Глава 4
Передо мной стояла задача — пробраться в хорошо охраняемое здание. Камеры наблюдения по периметру, подвальные окошки слишком узкие, до балконов высоко, а поблизости нет деревьев. В темноте я проскользнула под стену, используя мертвую зону камер, подпрыгнула, подтянулась на решетке окна первого этажа. Отстегнув от пояса пресс-ножницы, откусила два соседних прута, повиснув на решетке ногами. Вскрыла окно и открыла створку, влезла внутрь, сразу нарвавшись на луч объемного излучателя. Сработала сигнализация.
Вскоре должны были появиться охранники. Торопливо открыв замок на входной двери, я покинула темное, похожее на какой-то склад помещение. Послышался топот множества ног. Я закрыла дверь и нырнула в соседнее помещение. Охранники пробежали мимо, ворвались в комнату, где я только что была. У них за спинами я тихо выскользнула из своего убежища и рванулась к лифту. Отправив кабину на четырнадцатый, тихо, словно тень, я понеслась на седьмой.
На уровне четвертого этажа снизу послышался мат и топот ног охранников. Но догнать им меня уже не удалось. Вот и дверь квартиры с номером двадцать шесть. В ход пошли отмычки. Через тридцать секунд я уже вхожу внутрь. В квартире вспыхнул свет. Меня ждали. С садистской улыбкой Степан целился в меня из «СПП».
— Я же говорил, что ты нам не нужна, — сказал он и выстрелил.
Я рванулась и проснулась, подскочив на диванчике. Револьвер сжат в руке, взгляд метался в поисках врагов. Быстро пришло понимание, где я нахожусь. Сбросив напряжение, я встала, потянулась и посмотрела на часы — пять пятьдесят восемь.
Из окна на кухне через шторы лился мутный свет, а значит, пора на пробежку.
Неделькина дала мне вчера свою магнитную карточку-ключ, и с охраной проблем, как вчера, не должно было возникнуть. Одетая в спортивный костюм, я вышла на улицу и прошлась вокруг, осматривая здание. Все было, как в моем сне. Проникнуть во двор можно было только через центральный вход, имея при себе карточку. Но были еще охранники и камеры наблюдения. Как же все-таки убийца проник в здание? В голову приходил лишь один ответ: чтобы не вызвать подозрения, убийца должен был пройти внутрь с кем-нибудь из живущих в здании. Но в милиции сказали, что просмотрели пленки с камер наблюдения и не нашли никого подозрительного. Посторонние в тот день в дом не входили. У жильцов алиби.
Милиция вцепилась в Степана потому, что у них просто не было вариантов. Они так и не поняли, как убийца проник внутрь. Какой-то замкнутый круг! Чтобы не мучить себя дальше загадками, я решила поработать с охраной, достать записи с камер. В этом могла помочь сама Неделькина, ведь охранник Макс из той смены вроде как ее лучший друг.
У входа я столкнулась с Альбиной Германовной. Она была точной, как часы.
— Знаете, Степана Богдановича отпустили, — решила я порадовать домработницу.
— Я знаю, — хмуро ответила она. — Он мне вчера позвонил, предупредил.
— Надо же! — Я удивилась, что домработницу Степан известил о своем выходе, а жену нет. Хотел сделать сюрприз, наверно.
Неделькину я застала на кухне пьющей сок. В глаза бросилась ее бледность и то, что руки, державшие бокал, дрожали.
— Ты чего в такую рань поднялась? — спросила я, входя на кухню, чтобы тоже чего-нибудь выпить.
— Мне сегодня в женскую консультацию, — глухо сказала она и посмотрела на меня так, словно ей предстояла смертная казнь.
— Ну и что тут такого? Подумаешь, консультация! — сказала я, не понимая ее переживаний.
— Степан умчался на работу, только буркнул, что ему надо готовиться к сделке с иранцами, — сказала Лариса со слезами на глазах. — Мне кажется, он меня больше не любит и не хочет нашего ребенка.
