Глава 3
Факты, которые изложила мне в этот вечер Вера Ефимовна Довженко, были достаточно информативны — с одной стороны, и в то же время я чувствовала, что она что-то недоговаривает.
Относительно последних дней жизни супруга Вера сказала так:
— Вася находился в очень приподнятом настроении. Говорил, что скоро откроет собственное дело, что хватит, мол, охранять проституток. И тут я не могла ему возразить. Конечно, не очень-то творческая работа, не тот уровень, чтобы можно было раскрыть все свои способности. Так что я могла только радоваться такому повороту дела. Тем паче Вася был настроен весьма решительно. Что, подробности? Нет, не посвящал. Вася, знаешь ли, был очень суеверен, и до тех пор, пока все не будет окончательно решено, из него и слова не вытянешь…
А что, по ее мнению, находилось в той коробке из-под печенья, Вера Ефимовна так и не сказала. Дала лишь понять, что именно из-за этого предмета и погиб ее муж. Впрочем, это мне и так было ясно.
Задача, поставленная передо мной, была не из простых — найти похищенный груз.
Вера Ефимовна проявила чудеса дипломатии, дав мне понять, что я смогу справиться с этой работой. Довженко намекнула, что ее не интересуют подробности последнего дня жизни ее мужа — то есть не стала вникать в наш хронометраж и топографию перемещений.
В то же время из ее слов ясно прослеживалось, что я смогу кое-что выяснить, снова пройдя по этому маршруту. Очевидно, Вера Ефимовна все же догадывалась, откуда именно был доставлен груз, и была кое о чем весьма информирована.
Меня такая ситуация вполне устраивала. Я не общалась с милицией, так как наши отношения с покойным Довженко строились на строгой конфиденциальности, я не должна была объяснять Вере Ефимовне детали нашей поездки, я не должна была доказывать свою невиновность и убеждать ее в своей профессиональной состоятельности как охранника. Мне следовало всего-навсего найти груз.
За эту работу Довженко пообещала мне двенадцать тысяч новыми. Из них наличными были мне переданы пятьдесят процентов суммы.
— Пересчитайте, пожалуйста, милочка, — попросила Вера Ефимовна, протягивая мне деньги. — Ничего, что такими крупными?
Деньги были заранее приготовлены и лежали в тумбочке, прикрытые толстым журналом. Вдова охранника борделя явно предполагала, что я соглашусь и на эту работу, и на эту сумму.
Видимо, супруг все же хорошо обеспечивал семью, если Вера Ефимовна с легкостью расставалась с такими деньгами. Договор Довженко подписывать отказалась, определив наши с ней отношения как «джентльменское соглашение». Впрочем, в этой фразе была заключена некоторая ирония — вернее было бы назвать его «соглашением двух леди».
* * *
Для начала я решила отследить некоторые эпизоды прошлого и посетить бывшего начальника своего бывшего клиента — Вячеслава Тихоновича Морковина, «редкостную сволочь», как отозвалась о нем Вера Довженко.
Просто так к шишке такого ранга попасть было затруднительно. Поэтому пришлось прибегнуть к помощи знакомых своих знакомых.
И тут я не могла обойтись без своей всезнающей тетушки.
Если когда-нибудь кто-либо захочет писать политическую, культурную, светскую или экономическую историю нашего города — пожалуйста, обязательно обратитесь к тете Миле, я дам вам адрес. Без ее комментариев ваш труд будет неполон и ущербен, поверьте мне на слово!
— О, Морковин! — уважительно закивала тетушка, когда я изложила ей свое намерение встретиться с этим человеком. — Оч-чень строгий деятель! Еще на изломе советских времен ему доверили дело о растратчиках. Помнится, на него оказывалось сильное давление, но он довел дело до конца и почти всех посадил. Да-да, вокруг него был такой ореол героя. Говорили, что взяток не берет и вообще человек честный. В газетах, понятное дело, ничего не было, но ведь все и так все знали, как водится.
