Глава 12

– Встань! – приказала я участнику обстрела нашей «Скорой».

Бандит послушно поднялся на ноги. Лицо его было серым и мрачным.

– Руки вверх!

И вновь мое требование было незамедлительно исполнено.

– Кто тебя нанял?

– Не знаю…

– Послушай, не валяй дурака! Если не будешь отвечать на мои вопросы, я тебя застрелю и брошу в огонь! И никто ничего не докажет!

– Я правда не знаю имени того, кто меня нанял, – отвечал кавказец. – Он не назвался. Я могу только описать его внешность. Русский, невысокого роста, с лысиной на лбу.

Судя по описанию, внешность заказчика вполне соответствовала внешности Ивана Васильевича Чумакова.

– Как вы узнали, где мы находимся?

– Мы следили за вами со вчерашнего дня. Ждали подходящего момента.

– Почему же вы не сделали своего дела, скажем, тогда, когда мы блуждали по пустыне в поисках змей? Думаю, более подходящего момента и не сыщешь.

– Мы следили за вами, но обстреливать несколько автобусов сразу, на мой взгляд, неправильно и нереально. А у поворота у нас заглох мотор. Мы вынуждены были остановиться. Там много развилок. По какой дороге вы поехали, мы не знали, решили ждать у поворота. А под вечер подъехали ваш автобус и «Скорая». Мы как раз в тот момент курили. Попытались понять, те ли вы люди, которых следовало устранить. Когда увидели вас с пистолетом в кобуре – все поняли. Но наше оружие находилось в машине. А если бы мы все сразу полезли в салон, вы бы все поняли и наверняка расправились бы с нами на месте. Оружие вы бы достали быстрее, чем мы. Потому мы и позволили вам немного отъехать. Лучше бы мы попытались открыть стрельбу тогда…

В этот момент подъехали целых три полицейских машины. После недолгих переговоров с врачами «Скорой помощи» полицейские устремились в нашу сторону.

– А ну, давай сюда руки! – закричал, обращаясь к азербайджанцу, тот, кто подбежал к нам первым.

На запястьях преступника щелкнули наручники.

– А вы, девушка, со мной в машину! – властным голосом произнес другой полицейский, обращаясь ко мне. – Потом во всем разберемся! Сейчас нам нужно срочно доставить человека в больницу! А этот, – полицейский кивнул на преступника, – пусть пока здесь объясняет, что да как.

– Как это вы так быстро поспели? – задала я вопрос полицейскому по дороге к машине.

– Километрах в пяти отсюда, вон за теми холмами, безлюдные места заканчиваются и там расположен наш участок. Так и поспели. Кстати, девушка, разрешение на ношение оружия у вас имеется? Врачи мне все объяснили, но все равно…

Я повертела перед носом полицейского удостоверением телохранителя.

– Ладно, ладно.

В машине уже находились Дмитрий Анатольевич в бессознательном состоянии, один из врачей «Скорой помощи», Алина Юрьевна и еще один полицейский. Последний сидел за рулем.

– Мы сейчас быстро до больницы доедем, – пообещал он. – А вы, ребятки, как-нибудь размещайтесь на заднем сиденье.

Полицейский повернул ключ в замке зажигания, и машина с ревом сорвалась с места.

По дороге полицейские методично выпытывали у меня все, что я знаю по поводу сегодняшнего происшествия. Я все им правдиво рассказала. Солгала я лишь в двух вопросах: по поводу того, что мы делали в герпетологической экспедиции, я ответила, что Дмитрий Анатольевич был приглашен своей старой знакомой Алиной Юрьевной, и по поводу того, известно ли мне, кто мог задумать и подготовить сегодняшнее происшествие. Здесь я просто сказала, что понятия об этом не имею.

– Не везет сегодня Дмитрию Анатольевичу, – усмехнулся полицейский.

