Глава 7 Охота на охотника
Я успела как раз к прогнозу погоды.
Когда засветился экран в моей комнате, на нем мелькнул хвостик какой-то рекламы, и на фоне карты области возникла неестественно прогнувшаяся дамочка. Мучительно широко улыбаясь, она пообещала на завтра мороз, и солнце, и день чудесный.
Отлично.
Собираясь на эту работу, я не думала, что мне придется играть саму Аню, поэтому цветных контактных линз у меня нет. Но это не беда — в солнечный день темные очки на лице «Ани» не будут выглядеть подозрительно.
Сразу за прогнозом погоды шла сводка местных криминальных новостей. Так-так, посмотрим.
Сурово насупив брови, молоденький ведущий прокашлялся и начал дрожащим от праведного негодования голосом:
— Новая попытка теракта. В городской женской консультации сегодня была обнаружена бомба…
Господи, да чему их там учат? Нельзя же так грубо переигрывать. С первого взгляда ясно, что ему глубоко наплевать на всех этих террористов. Единственное, что всерьез его заботит, — когда поднимут зарплату или почему подружка вчера не позвонила. А подающий надежды юный индюк тем временем с пафосом продолжал:
— По нашим данным, компетентные органы пока не могут выйти на заказчиков этого страшного злодеяния. К счастью, бомбу удалось обезвредить…
(А вот это уже нарушение авторских прав.)
— …но взрыв мог нанести серьезный урон зданию и принести смерть и страдания множеству людей. Пока неясно, кому предназначался смертоносный подарок. В числе версий отрабатывается и чеченский след…
Ну и так далее в том же духе.
Потом пошли насилия, грабежи и прочие угоны. И ни слова о муже Ани.
Я выключила телевизор.
Вечер прошел все на той же кухне. Я учила Аню делать салат из крабов, а она посвящала меня в тонкости «беременской» жизни.
Затем она пристала ко мне с расспросами о моей работе, и я близко к тексту пересказала сюжет какого-то старого боевика. Аня была в восторге.
Про Гарика я старалась не напоминать — в течение вечера она сама раз десять уверенно сообщила мне, что муж вот-вот приедет. Блажен, кто верует!
Наконец Аня поднялась и стала прощаться.
— Спокойной ночи! Пойду к себе — мне еще гимнастику для беременных нужно сделать.
Эта гимнастика меня заинтересовала. Аня сказала, что сама усовершенствовала обычный комплекс специальными методиками самовнушения, почерпнутыми ею из всяких «мистических» практик.
— Начинаешь с растяжки мышц, потом дыхательная гимнастика, — рассказывала она. — Нужно внимательно следить за своим дыханием, сконцентрировавшись на области пупка. Система такая: вдох — задержка — выдох. В результате биотоки нормализуются, и энергетические каналы эфирного тела очищаются. Для будущей мамы это очень важно.
Дело в том, что я тоже применяю восточные техники, чтобы задействовать резервы организма. Вот только никакого эфирного тела я у себя не замечала.
По-моему, все намного проще.
Я материалистка и во все эти каналы не верю. Но я абсолютно точно знаю, что обычная человеческая психика обладает намного большими возможностями, чем принято считать.
Мои утренние пять минут глубокого сосредоточения с аутосуггестивными формулами обеспечивают бодрое и внимательное состояние сознания в течение всего дня.
Мы с Аней немного поспорили на эту тему и сошлись в одном — что собственную психику можно превратить в гибкий и послушный инструмент.
Я рассказала про свою собственную систему.
Мой специальный вечерний комплекс направлен на профилактику — «вымывание» из психики отрицательных эмоций, скопившихся в течение дня, и особый настрой во время сна, активизирующий работу подсознания.
В конце концов оказалось, что и Аня практикует нечто подобное, только описывает все это другими терминами.
Найдя во мне достойную собеседницу — не думаю, чтобы она могла разговаривать обо всех этих тонких материях со своим Игорем, — Аня забыла о своей гимнастике и с жаром принялась рассказывать про какого-то доктора Судзуки.
