Глава 10
— А к тебе приходили тут, — сообщила мне тетя Мила, выжимая под краном полотенце, чтобы наложить мне компресс.
— Кто?
— Люди от этого… Толстикова, мэра нашего. — Тетушка подошла ко мне с мокрым полотенцем в руках. — Пойдем, на диван хоть ляжешь, полежишь немного с компрессом. Чего на кухне-то сидеть…
Я повиновалась. Мы с тетушкой проследовали в комнату, и я позволила уложить себя на диван. Ничего, часок еще можно отдохнуть.
— Чего они хотели-то? — поинтересовалась я, с наслаждением ощущая ледяной компресс у себя на лбу.
— А? — Тетя включила телевизор, опустилась в кресло и углубилась в какую-то утреннюю развлекательную передачу.
— Чего эти люди хотели? — повторила я.
— Да говорили, чтобы вы зашли к самому… К Толстикову. С этим… Как бишь его зовут? С Василием.
Этого мне только не хватало. Каким же образом я теперь Дмитрию Федоровичу его братца-то предъявлю?
Н-да, дела…
— Отфумели летние довди-и! — завыл вдруг телевизор голосом какого-то эстрадного певца. Тетушка поморщилась и переключила на другой канал.
— …Таким вот образом мы и покончим с криминальными элементами в нашем городе, — прошелестел телевизор таким знакомым и узнаваемым голосом, что я тут же вскочила с дивана, сдернув с себя мокрое полотенце. Слава богу, тетушка не видела меня — она бы подумала, что я окончательно с ума сошла. Тетушка сидела спиной ко мне, поближе к телевизору.
На экране чинно переминался с ноги на ногу, стоя на какой-то летней эстраде, импозантный мужчина средних лет.
Сомнений нет — голос принадлежал тому самому собеседнику Мутного, которого я видела у подвала с нелегальным складом оружия. Недаром у меня его голос ассоциировался с телевизором. Значит, этот импозантный мужчина…
— Теть, а теть, — позвала я, — чего это передают?
— Да местная программа, — отозвалась тетя Мила, — депутат Ахтырко выступает. Кандидат в мэры города. С предвыборной программой. У нас же выборы скоро. Вот Ахтырко и есть главный претендент на место Толстикова. Если Толстиков, конечно, не останется. Вот так… А, надоели они все, как собаки, — неожиданно заключила тетя и переключила обратно на шепелявого певца.
Так-так. Чего бы это все значило? Я приложила ладонь к больной своей голове, стараясь сообразить, что бы это, в самом деле, значило?
Тут в голове моей словно последний кусочек мозаики встал на свое место. Да все же понятно — чего тут непонятного!
Если этот самый кандидат в мэры города Ахтырко связан, я бы даже сказала — повязан с бандитом Мутным, который похитил брата нынешнего мэра, — тогда ясно. И похитил его вовсе не для выкупа — это сам Мутный мне проболтался, — тогда чего уж тут непонятного.
Если заставить Василия просто поприсутствовать до прихода ментов на месте какого-нибудь преступления, то эти самые менты как дважды два докажут, что Васенька, с его-то репутацией, это преступление и совершил. Ну а дальше подключать к этому делу прессу… пресса раздувает скандал.
Я уже вижу заголовки газет — «Родной брат мэра города расстрелял из „калашникова“ восемь человек». Или — «В семье мэра Толстикова обнаружили маньяка-убийцу». Или еще чего… Это лишь воображение подключить стоит…
Вот для чего им нужен был Василий. Для подставы, а не для выкупа!
Если все получится так, как задумали эти товарищи, то Василий снова загремит на зону, рейтинг Дмитрия Федоровича со свистом полетит вниз, а гражданин Ахтырко станет мэром города.
Перспектива, что и говорить, веселая!
Утренняя развлекательная программа, которую смотрела тетушка, кончилась, и тетя Мила опять переключила на канал местных новостей.