В больнице моего пострадавшего клиента сразу отправили в реанимацию. Кроме врачей, туда никого не пустили. Мне сказали, что до завтрашнего дня из реанимации Степанов все равно не выйдет, даже если придет в себя, а потому крутиться рядом мне нет смысла. Тем более что больница надежно охраняется. Я решила, раз уж дела обстоят таким образом, отправиться в бакинский офис акционерного общества «Экспресс-Лайф». Обезвредить Чумакова мне на тот момент представлялось лучшим, что я могла сделать для защиты своего клиента.

В офис меня пропустили без проблем. Я зашла в кабинет Ильясова без стука. Мамед Расулович с траурной физиономией копался в бумагах, должно быть, очень важных. Кроме него, в кабинете сидел Эрик Иосифович.

– А, это вы, Евгения Максимовна, – машинально спросил Ильясов таким тоном, словно его изволила навестить сама скука в человеческом обличии. – А где Дмитрий Анатольевич?

Я на всякий случай приготовилась к тому, что придется быстро вынимать пистолет из кобуры.

– Да, это я. Дмитрий Анатольевич в реанимации. А я знаю, кто убил жену Дмитрия Анатольевича.

Ильясов и Берцман насторожились.

– Кто? – задали они почти одновременно один и тот же вопрос.

– Чумаков.

– С чего вы решили?

– Мы точно знаем, что Чумаков убил Елену Руслановну при помощи ядовитой змеи.

– А почему Дмитрий Анатольевич в реанимации?

– Его укусила змея. Как и его жену.

– А вы в курсе, Евгения Максимовна, что Алика убили?

– Как убили?!

– Вот так. Найден зарезанным в собственной квартире.

– Кто убил?

– Чумаков, – раздался голос Ивана Васильевича за моей спиной, и в тот же момент я оказалась стиснутой и крепко прижатой к мужскому телу цепкими лапами.

Я попыталась вырваться, но не смогла.

– Хорошо, что я остановился у двери, когда услышал женский голос, – поделился впечатлениями Чумаков. – Прислушиваюсь, а тут обо мне такое говорят. Как же так, Евгения Максимовна? Я же вас любил! – последняя фраза была произнесена Иваном Васильевичем с преувеличенным театральным пафосом.

– Ты негодяй, Чумаков! – процедила сквозь зубы я.

– А почему она еще жива? – осведомился Иван Васильевич. – Я ведь и ее приказал на этот раз… того…

– Потому что лохи твои друзья, – ответил Ильясов.

– Ладно, все это очень весело, но мне кажется, с ней пора кончать, – неожиданно заявил Эрик Иосифович. – Понимаю, Иван, нравится она тебе, да что ж поделаешь. Чем скорее от нее избавимся и добьем Степанова – тем скорее поделим денежки. Сначала на четыре равные части. Потом три части нам, а одну Мамеду Расуловичу.

– А Кулиева вы, значит, действительно убили? – поинтересовалась я.

– А зачем нам еще на одного делить? – делано удивился Берцман.

– Правильно, – согласился Чумаков. – Чем меньше жадных лап, тем лучше.

– А так – компания ма-ахонькая совсем, – продолжал Эрик Иосифович.

– Даже смешно, – поддакнул Чумаков.

– Всем руки вверх! – объявил Мамед Расулович и залился неестественным хохотом.

Как у него в руках появился пистолет, никто не заметил.

– Ты что, Мамед, совсем спятил?! – испугался Берцман. – Ты что такое творишь?!

А у Мамеда Расуловича тем временем начиналась настоящая истерика.

– А почему это вы все делите и делите, а я тут ни при чем как бы? Чем меньше жадных лап, тем лучше, говорите? А кто знает, может, вы следующим номером меня устранить соберетесь?

– Мы же с тобой договорились!

– И почему это вам три четверти, а мне только одна? Без меня-то вы вообще ничего не получите! А я как лох выхожу! Нет, ребята! Так дело не пойдет!