— Ерунда, — бросила я уверенно. — Наоборот, он заботится о вашем будущем, работает. Да из-за этого покушения ему здорово досталось. Там, в тюрьме, не сахар. Два дня просидеть — и то задача.
Мои слова вроде бы успокоили Ларису. Она улыбнулась. Альбина Германовна по-быстрому разогрела нам котлеты, отварила вермишель и настрогала овощного салата. Действовала она очень быстро, четко и аккуратно, что не вязалось у меня в мозгу с ее внешним видом. По идее, человек такой комплекции должен разнести кухню к чертям собачьим. Однако этого не происходило и блюда по вкусу были не хуже, чем у тети Милы.
К девяти Степан прислал за Ларисой навороченный черный джип. Взглянув на шофера, я поняла, почему он не нравился Неделькиной: совсем еще пацан, не больше двадцати пяти, весь белесый, даже ресницы и брови, глаза неестественно вытаращены, волосы взъерошены, как у сумасшедшего, мосластый, в непонятной серой майке и спортивных трико.
— Саша, нам в женскую консультацию, пожалуйста, — мягко попросила его Лариса.
В ответ шофер с идиотской улыбкой спросил:
— А зачем? — и противно загоготал, будто только что рассказал очень смешной анекдот.
— Затем, — резко ответила я за Неделькину. — Ларисе Анатольевне в ее положении надо следить за своим здоровьем. Не дай бог, родится такое чудо, как ты, — мучайся потом всю жизнь.
Смех шофера резко оборвался. Он посмотрел на меня так, словно хотел прожечь взглядом, капризно поджал губы, так что показалось, еще немного — и расплачется. Мгновение, и, злобно сопя, он отвернулся к дороге.
«Воистину, он отвратителен», — сказала я себе мысленно.
За окном мелькали редкие пешеходы. Основная масса людей к девяти успела схлынуть с улиц, рассосавшись по предприятиям, до которых еще не добрались вездесущие «металлисты».
Поведение Ларисы, начавшей утешать шофера, немало поразило меня. Она уговаривала его, как маленького:
— Саш, ну ладно дуться. Мы же пошутили. Это шутка.
— Не шутка, — зло процедил шофер. — Это издевательство. Вы издеваетесь надо мной. Что дальше? Сначала гадости говорите, потом вообще плевать станете. Я пожалуюсь Степану Богдановичу. Пусть сам с вами разбирается.
— Саш, ну тебе не стыдно будет жаловаться? — урезонивала его Лариса. — Ты же взрослый мужик.
— Да брось ты его, пусть жалуется, — равнодушно сказала я Неделькиной. — Пожалуется и сам вылетит с работы.
— Посмотрим, кто еще вылетит, — ехидно заметил Саша.
У женской консультации, когда мы вышли из машины, Лариса шепнула мне:
— Я и так еле уговорила мужа тебя не выгонять. Сашка ему как наврет…
— Пусть попробует, — сказала я в ответ. — Если этот гаденыш откроет рот, то всю оставшуюся жизнь будет ходить под себя.
— Ой, я так буду рада! — захлопала в ладоши Лариса.
Я схватила ее за плечо и затащила внутрь в вестибюль, а то застряли на пороге, как две живые мишени. Вокруг вроде все спокойно, но чем черт не шутит. Напялив на ноги бахилы, мы поднялись на второй этаж, где в узком коридорчике, стены которого были оклеены «веселыми картинками» на тему родов и каким родится ваш ребенок, если вы будете пить, курить и наркоманить, ждали приема три женщины, сидевшие в дерматиновых креслах. Животов у них не наблюдалось, и я, используя свое красноречие и пузо клиентки, упросила пустить нас без очереди.
Из кабинета врача вышла клиентка — девушка еще моложе Неделькиной. Вслед за ней из дверей высунулась неопрятная, растрепанная тетка в несвежем халате с бейджиком на груди — «Гинеколог Наталья Андреевна Бочкарева» — и крикнула девушке:
— Приготовь две тысячи и жди меня у сорок второго кабинета, дальше по коридору.