— … А сегодня, — радостно сообщил нам с тетушкой теледиктор, — в двенадцать часов в Парке культуры и отдыха имени Горького состоится торжественная встреча мэра города с избирателями. Будут также присутствовать и кандидаты в мэры…
Я припомнила вчерашний разговор Ахтырко с Мутным: «Договорились?» — «Да тут недалеко»…
До парка им недалеко от того дома! Значит, там-то все и будет.
Или не будет, если я постараюсь.
А я постараюсь.
* * *
Я позавтракала с тетей, приняла душ. Осталось два часа до двенадцати — сейчас десять. Нужно, наверное, снова сменить обличье — там, в парке, наверняка будут и Мутный, и уж точно Ахтырко (может быть, даже они и спасут пару мирных граждан от маньяка Василия). Не нужно мне, чтобы меня узнали и попытались убрать раньше, чем я начну действовать.
Я прошла в свою комнату и достала сумочку со «шпионскими штучками», где у меня лежал грим.
Кем же мне стать сейчас?
Задумчиво перебирая в сумочке банки с гримом, я случайно наткнулась на какую-то бумажку. Развернув ее, обнаружила, что это справка Василия об освобождении — я сунула ее к себе, когда превращала Васеньку в женщину.
Так вот в кого мне перевоплотиться-то! Я посмотрела на фотографию Василия. Форма лица у нас почти одинаковая, рост тоже. Волосы вот только… У меня до плеч, а у Васи их и нет почти, не отросли еще после лагеря.
Ну, да ничего, наденем шапочку лыжную, сейчас весна, многие в таких ходят.
Я встала перед зеркалом, положила перед собой фотографию Васи и начала гримироваться. Надо будет взять с собой еще пару дымовых бомбочек. На всякий случай. Боевые-то я брать не буду, там же людей сколько… Да и эти дымовые при прямом попадании тоже могут убить…
А надеть можно будет тетины штаны старые, в которых она летом ездит на дачу картошку копать, и телогрейку еще — в чулане у нас валяется. Видок у меня будет, конечно, не самый привлекательный, но, я думаю, с такой справочкой меня везде пустят.
А что — вот, с зоны вышел, к брательнику иду, брательника не видел давно…
Правда, таким образом я добьюсь того же, чего Ахтырко и компания добиваются, — Дмитрия Федоровича скомпрометирую… Ну и плевать мне на Толстикова-старшего. Мне бы Василия только выручить, а там…
* * *
Кстати, с толпой я слилась довольно органично — посмотреть на мэра сползлись синяки со всей, наверное, округи. Очевидно, в надежде на бесплатное угощение или еще какие-нибудь предвыборные штучки.
Ну, конечно, не только одни синеморы там собрались — народу было полно, всякого разного — у нас подобные мероприятия любят.
Я пробралась поближе к эстраде, на которой собирались выступать политики, — ага, здорово как! Вот и Ахтырко стоит, кстати, рядом с Толстиковым-старшим, беседуют мило. А охраны-то сколько вокруг! И самый главный, по всей видимости, начальник охраны — я усмехнулась — не кто иной, как Мутный.
Пустили волка в овчарню!
Интересно, когда Ахтырко и компания начнут свою акцию, в какой момент Василий покажется? Наверняка он уже тут, его привезли сюда и где-то прячут.
Я еще раз усмехнулась, на этот раз идее, неожиданно пришедшей мне в голову, — а ведь заставить бандитов показать, где они прячут Василия, проще простого.
Мэр вместе с Ахтырко, сопровождаемые несколькими охранниками, спустились с трибуны. Подошли зачем-то к машине. Потом мэр отделился от Ахтырко и снова стал подниматься на трибуну. К Ахтырко подошел Мутный.
Вот теперь!
Я пробилась к самому кольцу охранников. До Мутного с Ахтырко оставалось буквально четыре-пять шагов. Один из охранников — здоровенный детинушка в дорогом костюме-тройке — преградил мне дорогу. Руку на плечо положил.