– Да потому что, если бы ты с нами на таких условиях не договорился, Алик бы тебе вообще ничего не оставил! Благодаря кому Алик сейчас мертв? А? – вопросил у Ильясова Эрик Иосифович.

– Да спятил он, в натуре, – сказал Чумаков. – Ну откроешь ты стрельбу сейчас, Мамед, и что? Тебе же пожизненное дадут! В офисе полно людей!

– А у меня пистолет с глушителем, и на этом этаже, кроме нас, никого нет. Я потом незаметно выскочу.

Я заметила, что рука, в которой Ильясов держал пистолет, сильно дрожит.

– Ты гонишь, Мамед, – устало вздохнул Иван Васильевич.

– Да вы тут все, как пауки в банке, сожрать друг друга готовы! – воскликнула я.

– Или как в зоопарке, – усмехнулся Иван Васильевич. – Представьте себе, что в одной клетке оказалось несколько плотоядных животных!

В этот момент Мамед Расулович выстрелил. Раздался хлопок, и по кабинету распространился любимый мальчишками запах пороха. В тот же миг все бросились на пол. Чумаков на мгновение разжал свои объятия, но мне этого хватило. Я век буду ему за это благодарна!

Я вырвалась из его тисков, отскочила в сторону, приподняла голову и огляделась. Ильясов дрожащей рукой пытался нацелить пистолет на Чумакова, но у него мало что получалось. Я метнулась в сторону Мамеда Расуловича. Мне не составило труда выбить пистолет из его рук, и он отлетел в угол. Я подобрала оружие и заложила за пояс. Краем глаза я засекла, как Ильясов ринулся на меня. Удар «маваши-гири», пришедшийся тому по уху, заставил его осесть на пол. В этот момент Чумаков схватил стул и попытался обрушить его на мою голову. «Ударом льва» – ногой назад – я выбила стул из его рук, он с грохотом обрушился на компьютер, который стоял включенным на столе Мамеда Расуловича.

– Люди! Да будьте же вы гуманны! – завопил растерянно наблюдавший за происходящим Эрик Иосифович. – Этот компьютер – продукт труда многих людей!

– Кто бы говорил о гуманизме, – бросила ему я.

В этот момент на меня уже наступал Чумаков. Он занял боевую позу, практикуемую в самбо, и я сразу догадалась, что этот вид боевых искусств знаком Ивану Васильевичу не понаслышке.

Кто-то приоткрыл дверь и тут же захлопнул. Ильясов ошибся. Шум привлек внимание людей, занятых работой на нижних этажах.

Я нанесла Чумакову правой рукой прямой удар по носу и, пользуясь его замешательством, сразу вслед за этим – серию «ударов-молний» в ту же точку. Чумакову пришлось отступить. Рот его исказился в зверином оскале. Удары практически не повлияли на его боевые способности, и это заставило меня сделать вывод, что Иван Васильевич – довольно сильный противник.

Тем временем Берцман потихоньку, бочком, двигался к выходу. Напрасно он полагал, что я ничего не замечаю. Ильясов пребывал в ступоре и продолжал сидеть на полу, потирая ухо. Он рассеянно озирался по сторонам. Берцман был готов совершить последний рывок и спастись бегством, но я в решающий момент сделала ему подножку, и Эрик Иосифович рухнул на пол, подобно Ильясову.

В этот момент ко мне подкрался Чумаков и попытался вновь схватить меня. Я пнула его в живот, развернулась и мощным толчком вернула на место повторившего попытку бегства Эрика Иосифовича.

Иван Васильевич совершил очередной бросок с целью заключить меня в свои стальные объятия. Я решила повторить серию «ударов-молний», чтобы он наконец успокоился, и тут совершила ошибку. Самое главное в бою с человеком, владеющим приемами самбо, – не подпускать его к себе на близкое расстояние. Тогда противник обязательно тебя схватит, а после этого ты полностью в его власти. Именно в этом основа стратегии самбиста – приблизиться к противнику и поймать его. Я эту ошибку допустила. Иван Васильевич схватил меня, произвел бросок через бедро, и через мгновение я лежала на полу, придавленная его тяжелой тушей. От Чумакова пахло потом, остро, по-звериному.

