Глава 5

Рассвет я встретила на трассе Пенза – Тарасов. Крутя баранку, я размышляла о том, как причудливо сплетаются человеческие судьбы. Если бы три недели назад не выпала из окна уборщица Серафима Ёжикова, все, причастные к этой истории – Люба Южина, ее сын и невестка, мать и дочь Мышкины, Штильмарк, супруги Стаценко – жили бы себе и горя не знали. Герда Подниекс не увидела бы в окне женщину, четверть века назад причастную к убийству ее родных, и была бы жива, и Витас тоже. И старушка Марья Семеновна. И Петенька.

Пандора, Пандора… Любопытная древнегреческая гражданка, из вполне понятного любой женщине любопытства открывшая ящик, откуда вылетели все болезни и несчастья и накинулись на бедное человечество… А на логотипе клинингового агентства из ящика вылетают веселые мыльные пузыри! Все нити ведут в эту самую «Пандору». Придется и мне наведаться туда…

Вернувшись домой, я первым делом влезла в Интернет. Так, компания основана пять лет назад. Сайт сделан профессионалами, и вообще денег на рекламу хозяин не жалел. Кстати, владельцев было двое – Алексей Орлов и Борис Соколов. Да, забавно… как будто нарочно подбирали.

Отзывы о «Пандоре» самые благоприятные – мне даже показалось, что тут поработали профи. Слишком уж все мармеладно. Хотя мне ведь понравился результат работы агентства! Может, они и вправду так хороши, как говорят? Нанять менеджера по работе с соцсетями может себе позволить только процветающая компания. Да, похоже, дела у «Пандоры» идут хорошо…

Я знаю только одну зацепку, что может помочь мне размотать запутанный клубок, в который превратилось это дело.

Учительница, что отбывает срок за убийство сотрудницы «Пандоры».

Я позвонила майору Мироновой.

– Охотникова, ты? – обрадовалась мне Галина. – Объявилась наконец! Куда пропала-то?

– Галь, у меня к тебе разговор, – честно призналась я.

– Ну что с тобой делать, раз ты меркантильная такая! – вздохнула капитанская дочка. – Подъезжай к двенадцати, кофейку попьем!

В двенадцать пятнадцать я переложила третий эклер со своей тарелки на Галину. Капитанская дочка тяжело вздохнула, умильно посмотрела на пирожное и принялась быстро поедать его, жмурясь от удовольствия. Я терпеливо ждала.

– Знаешь, как это называется, Евгения? – строго спросила Галя, вытирая губы салфеткой. – Подкуп лица, находящегося при исполнении, вот как!

– Да я все равно к сладкому равнодушна! – Я пожала плечами с самым независимым видом.

– Ну, давай! Начинай. – Миронова откинулась на спинку стула и строго посмотрела на меня.

– Дело Маргариты Шлыковой, – быстро, пока Галя не передумала, сказала я. – Ну, эта учительница, ты мне еще про нее говорила…

– Не надо, я помню, – прервала меня Галина. – А в чем проблема-то? Дело давно закрыто.

– Ага, клиент сидит, терпила лежит, все в полном ажуре! – съязвила я, не удержавшись.

– Не пойму, Охотникова, ты меня в чем-то обвиняешь? – нахмурилась капитанская дочка. Стоп! Галю лучше не злить. В гневе она страшна. – Ты это, не забыла, что я тебе по дружбе помогаю?! – продолжала кипятиться Галина.

– Все! Прости, прости! Больше не буду! – пошла я на попятный. – Просто мне пришло в голову, что дело этой Шлыковой может быть связано с проблемами клиента, на которого я сейчас работаю.

– Это Южиной Любови Витальевны, что ли? – напряглась Галя.

Я кивнула, не желая уточнять, что теперь у меня помимо Любови Витальевны еще семеро клиентов по лавкам…

– Каким это образом? – нахмурила соболиные брови капитанская дочка.

– Слушай, Галь, тебе не все равно, а? – вздохнула я. – Дело ведь закрыто!

Миронова задумчиво съела четвертое пирожное, но мысли ее блуждали где-то далеко.

– Да, закрыто, – протянула она. – Сколько лет работаю, такое вижу в первый раз. Знаешь, как его закрыли, дело этого Петра Южина? По звонку.

– Прости? – не поняла я.

– Ты что, Охотникова, совсем тупая?! – рассердилась Миронова. – Звонок был «сверху»! Мы люди подневольные, сама знаешь…

Все интереснее и интереснее, как говорил наш инструктор по подрывному делу…

– Ну, давай, спрашивай, чего хотела! – велела Миронова. – Не могу я тут с тобой целый день рассиживаться. А жалко…

– Ты мне расскажи, в чем там было дело, – попросила я. – Меня тайны следствия не интересуют. А вот общедоступные сведения хотелось бы получить.

– Да вряд ли я смогу тебе что-то интересное сказать, – произнесла Миронова. – Эта самая Маргарита Шлыкова – загадка природы. Жила себе баба, возраст – под сорок. Кстати, она одинокая – ни мужа, ни детей. Работала учительницей русского языка в двести двадцать седьмой школе. Характеристики с места работы положительные. И вдруг ни с того ни с сего такая вот гражданочка хватает молоток и наносит тяжкие телесные какой-то уборщице, что пришла по вызову порядок наводить в ее квартире. Представляешь?

– Да, странно. А сама Шлыкова как это объяснила?

– Да никак! Говорит, убила на почве личной неприязни. А какая у них могла быть неприязнь, если эта уборщица – как же ее звали-то, дай бог памяти… Валентина Разина – всего три раза приходила убираться к Шлыковой, да еще и с интервалом в полгода…

– Слушай, а она точно вменяемая? Ну, Маргарита эта? – поинтересовалась я на всякий случай. Я чувствовала себя, как пойнтер, взявший след. Не хотелось бы ошибиться и вытянуть пустышку…

– Вменяемая. Нормальнее некоторых. – Галя недовольно покосилась на меня.

