Глава 7
Теперь становилось ясно, что все нити преступления сходятся на одном человеке – Валерии Холодовой, она же Аляска, она же Африка.
Именно эта девушка выманила Сашу Белкина под колеса джипа. Именно она посадила в машину и увезла с собой Марьяну Шарову.
Как я могла так ошибиться? Почему я сразу не распознала злодейских замыслов в этой красивой головке?
Да очень просто! Очень часто человек становится преступником не потому, что он гнусен, порочен и жаден. А просто потому, что его к этому вынудили обстоятельства. Ну, так сложилась жизнь! Отравить богатого дядюшку ради наследства. Столкнуть с высоты шантажиста, который может сообщить мужу о неверности супруги. Зарезать изменившего возлюбленного. За годы работы телохранителем я повидала бесчисленное множество преступлений. И всякий раз преступник находил себе оправдание. «А зачем он изменил?», «А с какой стати она вздумала меня шантажировать?», «А с чего бы это он решил завещать все свое состояние приюту для собак?!». Ну и так далее…
Скорее всего, девушка по имени Аляска не была преступницей. Просто ей пришлось проделать все эти ужасные вещи… Так сложилось.
Полдень застал меня за рулем «Фольксвагена». Моя машинка наматывала километры, дорога ровной серой лентой стелилась под колеса, а я все размышляла и пыталась понять, что же толкнуло Леру Холодову на похищение. Деньги? Но ведь Шаров еще не получил никаких требований выкупа, а прошло уже два дня. Обычно похитители не ждут так долго. Каждый час, проведенный похищенным в неволе, – лишняя ниточка к похитителям. Чем кормили, куда везли, о чем говорили, какие звуки были слышны за окном… Все это помогает полиции вычислить преступников.
Неужели Марьяну похитили ради мести? Но ведь Валерии Холодовой и Марьяне Шаровой совершенно нечего делить. До момента похищения девушки даже не были знакомы!
Интересно, где Аляска провела полтора месяца, прошедшие с того дня, как Сашу Белкина сбила машина, и до позавчерашнего вечера, когда Марьяна села в такси?
И еще одно. Почему прервалась карьера юной модели по прозвищу Африка? Почему вместо того, чтобы сниматься в глянцевых журналах, Лера танцевала на стойке в баре клуба? Как девушка родом из маленького Екатерининска попала на страницы глянцевых журналов, и как она скатилась с высоты подиума – предела мечтаний множества юных дурочек? Серьезная умная студентка сложного, «мужского» факультета Политехнического как-то не вязалась с образом стриптизерши у шеста… В общем, Аляска продолжала быть крайне загадочной фигурой. А из зацепок у меня оставалась только одна – тот факт, что Лера родом из Екатерининска. Туда и лежал мой путь. Я ехала наудачу. Совсем не обязательно, что Аляска кинется в случае опасности именно в родные места. К примеру, в той же Москве затеряться куда проще, чем в провинциальном городке, где все друг у друга на виду.
Но эта ниточка была единственной, и я все вжимала педаль газа до упора. «Фольксваген» несся по дороге, гудя, как жук.
Подумать только, что эта история началась с «Цифрового леденца», электронного устройства, а закончилась банальной уголовщиной. Не знаю, удастся ли мне спасти Марьяну. Если нет, не представляю, как смотреть в глаза Шарову. Он, конечно, тот еще тип, но дочку любит до беспамятства. Ну кому понадобилось причинять вред девушке, которая мечтала стать пианисткой, девушке, безобидной, как божья коровка?!
В Екатерининск я въехала, когда солнце уже клонилось к закату. Конечно, я могу обратиться к местному участковому… Но во-первых, Шар велел не впутывать в это дело полицию. А во-вторых, этому участковому явно не понравится, что я собираюсь хозяйничать на его территории. И кто знает, чем закончится мой вояж в старинный городок? Дело вполне может дойти и до стрельбы… Нет, я предпочитаю действовать в одиночку, и точка!
Лучший источник информации в маленьких городах – это, конечно же, бабушки, продающие семечки на автовокзале. Поезда в Екатерининске не останавливались, пролетали на большой скорости мимо, а вот автобусы до Тарасова ходили исправно. Один в день. Но небольшая пыльная площадь перед одноэтажным зданием не пустовала – стайки мальчишек на велосипедах, пастух прогнал стадо коз. В общем, патриархальная идиллия.
