Глава 7

Возможно, я переоценила ум и изворотливость преступника, но ночью он ничего не предпринял. Протирая слипающиеся глаза, я встала, взяла сумочку и побрела умыться.

Позавтракаю, просмотрю утренние записи с Зеленским, а затем посплю часа четыре на кушетке, твердо решила я.

В коридоре меня встретил свежий как огурчик Кравцов.

— Ну как, поймали бандита? — поинтересовался он весело.

— Почти, — буркнула я хмуро. — Вы, я вижу, в хорошем настроении.

— Да, с молоком все утряслось, — подмигнул он мне. — Идете в столовую?

— Да, только умоюсь. — Я толкнула дверь в женский туалет.

— Тогда присоединитесь, я буду уже там, — бросил мне Кравцов в спину.

Умываясь, я посмотрела на себя в зеркало и, ужаснувшись, подумала, что эта работа рано или поздно меня убьет — похожа на чучело. Из сумочки я достала тушь, помаду. Взглянула на ногти — ужас, лак начал облетать, единственный шанс спасти положение — покрасить заново…

Минут через двадцать в дурном настроении я вышла из заводоуправления. Заместитель начальника службы безопасности, Егор, курил рядом со своим «БМВ». Все те же засаленные джинсы, грязные всклокоченные волосы и небритость.

— Что, подставили моего шефа? — спросил он, поздоровавшись со мной. — Генерал с утра пораньше поймал нашего Илюшу и отодрал, как помойного кота.

— Кого? — не поняла я.

— Ну, Филюшкина, — сказал Егор с улыбкой.

— Надо было пост вовремя выставить, — сказала я без тени сожаления.

— Пост выставить, да что он даст, — скривился Егор. — Из-за этого поста Кравцов снял с шефа полтинник, а молоко-то не слили, пустили на творог.

— Советую обратиться в Европейский суд по правам человека, — сказала я со злой иронией.

— Ха-ха, смешно, — проворчал Егор. — Из-за вашей деятельности, чувствую, и меня скоро вздрючат.

— Работайте лучше, — бросила я и зашагала прочь. Егор что-то еще говорил, но я не слышала.

Еда в столовой показалась мне пресной, а Кравцов слишком шумным.

— Давайте минуту посидим в тишине, — предложила я ему, — мне надо подумать. — Он пожал плечами и принялся за свежую булочку с повидлом. Я молча поглощала еду, разглядывая пустой зал столовой. Из кухни неслись грохот, шум воды и приглушенные разговоры поварих.

— После обеда я еду в администрацию, — прервал молчание Кравцов. — Там будет совещание по лимитам на газ. Потом заеду в санэпидстанцию.

— Отлично, — пробормотала я. — Съезжу с вами, развеюсь.

Вместе мы вернулись в заводоуправление. Я посмотрела записи, потом включила режим реального времени передачи изображения с камер из директорского кабинета Зеленского и из его машины. К моему несчастью, подозреваемый не спешил исповедаться в своих грехах, спокойно сидел в своем кабинете и щелкал по клавишам компьютера. У меня прямо кулаки сжались от досады. Схватить бы его да вытрясти всю правду. Когда в душе улеглась буря, я улыбнулась одной интересной идее, зародившейся в мозгу. Пора расшевелить это болото. Рука нащупала в кармане сотовый. В бумажнике у меня лежало несколько сим-карт, изъятых у преступных элементов. Я вставила первую же попавшуюся на место своей и позвонила по рабочему телефону Зеленского. На экране компьютера директор Грачевского жиркомбината покосился на телефон, изучая номер на определителе. И только после четвертого звонка он взял трубку.

— Зеленский, слушаю, — раздался в динамике моего сотового бодрый голос.

— Здравствуйте, Антон Карпович. У меня имеются доказательства того, что вы заказали убийство финансового директора «Молочных рек» Павла Геворкяна. Вот лежу и думаю, что с ними делать. Может, обратиться в милицию? Как вы считаете? — повесила трубку, не позволив ему и заикнуться.