Тетя Мила с трудом встала с кресла — после болезни у нее временами отказывались слушаться ноги — и, подойдя к шкафчику, где она хранила газетные вырезки, углубилась в изыскания.
— Вот, — протянула она мне пыльный листок с помеченным сверху чернилами номером и годом издания, — это уже времен перестроечных. Морковин тогда был на гребне волны, что-то вроде столичных Гдляна — Иванова.
Я просмотрела пожелтевшее интервью Вячеслава Морковина, в котором он, умело используя перестроечную риторику, клял и клеймил партократов с их привилегиями и превозносил честных тружеников в мундирах.
— В общем, наш пострел держал нос по ветру, — прокомментировала тетушка. — А нынче имеет хорошее звание, хороший оклад и вообще человек довольно влиятельный. Теперь давай подумаем, как тебе до него добраться. Сегодня у нас какой день?
— Понедельник.
— Вот и чудесно, — сказала тетушка, поднимая трубку телефона. — У Морковина как раз сегодня на два часа назначена встреча с прессой. Их обязывают встречаться с журналистами каждую неделю — новые веяния, новые времена…
Дожидаясь, пока ее соединят, а потом, пока подойдет нужный человек, тетушка прихлебывала компот из сухофруктов и перелистывала очередной пухлый том детективов, который ей подбросила соседка. В жизни моей тетушки была одна, но пламенная страсть — поглощать детективное чтиво равномерными порциями, по одному роману за вечер. Думаю, что издатели рано или поздно поставят ей памятник как идеальному читателю.
— Жора? — оживилась тетя Мила, услышав ответ в трубке. — А-а, не узнал! Ну конечно, дорогуша, кто же еще, кроме меня, будет тебя сегодня называть Жорой. Да, годы идут, как им и полагается… Разумеется, с просьбой, кто же сейчас звонит без дела. Э-э, нельзя ли захватить с собой на брифинг в МВД мою племянницу. Нет-нет, она не журналистка. Просто интересующийся человек. Хорошо?
Повесив трубку, тетя Мила с улыбкой посмотрела на меня и кивнула:
— Не имей сто рублей, а сохраняй школьные связи. Очень полезный совет.
— Вы меня посадили на хвост корреспонденту «Городских известий»?
— Ага, записывай. Или запоминай, как тебе привычнее. Виктор Лапотников из уголовной хроники. Будет ждать через полчаса у «Детского мира». Это рядом с милицейским пресс-центром. Но смотри, я поклялась, что ты не из конкурирующего издания! У прессы сейчас особый режим аккредитации, и власти используют этот прием для того, чтобы показать, кому из журналистов они благоволят в настоящий момент. Очень удобно, правда?
* * *
Огромное здание комплекса «Детский мир», расположенное возле главного рынка, как и следовало ожидать, по нынешним временам выполняло свои функции, заявленные в названии, лишь отчасти.
Три этажа помещения были под завязку забиты жратвой, видеоаппаратурой, шмотками, тампаксами, золотом-бриллиантами и видеопрокатом. Собственно деткам выделялось три-четыре отдела — игрушки, одежда и канцпринадлежности. Остальное перехватили у них взрослые дяди и тети, в принципе — те же дети, только немного повзрослевшие.
Я пришла чуть раньше и бродила по отсекам супермаркета, примериваясь к косметическим стендам. Косметика может не только выгодно подчеркнуть положительные стороны вашей внешности, но и наоборот.
Если простым смертным такая гипотеза не может прийти в голову, то нам, профессиональным «хамелеонам», частенько приходится использовать достижения мировой косметологии в целях, прямо противоположных тем, которые ставили перед собой ее создатели. Мы умеем изменить внешность так, что родная мать не узнает свое детище, а любимый человек, бросив на тебя рассеянный взгляд, пройдет мимо, молча удивившись: как такую образину земля носит?
Я вышла на ступеньки перед главным входом. Журналист немного запаздывал, и я стала прохаживаться возле лотка с видеокассетами, заключив сама с собой пари: если окажется, что мне незнакомы хотя бы десять фильмов из кассет, расположенных на двух стендах, то я поступаю на заочные курсы кинокритиков.
