Глава 8
Представительство фирмы «Страд» располагалось на первом этаже здания бывшего промышленного банка. Собственно, банк там был и сейчас, только коммерческий, и занимал он второй и третий этажи.
А на первом, кроме «Страда», размещались еще несколько контор и фирмочек, арендовавших офисы. Сверившись с табличками в холле, я обнаружила, что две из них занимаются оптовой торговлей, одна предоставляет туристические услуги, а вот скромная табличка с узорной надписью позолотой по черному «Изольда» явно имела отношение к так называемому «отдыху-досугу-презентациям».
Ее реклама попадалась мне в некоторых местных газетах, которые, несмотря на запреты сверху, все же умудрялись печатать рекламу подобных заведений — надо же с каких-то денег платить зарплату сотрудникам! Впрочем, возможно, имел место бартер, как мне однажды рассказал по секрету один из журналистов.
Итак, мне предстояло проникнуть в святая святых фирмы «Страд» и попробовать изъять бумаги Головатова из подставки статуэтки журавля, которая, предположительно, находится внутри помещения.
Да какое там попробовать?!
Изъять любой ценой, несмотря ни на что и невзирая ни на какие препятствия! Иначе — кто знает, как повернется судьба Ани Головатовой?!
Я медленно прошлась по коридору первого этажа с рассеянным видом, изображая заблудившегося клиента банка, прикидывая про себя: как мне лучше обтяпать это дельце с минимумом риска.
То, что с народом из фирмы господина Руднева лучше не шутить, я хорошо для себя уяснила за время нашей встречи с этим деятелем.
Итак, что мы имеем на данный момент? Полуоткрытую дверь офиса.
Явно просматриваются как минимум две комнаты — предбанник и собственно кабинет.
В первом помещении сидят трое — два охранника и рыжеволосая секретарша.
Девушка, судя по ее сосредоточенному (а вернее сказать, совершенно отсутствующему) виду и некоторым междометиям (то досадливым, то, наоборот, радостным), поглощена компьютерной игрой.
Меня за время прогулки не засекли, разве что один из охранников слегка повернул голову на звук шагов по коридору, но, убедившись, что человек направляется не к ним, снова вернулся к созерцанию игры.
Я пришла к выводу, что проникнуть в помещение можно только самым банальным способом — через дверь. Решетки на окнах, которые к тому же выходят на центральную улицу, отсекали иные варианты.
Итак, мне придется применить принцип «хамелеона» — простой, но очень действенный способ, помогающий решить практически любые проблемы.
Для этого мне понадобится соответствующий прикид. Что ж, проинспектируем магазин одежды, расположенный в квартале отсюда.
«Ага, — думала я, оглядывая прилавки, — мне подойдет вот эта дурацкая черная юбка, такие же туфли — строгие и туповатые на вид».
Теперь надо подумать о том, что будет надето сверху. Какая-нибудь идиотская блузочка, ну, например, вот эта розовенькая с цветами.
Бросив на себя взгляд в зеркало примерочной, я осталась вполне довольна.
Дело осталось за малым — прическа тоже должна быть соответствующей.
Салон красоты, располагавшийся на проспекте, порадовал меня пустыми креслами — очереди не было, и, стало быть, через полчаса я смогу предстать перед работниками «Страда» во всей, так сказать, красе.
Поймав вопросительный взгляд парикмахера, я внятно и толково объяснила ему, какую именно прическу я желаю видеть на своей голове.
Мне даже пришлось повторить это подробное описание дважды — мастер отказывался верить, что я сама хочу себя изуродовать.
Он тыкал мне в нос иллюстрированными журналами, предлагал компьютерную примерку причесок, но я была непреклонна. И поскольку желание клиента — закон, парикмахеру пришлось покориться.
И вот сеанс укладки закончен, и я придирчиво оглядываю в зеркало свою физиономию.
То, что надо!
Волосы, покрытые мощным слоем лака, лежат так, словно уложены на века — никакая буря не страшна. Дурацкий зачес высоко вздымается слева, а мои роскошные длинные волосы уложены в шишку на затылке.
Итак, теперь вперед!
* * *
— Мне нужно поговорить с начальством, — кивнула я на дверь.
— Представьтесь, пожалуйста, — нехотя встал со своего кресла охранник.
— Логинова Евдокия Павловна, — со значением произнесла я. — Я из общественного комитета по управлению имуществом области.
— Угу, — буркнул охранник, тяжело ступая, подошел к двери и исчез в кабинете.
Через минуту он появился с таким же отсутствующим выражением на лице и кивнул мне на дверь, безмолвно приглашая войти.