– Давай, колись! Ты же профи! – Я решила слегка подольститься. – Ты же знаешь, в чем там было дело, а?

Миронова погрозила мне пальцем:

– Ты, Женька, та еще лиса! Это тебя в твоем спецучреждении научили вытягивать из человека информацию?

В моем, как изящно выразилась Галя, «спецучреждении», то есть в Ворошиловском институте, а потом и в отряде «Сигма», меня действительно учили методам ведения допроса. Иногда мне приходится применять свои специфические умения. Но потом я всякий раз об этом жалею. Ну не мое это…

– Ладно, скажу, – сжалилась надо мной капитанская дочка. – Но имей в виду – это не следственные материалы, а мои личные домыслы, основанные на бабской интуиции. Было там что-то такое…

– Какое? – Я навострила уши. Кажется, сейчас дело сдвинется с мертвой точки!

– Ну, понимаешь… По женской части.

– Пардон?! – Я подняла брови.

Галя вздохнула и сказала:

– Не понимаешь ты намеков, Охотникова. Объясняю для двоечников. Шлыкова была нетрадиционной сексуальной ориентации. Ну, это я так думаю. А убитая – Разина Валентина – то ли шантажировала ее, то ли еще чего. Вот и вся тайна.

– Ну-у! – разочарованно протянула я, откидываясь на спинку кресла. – Кого сейчас этим удивишь!

– Не забывай, Шлыкова не на хлебозаводе трудилась! – строго произнесла Галя. – Она в школе работала. Если бы про ее пристрастия стало известно, ей грозили бы очень серьезные неприятности. Вплоть до статьи, стоило бы какой-нибудь старшекласснице заикнуться, что учительница на нее нехорошо посмотрела…

– Ладно, Галь, спасибо тебе. – Я поднялась.

– Да не за что. Ничего такого секретного я тебе не сообщила, и не надейся. Думаешь, три пирожных развяжут мне язык?

– Четыре, Галочка, четыре! – язвительно протянула я, попрощалась и поехала по своим делам.

Путь мой лежал к школе номер двести двадцать семь. Старинное здание, окруженное клумбами, вызвало у меня припадок стойкого отвращения к школе. Никогда не любила подобных мест. «Когда уйдем со школьного двора под звуки нестареющего вальса…» Считается, что главное назначение учебных заведений – давать знания. На мой взгляд, то, чем занимаются среднестатистические школы, называется «приведение к общему знаменателю». Сделать неудобных – удобными. Бунтарей вернуть в рамки социума. Непохожих причесать под одну гребенку. В общем, не люблю, и все тут. Нет, есть, конечно, исключения, но их так мало…

Директриса этого учебного заведения принадлежала к распространенной породе «селедка сушеная». Ее серое платье с металлической брошью на плоской груди могло быть с равной долей вероятности пошито как в 1975-м, так и в 1905 году. Типичная «классная дама»!

Директор смерила меня недовольным взглядом, но слово «расследование» оказало нужное действие. Директриса жестом пригласила меня занять неудобное креслице для посетителей, а сама взобралась на вполне современное кресло модели «мечта руководителя». Аккуратно сложила на полированном столе костлявые руки и приготовилась к допросу.

– Меня интересует ваша бывшая сотрудница, Шлыкова Маргарита Ивановна, тысяча девятьсот семьдесят второго года рождения, – специфическим «милицейским» голосом проговорила я.

Реакция «классной дамы» меня поразила. Бедняжка побледнела, как стена за ее спиной. Потом покраснела, точно спелый помидор. В заключение дама покрылась красно-белыми пятнами, и я не на шутку испугалась, не нанесла ли я непоправимого вреда ее здоровью своими бестактными расспросами.

Наконец директриса выговорила едва слышным голосом, дрожащим от переполнявших даму эмоций:

– Это ложь и гнусная клевета!

– Простите?! – переспросила я. – Что именно является клеветой? То, что Маргарита Ивановна работала в вашей школе?

«Классная дама» налила себе воды в стакан и выхлестала половину, стуча зубами о край. Я смотрела на нее во все глаза.

– Нет, Маргарита Шлыкова действительно работала у нас, – наконец взяла себя в руки директриса. – Мало того, она проработала в нашей школе пятнадцать лет. Пришла к нам сразу после педагогического института. Она характеризовалась самым положительным образом. Мы и подумать не могли, что там такое…

– Какое?

– Ну, вы же из органов, вы должны знать! – проявила запоздалую бдительность директриса.

– Вы намекаете на нетрадиционную сексуальную ориентацию гражданки Шлыковой? – Я бросила «классной даме» спасательный круг в виде удобного и приличного термина, а то бедняга снова начала краснеть.

– Вот-вот! – обрадовалась директриса. – Именно это. Ну, и кошмарное убийство тоже. Подумать только! В нашей школе такого не случалось с тысяча девятьсот семьдесят седьмого года!

Я с трудом подавила жгучее желание узнать, что именно приключилось в этой школе в далеком семьдесят седьмом, и вернула разговор в нужное русло:

– Скажите, а как вы узнали о том, что Маргарита Шлыкова… скажем так, не такая, как все?

– Ну как же! – блеснула стальными коронками директриса. – Мы получили письмо, в котором в подробностях излагалось, как именно Шлыкова проводит свой досуг. И с кем…

– А с кем? – Я тут же сделала стойку.

– Этот человек больше не работает в нашей школе! – отчеканила «классная дама».

– Адрес, телефон можете дать?

– Она… она съехала с квартиры. А где она работает, не имею понятия! – с мстительным удовольствием проговорила директриса. Я подумала, что она, очевидно, из породы старых дев – тех, что не выносят даже мысли о том, что кто-то может заниматься сексом, из тех, что в советские времена макали девочек, осмелившихся накрасить ресницы, в раковину, с криком «Проститутка!»

