Глава 5

Нет надобности говорить, что по месту прописки Мусагирова никто не обнаружил. Конечно, с визитом к нему ездила уже не я: и так достаточно сделала не за себя.

Домой я пришла в третьем часу ночи. Тетушка уже спала. Зато не спал тетушкин иждивенец, кот Тима-Тема. Это создание, кажется, ждало моего прихода, чтобы пожрать. И стоило мне отправиться на кухню, чтобы перекусить на сон грядущий — ужасная привычка, с которой ну никак не могу справиться! — как кот появился и стал орать, требуя выделить ему съестного.

Пришлось выделить. Я все время удивляюсь — сколько же он ест! У меня даже родилось подозрение, что котик вовсе не котик, а хорошо замаскированный, скажем, бегемот. Или — тигр.

Спать я улеглась в половине четвертого.

Но выспаться мне было не суждено. Примерно в половине седьмого раздался телефонный звонок. К трубке подошла уже проснувшаяся тетушка, а я нырнула с головой под одеяло, и в сонной моей голове замелькало: «Ну только бы не меня, только бы не меня…»

Видимо, просила я об этом недостаточно истово, потому что спрашивали как раз меня. И даже не просто спрашивали, а, как сказала тетя Мила, очень сильно домогались. В телефонном ракурсе, разумеется.

— Ну кто-о там может звонить в такую рань? — протянула я с мукой, выползая из-под одеяла на свет божий.

— Кажется, тот, что вчера звонил, — подумав, ответила моя тетушка. — Только на сей раз голосок у него перепуганный какой-то. Совсем пищит.

— Пищит… — пробормотала я. — Запищишь тут… Слушаю!

— Женя, это Федор Николаевич, — дернулось в трубке. — Женя, я не знаю, но это какой-то кошмар! Вы знаете, что убит Павлов? Тот дрессировщик, который… которого…

— Знаю, — ответила я. — Сама при этом была.

В трубке воцарилось молчание. Сонное оцепенение еще не окончательно слетело с меня, потому что я сама не сразу поняла, что, собственно, сказала и как это может воспринять мой нынешний работодатель.

— Что-о? — наконец выдохнул он.

— В том смысле, что я и лейтенант Голокопытенко были первыми, кто обнаружил тело, — исправилась я.

— А, вы уже и с Голокопытенко познакомились?

— Точнее, это он со мной познакомился. Ну что я могу вам сказать, Федор Николаевич? Не такой уж он безмозглый, как вы описывали. Достаточно мобильный человек. Можно сказать, что благодаря ему удалось установить личность убийцы.

— Да, я слышал, какой-то Мусагиров из Покровска. Объявлен план «Перехват». Только знаю я цену этим «Перехватам»!..

— Ну не ругайте уж вы так родную милицию, — сказала я. — Она работает не столь плохо, как вы для себя решили. Взять того же лейтенанта Голокопытенко. Он, можно сказать, шел по свежим следам.

— По свежим трупам… — буркнул директор цирка. — Этот Голокопытенко вообще сплошная головная боль. И для своего отдела, и для своих родственников.

— А родственники тут при чем?

— Ну, я в некотором роде… его двоюродный дядя. Так, седьмая вода на киселе. В милиции, наверное, очень обрадовались, когда получили этот повод спихнуть дело на Голокопытенко. Только теперь им придется подключить кого-нибудь посерьезнее. А то они все думали, что я лапшу им на уши вешаю, а тигра порубил на полосатые баклажаны…

— Ну, вы, Федор Николаевич, даете, — проговорила я. — И кому вы что доказали, когда не упомянули о своем родстве с лейтенантом? И он сам мне не сказал. У вас, наверное, это семейное — недоговаривать. Кстати, лейтенант и о вас отзывался в том же ключе, что вы о нем.

— Неудивительно… Женя, Женя! Вы можете приехать? Я ведь выдал вам аванс, документ подписали… Я был не прав, что отпустил вас вчера! Наверное, я не до конца верил, что опасно… А вот теперь, когда убили Павлова…

Я вычленила из сумбурной речи директора цирка главное для себя: то, что он в панике и хочет, чтобы я находилась рядом с ним, обеспечивая его безопасность. Правда, вчера в кабинете Федора Николаевича речь шла о том, что моя работа начнется с момента, когда цирк выедет на гастроли. Но форсмажорные обстоятельства имеют обыкновение ставить ситуацию с ног на голову, потому я немедленно выехала к Нуньес-Гарсии.

