?
— Об оплате поговорим, когда доберемся до места, — безапелляционно произнесла я.
— Нет проблем, — улыбнулся водитель.
Мотор взревел, и мы тронулись в путь. Я надеялась, что достаточно завела Мусаева, для того чтобы он немедленно выслал людей на поиски легкодоступных женщин.
— Меня, кстати, зовут Жориком, — с довольной улыбкой сообщил мне шофер. Судя по его физиономии, он уже много чего там себе нафантазировал относительно меня. Мечтатель.
— Очень приятно, — с сарказмом бросила я, глядя на дорогу.
Впереди показалась заправка. Пять ярко накрашенных девушек, одетых так, что не было возможности спутать род их деятельности, жались к черному джипу «Гранд Чероки». Номера были знакомы до боли. Похоже, Мусаев перевозбудился даже больше, чем я думала. Такая оперативность.
— Тормози! — скомандовала я водителю, краем глаза наблюдая за девицей, до половины залезшей в окно джипа. — Сколько я должна?
Жорик в ответ указал глазами на свою ширинку. Пакет с чипсами лежал у него между ног.
— Давай, не ломайся. Бери в рот.
— Вообще-то, я это не люблю, вредно для фигуры, — честно предупредила я, наваливаясь на него. Моя рука пролезла в пакетик с чипсами. Выудив хрустящий ломтик, я демонстративно отправила его в рот, разжевала, проглотила и поинтересовалась:
— Ну что, теперь полностью удовлетворен?
Глаза Жорика в этот момент надо было видеть. Пока он не вышел из ступора, я выскользнула из такси и побежала к джипу.
Белобрысая девица, по-видимому, договорившись с ребятами Мусаева, уже собиралась сесть в машину. Я опаздывала.
— Стой, сука! — взревел за спиной Жорик. — Ты, дура, я имел в виду минет, а не жрать мои чипсы! Стой!
Несмотря на свои крупные габариты, шофер припустил за мной тяжелой рысью. Прорвавшись через сгрудившихся проституток, я вытащила из салона садившуюся в джип девицу, отпихнула ее в сторону, другой двинула под дых, чтобы не возникала, остальные сами попятились.
— Стоять, мать твою! — крикнул Жорик, налетая на меня с дикими глазами. Не раздумывая, я треснула его своей сумочкой по морде. Учитывая то, что на дне сумочки для защиты лежал увесистый кистень, удар получился такой, что Жорик отлетел от машины на несколько шагов и свалился на тротуар, как сноп. Я села в джип и захлопнула дверцу.
— Ты что, бешеная шлюха, охренела? — поинтересовался бритоголовый амбал, сидевший рядом. — А ну вали отсюда, пока башку не отвернул.
Без дальнейших разговоров амбал протянул ко мне свои ручищи. Я было открыла рот, но товарищ бритоголового, сидевший впереди, пришел мне на выручку.
— Погоди, Мирон, — сказал он, внимательно меня рассматривая. — Эта подходит лучше, чем та, что была.
Амбал опустил руки, пригляделся.
— Точно, блондинка, волнистые волосы, большие сиськи. Но Муса сказал, чтоб ей было от шестнадцати до семнадцати, слышь, хохол?
— Тебе сколько лет? — спросил тот, которого амбал назвал хохлом.
— Семнадцать, — скромно ответила я, потупив взор.
— Гонишь? — спросил амбал, но как-то неуверенно. Хохол махнул рукой.
— Да хрен с ней. Этих шлюх не разберешь, намажутся. Отвезем Мусе, пусть ему поет про семнадцать лет. Не мотаться же нам всю ночь по точкам. — Он повернулся к водителю и коротко распорядился: — Давай на хату.
— Я ее обшмонаю, — сообщил Мирон подельникам. Обнаруженный в сумке кистень амбал передал Хохлу.
— Это для защиты, — пояснила я. Хохол хмыкнул и убрал кистень в «бардачок».
— А это на хрена? — поинтересовался Мирон, демонстрируя инсулиновый шприц, обнаруженный под подкладкой моего жакета.
— Мне подбросили, — ответила я.
Шприц полетел в окно.
От осмотра моей груди у Мирона в три ручья потекли слюни.
— Может, тормознем да пустим ее по кругу? — предложил он, пожирая меня глазами. — Пока мы доедем, Муса опять оббухается и не вспомнит потом, была у него баба или нет.
