Глава 4
Из офиса на втором этаже я вышла, окрыленная открывшимися передо мной перспективами.
Нет-нет, не в плане предполагаемой карьеры, хотя я уже достаточно вошла в образ путаны, чтобы искренне испытывать именно те чувства, что и героиня, которую я разыгрывала на естественной сцене.
Тут как раз все обстояло не так благополучно, как обещало перестроечное кино. Все мы помним впечатление от фильма «Интердевочка». Но мало кто знает, какой ущерб Советскому государству нанесли режиссеры, выпустив на экраны эту поделку.
Ведь что произошло после того, как «Интердевочку» посмотрел зритель? Зритель, а точнее — зрительницы, ошалев от заработков «ночных бабочек» и взвесив соответствие душевных терзаний и гонораров за торговлю телом, сделал выбор в пользу гонораров и очертя голову ринулся из всех градов и весей нашей необъятной родины в престольную Москву с тем, чтобы начать карьеру путаны и зашибить крупную деньгу.
Уж и не знаю, исполнились ли мечты хотя бы одной десятой контингента нового призыва. Но хорошо поставленную работу спецслужб они поломали к чертям собачьим. Госбезопасность долго стонала после этого фильма и подсчитывала убытки, которые понесла страна.
Дело в том, что почти все валютные проститутки так или иначе сотрудничали с Конторой Глубинного Бурения — так называли в народе КГБ, либо напрямую, либо через своих сутенеров. Именно поэтому, а не только из-за коррупции в этом ведомстве, и существовал подобный бизнес — иначе разве дали бы ему развернуться?
КГБ всегда отличался практическим подходом к нуждам своих сограждан и умел поставить нарушение буквы закона, существовавшего на тот момент — фарцовка, гомосексуализм, проституция, наркотики, — на пользу дела, курируя эти отрасли и извлекая из этого немалую пользу: от банального шантажа до провертывания секретных операций. И вот, все рушится в один миг.
Провинциальные девчонки высыпали на «хлебные места», словно саранча в засушливое лето. Контролировать этот процесс не было никакой возможности — пришлось бы увеличить штаты КГБ в несколько раз.
Таким образом, в конечном результате обороноспособности СССР был нанесен непоправимый ущерб, который даже в самом отдаленном приближении не соотносился с доходами, полученными от своего промысла новыми кадрами, рванувшимися в «интердевочки» явочным порядком.
Но это было во времена стародавние. Теперь же набор в жрицы любви осуществлялся столь же бюрократическими методами, как прием на любую работу в отделе кадров — такое впечатление я вынесла из посещения офиса «Камиллы» на втором этаже.
Начать с того, что при мне турнули одну девицу, которая легкомысленно не захватила с собой квиток о прохождении флюорографии — велели наведаться в районную поликлинику и только после этого возвратиться. Она пыталась доказывать, что много чего умеет, но ее твердо попросили не отнимать времени у занятых людей.
Медицинский осмотр занял от силы полчаса. Я чувствовала себя лошадью, которую осматривают перед скачками — рост, вес, мышечная масса, объем груди, объем талии, даже зубы проверили, не говоря уже о более интимных местах.
После того как я прошла осмотр, мне дали бумажку с адресом и велели приехать в контору сегодня к вечеру. Там меня должны были проинструктировать и ввести в курс дела. На бумажке значился адрес коттеджа, расположенного за чертой города.
Прикинув его расположение, я уверилась, что это было то самое здание, в котором я сопровождала Довженко по длинному коридору и где Василию Ивановичу человек в очках с толстыми линзами вручил коробку этого самого испанского печенья, из-за которой и разгорелся сыр-бор.
В этом направлении курсировали маршрутные такси и автобусы, увозящие дачников, получивших огороды на бывших колхозных полях.
Несмотря на то, что такси было втрое дороже, я решила, что не стоит трястись по ухабам в обществе несчастных горожан, вооруженных вилами и лопатами.
Сложное эмоциональное состояние этих людей напоминало мне один очень простой и очень действенный трюк, срабатывавший безотказно, который в нашей разведшколе называли «уловление на желании».