— Здравствуйте, — Лариса попыталась пройти в кабинет, но врач ее придержала:
— Подождите минутку. Есть кто-нибудь еще на аборт? — громко спросила она.
Три девушки, ждавшие у двери, вскочили как по команде.
— Так, хорошо, — удовлетворенно кивнула врач и перевела на нас свои маленькие хищные глазки. — Вы пока присядьте на кушеточку, подождите пять минут.
Мы присели. Девушки, по очереди заходя в кабинет, выходили и направлялись к заветному сорок второму кабинету.
— Можно нам? — робко попросила Неделькина, когда врач выглянула снова, обшаривая глазами коридор в поисках новых жертв.
— Нет, подождите еще немного. — С горящим на щеках лихорадочным румянцем врач закрыла дверь и удалилась по коридору в сторону сорок второго кабинета.
— Тебе муж не мог, что ли, нормального врача подыскать? — поинтересовалась я, поглядывая на часы. — Сейчас новый платный роддом открылся на Базарной. Там внизу есть женская консультация.
— Ну, Степа узнавал у знакомых. Ему сказали, что там только деньги тянут, а специалисты никудышные, — с болезненной гримасой ответила Неделькина. — Я вообще так не люблю все эти больницы.
— Кто ж их любит, — поддакнула я. — Но к вопросу о врачах. Мне эта тетка с бегающими глазками что-то вообще доверия не внушает.
— Нет, ты что, Степе сказали, что она лучшая, — горячо возразила Неделькина, комкая носовой платок. — Она уже давно работает, во всем разбирается.
Я промолчала. На мой взгляд, врач Ларисы хорошо разбиралась лишь в том, как деньги драть за аборты.
Из машины на сотовый Неделькиной позвонил шофер и гневно сказал, что не намерен ждать нас целый день.
— Ну, Саша, мы скоро, подожди еще чуточку, — стала упрашивать его Лариса.
Я вырвала у нее телефон и гаркнула в трубку:
— Эй, крысеныш, будешь возникать, я тебе такую подставу устрою, что из тюрьмы никогда не выйдешь. У меня половина УВД знакомые. Понял, придурок!
Шофер не ответил, а только отключил свой сотовый.
— Ты мужу рассказывала, как он тебя достает? — поинтересовалась я у Ларисы.
— Да, а Степа говорит, что я все фантазирую. При нем-то Сашка на цыпочках ходит, — хмуро ответила Лариса. — Говорила Степе — найми другого, а он — «только Сашке могу тебя доверить».
— Что-то муж окружил тебя всякими монстрами, — задумчиво проговорила я и улыбнулась: — А вдруг с Сашей что-нибудь случится?
— Хорошо бы, — мечтательно протянула Лариса.
— Но это только когда поймаем убийцу, — огорчила я ее. — Сейчас опасно.
«Недолго» врача растянулось больше чем на час. Неделькина дергалась и не могла усидеть на месте. Я выглянула в окно на лестничной площадке. Черный джип стоял на своем месте, дожидаясь нас. Поглядела по сторонам, тщетно пытаясь обнаружить слежку, однако ничего не заметила.
Наконец с абортов вернулась усталая, но довольная врач Неделькиной и завела Ларису в кабинет. Затем они вышли и сходили в кабинет напротив. После Лариса с каменным лицом вернулась и сказала, что мы можем ехать домой.
— Что-то случилось? — спросила я, чувствуя неладное.
— Нет, — холодно бросила Лариса.
Мы спустились в вестибюль. Я ее придержала, сообщив, что мы не поедем на джипе.
— А на чем же мы поедем? — равнодушно спросила Неделькина.
— На такси. Это нужно для безопасности, — пояснила я, набирая на сотовом номер городского такси. Мне как-то не по себе, и лучше перестраховаться.
Дождавшись, когда к служебному входу подъедет «Волга» с шашечками, мы с Ларисой незаметно выскользнули из больницы.