Пари я выиграла, а Виктора Лапотникова все еще не было. Рядом с киношным лотком расположился лоток с аудиокассетами. Из динамика, установленного прямо на полу, на всю округу хрипел Егор Летов: «Детский мир! Это детский мир-р! А-а-а!»
Песня как нельзя лучше подходила к профилю торгового помещения, и на месте «Гражданской обороны» я брала бы деньги за рекламу.
— Ты уже тут? — возник рядом худощавый юноша с недовольным видом.
— Женя, — протянула я руку, которую тот пожал так, словно ему протягивали плохо обструганную деревянную палку, изобилующую занозами.
— Витек. Знаешь что, давай-ка двигаться побыстрее, я и так потерял кучу времени на нашу с тобой стрелку, — пробурчал Лапотников.
Я пожала плечами, и мы спустились с крыльца магазина. На самом деле от «Детского мира» до пресс-центра органов внутренних дел идти было от силы минуты три-четыре, и я не украла у журналиста ни одной секундочки. Но если ему хочется так думать — почему бы и нет? Мужчина всегда должен быть уверен в собственной правоте. Именно это чувство и делает его настоящим мужчиной.
— Я выписал тебе пропуск на свою газету, — поведал мне Лапотников по пути. — Главный приказал. А вообще-то у нас это не принято.
— Я не подведу, — пообещала я. — Можешь за меня не волноваться.
— А мне-то что? — пожал плечами Витек. — Я человек подневольный. Только я никак в толк не возьму, зачем главному тебе такую услугу оказывать? Если ты из органов, то они и так тебя пустят. Если из конкурентов, то зачем главный сам себе яму копает?
— Сложно объяснить, — уклончиво ответила я. — Как-нибудь при случае.
Но Витек уже не слушал меня. Сунув на входе строгому человеку в штатском наши пропуска, он терпеливо ждал, пока тот сверится с фотографией — Витька на постоянном пропуске и моей в паспорте.
Я заметила, что Лапотников достаточно раздражен, мнет рукав чуть великоватой ему рубашки и переминается с ноги на ногу. Наверное, ему очень хочется скорчить рожу в тот момент, когда милиционер снова подымет взгляд на его физиономию.
Очевидно, он принадлежал к той породе газетчиков, которые всегда на нервах, всегда всем недовольны и являются большими специалистами по заказным язвительным фельетонам или смешиванию с грязью тех или иных деятелей, на которых сверху был спущен компромат и требовалась соответствующая статья в соответствующем издании. Суровые, так сказать, будни труженика пера.
— Можете проходить, — наконец позволил милиционер, возвращая нам пропуска. — И в следующий раз попрошу не опаздывать.
Я машинально бросила взгляд на электронные часы в коридоре — до начала ответственного мероприятия оставалось еще пять минут.
Поймав мой взгляд, Лапотников скривил рот, как бы давая понять, что по поводу таких мелочей не стоит препираться: милиционеры, мол, они люди особые и не следует тратить время на доказательство своей правоты — все равно ничего не получится.
В тесном зальчике уже скучало человек десять. Витек сразу стал обсуждать с коллегами очередную сплетню, касающуюся гастролей местной певицы Ксюхи, улетевшей на московские хлеба несколько лет назад, а я терпеливо ждала появления господина Морковина.
Вячеслав Тихонович опоздал ровно на семь минут. Даже не подумав извиниться, он сразу начал пресс-конференцию. Журналисты застрочили перьями. Некоторые выставили вперед диктофоны, не без гордости поглядывая на своих менее обеспеченных собратьев. Впрочем, диктофоны тоже разнились по стоимости, и я перехватила несколько оценивающих взглядов, брошенных владельцами аппаратуры на квадратные коробочки в руках друг у друга.
За время получасовой пресс-конференции я смогла по достоинству оценить новый уровень общения органов внутренних дел с местной прессой.