– Ну что, Евгения Максимовна? – спросил Чумаков, тяжело дыша мне в лицо. – Кончилось ваше везение? Говорил я вам, не лезьте вы в неженские дела. А то что же получается? Такая красивая леди, ей бы цвести да глаз людям радовать, а теперь придется задушить! Дай хоть пощупаю тебя на прощание!

Кто-то вновь приоткрыл дверь, и снова она сразу захлопнулась. «Вызовут они полицию или нет?!» – в отчаянии подумала я.

Иван Васильевич потянулся своими лапищами к моей груди. На этот раз ошибку допустил он. Говорят, на войне нет места любви. Видимо, Чумаков эту истину запамятовал. Я резко приподняла голову и ударила подонка лбом по носу. Чумаков отпрянул, и я, не медля ни секунды, вырвалась из его плена. Далее я нанесла ему «маваши-гири» в челюсть, затем «майо-гири» в живот. Эта пара ударов позволила привести противника в явное замешательство. Следующая тройка ударов явилась для Чумакова роковой. Прямой удар рукой по челюсти, туда же боковой удар рукой и в завершение – толчок вытянутыми пальцами в солнечное сплетение. У меня не было под рукой веревки, чтобы связать «надежных и проверенных людей» Степанова, и я прибегла к помощи проводов, торчащих из компьютера. Особенно меня беспокоил Чумаков, а потому его я скрутила с особой тщательностью.

Когда Иван Васильевич открыл глаза, я сказала:

– Говорил тебе, Чумаков, Дмитрий Анатольевич: «Погубят тебя женщины!» А ты не верил. Напрасно!

Чумаков зло сплюнул и процедил:

– Все равно ничего не докажете!

– Это мы еще посмотрим. В крови Елены Руслановны обнаружены вещества, источником которых может служить только змеиный яд. Это имеется в отчете, копия которого хранится в морге. Только работники морга настолько зациклились на идее, что Степанова была наркоманкой, что не придали данному факту никакого значения. А вы у нас, оказывается, герпетолог?!

– Я могу быть хоть трижды герпетологом, но это ничего не доказывает, – упрямо твердил Чумаков.

– Значит, говорить правду, только правду и ничего, кроме правды, ты не собираешься?

Иван Васильевич отрицательно покачал головой.

– А если я применю к тебе физическое воздействие?

– Если вы, Евгения Максимовна, полагаете, что я не перетерплю пыток, вы глубоко ошибаетесь.

– Да, – задумчиво протянула я. – Вы, может, пытки и перетерпите. А вот они – вряд ли, – я кивнула на связанных Ильясова и Берцмана. – Будете говорить?

– Только ляпните, что не надо! – прошипел Чумаков. – Я вас из-под земли выкопаю!

Я занесла ботинок над лицом Мамеда Расуловича со словами:

– Будешь рассказывать?

– Нет.

Пришлось мне «пустить кровь» из носа Ильясова. Я ударила совсем несильно, так, скорее для устрашения.

– А ты будешь? – обратилась я к Берцману.

Берцман отрицательно замотал головой. Пришлось оказать физическое воздействие и на Эрика Иосифовича.

– Люди, будьте гуманны! – отчаянно закричал он.

– Мне повторить? – поинтересовалась я у Мамеда Расуловича. – Предупреждаю, на этот раз буду бить сильнее.

– Нет! Не надо! – завизжал Ильясов. – Я все расскажу.

Я обвела кабинет Ильясова взглядом и усмотрела кассетный магнитофон. Подошла к нему, убедилась, что в нем есть кассета и что он подключен к розетке.

– На что записывать, у нас есть, – прокомментировала я сложившееся положение дел. – Прекрасно! – и нажала кнопку записи.