— Вы что, кинозвезды, что ли? — весело спросил таксист, повернувшись к нам. — Выбегаете с черного хода.
— Отец ее ребенка — сам президент, но никто не должен знать об этом, — не моргнув глазом, соврала я. — Поехали быстрее отсюда. Нас преследуют враги.
Лариса даже не прореагировала на мою болтовню. Полностью погруженная в себя, она сидела и молчала.
— Куда? — Хихикая, шофер вывел машину со двора.
— Направо, потом налево, — приказала я.
Мы покрутились по городу. Слежки не обнаружилось. Или это действительно было так, или против нас работали профессионалы. Если последнее верно, то было страшно даже подумать, куда влез муж Неделькиной. Я приказала шоферу остановиться.
— Подождете нас здесь пять минут. — И, потрепав Ларису по плечу, предложила: — Хочешь познакомиться с моей тетей? Мировая чувиха!
— Давай, — отстраненно ответила Лариса, глядя куда-то в сторону.
Я вышла и, осмотревшись, вывела клиентку.
Дверь в квартиру открыла сама тетя Мила, едва мы к ней приблизились. Она, оказывается, видела нас из окна.
— Это Лариса Анатольевна, моя нанимательница, — представила я тете клиентку, — а это моя любимая тетя Мила.
— Очень приятно, — проронила Лариса, и из ее глаз внезапно хлынули слезы. Рыдания ее были настолько горькими, полными боли, что мы с тетей просто потеряли дар речи, не зная, что делать. Повинуясь неясному порыву, Лариса повисла на шее у тети Милы. И если бы я не поддержала ее, то она бы упала на пол.
Вдвоем с тетей мы буквально отволокли плачущую навзрыд Ларису в гостиную, усадили на диван. Тетя, обняв ее по-матерински, села рядом, стараясь успокоить, приговаривая:
— Ну, не надо. Все будет хорошо. Ну что ты, деточка.
Я же была отправлена на кухню за стаканом воды. Лариса кое-как выпила воду и призналась, задыхаясь от слез, что ее ребенок умер. У меня подкосились ноги.
Я как стояла, так и села на стул, стоявший рядом. Тетя вообще замерла с открытым ртом, силясь что-то сказать, но у нее ничего не выходило. Лариса сама пояснила свою фразу, казавшуюся чушью. Оказалось, что, проверяя ее, врач обнаружила, что плод погиб несколько дней назад и надо срочно делать аборт, чтобы ей самой не умереть. Я спросила с подозрением:
— Как же так? Все было нормально, и вдруг ни с того ни с сего ребенок умирает. Должны были быть какие-то предпосылки.
— Они были, — роняя слезы, пояснила Лариса. — Я как поняла, что беременна, так сразу пошла к врачу, а та мне и сказала, что нечего ждать добра от ребенка, зачатого на новогодние праздники. Я тогда не поверила. Пила-то на Новый год чисто символически. Но потом понеслось. Как ни приду, так у ребенка на УЗИ обнаруживаются новые пороки. У него и мозг не развивался, и конечности плохо формировались. Врач твердила постоянно «надо делать аборт, потому что родится дебил и страшный калека без пола». Я отказывалась. Думала, все еще наладится. Главное — что Степе-то говорить? Он как узнает, то, наверно, сразу выгонит.
— Если он тебя любит, то не выгонит, — всплеснула руками тетя Мила, хватаясь за сердце. — Какой ужас!
— А месяц назад проверили меня и сказали, что я не перенесу родов и лучше сейчас избавиться от уродца, — всхлипнула Лариса, судорожно вздохнув. — А я подумала — ну и хрен с ним. Смерть в моем положении это даже лучше. Через неделю прихожу, врач посмотрела и говорит, что у ребенка не выдержало недоразвитое сердце и он мертв. А я вдруг чувствую, что он зашевелился. Врач удивилась, сказала, что, возможно, ошиблась. А сегодня она категорично заявила, что плод мертв, а все шевеления — это мои фантазии или судороги. Вроде сам организм хочет отторгнуть мертвое тельце. — Слова Неделькиной перешли в невнятное бормотание, прерываемое всхлипами, из глаз в три ручья потекли слезы. Тетя Мила, не выдержав, закричала:
— Да не верю я во все эти россказни! Что за дикая история!