Из тридцати минут двадцать говорил сам Морковин. Строгий, сухой, подтянутый герой областной перестроечной мифологии, борец с коррупцией и привилегиями не торопясь знакомил журналистов с «некоторыми цифрами». Ни одного живого слова, ни одной доверительной интонации: занудное перечисление совершенных и раскрытых правонарушений. Даже конкретные примеры, приводимые Морковиным, были на редкость невзрачны и походили на те невнятные сообщения из уголовной хроники, которые печатали местные газеты. Очевидно, именно в таком виде они и получали их в пресс-службе Управления внутренних дел.
В конце своего сообщения Морковин остановился на суммах, запланированных на расходы органов в бюджете города и области. Посетовав на неполное финансирование в прошлом квартале, он выразил надежду, что правительство области наверстает упущенное в квартале нынешнем. «Даю голову на отсечение», — эту фразу он произносил в конце каждого истекшего квартала.
Десять минут были отведены на вопросы журналистов. Первая половина таковых была явно заготовлена в коридорах тех же самых органов, представителю которых эти вопросы и задавались.
Корреспондент газеты «На страже порядка» поинтересовался проходящей в настоящее время аттестацией сотрудников аппарата. Его любопытство было удовлетворено. Редактор многотиражки задал вопрос о возможной передаче пенитенциарных учреждений в ведение Министерства юстиции. Он услышал то, что рассчитывал услышать.
Казалось бы, все довольны и можно расходиться. Но тут я подняла руку.
— Да, пожалуйста, — поправил очки Вячеслав Тихонович. — Вы из «Городских вестей»?
— Несколько дней назад в гостинице на набережной был застрелен бывший сотрудник органов внутренних дел. Кажется, он какое-то время работал под вашим руководством. Не могли бы вы охарактеризовать личность покойного и прокомментировать это событие? — попросила я.
Намеренно уйдя от вопроса об органе, который я представляю, я убивала сразу двух зайцев: вынуждала Морковина насторожиться и привлекала внимание к своей персоне среди журналистской братии.
Вячеслав Тихонович был явно удивлен вышедшим из-под контроля ходом пресс-конференции, но виду не подал и был вынужден отвечать.
Поправив очки в золоченой оправе, он пристально посмотрел на меня и произнес:
— Знаете, я так вам скажу: у нас тут серьезная организация, а не детский сад. Наша задача охранять население, а не в игрушки играть. А с Довженко получилась довольно неприятная история: он поддался на соблазн, как ребенок на конфетку. У нас ведь такая специфика, что на каждом шагу надо смотреть в оба, чтобы не оступиться. Честь мундира потом не отмоешь.
При этих словах Морковин потер руки одну об другую таким движением, как будто он стирает носки и потом их выжимает над раковиной.
— А вообще работник он был хороший, толковый, — спохватился Морковин. — Но, как говорится, пришлось расстаться. Что касается его убийства — то мы рассматриваем это дело как рядовое преступление. В данном случае прошлая принадлежность убитого к органам в расчет не принимается. Будем расследовать. Я ответил на ваш вопрос?
— Да, спасибо, — сосредоточенно строчила я в блокноте, изображая активную деятельность.
— Тогда у меня все, — заключил Морковин, взглянув на часы. — Спасибо за встречу, жду вас через неделю в это же время.
Собрав бумаги со стола и уложив их в кожаную папку, Морковин быстро вышел из зала. В мою сторону он даже не посмотрел.
* * *
Писаки стали медленно разбредаться, сбиваясь в группки по интересам — кто обсудить новости, кто сообразить по маленькой.
— Слушай, а почему тебя заинтересовал этот мент? — спросил Витек.
— Я вообще любопытная, — пожала я плечами. — По жизни.
— А я ведь мог бы тебе кое-что рассказать о том, почему выгнали Довженко, — прищурился Витек. — Наверняка тебя это заинтересует.
— У нас вряд ли получится поужинать вместе, — улыбнулась я в ответ.
За время, прошедшее с нашей встречи, Лапотников претерпел разительную перемену.
