Глава 6
— Алло, Витя? — прижала я к уху трубку телефона. — Витя, это ты?
На том конце провода раздавался отвратительный скрип матричного принтера, который заглушал смутно различаемый человеческий голос.
— Это Женя, — настаивала я, — ты помнишь, мы были с тобой на брифинге?
— Евгений? — недоуменно вопрошал Лапотников. — Какой еще Евгений?
— Да женщина я! — заорала я в трубку что есть мочи. — Баба я, баба! Вспомнил?
Человек, ожидавший своей очереди у автомата, нервно вздрогнул и на всякий случай отошел на несколько шагов.
— Ах вот какая Женя! — оживился Лапотников. — Так бы сразу и сказала!
— Мы можем встретиться?
— Надыбала что-нибудь аппетитное? — осведомился он. — А то мне как-то попусту влом по городу рассекать. Через полчаса на проходной, сможешь?
Я смогла.
* * *
— …Пока что репортажа не получается, — закончила я свой краткий рассказ.
— М-да, — согласился со мной Витек, дожевывая булочку с повидлом. — Прямо скажем, негусто. Зато какой колорит! Шлюхи! Видеокамеры!
Мы сидели в столовой издательского дома, расположенной на втором этаже помещения, в котором находились редакции газет и цеха типографии.
Я, разумеется, не вдавалась в подробности. Имен, само собой, не упоминала. О клиентах Норы, сами понимаете, — ни полслова.
Но я должна была поделиться с Лапотниковым хотя бы малой толикой информации, чтобы он, в свою очередь, помог мне. Время шло неумолимо, и кто знает, что могло произойти в дальнейшем? Пока что я продвигалась на ощупь.
— Так что, если хочешь получить свой репортаж, тебе придется немного поработать.
— Немного — это сколько?
— Немного — это немного, — заверила я его. — Ты ведь аккредитован в пресс-службе органов внутренних дел, так? Сможешь узнать фамилию человека, которого накрыли тогда в гостинице во время видеосъемок? Наверняка составлялся протокол.
Тут я действовала вслепую. Ведь могло получиться так, что если протокол и был составлен, то его не сохранили. Но чутье подсказывало мне — фамилия оператора должна быть где-то зафиксирована.
— Эт-то возможно, — немного подумав, согласился Лапотников. — У меня там одноклассничек работает… или, вернее, служит. Я могу подъехать к нему и попросить об услуге.
— Сколько? — спросила я, уже зная, что сейчас пойдет речь о деньгах.
Коррумпированность на всех уровнях чиновных структур, включая, увы, и милицию, нынче ни для кого не секрет. Существуют определенные расценки на определенную информацию, разве что такие прайс-листы еще не вывешиваются на досках объявлений в учреждениях.
И анекдот про ночного прохожего на Красной площади, которому взбрело в голову посмотреть на мумию Ленина, по нынешним временам мне кажется вполне реалистическим рассказом. Охранник, услышав о предлагаемой сумме, спросил его: «Сам зайдешь или тебе сюда вынести?»
Лапотников назвал сумму.
Сто долларов за такую информацию — не слишком большие деньги. Попутно выяснилось, что Витек ежемесячно платит своему приятелю, чтобы тот держал его в курсе всех дел, а за последний месяц еще не внес очередной суммы.
Мы сговорились, Лапотников молча принял баксы из моих рук и, подмигнув мне, скрылся в здании приемной Городского управления внутренних дел.
Я ждала ровно двадцать пять минут. Судя по довольной физиономии Витька, дело было сделано. Мы уединились в кафешке и, сидя под грибком из тента, выпили по чашечке кофе. Витек торжественно вручил мне клочок бумаги, на котором было написано всего три слова:
«Федор Ширяев, телестудия».
— Пришлось изрядно повозиться, — развел руками Витек, прося у меня прощения за то, что заставил ждать. — Корешок был вынужден задействовать свои связи в госбезопасности.