Напоследок она посоветовала мне отказаться от кофе и посетовала, что я гублю себя курением.
— Как ты можешь так засорять свою энергетику? Я уж не говорю, вредить телу. Ведь ты вроде бы заботишься о своей форме.
С этим я согласиться не могла.
— Понимаешь, все знают про лошадь и каплю никотина. Но тут есть одна маленькая хитрость.
— Ну-ка, ну-ка, — заинтересовалась Аня, — это какая же хитрость в самоотравлении? Я вот отказалась от кофе и ничуть не жалею.
— Это другое дело. У тебя сейчас гормональная перестройка, тебе стимуляторы просто не нужны.
— А тебе?
— А я и не для стимуляции это делаю. Если не вдаваться в сложные психологические и физиологические подробности, моя хитрость звучит примерно так: «Знай, что ты делаешь».
— Пока не понимаю.
— Ну, то есть пей кофе не для того, чтобы бутерброд запить, а с полным осознанием, жидкость какой силы и какого действия ты употребляешь. То же самое относится и к сигаретам. Обычно люди курят машинально, не отдавая себе отчета в этом, — просто автоматически повторяют мелкие акты моторики…
— Ну да, я читала. Подсознательная память о материнской груди и все такое.
— Во-во.
— А как же это можно использовать для медитации, ведь ты именно к этому ведешь?
— Верно. При полном осознании курения, если ты, как говорит твой Судзуки, находишься «здесь и сейчас», банальная сигарета может дать весьма сильный эффект. Добавь сюда еще и легкое наркотическое воздействие, и ты получишь возможность сделать свое восприятие более подвижным. А уж на что его направить — на тупой кайф или активизацию возможностей сознания — это твое дело.
— Здорово. Это же почти то же самое, о чем говорит Дзен!
— Да, наверное. Вообще все это относится и к любому действию, вплоть до самых обыденных. Ты и сама что-то похожее делаешь, когда занимаешься дыхательными упражнениями. Попрактикуешься подольше — поймешь, что регулируемое специальным образом дыхание может вызывать невероятные психологические эффекты.
— Слушай, здорово с тобой поговорить. Но я все-таки пойду, поздно уже.
— Счастливо.
Расстались мы, весьма довольные друг другом.
А наутро у нас с Аней состоялся серьезный разговор.
— Я не понимаю, ты что, что-то от меня скрываешь? — Моя подопечная рассердилась не на шутку. — Ведь ты сказала, что мне ничего не угрожает.
— Так оно и есть.
— Тогда почему нужно устраивать весь этот спектакль?
— Слушай, тебе вредно волноваться.
— А я и не волнуюсь. Просто объясни мне, вот и все.
— Ну, видишь ли, в моей работе есть своя специфика…
— И из-за этой твоей специфики я должна сидеть в этой тюрьме?
— Во-первых, этот дом мало похож на тюрьму. А во-вторых, я как раз и хочу сделать так, чтобы тебе больше не пришлось чувствовать себя, как ты говоришь, загнанным зверем.
— И для этого тебе нужно поехать вместо меня? Что ты мне голову морочишь, думаешь, я такая дурочка? Если ты будешь изображать меня, значит, ты уверена, что именно на меня охотился тот тип!
Хорошо еще, она не знает про бомбу в коляске!
На моей памяти это первый случай, когда клиент вмешивается в мою работу.
— Аня, поверь мне, я на твоей стороне…
— Да уж, на моей. Если я правильно понимаю, ты должна меня охранять там, куда я хожу, а не жить вместо меня!
У нее явно истерика. Как ни старается она сдерживаться, арест Игоря и вчерашнее нападение выбили ее из колеи, и никакой аутотренинг тут не поможет.
— Сделай-ка несколько глубоких вдохов.
— Зачем это?
— Ну давай, вдохни поглубже и выдохни. Десять раз. Начали.
Аня старательно задышала.
— Вот и отлично. А теперь слушай меня: чтобы твердо гарантировать тебе безопасность, я сама должна быть на сто процентов уверена, что стреляли не в тебя. А для этого мне нужно устроить проверку. Ну ты же сама хотела узнать о моей работе, верно?