– Кстати, мы успели уволить Шлыкову до того, как она совершила это кошмарное злодеяние! – с торжеством сказала дама. – Так что я ничем не могу вам помочь…

Зато я знала, кто может мне помочь. Еще на входе, прорываясь через бдительную вахтершу – куда более активную, чем сонный охранник, – я поняла, что эта тетка – очень ценный кадр. Так что я спустилась на первый этаж и присела на скамеечке возле раздевалки. Вахтерша стреляла в мою сторону любопытными глазами.

По случаю начавшихся вчера летних каникул детишек в школе не было, зато наверху вовсю шел ремонт и пахло свежей краской.

Я принялась обмахиваться газеткой.

– Жарко-то как! – немедленно приняла мою подачу тетка.

– И не говорите! – подхватила я. Разговор пошел по отработанной схеме: погода – прогнозы синоптиков – посадки – дача – отмена электричек – дороговизна – и плавно вернулся в школе. Вообще-то я могу стать своей в компании бомжей, в стойбище эскимосов, в бригаде гастарбайтеров, в кружке жен олигархов. Но мой конек – тетки от пятидесяти пяти до семидесяти. Всякий раз, вытягивая необходимую информацию из такой вот вахтерши, я чувствую себя Джеймсом Бондом, который только что обыграл Ле Шифра в казино «Рояль»…

– Так кого, говорите, искали-то? – невзначай поинтересовалась вахтерша, хотя я ничего такого пока не говорила.

– Ой, да вашу бывшую работницу, Шлыкову Маргариту, – отмахнулась я.

Глаза вахтерши вспыхнули, как две ксеноновые фары:

– Так она сидит!

– Я знаю, – вздохнула я. – Мне бы повидаться с ее подругой… ну, знаете…

Я потупила взор.

Вахтерша наслаждалась разговором. Она стрельнула глазами в сторону охранника и добрым голосом сказала:

– Слышь, Петрович, иди подыми. Я тут посмотрю пока.

Охранник с готовностью потрусил к двери. Дождавшись, когда стеклянная створка закроется за его спиной, тетка повернулась ко мне:

– Так тебе Геля нужна? Геля Золотавина?

Я кивнула, хотя понятия не имела, нужна мне эта Геля или нет.

– Да, вот оно как бывает! – с удовольствием проговорила вахтерша. – Сейчас ты на коне, так сказать, на вершине, а потом глядь – и вниз летишь!

Я с умным видом покивала. Кто знает, что означает эта сентенция… Это работа школьной учительницей – вершина?! Хотя с точки зрения вахтерши дело, возможно, обстоит именно так.

– Как скандал случился, она была вынуждена из школы уйти, – сообщила мне тетка. – Ну, в смысле, Геля эта самая. Музыка там, песенки, туда-сюда, а сама вон какая оказалась. Кто же своих детишек такой твари доверит? А потом, когда это убийство приключилось, ей пришлось и с квартиры съехать. В этом районе на нее все пальцами показывали…

– А где она сейчас? – поинтересовалась я, делая вид, что мне не очень интересен ответ.

– Да на рынке цветами торгует! – выдала мне тетка. – На Северном! Я ее там видела. Ну, я, конечно, мимо прошла. Так она даже глаза не опустила. Во какая!

Рынок Северный находился на окраине Тарасова и представлял собой гигантскую ракушку из гофрированного металла. Зимой здесь было холодно, летом нещадно жарко, но жители близлежащих домов все равно толкались в узких проходах между прилавками, потому что овощи и мясо стоили тут немного дешевле, чем в окрестных магазинах.

Гелю Золотавину я нашла без труда – цветами торговали всего три до предела замученные женщины. Температура внутри рынка была выше, чем на улице, а на улице сегодня было градусов тридцать, не меньше. Женщины обмахивались деревянными веерами, но все равно пот стекал по их лицам. Цветы, безнадежно увядшие, вызывали желание выбросить их на помойку и отпустить бедных женщин по домам.

Две торговки были предпенсионного возраста, и только третья годилась на роль возлюбленной Маргариты Шлыковой.

Это была короткостриженая черноволосая девушка с длинной асимметричной челкой, закрывавшей правый глаз, и с целой коллекцией сережек в левом ухе. Геля была в джинсовом комбинезоне и сандалях. На вид ей было лет двадцать, но я пригляделась и поняла, что первое впечатление обманчиво – прекрасной продавщице цветов уже за тридцать, о чем свидетельствовали морщинки у рта и выражение глаз, какого не встретишь у двадцатилетних.

– Здравствуйте, вы Геля? – приветствовала я женщину. – Можно с вами поговорить?

Две тетки смерили меня недоверчивыми враждебными взглядами.

– День добрый, – хриплым контральто отозвалась Золотавина. – Поговорить? О чем мне с вами разговаривать?

– О Маргарите Шлыковой.

Тетки сразу же отвернулись и завели какой-то преувеличенно важный разговор.

Геля оглядела меня с ног до головы и спросила:

– Вы что, из полиции?

– Не совсем. Так мы можем побеседовать?

Золотавина повернулась к теткам и крикнула:

– Приглядите за товаром, пойду перекурю!

Мы вышли из раскаленной ракушки и устроились в тени за павильоном с минеральной водой. Золотавина вытянула из кармана смятую пачку сигарет и жадно закурила.

– Ну? – Колючий взгляд из-под челки впился в мое лицо.

– Геля…

– Для вас Ангелина Константиновна.

– Ангелина, расскажите, где сейчас Маргарита.

– А то вы не знаете? – скривилась девушка, глубоко затягиваясь.

– Знаю, конечно. В какой колонии?

– А вы что, навещать ее собрались? – усмехнулась Геля.

– Вот именно.

– А зачем?

– Надеюсь обнаружить новые обстоятельства в ее деле, – уклончиво объяснила я.

Геля с минуту смотрела на меня. Потом звонко расхохоталась:

– Новые? Да какие в ее деле могут быть новые обстоятельства? Та тварь лежит в земле, где ей самое место. Ритка на зоне, и сидеть ей еще восемь лет четыре месяца.