— Даже так?
— Ага, — подтвердил Витек. — Протокол менты куда-то припрятали, но и чекистам информация прошла. А они подобные истории ох как любят.
— Подшивают к делу?
Витек кивнул.
— На всякий случай. Лыко в строку, как говорится. Так что получай своего Ширяева и давай разгребай все это дальше, — посоветовал он.
— Непременно, — пообещала я. — Когда будешь снимать сливки с моей работы, не забудь прислать немножко с посыльным.
— За мной не заржавеет, — пообещал Витек. — Бери за жабры Ширяева — и вперед! С такой фамилией ему бы наркоманом быть, а он алкаш… Можешь вызвонить Федечку на студии, он вроде в местном Метео-ТВ обретается. Если его оттуда еще не уволили.
— После той истории?
— И после той истории, и после многих других историй. Федя в ТВ — человек широко известный. С определенной, правда, стороны, — таинственно проронил на прощание Лапотников.
И действительно, судя по реакции на мой звонок в телестудию, Федя Ширяев был человеком серьезным. В том смысле, что он серьезно, с полной отдачей занимался своим любимым делом.
— Кого? — с удивлением переспросила меня девушка на проводе.
— Федю. Ширяева, — терпеливо повторила я. — Он у вас работает.
— Он? Работает? — удивилась она еще больше. — Да он уже пятый день пьет.
* * *
С каждым часом я все больше убеждалась в том, что Довженко и Нора решили начать собственный бизнес. И бизнес этот основывался на шантаже.
Послужил ли скандал с Ольгой побудительной причиной принятия подобного решения, или их планы вынашивались давно, я не знала.
Как, однако, тонко была спланирована операция! Были учтены, казалось бы, все моменты — и страх перед разоблачением жертвы вымогательства, и уверенность в том, что этот человек будет молчать — в целях сохранения своего общественного положения — и не создаст Норе дурную репутацию среди прочих ее клиентов.
Но один нюанс перевесил все остальные. Неужели Довженко не понимал, что страх рождает ненависть? Что человек, загнанный в угол, способен на все? Что шантажистов убивали, убивают и будут убивать?
Да, на первый взгляд это — прописные истины. Но, как приходится убеждаться в этом постоянно, самые банальные вещи оказываются для многих людей потрясающим открытием. Такова, увы, человеческая природа.
«Вот что интересно, — думала я, направляясь по адресу Феди Ширяева, который мне удалось выудить у барышни с телестудии, — почему Довженко был так уверен в своей безнаказанности?»
Неужели работа в органах внутренних дел приучает человека к подобному чувству настолько прочно, что он ощущает себя хозяином жизни на весь срок своего проживания на этой планете? Наверное, ощущение власти, испытанное даже однажды, требует повторения, воспроизводства. Отсюда и стремление диктовать людям свою волю любой ценой, даже когда у тебя для этого нет реальной возможности.
Квартира невезучего телеоператора находилась в микрорайоне, выстроенном в нашем городе сразу же после войны пленными немцами.
Двухэтажные дома, напоминающие коттеджи, и сегодня выигрышно смотрелись на фоне полуразвалившихся бараков и пятиэтажек с осыпавшейся штукатуркой. Но время не пощадило и эти творения рук немецких строителей — неоднократный ремонт с трудом скрывал ветхость зданий, а щели в стенах были наспех замазаны.
Ширяев и жил в одном из этих некогда роскошных коттеджей послевоенного образца.
На звонок отозвались тут же. Послышался быстрый топот ног по коридору, потом звук снимаемой цепочки. Дверь распахнулась настежь.
Передо мной стояла разъяренная женщина, держащая в руке вырванную из розетки тяжелую настольную лампу. Предмет освещения она явно собиралась использовать в качестве дубинки — рука хозяйки крепко обхватила ножку лампы, а металлический абажур готов был обрушиться на голову вошедшего. Длинный провод змеился куда-то вдаль, в гостиную — наверное, женщина схватила лампу со стола, пока бежала в коридор на мой звонок.