Застала я директора в довольно-таки плачевном виде. Открыл он мне только после того, как я сначала трижды позвонила в дверь, а потом позвонила еще и с сотового — с подтверждением, что в дверь названиваю именно я. Только после этого несчастный цирковой администратор впустил меня в квартиру.

Длинное лицо его было бледно. Волосы торчали дыбом, очки криво сидели на переносице, а усы пребывали в лирическом беспорядке — левый ус торчал вверх, а правый — параллельно полу.

Впустив меня, г-н Нуньес-Гарсиа улегся на диван, схватился за бок и объявил о том, что умирает. Я могу отличить умирающего человека от смертельно напуганного, так что заявление Федора Николаевича не вызвало у меня особо тревожной реакции.

— Да, кажется, у вас несколько больше недоброжелателей, чем вы предполагали, — констатировала я.

— Несколько больше? — Он возмущенно привстал, сломав свою страдальческую позу. — Как вы можете обо всем этом спокойно говорить? Ведь все, что было до вчерашнего вечера и что тревожило меня, — только цветочки! Я ума не приложу, что мне делать! Исчезновение тигра Пифагора, загадочное и непостижимое, потом проникновение в мою квартиру неизвестных, «хвост» при поездке на дачу, ну и… все это еще ничего… Но ведь теперь все — кувырком! Все на уши! Убит работник цирка Павлов, и… и… я не знаю…

— Ну, он не первый работник цирка, который убит в последнее время, — заметила я.

— То есть?

— Я говорю о том, что двое суток назад был застрелен другой человек, имеющий, точнее — имевший, отношение к цирку. Виктор Кабаргин, который в свое время работал в вашем цирке. Ведь вы помните его, потому так и отреагировали в наш первый разговор при упоминании его имени.

— Да-да, я помню… Но он работал еще при прежнем директоре, Тлисове, — несколько растерянно проговорил Федор Павлович.

— Но ведь вы тогда тоже работали в труппе. И вы знали Кабаргина. К тому же вы с ним коллеги — оба дрессировщики. Скажите, Федор Николаевич, а в каких отношениях Кабаргин был с Павловым?

Директор цирка пошевелил губами.

— М-м-м… а зачем это вам, Женя?

— Как вам сказать… Любая информация может навести меня на определенные выводы в отношении того, откуда исходит угроза. Конечно, в случае с убийством Кабаргина главной целью был не он, а его новый босс Троянов. — Я видела, как вздрогнул Нуньес-Гарсиа: очевидно, что упоминание этой фамилии было ему неприятно. — Ну а при убийстве Павлова — тут двух мнений быть не может — киллер выходил именно на него. Кстати, у Павлова не было общих дел с Кабаргиным? В настоящее время?

— Общих дел… но…

— Простите, Федор Николаевич, за нескромный вопрос, но сколько у вас в цирке получает дрессировщик?

— Ставка, в зависимости от гастрольного графика, все время плавает. Если по России, то немного, а если гастроли зарубежные, то заработать можно неплохо.

— Как неплохо? На новый «Мерседес» хватит?

— Ну что вы!

— А вот Павлову почему-то хватило. Я, кстати, навела справки по базе данных ГИБДД. На Павлова Леонида Георгиевича оформлен автомобиль «Мерседес-Бенц» 1999 года выпуска. «Пятисотый», почти новый! Стоит такое удовольствие несколько десятков тысяч долларов. Я, конечно, не налоговая полиция, мне источники доходов Павлова интересны только с той позиции, что это может навести на причину смерти вашего дрессировщика. Но ведь вы, Федор Николаевич, были на короткой ноге с убитым… Откуда у него такие деньги, чтобы купить «мерс»? Вот я о чем.