– Ангелина, скажите мне, почему она это сделала?

Геля выпустила дым так, чтобы получились аккуратные ровные колечки. Честно говоря, девушка была крепкий орешек. Я не рассчитывала, что она ответит. К моему удивлению, Ангелина спокойно объяснила:

– Потому что эта тварь собралась нас шантажировать. А когда Рита отказалась платить, прислала анонимку в школу, где мы работали. И понеслось…

– У этой уборщицы что, были какие-то доказательства? – удивилась я.

– Само собой. Два часа видео. Типа мягкое порно. А что? Вы тоже из породы гомофобов? Считаете, что постель – дело всех и каждого? – Геля откровенно издевалась.

– Да нет, я так не считаю. А вы навещаете Маргариту?

Геля передернула плечиками:

– Нет, не навещаю. Мы договорились, что я не буду ждать Марго. А то жизнь превратится в кошмар.

– Почему? – не поняла я.

– Ну, она выйдет, ей будет уже под полтинник. Старая, беззубая… Это она так говорит. – В глазах Ангелины блеснули злые слезы. – Ну, я и не жду. У меня теперь другая жизнь. А вам-то что за дело?

– Хочу съездить навестить Маргариту. Нужно задать ей несколько вопросов.

– Это важно, да? – серьезно спросила Геля.

– Да, важно. От этого зависит жизнь восьми человек.

– Ладно, скажу. Да вы и так узнали бы… она в колонии под Васильевском. И это… если увидите Марго, скажите… короче, скажите, что я все равно жду.

– Скажу. Спасибо за помощь, Ангелина Константиновна.

– Геля.

– Геля. А какой предмет вы вели в школе? – вдруг спросила я.

– Музыку, – усмехнулась Ангелина и вдруг невероятно высоким и чистым голосом громко запела: «Прекрасное далёко, не будь ко мне жестоко…»

Толпа нагруженных сумками и тележками граждан на мгновение замерла. Застыли люди, замерли тополя, окружающие рынок, даже голуби застыли в жарком мареве.

Толпа дрогнула и двинулась дальше. Голуби вспорхнули из-под ног прохожих.

Геля повернулась и, не прощаясь, скрылась в здании рынка.

Что ж, придется еще раз напрячь майора Миронову…

В ворота Васильевской женской колонии я въехала уже под вечер. У меня с собой была совершенно бронебойная бумага. Разрешение на срочное свидание с заключенной Шлыковой М. И. Не буду объяснять, чего мне стоило эту ксиву получить…

Начальница колонии была не очень-то удивлена моим приездом. Ей было все равно, а мне только этого и надо. Бумага подействовала – меня быстро протащили сквозь обычные формальности, и вот я уже входила в комнату для свиданий.

Что ж, старинная мексиканская поговорка гласит, что мертвые молчат. Ну и пускай молчат. А живые пусть расскажут…

Маргарита Шлыкова оказалась совсем не такой, какой я себе ее представляла. Все-таки не каждая представительница прекрасного пола способна забить кого-то молотком. Я ожидала встретить спортивного вида тетку, а передо мной сидела хрупкая рыжеволосая женщина нервического склада. У Марго были молочно-белая кожа и жесткие складки у рта. Зэковская одежка очень ее старила. Непослушные волосы выбивались из-под косынки, и Шлыкова постоянно поправляла рыжие волнистые пряди.

Марго встретила меня крайне нелюбезно.

– Кто вы такая? – напустилась на меня с расспросами Шлыкова. – Что вам от меня нужно?

Я посмотрела в умные глаза зэчки и поняла, что лучшей тактикой будет правда.

– Скажем так, Маргарита Ивановна, я охочусь на тех же людей, которые привели вас сюда. Речь идет о «Пандоре».

Зеленые глаза Шлыковой вспыхнули. Ого, какие страсти таятся под этим пеплом!

Я без лишних подробностей и имен изложила трагическую историю Серафимы Ёжиковой и семьи Подниекс.

– Да, понимаю вас, – задумчиво протянула Марго. – Значит, эта женщина повелась на деньги. И потому убита. Ну а я не захотела платить, и вот теперь здесь. Хрен редьки не слаще, простите мне прямоту выражений…

Да, я и забыла, ведь Шлыкова – учитель русского языка.

– Чего же вы хотите от меня? – нахмурилась Маргарита.

– Расскажите мне все, что знаете о «Пандоре».

– Ну, об агентстве я ничего сказать не могу… Только о той твари, из-за которой я здесь.

– Ее звали Валентина Разина?

– Ой, не произносите ее имени! – суеверно вздохнула Марго. – А то еще приснится опять… Первое время в тюрьме я совершенно не могла спать – часто видела ее лицо. Но знаете, если бы можно было все вернуть, я бы опять ее прикончила!

– Расскажите мне все с самого начала, – попросила я.

– Да что там рассказывать… Эта женщина ходила ко мне убираться. Я терпеть не могу всякие хозяйственные дела, вот и наняла через агентство уборщицу. Она приходила ко мне три раза, с интервалом в несколько месяцев. Делала генеральную уборку. Когда она пришла в первый раз, я за ней приглядывала. Как же, чужой человек в доме! Но она нашла сторублевую банкноту, что упала за диван, и отдала со словами: «Мне чужого не надо!» И еще эти моющие средства у нее были такие едкие… в общем, в следующий раз я оставила ее одну и пошла погулять. Работала она на совесть. Я ей даже премию небольшую заплатила. – Губы Маргариты скривились в иронической усмешке. – А потом она мне позвонила и сказала, что у нее есть запись, как я кувыркаюсь со своей подружкой. Вот прямо так и выразилась. И если я не заплачу ей, то мне плохо придется…

Марго замолчала, стиснув руки. Женщина смотрела в стену прямо перед собой.