— Ты куда, мужик? — осклабился он, окинув презрительным взглядом мою телогрейку и рваные штаны.
Разговаривать еще с ним. Я схватила его руку — он удивленно выпучил глаза — и изо всех сил крутанула его кисть.
Вот так!
Детинушка взвыл от невыносимой боли и рухнул на колени. Я тут же стала центром всеобщего внимания — Мутный, Ахтырко, его охранники, да и несколько зрителей моментально обернулись ко мне. Я дождалась, пока Ахтырко, взглянув на меня, переменится в лице, и, развернувшись, нырнула в толпу.
Последнее, что я услышала, был недоуменный голос Мутного:
— Это он?
И Ахтыркин:
— Может, похож просто?..
Славно как все получилось. Оторопелые охранники не успели среагировать, и я благополучно выбралась из толпы, встала в тени кустов, под деревьями позади эстрады, прекрасный наблюдательный пункт — трибуна как на ладони, а меня не видно.
Теперь смотри, Женя, внимательнее.
Как я и ожидала, от толпы отделились Мутный с двумя охранниками и направились к стоящим неподалеку автомобилям. Все правильно — увидев меня, Ахтырко подумал, что Василию удалось каким-то образом сбежать, и теперь этот криминальный кандидат в мэры города послал Мутного проверить, на месте ли Вася.
Очень хорошо, а мы посмотрим, куда они пошли Василия проверять. В какой он, точнее говоря, машине? Больше ведь тут человека спрятать негде.
Мутный с двумя охранниками подошел к длинному черному «Ситроену». Примерно минуту они топтались втроем около машины, то и дело открывая дверцу. Удостоверялись, что Васенька на месте, наверное. Потом два охранника побрели, успокоенные, назад, а Мутный сел в машину.
Вот черт! Он, конечно, догадался, кто явился им в обличье Василия. Он же усек, что я — Хамелеон. Кто его знает, когда он теперь из машины вылезет.
* * *
Сначала выступали кандидаты на пост мэра города. Ахтырко тоже выступал, обещал, в частности, совершенно покончить с криминалом в городе.
Наконец часа через два объявили о выступлении мэра Дмитрия Федоровича Толстикова. Я все стояла на своем наблюдательном пункте под деревьями. Мутный из машины не показывался.
Все, больше ждать нельзя. Выступление Толстикова — последнее. Если что-нибудь и должно произойти, то произойдет это именно сейчас — во время его предвыборной речи.
Стараясь держаться в тени деревьев, направилась поближе к машине. Это хорошо, что я заставила Мутного так долго ждать своего выхода. Он, наверное, уже немного успокоился, стал, возможно, подозревать, что выхода этого и вовсе не будет.
Сейчас, сейчас.
До «Ситроена» оставалось метров пять по открытому месту. Теперь-то уж меня точно заметят. А, плевать. Заметить-то заметят, а пусть попробуют остановить.
Чтобы не возбуждать излишнего интереса со стороны окружающих, я преодолела расстояние в пять метров неторопливым шагом, вразвалочку так.
В окошко машины увидела Василия и Мутного на заднем сиденье. Вот и хорошо, вот и все в сборе.
Вынув «кольт» Мутного из-за пояса, я открыла дверцу и села на заднее сиденье рядом с ними.
* * *
— Привет, — весело произнес Мутный. Он обнял Васю за шею так, что пистолет в его руках упирался Василию в висок, — а я тебя ждал, Женя, — взводя курок, сказал он.
Вася ничего не сказал, только посмотрел на меня тоскливо и попытался что-то промычать в свое оправдание — как и следовало ожидать, он был мертвецки пьян. Это ему, как я поняла, вместо наручников — напоили, и все, никуда он теперь не денется.
Мутный протянул ко мне руку и сорвал с меня лыжную шапочку, волосы рассыпались у меня по плечам:
— Вот так вот лучше, а то уж больно вы похожи с этим…
Я тоже взвела курок.