Некоторое время Зеленский сидел неподвижно, потом отнял от уха трубку и посмотрел на нее, как на неведомую зверушку.

— Что за дерьмо? — вырвалось у него. Посидев еще минуту с растерянным видом, Зеленский нажал на кнопку отбоя, затем набрал мой номер. Рассматривая извлеченную из сотового сим-карту, я догадывалась, что он слышит в трубке: «Абонент временно недоступен»… — Да что же это такое! — воскликнул Зеленский, сбросил звонок и опять набрал номер, но оказалось, что не мой, а какого-то знакомого по имени Оскар. Голос Зеленского звучал взволнованно: — Оскар, слушай, тут мне какая-то баба позвонила, сказала, что у нее есть доказательства, что я укокошил Пашку Геворкяна. Не знаешь, что бы это означало? — В кабинете повисло молчание. Зеленский слушал ответ собеседника.

Я аж изъерзалась вся, гадая, что он говорит, но повышать чувствительность микрофона не стала, опасаясь перегрузки, а задействовала прослушку в телефоне.

— Думаю, этот мракобес Кравцов специально ко мне кого-то подослал, — сказал Зеленский. — Он в последнее время стал болезненно подозрительным. Болтает о заговорщиках, а на самом-то деле довел оборудование до ручки и хочет, чтоб аварий не было, ищет виноватых.

— Антон Карпыч, не обращайте на него внимания, — услышала я голос Оскара по другому каналу. — Еще немного, и «Молочным рекам» конец. Он это предчувствует и бесится. Ему бы пустить прибыль на закупку оборудования, расширить ассортимент. Нет. Ему это на хрен не надо.

— Слушай, может, мне в милицию обратиться? — спросил у него Зеленский. — Ведь это как-никак клевета и попытка шантажа… Пусть прищемят хвост этому Кравцову.

— Лучше, когда в следующий раз они тебе позвонят, запиши разговор на пленку — и в прокуратуру прямиком, — посоветовал Зеленскому Оскар.

— Точно, так и сделаю. Это будет последней каплей для «Молочных рек», — мечтательно сказал Зеленский и хихикнул. — Слушай, а как у нас дела с безопасностью? Вдруг Кравцов, агонизируя, захочет потопить и нас? — спросил он теперь уже с явным испугом в голосе.

— У нас все отлично, — заверил его Оскар. — На днях собираюсь представить вам план по ужесточению мер безопасности. Если утвердите и проплатите, жиркомбинат вообще превратится в неприступную крепость.

— Неприступная крепость, скажешь тоже, — хмыкнула я, вспоминая ночной вояж. Дальнейший разговор Зеленского с шефом безопасности не дал мне ни крупицы полезной информации. Я отключила картинки, связь и погрузилась в размышления. Из разговора следовало, что Зеленский считает все неприятности на комбинате «Молочные реки» следствием изношенности оборудования. С самого начала я сомневалась, что Антон Карпович может пойти на убийство. Теперь же выходит, что он вообще кристально чист. Идем дальше. Если Зеленский не организовывал убийство Геворкяна, не нанимал диверсанта, то кто же это сделал? А сделал это тот, кому выгодно подвести предприятие к банкротству и захватить на нем власть или, по меньшей мере, сместить со своей должности Кравцова. Могут ли это сделать посторонние? Сомнительно. Ведь акции «Молочных рек» не распылены по мелким держателям, а находятся у троих человек. А значит, это или Тимур, брат Кравцова, или Портняжный. На собрании акционеров Портняжный и Тимур, объединившись, смогут сместить Кравцова, основываясь на неудовлетворительных итогах работы предприятия. Но это если Зеленский говорил правду, а не втирал очки начальнику службы безопасности. Однако независимо от правдивости директора Грачевского жиркомбината проверить Тимура и Портняжного стоит. Уж очень складно все выходит. Геворкяна убивают потому, что он узнает о планах заговорщиков. Нанятый диверсант шлет Кравцову угрожающее письмо, вымогает деньги, желая немного подкалымить.