Директор пожал плечами, хотя на лице явно отразилось сомнение, переходящее в смятение:

— Женя, я, право… Павлов был человеком достаточно скрытным и очень себе на уме. Я знаю его давно и в то же самое время могу сказать, что совсем его не знаю.

— Понятно, — сказала я, а потом, ломая ритм беседы, резко произнесла: — Федор Николаевич, кто был третий человек с вами, когда вы с Павловым пили вино? Точнее — третья, да? Если я не права, то вы можете поправить меня или вовсе слукавить. Но может так случиться, что скрытность обойдется дороже, чем вы себе представляете.

— Хорошо! — выдохнул тот. — Только это… информация приватная. Если выплывет на свет, то… я не хотел бы, словом…

— Само собой, — кивнула я, не дослушав его лепет. — Тайны моих клиентов — мои тайны. Дальше меня то, что вы скажете, не пойдет, разумеется. Так что вы хотели мне сообщить?

— С нами была девушка, — как бы давясь словами, сказал Федор Николаевич. — Она… из фирмы.

— Из «Дивы»?

Директор вздрогнул, как будто к нему приложили накаленное железо.

— Да, из «Дивы», — наконец сподобился он на ответ. — Мы пригласили ее… а потом я поехал с ней на дачу. Ее зовут Аня. Фамилии не знаю, координат у меня тоже никаких нет. Я говорю правду! — добавил Нуньес-Гарсиа, словно предупреждая возможные мои сомнения.

— Да, разумеется. Положение, конечно, скверное, особенно если учесть, что пока непонятно, откуда исходит угроза. Павлов незадолго до смерти не упоминал о каких-либо проблемах… не говорил о том, что его что-то беспокоит?

— Да нет, — покачал головой Федор Николаевич. — К тому же, Женя, вы — телохранитель, а не частный детектив. Так что давайте лучше поговорим о предстоящих гастролях. Они меня беспокоят больше всего.

— Ну конечно, — с некоторым удивлением отозвалась я. — Когда вы собираетесь выезжать?

— Послезавтра, — ответил Федор Николаевич.

— «На КамАЗах» с прицепленными фурами, так?

— Я же говорил, что сам я езжу в головной машине. А труппа едет в автобусе. Кстати, хороший автобус, недавно из Германии прикатили.

— У вас постоянные партнеры на какой-либо автобазе или вы все время пользуетесь услугами разных водителей?

— У цирка контракт с автобазой номер три, — сказал Нуньес-Гарсиа. — Они наши постоянные перевозчики. Кстати, у меня даже есть своеобразный личный шофер. То есть сложилась традиция, что в гастрольные туры я езжу с одним и тем же водителем. Это традиция, — повторил он, и на его лице появилось нечто вроде смущения.

Личный водитель директора цирка оказался очень любопытным человеком. Он был тем более любопытен, что это был вовсе не он, а… она. Мне, конечно, приходилось слышать о женщинах-дальнобойщицах, но число их, по-моему, еще более ограничено, чем женщин, задействованных в моей профессии. Об этом Ирма — такое редкое имя носила эта сама по себе редкая дама — шумно объявила мне сразу же при знакомстве.

— Женя? Ага! — Она почти по-мужски потрясла меня за руку и широко улыбнулась, показывая металлические коронки с левого края рта. — Мы с тобой, подруга, просто эти, как их… оритеты! Ну, редкие вроде…

— Наверное, раритеты, — скромно поправила я.

— Вот-вот, раритеты. Ты, значит, теперь в охране у нашего Феди? Федя — на арене съел медведя! Но ты, я смотрю, хрупкая. Неужель, если что, справишься? А то на дорогах такие волки гарцуют!

Я заметила в ответ, что гарцующий волк — явление, конечно, чрезвычайно редкое, но в случае чего я надеюсь справиться и с ним. Слова мои, кажется, понравились шоферихе, потому что она громко захохотала и хлопнула меня по плечу:

— Да ты юморная девчонка, я смотрю! Сработаемся. Нам в одной кабине недели три мотаться! Федька ведь только со мной ездит. Я у него вроде личного водилы. Он ведь мямля, Федька-то, и как его в директора-то взяли, не пойму… Надо было Чернова, который за тиграми присматривает, в директора. Он хоть молчит-молчит, а если уж рявкнет, то стекла вылетают. И еще Ваню Грозного можно, да у Вани вид несолидный.

