Глава 7
Доселе мирно припаркованный на противоположной стороне улицы потертый «Фольксваген», не торопясь, начал двигаться навстречу автомобилю Норы.
Когда машины поравнялись, «Фольксваген» опустил стекло и из автомата в упор расстрелял «БМВ» — своего более благополучного германского собрата. Закончив дело, «Фольксваген» резко взял с места и унесся вдаль, постреливая выхлопной трубой.
Когда мы подбежали к автомобилю Норы, она уже была мертва.
* * *
У меня дома надрывался телефон. Тетя Мила сидела перед тумбочкой с аппаратом и без тени человеколюбия смотрела на дребезжащий механизм.
— Почему вы не берете трубку? — спросила я с порога, скидывая обувь.
— Потому что я уже делала это двенадцать раз за последний час, — ответила тетушка. — Тебя вызванивает какая-то дама.
«Жанна?» — подумала я, подбегая в телефону. Но он уже замолчал.
— Тетя! — укоризненно посмотрела я на Милу. — А вдруг это важный звонок?
— Если важный — перезвонят, — спокойно ответила тетушка и сама ужаснулась собственным словам. — Ох нет, лучше не надо! Позвони-ка ты этой настырной дамочке сама. Где у меня номер?
Она стала рыться в карманах халата, но там не оказалось нужной бумажки — только ненужные. Тогда тетя Мила предприняла новую попытку.
— Наверное, я использовала эту бумаженцию в виде закладки. Значит, она должна лежать где-то в книгах, — сделала тетушка логическое умозаключение. — Но вот в каких книгах, душа моя?
— Наверное, в книге, которую вы читали в тот момент, когда зазвонил телефон, — испуганно проговорила я, опасаясь, что у тетушки что-то сегодня неладно с мозгами.
— Душечка, я просто листала подряд несколько книг, — оправдывалась Мила. — Одну — новый перевод про миссис Марпл, а вторую — про глинотерапию. В какой-то из них, это точно.
— Ну так посмотрите в обеих, — подсказала я выход из положения.
Тетя Мила виновато взглянула на меня — как ребенок, тайком съевший единственную конфету, остававшуюся в огромной коробке.
— Боюсь, что одну из них я отдала соседке, — тихо проронила тетя. — Та заходила после шестого, помнится, звонка как раз за книжечкой про глину.
— Тогда посмотрите в Агате Кристи, — посоветовала я. — Эта-то книга дома?
— О да! — успокоила меня тетушка и, открыв толстый фолиант, пролистала страницы. — Но в ней ничего нет. Выходит, что телефон был записан в той, другой книжечке, которую я отдала соседке.
— Но к соседке можно сходить, — проговорила я после короткой паузы.
— Можно, — радостно согласилась со мной Мила, — но она только что уехала на Мальдивы. Просила чего-нибудь в самолет почитать. Ну я и дала ей книжечку про глину. Пусть просвещается.
— Пусть, — мрачно согласилась я и стала перечислять имена и фамилии людей, которые могли бы мне звонить сегодня в связи с делом Довженко — все остальные звонки меня просто не интересовали.
Тетушка бесстрастно прослушала весь список и оживилась лишь на последней фамилии. Это была Вера Ефимовна Довженко, вдова моего бывшего клиента.
Я кинулась к телефону и набрала ее номер. Ответили не сразу.
— Алло? — раздался в трубке осторожный голос. — Кто говорит?
— Это Женя Охотникова, я только что вошла. Вы мне звонили?
Послышался прерывистый вздох, потом молчание, а потом я услышала следующее:
— Я знаю, где кассета…
— Стоп! — закричала я в трубку. — Больше ни слова! Я могу к вам подъехать?
* * *
Говорят, что телефонам нельзя доверять. Наверное, правы те, кто так говорит. Я во всяком случае была с ними полностью согласна.
Если тебе есть что скрывать — не говори этого по телефону. Вообще не говори никому. Да и сам постарайся забыть.