Под этим понималось следующее: человек страстно стремится к какой-то цели, но, получив желаемое, оказывается повязанным по рукам и ногам.
И действительно, когда начинался бум с распределением участков, все, кто хотел, могли получить почти бесплатно довольно большой клочок земли. А если учесть, что «дача» и «огород» для русского человека являются чем-то большим, нежели просто земельный надел и строение на нем, если вспомнить, что они были затаенной мечтой советского времени, которую можно было реализовать лишь под старость, и то далеко не каждому, то понятно, что землю брали все кому не лень.
Теперь же половина обладателей пяти-восьми соток напоминала зомби, которые тратят уйму денег на возделывание своих участков, вместо того, чтобы покупать овощи на базаре и сэкономить при этой покупке половину суммы, которая уходит на поездки и транспортировку урожая, не считая труда и времени, которые вообще в расчет не принимаются. Другая половина, вкусив счастье собственника, вскоре поняла, что к чему, и побросала свои клочки земли, позволяя сорнякам бурно произрастать на бесхозной земле, вызывая злобу и ненависть зомбированых огородников к легкомысленным владельцам сопредельных участков.
— На повороте остановите, пожалуйста, — привстав с сиденья, попросила шофера девушка, сидевшая впереди меня.
Маршрутка резко снизила скорость, и водитель, закатив на обочину, распахнул дверцу.
Выкарабкавшись вслед за соседкой, я вступила на запыленную тропинку и, обогнав девицу, уверенно зашагала по направлению к месту своей новой работы. Как я и ожидала, через минуту меня окликнули. За это время меня успели как следует разглядеть взглядом профессионала и вынести определенное суждение.
— Нам не по пути? — нагнала меня девушка из маршрутки. — Ты тоже в гостиницу?
Я радостно и вместе с тем немного смущенно кивнула, растянув рот в счастливой улыбке. Сейчас будет разыграна сцена под названием «новая подружка» или «старший наставник дает советы новичку».
— Новенькая? — участливо поинтересовалась девица. — Представляешь, еще полгода назад здесь нас было не больше десяти, а сейчас дела идут так хорошо, что набирают каждый месяц еще по пять.
Тут я нахмурилась.
— Ох, так на меня может не хватить! — покачала я головой. — Тут ставка или проценты? Может так получиться, что клиентов не будет, и я…
Девушка расхохоталась.
— Да ты не волнуйся, все пойдет как надо. Сейчас я все тебе объясню. Ах да, мы же не познакомились… Меня зовут Эмма.
Я тоже представилась, а про себя подумала, что «Эмма» — наверняка «творческий» псевдоним, как обычно бывает в подобного рода учреждениях. Конечно, я отчасти рисковала, называя свое настоящее имя, но я была уверена, что в «Камилле» у меня все равно потребуют паспорт.
Пока мы шли, Эмма просветила меня насчет правил, принятых в «Камилле».
Работали здесь действительно с процентов, по крайней мере в первое время. За первый месяц полагался стабильный, но маленький оклад плюс одна десятая от полученной с клиентов прибыли.
Затем, если «работник хорошо себя зарекомендует», как выразилась Эмма, оклад повышался. Проценты, однако, оставались прежними.
Эмма также заверила меня, что количество вызовов стараются распределять поровну, во всяком случае среди основного контингента.
— А какой есть еще? — спросила я, изображая на лице сосредоточенное внимание.
— Особый, — усмехнулась Эмма. — Там пашут наши звезды…
— Как ты думаешь, — поинтересовалась я, — мне что, придется уже сегодня?..
— Нет-нет, — успокоила меня Эмма. — Сегодня будет инструктаж. И вообще мы сейчас идем на общее собрание. У нас принято устраивать сходняк в конце каждой недели, чтобы разбирать работу коллектива.
И я действительно попала на самую что ни на есть настоящую планерку.
В большом зале, куда я смогла пройти после того, как на входе внимательно проверили выписанный мне в офисе пропуск, уже находилось человек пятьдесят. Среди них я узнала типа в очках с толстыми стеклами, которого видела уже дважды — во время посещения «Камиллы» с Довженко и на похоронах моего клиента.