Теперь рядом со мной был не брюзгливый журналюга, который неизвестно почему вынужден сопровождать на брифинг какую-то девицу, а человек, почуявший свой профессиональный интерес.
— Да я не про интим, — отмахнулся он. — Этого добра у меня выше крыши, только свистни. Отбиваться устаю, несмотря на то, что при этом еще и женат. На две семьи живу, да еще и поклонницы — кто такое выдержит? А надо, имидж обязывает. Так что тут тебе не светит.
— Тебе, — уточнила я.
— Что мне?
— Тебе, говорю, не светит. Ты немножко ошибся. А Довженко меня действительно интересует. Мы могли бы произвести честный обмен.
— Ты имеешь в виду информацию? — оживился Лапотников. — Это годится.
— Один маленький нюанс, — предупредила я. — Мне еще надо выкопать кое-что для полноты картины. Так что тебе придется говорить первым.
Лапотников немного подумал и кивнул. Он уже было раскрыл рот, но тут же насторожился.
— Скажи мне честно, ты правда не журналистка? — спросил он недоверчиво.
— Я вообще редко читаю газеты, — призналась я. — У меня другие источники информации. Более компетентные и удобные.
— А-а, Интернет, — понимающе кивнул Витек. — Тогда понятно.
На самом деле я имела в виду свою сверхосведомленную во всех городских делах тетушку Милу, но если Лапотников подумал, что я говорила про Интернет, то пусть так и думает. Не надо разубеждать людей, они этого не любят. Особенно мужчины.
— Так что можешь быть спокойным насчет меня, — заверила я. — Более того, можешь считать, что я собираю материал для тебя. Вот только…
— Что?
— Не совсем понятно, что ты будешь с ним делать, — как бы нехотя проговорила я. — Опубликовать здесь эти факты тебе явно не удастся. Я видела, как вас тут держат на коротком поводке. А ждать сигнала «фас» сверху, когда кто-нибудь начнет копать компромат на Морковина, — так к этому времени можно состариться.
— Все гораздо проще, — пояснил Витек. — Сейчас такая система, что журналист развивается не только эволюционно, но и революционно. Скажем, он может медленно расти от корреспондента до заведующего отделом, потом до редактора, наконец, до главного. А может повести себя и по-другому…
— Например?
— Например, — мечтательно произнес Лапотников, — опубликовать в центральной газете какой-нибудь острый материал. Представляешь? Всероссийская слава! Судебные процессы! Интервью по НТВ!
— Да, это круто, — согласилась я. — И мне кажется, такая возможность у тебя есть.
Лапотников загорелся. Наверное, он принял меня за секретного сотрудника какой-нибудь фирмы или за агента органов, которые копают под кого-то из местных шишек. Кто конкретно должен стать в данном случае объектом удара, его не очень-то интересовало, главное, чтобы в конечном итоге материал получился достаточно интересным и чтобы Витька заметили в Москве.
Вот что он мне рассказал:
— Довженко вылетел из ментов просто под горячую руку. Была тогда такая задумка — легализовать проституцию.
— Что, на самом деле?
— Да нет, конечно, — отмахнулся Лапотников. — Так, треп один.
— Но зачем? — недоумевала я. — Зачем обсуждать тему, которую явно нельзя воплотить в жизнь? Или тут какой-то тонкий интерес?
— Вот именно, — тотчас же оживился Лапотников. — Во-первых, областная инициатива. Тут кто-нибудь придумает очередную фишку, потом ее мусолят в центральных СМИ, рейтинг губернатора и повышается.
— А во-вторых?
— О-о, так ведь под это дело можно много чего подверстать! — Витек снисходительно усмехнулся моей недальновидности.
— Например? — поинтересовалась я, прекрасно понимая, что под соусом «клубнички» можно провернуть все, что угодно. Но меня сейчас интересовала не абстракция, а конкретные факты и конкретные люди.
— Ну, например, снять неугодного человека, — пояснил Витек. — Вот, скажем, сдает какой-нибудь директор какого-нибудь госучреждения комнатку в аренду. В комнатке сидит человек на телефоне и распределяет клиентов по девочкам. Всем хорошо — и девочкам, и клиентам, и директору, и его конторе.