– Неужели у вас поднимется рука уничтожить бессмертные творения Бетховена?! – причитал Берцман. – Там в магнитофоне – Бетховен!

– Еще как поднимется!

– Изверги!

– Рассказывай! – обратилась я к Ильясову.

– А вы не развяжете веревки? – мелькнула призрачная надежда на спасение у Мамеда Расуловича.

– Обойдешься.

– А с чего мне начинать?

– Начинай с самого начала.

– Это Алик во всем виноват! Я бы его ни за что в компанию не приводил! Он меня буквально заставил.

– Это мы слышали. Ты обязан ему жизнью. Ладно, продолжай.

– Алик все ходил, присматривался, принюхивался, вникал в бизнес… А потом ему пришло в голову власть захватить. Я ему помехой не был, только Дмитрий Анатольевич. Решили они тогда босса заказать. У Чумакова знакомые благо имелись. Прошу принять во внимание, что я с самого начала был против.

– Его последние слова – правда? – спросила я у Эрика Иосифовича.

– Только потому, что трус он большой, – отозвался Берцман. – И Алик мог его не у дел оставить. А к проблемам мирового гуманизма это никакого отношения не имеет.

– А Елену Руслановну за что убили? – продолжала допытываться я у Ильясова.

– Вот я и объясняю, за что. Видимо, она что-то заподозрила. Мне кажется, это случилось в начале мая, когда Дмитрий Анатольевич с супругой в последний раз приезжали в Баку вместе. Я даже подозреваю, когда это случилось.

– И когда же?

– А мне как-то Чумаков говорил: вот, мол, как мир устроен! Не повстречай ты, Мамед, сестру лоты Муршуда, Дмитрий Анатольевич наш несравненный в живых остался бы. Потом оказалось, что Елена находилась в тот момент в соседней комнате. А говорили мы громко… Мы надеялись, что все обойдется. Не обошлось! Елена начала нервничать, а мы этому должного значения не придали. Мы потом поняли, отчего она все в Баку рвалась. Расследование хотела провести, подтвердить или опровергнуть свои догадки. Вот и в тот день сообщила нам, что к подруге уехала, а сама тайком вернулась, шпионить начала. За скалами пряталась, подслушивала. А мы тогда как раз с Чумаковым и Берцманом убийство Дмитрия Анатольевича обсуждали. «Вот, – говорит Иван, – и отправится сегодня Димка на тот свет». Слышим, а за скалами кто-то шуршит. Мы все сразу просекли. А Елена Руслановна давай от нас удирать! Кстати, я сколько на этой даче живу, а надпись про какого-то «тринадцатого» на скале не замечал. Наверное, потому, что по этим горным тропам особо не лазаю. Короче, Елена Руслановна еще и мужу звонить надумала. Кстати, это я ее поймал как раз в тот момент, когда она по телефону всякую чушь мужу несла. Рот ей ладонью прикрыл… Я был страшно напуган, что она обо всем Дмитрию Анатольевичу уже сообщила, но оставить ее в живых мне казалось еще страшнее. Я ее задушить хотел, а Иван меня останавливает: «Стойте, я кое-что заметил, мы сейчас убийство ювелирно обставим. Держи ее, Мамед!» И побежал куда-то в сторону. Подобрал пару камышинок, которые море на берег выбрасывает. Мы с Эриком думаем: совсем, видать, крыша у Ивана поехала. А Иван, оказывается, змею метрах в десяти от нас заприметил. Он эту змею при помощи камышинок поймал и говорит: «Подставьте мне ее запястье!» Эрик и помог мне это запястье, чтоб его черт побрал, подставить. А Иван эту змею зубками ей в вену нацелил! И долго так заставлял яд в ранки сочиться… Он еще, я помню, этой твари с боков голову сдавливал, чтобы побольше яда было. Потом подождали немного, пока яд действие окажет. Рот ей все время закрытым держали, чтобы ничье внимание криками не привлекла. На даче в тот момент Магерамов был, нельзя было, чтобы он узнал, чем мы занимаемся. Дмитрию Анатольевичу и Елене Руслановне он близким другом приходится… Короче, скончалась она. Мы ее тело до поры припрятали среди скал. В песочек не поленились закопать…

– И Мехман Абдулаевич ничего не обнаружил, – заключила я.