Эмма шепнула мне, что это здешний координатор, зовут его Толя Челищев, в его ведении находится все хозяйство «Камиллы» плюс нагрузка по менеджменту.
Поблизости от координатора я заметила двух дамочек, которые в черных кружевных платочках стояли рядом с Толей во время выноса тела. Спросив у Эммы, кто эти две коротышки, я получила ответ: завхоз Зинаида Павловна — блондинка и администратор Алла Андреевна — брюнетка.
«Собрание» вел Челищев. Все мы сидели в том самом просторном зале с телевизором и пальмами, и со стороны, наверное, это походило на выездную сессию рабочего коллектива какого-нибудь предприятия.
— Так, девочки, давайте не шуметь, если хотите, чтобы мы побыстрее закончили, — Челищев постучал карандашом по бутылке шампанского, стоящей возле него на столике. — Если кто не может держать рот закрытым, возьмите по яблочку, для того и куплены. Опять же печенье…
В зале раздались нервные смешки. Действительно, на журнальных столах, размещенных среди сидящих, были разложены огромные зеленые яблоки и коробки с печеньем «Гранада».
— Сил больше нет смотреть на это печенье, — пожаловалась девица из первого ряда.
— А что я могу? — развел руками Челищев. — И вообще, честно говоря, вы зажрались. Мы обеспечиваем вам бесплатный десерт, чтобы вы восстанавливали силы, а вы еще недовольны!
— Так второй месяц только яблоки да печенье! — послышался тот же голос.
— Вот закончится контейнер, сделаем заказ на апельсины и шоколад, — пообещал Челищев. — А пока кушайте что дают.
Эмма наклонилась и шепнула мне на ухо, с трудом подавляя смешок:
— Это у них вроде социальной защиты. Слупят на халяву какой-нибудь жратвы, и пока работницы все не съедят, новой — ни-ни. Прошлый месяц так вообще абрикосы были с карамелью. Представляешь?
Я кивнула. Выходит, пачки с печеньем были в «Камилле» чем-то настолько примелькавшимся, что особого внимания не привлекали.
С одной стороны, мне понятно, почему Довженко получил свой груз именно в этой упаковке. Но возникает другой вопрос: знал ли Челищев, что находится в этой пачке, когда передавал ее моему клиенту?
— Если вы закончили с приколами, то перейдем к основным вопросам, — снова принял деловой тон Челищев. — Так, значит… Присутствуют сорок шесть человек, шесть на вызовах, у двоих уважительная причина отсутствия — родительские собрания в школе и детском саду.
— А Нора на вызове? — выкрикнула с места Эмма. — Что-то ее не видно?
Челищев, однако, не ответил на этот вопрос. Только, поправив сползшие очки, строго посмотрел на нее и покачал головой.
— Если тебе так интересно, подойдешь ко мне после собрания.
— Еще чего! — тихо буркнула Эмма, развалилась в кресле и громко захрустела яблоком.
— Итак, начнем с самого животрепещущего, — продолжал Челищев. — С презервативов.
Зал загудел.
Подняв руку, Челищев терпеливо дождался тишины и тяжело вздохнул.
— Мне понятны ваши чувства, — сокрушенно произнес он. — Но нашей вины тут нет.
— Черта с два ему понятны наши чувства, — еле слышно огрызнулась полноватая шатенка слева от меня. — И не краснеет, гад!
— Римма! — строго шепнула Эмма. — Ты потише, а то потом неприятностей не оберешься. Начальство — оно всегда право.
— Рвутся! — наконец закончил свою мысль Челищев. — Вернее, рвались. Но больше…
— Как такое вообще могло произойти?! — не выдержала Римма.
— Сейчас объясню, — заверил ее Челищев. — Мы закупили партию презервативов. Практика показала, что они рвутся один за другим. Мы вызвали эксперта, и он обнаружил на невскрытых пачках — прошу обратить внимание — невскрытых! — повреждения.