— А потом начинается кампания, — продолжила я, — и директора снимают.
— Во-во, — подтвердил Витек. — Сначала запрещают рекламу массажных салонов в газетках, потом дяди из администрации говорят, что девки не платят налоги и что хорошо бы это дело поставить под государственный контроль. Начинается шухер. Проходят рейды, изымается пара-тройка порножурналов, закрывают один-два салона. Снимают неугодного директора за потворство нелегальной проституции. Обсуждают возможность легализации древнейшей профессии. Открывается еще десяток салонов, и всем снова хорошо. Тем паче, что там легализовать, когда у каждого салона и так есть лицензия!
— И покойный Довженко попал как раз в эту кампанию, — предположила я.
— Совершенно верно, — подтвердил Витек. — Говорили, что брал взятки.
— А кристальный Морковин такого перенести не мог, — закончила я. — Но почему же об этом ничего не было в газетах?
— Кампания по девкам уже заканчивалась, — пожал плечами Витек. — Очевидно, решили не привлекать внимания, поскольку все, кто мог с этого что-то получить, уже получили, и пропаганду надо было свертывать. Хотя, вылети Довженко из органов месяцем раньше, наша свободная пресса не преминула бы обсосать его увольнение.
— А что у нас находится за городом, на правом повороте после стелы?
— То самое и находится, — улыбнулся Витек. — Интимные услуги оптом и в розницу.
Собственно говоря, я так и думала. Здание, очевидно, раньше представляло собой профилакторий или какую-нибудь ведомственную гостиницу — отсюда и кадки с пальмами, и неискоренимый шарм домов отдыха.
Разумные новые владельцы решили не портить стильное ретро безликим евроремонтом и оставили все как есть, лишь чуть-чуть модернизировав обстановку.
— Называется «Камилла», — мечтательно закатив глаза, продолжал Витек. — Говорят, очень дорогое заведение, для избранных. Даже по местоположению понятно — обычно ведь в гостиницах номера арендуют или в хрущобах. А туда только на машине докатишь. Просекаешь, какой в эту «Камиллу» контингент заваливается?
— Представляю… — медленно произнесла я, вспоминая роскошный «Мерседес» владелицы этого заведения. — Очень даже хорошо представляю.
* * *
Найти телефон «Камиллы» не составляло особого труда. В последнее время действительно реклама массажных салонов как-то схлынула со страниц местной прессы, но я подняла подшивки газет до антиблядской кампании. Подивившись на экзотические названия («Секрет девственницы», «Розовая пантера», «Пощекочи подкорочку»), я быстро нашла объявление «Камиллы».
«Все для всех! — гласила надпись под плохо пропечатавшейся картинкой, на которой была изображена дама в соболиной шубе. — Круглые сутки мы выполняем любые ваши желания».
Что любопытно, телефон «Камиллы» остался тот же самый — пронесшийся над массажными салонами вихрь государственной судороги не коснулся этого заведения. Мне ответили после первого же гудка.
— «Камилла» слушает, — проворковал томный женский голосок.
— Я насчет работы, — сказала я, для колорита неуверенно прокашлявшись.
Тон голоса моей собеседницы сразу же изменился. Раз я не клиент, то можно особо не церемониться. Скороговоркой мне ответили:
— С девяти до пяти на Самарской, сто восемьдесят семь, второй этаж, офис двести семнадцать. По пятницам короткий день, принимают до трех.
— С-спасибо, — в той же манере пробормотала я. — Большое спасибо.
— Медосмотр пройдете прямо на месте, — продолжала диспетчер.
— Хорошо, я все записала…
— Алло! Алло! Вы меня еще слушаете? — спохватилась она.
— Да-да, — изобразила я настороженный интерес. — Если вы про возраст…
— Обязательно принесите с собой флюорографию, — торопливо добавила девушка на проводе. — Иначе не принимают. Теперь все, желаю удачи.