— Здесь живет Ширяев? — спросила я, отступив на один шаг.
— Здесь! — заорала мне в лицо женщина и с силой захлопнула дверь.
Я постояла немного и позвонила еще раз. Открыли тотчас же.
— А можно его увидеть? — задала я свой второй вопрос разъяренной женщине.
— Нет! — Этот крик был исторгнут с такой силой, что хозяйка квартиры вынуждена была какое-то время восстанавливать дыхание.
Я воспользовалась этой паузой и постаралась ее разговорить.
— Вот и мой такой же, — сокрушенно вздохнула я. — Ваш пьет небось?
— Пьет? — искренне удивилась женщина. — Да он вливает в себя цистерны! Как только до сих пор коньки не отбросил, вот что удивительно?!
— Да-да, знакомая картина. Сначала говоришь ему: «Чтоб ты сдох!», а потом сама бегаешь за пивом, — философично произнесла я.
— Точно! — кивнула моя собеседница. — Очень жизненная ситуация.
Дама в халатике уже успела успокоиться, поправить свесившуюся на лоб намокшую потом прядь и даже слегка повеселела.
— А чего же мы тут стоим?! — спохватилась она. — Заходи!
Я с готовностью шагнула за порог. Полдела сделано, со мной уже хотят разговаривать.
Разумеется, никакого приятеля-алкаша у меня не было. Я и мысли не допускала о том, что смогу связать свою судьбу с крепко пьющим человеком.
Но работа, за которую я взялась, требовала от меня многого — в том числе и подобных обманов. В конце концов, легенда о любовнике-алкоголике никому не повредит, а пользу принести может. Когда речь идет о поисках опасного и хитрого убийцы — моя совесть позволяет пойти и на такой шаг.
«Странная оговорка, — поймала я себя на слове, вернее, на мысли, — разве речь идет о поисках убийцы? Меня просили всего-навсего найти пропавший груз. Даже вдову Довженко интересовал не человек, отнявший жизнь у ее мужа, а таинственный предмет, из-за которого пролилась кровь. Тогда почему я так подумала?»
На самом деле все было просто — подсознание выдало верный ответ, и никакой ошибки тут не было: чтобы найти пропавший груз, нужно найти человека, который его похитил. А этим человеком был убийца…
— Я-то думала, что ты из его подружек, — призналась мне хозяйка квартиры.
— Да нет, мы даже незнакомы, — пожала я плечами. — Меня со студии прислали — я у них на практике — узнать, когда Федя выйдет на работу?
— Да кто ж его знает! — воскликнула женщина. — Как с водки на портвейн перейдет — значит, скоро конец запою. А когда уж за пивко примется — через день и на работу. Прям, как часы, мой сожитель!
Мы расположились на кухне. Женщина представилась, ее звали Верой, она была хозяйкой квартиры, в которой проживал Ширяев.
— Хоть и не жена я ему, а все равно жалко, — горестно исповедовалась она мне. — Талантливый ведь мужик! Какие виды снимал! Лес зимой! Рыбалка! Два года только его заставками и пользовались.
— Губит водка мужиков, — согласилась я. — Опять же небезопасно это.
— А как не пить! Как ему не пить, если на работе служебного роста уже шестой год не наблюдается! — всплеснула руками Вера.
— Ну… можно подрабатывать, — закинула я еще одну удочку.
— Бывало, — согласилась Вера. — И такое бывало. Только если на свадьбу или юбилей, то пусть лучше без работы сидит.
— Конечно, там же стол, — поддакнула я и снова вернулась к прежней теме. — А пьяным по улицам ходить ох как опасно. Шляются ведь невесть где сутками. А в таком состоянии на что угодно нарваться можно. Хоть на милицию, хоть на хулиганов.