— Давай-давай, — ухмыльнулся Мутный, — только попробуй, я враз этому придурку мозги вышибу.
— Очень может быть, — стараясь говорить как можно тверже, произнесла я, — но и я успею на курок нажать, так что вы с ним в паре на небеса отправитесь.
— Отправимся, — согласился Мутный, — и мы отправимся, и ты далеко не уйдешь. Охраны здесь пятьдесят человек, все знают тебя в лицо, и этого придурка знают в лицо — я уж об этом позаботился. Дал приказ — в случае чего стрелять на поражение.
Я промолчала.
— Все, Евгения, — продолжал улыбаться Мутный, — приехали.
Я все молчала, но пистолет не опустила, что, впрочем, Мутного нисколько не беспокоило.
— Я… в туалет хочу, — заплетающимся языком произнес вдруг Василий, — писать…
— Тебя же водили утром, — неприязненно заметил Мутный.
— То утром… Еще хочу…
— Ничего, перехочешь. Потерпишь. Тем более, — он снова ухмыльнулся, — терпеть тебе недолго осталось, — посмотрел на часы: — Наш выход. Пойдем. И Женя вот с нами тоже пойдет… Вылезай, — приказал он мне, — резких движений не делай, пистолет мой на землю положи.
Я повиновалась.
— Отлично. Теперь отойди… на пять шагов!
Я снова повиновалась.
Мутный выволок из машины едва стоящего на ногах Василия, быстро нагнулся и поднял с земли свой «кольт».
— Наконец-то, а я уж думал никогда тебя не увижу, — любовно сказал он пистолету.
Бросил пистолет, который держал до этого в руках, на заднее сиденье автомобиля и, приставив свой «кольт» к виску Василия, оглянулся.
К нам шли человек десять охранников. Ахтырко был тоже с ними. А больше никого здесь не было. Мы находились позади трибуны, вокруг только деревья, и ни одного прохожего не видно из-за машин, стоящих на этом пятачке, — все ведь люди на этом мероприятии треклятом.
— Ну вот, — серьезно, торжественно даже, сказал Мутный, — сейчас дождемся аплодисментов и начнем.
Догадаться нетрудно, зачем Мутному было дожидаться аплодисментов. Чтобы они заглушили звук выстрела. В кого он будет стрелять, тоже определить легко — Василий им еще нужен, а вот я…
Ахтырко с охранниками подошли наконец к нам. Стояли молча за спиной у Мутного. Ждали.
Василий тихо мычал, раскачиваясь в руках Мутного. Он вообще вряд ли что соображал. И вряд ли мог что-то сказать.
Я тоже молчала. Старалась изобразить так называемый, «взгляд в лицо смерти». У меня не получалось. Наверное, потому, что умирать-то я как раз не собиралась.
Наконец послышался звук нарастающих аплодисментов. Мутный дождался, пока рукоплескания набрали силу, кивнул головой и, оторвав ствол от виска Василия, направил его в мою сторону.
Потом посмотрел мне прямо в глаза и принялся раз за разом нажимать на курок.
Вместо ожидаемых выстрелов, прозвенели только едва слышные из-за аплодисментов щелчки.
Я опустила руку в карман и взглянула на Мутного, по лицу которого сразу поняла, что до него дошло наконец, что все мое поведение — и то, как я легко сдалась и отдала ему его же пистолет, из которого заблаговременно вынула все патроны, — все это был хорошо рассчитанный спектакль.
Я ведь прекрасно знала, что Мутный, как бывший военный, не сможет не отнять у меня свой пистолет. Всем известно, а уж мне и подавно, что оружие у военных — все равно что любимое дитя…
Мутный, оттолкнув от себя Василия (который тут же потрусил в кусты, расстегивая на ходу ширинку), бросился в салон автомобиля за пистолетом.
Вырвав из кармана две дымовые бомбочки, я швырнула одну из них в толпу охранников, а другую прямо в затылок Мутного.