— Ну, допустим.
— Так вот, это основное правило, — терпеливо, словно маленькой, втолковывала я, — мало ли что, вдруг это просто какой-то маньяк. Вдруг он все же именно за тобой следит? А это будет лучший способ его поймать.
Кажется, она поверила. Вот и отлично.
— Так что давай мне свою шубу, перчатки, платок, в котором вчера была, и сумочку. У тебя есть темные очки?
— Да, тебе какие?
— Те, которые ты чаще носишь.
Аня безропотно повернулась и пошла за вещами.
Все, что оставалось мне, чтобы сделать сходство максимально полным, — это нанести на лицо тон-пудру. Волосы я накрою платком, небольшую разницу в росте и большую — в габаритах поможет скрыть длинная шуба. Все-таки удобное время года — зима, и хорошо, что она неожиданно вернулась.
Я облачилась и, снабженная точным адресом портнихи, вышла во двор.
Валерий уже прогревал мотор.
При виде меня он выскочил из машины.
— А Женя? Она же говорила, что нельзя никуда ездить…
Вот и первая проверка моего нового образа. Сыграть так талантливо этот тип не смог бы, да я на это и не надеялась. Он действительно принял меня за Аню. Замечательно. Надеюсь, наш диалог хорошо слышно.
— А что мне Женя? — говорила я Аниным голосом, усаживаясь в машину. — Она сама сказала, что никакой опасности нет. А раз уж она уехала, кто мне запретит посетить Анну Францевну?
— Как уехала?
— Ну да, утром. Я ей разрешила «Ауди» взять. А что, у тебя проблемы?
Я показала ему в зеркальце заднего вида кулак. Удивленный Валерий повернулся всей тушей ко мне, и я спустила с переносицы темные очки. Как бы он еще чего не ляпнул.
Всегда говорила, что обмануть мужчину — раз плюнуть. Они замечают только внешние детали. Надень чужую одежду, и ты исчезнешь для его внимания, оденься похоже на знакомого ему человека, и ты превратишься в этого знакомого. Или в жену шефа. А уж добавь к этому еще жесты и голос, и эффект станет полным.
Настолько полным, что даже такая деталь, как другой цвет глаз, ускользнет от внимания. Я нахожусь на расстоянии вытянутой руки от Валерия, намного ближе, чем будет меня наблюдать Охотник, и тем не менее ни другой цвет глаз, ни, в общем-то, другой тип лица ничего ему не сказали. Замечательно, просто превосходно.
Пришлось поднести к его носу брелок, управляющий глушилкой.
Только тогда он вспомнил наш вчерашний разговор и наконец взглянул на меня внимательно.
Если бы Охотник установил в машине не микрофон, а камеру, моя операция провалилась бы, не начавшись, — достаточно было взглянуть на отвисшую челюсть Валерия. К счастью, никакого звука он не издал.
Я слегка щелкнула его по носу.
— Поехали. Анна Францевна ждет.
И мы поехали.
Добравшись без приключений до нужного микрорайона, мы встали на каком-то светофоре.
Я нажала кнопку на брелке и тронула Валерия за плечо.
— Давай теперь помедленнее, покрутись тут, — сказала я своим обычным голосом. — Забыла спросить, оружие у тебя есть?
— Да нет, машину Гарика и так все знают. А сегодня взять ствол я как-то не подумал…
— Вот и отлично, не будешь путаться под ногами. Твоя задача вести. И не забудь — ни слова, иначе все испортишь.
Я отключила помехи. Мы как раз под высоковольтной линией, вряд ли короткое нарушение сигнала насторожит Охотника.
Но, похоже, он все-таки что-то почувствовал. В подъезд я вошла без помех.
Так же спокойно поднявшись на нужный этаж, я позвонила в дверь Анны Францевны и сняла оружие с предохранителя. Вот сейчас…
Но ничего не произошло.
Мне открыли, и я вошла в квартиру. Очки я снимать не стала: Анна Францевна — не Валера. К чему пугать старушку?
С порога я окунулась в запахи ванили, «Шанели номер пять» и псины. Черт, про собаку мне Аня ничего не говорила!