Я тоже высказала свое сомнение, предложив проконсультироваться у другого врача.
— Как-то все слишком уж подозрительно.
Внезапно перестав плакать, Лариса закричала, ощупывая свой живот:
— Он опять шевелится, я чувствую!
Тетя Мила попросила потрогать, и Лариса охотно согласилась.
— Точно шевелится! — подтвердила она. — Ваш врач вообще в медицинском училась?
Я тоже потрогала и согласилась, что уж на судороги это никак не похоже.
— Значит, он жив и врач случайно ошиблась? — с надеждой спросила Неделькина, глядя на нас обеих мокрыми от слез глазами.
— Вот насчет того, что она случайно ошиблась, я что-то сильно сомневаюсь, — пробормотала я мрачно. — Что-то мне кажется, что она намеренно подводила тебя к аборту.
— Но зачем? — удивилась Лариса, задумалась, а потом проговорила: — Мне Ангел недавно рассказала, что ее знакомая родила, а ей потом сообщили, что удалили матку и детей у нее больше не будет. А показаний к этой операции никаких не было. Они с мужем хотели второго ребенка, а тут им такое говорят.
— И что? — выразила заинтересованность я, заметив, что чужие проблемы отвлекли Неделькину от своих и она стала успокаиваться.
— Ну, они в суд подали на роддом, — продолжала Лариса. — И на суде врач, которая это сделала, заявила, что хотела только добра. Она, видите ли, подумала, что после тридцати пяти незачем второй ребенок. Кроме того, та пара не была зарегистрирована в загсе. Они лишь венчались в церкви. Врач подумала, что женщина — мать-одиночка, а одиночкам незачем плодить нищету.
— Какая, однако, гуманная эта врач, — изумилась я. — Напоминает врачей фашистской Германии, которые насильно стерилизовали людей второго сорта. — Поднявшись со стула, я предложила Ларисе: — Поехали. Сейчас же съездим в платную клинику, и ты проверишь для успокоения, что твой ребенок жив. Только, когда будешь разговаривать с врачом, на всякий случай не упоминай о недавнем диагнозе. Просто скажи, что у тебя определили двойню, а ты сомневаешься. А то вдруг врачи окажутся знакомыми и новый не захочет подставлять коллегу.
— Ой, мне что-то страшно, — вздохнула Неделькина.
— А не страшно будет сидеть дома и думать над своим диагнозом? — поинтересовалась я. — Давно надо было проконсультироваться у нескольких врачей, чтобы избежать подобных проблем. А когда будешь ложиться рожать, то пусть Степан предупредит персонал, что если с тобой произойдет что-то наподобие случившегося со знакомой Ангела, то же самое будет со всем персоналом.
— Точно, — кивнула Неделькина, — скажу им, что муж наймет киллеров. И еще попрошу, чтобы Степан присутствовал при родах.
Я взяла из своей комнаты кое-какие принадлежности, ноутбук, необходимый мне для работы, и мы с Неделькиной поспешили к ожидавшему внизу такси.
Тетя Мила вдогонку сунула нам пакет пирожков, испеченных ею накануне нашего визита.
— А мы боялись, что вы уехали, — весело сказала я водителю.
— Я терпеливый, — буркнул он в ответ, заводя двигатель, — счетчик-то крутится.
Через пять минут мы уже были в женской консультации на Базарной. От врача Лариса вышла, сияя от счастья.
— Ну, что там? — поинтересовалась я.
— Ребенок жив. Все в порядке, — радостно сообщила она. — Правда, выписали кучу таблеток тысяч на восемь и сказали, что если я их пропью, то проблем с ребенком и со мной не будет, а если же откажусь, то они снимают с себя всякую ответственность.