– И что было дальше? – не выдержала я.

– Дальше? Я заплатила. А что мне оставалось делать? Но через месяц она позвонила во второй раз. Самое странное, она совершенно не боялась, что я заявлю в полицию.

– Ничего странного. Статья сто шестьдесят третья, часть первая. Штраф или исправительные работы.

– Я поняла, что нам от нее не избавиться. И сказала, что не стану платить – уже заплатила однажды. Тогда она пообещала мне большие неприятности. И уже на следующее утро, когда я пришла на работу…

Голос Марго прервался.

– Мне пришлось уволиться. Но эта женщина позвонила снова. Она сказала: «Если не заплатишь, проблемы начнутся у твоей подружки. У нее красивое личико, а?!»

И я поняла, что пора действовать. Я заплакала и сказала, что все осознала. Что готова платить. Пусть приходит за деньгами.

– И она пришла к вам домой?! – Я не поверила своим ушам.

– Пришла как миленькая, – жестко усмехнулась Маргарита. – Ну, остальное вы знаете.

– И где была записывающая аппаратура?

– В светильнике над кроватью. Такое… профессиональное оборудование. Я разнесла всю квартиру, пытаясь ее найти.

– И что же, эта уборщица сама такое придумала? – с сомнением сказала я.

– У меня создалось впечатление, что за ней стоял кто-то еще, – проговорила Марго, – кто-то умный, знающий толк в таких делах. А эта несчастная дура на каком-то этапе проявила самодеятельность. Потому все кончилось так плохо. Знаете, – задумчиво протянула Маргарита, – она ведь сидела, эта самая Валентина Разина. Тогда я этого не понимала, а теперь…

– Почему вы так думаете?

– Ну, она иногда употребляла такие слова… специфические. Арготизмы. Вместо «куртка» говорила «клифт». Золото она называла «рыжьем», а серебряные украшения «бельем». В общем, лагерный жаргон. Мне стоило догадаться.

– Ну, вряд ли это что-нибудь изменило бы.

– Да. Вряд ли.

Я передала Маргарите слова Гели и попрощалась. Когда я уходила, Марго плакала, уронив голову на стол.

Что ж, все нити вели в «Пандору». Теперь это было ясно уже окончательно.

В Тарасов я вернулась ночью и сразу устремилась за компьютер. Нет, сначала я позвонила Сергею Ковалю, чтобы узнать, как дела в Хмелевке. По настоянию Сереги мы объявили для свидетелей режим телефонного молчания. Попросту говоря, запретили им звонить кому бы то ни было. Конечно, вся компания принялась дружно возмущаться. Но спорить с Ковалем было бесполезно – свое дело он знал. «Пока ваш киллер не в курсе, куда вы подевались, все в порядке. Стоит вам сообщить о своем местонахождении вашей старенькой бабушке, через день-другой киллер прилетит сюда на всех парах, а бабушка будет лежать с паяльником… гм… не стану уточнять». Этот образ оказался настолько впечатляющим, что все свидетели покорно выключили телефоны… Так что средства связи были только у «кузнечиков».

– Привет, Сергей. Не спишь? Извини, что поздно… я весь день в разъездах. Как там наши гаврики?

– Слушай, зачем звонишь, а? – совсем не сонным голосом спросил Серега. – Нормально все! Если бы что-то пошло не так, как сейчас модно говорить, я бы тебя нашел, не сомневайся. Ребята мои работают. Уровень опасности «зеленый». Комар без моей санкции не пролетит в эту твою Хмелевку!

В трубке послышался жаркий женский шепот: «Ну, скоро ты там?»

– Извини, отбой тревоги! – засмеялась я. – Иришке привет!

Иришкой звали Серегину жену, в прошлой жизни ту самую прекрасную угонщицу элитных авто.

Что ж, я с чистой совестью могу не волноваться о безопасности свидетелей и сосредоточиться на агентстве. «Пандора», «Пандора»… Надо торопиться.

Поэтому я вступила в оживленную переписку по крайней мере с дюжиной адресатов по всему миру, потратила на это остаток ночи, пожертвовав сном, но ничуть не пожалела.

К утру у меня было все, что нужно.

Самым ценным приобретением стала справка о моем освобождении полгода назад из колонии общего режима, где я якобы отбывала наказание за кражу. Справку и фальшивый паспорт я получила следующим образом. Мне пришло СМС-сообщение с набором цифр. Я знала, что это номер ячейки в камере хранения на вокзале. Я оставила там конверт с деньгами и фотографиями и пошла погулять, как было сказано в инструкции. Вернувшись минут через тридцать, я открыла ячейку и обнаружила, что мой конверт испарился. Вместо него лежала пластиковая папка, а в ней то, что мне нужно – справка и паспорт. Больше всего меня поразило, что документы выглядели старыми и засаленными, потертыми на сгибах. Я точно знала, что документы – подделка, что их изготовили сегодня ночью на имя, которое я указала, а фото вклеили вот только что. Но выглядела подделка абсолютно достоверно. Бумага, печати, подписи… Это какой же уровень у этих ребят?..

Придется воспользоваться поддельным паспортом. Ох, надеюсь, майор Миронова никогда не узнает о моих художествах! Да, знаю, что совершаю преступление, называясь Петрухиной Марией Сергеевной. Но представьте, что я заявляюсь в «Пандору» под своим собственным именем! Я, конечно, не Майкл Джексон, в лицо меня знают немногие, а вот имя на слуху. Так что на этом моя деятельность и закончится…

Вторым бесценным приобретением этой ночи стала устная рекомендация. Один в прошлом весьма известный в Тарасове криминальный деятель, а ныне гражданин Швейцарии, обещал мне позвонить одному из двух хозяев «Пандоры», Алексу Орлову, и порекомендовать взять меня, Петрухину Марусю, хорошую бабу, только глупую, на работу. Так, надеюсь, имя он не перепутает…

Гражданин Швейцарии прекрасно знал, кто я такая. Но в настоящее время ему были глубоко не интересны наши тарасовские проблемы. Он ушел на покой и в последние пару лет прославился как непревзойденный заводчик померанских шпицев. Вот это была тема, на которую бывший преступник мог говорить часами! Но сегодня у меня было очень мало времени, поэтому беседу пришлось свернуть.