Зал забурлил. Девушки переглядывались между собой и обменивались возмущенными репликами. Доставалось и начальству, и производителям кондомов.
— Мы, разумеется, не могли не предъявить своих претензий поставщику, — продолжал Челищев. — Тот предпринял расследование, и выяснилось, что товар был передан нам из коммерческого ларька, продавец которого от нечего делать ночами прокалывал презервативы иголкой. Отсюда и дефект, который приводил к разрыву.
— Какая сука! — всплеснула руками Римма. — Да такому яйца оборвать мало!
— Уже, — заверил ее Челищев. — С продавцом уже разобрались. Что же касается компенсации ущерба, то мы предъявили поставщику свои претензии, и он обещал рассчитаться с нами. Могу пообещать, что часть этих денег пойдет на целевые выплаты сотрудницам нашего предприятия. Не сразу, конечно, но деньги вы получите. Что же касается медицинского аспекта…
— Как же, дождешься от вас, — пробормотала Римма, пока Челищев заканчивал фразу.
Дальнейший ход собрания коллектива «Камиллы» включал в себя три вопроса, на которых подробно остановился господин Челищев: жалобы клиентов, благодарности клиентов и связь с прессой.
Попрекнув некоторых сотрудниц за нерадивое исполнение возложенных на них обязанностей, Челищев, суммировав замечания, отметил, что наиболее частыми жалобами являются следующие:
— Невнимательность к психологическому состоянию клиента, — методично зачитывал он по бумажке, — торопливость в непосредственной деятельности, а также уклонение от работы под различными предлогами и попытка затягивать время разговорами.
Тут господин Челищев оторвался от своей бумажонки и, сняв очки, наверное, чтобы не видеть осточертевших ему за многие месяцы физиономий, обратился к аудитории как к единому целому:
— Я, конечно, понимаю, что клиент клиенту рознь. Бывают и неоправданные придирки. Кто-то не так посмотрел на клиента, неискренне улыбнулся. Такое мы во внимание конечно же не принимаем, Но недостатки, о которых я только что упомянул, не должны иметь места.
Среди благодарностей особо была отмечена работа некой Кармен, которая отказалась совокупляться с двумя клиентами одновременно. Челищев еще раз напомнил, что подобные требования к работницам «Камиллы» являются совершенно недопустимыми, но, с другой стороны, клиент всегда прав. И Кармен вышла из этой ситуации с честью, заговорила первого клиента и, быстро удовлетворив его, тут же переключилась на второго. Все остались довольны.
— Главное для наших клиентов, — решил пошутить Челищев, — чтобы они испытывали шестое чувство советского человека — чувство глубокого удовлетворения. Просьба Кармен о повышении оклада решена положительно. Похлопаем ей… Ах, она в школе? Ну все равно…
Перейдя к связям с прессой, Челищев отметил поступление очередного заказа от «Областных ведомостей». Координатор «Камиллы» сообщил, что требования к жанру изменились, и в заказе должен быть отражен новый облик представительниц первой древнейшей профессии: человечность, усталость и тяга к материнству.
— Я поручаю Валечке и Долли набросать интервью, а Зинаида Павловна и Алла Андреевна произведут литобработку, прежде чем представить материал мне на визирование. Возражения имеются? Нет? Значит, тогда на сегодня все.
— А что это за фишка с газетами? — поинтересовалась я у Риммы, с которой успела познакомиться за время перечисления Челищевым жалоб и благодарностей. — Я думала, что журналисты сами…
— А зачем? — искренне удивилась Римма. — Как говорит Толя, так — для всех удобнее. Мы делаем то, что они заказывают, они представляют готовые материалы. Ведь газетам надо время от времени давать о нас сообщения, народ любит такой жанр…
* * *
— Анатолий Борисович, снова аврал, — услышала я, как завхоз-блондинка обращается к Челищеву. — И снова из Заволжского…
Эти слова нарушили мирную атмосферу холла «Камиллы», в котором скучающие после планерки проститутки лениво жевали яблоки и ожидали, пока их сдернут на вызов. Кто-то листал журналы, кто-то пытался смотреть телевизор, переругиваясь с коллегами, которые требовали переключить с бразильского сериала на другой канал, где в это время шла демонстрация мод из Парижа.