— Стоп, — сказала я себе, — надо отдохнуть, а то так можно черт знает до чего дофантазироваться. — Я закрыла дверь на ключ, сняла пиджак и, удобно устроившись на кушетке, мгновенно отключилась.

Пробудилась я ровно в два по неслышному звонку своих внутренних часов. В зеркало лучше было вообще не смотреться. Блузка немного помялась, но под пиджаком будет не так заметно. А вот брюки из немнущегося материала практически не пострадали. Я быстро привела себя в надлежащий вид. В дверь осторожно постучались. До того, как открыть ее, я уже знала, что это Кравцов пришел по мою душу.

— Готовы, Евгения Максимовна? — бодро спросил он. — Карета, как говорится, уже ждет у подъезда.

— Раз ждет, значит, едем, — оптимистично заявила я, подхватывая сумочку. Поездка заняла у нас около двух часов и проходила по заведенному порядку. Сначала из джипа выскакивала я, быстро осматривалась, следом выходил Кравцов. Вдвоем мы входили в здание, и там директор посещал нужный ему кабинет, а я ждала в коридоре. Незаметно наступил конец рабочего дня — пять часов.

— Надо бы заехать на комбинат, проверить, как там дела, — сказал Кравцов с легкой обеспокоенностью, когда мы подходили к машине после санэпидстанции. Да и у меня самой душа была, признаться, не на месте. Мы сели в джип, и я попросила Кравцова познакомить меня с его братом Тимуром. Ему моя идея не понравилась. — Зачем это вам понадобилось?

— Я хочу узнать, кто ему сообщил о темных делах Геворкяна, — призналась я.

— Так он вам и сказал, — буркнул помрачневший Кравцов. — Забудьте об этом! Я запрещаю морочить голову Тимуру этой ерундой. У него и так забот полон рот.

Его бурные протесты подтвердили мои подозрения относительно осведомленности Кравцова о деятельности Геворкяна. Они на пару дурили остальных совладельцев «Молочных рек», прятали прибыль. Теперь же шеф не хочет, чтобы про его делишки пронюхала и я. Может, он сам и укокошил Геворкяна.

Машина ровно шла по проспекту в потоке других машин. Я внимательно следила за лицом Кравцова, пытаясь понять его замыслы.

— Работаешь, работаешь, создаешь, а потом приходит какой-то гад, и труд всей жизни разваливается на глазах, — болтал он без умолку о своей трудной судьбе. — Я ведь с самых низов начинал…

Нет, Кравцов не заказывал убийство Геворкяна, решила я, иначе к чему нанимать меня для своей защиты. Для отвода глаз, как свидетеля того, что на него самого покушались? Но я ничего подобного не видела и не могу являться свидетелем. Деньги вымогали, пытались завалить производство — это да. Если Кравцов запретил мне разговаривать с братом, то я побеседую с Портняжным при условии, конечно, что он захочет пойти со мной на контакт.

— Понимаете, наша продукция рассчитана на людей с небольшим достатком. Она дешевая, поэтому доступная, а бедных людей значительно больше, чем богатых, — продолжал Кравцов, в то время как мы въезжали на территорию предприятия. — Зеленский кичится, что у него ассортимент круче. А вы посмотрите, что чаще покупают в магазинах, его рожки или мои стаканчики?

— Совершенно с вами согласна, — поддакнула я.

Выбравшись из джипа, мы сразу пошли по территории, затем в цеха. Попова с главным технологом вовлекли Кравцова в дискуссию о качестве пищевых добавок и ароматизаторов, использовавшихся в различных сортах мороженого. Я подозвала к себе Владимира Калмыкова, заправлявшего автомат пленкой, и спросила, где мне найти того подозрительно умного наладчика, который везде сует нос.