Анна Францевна оказалась дородной дамой, вовсе не такой старой, как я ее себе представляла. А вот и ее питомец, ой, то есть нет — питомцы. В прихожую с визгливым лаем влетели одна за другой пять или двадцать мелких собачонок. Точнее не скажешь, слишком мельтешат.
— Добрый день, проходите, Анечка. Чем-то вы сегодня моих любимцев взволновали.
— Это, наверно, из-за котенка. Сейчас в подъезде ко мне подбежал, терся о сапог. Серенький такой…
— Да-да, эти бездомные животные. Я всегда говорила…
— Анна Францевна, я сегодня спешу. Можно мне?..
— Да, конечно. Может быть, померить хотите?
— Ну что вы, я знаю, ваша работа в проверках не нуждается.
— Спасибо, Анечка.
Хозяйка наконец увела тявкающую свору в глубину квартиры.
Когда она появилась вновь, на этот раз одна, я уже держала в руке переданные Аней деньги. Она меня предупредила, что у портнихи есть пунктик — не брать деньги из рук и вообще как бы не замечать, что ей платят.
Поэтому я просто положила несколько сотенных бумажек на полочку у зеркала, взяла шуршащий пакет и, попрощавшись, вышла.
Все чисто.
Постояв несколько минут перед дверью, спиной к лестнице наверх, я поняла, что что-то не так. Никто на меня не нападал. Очень странно — сейчас самый удобный момент.
Охотник пропустил меня к квартире, неужели он станет стрелять теперь, когда я вот-вот покину дом?
Но холодок, который пробежал у меня по спине, как только я принялась изображать из себя доступную мишень, был единственным, что произошло.
Этого просто не может быть.
Я поднесла себя, то есть Аню, на блюдечке с голубой каемкой. Он не может не знать, что Аня поехала к портнихе, ему известно, что она без охраны, и у него было полно времени, чтобы подготовиться.
И тем не менее никто не выскакивает из лифта, никто не сбегает по лестнице, держа оружие на изготовку.
Что же произошло?
Какая накладка помешала ему осуществить то, к чему он так стремился? Неужели он все же решил залечь на дно?
Да нет, не может этого быть.
Я медленно, стараясь как можно громче топать ногами, пошла вниз. Это начинает меня злить. Где же ты?
Спустившись этажом ниже, я вызвала лифт.
Встав за угол, я подождала, когда лифт прибудет, и начала считать про себя.
Время на срабатывание запала вышло, дверцы с тихим противным шипением закрылись. Прошла секунда, и кабина лифта прошуршала куда-то вверх. Ладно же.
Если я где и прокололась, то только не сейчас. Если Охотник притаился где-то рядом, он просто не может бросить дело на полдороге и спокойно уйти. Нет, лифт вызвал определенно не он.
Когда человек спустился и хлопнула дверь подъезда, я вновь нажала кнопку вызова. Надеюсь, там все же есть взрывное устройство, просто оно не сработало. Иначе…
Кабина вновь поднялась.
Я вошла внутрь и внимательно осмотрела ее изнутри. Пусто.
Ни один шуруп, крепящий панели отделки, не отворачивали по крайней мере лет двадцать. Привстав на цыпочки, я внимательно осмотрела потолок кабины, крепление плафона и верхние углы.
Как ни печально это признавать, бомбу в этом лифте никогда не закладывали.
И вывод, который из всего этого напрашивается, совершенно меня не радует. Может быть, это и глупо, но я расстроилась, поняв, что на меня и не думают покушаться.
Хотя нет. Я испугалась. Чертовски не хочется признавать свою ошибку. Тысячи случайностей могли помешать Охотнику повторить вчерашнее покушение.
К примеру, он мог решить, что две попытки — вполне достаточно, и ненадолго затаиться.
А означало бы это не только то, что пропал крайне удобный для меня случай правдоподобно подставиться.
Не только то, что весь мой разговор с Аней вчера в машине пропал впустую, — Охотник мог просто отключиться от прослушивания.