Я выбралась из машины и для начала купила у каждой бабушки по стакану семечек. Не знаю, что я буду делать с такой прорвой, но надо же было как-то завязать знакомство! Я мирно уселась на лавочке, где в ряд сидели три старушки, и принялась лузгать подсолнухи, не проявляя интереса к соседкам по лавке.
Бабуси не выдержали первыми. Они переглянулись, и самая старшая спросила:
– Ты что же, в гости приехала али так, проездом?
– В гости, бабушка, в гости! – лениво ответила я, не глядя на пожилых женщин. Еще Шерлок Холмс, мир его бумажному праху, утверждал – стоит только проявить интерес, как человек захлопнется, как устрица. А вот раздразнив его любопытство, можно вытянуть много интересной информации.
– А к кому в гости-то, дочка? – поинтересовалась вторая.
– Да к Лерке Холодовой, – небрежно ответила я. И задержала дыхание, ожидая ответа.
– Не знаю таких, – покачала головой самая старая. – Почитай, восемьдесят годков тута проживаю, никаких Холодовых у нас нету. Ты, часом, не ошиблась, дочка? Может, тебе в Елизаветино надо, а не к нам?
Шестеренки в моем мозгу с визгом крутились на высоких оборотах. Думай, Охотникова, соображай быстрее! Ну, ну…
Перед моим внутренним взором возникла страница потрепанной книги про Незнайку и его друзей. «Вере Шнырёвой за отличную учебу…»
– А Шнырёвы? Шнырёвы у вас живут?
Мой простой вопрос вызвал странную реакцию. Бабки сидели с торжественно-загадочными лицами. Я в очередной раз затаила дыхание.
– Давай, Сергевна, говори ты, – наконец разрешила та, что была патриархом в этой компании.
Младшая из бабусь уселась поудобнее. Так сказители древности готовились начать свои бесконечные саги. Я едва не застонала сквозь зубы. Ну быстрее же. Время утекает!
– Шнырёвы, говоришь? – неторопливо начала она. – Шнырёвы живут тута, да. Только их, почитай, никого и не осталось.
– А Вера? – не утерпела я и встряла в эпическое повествование с вопросом. Бабуся недовольно поджала губы и замолкла.
– Верка Шнырёва, как школу закончила, так в Москву и укатила. И с тех пор мы тута ее не видели, – задумчиво проговорила средняя из бабок.
– Куда же они все подевались? – вздохнув, я смирилась с неизбежным и приготовилась слушать сагу. Все же это лучше, чем ничего. Может, что-нибудь полезное я и узнаю. А то получится, что я напрасно проделала весь этот путь…
– Дед ихний приехал сюда в тридцать шестом, – начала бабка. Ну, спасибо хоть про Ноев ковчег не рассказывает!
– Жена его была ссыльная, из немцев, – никак не реагируя на мои страдания, вела неспешную речь старушка. – Только она была не Шнырёва, а Тузенбах. Это когда она за Ивана вышла, то стала, сама понимаешь, Шнырёва…
Я стиснула зубы.
– Папаня Веркин в девяносто девятом помер. Не-е, в двухтысячном. Когда миллениум праздновали. Пил он сильно. А мать ейная до сих пор жива.
– Правда? – я воспрянула духом. – А где она? Могу я с ней поговорить? Может, она мне что-нибудь про дочку расскажет?
Старухи снова переглянулись с видом заговорщиков. Блин, иллюминаты собрались!
– Поговорить ты с ней, конечно, можешь, дочка, – наслаждаясь причастностью к чужой тайне, протянула старуха. – Только вот она с тобой не сможет.
– Она что, немая? – не выдержала я.
– Да нет. Не в себе она. В психушке содержится, на полном государственном обеспечении.
Да, и эта ниточка оборвалась.
– А еще кто-нибудь из Шнырёвых остался?
– Погоди, не торопи. Расскажу все по порядку.
На нервной почве я сгрызла уже целый стакан семечек и принялась за второй.
– Братья Веркины остались.
– А где я их могу найти? – вскинулась я. И снова напрасно.