— Он в ночную будет, сейчас его нет, — ответил Калмыков с несчастным лицом. — Я просил Попову поставить меня в другую смену, там коллектив получше, а она не поставила. Может, скажете ей, а? Я ведь вам помогаю.

— Хорошо, — пообещала я, однако выполнить обещание забыла, так как в цехе произошло очередное ЧП. Рабочие собрали линию кефира. Двое побежали включать, а один, странноватого вида слесарь, остался на месте следить за состоянием соединений, выкрикивая через каждые две минуты что-то нецензурное.

— Он всегда так, не обращайте внимания, — усмехнулся Калмыков, заметив мой удивленный взгляд. — Новенький, но думаю, долго не продержится.

Кравцов, не знавший особенностей своего рабочего, решил, что он чем-то взволнован, и подошел к нему. Вместо нормального ответа странный тип выдал поговорку, на девяносто процентов состоящую из мата.

— Я что-то не понял юмора, — разозлился Кравцов и посмотрел себе под ноги. — Что это за труба, не подскажете?

— Да хрен его знает. — Странноватый пожал плечами. Было похоже, что двухметровый поворот с приваренными по концам фланцами ему незнаком. Кравцов задрал вверх голову и заорал так, что Попова с технологом присели.

— Придурки! Вы забыли линию до конца собрать!

Я рванулась к нему, но опоздала на доли секунды. Мощная струя кефира из сотой трубы едва не смыла генерального директора «Молочных рек». Я остановилась, закрываясь от брызг. На другой стороне Попова схватилась за технолога, чтобы не упасть в обморок.

— Закрой задвижку! — крикнул странноватому Калмыков, но, поняв, что у него ступор, бросился сам к линии, вцепился в штурвал и стал бешено перебирать руками, вращая его. Тут же напор кефира иссяк. Без слов Кравцов пошел прочь, капая на пол ценным продуктом. Его дорогой костюм можно было смело выбрасывать. Лицо — сплошная кефирная маска, сквозь которую на окружающих таращились пылающие глаза директора. Я поспешила за ним. Двое рабочих, что бегали включать насосы, вскрикнув, попятились с нашего пути. Никто по дороге не отважился поинтересоваться, что случилось. Егор, протиравший тряпочкой ветровое стекло своего «БМВ», отвернулся в сторону, будто не заметил нас. Уверенным шагом Кравцов вошел в приемную и потребовал у опешившей Маши:

— Немедленно готовьте приказ. Всех работников цеха розлива лишить тридцати процентов зарплаты. Виновника утечки кефира — фамилию слесаря узнаете у Поповой — уволить по статье «невыполнение своих должностных обязанностей».

Я решила, пока директор не придет в себя, держаться подальше от приемной.

Заперев дверь своего кабинета, я отыскала в компьютере домашний телефон Геворкяна. Вдову финдиректора звали Мариной Сергеевной. Я набрала номер и, приложив к уху сотовый, прислушалась к длинным гудкам. На пятом мне ответил усталый женский голос.

— Марина Сергеевна, — сказала я, — здравствуйте. Вас беспокоит следователь прокуратуры Хомутова. Я хотела бы встретиться и задать вам несколько вопросов.

— Раньше дело по убийству моего мужа вел другой следователь, — удивленно ответила Марина Сергеевна.

— Дело передали мне, — нашлась я мгновенно и продолжила: — Мне придется начать все с начала и довести до конца.

— А что вы хотите от меня? — проговорила она тихо.

— Задать несколько вопросов, — повторила я. — Я бы могла к вам сегодня заехать часов в семь или около восьми. Вы как, не против?

— Хорошо, приезжайте, — ответила она.