Директорский кабинет, как оказалось, располагался не сразу после приемной, а через одну комнату. В проходном помещении сидели несколько молодых людей, что-то тюкая на компьютерах.
За крайним столом я заметила светловолосого юношу, рабочее место которого было украшено статуэткой, изображающей журавля.
Птица была полностью идентична той фигурке, которую продемонстрировал мне Руднев.
«А ведь можно было бы и не ломиться к начальству, — подумала я, уверенно вышагивая по проходу к двери с табличкой „Директор“. — Но теперь уже поздно. Если бы да кабы… Что тут разглагольствовать, даже в мыслях, дело надо делать, господа!»
— Можно? — громко спросила я, как следует постучав в дверь.
— Да-да, пожалуйста, — раздался приятный баритон из-за деревянной панели.
Я толкнула дверь и решительно вошла в кабинет. Не ожидая приглашения присесть, бухнулась в кресло — директор «Страда» так и остался стоять возде своего стола с полуоткрытым ртом и рукой, указывающей на сиденье напротив начальственного места.
— Я представляю общественный комитет по надзору за управлением имущества области, — начала я с ходу, не давая директору опомниться. — Как вы, наверное, знаете, здание, в котором размещается ваша фирма, является историческим памятником и охраняется государством. Однако даже беглый взгляд…
Я обвела рукой пространство кабинета, подвергнутого евроремонту, демонстрируя беглость своего взгляда и умение сразу же оценить обстановку.
— …даже с первого взгляда видно, что помещение используется не лучшим образом. Да-да, зданию в результате ремонта нанесен ущерб. И вам придется…
— Минуточку, — остановил меня опешивший от такого напора директор. — Давайте по порядку. Значит, как вы сказали, называется ваш комитет?
Я повторила, особо упирая на то, что это общественная организация, но полномочия, предоставленные ей правительством области, позволяют мне выступать с подобными заявлениями.
Била я наверняка.
За несколько минут невозможно было выяснить, существует ли такой комитет вообще, и если да, то насколько весома эта организация. При теперешней неразберихе могло быть все, что угодно, и я учитывала этот фактор.
Большую роль здесь, конечно, играл напор с моей стороны и — конечно же — имидж.
Дело в том, что человеческая психика устроена так, что, в полном согласии с мудрой пословицей, встречают у нас по одежке.
Как тебя провожают — вопрос в данном случае десятый, но принцип «хамелеона» действует именно в соответствующей ситуации, причем не обязательно имеется в виду гардероб.
Сейчас я выглядела как партийная дама — из тех, что любят проявлять общественную активность. В советское время такие заседали в парткомах, месткомах и домкомах. Их хлебом не корми — дай только провести собрание, на котором будет обсуждаться моральный облик проштрафившегося члена коллектива.
В последнее время переполнявшая их энергия находит свой выплеск в разных формах деятельности. На первом месте тут стоит, само собой, политическая. Разнообразные комитеты поддержки, центры обработки информации, бесплатная рассылка ксерокопий речей того или иного лидера, участие в митингах и диспутах — вот то поле, на котором резвится данный контингент.
Те же, кто «не нашел себя в политике», устремились в комитеты, которым несть числа. Деятельность, за которую не надо платить зарплату и не создающая серьезных препятствий функционированию властных структур, поощряется районными и городскими администрациями. Большой процент таких обществ и комитетов имеет дело с экологией или краеведением, особенно в отношении охраны памятников.
Именно последнюю форму общественной активности я и выбрала для той маски, которую надела перед визитом к директору фирмы «Страд».
Директор пытался у меня что-то выяснять, но я была непреклонна.
Говорила я минут двадцать без перерыва, демонстрируя непоколебимую уверенность в собственной правоте. Директор окончательно припух и уже не пытался мне возражать. Он сидел, подперев голову руками, и только изредка кивал, посматривая на часы.
Между тем я незаметно перевела разговор в иную плоскость. Сделав несколько осторожных комплиментов лично директору, я завела разговор о том, как тяжело приходится сейчас общественным активистам.
Глава «Страда» несколько оживился. Он приподнял голову и теперь смотрел на меня без того отчаяния, которое было в его глазах еще минуту назад.
Кажется, он начал понимать, к чему я клоню. Уловив паузу в моем словесном извержении, он поинтересовался, не может ли фирма чем-то помочь комитету, который я представляю.
— Конечно, — с готовностью кивнула я. — У нас сейчас формируется совет попечителей на общественных началах, в него входят…
Дальше посыпались названия фирм, особенно активно рекламирующих свои благотворительные акции. Директор с пониманием кивал.