Если же сказать все-таки нужно — делай это с глазу на глаз.
Я ехала к Вере Ефимовне на пойманной у своего дома «Волге» и молила Бога, чтобы с вдовой ничего не случилось за это время.
Пять минут — и я возле ее подъезда. Взбежать по лестнице, надавить на звонок.
Всё, теперь можно расслабиться. Это ее шаги. Ее и только ее, рядом с Верой никто не шаркает, и, значит, когда она откроет дверь, я не увижу рядом с ней человека со стволом в руке.
— Вы одна? — спросила Вера Ефимовна из-за двери. — С вами никого нет?
— Я одна, — ответила я, — а вы? Неизвестно, кто из нас больше рискует.
Довженко открыла дверь и впустила меня в дом. Вера Ефимовна была одета так, словно собиралась прогуляться в городском саду.
— Куда-то собрались? — спросила я. — Что означала фраза, которую вы успели-таки сказать по телефону? Вы действительно знаете, где кассета?
— Да, — ответила Вера Ефимовна. — Ко мне заезжала одна девушка и оставила координаты ее местонахождения. Собственно, все уже и так ясно.
— Вы хотите, чтобы я отдала вам аванс? — спросила я. — Или у вас есть ко мне какие-то предложения? Давайте их обсудим.
— Какой аванс! — сморщилась Вера Ефимовна. — Наш договор остается в силе. Вы должны пойти и взять эту кассету. Взять и принести ее мне.
— Полагаю, что это небезопасно, не так ли? — улыбнулась я.
— Напрасно вы смеетесь, это очень опасно, — честно призналась Вера Ефимовна. — Вы даже представить себе не можете, как это опасно.
— Думаю, что могу. Кстати, та дама, что оставила вам эти сведения, — нет ли у нее автомобиля марки «БМВ», не зовут ли ее Норой, и не она ли сейчас лежит в своем автомобиле с развороченным черепом возле супермаркета «Плутон»? — спросила я.
Вера Ефимовна побледнела и, как пить дать, свалилась бы в обморок, если бы не ухватилась за косяк двери. Я сбегала на кухню и, пошарив в аптечке, сунула ей под нос пузырек нашатырного спирта.
Собственно, ее реакция была лучшим ответом на серию моих вопросов.
К Вере Ефимовне приезжала Нора. И вот теперь она мертва. Наверное, Нора боялась встречи с Эммой, опасалась за свою жизнь и решила на всякий случай себя обезопасить, продублировав важную информацию. Может быть, именно это ее и погубило.
— Нора сначала позвонила мне. Представилась, что она с работы мужа. Я сразу же поняла, с кем я разговариваю, — проговорила Довженко.
— Постарайтесь дословно вспомнить ваш разговор, — попросила я.
— Она сказала, что ей угрожает опасность. Сказала, что спрятала кассету в надежном месте, что едет на важную встречу к супермаркету «Плутон», но сначала заедет ко мне. Если с нею что-нибудь произойдет, сказала она, то я могу взять кассету сама, — рассказывала Вера Ефимовна. — Честно говоря, я так и подумала, что должно что-то случиться, уж больно вид у нее был встревоженный.
«Так вот почему нам пришлось немного подождать Нору», — поняла я причину ее задержки.
— Как вы думаете, Вера Ефимовна, почему она пришла именно к вам? И расскажите, о чем вы говорили здесь с глазу на глаз.
— Все очень просто, — без тени смущения ответила она. — Я догадывалась, что мой муж, зашибив большой куш, собирался меня бросить. И уйти к какой-то из девиц, с которыми он работал в «Камилле». Нора сказала, что так все и задумывалось и что она — та самая девица. Так что она должна была прийти ко мне, понимаете? Это очень по-женски. Теперь мы больше не враги.
— Н-да… Нора не говорила, почему погиб ваш муж? Кто его убил?