– Ничего. Он в тот вечер в Баку уезжать должен был. С бизнесом у него проблемы наметились. Чумаков все хотел в виде случайного укуса змеи обставить. А я умудрился на обоих запястьях своими ручищами синяки поставить. На одном запястье, может, синяк еще можно было бы за отек от змеиного укуса выдать, хотя Эрик уверял, что не похоже будет, но вот на другой руке – это уже явные следы насилия. Берцман предложил все под наркоманию обставить. Как Магерамов уехал, труп Елены Руслановны в машину погрузили и на дикий пляж отвезли, а Эрик за шприцами поехал. Место встречи мы заранее обговорили. Там обычно безлюдно, днем еще мальчишки порой лазают, а вечером – никого. Сделал Эрик инъекции на обоих запястьях тела Елены Руслановны. Даже потрудился, чтобы не в одном месте похожие пары дырочек были. Мол, ошибка, какие случаются у наркоманов-новичков. Эрик у нас фармацевт. Он свое дело знает…

– А Кулиева за что убили?

На этот раз вызвался рассказывать Берцман:

– А это наш несравненный Мамед Расулович решил, что невыгодно ему Алика терпеть. Он со мной и Иваном переговорил. Давайте, мол, Алика кокнем, а компанию продадим и поделим. Я прикинул в уме, смотрю, выгодно получается. Я этими соображениями с Иваном поделился. Мы решили принять предложение Мамеда. Сначала, конечно, упирались, еще угрожали обо всем Алику поведать. Целью нашей было на выгодных условиях с Мамедом сторговаться. Недавно дело было. Чумаков Алика и зарезал.

– А когда кавказцы на нас на Кубинке напали, это тоже ваших рук дело?

– Это все Чумаков, – поспешил сдать своего недавнего партнера по злодеяниям Мамед Расулович. – Он еще приказал вас, Евгения Максимовна, не трогать. Виды у него на вас были.

– Если бы он этого не приказал, – заметила я, – и я, и Дмитрий Анатольевич уже мертвы были бы. Была в бою такая ситуация. Тогда все бы у вас получилось. Говорили тебе, Чумаков, что погубят тебя женщины!

– А после того случая, когда вы узнали, что Елена в тот день на даче была, Иван решил вас обоих грохнуть, – поспешил вставить свое слово Берцман. – Учтите нашу правдивость и откровенность, Евгения Максимовна! Не судите строго! Проявите гуманность!

Связанная шайка, члены которой наперебой доносили друг на друга, вызвала у меня отвращение. Единственным, к кому не относилось это чувство, оказался, как ни странно, самый коварный из них – хладнокровный убийца Чумаков.

Я вынула из сумочки телефон и позвонила Мехману Абдулаевичу. Попросила его приехать, помочь разобраться, что делать с негодяями. В полицию я звонить не спешила, так как сейчас особой нужды в стражах порядка не видела.

Магерамов подъехал спустя полчаса. Я перемотала пленку на начало и позволила Магерамову прослушать сделанную мной запись.

Когда из динамика магнитофона вновь полились божественные звуки симфонии Бетховена, Магерамов сплюнул на пол.

– Та-ак… – медленно произнес он. – И что нам теперь с ними делать? Бешеных собак положено стрелять, но в данном случае этого явно недостаточно. Эти твари заслужили самой страшной смерти, такой, какой награждают только здесь, на Кавказе! Думаю, им лучше пока отправиться в тюрьму. А вот там… Там им прежде, чем умереть, придется пройти все круги ада! И да будет справедлив Аллах, пусть земной ад для них сменится адом подземным!

Ильясов издал звук, напоминающий лягушачье кваканье.