К десяти утра я подъехала к офису «Пандоры». Он располагался в кирпичном двухэтажном здании в историческом центре города. Да, дела у Алекса и Бориса с птичьими фамилиями идут очень даже неплохо – страшно представить, сколько стоит аренда такого вот особнячка!

Я немного постояла перед стеклянной дверью, потом шмыгнула носом, входя в образ, и решительно вошла внутрь. Зеркальная дверь на мгновение отразила мою физиономию. Ну и чучело! Сейчас меня не узнала бы и родная тетя.

Моя кожа была покрыта специальным средством, которое, стягиваясь, образовывало пленку, имитирующую мимические морщины. Это нехитрое действие сразу состарило меня лет на пять. С волосами я поступила просто – осветлила до белизны отдельные волоски на висках и челке, отчего появился эффект естественной седины. Так, еще плюс пять лет!

За руки я не боялась – поскольку я веду активный образ жизни, да еще и тягаю железо в спортзале, мои ладони покрыты вполне убедительными мозолями, ногти короткие, как у медсестры.

А вот с зубами пришлось повозиться. Ну не может быть таких классных зубов у бабы, проведшей последние пять лет в заключении. Минут пятнадцать я вертелась перед зеркалом, решая, как быть. Наконец я догадалась применить косметические виниры из своего спецнабора. Обычно люди делают накладки на зубы, чтобы скрыть косметические недостатки. Но мои накладки гордо демонстрировали всему миру желтовато-черноватые неровные зубы, что и требовалось. Отлично!

Я была в растянутой майке и мешковатых джинсах со стразами на попе – все из секонд-хенда, даже стирать не стала, потому что убедительный запах химчистки сымитировать невозможно, так пусть будет естественный…

Напоследок я отрепетировала простодушную улыбку типа «гы!» и решила, что маскарад удался. «Метод хамелелона» – мой конек, скажу без ложной скромности! Посмотрим, как он сработает в «Пандоре»…

За стеклянной дверью агентства меня встретили два серьезного вида охранника. Просканировали профессионально натренированными взглядами, потом пропустили через рамку, и только потом выслушали мое блеющее: «Я к Алексею Михайловичу… насчет работы!»

Один из ребят позвонил по внутреннему аппарату наверх, второй в это время стоял с незаинтересованным видом, небрежно свесив руку на полурасстегнутую кобуру на бедре. Ничего себе! Жареным пахнет, жареным! Ну зачем клининговому агентству такая охрана?! Щетки-швабры охранять?!

– Проходи! – бросил мне охранник, и я бодро потрусила по старинной чугунной лестнице.

Причина, по которой я устроила весь этот маскарад, была проста. Да, я могла бы сказать майору Мироновой, что подозреваю «Пандору» в темных делишках, приведших к гибели по крайней мере шести человек – это если считать жертвой глупую Валентину Разину. Ну и что? Что может сделать Миронова? Прислать какую-то проверку? Натравить на агентство фискальные органы? Так проверка ничего подозрительного не найдет. Зуб даю, у этих ребят вся документация в полном порядке. Такие грязные дела можно обделывать только при хорошем прикрытии. И еще – меня не оставляет мысль, что у «Пандоры» есть где-то наверху покровитель. Ведь закрыли без объяснений дело Петра Южина…

Так что ломиться в агентство напролом никакого смысла я не вижу. А мы вот так, тихонечко, изнутри…

– Входи, чего встала, как корова на лугу! – приветствовал меня веселый мужской голос. Я невольно дернулась и переступила порог кабинета.

Хорош, ах, хорош был Алексей Орлов, совладелец агентства «Пандора»! Дорогой костюм и летние ботинки явно итальянского производства, белоснежные зубы, приятный загар, светлые волосы падают на лоб, и еще эта мальчишеская улыбка…

Второй директор, Борис Михайлович Соколов, выглядел далеко не так импозантно. Это был полноватый мужчина с длинным унылым носом, одетый в рубашку поло отвратительного розового цвета. Наверняка его жена одевает. Или мамочка…

– Это что за явление? – недовольно глядя на меня, спросил Соколов, обращаясь к партнеру.

– Это, Бориска, наш новый кадр. Прошу любить и жаловать! – И Алекс захохотал, будто сказал что-то смешное.

Борис смерил меня подозрительным взглядом:

– Слушай, она что, только что с зоны? Ты опять за свое, благотворитель хренов? Я же просил, больше никаких женщин с трудной судьбой!

Оба совладельца «Пандоры» перебрасывались репликами, точно в пинг-понг играли. На меня они не обращали ни малейшего внимания.

Алекс прищурился, улыбка как-то незаметно трансформировалась в оскал. Какие белые зубы…

– Ну, ты зверь, Бориска… Ну скажи, куда этим бедным бабам деваться? Надо же им где-то устраиваться.

– Нет, я все понимаю, – пошел на попятный Соколов. – Но эта какая-то уж чересчур…

Блин, неужели я переборщила с маскарадом?!

– Нормалек, все будет хорошо, я это знаю! – пропел Алекс. – За нее Копченый просил.

Копченым звали в прошлой жизни того самого заводчика померанских шпицев.

– Представляешь, позвонил по скайпу сегодня в восемь утра, – продолжал Алекс. – Какие-то у них с ней амуры, видно, были… Да, детка?

Я выдала улыбку типа «гы!» и поспешно закивала. Так, главное не переигрывать…

Алекс критически оглядел меня и задумчиво сказал:

– Не пойму, чего он в ней нашел… Хотя Копченый уже лет восемь, как свалил за бугор. А тогда наша девочка была, видимо, получше, чем сейчас…

– Ну, красавица, давай сюда свои бумажки, – весело обратился ко мне Орлов.