— Ну вот! — порадовалась я за нее. — Теперь надо разобраться с этой лгуньей из женской консультации, где ты стоишь на учете.
— Я скажу Степе, и он ее убьет, — заверила меня Неделькина со злым лицом. — Вот гадина! Как мне нервы мотала.
— А знаешь, Лариса, перед тем как Степан ее убьет, мне бы хотелось выяснить, не специально ли она по чьему-то заданию все это делала, — сказала я задумчиво. — Может, покушение на тебя и вранье гинеколога — звенья одной цепи.
— Да ты что! — изумилась Лариса. — Хочешь сказать, что во время аборта она бы меня прикончила?
— Нет, я этого не утверждала, хотя мысль интересная, — проговорила я, выходя из здания и придерживая дверь для Ларисы. — Кто-то гадит твоему мужу. Потеря ребенка для него, без сомнения, была бы страшным ударом. Думаю, это те, кто препятствует его сделке с иранцами. А врачу просто заплатили. Надо вернуться да порасспросить ее, что да как.
— Да ее вообще надо запытать до смерти, — кровожадно заявила Лариса. — Давай, Женя, я буду ее держать, а ты иглы под ногти или как там еще пытают…
Мы дошли до бордюра, отделявшего тротуар от проезжей части.
— Разберемся на месте, — уклончиво сказала я, глядя на притормозившее перед нами такси. Молодой парень за рулем, видно, предположил, что мы захотим воспользоваться его услугами, но я медлила, изучая его физиономию и транспортное средство — «Жигули» шестой модели со следами ржавчины на кузове.
— Вы поедете или я отваливаю? — спросил водитель. — Мне деньги надо зарабатывать, и если хотите пялиться на мою машину, то заплатите.
— Нечего нам грубить, — с вызовом сказала ему Неделькина, но я погасила назревавший конфликт, бросив водителю, что мы едем. Его цена была приемлемой. Я усадила хмурую Ларису на заднее сиденье, села сама, и мы тронулись.
Когда мы подъехали к консультации, было почти двенадцать. Врачи первой смены собирались на обед, и я молилась, чтобы Наталья Андреевна Бочкарева, которую мы собирались пытать, не ушла раньше времени.
Мы вошли в коридор. Гинеколог как раз запирала дверь своего кабинета, однако, заметив Ларису, остановилась и спросила:
— Что, решилась?
Я сжала плечо Неделькиной и повелительно шепнула:
— Молчи! — а сама сказала, обращаясь к гинекологу: — Да, решилась она. Но муж интересуется, сколько это будет стоить?
— А вы кто? — прищурилась на меня врач.
— Я — доверенное лицо мужа Ларисы Анатольевны, — представилась я с важным видом.
— А, понятно, — протянула врач. — Ну что вам сказать, срок поздний, аборты на таких вообще не делают. Но, с другой стороны, ситуация критическая. Ларису надо спасать.
Рукой я чувствовала, как напряглась Лариса. Еще немного — и вцепится гинекологу в лицо ногтями. На всякий случай я приобняла клиентку за плечи.
— Сколько это будет в деньгах, Наталья Андреевна?
Воровато оглянувшись, врач пригласила нас войти в кабинет и там все подробно обсудить. Мы вошли. Я захлопнула дверь и незаметно повернула дверную ручку вверх, блокируя замок в закрытом состоянии.
— Говорила же я Ларисе, что раньше надо было аборт делать, — покачала головой врач, быстро произвела какие-то расчеты на калькуляторе и сообщила: — Двадцать тысяч за операцию, а потом дополнительно еще надо будет на реабилитацию, но сколько, я сейчас вам не скажу.
— Сука поганая! — выкрикнула ей в лицо Неделькина, свирепея.
— Что, я не поняла? — вскинула выщипанные брови Бочкарева. В мутных голубых глазах отразилось непонимание.