– Не надо, умоляю вас, Мехман Абдулаевич! Я знаю, что вы хотите сделать! Не надо!

Магерамов ничего не ответил.

– В наше демократическое время подобные меры в отношении преступников все мировое сообщество признало негуманными! – завизжал Берцман. – Проявите милосердие! Разве не этому учили нас Иисус и Магомет?! Это же какое-то мракобесие!

И снова Магерамов промолчал.

И тут заговорил Чумаков:

– Послушай! – прохрипел он. – Я по образованию герпетолог, специалист по пресмыкающимся, и оружие, которым я убил Елену, тоже оказалось пресмыкающимся. И теперь ты предлагаешь мне умереть, как пресмыкающееся. Но я так умирать не хочу. Если ты не трус, Мехман, сойдись со мной в смертной дуэли. В такой, из которой живым выйдет лишь один. Я хочу покинуть этот свет достойно, пасть в честном бою. Может, тогда меня ждет Валгалла… Если же я окажусь победителем, Женя должна будет меня отпустить. Ты принимаешь мой вызов и мои условия, Мехман?

– Валгалла ждет воинов, а не таких, как ты правильно выразился, пресмыкающихся! Но я готов принять твой вызов и твои условия!

– Мехман Абдулаевич! Этот человек владеет приемами самбо! С вашей стороны будет большой глупостью вступить с ним в схватку! Вы владеете какими бы то ни было боевыми искусствами? – спросила я.

– Нет, не владею, – признался Магерамов. – Но отступить я не могу. Здесь дело чести! Надеюсь, Чумаков, который только что так красиво говорил, придерживается того же мнения и не поступит в последний момент, как ползучий гад.

– Вы считаете, что от Чумакова можно ожидать честности? – с сомнением спросила я. – К тому же на вас могут донести полиции Ильясов и Берцман!

– Вспомните, как наперебой сдавали друг друга Ильясов и Берцман и что говорил я, и сделайте из всего этого вывод, – отозвался Иван Васильевич.

– Я вынужден ему верить, – сказал Магерамов. – А насчет Берцмана и Ильясова не беспокойтесь. Пусть тявкают сколько душе угодно, у меня в полиции есть свои люди. У нас есть доказательства виновности Ильясова и Берцмана. Их даже слушать никто не станет. Все спишут на самооборону: Чумаков освободился от пут, схватил в руки нож… Я был вынужден противостоять ему.

Мехман Абдулаевич снова повернулся к Чумакову.

– Только по правилам дуэли оружие выбираю я. И на простую рукопашную схватку я не согласен. Здесь победитель ясен заранее. Я желаю сойтись с тобой на ножах! Насколько я знаю, в этом офисе имеется складной ножичек для нарезки колбасы и хлеба во время обеденных перерывов. Я и сейчас вижу его на столе. Другой складной нож я всегда ношу с собой в кармане. Когда я был пацаном, мальчишки с нашего двора научили меня некоторым навыкам обращения с ножами. Ты сам выберешь тот, с которым будешь драться. Мои условия тебя устраивают?

– Устраивают.

Мехман Абдулаевич подошел к столу, взял в руки нож и раскрыл его, обнажая горящее зловещим холодным блеском лезвие. Потом он вынул из заднего кармана брюк свой нож и проделал с ним ту же операцию. Магерамов показал ножи Ивану Васильевичу.

– Какой выбираешь?

Нож Магерамова отличался более длинным лезвием, да и сходства с холодным оружием у него было побольше.

– Твой.

– Я не сомневался.

Мехман Абдулаевич повернулся ко мне.

– Евгения Максимовна, развяжите его. И если меня убьют, обещайте отпустить победителя с миром. Но и ты! – Магерамов снова обратился к Чумакову. – Если у тебя осталась хоть капля достоинства, обещай в случае победы уйти, никого не трогая. Уйти и больше никогда не появляться!

– Обещаю.