— Черт возьми! — выругался Челищев. — Ну что ж, придется ехать…
Он огляделся по сторонам и поймал мой вопросительный взгляд.
— Возьми с собой новенькую, пусть входит в курс дела, осваивает специфику, — предложила ему Зинаида.
— Хорошо, — решительно произнес Челищев. — Э-э… Женя? Собирайтесь!
Я изобразила волнение. Оглянувшись по сторонам, как бы в поисках чего-то, что я должна взять с собой, я шепотом осведомилась:
— А… я просто еще не в курсе всех деталей… К белью есть какие-то требования?
— Какое белье?! — отмахнулся Челищев. — Мы с вами поедем в милицию!
И мы действительно поехали в милицию. В машине Челищев дал волю нахлынувшему после звонка из Заволжского отделения раздражению.
— Вот сволочи! Представляете, Женя, набирают наш номер, заказывают девушку. К ним едут, само собой, с охраной. А там — менты.
— Какой ужас! — на этот раз вполне искренне посочувствовала я.
— Вот-вот, — продолжал Челищев. — Это Заволжское отделение у нас как-то не охвачено, отсюда и напряги. С остальными больших проблем не возникает, а эти вечно норовят подложить свинью.
— И что же теперь делать? — спросила я у своего начальника.
— То же, что и обычно, — пожал он плечами. — Приедем, заплатим и уедем.
— Но… не проще было бы платить раз в месяц какую-то сумму? — предположила я. — Что-то вроде налога, чтоб не беспокоили.
— Не хотят, мерзавцы, — сокрушенно проговорил Челищев. — Норовят отхватывать частями. На выпивон, что ли, им не хватает? Ты ведь смотри, что получается: сначала они вообще наглели и заказывали прямо со своего телефона. Мы, само собой, ездить туда перестали. Потом стали с окрестных автоматов звонить. Надо настучать Жанне, чтобы напрягла своих знакомых в Центральном райотделе — пусть установят нам аппаратуру, считывающую номера звонков из автоматов. А то просто житья нет.
— Выходит, в Центральном отделе — друзья, а в Заволжском — неприятели?
— Ну да, — подтвердил Челищев, — они еще и между собой собачатся. Такая вот петрушка у нас с милицией получается. Жизнь, Женечка, — штука многослойная, в одном месте — шиш, а в другом — бублик.
В отделении милиции нас с нетерпением поджидали. В комнате для задержанных спокойно сидела, положив ногу на ногу, высокая красивая девица с длинной ментоловой сигаретой во рту. Милиционеры не проявляли к ней никакого интереса, Толя Челищев был для них куда более желанным и дорогим гостем.
— Опять? — спросил он с порога, обращаясь скорее не к сержанту, а к девушке. — Не везет тебе, Джемма, как я погляжу.
— Ты давай не базарь, а плати штраф, — лениво проговорил сержант, отрываясь от изучения покетбука с голой бабой на обложке.
— Может, еще и квитанцию выпишешь? — съязвил Челищев, доставая деньги.
— Может, и выпишу, но тогда придется составить протокол, — улыбнулся сержант. — Устраивает такая перспектива? Или решим полюбовно?
— Сколько на этот раз тянет полюбовная сделка? — хмуро поинтересовался Челищев.
— Полторы, — зевнул сержант. — У тещи, понимаешь, завтра день рождения…
Выкупив Джемму, мы возвращались в «Камиллу» втроем. Челищев сидел рядом с шофером, а мы с невезучей проституткой судачили о своем, девичьем, устроившись на просторном заднем сиденье.
— Тебе что сказали при приеме? — поинтересовалась Джемма.
— В смысле?
— Ну в какую категорию включили? Там, на формуляре такую букву справа ставят…
— Кажется, В, — напрягла я память и представила себе лист моего формуляра, лежащий перед уставшим от испанского печенья работником офиса.