– Не перебивай, дочка! Невежливо это! – строго отчитала меня старшая. – Надо к пожилым людям уважение иметь. Вас, молодых, не учат…
Я терпеливо переждала про «вас, молодых». Судя по всему, именно мы, молодые, были виноваты не только в падении морали, но и в регулярном росте цен, а также в изменении климата.
– Так вот, остались у Верки два брата, Олежек и Вовка. Вовка – он, значит, старший. Ну, в армию пошел, все как полагается. А из армии вернулся, полагается отгулять, – степенно объясняла бабка, – чтоб все, как у людей.
– Ну? – тут явно скрывалась какая-то тайна. Я не могла больше ждать.
– Ну, не успел он отгулять-то. У нас тут чечены проезжали… Слово за слово, и драка. Они ж какие – горячие, люди гор. Да и Вовка не лучше.
– И что? Убили кого-то?
– Да нет, так, порезали. Вовка одного ихнего порезал, ну, его в тюрьму и посадили.
– А-а! – разочарованно протянула я. Никакой тайны здесь не обнаружилось.
– Ну, судили, все как полагается, – продолжила эпос бабулька. – На зону, значит, отправили…
И замолчала. Я немного подождала. Давай, бабушка, колись, что было дальше! Но старушка таращилась прямо перед собой. К черту Шерлока Холмса!
– Бабушка, что дальше-то было?
– Так помер он, – просто ответила старушка. – На зоне помер. Там и схоронили.
Тьфу ты! Еще одна оборванная нить…
– А этот… как его… Олежка? Ну, второй брат Веры?
– Олежка зде-есь! – с удовольствием протянула рассказчица. – В ихнем доме так до сих пор и живет. Маленький, а ушлый!
– Маленький? – насторожилась я. – Сколько же ему лет?
– Да лет тринадцать, что ли. Нет, четырнадцать вроде. Он уж после смерти папани родился. Последыш.
– Он что, один живет? – удивилась я. – В четырнадцать лет?
– Ну, опекунша у него есть, родня дальняя, седьмая вода на киселе. Из соцзащиты его инспекторша навещает. А так да, один. Да он парнишка умный, справляется. Посерьезнее некоторых взрослых будет…
– Огород у него, да как у всех тута. Козу держит, курей, кроликов, – с удовольствием перечисляла бабуся. – Продает кролей и тем живет.
– Прижи-имистый! – восхищенно протянула другая. – Торгуется, как аспид, копейки не уступит!
Мне понравился образ маленького прижимистого кулака. Хозяйственный мальчик…
– А самое главное, без этих глупостей живет, – вступила в беседу средняя. – Ни курева, ни пьянки. Не в папашу удался. Может, и не от него…
И бабка тоненько захихикала. Подружки подхватили.
– Грех тебе, Марья! – сквозь смех выкрикнула старшая.
Отсмеявшись, старухи продолжили сагу о семействе Шнырёвых.
– Олежка и учится хорошо. Да у них вся семья умная! Жаль, от ума этого одно им только горе, – вздохнула младшая.
– А вы можете мне сказать, где живет Олежка? – попросила я. – Хочу с ним поговорить.
Бабуси объяснили мне, как проехать к дому Шнырёвых. На радостях я выкупила у них весь запас нехитрого товара – остатки семечек, вязаные шерстяные носки (судя по запаху, из козьей шерсти), сушеную малину в кульках из газеты.
Расстались мы дружески. И я покатила по сонной, совершенно деревенской улице, вглядываясь в дома по обочинам. Вообще Екатерининск больше походил на деревню, чем на город. Улицы без асфальта, стоит только свернуть с главной – само собой, имени Ленина. Куры, шныряющие под колесами. Стайки белобрысых детей, что выскакивали на велосипедах наперерез автомобилю и замирали, провожая глазами мой «Фольксваген».
Наконец я затормозила у нужного мне дома. Олег Шнырёв жил в просторном, слишком просторном для одного доме на окраине Екатерининска. По крайней мере, идеальный, без единого сорняка огород дальним краем терялся под пологом самого настоящего леса.
Я остановила машину чуть в стороне. Мне нужно подумать. Что, если мне навстречу выйдет высокая светловолосая Валерия Холодова, она же Аляска, она же Африка, она же Вера Шнырёва? Или вдруг выяснится, что Марьяну Шарову увезли именно сюда и прячут в этом старом доме с почерневшими от времени деревянными стенами? Переложу-ка я пистолет в кобуру под мышкой… Может, понадобится?