– Мехман Абдулаевич! Мне кажется, вы совершаете самую страшную и, возможно, последнюю ошибку в своей жизни! – попробовала возразить я.

– Евгения Максимовна, пожалуйста, исполните мою, возможно, именно последнюю просьбу! Если вы откажетесь, я все сделаю сам.

Я вздохнула и принялась развязывать Чумакова.

– Еще не поздно избежать глупостей, – напомнила я, но Магерамов меня, видимо, даже не слушал.

Чумаков встал с пола и принял из рук Мехмана Абдулаевича нож.

– Обойдемся без торжественного момента, – сказал Магерамов. – Разойдемся по разным углам кабинета и… приступим!

Чумаков кивнул. Двое сильных мужчин, готовых к бою, ставкой в котором являлась жизнь, заняли свои места на ринге, которым по воле судьбы для них стал офис «Экспресс-Лайфа».

– Начнем? – спросил Магерамов.

– Начнем!

Чумаков и Магерамов крадучись приближались друг к другу. В глубине их глаз загорелись зловещие огоньки. Когда расстояние между противниками сократилось до того предела, когда необходимо незамедлительно начинать действовать, Чумаков сделал выпад. Магерамов ловко увернулся и нанес ответный удар. На ножах Чумаков дрался куда хуже, чем врукопашную. Мехману Абдулаевичу удалось скользнуть лезвием чуть ниже левого локтя Ивана Васильевича, и из пореза хлынула кровь. Чумаков не обратил на ранение никакого внимания, а лишь отскочил в сторону. Теперь Чумаков и Магерамов вновь сближались, присматриваясь друг к другу.

Чумаков произвел серию движений руками, а когда отпрыгнул в сторону, я увидела на щеке Мехмана Абдулаевича косой разрез. Лицо Магерамова было в крови. Чумаков торжествующе оскалился. Если бы только я могла помочь Мехману Абдулаевичу!

Чумаков в очередной раз бросился вперед. На этот раз Мехману удалось рассечь лезвием запястье правой руки Чумакова, и его нож выпал. Иван Васильевич заревел, словно раненый зверь, и бросился всей своей тушей на Магерамова, повалив его на пол. Затем все стихло. Секунду или две, показавшихся мне вечностью, оба мужчины не двигались. Потом Магерамов выбрался из-под тела Чумакова и перевернул его лицом кверху. Иван Васильевич был мертв. Его широко раскрытые глаза ничего не выражали. Из груди, из области сердца, торчала рукоять ножа. Как выразился Мехман Абдулаевич, вполне пригодный ножичек для нарезки колбасы и хлеба…

– Прямо под лезвие бросился, – сказал Магерамов, вытирая окровавленное лицо.

– А ведь в Валгаллу попадали как раз воины, сраженные мечом в грудь, – задумчиво проговорила я.

Магерамов поморщился.

– Какая там Валгалла! В аду ему самое место! Пусть скажет спасибо, что умер, как мужчина!

Магерамов развернулся к Берцману и Ильясову.

– Нет больше желающих сойтись со мной на дуэли?

Эрик Иосифович и Мамед Расулович отрицательно замотали головами.

Мехман Абдулаевич усмехнулся:

– От вас я другого и не ожидал! Обидно только, что из-за таких, как вы, недостойных называться мужчинами, хороший человек погиб. А жизнь другого хорошего человека под сомнением.

– Что будем делать? – спросила я Мехмана Абдулаевича.

– Пленка у нас уже есть, в полиции из них выбьют подробное признание в письменном варианте. Я об этом позабочусь. Связи у меня большие. Звоните в полицию, Евгения Максимовна!

Я набрала ноль два. Несмотря на то, что органы охраны правопорядка назывались в Азербайджане полицией, телефон их службы здесь ничем не отличался от номера милиции в России. Однако кто-то позвонил в полицию раньше меня. В тот момент, когда я отключила телефон, в кабинет ворвался отряд в камуфляжной форме и с автоматами.

– Всем лечь! Руки за голову!