— Ого! — искренне удивилась Джемма. — Что ж, поздравляю! Месяцок со всеми попашешь, а потом попадешь в особый состав.
— Что такое особый состав?
— Ну, — загадочно улыбнулась Джемма, — это девушки для работы с постоянной элитной клиентурой. Наверное, тебя на место Норы возьмут.
— А куда делась Нора?
Я помнила имя, которое назвал тогда Челищев, передавая коробку из-под печенья Довженко. И на недавнем собрании моя соседка спросила, почему отсутствует Нора. Челищев, однако, оставил этот вопрос без ответа. Похоже, Нора — не последний человек среди работниц «Камиллы». Но раз меня берут на ее место, значит…
— Она… — замялась Джемма, — ну, в общем, я точно не знаю. Приедем, спроси у Эммы. Она с ней общалась больше других.
* * *
— Нора? А почему ты решила, что тебя возьмут на место Норы?
Эмма была несказанно удивлена моим сообщением о том, что я в будущем заменю Нору. Казалось, толика былого дружелюбия улетучилась, и теперь Эмма смотрела на меня с подозрением.
— Ну, Джемма сказала мне, что буква В на формуляре означает…
— А, ну тогда конечно, — мгновенно успокоилась Эмма. — Что ж, блестящая карьера.
Мы беседовали в одной из комнат «Камиллы», ожидая клиентов.
Я позволила себе немного расслабиться — не буду скрывать, что во время собрания и поездки в милицию мне было слегка не по себе.
Как бы тщательно я ни замаскировалась, не было стопроцентной уверенности, что мое инкогнито не будет раскрыто. Ведь, кроме Челищева, на похоронах присутствовали и завхоз Зинаида, и администратор Алла. А те девушки, которые тогда показались мне переодетыми, и были работницами «Камиллы». Вдруг я кому-то из них бросилась в глаза и меня запомнили? Но нет, кажется, пронесло…
— Скажи, а охрана не может сама разбираться с милицией? — продолжала я разыгрывать дурочку. — Ну там… деньги им давать?
— Что ты! — улыбнулась моей наивности Эмма. — Они ж никто. Привести, увести — вот и вся их работа. А уж начальник охраны — так вообще, на мой взгляд, только даром хлеб ест.
— Начальник?
— Ну да, глава службы безопасности. Раньше был Василий Иванович, но его подстрелили.
Я выпучила глаза.
— Да что ты говоришь? Насмерть? Кто-нибудь из клиентов, наверное?
— Насмерть, — серьезно подтвердила Эмма. — Но если уж кто из клиентов, то не из наших.
Тут она замолчала, наверное, полагая, что сказала мне и так больше, чем следовало.
— А Нора? — продолжала я свои расспросы. — С ней можно познакомиться?
Эмма поджала губки.
— Ты понимаешь, — доверительно произнесла она, — Нора принадлежала к «звездному» контингенту. Да ты не смотрись на себя в зеркало, над тобой еще работать надо, чтобы до нормы довести.
— Ты полагаешь? — придирчиво осмотрела я свое отражение. — Пожалуй, одежонку можно бы и подновить. Как ты думаешь?
— И одежонку, и лицо, и все остальное, — устало проговорила Эмма. — Над Норой две недели визажисты работали, пока сделали из нее номер один.
— Визажисты? — Тут я прикрыла глаза и мечтательно вздохнула. — Прямо-таки не верится, что мне сразу так повезло!
— А чего ты радуешься? — осадила меня Эмма. — Думаешь, приятно с извращенцами работать? Одна морока. Иногда думаешь, лучше бы меньше платили, чтобы только не видеть эти хари поганые.
— С извращенцами? — вскочила я со стула. — Это что, с теми, которые сзади?
— Да нет, дурочка, — терпеливо втолковывала мне Эмма. — Чему тебя только учили! Нора, — а значит, и ты в дальнейшем, — работала мамой.
— Что, с детьми? — «испугалась» я еще больше. — Господи, да куда же я попала?
— Куда хотела, туда и попала, — оборвала мои визги Эмма. — И вовсе не с детьми, а наоборот. Со взрослыми дядями. Иногда и тетями.