— Это точно, — кивнула Вера. — Но это смотря какой мужик, как голова у него работает. Мой-то не бродит, а все больше на одном месте сидит, только до ларька и прохаживается.
— Так он сейчас дома?
— Не, у него свой угол под пьянки отведен — лаборатория.
— Своя лаборатория, — уважительно проговорила я. — Дорого небось арендовать?
— Какое там арендовать! — засмеялась Вера. — От Дворца пионеров помещение на выселках. Рядом с заводом, который раньше у пионеров в шефах ходил. Этот… электроламповый, что ли? В общем, в том же доме, где заводская общага, вторая комната на первом этаже.
«Вот и славно, — с облегчением вздохнула я, — теперь можно закругляться».
* * *
Ну и район выбрал Ширяев для своей лаборатории! Наверняка Гарлем показался бы обитателям заводского общежития роскошным центром цивилизации.
Во-первых, меня чуть не укусила крыса в подземном переходе. Для нашего города андерграунды — редкость, но все же встречаются.
Хотя, зачем подземный переход построили именно здесь, на не очень-то оживленном участке дороги, мне сначала было непонятно. Потом дошло — он вел прямехонько от трамвайной остановки к заводской проходной.
И вот, пока я шла по подземному переходу, из щели в стене выскочила здоровенная крыса с длиннющим хвостом. Побегала вокруг да около, а потом подскочила поближе и оскалила зубы, словно бы угрожая ухватить за ногу. Наверное, если бы я боялась крыс, то с диким криком рухнула бы в обморок и крыса, если бы не оглохла от моего вопля, смогла бы полакомиться моей плотью.
В общежитии от советских времен сохранилась пропускная система.
Я на всякий случай прихватила удостоверение «ПРЕССА», в котором моя фотография была наклеена на бланк, сверстанный на струйнике — подарок еще в мои московские времена от поклонника из института международных отношений. Мы тогда с ним слушали лекцию профессора-китаиста в одной аудитории, ну и разговорились в перерыве.
У меня как раз был день рождения, о чем я возьми да и ляпни. Юноша задумался, потом с царственным видом раскрыл свой кейс и вытащил эти самые девственно чистые внутри корочки.
— Пригодится, — сказал он, протягивая мне с улыбкой удостоверение, — а обо мне хоть какая-то память останется. Бери, бери!
Я взяла. Фотографию наклеила уже позже, а печать заказала у частника.
О названии газеты, которую я якобы представляла, из соображений конспирации умолчу. Эта ксива пару раз выручала меня в трудную минуту, когда нужно было объяснить милиционерам, почему я нахожусь именно в это время именно в этом месте.
Пока срабатывает безотказно. Может быть, потому что цвет у корочек красный?
На вахте толстая женщина в телогрейке пила чай из термоса и читала Пушкина.
Завидев меня, она мгновенно взвилась с места и прокричала, что вход посторонним воспрещен и что тут и без меня проституток хватает.
Но красный цвет удостоверения и золотая краска на вытисненных буквах «ПРЕССА» мгновенно ее успокоили. Теперь она была готова служить мне экскурсоводом по дебрям общежития.
— Вам хорошую или плохую статью поручили сделать? — невинно осведомилась она. — Если плохую, то это к казахам. Если хорошую, то…
Тут она задумалась.
— В комнату отдыха? — вопросительно обратилась она сама к себе, и в ее голосе я не почувствовала утвердительных интонаций.
— Мне к фотографу, — прервала я ее бесплодные раздумья о возможных достоинствах вверенного ей для охраны учреждения.
При этих словах лицо вахтерши помрачнело. Наверное, Федя Ширяев и тут показал всю ширь и мощь своей художественной натуры.
— Вторая комната направо, — быстро проговорила она и снова уткнулась в книжку.
Я прошла по коридору, освещенному тусклой лампой. Откуда-то издали до меня доносился аромат жареного лука и слышалось приглушенное кошачье мяуканье, сопровождаемое звуками какой-то восточной музыки.