Я раскрыла рот, чтобы промямлить очередное «спасибо», но трубку уже положили.
«Флюорографию! — усмехнулась я про себя. — Сразу видно — солидная фирма!»
Пожалуй, перед визитом в офис мне следует серьезно подумать о своем гардеробе.
Нужно выбрать соответствующий моему предполагаемому статусу прикид — одежду для женщины, которая собирается стать проституткой.
Что надела бы на себя, скажем, дамочка из райцентра, собирающаяся получить подобную работу в центре областном? Отвечаем по порядку.
Нужно чуть-чуть выказать претензию на необычность, но утопить ее в униформе ширпотребных шмоток. Отметить легкомысленность и одновременно указать нанимателям на неблагополучное финансовое состояние, вынуждающее подработать своим телом.
Думаю, подойдут вот эти леггинсы темно-розового цвета, туфли у нас будут «левыми» — турецкими и очень дешевыми, но с позолоченной бабочкой вместо застежки. Так называемую позолоту мы потрем кирпичом, чтобы слезла краска. Вот так, замечательно.
Наверх — блузочку, под нее, благо прозрачная — цветной лифчик. Через плечо — сумочку из пластмассы с наглой надписью «Версаче» — да-да, именно по-русски, волосы стянем радужной резинкой.
Посмотрев в зеркало, я чуть не рассмеялась. Ну и видок у меня, хоть сейчас выходи на панель. Не подскажете, где тут у вас панель? Я, видите ли, приезжая, не ориентируюсь в вашем городе.
Налюбовавшись сооруженным прикидом, я посмотрела на часы и решительным шагом направилась по указанному диспетчером адресу.
По дороге я сосредоточенно думала — а правильный ли выбор я сделала? Связано ли убийство Довженко и пропажа сверхценного груза в коробке из-под испанского печенья с массажным салоном «Камилла»?
Не теряю ли я в конце концов драгоценное время, разрабатывая побочную версию? Вдруг все обстоит гораздо проще и грубее?
Например, Довженко убили из-за денег. Скажем, он решил открыть свое дело, взял кредит, а сделка, как недавно говорилось в одной финансовой рекламе по телевидению, сорвалась. Вот и наказали должника.
Но при чем тут коробка?
Почему ее так хотел получить мой покойный клиент? Почему она интересует его вдову?
Что там, в конце концов, находилось? Напряги-ка мозги, Женя.
Вспомни, чему тебя учили в разведшколе, активизируй подсознательную логику — один из самых мощных аналитических аппаратов, позволяющий получать ответы на неразрешимые вопросы путем задействования скрытых сил глубинного компьютера.
Итак, груз.
Груз представляет собой коробку. Что могло находиться в этой коробке?
Начнем перебирать по порядку. Может быть, деньги? Крупная сумма?
Крупная сумма? Если стодолларовыми ассигнациями, то не очень крупная.
Банкноты по тысяче дойчмарок? Возможно. Солидные, редко встречающиеся американские купюры, не имеющие хождения на территории России? Скажем, в тысячу, пять тысяч долларов? Да, такое вполне допустимо.
Но зачем использовать для этого коробку? Именно коробку, а не конверт, не пакет…
Наркотики? Героин? Новые химические соединения? Не исключено. Картонный контейнер обеспечил бы сохранность порошка.
Драгоценности? Бриллианты, особо ценные украшения, антиквариат? Запросто…
Мне не давала покоя именно коробка. Почему груз был помещен именно в коробку из-под испанского печенья, а не в любую другую тару?
Была ли упаковка каким-то знаком, сигналом? Вспоминая реакцию Довженко на протянутый ему картонный параллелепипед с блаженной физиономией младенца на фирменной упаковке, я не могла сказать, чтобы мой клиент как-то среагировал на внешний вид упаковки груза.
Может быть, это просто случайность? Взяли то, что попалось под руку? И не стоит ломать голову над разрешением загадки, на которую нет ответа?