Я поспешно протянула паспорт и липовую справку об освобождении.

– Так, посмотрим… Петрухина Мария… Тебя как звать-то, если попросту? Маруся? Не-ет, одна Маруся у нас уже есть. Будешь Машка. Не обижайся, это я любя. Я всех девчонок люблю, не важно, как они выглядят…

Борис Соколов с отвращением отвернулся. Кажется, бесцеремонные манеры партнера его немного раздражали, но спорить Бориска и не пытался. Я сделала вывод, что в их тандеме Алекс был ведущей силой.

– Вот что, Маша. За тебя хороший человек попросил, поэтому я тебя беру на работу. Но учти, Мария! – Тон Алекса стал деловым, улыбка исчезла. – Один косяк… Ровно один, предупреждаю! И ты вылетишь из моего агентства под зад коленкой, усекла?

– Усекла, – покорно закивала я. – Буду стараться.

– Ну, не подведи меня, Петрухина Мария, – отеческим тоном произнес Алекс. – Сейчас я позову старшую смены, она тебя определит. Готова работать прямо сегодня?

– Всегда готова! – оскалилась я. Не стоило создавать образ безответной мыши. Во-первых, такие типажи в криминальной среде не выживают, а я все-таки рецидивистка. А во-вторых, если я потом ни с того ни с сего начну проявлять активность и любопытство, это может вызвать ненужное удивление… так что имело смысл с самого начала создать впечатление, будто Маша Петрухина – чрезвычайно любопытное, но недалекое создание.

– Смотри, Бориска! – восхитился Орлов. – Наша Маша, оказывается, с юморком! Ей палец в рот не клади!

– Хватит уже, а? – с мученической миной сказал Соколов, поднимая глаза от каких-то бумаг.

Тут открылась дверь, и вошла полная женщина в форменной одежде.

– Ты, что ли, новенькая? – осведомилась тетка, смерив меня холодным взглядом.

– Мария, познакомься – просто Мария! – И Алексей в очередной раз заржал над собственной незамысловатой шуткой. Ну и чудовище этот Алекс! Я наскоро просчитала его психологический профиль. Типичный психопат, вдобавок привык жестко подчинять себе окружающих. Не завидую я сотрудницам «Пандоры»…

– А бумаги твои, киска, пока побудут у меня, – деловито проговорил Орлов. – Иди.

Вслед за теткой я вышла из кабинета.

– А ты чего, тоже Маша? – по-простецки спросила я, когда мы оказались в коридоре.

Женщина повернулась ко мне, неожиданно ловко ухватила меня за футболку на груди и притянула к себе. Я явственно видела расширенные поры на лице тетки и неважные зубы.

– Слушай сюда, мокрощелка! Для тебя я Мария Степановна, – прошипела мне в лицо старшая смены. – Ты будешь разговаривать вежливо и соблюдать все правила. Еще ты будешь делать, чего скажут, и молчать. Мы тут работаем, ясно? Нам неприятностей не надо.

– Эй, отпусти, чего сразу за титьки! – заверещала я. – Мне это… тоже не надо. В смысле, неприятностей. Я только откинулась. На кой мне проблемы?!

Мария Степановна еще с минуту изучала мою физиономию, выражавшую оскорбленное самолюбие, и ничего больше, потом все-таки выпустила меня.

Женщина толкнула какую-то дверь, откуда сразу хлынул яркий свет, и весело сказала:

– Девчонки, принимайте новенькую! Алексей Михалыч прислал!

Я переступила порог. Комната была полна женщин в разных степенях обнаженности. Одна совершенно голая азиатка нежно натягивала чулок на свою неимоверно длинную ногу. Большинство составляли тетки слегка за сорок, в лифчиках модели «чехлы для танков». Очевидно, это была раздевалка.

– Не ссы, подруга, у нас пересменка! – весело крикнула мне азиатка, и все дружно загоготали.

Ну, женским коллективом меня не удивишь.

– Да я ничего! Щас тоже вам стриптиз покажу! – бодро гаркнула я и потянула вверх майку. Так, попала в десятку. Тетки утирали слезы от смеха.

– Выбирай себе свободный ящик и переодевайся, – приказала мне Мария Степановна. – И поменьше болтай, не забыла еще?

– Зеленец, ты прям эсэсовец! Строгая такая! – продолжала веселиться голая девушка.

– А ты, Альфия, как родилась без царя в голове, так и помрешь! – беззлобно огрызнулась Мария.

Старшая смены окинула меня профессиональным взглядом и выдала мне форму – свободную футболку и штаны. На майке я заметила знакомый логотип – коробку, из которой лезут веселые мыльные пузыри. Еще мне полагались тапочки на резиновом ходу и бейсболка.

Когда я оделась, остальные были давно готовы. Половина баб заступала на смену – эти переоделись в форму. Остальные только что сменились и теперь были в «гражданском». Альфия натянула чулки и стильное платье. Туфли, сумочка и серьги у девушки были дорогими, настоящими, без дураков. Девушка выглядела как красотка, знающая себе цену. Ни за что не подумаешь, что она работает в клининговом агентстве. Скорее уж ее можно принять за жену или подругу средней руки предпринимателя, из тех, кто хочет стать миллионером. Но только до тех пор, пока красотка не откроет рот…

– Чао, девки! – Альфия помахала изящной рукой и скрылась за дверью.

– Ну, готова? – обратилась ко мне Зеленец. – Тогда поехали. У нас сегодня четыре объекта.

Мария Степановна, я и еще четыре женщины средних лет погрузились в украшенный логотипом микроавтобус, за рулем которого сидел мрачный усатый шофер, по виду молдаванин, и покатили на объект номер один.

Это оказался загородный дом, в котором аккурат вчера состоялся мальчишник – хозяин дома собирался жениться. Сам жених, бледный и помятый после бурно проведенной ночи, не глядя кинул ключи Марии Степановне и сказал:

– Найду хоть волос – не заплачу ни копья.