— Нет, — коротко ответила Вера Ефимовна. — Дала лишь понять, что Довженко был знаком с этим человеком. Никаких фамилий не называлось.
— И теперь вы хотите, чтобы я привезла эту вещь сюда, к вам? — спросила я.
Вера Ефимовна отрицательно покачала головой. Она была настроена довольно решительно.
— Мы поедем вместе, — твердо заявила она. — Я чувствую, что добыча уже у меня в руках. Я ощущаю ее запах. Вы знаете, как пахнут деньги?
— Знаю, — кивнула я. — В девяносто девяти процентах из ста они пахнут кровью.
* * *
Мне пришлось немного охладить пыл Веры Ефимовны — она рвалась за видеокассетой, как рвется с поводка злая собака, но я умерила ее рвение.
— Я уже сопровождала этот груз с вашим мужем, — напомнила я ей. — Помните, чем это для него кончилось? То-то. Так что, если хотите, чтобы все прошло на пять с плюсом, слушайтесь меня.
Довженко, как ни была она нетерпелива — страх в моем присутствии у нее куда-то улетучился, — обещала вести себя послушно.
Нора сказала ей, что кассета лежит в камере хранения на вокзале. Бокс с указанным Норой номером располагался почти сразу возле входа. О том, чтобы просто так зайти туда, набрать код, открыть железный ящик и взять груз, не могло быть и речи.
Чувство близкой и явной опасности не оставляло меня. Более того, я уже начинала кое-что понимать во всей этой истории.
Вере Ефимовне пришлось потерпеть полчаса, пока я приведу себя в надлежащий вид. Когда я перечислила ей, что мне для этого потребуется, Довженко долго размышляла, но в конце концов мы сошлись на том, что я могу брать любые вещи из ее гардероба и использовать их как мне заблагорассудится. Мне пришлось попортить изрядное количество одежды, прежде чем я достигла желаемого эффекта.
Увидев меня преображенной, Вера Ефимовна долго стояла, выпучив глаза, а потом заявила, что высадит меня из своей машины в ста метрах от вокзала, так, чтобы никто не видел, а сама будет поджидать меня в сквере возле памятника Дзержинскому.
— А пока мы будем идти к машине, я попросила бы вас накинуть вот этот плащик, — предложила она. — Если соседи увидят вас, выходящей из моей квартиры в таком виде, то они Бог знает что обо мне могут подумать. Вы согласны со мной, Женя?
Разумеется, я была согласна. Кому хочется, чтобы соседи видели, как ты идешь, дружески болтая с синюхой в засаленном рванье?
А уж после того, как мы заехали ко мне и я немного поработала над своей внешностью, Вера Ефимовна заявила, что мы будем спускаться по лестнице с интервалом не меньше чем в десять метров.
Я бросила последний оценивающий взгляд в зеркало, затолкала в лохмотья кое-что из своего арсенала, туда же отправила видеокассету, взятую наугад с полки, и мы двинулись на дело.
* * *
Слоняясь по вокзалу, я умудрилась напугать цыганенка. Табор, расположившийся прямо на полу первого этажа, возле платного зала ожидания, отдыхал и вкушал еду с питьем. Мужчины вели между собой какие-то важные беседы, женщины причесывались и кормили младенцев, а те детки, которые уже могли ходить сами, сновали по вокзалу туда-сюда. Один из таких шустрых мальчуганов и запутался у меня под ногами. Подняв голову на споткнувшуюся об него тетю, мальчик в ужасе закрыл лицо руками и с плачем убежал прочь.
Похоже, я немного перестаралась. Хотя, казалось бы, чего особенного?
Здоровенный синяк на скуле, заплывший глаз, короста на правой щеке и окровавленная мочка уха. Плюс цвет лица, плюс особый крем, образующий, а отнюдь не уничтожающий морщины. Плюс походка и осанка, не говоря уже о прикиде — и перед вами вокзальная бомжиха.
Ага, вот и камеры хранения. Сюда меня, разумеется, не пустят. Ну ничего, мы все равно войдем. И не в такие двери входили!