— Что-то я не понимаю. Скажи, а это очень опасно? — испуганно спросила я.
— Ни фига не опасно, — отмахнулась от меня Эмма. — Пойти, что ли, на вызов напроситься? А то я сижу тут с тобой, а время идет.
— Подожди, — уцепилась я за ее рукав, — ты мне еще не дорассказала. Я же тут никого, кроме тебя, не знаю. Я хочу успокоиться насчет…
— Ну спрашивай, только побыстрее, — милостиво разрешила мне Эмма, снова усаживаясь напротив меня. — Только минут десять, не больше.
— Если это не опасно, то куда делась Нора? — шепотом спросила я.
— Понимаешь, — тихо произнесла Эмма, — тут дело тонкое. Рано или поздно все мы понимаем, что могли бы получать гораздо больше. Нет, не то чтобы нас тут начальство грабило, отнюдь. Но…
— Ой, Эммочка, я вся дрожу, — призналась я в трепете. — Такая интересная у вас жизнь! Прямо как в заграничном кино!
— Ага, — нехорошо ухмыльнулась Эмма. — В боевике со стрельбой.
Но, заметив, что я снова собираюсь охать, Эмма торопливо заговорила, намереваясь побыстрее отделаться от меня и приняться за работу.
— Чем выше девка… а мы ведь все равно девки, даже если в бриллиантах, правда?
— Это как? — изобразила я полную дурочку. — Если в бриллиантах — то почему?
— Какая разница, быть на содержании у миллионера или работать в «Камилле»? — раздраженно спросила Эмма. — Так вот, чем выше девка взбирается по своей служебной лестнице, чем выше шлюха по статусу, тем большего ей хочется. Вот и Норе захотелось.
— Алмазов? — ахнула я.
— Может, и алмазов, — пожала плечами Эмма. — Эка невидаль — бриллианты!
— Да-а, а вот я ни разу…
— Если будешь перебивать, то ничего не расскажу, — пригрозила Эмма, посмотрев на часы. — Так вот, Нора левачила.
— Что, у вас работы мало?
— Хватает, — скупо констатировала Эмма. — Но не в этом дело.
— А в чем же тогда?
— Ну, как бы тебе это объяснить? — задумалась Эмма. — Смотри: Нора надыбала где-то левых клиентов и работала с ними в обход фирмы. С одной стороны, в контракте не указано, что сотрудница не имеет права спать с кем захочет, но основной работе-то ущерб, правда?
Я не могла не согласиться.
— Вот, — продолжала Эмма, — и по всему выходило, что Нора решила по-тихому свалить. Отрабатывала, как говорится, последние денечки.
— А начальство не возражало?
— Ну, как сказать… — неуверенно отозвалась моя собеседница. — Против воли ж держать не станут. Опять же видно, что работает Нора тут через пень колоду, а основную энергию тратит на своих. Наверное, она уже вела какие-то переговоры с Жанной — это наш босс, ты ее еще увидишь, очень строгая дама.
— А как ты думаешь, — осторожно спросила я, — эти левые клиенты — они сначала через «Камиллу» проходили или Нора их сама где-то отыскала?
— Через «Камиллу» — исключено, — решительно заявила Эмма. — Если клиент предпочитает постоянный контакт с какой-либо из наших девушек, это в особом порядке обговаривается с начальством. Тут с него другой тариф берется, и нам особый процент. Только такое бывает редко.
— А хорошо бы, — мечтательно произнесла я. — Такого бы дядечку с легкой сединой, в темных очках и на «Вольво».
— Тут и на «Мерседесах» попадаются, — ухмыльнулась Эмма. — Да только пока еще никто из них никого из наших замуж не взял.
— А я и не хочу замуж, — решительно произнесла я. — Я хочу «так».
— «Так…» — передразнила меня Эмма. — Будешь давать и так и этак, как клиент захочет. Впрочем, похоже, что Нору кто-то захотел.
— Правда?! — обрадовалась я. — Ой, мамочки, может, и меня…
Эмма молчала. Сейчас она была похожа на чайник, который вот-вот закипит, и вода заплещет через край и зальет огонь. Такое бывает с женщинами, когда они готовы выдать какую-то тайну.