Это значило, что он готовит удар где-то в другом месте и я не знаю, где и когда он нападет снова.
Следовательно, у него опять преимущество внезапности, а я вновь осталась в дураках. Впрочем, что себя обманывать — я боюсь совсем не этого. А в настоящей причине охватившего меня страха я боюсь признаться даже самой себе.
Впрочем, все, быть может, еще и не так плохо. Я прислонилась к стене и замерла, держа руку на рукоятке взведенного пистолета.
Остаются еще несколько возможностей для Охотника. Может быть, я рано начала паниковать — у меня еще проход до машины и обратная дорога.
Конечно, для меня это не очень хорошо. Убийца, залегший со снайперской винтовкой на крыше соседней многоэтажки, скорее всего, от меня уйдет. Но по крайней мере он хотя бы докажет, что я была права, что мои представления о его мотивах правильны.
В противном случае вновь встают все те же вопросы, ответ на которые я с таким трудом придумала. Все натяжки и мелкие несоответствия опять выходят на первый план, и мои способности аналитика подвергаются серьезному сомнению.
Тут я поймала себя на том, что изображаю внезапный приступ слабости слишком долго. Мне просто не хочется получить подтверждение самым худшим своим опасениям.
«Хватит, Женя, соберись, — приказала я самой себе, — если тебя ждет разочарование, встреть его лицом к лицу, а не прячься трусливо».
Ответив самой себе: «Есть!», я сделала несколько глубоких вдохов-выдохов и отправилась вниз по лестнице, навстречу своей судьбе.
Судьба ждала меня у подъезда в лице амбала-водителя, нервно смолящего сигарету на переднем сиденье автомобиля.
По крайней мере, кроме него, меня не ждал никто.
Первый шаг из-под козырька подъезда дался мне с немалым трудом. Я и хотела услышать отдаленный хлопок выстрела, и боялась этого — шансы на то, что Охотник выберет не голову, у меня были где-то сорок на шестьдесят.
Однако последнюю возможность ухлопать меня он упустил.
Преодолев десять шагов до машины под напряженным взглядом Валерия, я нырнула внутрь и рухнула на сиденье. Сказать, что я вспотела, — значит ничего не сказать. Пот катился с меня градом, по позвоночнику прокатывались холодные волны озноба, и мелко тряслись руки.
Кто никогда не подставлялся под винтовочный выстрел, тот никогда меня не поймет.
Это глупость, что профессионалы никогда не испытывают страха. Испытывают, и еще какой. Страх — естественная реакция организма на опасность. Попробуйте никогда не испытывать голода или не мерзнуть, и вы увидите, что от чего-то в себе избавиться просто невозможно.
Единственная разница между профессионалом и дилетантом — умение бороться со своим страхом, зажимать его в кулак и даже использовать его. Как это сделать? А не скажу!
Только сейчас, когда непосредственная опасность миновала, моя тренированная психика получила возможность отреагировать.
Усилием воли я расслабила сжавшиеся в тугой комок мышцы живота и ответила на вопросительный взгляд Валерия отрицательным покачиванием головы.
Итак, что мы имеем?
Я сижу в машине живая и невредимая, что означает мой просчет.
Охотник не польстился на подсадную утку, что означает его прямо-таки дьявольскую хитрость и осторожность и смертельную опасность, которая по-прежнему угрожает Ане.
Валера уставился на меня и машет руками, что означает его нежелание говорить вслух.
Я полезла в карман и достала свой брелок. Нажав на кнопку, я отправила в эфир очередную порцию помех и устало проговорила:
— Глухо.
Валера меня понял. Только в отличие от меня он обрадовался этому известию. Похоже, он и правда убедился, что угроза для Ани — миф. Вот только миф не устраивает сложных комбинаций, чтобы снабдить машину подслушивающим устройством.
— Че, короче, все путем?
Ну что я говорила! Да нет, как раз не «все путем». Все — не путем, но объяснять это тебе, боров перекачанный, я сейчас, пожалуй, не стану. Да и вряд ли стану вообще.