Я осторожно вынула из кармашка своих лохмотьев две дымовые шашки, дающие особо плотный дым. И, что немаловажно, срабатывая, они издают характерный треск, так что возникает полная иллюзия, что где-то там, в клубах дыма, рвется и бушует пламя. Аудиоэффект очень часто дополняет собой визуальный ряд, это известная истина.
Буквально через несколько секунд крыло вокзала, в котором находились камеры хранения, превратилось в кромешный ад. В дверях, ведущих на выход, возникла давка, люди пытались любой ценой покинуть опасное место и буквально лезли друг другу по головам.
Что касается камеры хранения, то там дым был особенно плотным, и, пока дверь не успели закрыть, я юркнула внутрь и, нашарив в дыму высокие ряды боксов, высветила крошечным, но мощным фонариком нужный мне номер. Все произошло за считанные секунды.
Набрав код, я запустила руку в прохладное углубление и выудила оттуда видеокассету.
Выскользнув наружу, я спокойно прошла через центр вокзала к противоположному крылу и вышла на привокзальную площадь. Вера Ефимовна нетерпеливо расхаживала по скверику, ожидая моего возвращения.
Она нервно поглядывала на суматоху перед зданием вокзала, но никуда не уходила, так как я строго-настрого запретила ей покидать сквер.
Теперь я понимаю, что не следовало ей ехать со мной. Но кто же знал, что вдова бывшего мента окажется столь невыдержанным человеком?
Я прошла через сквер, украдкой сделав ей знак следовать за мной.
— Это у тебя? — спросила она, приближаясь ко мне, несмотря на мои предостерегающие жесты. — Да кончай ты этот маскарад, скажи немедленно: взяла ты это или нет? Если ты думаешь, что я хочу тебя обмануть и уйти, не расплатившись, то вот они, деньги!
И эта дура хватает меня за рукав и достает из своей сумочки пачку долларов.
Вся конспирация летит к чертям. Я уже ничего не могу поделать, Вера Ефимовна совершенно неуправляема. Она выхватывает у меня из-за пазухи видеокассету и спешит к своей машине, не реагируя на мои крики.
Понимая, что дело пахнет керосином, я быстро сматываюсь и проходными дворами добираюсь до колонки, где смываю с себя грим.
После этого снова бегу на привокзальную площадь. Автомобиль Веры Ефимовны по-прежнему стоит на том же месте, где мы его припарковали.
Хозяйка машины склонилась к рулю с перерезанным горлом. Дураку понятно, что никакой видеокассеты в машине нет. Еще один труп…
Что ж, нужно было слушаться осторожную Женю и не валять дурака — дело это очень опасное, подчас даже смертельно опасное…
* * *
Я села на телефон и обзвонила всех, кого смогла — Орлова, Сахарова и Висковатову.
Дозвонилась до «Камиллы» и попросила у Жанны разрешения собрать всех вместе у нее. Особо я попросила присутствовать при нашем разговоре Эмму, дав ей понять, что именно для нее у меня будет готова крайне интересная информация.
Позвонила Лапотникову в редакцию и, выловив его с третьего звонка, без комментариев объявила ему, что он может поиметь интереснейший материал, если подъедет в «Камиллу» сегодня во второй половине дня.
Снова позвонила тройке клиентов Норы и объяснила им довольно запутанный сценарий, по которому они должны будут действовать.
Точнее, действовать они будут потом, а пока должны пообещать мне, что освободят свое послеобеденное время, не будут ничего планировать на вторую половину и не удаляться от телефона. Для деловых людей — это довольно сложное условие, но, согласитесь, ситуация тоже была неординарной.
Всё, теперь можно было немного отдохнуть. Я, не глядя, протянула руку к полке, и рука ткнулась в дыру. Черт возьми, я же захватила с собой кассету, когда собиралась на вокзал, и даже не взглянула, что именно взяла. Ну-ка посмотрим!