Вторая комната направо не имела на двери таблички. Я постучала дважды, но, так и не дождавшись ответа, потянула дверь на себя.
В лицо мне ударил спертый воздух давно не проветриваемого помещения.
Судя по некоторым его оттенкам, мое обоняние различило, что запой у Феди заканчивается — это был пивной перегар и «аромат» плохо высушенной воблы.
— Федя! — тихо позвала я. — Ты где? Тут к тебе гости пожаловали.
Я прошла еще немного вперед и наткнулась на сидящего в кресле лицом к окну человека.
Федя Ширяев мог бы показаться спящим, если бы не дырка во лбу — входное отверстие пули. Спинка кресла была заляпана кровью и мозгами — бедняге-телевизионщику разнесло череп с одного выстрела.
Решив, что разумнее ничего не трогать, я лишь заглянула в ванночки с водой, где плавали проявленные фотографии. На одной из них я увидела знакомое лицо. Ну конечно же, это моя очень давняя знакомая!
Я прожила на этом свете уже почти тридцать лет, но каждый раз, видя себя со стороны, еще удивляюсь. Батюшки, да неужели это я?
Ведь в зеркале я выгляжу совсем по-другому! Впрочем, на этом снимке я действительно была не совсем похожа на себя — так, невзрачная бабенка рядом с Василием Ивановичем Довженко в холле гостиницы возле лифта.
Да-да, тогда, помнится, щелкали вспышки фотоаппаратов — снимали молодоженов.
Все-таки Федя, царство ему небесное, был профессионалом — умудриться присоединить щелчок своей камеры к множеству таких же звуков — это надо уметь. Помнится, нас учили в отряде «Сигма»: умный человек прячет лист в лесу, а камень — на берегу моря. Ширяев поступил точно так же, пристроившись за спинами друзей жениха и невесты и запечатлев нас с Довженко.
Остается всего ничего: узнать, кто его для этого нанял. Чем я, собственно, и занимаюсь.
* * *
Слава Богу, мне удалось избежать неприятной во всех отношениях встречи с милицией.
Разумеется, я смогла бы от них отбояриться, но, господа, тратить свое драгоценное время на изнурительные объяснения с враждебно настроенными по отношению к тебе людьми — удовольствие ниже среднего.
Я дождалась, пока вахтерша-пушкинистка покинет свой пост — все мы люди-человеки и рано или поздно приходится наведываться в сортир — и тихой мышкой выскользнула из заводского общежития.
С улицы я позвонила по ноль-два и быстро сообщила им о своей находке.
На неизбежные в таких случаях вопросы о фамилии я отвечать не стала, а на предложение еще раз медленно и внятно повторить информацию и вовсе не среагировала. Эта уловка стара, как мир, могли бы выдумать и что-нибудь поновее. Пока у тебя переспрашивают каждое слово, к будке автомата уже мчится на всех парах машина с мигалкой, а ты, как дурак, втолковываешь этим «непонятливым» диспетчерам, что же ты такое обнаружил и по какому адресу.
Я была более чем уверена, что вахтерша не сможет дать внятное описание моей внешности.
Даже если бы бабуся в телогрейке и обладала фотографической памятью, то все равно милиция получила бы портрет, весьма далекий от реальности.
Дело в том, что перед походом в общежитие я решила на всякий случай подстраховаться и соответствующим образом поработала над своей внешностью.
Как мало нужно подручных средств, чтобы измениться до неузнаваемости!
Два шарика из ваты в нос, чтобы увеличить крылья ноздрей, особым образом подведенные ресницы, меняющие форму глаз, тщательно подобранные тени, из-за которых глаза становятся совсем не того цвета, что был у тебя при рождении. Наконец, губы. Помада плюс мускульная гимнастика — и тебе позавидует Ким Бессинджер.