Лучше я посижу минут пять спокойно, закрыв глаза, и попытаюсь привести скачущие в голове мысли хотя бы в относительный порядок. Типа, отдохну. Типа, соберусь с мыслями. Типа, блин, башню поправлю.
Я поняла, что готова заорать.
Нормальный «отходняк» — море адреналина, не нашедшего применения, и злость на саму себя. И еще страх перед догадкой, неотвратимо зреющей в моем мозгу.
Нет, все, хватит. Пять минут покоя, и никаких больше версий.
Так, вдох, задержали, выдох.
Я спокойна, мне тепло, я круглая галька на берегу великого океана. Мои бока обкатаны миллионами волн, прибой сделал меня гладкой, меня греет яркое жаркое солнце, мне хорошо.
Вдох, задержали, выдох. И еще раз — вдох, задержали, выдох.
Мои пять минут истекли, и я открыла глаза.
— Постой здесь, я сейчас вернусь.
— Ты куда это?
— Туда, — махнула я рукой.
Все уже ясно, но проверку нужно довести до конца. Я направилась к магазину у подножия соседнего дома.
Для очистки совести побродив по полупустому залу, я купила упаковку яблочного сока и медленно побрела обратно. Теперь уже не нужно специально стараться, изображая легко устающую будущую мамашу, — пережитое напряжение буквально выкрутило меня, словно тряпку.
А вот Валера расслабился и завел на полную катушку то, что он наверняка считает музыкой.
Под задорное электронное бумц-бумц-бумц гарлемские братки речитативом выдают печальную повесть своей жизни: «Ю финк ам смалин, мазафака?»
Заставить его, что ли, заткнуть шарманку? А, ладно, если мой враг сейчас «на связи», пусть ему тоже станет нехорошо. Да, с этой минуты Охотник стал моим личным врагом.
Вообще-то в моей работе всякие эмоции противопоказаны. Вступая в единоборство с серьезным противником, бодигард должен быть максимально хладнокровен. Только так у него есть шанс победить, только так можно защитить клиента. «Ничего личного», как говорят герои глупых боевиков, всаживая друг в друга порции свинца.
Но этот Охотник, кто бы он ни был, бросил вызов именно мне, моим интеллектуальным способностям, моему профессионализму. Своей непредсказуемостью он поставил под сомнение единственное по-настоящему дорогое, что у меня есть, — мою профессиональную честь.
И поэтому теперь ты уже не абстрактное зло, от которого я защищаю Аню. Теперь ты — враг именно мне. И я до тебя доберусь, будь ты хоть трижды гением.
А когда я тебя все же вычислю — берегись. Ты думаешь, я улыбаюсь, мазафака?!
Только сейчас я поняла, что обращаюсь к Охотнику, как если бы он слышал мои мысли так же хорошо, как этот рэп, несущийся из мощных динамиков.
Все, пора с этим завязывать.
— Теперь домой, — сказала я голосом Ани и захлопнула дверцу.
Пока Валерий выруливал на трассу, я закурила «лишнюю» на этот день сигарету. Наплевать на Минздрав, мне срочно нужно прийти в норму.
Смяв окурок в пепельнице, я снова активировала глушилку и тронула Валерия за плечо:
— Улицу Вавилова знаешь?
— А то!
— Там автосервис есть во дворе, на пересечении с Красноармейской.
— С бывшей то есть Красноармейской.
Ты еще у меня поумничай, мазафака!
— У автосервиса я выхожу, а ты едешь обратно.
Похоже, какие-то нотки в моем голосе пробились в сознание меломана. Остаток пути мы проделали в полном молчании.
Раз уж я оставила Аню без присмотра, хотя бы заберу свою машину. Надеюсь, сегодня у них не короткий день.
— Что ж вы так долго? У нас гараж не резиновый, — попытался было нарваться на неприятности мужик в фирменной спецовке, но, встретив мой взгляд, молча взял деньги и указал в глубь ангара.
Я села в машину и задумалась.
Хочешь не хочешь, а догадку придется проверять. И чем скорее я избавлюсь от страшных подозрений, тем будет лучше для всех.
Прогрев мотор, я вырулила во двор и влилась в поток машин на улице.