Бабахнуло ничего себе. Тут никакие аплодисменты не заглушат. Пока еще все вокруг не заволокло густыми черными клубами дыма, я успела заметить, как рухнул на землю возле машины Мутный, у которого бомбой снесло полголовы, как, беспорядочно стреляя, разбегались в разные стороны ошалевшие от такого поворота событий охранники, как импозантный Ахтырко, пачкая грязью дорогой пиджак, повалился на землю, закрывая голову руками.
Последняя сцена была так интересна, что я с удовольствием осталась бы полюбоваться ею еще, но, к сожалению, через несколько секунд не стало видно ничего вокруг — только черный дым. Да и нам с Василием пора было двигать отсюда.
Рассказать обо всем Дмитрию Федоровичу придется, конечно (то-то он обрадуется, что главный претендент на его место уже не в счет!), но рассказывать будем потом. Сейчас менты тут… А они обычно в таких ситуациях длинных повествований выслушивать не намерены, они в кутузку попихают всех — и правых и виноватых, — а потом разбираться будут. Так что…
Кстати, Василия в этом кромешном дыму я нашла без труда. Решив, что дым — это всего лишь его белогорячечный бред, он уселся на землю, сжал голову руками и дико завыл.
Громко. На весь парк…
* * *
— Ну и подумаешь, — тараторила тетя, наливая мне чаю и подкладывая большой кусок сливового пирога, — забудь ты про это, и все. Главное, цела и невредима осталась.
— Да уж, — проворчала я, принимая чашку, — забудешь такое.
Нет, это надо же! Конечно, политикам доверять смешно, но такой подлянки от Дмитрия Федоровича не ожидала. Когда на следующий день я привела к нему синего от перепоя Василия и радостно пересказала всю нашу историю, Толстиков-старший с ледяным лицом внимательно выслушал меня, в заключение моего рассказа помолчал немного, постучал неочиненным карандашом по столу и, растягивая слова, произнес:
— Значит, взрыв в парке ваших рук дело? Понятно. Знаешь, какую мне сумму выложить пришлось, чтобы инцидент весь замять? Слава богу еще, что убитый только один был… — Он пожевал губами и, отщелкнув на калькуляторе цифру, показал мне. — Вот сколько я угрохал на последствия вашего взрыва.
Сумма в два раза превышала мой гонорар.
Я вздохнула, посмотрела на Василия, который мирно спал в кресле для посетителей, открыла было рот, чтобы сказать Толстикову, что если бы не я, то все его мэрство кое-чем бы накрылось, что…
Но… Каменная челюсть и равнодушные глаза Дмитрия Федоровича сообщили мне, что все, что я ему скажу, его, мягко говоря, не колышет.
Васю теперь он отправит куда-нибудь в глушь. А гонорара мне — фиг с маслом.
В общем, до того мне стало тошно и противно, что я просто поднялась и вышла вон.
Никто меня не задерживал…
Но больше всего я расстроилась не из-за этого разговора с мэром. Я решила вчера пойти к Васиной жене, спросить, как Василий там поживает… и все такое… Но нашла дом ее закрытым на замок, а соседка сообщила, что Толстиковы переехали куда-то. В деревню какую-то. Жалко как. Так и не попрощалась я с Василием. И он не зашел, он же не знал моего адреса…
Я допила чай и перешла в комнату к тете. Она смотрела телевизор.
Когда я вошла, тетушка повернулась ко мне и заговорщицким тоном произнесла:
— Знаешь, Женька, что я придумала?
— Насчет чего? — вяло поинтересовалась я.
— Насчет Дмитрия Федоровича!
— Что? — Я немного даже оторопела. Надеюсь, тетя Мила не посоветует подложить бомбу в его кабинет — в знак возмездия.
— А вот что, — торжественно изрекла тетя Мила, — мы за него голосовать не пойдем…
Назад: Глава 9
На главную: Предисловие