— Вы и их знаете, Ирма? — спросила я.

— Да я их всех знаю. Они ж знаешь какие шебутные. У нас в гараже мужики, конечно, пьют, да и пристают, бывает. Да только ко мне не больно пристанешь, если сама не хочу: враз отлетит, зараза! А цирковые, значит, пьют похлеще наших, с автобазы, как будто в две глотки льют. И такие вещи рассказывают, что я краснею, как девчонка, а уж я-то привычная. У меня отец шофер, все жизнь, почитай, только матом разговаривал. А ты, Женя, интеллигентного виду уж больно.

Я оглядела громкоголосую Ирму. На ее фоне я действительно выглядела хрупкой девочкой из школы бальных танцев. Высокого роста, грузная и осанистая, Ирма, несмотря на свою крупнокалиберность, с первого взгляда вызывала симпатию и у меня, и у мужчин — как я заметила по взглядам проходивших мимо представителей сильного пола. Сейчас она была одета в просторные зеленые штаны с многочисленными кармашками и в синюю ветровку. Волосы стянуты пучком на затылке, почти никакой косметики, никаких сережек и ожерелий, только скромное колечко на внушительном пальце.

— Замужем, — пояснила она, проследив направление моего взгляда. — Муж у меня вроде Федора, директора циркового, такой же раззява. Хотя ничего, мужик хороший. Не пьет, не буянит, не то что мужики у нас на базе. Я его на базу и не пускаю. А то, знаешь, однажды он пришел, а шофера узнали, что он мой муж, и шуточно подпоили. Только это им шутка, глотки-то у всех луженые, а мой два дня потом отходил, с кровати встать не мог. А ты, Женька, значит, одна, без мужика? Или по-модному — в гражданском браке?

Такая категоричность в постановке вопроса вызвала на моих губах слабую улыбку:

— Ну, вроде того.

— Ничего, — принялась утешать Ирма, как будто я в утешении нуждалась, — им, мужикам, только потачку дай, потом это самое… не отлипнут. Особенно цирковые. Они вечно что-нибудь выдумают! Особенно Ваня, укороченный который. Вон он бегает, под ногами у грузчиков путается. Он, кстати, хоть и обрубок, да, говорят… — И она пустилась в рассуждения о фрагментах Ваниной анатомии, приводить которые я не буду из этических соображений. К счастью, к нам подошел Федор Николаевич, который немедленно покраснел, уловив ключевое слово в Ирминых разглагольствованиях.

— Завтра с утра выезжаем в Пензу, — сказал он. — Уже загрузились?

— Почти, — сказала Ирма. — Убери, кстати, от грузчиков Ваню Грозного. Он их споит. А им сейчас клетки с тиграми загружать, не шутка.

— А где ж он водку взял, стервец? — пробормотал Федор Николаевич.

— У него неограниченный кредит в столовой, — неожиданно для себя отозвалась я. — Буфетчик Григорий Романыч, кажется, питает к нему слабость. Ваня вообще человек шустрый.

— Это верно, — выговорил директор и умчался в том направлении, где меж рослых грузчиков шмыгала коротенькая фигурка на быстрых кривых ножках. Ирма посмотрела ему вслед и сказала:

— А тебе как Федор-то?

— Суетливый, — сказала я. — А вы и с прежним директором ездили, Ирма?

— Да ну что ты! Прежний был кум королю. Тлисов Андрон Ильясович важный был господин, будто министр. Хотя раньше он клоуном простым на сцене скакал. Конечно, бывает, что клоун становится директором цирка, да только добра от того никогда не выходило.

— Ну почему же? — возразила я. — А Никулин?

— Так это в Москве, давно и неправда, — ответила Ирма. — А вот Павлова жалко! — неожиданно свернула на другую, да еще какую, тему она. — Хороший был мужик. Проворный. Сдается мне, что проворство его и сгубило. Уж больно много он шустрил, крутил-вертел. Вот и влип в историю. Я его пару раз видела с какими-то братками.