Из дома я позвонила Жанне и сообщила ей столь неприятную новость. Она, в свою очередь, «подарила» мне тоже кое-что ценное.
Оказывается, Нора оставила в «Камилле» кое-что из своих вещей и теперь намерена забрать барахло. Под таковым понимались не только косметические средства и французское белье, но и шиншилловая шубка.
— Дорогая вещица, — как всегда, отрешенно проговорила Жанна.
Наверное, во время разговора она смолила очередной косячок.
— И что же? — нетерпеливо спросила я. — Нора обещала приехать?
— Отнюдь, — отозвалась Жанна. — Она звонила сюда и говорила с Эммой. Просила ее собрать вещи и принести их в условленное место.
— С Эммой? — переспросила я. — Она что, сама вам об этом рассказала?
— Вовсе нет, — голос Жанны доносился до меня, словно со дна моря, — просто у нас прослушиваются и телефонные разговоры. Я в свое время настояла на этом. Как видишь, пригодилось.
— Вы сами поедете? — поинтересовалась я. — Могу я составить вам компанию?
— Мне там нечего делать, — равнодушно отозвалась Жанна. — К чему? Я просто хочу немного помочь вам. Наверняка вы захотите поговорить с ней.
Я записала время и место назначенной встречи и, поблагодарив Жанну Юркевич, положила трубку на рычаг. Вот как все интересно складывается!
* * *
— Эмма! Это я! — закричала я с перекрестка, замахав рукой своей новой знакомой.
Лицо девушки исказилось раздраженной гримасой. Эмма была вовсе не рада моему появлению.
— Как хорошо, что я тебя встретила! — запыхавшись, подбежала я к стройной фигурке, мнущейся возле центрального входа в новенький супермаркет «Плутон». — Ты, наверное, думала: куда это Женя пропала в первый же рабочий день, да? А я…
— Уматывай отсюда!
— Как ты сказала? — изобразила я на лице обиженное выражение.
— Мотай за линию горизонта, — процедила сквозь зубы Эмма, — у меня клиент вот-вот подкатит, а ты ему глаза мозолить будешь?
— Думаешь, что я отобью у тебя клиента? — ужаснулась я. — Эмма, как ты могла?..
— Я что, не ясно выразилась? — уставилась на меня девушка. — Вали отсюда! Или оглохла?
— А вот никуда и не пойду! — твердо заявила я, глядя Эмме прямо в глаза.
— Не пойдешь?! — прошипела она. — Ну так я тебя заставлю!
Кипя от ярости, словно разъяренная фурия, Эмма сделала угрожающий шаг мне навстречу.
— Удивительно все-таки, как портит женское лицо гримаса гнева! — спокойно проговорила я. — Видела бы ты себя сейчас, милочка!
Такого Эмма снести не могла. Мое замечание окончательно подвигло ее на способ решения проблем, который в большой политике называется силовым.
Эмма попыталась ухватить меня правой рукой за волосы и в то же время вмазать коленкой в живот. Но ее нога совершила напрасное движение, а ладонь ухватила лишь воздух — я успела ловко увернуться, крутнувшись вокруг своей оси на каблуках.
Бросив взгляд на часы — до назначенного времени встречи оставалось еще семь минут, — Эмма решила применить другую тактику.
Тактику заманивания, если снова выражаться языком высокой политики.
— Пойдем поговорим! — примирительно предложила она. — К чему нам ссориться? Я тебе деньжат подкину… Знаешь, наверное, я погорячилась…
— Наверное, — подтвердила я вполне очевидный факт. — Куда пойдем?
— А вот сюда. — Оглядевшись по сторонам, она выбрала идеальное место для переговоров: тупик в торце магазина возле мусорных баков.
Пропустив меня вперед, Эмма хотела произвести захват сзади, но я была настороже.
«Разрешив» ей ухватить меня за горло сгибом локтя, я не стала вырываться, а нащупала болевую точку у нее на запястье и с силой вдавила ее ногтем.