Наконец Эмма не выдержала.
— Девочки поговаривали, что у Норы был роман с начальником нашей службы безопасности, — выдала она таинственным полушепотом.
— Это которого подстрелили?! — ахнула я. — Наверное, из ревности!
— Много будешь знать — скоро состаришься, — снова взяла себя в руки Эмма. — Ты же ведь не хочешь состариться, правда?
И она ласково ущипнула меня за щеку. Я отрицательно помотала головой — нет, мол, не хочу. Хочу быть всегда молодой и красивой. Как сейчас.
— А с Норой так вообще однажды скандал вышел, — снова принялась сплетничать Эмма. — Да такой, что тут все дня два на ушах стояли.
— Правда?! — оживилась я. — Ой, расскажи поскорее, а то я просто умру от любопытства! Как у вас тут всё бурлит, всё кипит…
— Слушай, — придвинулась ко мне Эмма и жарким шепотом стала излагать мне на ухо подробности скандальной истории со звездой номер один.
Выяснилось, что Нора умудрилась засветиться в «Камилле» со своим левым клиентом.
— Представляешь? — шептала Эмма. — Однажды звонок. Менты. Приезжайте, говорят, тут ваша дамочка в говно вляпалась.
— Прямо так и говорят?
— Еще хуже говорят, — заверила меня Эмма. — Так вот, приезжает Толя в гостиницу, а там ему и заявляют, что, мол, Нора с какой-то бабой, которая бизнес по кошкам делает, в койке кувыркались, а фотограф, приглашенный этой бабой, все снимал на видеокамеру.
Тут я сразу осунулась.
— Ой, я так не хочу, — заявила я. — Что тут будет такое, мне не говорили.
— В том-то и дело, что это строго-настрого запрещено, — раздраженно втолковывала мне Эмма. — В «Камилле», разумеется. А с кем ты там в свободное от работы время фотографируешься — это твое личное дело. Усекаешь? Оттрубил смену — гуляй смело.
— Тогда в чем же криминал?
— А в том, что фотограф, пока снимал, как они друг дружку гладили, ужрался в свинью, — рассмеялась Эмма, — и начал чудить.
— Да ты что?!
— Ага, — подтвердила Эмма, давясь от хохота, — стал голый по гостинице бегать и орать на всех этажах, что любовь, мол, как птица.
Тут и я расхохоталась.
— А как раз в это время, — еле выдавливала из себя слова Эмма, — в гостиницу вселялась немецкая парламентская делегация!
Мы обе рухнули на диван и долго смеялись, зажимая рты руками.
— Представляешь? — завершила свой рассказ Эмма, вытирая слезы. — Пришлось нашим откупаться за проделки своего сотрудника. Норе, конечно, вставили по первое число — я имею в виду в переносном смысле, — счет выставили за убытки. Тогда много пришлось отстегнуть, чтобы менты в покое оставили. Им ведь все равно — на работе ты или левачишь, главное, что девица из «Камиллы». В общем, Жанне пришлось раскошелиться.
— Да-а, — покачала я головой. — Ну и дела у вас тут творятся.
— Не говори, — скороговоркой произнесла Эмма, поправляя перед зеркалом прическу. — Только вот с тех пор Нора тут почти и не появлялась. Была Нора и нет. Короче, Цезарем звали.
Меня словно хлыстом ударили по барабанным перепонкам. Не веря собственным ушам, я переспросила:
— Как ты сказала?
— Цезарем, говорю, звали, — отозвалась Эмма. — Поговорка такая переиначенная. В народе говорят: «Митькой звали». Значит — пропал, с концами, так понимать надо. Не слышала разве?
Я ответила что-то неопределенное. Стараясь скрыть волнение, я сделала вид, что с головой ушла в поиски чего-то сверхважного в своей сумочке.
Дело в том, что эта фраза значила многое. Слишком многое. И знать ее обычный человек просто не мог. Да, похоже, дело пахнет жареным…