Ага, это был «Расемон» Акиры Куросавы. Жаль, хорошая была копия.
А ведь кто-то сейчас лихорадочно перематывает кассету, пытаясь найти на пленке совсем другие кадры, не те, что стали классикой японского кинематографа.
Ну что ж, в пять часов в «Камилле» этот «кто-то» сможет посмотреть всё, что ему так хочется. Вернее, совсем не хочется.
«Стоп, Женя, — остановила я себя, — вдруг ты ошибаешься? Вдруг он не придет?»
Я еще раз обмозговала ситуацию и уверилась, что я действовала правильно.
На такую удочку этот человек не может не попасться, слишком много времени и сил он затратил на то, чтобы получить злополучную кассету.
И теперь, когда она сама идет ему в руки, он не захочет упустить такой шанс.
Значит, остается ждать.
* * *
Приехав в «Камиллу», я снова села на телефон и обзвонила свою троицу.
К счастью, клиенты покойной Норы оказались ребятами послушными и смирно сидели у своих аппаратов, ожидая, пока я с ними свяжусь.
— Позвоните мне домой, — попросила я каждого, — и постарайтесь уложиться в заданный хронометраж. Ваше присутствие обязательно!
А у меня дома их ждал автоответчик, который каждому предложил подъехать в «Камиллу» к пяти.
Все прибыли даже с опережением, что, в общем-то, тоже было мне на руку.
— Господи, ну и заведеньице! — хохотнул Витек, увидев холл с телевизором. — Прямо дом отдыха какой-то. Пансионат для сексуально озабоченных!
— Это ретродизайн, — объясняла ему Висковатова, — скоро вы будете плеваться от своих подвесных потолков и пластиковых окон. В моду снова войдут стенки и трехстворчатые шкафы.
Витек внимательно слушал, но, кажется, не верил ни одному ее слову.
Сахаров и Орлов, расположившись по разным концам холла, выглядели спокойно, но подчеркнуто отстраненно. Их вид говорил о том, что им непонятно, зачем их сюда пригласили и что тут вообще затевается.
— Вы уверены, что здесь не будет никаких провокаций? — тихим шепотом спросил меня Орлов, когда я проходила мимо него.
— Уверена, что будут, — ответила я. — Собственно, уже есть.
— Господи, во что вы меня втянули! — прошептал он. — Мне не стоило сюда ехать!
— Стоило! — заверила я его. — Обещаю незабываемое зрелище.
Сахаров же углубился в изучение какого-то кулинарного журнала, выудив его из кучи иллюстрированной макулатуры на тумбочке.
— У меня в семь совещание в мэрии, — сказал он, обращаясь ко мне так, чтобы никто не слышал. — Как вы думаете, мы закончим к этому времени?
— Конечно, — заверила я его. — И у вас будут интересные новости. Которые очень многих в мэрии смогут заинтересовать.
— Вы полагаете? — недоверчиво посмотрел на меня Сахаров.
— Уверена! — весело ответила я и направилась искать Эмму.
Эмма едва-едва успела сделать то, о чем я ее просила. Девочке пришлось изрядно потрудиться, но, кажется, все уже было готово.
Жанна Юркевич подъехала в «Камиллу» без десяти пять. Она была по-прежнему бесстрастна и бледна. Глаза ее казались потухшими и больными, лишь изумрудная корона змейки на платиновом кольце весело поблескивала в свете электрических ламп. Я пошепталась с ней и попросила всех рассаживаться поудобнее.
— Итак, господа, мы начинаем! — торжественно объявила я, когда часы пробили пять ударов. Дождавшись наступления тишины, я достала из кармана ту самую кассету и зарядила ее в видеомагнитофон.
* * *
Я неоднократно замечала, что самоуверенность губит человека.
В «Сигме» нас тоже учили самоуверенности, но самоуверенности совершенно особого рода. Одно дело — когда человек думает, что он может все, и совсем другое дело — когда он верит в то, что все может.