Эмма взвыла и выпустила мою шею, даже не успев упереться коленом мне в позвоночник.
— Где ты этому научилась? — спросила она, с удивлением глядя на меня.
— Сама знаешь, — со значением ответила я. — Скажи мне лучше — ты из органов?
— Как ты это вычислила? — снова удивилась Эмма. — Дедуктивный метод?
Я отрицательно покачала головой.
— Это у тебя на роже написано, — съязвила я. — Работа в госбезопасности накладывает на своих сотрудников неизгладимый отпечаток.
На самом деле все обстояло гораздо проще и дедуктивный метод был тут ни при чем.
«При чем» была фраза, которую случайно обронила Эмма во время разговора со мной:
— Цезарем звали.
Это трудно было выдумать. Народ любит вообще-то перефразировать пословицы и поговорки, но обычно перекраивает их на современный лад.
Так что Цезарю появиться было неоткуда. Кроме как из Ворошиловского института.
На самом деле это учебное заведение носило гораздо более серьезное название, но среди студентов прижилось именно такое. Этот московский вуз не был засекреченным учебным учреждением, но ни в одной брошюрке типа «Вузы Москвы» вы не нашли бы упоминания о Ворошиловском институте. Ни в одном издании вы не увидели бы объявления, что туда начинается прием абитуриентов.
Данное заведение было создано в самом начале войны для деток крупных военачальников, впоследствии — для детей советской элиты. Причем, как уже упоминалось выше, исключительно для деток женского пола.
Институт выпускал специалисток широкого профиля — от секретарш-референтов и переводчиц до экспортных агентов госбезопасности.
Попала я в Ворошиловский институт по протекции отца-генерала и проучилась там несколько лет, пока меня не переманили в более перспективную группу под названием «Сигма». Тут профиль был уже вполне определенным — диверсии и спецзадания. Параллельно с тренировками в «Сигме» я училась в «Ворошиловке» экстерном и бросила институт за год до выпуска. На то были особые причины…
Что же касается фразы «Цезарем звали», то она появилась еще на первом курсе. Во время лекции по военной истории наш преподаватель обнаружил, что одна из студенток дремлет прямо перед его носом — на первой парте. Стукнув указкой об стол, профессор завопил:
— Отвечайте, как звали полководца!
Заспанная студентка вскочила, заморгала глазами и на всякий случай спросила:
— Какого полководца?
— О котором я только что рассказывал, — язвительно произнес профессор и тут же сжалился над ней. — Римского полководца.
Немного подумав, студентка ответила:
— Цезарем звали. Их всех звали Цезарями. Так было принято в Риме.
Зал грохнул от смеха.
То ли неудачный ответ студентки, то ли сама его мотивировка, то ли совпадение фразы с известной поговоркой «Митькой звали» — не знаю, что именно, но смеялись все минут пять.
Была, конечно, вероятность, что Эмма слышала эту фразу от кого-нибудь. Но я не могла исключить более реальную возможность — Эмма была одной из студенток, сидевших в тот день в огромном зале «Ворошиловки». И если она закончила это заведение, то должна работать в структурах, близких к военным или разведывательным кругам. Я выдвинула тогда для себя гипотезу, что ее взял под свое крылышко КГБ. Теперь вижу, что была права.
* * *
— Сейчас нет времени, — быстро взглянув на круглый циферблат часов, укрепленных над входом в магазин, проговорила Эмма. — Нора вот-вот должна приехать. Ты ведь здесь не просто так, правда?
— Конечно, — усмехнулась я, — но мы работаем на разные конторы.
— Вполне допускаю, — согласилась Эмма. — Меня внедрили сюда уже давно, и я, надо сказать, пару раз сталкивалась с коллегами, которые трудятся в конкурирующих массажных салонах.
— Всесильный комитет?