Я хотела было задать вопрос, с какими именно, но к Ирме подскочил засаленный мужичонка в картузе и стал усиленно спрашивать про распредвал и заднюю ось. А напоследок спросил:

— А в твою фуру что закинут?

— Как обычно, — ровно ответила шоферша.

— Значит, клетки с тиграми?

— С тиграми.

— Ну ты, Федор, как пацан, — басом говорила Ирма, солидно держа крупные, не по-женски массивные ладони на руле. — Прямо как с луны свалился. Редкий ты дурень. Мы вот с Женькой тоже редкость — чтоб баба фуру водила или там в охране работала, как она, такое еще поискать Но ты — тюфяк единичный.

По тому, как свободно она обращалась с Федором Николаевичем, у меня стала вызревать догадка, что личный шофер директора находится с ним в несколько более близких отношениях, чем можно было заподозрить изначально. В близких, хоть и нерегулярных.

— Я вот тоже единичный товар, — продолжала словоохотливая Ирма. — Нас, баб-дальнобойщиц, на всю страну пять человек. Нет, уже три. Ирка из Питера залетела, и все, завязывать с баранкой собралась. И правильно, рожать надо. А Маринка, которая с югов, то ли из Краснодара, то ли с самих с Сочей, вроде как в аварию попала и пока что в больничке. Хотя с Маринкой, говорят, дело темное. Там, может, и криминал нарисовался. Опасно у нас на дорогах, даже если вот таким караваном, как мы сейчас, ехать. Так-то вот, Женька-охранница! — повернулась она ко мне, сверкнув белыми зубами и коронкой в углу рта.

— Я имею представление о том, что делается на наших дорогах.

— Ну, ну! Что уж так сразу. Я же не сказала, что ты ни хрена в своей профессии не понимаешь? Не сказала. И не скажу. Да если б мне кто брякнул, что я — дилетант, то я б тому так врезала, что половину слов выговаривать разучился, — продолжала бой-баба. — Ты, Женя, на меня не обижайся. На меня не надо обижаться. Вот Федор скажет. Я, коли что, сразу все напрямик валю. Правду-матку режу. Да, Федор?

Сидевший между мной и Ирмой в кабине головного «КамАЗа» Федор Николаевич, кажется, всецело погрузившийся в свои невеселые думы, вздрогнул:

— А, что?

— Ничего. Ты все о Павлове думаешь? Леня, конечно, хороший был парень, да только уж больно ушлый. Без мыла в задницу… Вот и нажил себе геморрой. Я слышала, что этот, который подозреваемый, — киллер профессиональный. Какой-то татарин или азер, что ли.

— Да, да, — машинально подтвердил Нуньес-Гарсиа.

— А что это ты Чернова ко мне в фуру запихал? — спросила Ирма. — Тигровую вонь нюхать, что ли? Так он ее еще успеет нанюхаться. Ты б его, Федор, в автобус ко всей труппе перевел. Хотя щас, наверно, уже нельзя. Он так провонял, — добавила дальнобойщица, — что его из автобуса выставят тотчас же. Там ваши цирковые бабы, у них носы, верно, деликатные, да и вообще — не до Чернова им…

— Да что ты к нему привязалась! — вспылил Федор Николаевич. — Сидит он в фуре с тиграми и пусть сидит. Ему с животными лучше, чем с людьми, а к запаху их он давно привык. К тому же за зверями глаз да глаз нужен постоянно, хоть они и в клетках! Вдруг кто иного задерет, — замысловато выговорил он. — А то у меня и так с тиграми недостача, с пропажей Пифагора-то. Ох, вряд ли его теперь отыщут.

— Родственничек твой найдет, как же, — поддакнула Ирма, — Голокопытенка-то этот отыщет. Держи карман шире. Над тобой менты, верно, насмехаются, что его на дело бросили.

— Сейчас больно не посмеются, — мрачно ответил Федор Николаевич, — у них к трем трупам в арке трояновского дома еще один труп приплюсовался — Павлова. Так что больно не посмеешься, говорю.