Я попрощалась и повесила трубку. Будем надеяться, она сможет хоть немного прояснить ситуацию. Чтобы чем-нибудь занять себя, я решила просмотреть записи с камер наблюдения. Начала с камеры в своем кабинете. Запись, сделанная в мое отсутствие, должна была показать, посещал ли кто штаб-квартиру за это время. Оказалось, что никто не посещал, и я стерла ненужные файлы. Следующими стерла записи из цехов, из кабинета Зеленского. А запись из машины директора Грачевского жиркомбината заставила меня замереть. Я не поверила своим ушам, перекрутила назад. Зеленский сидел в своей «Ауди» и говорил по сотовому. Он отослал водителя погулять, приказав оставить двигатель включенным, набрал номер на сотовом и с выражением лица, которое мне совсем не понравилось, заговорил.

— Здравствуй. Ну как у тебя дела? — Пауза. — Про отравление слышал. Очень плохо. Сказано же было, что это должно выглядеть несчастным случаем или следствием изношенности оборудования. Я знаю, что «Молочные реки» скоро сами собой развалятся, но у меня нет времени ждать. Сделай то, за что тебе заплатили, завтра же ночью, иначе у тебя будут проблемы. — Пауза. — Ты хочешь знать какие, скажу. Начальник службы безопасности «Молочных рек» Филюшкин — полный отморозок. Если он узнает, что ты засланный казачок, множественные переломы тебе гарантированы. Кроме того, на тебе условный срок. Посидеть не хочешь? — После продолжительной паузы Зеленский удовлетворенно произнес: — Вот так бы раньше. Только без жертв. — Отключив телефон, он кликнул шофера, и на этом все закончилось. Я два раза прокрутила запись, чтобы выжать из нее как можно больше информации. Определить, что за номер набирал Зеленский, визуально не удалось. Обзор заслоняло водительское сиденье. Пользуясь инструкциями Юзера, я проверила телефон через сервер компании оператора сотовой связи. Делала подобное я в первый раз и, несмотря на это, все удалось. В вожделенном перечне звонков три были в мэрию, два директору сети магазинов, два домой и пятнадцать на телефоны сотрудников Грачевского жиркомбината. Разговор, свидетелем которого я только что была, состоялся, очевидно, с сотового, не зарегистрированного на Зеленского. В следующий раз буду умнее, устанавливая камеру. Установлю две — одну для обзора салона, другую для обзора пассажиров на заднем сиденье, или выясню, на каком месте предпочитает ездить объект слежки. Однако не все так уж плохо. Я знаю время проведения очередной диверсии — завтрашняя ночь. Преступник будет среди тридцати работников ночной смены. Суббота, никого из начальства — хорошо придумано. Место проведения диверсии — вопрос спорный. По разговору я поняла, что эта диверсия должна покончить с «Молочными реками». Если без жертв, то холодильно-компрессорную станцию можно сразу отмести, так как там аммиак. Насосную оборотной воды преступнику не затопить из-за сигнализации, к тому же там трое дежурных и камера наблюдения. Повреждение самих сетей водоснабжения, как и электрических сетей, устранимы в течение суток. Даже если сжечь целую подстанцию, то можно быстро бросить кабели в обход ее и запитать оборудование. Повреждение системы газоснабжения чревато взрывом, опять возможны человеческие жертвы, а без взрыва легко устранимо. Что же остается? Что может остановить работу предприятия минимум на неделю? Без чего нельзя работать? Что легко повредить и невозможно быстро восстановить?

В машине, когда мы с Кравцовым ехали с работы в его особняк, я задала не дававший мне покоя вопрос и заметила, что директор словно застыл от страха.

— Почему вы этим интересуетесь? — спросил он с подозрением.

— Не хочу вас пугать, но завтра ночью, похоже, намечается что-то крупное, — ответила я. — У меня есть запись, на которой Зеленский приказывает кому-то одним ударом покончить с вашим комбинатом.