— Нам предоставляют помещение в бывшем комитете общественных реформ, — особо отметила я. — Ну, вы понимаете, там не нужно платить за аренду.
— Везет некоторым, — не без зависти проговорил директор.
— Нам помещение по закону полагается, — с гордостью произнесла я.
И действительно, существовал (существует ли теперь, и если да, то действует ли?) такой закон, согласно которому лица, желающие в свободное от основной работы время содействовать российским реформам, могли реализовать свой порыв в какой-нибудь комнате при каком-нибудь ведомственном учреждении. Разумеется, только в том случае, если понимание этими людьми загадочного слова с размытым значением — реформа — совпадало с правительственной установкой на данный момент исторического развития.
— Знаете, столько трудностей приходится преодолевать, — жаловалась я. — Помогают нам кто чем может. Кто бумаги пачку даст, кто занавесочки. Я сама из дома скатерку принесла.
— Мы тоже можем внести свою скромную лепту, — предложил директор. — Как у вас с канцпринадлежностями? Могу скрепок подкинуть.
— Очень хорошо, — сердечно похвалила я его инициативу. — Это было бы просто замечательно. И скрепок, и папок, желательно со скоросшивателями.
Рука директора «Страда» уже тянулась к звонку, но я остановила его.
— Сама я сейчас все это не понесу, — пояснила я, — мне еще предстоит визит в особняк на Никитина, где разместили склад стройматериалов. Представляете, какое безобразие? Здание восемнадцатого века! Вы тут как-никак пытаетесь соблюдать нормативы, хотя есть кой-какие вольности, а те что хотят, то и творят!
— Кошмар! — сочувственно отозвался директор. — Так как же мы решим?
Поднажми я еще немного, и он бы отвалил мне сотни две, лишь бы я убралась.
Но деньги меня, разумеется, не интересовали. Я поджала губы, как бы раздумывая, а потом вдруг оживилась и внесла свое предложение:
— За папками я вам курьера пришлю. Знаете, такая бойкая старушка! Несмотря на возраст и невзгоды, преисполнена демократических идеалов, не то что эти, которые на митингах красными флагами размахивают.
— Ну вот и славно, — с облегчением вздохнул директор. — Можете смело включать нас в список ваших попечителей. Приятно было с вами…
— У меня к вам просьба немного другого рода, — сказала я, пожимая протянутую руку. — К нам скоро приедет японская делегация — читать лекции по парламентаризму. Может быть, вы слышали об этой инициативе губернатора. Нет? Ну, значит, еще услышите. Так вот, наш комитет внесен в список посещения заграничных гостей.
— Рад за вас…
— Спасибо. Мы хотели, чтобы в нашем помещении было бы что-нибудь родное для японцев. Может быть, обменяемся с ними подарками, — с максимумом обаяния произнесла я. — У вас тут журавлик милый такой стоит в соседней комнате. Дали бы нам напрокат?
— Да возьмите так! — обрадовался директор. — Ради бога!
Глава «Страда» попросил меня немного обождать и вышел за дверь.
Сквозь щель я видела, как он о чем-то говорит с молодым человеком, который сидит под стеллажиком со статуэткой журавля.
Тот заинтересованно слушает начальника, кивает головой, директор отсчитывает ему две пятидесятирублевых купюры и забирает журавля.
Когда директор возвращался в кабинет, я успела заметить, как молодой человек радостно потрясает купюрами, демонстрируя их своим коллегам, и активно крутит пальцем у виска, тыча другой рукой в спину босса.
— Держите! — торжественно протянул мне птицу владелец кабинета.
— Большое спасибо, — в тон ему произнесла я и пожала протянутую руку. — Я пришлю с нашим курьером проспекты нашего комитета. Может быть, вы найдете время с ними ознакомиться, и мы…
— Непременно, — с жаром пообещал мне директор, под руку выпроваживая из кабинета.
Из-за неплотно прикрытой двери я услышала облегченный вздох и скрип кресла.
* * *
Выйдя на улицу, я первым делом удостоверилась в том, что бумаги находятся внутри статуэтки. Убедившись, что никому не пришло в голову поинтересоваться содержимым журавлика, я снова отправилась в ту же парикмахерскую и потребовала от донельзя удивленного мастера, чтобы он придал мне мой нормальный вид.
Ровно в полдень я стучалась в кабинет Руднева. Питерский бизнесмен меня ждал, не скрывая своего нетерпения. Только лишь я переступила порог, он подскочил ко мне и, схватив за локоть, выдохнул:
— Принесли?