После чего сел в кабриолет и, виляя на ходу, скрылся за горизонтом.

Зеленец осмотрела свою маленькую армию и скомандовала:

– Начали!

Работницы похватали свои орудия производства и размеренным шагом вошли в дом. Увиденное там превзошло мои худшие ожидания. Да, я была лучшего мнения о сильной половине человечества… Весь холл был, пардон, заблеван. Ванные выглядели так, будто там совокуплялось стадо павианов. Ковролин залит вином, засыпан сигаретным пеплом. На полированном столе груда увядших роз и явственные следы каблуков. С антикварной люстры свисают штук десять разнокалиберных бюстгальтеров. В пустой мраморной купальне грустно сидел английский бульдог, выкрашенный в малиновый цвет. В общем, мальчишник удался…

Но теток из «Пандоры» эта картина вселенского распутства ничуть не испугала. Они решительно устремились на битву под девизом «порядок против хаоса». Одна работница принялась поливать ковролин едкой даже на вид пеной из баллончика, и прямо на моих глазах пятна волшебным образом бледнели и исчезали. Чудеса, да и только!

Другая притащила стремянку и полезла на люстру отцеплять вещественные доказательства вчерашнего веселья.

– А мне чего делать? – поинтересовалась я, зачарованно глядя, как быстро и умело работают сотрудницы «Пандоры».

– Ты собак любишь? – задала встречный вопрос Зеленец.

– Ну… типа того.

– Тогда отмой ту скотину, что сидит в ванной.

Бульдог поднял на меня взгляд, какой бросает с киноэкрана звезда немого синематографа Вера Холодная. Да и глаза у пса были обведены точно такими же темными кругами, отчего взгляд делался совсем уж невыносимым.

– Сейчас, бедняга, сейчас мы тебя отмоем! – воскликнула я в порыве жалости и устремилась на помощь собаке. Пошарив на полках, я не обнаружила никакого специального шампуня для животных, поэтому взяла хозяйский шампунь хай-класса и принялась оттирать краску с шерсти. Бульдог кряхтел, но терпел, понимая, что, кроме меня, помочь ему некому. Отмытая от краски шерсть оказалась белой. Я бережно завернула животное в махровое полотенце и, прижимая к груди, потащила увесистую тушку в гостиную. Зеленец вовсю шуровала там, намывая окна. Прямо на глазах стекла начинали сиять бриллиантовым блеском.

– Вот, Мария Степановна! – честными глазами глядя на нашего прораба, сказал я. – Куда его?

Зеленец странно посмотрела на меня и велела закрыть собаку в маленькой спальне, где уборка уже закончена, а полотенце бросить в кучу на полу. Эта куча представляла собой совершеннейший Эверест. Проворные работницы сдергивали скатерти со столов, снимали постельное белье с кроватей, тащили полотенца и махровые халаты для гостей. Все это бросали на огромный полиэтиленовый пакет. Потом одна из женщин взяла пакет за края и потянула. Все белье оказалось упаковано в непрозрачную пленку.

– Потом поможешь отнести это в машину! – бросила мне старшая смены. – Мы стиркой не занимаемся. По дороге закинем в прачечную. Так, бери спрей для мебели и пройдись по полировке! Да шевелись!

С помощью очередного волшебного средства из баллончика я привела в порядок полированную мебель. Даже следы от женских каблуков исчезли со стола!

Не прошло и двух часов, как дом засиял чистотой. Не верилось, что это то же самое жилище, которое еще недавно напоминало свинарник. Если бы мне кто-то сказал, что здесь сегодня на рассвете закончился мальчишник, я бы не поверила. Только едва ощутимый химический запах напоминал о том, что тут поработала «Пандора».

Напоследок Зеленец прошлась по дому, проверяя, все ли в порядке.

Работницы построились в холле, как пионерский отряд.

– Карцева, с тебя вычет. На зеркале след руки.

– Маруся! – заныла несчастная Карцева. – Ну не доглядела! Щас все исправлю!

– Правил не знаешь? – зыркнула на нее Зеленец. – Я уже все исправила. С тебя вычет, ясно?

– Ясно, – вздохнула тетка.

Вдвоем с Карцевой мы дотащили мешок до машины и погрузились в микроавтобус. Зеленец опустила ключи в почтовый ящик, и мы отправились на объект номер два…

Смена в «Пандоре» длилась двенадцать часов. К концу дня я не чувствовала ни рук, ни ног, а голова противно кружилась. Вдобавок меня слегка подташнивало – ну до чего же злая химия в «Пандоре»!

Я едва дотащилась до дома, волевым усилием заставила себя принять душ. Ни о каком ужине и не думала. Я повалилась на кровать и закрыла глаза. Позвоночник противно ныл, вдобавок начала напоминать о себе давняя травма левого колена. Ох! И это я, Евгения Охотникова, что участвовала в спецоперациях, могла не спать по трое суток и совершать марш-броски по горам в полной выкладке и с автоматом! А была бы я настоящая Маша Петрухина?! Тут бы мне и конец…

На следующее утро я прибыла в «Пандору» точно к назначенному времени. Не помню, как прошел этот день, да и следующий проплыл словно в тумане. А потом у меня случился выходной. Даже два! График работы «три через два», как называла это старшая смены, очевидно, был придуман для того, чтобы у человека не оставалось сил на жизнь. Я уже знала, что те тетки, у которых были мужья, дети и домашние животные, весь первый выходной отсыпались. А мужья, дети и животные ходили на цыпочках. Второй день работницы посвящали приготовлению еды в промышленных масштабах, чтобы хватило на три дня. А потом начиналась следующая рабочая смена…

Я порадовалась, что в свое время догадалась получить образование, и теперь не обязана торчать на такой работе. А могу позволить себе куда более легкую и приятную службу телохранителя…