Возмущению Кравцова не было предела. Он меня клятвенно заверил, что в суде Зеленский будет молить его о пощаде, как маленький ребенок.

— Возможно, — уклончиво согласилась я, — если удастся поймать наемника, то Зеленский точно не открутится.

— Вы же поймаете эту сволочь, что собирается мне подгадить завтра? Кто он? Вы уже знаете? — засыпал меня вопросами Кравцов.

Я пообещала обязательно все уладить. О подозреваемых промолчала, так как их практически не было. В виновности Лепко — слишком умного наладчика — я сомневалась. Во-первых, устроился он недавно, во-вторых, молод слишком для профессионала. Таких обычно не подряжают на серьезные дела. Но самый весомый аргумент против его кандидатуры — это легкость, с какой он был вычислен Калмыковым. Я молча выслушала версии Кравцова, на что может покуситься злоумышленник. Они совпадали с моими рассуждениями по этой теме полчаса назад.

— Что-то больше в голову ничего не лезет, — выпалил он под конец и замолчал.

— Аркадий Никифорович, мне завтра ночью потребуется помощь, — сказала я, нарушая тишину. — Вы не могли бы слесаря Калмыкова перевести из дневной в ночную смену. Он вне подозрения и заинтересован оказывать мне содействие.

— Да нет проблем, — буркнул Кравцов. — Делайте что хотите, но не дайте им осуществить задуманное.

Особняк Кравцова наполняли тишина и спокойствие. Жена ушла к своему косметологу. Домработница Татьяна тихо накрыла стол в столовой и спустилась в подвал, где располагалась стиральная машина. Я не спеша приняла душ, переоделась, сварила себе кофе, пока никто не мешал, поджарила тосты и уселась за стол. На кухню заглянул Кравцов.

— Что вы тут спрятались? — поинтересовался он.

Я рассеянно пожала плечами, а он продолжал:

— Вы, кажется, куда-то собираетесь поехать?

— Да. Это связано с вашим делом, — ответила я неохотно.

— А поподробнее нельзя?

— Нет, сейчас нельзя. Потом, если получится, все расскажу, — пообещала я. — Вы же понимаете, что многие источники информации у меня секретные и раскрывать их нельзя.

— Ладно, — бросил Кравцов недовольно, — только вернитесь обратно к десяти. Мне тоже надо в одно место съездить.

— Куда, если не секрет? — спросила я.

— Хочу встретиться со своими знакомыми, пропустить рюмочку-другую. Где, мы еще не решили. — Отвечая, Кравцов смотрел куда-то в сторону, в район плиты, где не было ничего интересного.

— При первой нашей встрече вы, помнится, собирались ограничить свои выходы в свет, — напомнила я ему. — Может, стоит сегодня подумать о завтрашней ночи, подготовиться.

— Я сегодня собираюсь развеяться, — решительно заявил Кравцов. — А вы думайте о завтрашней ночи, вам за это платят.

— Понятно, — ответила я, — развеяться, так развеяться. К десяти я буду здесь.

Вдова финансового директора «Молочных рек» Павла Геворкяна проживала в обычном девятиэтажном доме на восьмом этаже. Добротная стальная дверь, отделанная деревом, чуть приоткрылась передо мной на цепочке. Хозяйка, худощавая женщина с пышной прической каштановых волос и выразительными голубыми глазами, спросила меня:

— Вы — та самая следователь из прокуратуры?

— Да, сейчас… — Я полезла было за удостоверением, но дверь распахнулась, и Марина Сергеевна пригласила меня зайти. — Зря вы так, — укорила я вдову. — Документы нужно всегда спрашивать, а то откроете в следующий раз какому-нибудь бандиту.

— Ерунда. — Геворкян беспечно махнула рукой. — Как раз у бандита все документы будут в порядке.