Но пистолет мне не понадобился. Заслышав шум мотора, из дома вышел тоненький подросток с белыми, выгоревшими на солнце волосами, похожий на отрока с картины художника Нестерова.
Но у нестеровского персонажа не было таких натруженных рук, такого загорелого лица и такого колючего, недоброго взгляда. И правда, маленький кулак – как из старых советских фильмов про Гражданскую войну…
– День добрый, – неприветливо сказал мальчик, подходя к машине, – вы к кому? Заблудились, что ли? Наш дом последний на улице, дальше только лес. Вам надо развернуться и проехать до остановки, а там спросите.
– Не надо, – улыбнулась я. – Я приехала к тебе.
– Ко мне?! – перепугался подросток. Я вышла из машины. Ростом мальчик был мне по плечо.
– Ты ведь Олег Шнырёв, верно?
– Ну, я. Но я вас не знаю.
Мы молча таращились друг на друга. Да, крепкий орешек. На контакт не идет, и разговорить его будет непросто.
– Слушай, я приехала из Тарасова, а путь, сам понимаешь, неблизкий. Может, пригласишь меня в дом? Водички нальешь? – предложила я.
Глаза мальчика быстро обшарили улицу. Кроме детей на велосипедах, неотвязно ехавших за моей машиной от автобусной остановки, на улице не было ни единой живой души.
– Брысь отсюда! – прикрикнул Олежка на пацанят и хмуро кивнул мне: – Проходите в дом.
В старом доме было прохладно, пахло свежесваренными пельменями. Я сглотнула слюну. Ладно, поем в кафе на трассе, когда буду ехать обратно. Не объедать же сироту…
Я выложила на стол купленные у бабок гостницы – малину и шерстяные носки. Эх, знала бы, что придется общаться со школьником, захватила бы что-нибудь другое.
– Это тебе.
– Зачем это? – поморщился Олег. – Малина у меня своя, и гораздо крупнее этой. А носки из моей шерсти. Ну, в смысле, от моих коз. Это вы на остановке купили?
– От тебя ничего не скроешь! – восхитилась я. Надо же. Какой наблюдательный…
Мальчик сел за стол и сложил вместе широкие, почти мужские ладони.
– Говорите, чего вам надо, и езжайте себе. Мне кролей кормить пора.
Я присела на табурет. Нет, дружок, прости, так скоро я не уеду, и не надейся.
– Я ищу твою сестру.
Громадное облегчение мелькнуло на лице моего собеседника – мелькнуло и тут же пропало. Парнишка исподлобья взглянул на меня, ковыряя заусенец на пальце.
– Верку? Так она здесь не живет!
– А где живет?
– Да не знаю я! Она как семь лет назад отсюда свалила, так с тех пор ее и не видели. За длинным рублем уехала, в столицу… – с осуждением проговорил мальчик.
– И что, так и живет, в столице?
– Так и живет! – кивнул Олег.
– А ты знаешь, что твоя сестра три года прожила в Тарасове, в четырех часах езды от тебя? Знаешь, что она училась в Политехническом?
Олежка помотал головой, так что светлые, мягкие, как ковыль, волосы взлетели над головой.
– Не знаю я Верку и знать не хочу. Мы для нее не компания. Она вон какая ученая…
И мальчик замкнулся во враждебном молчании.
Я решила сменить тему, переключить внимание подростка на что-нибудь другое.
– А ты что же, совсем один живешь? А зимой как?
Олег разозлился, даже веснушки побелели под загаром.
– Слушайте, чего вы ко мне привязались, вы что, из соцзащиты, что ли? Как надо, так и живу! Не хуже прочих. Восемь классов закончил, учусь нормально. Хозяйство у меня, куры, козы, кролики. Продаю молоко, мясо. Два раза в месяц меня навещает тетка. Опекунство на нее оформлено, но жить с ней я не стану, да и она не хочет. Я ей без надобности. А так она приедет, мяса, яиц наберет и свалит. Зато меня никто не трогает. А так кто бы мне позволил одному жить…
Мальчик рассказывал о себе горячо, запинаясь и перескакивая с одного на другое. То ли слишком долго у него не было собеседника, то ли, что куда более вероятно, этими непрошеными откровениями о своей сиротской доле Олег Шнырёв попросту пытался отвлечь меня от чего-то важного. Я знаю, что люди выбалтывают собственные секреты, чтобы скрыть настоящую тайну.