Нас натаскивали именно на этот, второй тип самоуверенности, который можно было бы назвать магическим. Результаты действительно были потрясающими.
Я, например, с закрытыми глазами определяла стороны света, находясь в закрытом помещении без окон. Надо было только активизировать свой внутренний потенциал и сказать себе: «Я могу».
Простые же смертные, увы, только думают, что они все могут. А поскольку их мысли всегда довольно сумбурны, то возникает эффект помех в их внутреннем передатчике, и на выходе получается полная невнятица.
То, что произошло после того, как пленка перемоталась, еще раз убедило меня в этой старой, но верной психологической теории.
А пока пленочка шуршала, перематываясь, среди зрителей начался разброд.
Первым не выдержал Орлов.
— Послушайте, а что вы сейчас нам будете показывать? — дрожащим голосом спросил он.
— Хоум-видео, — спокойно пояснила я. — Домашнюю порнуху.
— Но… — привстал строительный магнат, — это же вторжение в частную жизнь!
— Конечно, — согласилась я. — Но по-другому сегодня у нас не получится.
— Позвольте, но…
— А что вы, собственно, беспокоитесь, голубчик? — повернулась к нему Ольга Висковатова. — Вы что, кошечек или обезьянок трахаете?
— Как?! — раскрыл рот от удивления Орлов. — Да что вы такое говорите?
— Или мертвецов? — продолжала подкалывать его Ольга. — Слушайте, да бросьте стесняться! Такой молодой, красивый человек…
— Я женат! — взвился Орлов. — Не надо ко мне приставать!
— К вам? Приставать? — рассмеялась Ольга. — И в мыслях не было. И вообще, я лесбиянка. Так что мужчины — не мой профиль.
— О Господи! — выдохнул Сахаров. — Во что я ввязался?!
— И вы не волнуйтесь, — обратилась к нему Ольга. — Сейчас на Западе очень популярен каминг-аут. Так что можете смело…
— Каминг-аут? — встряла Эмма. — Это такая поза или что?
— Каминг-аут, солнышко мое, — терпеливо объяснила ей Ольга, — это действительно такая поза. Вы встаете, расправляете плечи…
— Так-так…
— И смело всему миру сообщаете о своих сексуальных пристрастиях. Народ ценит вашу смелость и открытость и начинает вам доверять еще больше, — наставительно произнесла Ольга. — Ведь если подумать, то скрывать вообще нечего. Разве что…
— Разве что убийство, — закончила я. — Именно поэтому я и должна вторгнуться в частную жизнь одного человека и показать вам эту видеокассету.
В зале воцарилось молчание.
— Вы уверены, что поступаете правильно? — спросила наконец Жанна.
— Да, — ответила я. — Ну вот, пленка перемоталась. Я включаю кассету, и сейчас мы все увидим…
— Не увидите, — раздался мужской голос из-за двери. — Вы больше никогда ничего не увидите, поверьте моему слову, господа.
* * *
— Вы опоздали на пять минут, — обратилась я к пришедшему.
Морковин стоял в дверном проеме и тяжелым стальным взглядом обводил присутствующих в зале. Выражение его глаз не предвещало ничего хорошего. Так смотрят на человека перед тем, как отправить его на тот свет — деловито, без эмоций и лишнего шума.
— Вячеслав Тихонович?! — не сдержал удивленного восклицания Витек Лапотников.
— Он самый, — подтвердила я, представляя гостя публике. — Господин Морковин из Управления внутренних дел. Вы должны помнить его фамилию хотя бы по перестроечной прессе.
— Память вам больше не понадобится, — осклабился Морковин. — Вы все уже трупы. Вместе со мной автобус с омоновцами, и сейчас вас всех тут положат. А в вашем подпольном борделе найдут склад оружия.
— Эмма, — обратилась я к девушке, — сколько вы привели с собой людей?