Я не стала с этим спорить — у самой-то документы были фальшивыми, и лучше эту тему больше не ворошить. Мы прошли в просторную гостиную, образованную посредством соединения двух комнат. Марина Сергеевна усадила меня на диван и, несмотря на протесты, организовала чай с печеньем, конфетами и грушевым вареньем. Боль утраты в ее душе, наверно, уже успела притупиться, поэтому на вопросы она отвечала сдержанно и по существу. Нового я узнала немного, но что узнала, имело свою ценность. В последние дни Павел Геворкян не раз намекал жене, что кто-то пытается его шантажировать.

— «Пусть только попробует открыть рот, я найду, чем его заткнуть», — передала Марина Сергеевна слова мужа. — А в тот день, когда Пашу убили, ему позвонили и он сказал в трубку: — «Мне до некоторых воров далеко. Терпение тоже не безгранично! С Кравцовым я еще как-то договорюсь, а тебе однозначно конец».

— А с вами муж не обсуждал свои проблемы? — спросила я, записывая разговор на диктофон.

— Нет, никогда. — Марина Сергеевна печально посмотрела на свои руки. — В последний день просто сказал, что нам, возможно, придется переехать в другой город. Ему там вроде бы предложили хорошую работу.

По характеру финдиректор «Молочных рек» был человеком скрытным, мало с кем общался, и друзей у него не имелось. Марина Сергеевна даже назвала его затворником. Он все повторял, что в современном мире такое понятие, как дружба, отсутствует. Каждый рвет себе, что успеет урвать, и лишний раз рот не стоит открывать, потому что слова могут в любой момент обернуться против тебя. В финансовом смысле чета Геворкян не бедствовала. У каждого из троих детей было по квартире, приобретенной на деньги отца. Это я знала из информации, добытой из архивов налоговой. А Марина Сергеевна добавила к этому списку, сама того не подозревая, коттедж на Волге, который муж не успел достроить, катер, на котором они всей семьей с родителями любили отдыхать летом.

Наверно, не маленький катерок, подумала я, прикидывая вместимость. Скорее небольшая яхта. И все это на скромную зарплату финдиректора в двадцать тысяч рублей в месяц. Поблагодарив ее за чай, я откланялась.

На обратном пути у меня возникло подозрение, что меня «ведут». Красная «девяносто девятая» осторожно следовала за «Фольксвагеном» на отдалении, в потоке машин. Я немедленно повысила скорость и оторвалась от преследователей, петляя по городским улочкам. «Хвост» означал, что я подбираюсь к чему-то значимому. Следовательно, надо продолжать в том же направлении с удвоенными усилиями. Перед тем как заехать к Портняжному, я позвонила ему и, представившись частным детективом, договорилась о встрече. Он не хотел со мной видеться, ссылался на занятость, но мне удалось его убедить, намекнув, что от этого зависит благосостояние и жизнеспособность «Молочных рек». Встретились мы в кафе «Чеширский кот» напротив здания банка. Портняжный жил в этом же доме прямо над банком, на пятом этаже. На встречу директор банка опоздал на двадцать минут. Я держала в руках телефон в раздумьях, не позвонить ли ему вновь, но тут Портняжный наконец вошел в стеклянные двери кафе. Я видела его фотографию у Кравцова в кабинете, поэтому сразу узнала и удивилась, до чего же он похож на школьного учителя. Невысокий, с располагающей внешностью. Очки в тонкой металлической оправе, за стеклами умные зеленовато-коричневые глаза. Одет он был в светлую рубашку с серым галстуком и черные брюки. На ногах сандалии, как мне показалось, далеко не новые. Я помахала ему рукой. Он заметил и, неторопливо приблизившись, сел за мой столик. Барсетку положил на пустой стул рядом с собой. Затем, бросив на меня быстрый оценивающий взгляд, сдержанно поздоровался.