— Да, — просто согласилась Эмма. — Уж и не знаю, много ли тут от меня пользы, но на другую работу пока не переводят.
— Я думаю, что дело не в тебе и не в «Камилле», а в принципе их работы, — сказала я. — Насовать повсюду побольше своих людей. Пожалуй, идеальным вариантом для КГБ, как бы сейчас комитет ни назывался, было бы завербовать всех поголовно: и наших, и тех, за бугром.
Мы медленно возвращались на исходный пункт — к входу в универмаг. До назначенного срока оставалась ровно одна минута.
— Только ты не думай, что я это… сблядовалась, — смущенно проговорила Эмма, поправляя помявшуюся во время нашей схватки одежду.
— А я и не думаю.
— Просто… просто тут процент хороший капает… Да и ставку мне повысили в «Камилле», — продолжала объяснять Эмма.
— Поздравляю, — усмехнулась я. — Повышение по службе — это всегда приятно. Даже на такой службе, как в «Камилле».
— Ты напрасно иронизируешь, — огрызнулась Эмма. — Между прочим, в конторе я уже в чине капитана, понятно? И если сложить мой тамошний оклад с окладом, который я получаю у Жанны…
— То тебе обеспечена беззаботная старость плюс гэбэшная пенсия, — подытожила я.
Эмма надула губы и обиделась. Сейчас не стоило продолжать дразнить ее, поэтому я сменила тон и попыталась утешить «коллегу».
— Конечно, ты права, — рассудительно сказала я. — Работа есть работа. Раз ты здесь — значит, ты здесь нужна, правильно?
— О чем я тебе и толкую, — сразу же отозвалась Эмма. — Я только исполняю приказ.
Я кивнула.
Именно поэтому мне пришлось распроститься с «Ворошиловкой» и отрядом «Сигма».
«Я только выполняю приказ. Остальное меня не колышет», — такую норму мышления вдалбливали в наши головы, не жалея сил.
Вот только приказы у них были подчас какие-то идиотские, мягко говоря…
— Скажи, а твоя контора интересуется Норой? — исподволь полюбопытствовала я.
— И Норой тоже, — ответила Эмма. — Там думают, что она как-то связана с убийством нашего шефа безопасности — я имею в виду «Камиллу». Я ведь тебе говорила об этой истории, помнишь?
Агрегат со стрелками на фасаде супермаркета захрипел и стал натужно отбивать очередной час. А Норы все еще не было. Я начала волноваться.
— Шубка-то где? — спросила я у Эммы. — Шиншилловая, кажется?
Та кивнула.
— Специально не стала с собой брать, — пояснила девушка. — Дома ее вещички лежат. Ты не думай, я все уже просмотрела, ничего интересного нет. Я решила пригласить ее на чашку чая и немного поболтать — вдруг о чем-нибудь проговорится.
Слово «проговорится» неожиданно напомнило Эмме обо мне. Она нахмурила лоб и спросила:
— Послушай, а на кого ты все-таки работаешь? На милицию или на бандитов?
Эмма поняла, что ее язычок сболтнул мне кое-что лишнее. Теперь ей надо было подстраховаться и определиться, как вести себя со мной дальше.
— Ни то, ни другое, — успокоила я ее. — Более того, думаю, что смогу тебе помочь. Ты ведь любишь получать от начальства благодарности?
— От начальства? — переспросила Эмма. — Ты имеешь в виду Жанну?
Я отрицательно покачала головой и сделала жест, будто отворачиваю лацкан пиджака, где сотрудники спецслужб якобы носят значок.
В это время послышался шум приближающегося автомобиля. Из-за угла стал медленно выворачивать «БМВ» цвета «недозревшая слива».
— Это Нора, — с облегчением вздохнула Эмма. — Наконец-то.
Но с подругой по «первой древнейшей» ей поговорить так и не удалось.
Равно как мне — увидеть звезду «Камиллы», «маму», которую я должна была заменить клиентам массажного салона.