Я присела на лавочку и, вытащив из пачки сигарету — купила для полноты образа самые дешевые, но с ментолом, — закурила и сосредоточилась на самом процессе курения, отключив возню мыслей.
Серые клубы дыма свивались перед моими глазами, поднимаясь тонкой струйкой вверх, переплетались в порывах ветра и метались то влево, то вправо.
Кажется, я что-то нащупала. Да-да, вот оно, совсем рядышком…
Размеры коробки.
Я тогда подумала: книжный формат. Но на самом деле коробка была чуть уже этого формата. Но такой же толщины. Ее вполне можно было поставить на полку… с видеокассетами! Да, похоже, я права.
Быстро затушив сигарету о подошву — я уже целиком вошла в образ, — прицельно стрельнула бычок в урну, встала со скамейки и направилась к троллейбусной остановке, где толпился народ.
«Конечно, это была видеокассета, — думала я, трясясь в брюхе рогатого агрегата, — Довженко решил шантажировать кого-то из клиентов „Камиллы“. Отсюда его планы насчет финансовой самостоятельности, которыми он делился с женой».
— Вы выходите? — спросил стоящий у меня за спиной человек средних лет в помятом пиджаке и очках с треснутой оправой. Рядом с ним возвышалась борцовского телосложения женщина, наверняка его супруга.
Я мазнула по нему взглядом, чуть приподняв при этом веки и, медленно раскрыв рот, проговорила как можно более проникновенно:
— Да-а…
Тот автоматически улыбнулся и склонил голову набок, уставясь мне в вырез блузки.
Поймав взгляд его супруги, наблюдавшей за всей этой мизансценой — баба от кипевшей внутри ее ярости тяжело дышала и вцепилась в поручень так, будто это было мое горло, — я скромно опустила глаза, успев напоследок еще раз посмотреть на мужчину.
«Я бы и рада, да, как видно, ничего у нас не получится. Но ладно, ты и так хороший. А что с женой не повезло, так это бывает…» — примерно это обозначал мой взгляд, длившийся не больше секунды, но я была уверена, что мужчина меня понял.
Иначе почему бы он задержался на подножке, уставившись мне вслед? Увы, жена пнула его сзади, да так, что он едва не приземлился на четвереньки.
Убедившись, что меня воспринимают именно так, как полагается, я вошла в здание и, поднявшись на второй этаж, нашла нужный офис.
И снова у меня была возможность проверить свой временный имидж на окружающих.
Охранник, лениво стоявший на входе и изнывавший от скуки, завидев меня, растерянно остановившуюся перед центральной лестницей, весело подмигнул и осведомился, что именно мне нужно.
Услышав номер офиса, он понимающе улыбнулся — очевидно, я не первая и не последняя среди желающих устроиться в «Камиллу», и, показав, как пройти, пожелал удачи и помахал рукой на прощание.
Я неоднократно замечала, что мужчины любят просто поговорить с проститутками, когда они не находятся с ними в процессе товарно-денежных, так сказать, отношений, где товаром выступает тело, а деньгами — утаенная от жены заначка. Тут уже не до разговоров, дело-то серьезное и ответственное. А вот просто так потрепаться, зная, что никто никому ничем не обязан, — это за милую душу. Наверное, мужикам нравится обретаться в качестве собеседника объекта, который за умеренную плату готов поступить в их временное распоряжение.
Найдя дверь с нужным мне номером, табличкой тут, разумеется, и не пахло, я осторожно постучала. В комнате довольно громко говорили, так что мне пришлось еще раз побарабанить кулачком.
Разговор в комнате продолжался, но я услышала приближающиеся к двери шаги.
— Не могу я больше, ты пойми, — говорил мужчина, отпирая замок. — Не могу, не хочу и не буду. Надоело до чертиков.
Он распахнул дверь.
— Я… я по объявлению, — робко, но с надеждой проговорила я.
— Проходите, — почти не взглянув на меня, разрешил мужчина и снова повернулся к своей собеседнице. — Не могу я больше лопать испанское печенье! Надо сказать Жанне, чтобы она это прекратила!