Вот только что для этого мальчика настоящая тайна, а?
– Скажи, – медленно проговорила я, – а в какой больнице твоя мама?
– В Ключевской, – охотно ответил подросток. – Вы чего, с ней беседовать хотите? Не тратьте время. Дело бесполезное. Она три года никого не узнает.
Значит, тайна скрыта не здесь. Да, знаю – то, что я сейчас сделаю, очень жестоко. Жестоко по отношению к одинокому подростку, который хорошо закончил восьмой класс и держит кур, коз и «кролей». Но ведь речь идет о жизни Марьяны Шаровой, девушки ненамного старше Олега.
– А ты можешь рассказать, что случилось с твоим братом?
Олежка поджал губы – совершенно как бабуси на остановке. Помолчал, потом нехотя ответил:
– С Вовкой? Помер он. На зоне. Ну? Чего вам еще? Про папашу приметесь спрашивать?!
– Нет, про папашу не стану, – честно ответила я.
И тут мой взгляд остановился на конверте. Ненадписанный почтовый конверт – большая редкость в наше время – лежал на столе. Незаклеенный и приоткрытый. Из конверта высовывался уголок зеленой купюры достоинством в одну тысячу рублей. Я всмотрелась – да их там целая пачка! Ничего себе доходы у одинокого подростка!
Олежка заметил мой взгляд и попытался задвинуть конверт под хлебницу.
– Откуда у тебя такие деньги? – поинтересовалась я.
– Не ваше дело! – огрызнулся мальчик. – Кролей соседям продал.
– Кролики столько стоят?! – изумилась я.
– Я много продал. Двадцать штук, – попытался вывернуться мальчишка.
– Ага! И они принесли тебе деньги за кроликов прямо в конверте?!
Олежка молчал, злобно глядя на меня. Я не отводила глаз.
– Слушайте, чего вам надо? – не выдержал подросток. – Явилась сюда, вопросы всякие задает… Я щас участковому позвоню! Дядя Вася приедет на мотоцикле, и мало вам не покажется!
– Звони давай! – обрадовалась я. – Может, твой дядя Вася поможет мне выяснить то, что ты скрываешь…
Олежка побелел так, что я даже испугалась за него.
– Н-ничего я не с-скрываю! – еле выговорил он онемевшими губами. – Нечего мне скрывать…
Я чувствовала себя довольно погано. Мне еще не приходилось допрашивать детей. Я попыталась объяснить Олегу Шнырёву, почему никак от него не отстану:
– Послушай, в Тарасове совершено преступление. Похищена молодая девушка. Твоя сестра Вера имеет к этому какое-то отношение. Поэтому я ее и ищу, понял? Мне нет дела до твоих секретов. Скажи, где я могу найти Веру, и я тут же от тебя отстану.
– Нигде, – отрезал мальчик и отвернулся.
– Ну, как знаешь. – Я встала. Что мне, допрос с пристрастием к восьмикласснику применять, что ли?! Буду искать другие пути… Хотя пока не представляю, какие…
Олежка вскочил с явным облегчением.
– Давайте я вас провожу. Осторожно, тут ступенька, не споткнитесь…
Проходя через крохотную, очень чистую кухню, я бросила взгляд в кастрюльку, стоящую на плите. Вода давно выкипела и пельмени переварились. Я замерла на месте с поднятой ногой.
– Это что?
Олежка насторожился:
– Где? А-а, пельмени это. Сами, что ль, не видите?
– Вижу. Раз, два, три… сорок семь. И я должна поверить, что ты живешь один, да?
Я едва успела приоткрыть дверь в маленькую комнату, как оттуда выскочил здоровенный, беловолосый, заросший щетиной, как кабан, мужик.
Он отбросил меня в сторону, будто я была пушинка, что совсем не соответствует действительности. Я сгруппировалась при падении, ловко извернулась, как делают кошки, когда их роняют с высоты, и вот уже стою на ногах. Мужик выскочил на улицу, и я бросилась за ним.