— Десять человек в соседней комнате, еще двадцать в подсобке, — ответила Эмма, сверяясь со своим блокнотиком, — еще десять на кухне и два «Икаруса» со спецназом стоят с торца здания.
Морковин побледнел.
— Вот так-то, Вячеслав Тихонович, — обратилась я к нему, — комитет на этот раз выиграл. Правда, победу принесла ему я, а чекисты даже не знали правил игры, по которой мы с вами играли. Но я вынуждена поставить вас перед фактом — сейчас вы беспомощны.
— Как вы меня вычислили? — глухо спросил он. — Где я мог ошибиться?
— Вы совершили очень много ошибок, Вячеслав Тихонович, — ответила я. — Первая и самая главная — то, что вы попытались совместить свои сексуальные делишки с ответственным постом в органах. В конце концов, мне вас даже немного жалко. Ну признались бы своей жене, что вам хочется время от времени особых ощущений? Что, не те отношения? Вы, наверное, побоялись признаться ей, что хотите играть в мальчика и маму?
Ольга Висковатова заерзала в своем кресле. Видимо, ей хотелось просветить Морковина насчет каминг-аута, но она решила, что не стоит распинаться перед таким мрачным и опасным типом.
— Вы вмешиваетесь в мою частную жизнь, — охрипшим голосом проговорил Морковин. — Вы не имеете права лезть мне в душу.
— Вероятно, — согласилась я. — Но вы-то сами наверняка считаете, что имеете право не только лезть кому-нибудь в душу, но и убивать людей, которые стоят у вас поперек дороги.
— Шантажистов всегда убивают, — отозвался Морковин. — Довженко сам нарвался.
— Согласна, — кивнула я. — Но ведь на этом трупы не закончились, правда?
Публика, убедившаяся в том, что ее все-таки не будут в этот вечер лишать жизни, успокоилась и заинтересованно слушала наш диалог.
— Вы развлекались с Норой, пока вас не засек Довженко. Узнав своего бывшего шефа, который выставил его с работы, он решил отомстить.
Поскольку вы были «левым» клиентом Норы, а в то время ее отношения с Довженко стали приобретать все более деловой характер, Довженко решил, что хватит с него прозябать в охранниках борделя, который содержит его первая жена. Такое состояние для себя он считал унизительным. Верно я говорю, Жанна?
Госпожа Юркевич согласно кивнула. Она во время всей этой сцены сохраняла полное спокойствие и сейчас достала из портсигара очередной косячок и старательно его раскурила, глубоко затягиваясь.
— Риск… кровь… страсть… Как все это старо, — пробормотала она, теряясь в клубах сладковатого дыма марихуаны.
— Нора к тому времени уже почти ушла из «Камиллы» и переключилась на «левых» клиентов, — я обвела рукой зал. — Довженко решил, что они с Норой могут качать денежки, шантажируя их всех.
— Кроме меня, — встряла Ольга. — Мне-то нечего скрывать!
— Совершенно верно, — согласилась я. — И вот, с помощью оператора Феди Ширяева Довженко с Норой запечатлевают один из вечеров, которые Морковин провел с Норой. Довженко сообщает Морковину об этом и требует денег. Тот, само собой, для виду соглашается.
— Я действительно какое-то время раздумывал, — оборвал меня Морковин.
— Думаю, не больше пяти минут, — парировала я. — Не такой вы человек, чтобы ловиться на удочку для простаков. Вы взяли за горло Нору, и она вам во всем призналась. Вы решили убрать Довженко во время передачи вам видеокассеты с записью ваших развлечений.
Но Нора задумала начать собственную игру. Ее тоже погубила самоуверенность — как и Довженко, как и вас, Вячеслав Тихонович. Она подменяет видеокассету, зная, что Довженко уже обречен. Ему в «Камилле» передают запись того скандального шоу в гостинице с участием Ольги и Норы, которое тоже снимал Федя Ширяев.