Так они и порешили. Видно, Мусаев сильно потерял в авторитете, раз даже свои люди позволяли себе такое.
— Вон, заезжай туда, между гаражей, — приказал Хохол водителю. — Давай, живо раздевайся, — бросил он мне.
В мои планы обслуживание своры Мусаева не входило, поэтому, стараясь избежать неприятностей, я сказала:
— Я на групповуху не подписывалась.
— Тебя кто спрашивает? — рыкнул Мирон. Совместными усилиями они объяснили мне, что я должна быть счастлива бесплатно доставить им удовольствие, так как их хозяин владеет всеми точками с девочками и каждая проститутка обязана ему и его людям по гроб жизни.
Уродовать бандюков мне сильно не хотелось. Это нарушало весь план.
Машина затормозила в темном переулке гаражного кооператива.
— Ребята, я же о вас беспокоюсь, — попробовала я последний шанс. — Если Муса узнает, что вы первые оприходовали меня, пока везли, он сильно расстроится.
— Кто ж ему скажет? — Хохол уставился на меня злыми глазами. — Ты, что ли, падла? Да мы уроем тебя прямо здесь!
— Нет, что ты! — Я придала своему лицу выражение крайнего ужаса. — Я просто ляпнула, не подумав. Конечно, Муса не узнает. Я буду молчать. И среди вас, правильных пацанов, не найдется крысы, которая, чтобы выслужиться перед шефом, настучит на остальных. Я несу полную чушь.
— Ты че гонишь? Кто крыса? — заскрипел зубами Мирон.
— Уймись! — рявкнул на него Хохол. — Я понял расклад, в общем, трахаем ее все по очереди, потом везем Мусе. Бородатый, ты как? — обратился он к водителю со свирепым лицом, заросшим до глаз черной щетиной.
— Это ваши дела, — буркнул он.
— Я не понял! — взвился Хохол.
— Я на это не подписываюсь, — отрезал водитель.
Они едва не передрались друг с другом, но так и не пришли к единому мнению.
— Ладно, везем ее к Мусе, — сдался Хохол.
Вздохнув с облегчением, я решила ободрить бандитов.
— Не расстраивайтесь, ребята. Вы же знаете, где меня найти. Подъезжайте в любое время.
— Кстати, я раньше тебя не видел на той точке, — подозрительно произнес Мирон, меряя меня долгим взглядом.
— Я новенькая. Раньше работала балериной. Неудачно прыгнула — партнер стал кастратом, вот и выгнали, — наплела я.
Бандиты дружно заржали.
— Да, все балероны петухи, — заверил остальных Мирон. — Когда я кого из них вижу, так и хочется мозги вышибить.
Вот так с шутками да прибаутками мы добрались до дома Альберта Мусаева. Выражение нечеловеческой тоски ушло из взгляда хозяина дома, когда меня представляли. Высокий, худой, смуглый Мусаев напоминал чем-то грифа в домашнем халате.
— Она, типа, балериной была, — доложил Мирон боссу.
— Это она тебе лепила, — с недоверием произнес Мусаев. — Я тоже могу везде базарить, что космонавт.
Чтобы не быть голословной, я сделала несколько балетных па прямо на ковре в холле. Зрители зааплодировали.
— Круто, в натуре, — похвалил Мусаев, — теперь вали за мной наверх в спальню, устроишь мне там танцы.
Проходя мимо, Мусаев обдал меня густым ароматом коньяка. Я послушно побрела следом. Массивная дубовая дверь захлопнулась за моей спиной, щелкнул замок. Мусаев, налив себе коньяка в широкий хрустальный стакан, врубил на полную громкость диск Круга и велел мне:
— Давай, танцуй!
Уверена, такого па он в балете не видел. Я сделал два шага к нему и виртуозно исполнила вертушку из таэквандо. Развернувшись вокруг своей оси, Мусаев рухнул лицом вниз в разворошенную постель. Я отстегнула от ремешка сумочки мини-наручники, имитирующие звенья цепи, позолоченные и усыпанные стразами. Одними я сковала большие пальцы на руках Мусаева, пропустив их через крепления каминной решетки, глухо заделанные в кладку. Другими наручниками я зафиксировала большие пальцы ног, приковав ноги к резной ножке кровати. Завязала простыней рот, чтобы не орал, если вдруг очнется раньше, чем следует. Потом достала шприц, надежно спрятанный в сапоге. Бандитам ни за что не пришло бы в голову отрывать мне каблуки. Сняв медальон, я наполнила шприц. От камина послышалось мычание Мусаева. Он с ужасом таращился на шприц.