Удерживая клиентку, я вытащила из кобуры револьвер и навела на гинеколога. Ее недоумение переросло в страх.
— Вы это чего? Что вы хотите?
— Ты пыталась убить моего ребенка! — закричала на нее Неделькина, отбрасывая мою руку. — Теперь ты за все получишь.
— Я, я, вы ошибаетесь. Я хотела только помочь, — быстро заговорила Бочкарева, пятясь к столу.
Ухватив за плечо рвавшуюся в бой Ларису, я попросила ее подать целлофановый пакет с вещами врача. Вытряхнув вещи, я спокойно спросила у окаменевшей от ужаса Бочкаревой, есть ли у нее скотч. Она безропотно взяла со стола скотч и передала мне, а через две минуты сидела, примотанная этим самым скотчем к гинекологическому креслу.
— Не делайте со мной ничего, пожалуйста, — жалобно попросила врач.
— Мне нужны ответы на некоторые вопросы, — сказала я ей. — Скажите, пожалуйста, кто вам велел убить неродившегося ребенка моей клиентки?
— Никто не велел. Я хотела помочь, — затянула старую песню Бочкарева.
— Пакет, скотч, — скомандовала я Неделькиной, как хирург ассистенту во время операции. — Сейчас проверим, умеет ли Наталья Андреевна обходиться без воздуха. — Пакет был натянут на голову гинекологу. Я уже собиралась обмотать его снизу на шее скотчем, как жертва завопила из своего скафандра, что готова покаяться.
— Что ж, послушаем, — согласилась я, снимая пакет.
Красная как рак, врач дышала с присвистом. Сглотнув, она произнесла с мольбой:
— Я все скажу, только не убивайте. Меня никто не нанимал. Просто есть договор, по которому весь материал с абортов покупают одни люди. Они вроде переправляют его за границу. Сейчас просто стало не хватать материала, и я использовала любые возможности.
— Вот гадина! — с ненавистью прошептала Лариса. — Надень ей пакет на голову, и пусть задохнется.
Не обращая внимания на слова Ларисы, я ледяным тоном спросила у Бочкаревой:
— Мне нужны имена покупателей, телефоны, все.
Когда она закончила говорить, я показала Ларисе диктофон, что держала в кармане:
— Вот годы, проведенные в тюрьме, для нее будут хуже, чем смерть. На зоне убийц детей не жалуют.
Лариса согласилась, что я хорошо придумала, а затем попросила разрешения хоть немножко попытать врача. Я объяснила, что для этого нет времени, напомнив про Сашу, который до сих пор ждал нас в джипе на улице.
— Ой, Саша, — вспомнила Неделькина, посмотрела на свои часы. — Боже, он уже больше трех часов там ждет.
Оставив Бочкареву привязанной к креслу со ртом, залепленным скотчем, мы покинули женскую консультацию.
— Думаете, я второй раз буду терпеть такое! — брызгая слюной, прошипел шофер, лишь только мы сели в джип.
— Будешь, — подтвердила я равнодушно, — это твоя работа, и не выпендривайся.
В зеркале заднего вида при этом видно было, как дергалось лицо парня.
Неделькина с тоской посмотрела на меня, как бы говоря взглядом: «Зачем ты его доводишь?»
Я улыбнулась и протянула ей пакет с пирожками:
— Хочешь?
Позабыв обо всех невзгодах, Неделькина сию секунду сосредоточилась на пирожках, интересуясь начинкой.
— Есть с картошкой, с капустой, с луком и яйцами и с яблочным повидлом, — перечисляла я, — только где какой — непонятно и придется действовать методом тыка.
— А где вы пирожки взяли? — не смог удержаться от вопроса водитель.
— Как где — в женской консультации, конечно, — усмехнулась я. — Там на первом этаже пирожковую открыли. А на втором, говорят, скоро магазин будет и игровой салон.
Саша воспринял мой треп как истину и нисколько не удивился. Зато Неделькина смеялась от души, даже чуть пирожком не подавилась.