Довженко, в полной уверенности, что у него находится компромат, едет в гостиницу на встречу с вами. Вы, находясь в такой же уверенности, убираете своего бывшего подчиненного, предварительно на всякий случай организовав за ним слежку. Съемку производит все тот же Ширяев, которого вам передала Нора. Именно он и запечатлел нас с Довженко, укрывшись среди фотографов на свадьбе.
Затем вы обнаруживаете, что кассета — не та. Представляю ваше состояние.
— Вам понравилось? — оживилась Ольга. — В тот раз все было так романтично!
— Отвратительно! — скривился Морковин. — Грязь и мерзость!
— Оставим обмен мнениями до лучших времен, — прервала я их дискуссию. — Проследим ваши дальнейшие действия. Вы начинаете искать Нору и по ходу дела присматривате за мной и прослушиваете мой телефон. Заодно убираете ненужного свидетеля ваших оргий — оператора Федю.
Наконец Нора объявляется. Она звонит вдове Довженко, и вы перехватываете этот разговор. Нору убирают ваши люди, но кассеты у вас по-прежнему нет. Вы осторожничаете, боясь спугнуть ее владельца, и пока не решаетесь на прямые действия.
Но судьба преподносит вам еще один подарок — Вера Довженко звонит мне и говорит, что знает, где находится кассета. Я успела к ней раньше вас, иначе не знаю, чем бы для нее все это кончилось.
Впрочем, ее жизнь продлилась ненадолго. Вы выследили ее на вокзале, убили, и кассета теперь вроде бы у вас. Но там снова не то. Кстати, вам понравился «Расемон»? — спросила я между делом.
— Вы что, издеваетесь? — окрысился Морковин. — Да как вы поняли, что это я, черт возьми? Можете вы ответить простым человеческим языком?
— Сопоставила факты, — наконец сдалась я. — Человек, который может прослушать мой телефон, должен иметь для этого солидную техническую базу и определенную власть. Потом этот человек явно был знакомым Довженко. И, наконец, ваши собственные слова…
— Какие еще слова?!
— Помните, во время брифинга? — Я повернулась к Витьку. — Включи, пожалуйста, свой диктофон, давайте вспомним некоторые фразы.
Лапотников включил режим воспроизведения, и в комнате раздался голос Морковина:
«Знаете, я так вам скажу: у нас тут серьезная организация, а не детский сад. Наша задача охранять население, а не в игрушки играть. А с Довженко получилась довольно неприятная история: он поддался на соблазн, как ребенок на конфетку. У нас ведь такая специфика, что на каждом шагу надо смотреть в оба, чтобы не оступиться. Честь мундира потом не отмоешь».
— Ну и что? — удивился Морковин. — В чем тут криминал?
— А никакого криминала и нет, — пояснила я. — Есть оговорочки. «Детский сад, в игрушки играть, ребенок с конфеткой». Ваше подсознание само выдает образы, которые вы загнали в подкорку.
* * *
Из «Камиллы» уезжала вереница автобусов с незадействованными вооруженными людьми. Морковин сдался чекистам без боя и предпочел не делать глупостей.
Эмма расцеловала меня на прощание, шепнув, что теперь повышение ей точно обеспечено.
Лапотников был вне себя от счастья и уехал писать репортаж. Я свела его с Эммой, и они договорились, что статью он сделает по заказу госбезопасности, которая и протолкнет ее в центральную печать.
На другой день мне позвонила Жанна и сказала, что ей передали новость: Морковин застрелился. Очевидно, ему предоставили такую возможность. Но информация в газеты все равно пойдет: наверху намечена очередная чистка в органах и комитет соревнуется с МВД, кто наскребет больше компромата друг на друга.
А я устроила себе выходной. Позвонила в видеосервис и заказала копию «Расемона», чтобы еще раз посмотреть этот фильм.
— Вы не ошибаетесь? — спросили меня в агентстве по прокату. — Именно этот фильм вы заказывали у нас два месяца назад.
— Я так часто просматривала его, что кассета затерлась, — пошутила я.