— Настал твой час, — объявила я обезумевшему от страха бандиту, надвигаясь на него со шприцем.
Мусаев задергался, замычал еще сильнее. Я аккуратно ввела препарат ему в шейную артерию.
Мусаев, очевидно, приготовился умереть. Пусть помучается.
Присев на кровать, я выждала момент, когда «сыворотка правды» подействует, затем освободила ему рот и приступила к допросу.
Ответы Мусаев произносил ровным, словно у робота, голосом. Его глаза бессмысленно смотрели в потолок. Казалось, что он, машинально отвечая, думает, хорошо ли выглядит потолок в спальне после прошлогоднего ремонта или его стоит переделать. Под действием препарата податливый Мусаев признался, что никак не может наладить легальный бизнес. Сеть его магазинов в действительности приносит одни убытки. Прохорова, безусловно, виновата отчасти в его неудачах, однако он не собирался похищать ее детей и тем более покушаться на нее саму. Наоборот, он хочет легализоваться, отмыть деньги, нажитые нечестным путем, и стать уважаемым бизнесменом.
— Сколько ты выпиваешь в день спиртного? — поинтересовалась я только из любопытства.
— Бутылку коньяка, иногда больше, — ответил Мусаев механически. — Все эти бюрократы… налоговая сводит меня с ума. Убить их я не могу, но и работать с ними невозможно.
Да, нелегка жизнь современного бизнесмена, тем более если он хлещет коньяк от зари до зари да развлекается с девочками вместо того, чтобы работать не покладая рук.
— Еще я нюхаю кокаин, чтобы снять стресс, — продолжал исповедоваться Мусаев.
— Все, довольно, — прервала я его, освобождая руки пленника. — Дальнейшие твои подвиги мне не интересны. — Сунув ему в руку его же мобильник, я приказала: — Звони своим и вели отвезти обратно на точку. Скажи также, чтобы до меня не смели и пальцем дотрагиваться. Черт, и постарайся говорить нормально, а не как автоответчик.
— Хорошо, — пообещал Мусаев, пустыми глазами, разглядывая мобильник. Его палец медленно тыкался в кнопки.
— Мирон, отвези шлюху обратно на точку, и не смейте ее трогать. — Пауза, потом: — Да, сейчас, на моем джипе… Не слишком.
Я вырвала из его рук мобильник и выключила. Еще чего доброго люди Мусаева начнут подозревать что-нибудь по странному голосу шефа, спросят, отчего он такой, а он честно признается, мол, шлюха накачала его «сывороткой правды»…
— Сиди здесь на кровати, пей свой коньяк. Если кто войдет в комнату и спросит что угодно — посылай всех к чертовой матери, — проинструктировала я Мусаева.
Действие препарата должно было закончиться через двадцать минут. За это время я планировала быть уже на другом конце города, если не возникнет осложнений.
— Да, — глухо отозвался бандит.
— Значит, все понятно? — спросила я.
— Иди к чертовой матери, — безразлично сказал Мусаев, наливая себе в стакан коньяку.
Удовлетворенная, я вышла из спальни и захлопнула за собой дверь. Один подозреваемый отпадал. Повернувшись, я нос к носу столкнулась с Хохлом.
— Ну че, отработала? — подмигнул он и оттолкнул меня плечом, прошел к двери.
— Муса велел его не беспокоить, — предостерегла я его. Хохол посмотрел на меня, как на кучу грязи, и осторожно постучал.
— Слушай, Муса, можно мне с тобой перетереть один вопрос?
— Пошел к чертовой матери! — раздалось из-за двери.
— Понятно, нет базара, — пробормотал Хохол, сконфуженный. Заметив мой взгляд, он зло завопил: — Чего зыркаешь, падаль! Выметайся! — И толкнул меня в спину.
Я еле устояла на ногах и торопливо стала спускаться, чтобы не нарываться на грубость, а Хохол двинулся за мной, осыпая весь мой род матюками.
За рулем джипа сидел уже знакомый мне неандерталец по кличке Борода. Обратный путь не обошелся без эксцессов. Хохол решил завалить меня в салоне джипа и был жестоко избит за это. На долю водителя также выпал добрый пинок в лицо, когда он, остановив машину, повернулся к нам узнать, что к чему.