— Спасибо, что согласились прийти, Герман Августович. Обещаю вас не задержать, — сказала я, мягко улыбаясь. За витриной кафе мимо моего «Фольксвагена» медленно проехала красная «девяносто девятая» и скрылась из поля зрения. Ощутив легкий укол страха, я заказала нам кофе. Он так и простоял нетронутым до конца разговора.

— Что вы конкретно хотите узнать от меня? — спросил Портняжный, когда официантка отошла от нашего столика.

— Меня интересует финансовый директор «Молочных рек» Геворкян, точнее, информация о том, кто заложил его темные дела Тимуру Кравцову, — ответила я, глядя собеседнику в лицо. — Аркадий Никифорович сказал, что Тимур ни за что не скажет мне, кто это был, и я подумала, может, вы…

— А почему вы так подумали? — не дал мне договорить Портняжный.

— Потому что вы заинтересованы, чтобы «Молочные реки» работали и приносили прибыль, — ответила я. — Человек же, который желает разрушить это предприятие, и передал Тимуру информацию на Геворкяна. Уверена, он же устроил на комбинате серию диверсий, повлекших за собой многомиллионные убытки. Я хочу предотвратить следующие атаки.

— Вы частный детектив и работаете на Кравцова? — спросил Портняжный с оттенком жалости. — Должно быть, он вам тоже кое-что рассказал о своем финдиректоре?

— Да, он мне рассказал. Я в курсе, что произошло, — ответила я. — Скажите прямо, Тимур вам говорил или нет имя человека, слившего компромат?

— Нет, — неожиданно легко признался Портняжный. — Документы пришли на его домашний компьютер по электронной почте. Информации, от кого они, не было. Так что ищите.

— А вы сами что думаете, кто убил Геворкяна? — спросила я у него прямо.

— Не я, точно, — печально усмехнулся банкир. — Для меня главное — не потерять деньги, вложенные в комбинат. Еще лучше иметь к этому стабильную прибыль. Геворкян же попытался обделить нас с Тимуром, лишить части прибыли. Мы быстро решили этот вопрос — Паша потерял свою работу, отдал свои акции в качестве компенсации за ущерб. Убивать его не было резона. Если хотите найти виновных, то поищите среди людей, которым он отмывал деньги. Может, он, лишившись всего, решил их напарить напоследок и смотаться?

Я вежливо согласилась с ним.

— Вы еще что-нибудь хотите узнать? — поинтересовался Портняжный.

— Нет, спасибо. Я получила от вас исчерпывающий ответ, — ответила я, отсчитывая деньги за невыпитый кофе. Попрощавшись со мной, Портняжный встал и вышел из кафе. Я заплатила официантке и вышла следом.

Незаметно я осмотрела все пространство около кафе: каштановую аллею, лавочки, стоянку машин перед банком. Дальше, в проезде между домами у бетонного столба стояла красная «девяносто девятая». Я замедлила шаг. Машина была пуста, а значит, люди, приехавшие на ней, были где-то поблизости. Я не думала, что они хотят со мной просто поздороваться. Мой «Фольксваген» стоял прямо напротив окон кафе. Они не смогли бы вот так запросто на глазах у всех его заминировать или сделать еще какую-нибудь пакость. Медленно я подошла к авто, неспешно вынула позвякивающие ключи, коснулась замка. В это мгновение в стекле отразились двое, рванувшиеся ко мне. Сделав упор на машину, я ударила назад ногой в голову верзиле, что уже полез за пистолетом. Без звука тот рухнул на асфальт, выставив вверх свое пузо, обнажившееся из-под задранной рубашки. Второй, мелкий и вертлявый, почувствовав, что дело плохо, попытался бежать. Но я достала его прямым ударом в спину, вдобавок треснула сзади по шее и, схватив за руки, оттащила к машине. Затем, открыв заднюю дверцу, запихнула бесчувственное тело на сиденье, прыгнула на место водителя и рванула с места так, что мотор «Фольксвагена» сердито взревел.