Мы проехали уже половину пути от Тарасова до Пензы. Мы — это вереница грузовиков, везущих цирковой инвентарь, зверей и реквизит. Грузовиков было три, первым шел «КамАЗ» Ирмы, а замыкал колонну автобус с членами выездной труппы, насчитывающей около трех десятков человек.

Погода стояла превосходная. Пригревало и ярко светило осеннее солнце, слепило глаза. По обеим сторонам дороги роняли свое желтое великолепие деревья. Серая, теплых тонов полоса дороги, ярко освещенная солнцем, летела навстречу и скрывалась под колесами. Сквозь приоткрытые форточки волнами вливался прогретый сентябрьский воздух, взвевал волосы, и казалось немыслимым, что, помимо этой красоты и скорости, существует на свете какая-то неведомая угроза. Тем не менее она и превратила директора Федора Нуньес-Гарсию в тревожно дергающегося человека с асимметричными усами, а меня привела в кабину вот этого «КамАЗа», летящего по просторной полдневной трассе, плавно изгибающейся, как излучина реки.

— Отличная погодка, жить хочется, — словно прочитав мои мысли, сказала Ирма. — Я вообще-то осень не люблю — скользко, слякотно, дождь, — но вот сейчас погоды лучше просто не пожелаешь. Не бывает лучше. Благода-ать!

— Это верно, — согласилась я. — Кстати, Ирма, с какой скоростью мы едем? Километров сто в час?

— Девяносто пять. Федор Николаевич, — Ирма выразительно покосилась на директора цирка, — запрещает ехать быстрее, потому что это, видите ли, может потревожить его зверей. Они, дескать, должны ехать комфортно. Если плохая дорога, то и больше шестидесяти не позволяет. Какой-то оживший дорожный знак с ограничением скорости, а не мужик!

— Звери — они ведь тоже живые. А вестибулярный аппарат у тигров совсем другой, не как у нас, у людей. С ними нежно надо, — заявил Нуньес-Гарсиа, который даже порозовел, когда Ирма — по-моему, намеренно — перешла на его излюбленную тему. — Как можно нежнее, и тогда зверь тебе ответит взаимностью.

— Ага, — отозвалась Ирма, — как в анекдоте: «Дрессировщик выпил. Звери хорошо закусили…»

— Бурчи, бурчи, — незлобиво проворчал директор, вертя головой. — Что еще от тебя ожидать-то.

— Ирма, — вмешалась я, — а ведь я не зря спросила о скорости. Как вы думаете, «КамАЗ» достаточно скоростная машина? Так?

— Ну да. Среди грузовиков. «КамАЗы» наши ралли Париж — Дакар постоянно выигрывают. У меня мужик на что уж тюфяк, а автогонки смотрит, — оживилась Ирма. — И еще футбол, если пива выпьет.

— Так, — произнесла я, краем глаза косясь на Федора Николаевича, а потом бросила очередной взгляд в боковое зеркало заднего вида, — значит, «КамАЗ» скоростной. А к вопросу о скорости: джип, ну, скажем, «Тойота-Лендкрузер», быстрее?

— Да ты что, Женька, совсем в автомобилях не сечешь, что ли? — возмутилась Ирма. — Нельзя же так, ты же все-таки типа телохранитель! «Тойота» — она, конечно, куда побыстрее будет.

— То есть если бы ты сейчас, Ирма, сидела за рулем такого джипа, — все так же осторожно продолжала я, не выводя из сферы своего внимания подремывающего и почти успокоившегося Федора Николаевича, — то не стала бы ехать со скоростью девяносто пять километров в час, да еще по такой достаточно приличной по российским меркам дороге, как эта? Ты ехала бы быстрее, правда? Тем более что тигров не везла бы, так что в скоростных ограничениях смысла не было бы…

Ирма, кажется, начала понимать, что мои вопросы и рассуждения вовсе не так уж бессмысленны и наивны, как ей показалось первоначально. Тогда я быстрым жестом указала на боковое зеркало, и Ирма взглянула в свое. Дорога как раз пошла на изгиб, и стало прекрасно видно, как за колонной грузовиков и замыкающим ее автобусом с труппой следует — примерно в ста метрах от автобуса — джип «Тойота-Лендкрузер».