Я выудила из сумочки журавлика и протянула статуэтку Рудневу.
Он бесцеремонно вторгся внутрь птицы и, отшвырнув в кресло статуэтку, принялся внимательно просматривать бумаги.
— Замечательно, — похвалил он меня. — Вы сработали очень оперативно.
— Как договаривались.
— Ценю, ценю, — пробормотал он, направляясь к своему столу.
Аккуратно сложив бумаги в папку, он засунул ее в сейф. Потом полез в стол, хитро мне подмигнув. Я полагала, что Руднев намеревается со мной расплатиться, как мы с ним уславливались.
Но вместо денег Руднев вынул из ящика письменного стола небольшой револьвер и наставил его на меня. Житель северной столицы печально поджал губы и, словно извиняясь, проговорил:
— Жаль, что приходится так с вами поступать, Евгения Максимовна! Но осторожность прежде всего. Поймите меня правильно, я не могу оставить вас в живых. Ведь вы держали в руках эти бумаги.
— Но я их не читала!
— Это не имеет значения, — покачал головой Руднев. — Могли прочитать, ведь правда? Я не позволю себе поверить вам на слово.
— А придется, — с притворной печалью вздохнула я. — Знаете такой анекдот?
— Что вы имеете в виду? — настороженно спросил Руднев, чуть поднимая ствол пистолета.
— Только то, что мне пришлось себя обезопасить, — спокойно ответила я.
— В смысле?
— С этих документов сняты копии, и они хранятся в надежном месте, — пояснила я. — Если я не дам знать о себе своим друзьям через полчаса, то материалы будут отправлены в средства массовой информации.
— Газеты и телевидение не в счет, — улыбнулся Руднев. — Вы прокололись.
— А я еще не закончила перечислять. Видите ли, есть разного рода влиятельные лица в политических и финансовых кругах. У меня друзья среди депутатского корпуса. А у них, в свою очередь, друзья там, наверху. Я не имею представления о фирме, которая делегировала вас, но о деятельности Головатова мне кое-что известно. Думаю, что многим людям на местах захочется отследить его связи, в том числе и в Питере.
— Я сейчас позову людей, и они из вас отбивную сделают, — пообещал Руднев. — Какая бы ты ни была крутая, мало кто может выдержать, когда ему… Ну, в общем, представь себе то, что может присниться только в кошмарном сне какому-нибудь Чикатило. Скажешь адресок своих друзей как миленькая, никуда не денешься. У тебя сейчас выбор — умереть быстро или очень медленно.
— Я уже сделала свой выбор, — просто ответила я. — Если вы сделаете ко мне хоть один шаг, я укушу свой воротник, в котором зашита ампула с цианистым калием. Так что пытать вы меня не будете ни при каком раскладе. Я, кстати, буддистка, и смерть для меня — мягко говоря, не событие…
Конечно, я блефовала. Но блефовала наверняка. Руднев был настолько взвинчен свалившимися на него проблемами, связанными со смертью Головатова и пропажей денег, что купился на такой банальный прием.
Ствол пистолета дрогнул. Руднев задумался и раздраженно пробормотал себе под нос:
— Надо было вести вас с вечера и снять сразу же по получении бумаг.
— Наверное, — пожала я плечами. — Итак, вы намерены со мной расплатиться или как?
— А, вы про деньги, — пробурчал Руднев, пряча пистолет и вынимая из кармана пачку долларов. — Ну ладно, черт с вами, вот две штуки.
Он отсчитал мне двадцать сотенных бумажек и швырнул их через стол.
— Мы договаривались на две с половиной, — напомнила я, забирая купюры.
— Думаете, мне жалко? — искренне удивился Руднев. — Это просто вычет за моральный ущерб. Вы изрядно потрепали мне нервы.
Он уселся в кресло и махнул рукой, давая мне понять, чтобы я выметалась.
— Вот еще что, — остановил он меня на пороге. — Я все эти денежные дела разошью через десять дней. Если за это время документы будут обнародованы — ты труп, что бы ты там ни плела про буддизм. Если хорошо будешь себя вести и молчать — останешься в живых. А на одиннадцатый день можешь рассылать эти бумаги куда тебе заблагорассудится — они уже не будут значить ровно ничего.
— Хорошо, — покорно кивнула я головой. — Через десять дней ксерокопии полетят в мусорное ведро. Приятно было с вами познакомиться.
— А мне-то как было приятно… — Руднев скривился в издевательской улыбке.