– Не пущу! – заорал Олежка и преградил мне дорогу. Сначала он раскинул руки крестом, а потом повалился на пол, загораживая узкий коридорчик, ведущий на улицу. В конце концов я попросту перепрыгнула через мальчишку и бросилась в погоню, на ходу вытаскивая пистолет.
Мужик бежал через огород, петляя между кустиками картошки и дико косясь на меня через плечо. Он был в тренировочном костюме, низкий лоб и отросшая щетина делали его похожим на неандертальца. Только дубины не хватает…
Словно услышав мои мысли, «неандерталец» нагнулся на бегу и выдернул из земли какой-то кол. Ну вот, теперь у него есть и оружие…
Бегал мужик просто отлично – не прошло и двух минут, как он достиг опушки леса, на мгновение замер на краю освещенной солнцем поляны, а потом нырнул под густые ветви. И темнота леса поглотила его мощную фигуру.
Я остановилась. Стрелять я все равно бы не решилась – не имею, знаете ли, такой привычки – палить в людей только потому, что они от меня убегают. А вот лезть под кроны деревьев мне тоже что-то расхотелось. Где-то там меня поджидает «неандерталец» со здоровенной дубиной. А мне вовсе не улыбается получить этой штукой по голове. Кто тогда доведет до конца расследование и спасет Марьяну?
Я вернулась в дом, на ходу пряча пистолет в кобуру. Олежка сидел за столом, уронив голову на руки. Когда я вошла, подросток поднял заплаканное лицо и злобно сказал:
– Ну что? Добились своего?
Я присела напротив и провела рукой по белым волосам. Мальчишка сбросил мою руку.
– Насколько я поняла, это твой брат, Владимир Шнырёв. Верно?
Олежка кивнул.
– Он вовсе не помер на зоне, как уверены соседи. А проживает в твоем доме. Вы с ним собирались поужинать пельменями, а теперь он утек в лес. А скажи, почему он прячется? Сбежал, что ли?
Олежка шмыгнул носом.
– Не, не сбежал. Он отсидел от звонка до звонка. Просто боится людя́м на глаза показаться.
– Почему это? Он ведь никого не убил? А попросту порезал ножом в драке? С чего вдруг такая чувствительность?
Олежка обиженно уставился на меня:
– Так мамка-то из-за него заболела. Она и раньше-то не очень с головой дружила, особенно после того, как Верка того урода зарезала…
Упс! Я сделала вид, что ничего не произошло, и с интересом слушала рассказ.
– А как Вовку посадили, она совсем умом тронулась. У нас люди знаете какие злые? Город маленький, все друг друга знают. По улице невозможно было пройти – то вслед чего обидное крикнут, то на воротах напишут. Даже соседи нас сторонились. Говорили своим детям: «Со Шнырёвыми не водись, они такие – чуть что, и за ножи хватаются!» Вот Вовка и прячется.
Олежка обиженно посопел.
– Так чего же вы не уехали, раз к вам так плохо относятся? – задала я резонный вопрос.
– А хозяйство? – оскорбился Олежка. – Бросить, что ли? Да и кому мы в городе нужны. Вот Верка – та уехала столицу покорять. И что из этого вышло?
– А что вышло-то?! – поинтересовалась я. – Кстати, заодно уж расскажи, что это за история с уродом, которого Вера зарезала?
– Да так, ничего особенного! Она в каком-то клубе работала, и к ней урод какой-то начал приставать. Ну, она его и полоснула. А он брык – ласты склеил! Она ж не нарочно… А у нее только-только все стало налаживаться. Она нам деньги слала… Эх, да чего там говорить!
Мы помолчали. Я разглядывала комнату. Узкая кровать, письменный стол, полочка с учебниками, и еще приветы из прошлой жизни – какие-то семейные фото на стене, некоторые, кажется, времен Первой мировой. Телевизор, накрытый кружевной салфеткой. На телевизоре фаянсовая девушка держит зонтик. К статуэтке прислонена переливающаяся открытка – единственная красивая вещь в этом доме.
– Погодите, я щас! – сказал Олежка. Он подошел и распахнул дверь, немного постоял на пороге, всматриваясь в лесную чащу. Тяжело вздохнул и покачал головой: – Зря вы Вовку вспугнули. Он безобидный совсем. А теперь еще долго к людям не выйдет. Нервный стал в тюряге… Я ведь и правда думал, что он умер. Мы письмо получили, вроде бы из колонии: «Ваш сын, Шнырёв Владимир, погиб в результате несчастного случая на стройке…» Печать такая синяя и штамп неразборчивый. Это он сам прислал, потом уж рассказывал. Ну, я поверил, конечно. Маманя к тому времени уже в психушке обреталась… И тут, неделю назад примерно, вдруг ночью стук. Я смотрю, а это Вовка! «Спрячь меня, – говорит. – Идти мне некуда». Так с тех пор вдвоем и жили.
– Слушай, у твоего брата с головой в порядке? Он что, всю жизнь собирался тут прятаться, а?
– Да не-е, – протянул Олежка снисходительно, – он вообще в Тарасов собирался, к Верке. Она его как-то там устроить обещала…
Под моим насмешливым взглядом горе-конспиратор сник.
– Значит, ты все-таки знаешь, где живет твоя сестра, – сказала я.
– Знаю. Но вам не скажу! – снова уперся Шнырёв-младший. – Может, вы на бандитов работаете. Я вам скажу, где Верка, а вы ее того… прикончите.
Звучало довольно дельно. Тем более что я и в самом деле работаю на бандитов. Точнее, на бывшего бандита господина Шарова. Но когда похитительница его дочери будет найдена, я не поручусь за ее жизнь и безопасность…
– Она ведь была тут, да? Твоя сестра приехала ненадолго, привезла деньги и уехала так, чтобы ее никто не видел.
Олежка молчал, кусая губы.
– Ладно, как хочешь! – я встала и направилась к двери. Обходя стол, я смахнула на пол открытку, стоявшую на телевизоре. Намеренно, кстати, смахнула – неуклюжестью я не страдаю. Наклонилась поднять и быстро запечатлела в памяти все, что там было написано. – До свидания, Олег. Извинись за меня перед твоим братом – я совершенно не собиралась его пугать.
Парнишка проводил меня до машины и внимательно проследил, чтобы я точно уехала, а не спряталась где-нибудь неподалеку. Я и не собиралась делать ничего подобного – напротив, мне нужно было как можно скорее вернуться в Тарасов.
Особенно теперь, когда я знала, где мне искать Аляску.
Открытка, которую я так ловко уронила, содержала следующий текст: «Дорогой мой братик Олежка! Поздравляю тебя с днем рождения. Ты совсем взрослый – прямо не верится, что тебе уже четырнадцать. Я живу хорошо. Только сменила место жительства. Теперь мой адрес: Лесной бульвар, дом сто сорок пять, квартира двести четыре. Видишь, какие тут большие дома? Хотя после Москвы Тарасов – просто дыра дырой. Но все-таки я надеюсь, что ты закончишь школу и приедешь ко мне. И мы будем жить вместе. Твоя сестра Вера». Дата на открытке – неделю назад. Аляска не смогла не поздравить своего младшего брата, одиноко живущего в родном городе, с днем рождения.
Что ж, нанесем визит загадочной Африке-Аляске!
Интересная у них семья… Владимир в драке порезал ножом какого-то горца, да и Вера виновна в чем-то подобном. Я, конечно, не поверила рассказу Вовы о том, что ему «стыдно людя́м на глаза показаться». Скорее всего, парень бегает от карточных долгов. Ну или от чего-то столь же реалистичного… И оба они – и Вера, и Вова – рассказывают Олежке полуправду, чтобы не травмировать младшего братика…
Дом сто сорок пять на Лесном бульваре оказался громадной девятиэтажкой. Я поднялась на лифте, подождала, пока ехавший вместе со мной мужик, нагруженный сумками из «Ашана», зайдет в квартиру, и только потом приложила ухо к двери квартиры номер двести четыре. Было уже очень поздно, жильцы могли и спать. За дверью было вроде бы тихо. Я достала отмычку из своего арсенала, поковырялась в замке, и дверь открылась. Я сняла пистолет с предохранителя, толкнула дверь и бесшумно переступила порог.
Прямо в лицо мне смотрело лезвие ножа. Его держала в вытянутых руках Аляска. В квартире было темно, только фонарь за окном давал немного света.
– Не дури, брось нож! – посоветовала я, качнув пистолетом.
– Вы все-таки меня нашли! – раздался знакомый хриплый голос Аляски.
