Глава 8

За то время, что я провела в больнице у Алехина, короткий зимний день подошел к концу. Догорел малиновый закат, и чернильно-синяя тьма опустилась на Тарасов.

Меня гнал вперед охотничий азарт, но оставалось признать, что на сегодня с меня достаточно. К тому же у меня с самого утра маковой росинки во рту не было. Я с тоской вспомнила о пирогах тетушки Милы, но чувство долга победило, и я поехала в дом Новицких. А с тетей поболтала по телефону, включив гарнитуру.

– Как у тебя дела, Женечка? – заботливо спросила Мила. – Ты хорошо питаешься? Не скучаешь?

– Тетя, – проникновенно ответила я. – Скучать мне точно не приходится! А в целом все отлично. Думаю, совсем скоро моя работа у Новицкого закончится, и я вернусь домой.

В загородном доме было тихо – Стас смотрел очередной блокбастер, Наина Валерьевна с Лизой занимались рисованием в детской, Ольга спала – ее бодрый храп наполнял третий этаж, и только Ойген маялся без дела. Увидев меня, немец обрадовался.

– Евгения! Ужасно рад вас видеть. Не хотите сыграть… э-э, в шахматы?

Мне показалось, что господин Берг был готов на все – сыграть со мной в покер, в «пьяницу», в шашки, в поддавки и даже в «чапаевцы» – настолько он устал от одиночества и невозможности нормально пообщаться.

Честно говоря, я тоже устала как собака и проголодалась как волк. Шахматы – это то, что влекло меня меньше всего. Но, взглянув на вытянувшееся лицо Берга, я сжалилась.

– Хорошо. Перехвачу на кухне какой-нибудь бутерброд и приду к вам.

– Я пока расставлю фигуры! – потер руки немец. – Жду вас в библиотеке!

Вскоре мы с Бергом сидели друг напротив друга за столом, крытым зеленым сукном, и глубокомысленно таращились на доску. В шахматы я играю неплохо, но сейчас мои мысли были максимально далеки от «игры королей».

У Новицкого и шахматы были не обычные, а какие-то… олигархические. Белые фигуры были искусно выточены из мрамора, а черные вырезаны из какого-то минерала – лабрадора, что ли. Берг оказался серьезным противником, тем более в самом начале я зевнула и пропустила одну пешку. Немец сожрал у меня коня и продолжал теснить мои фигуры. Отбиваться становилось все труднее, но я не сдавалась – не имею такой привычки. Наконец я сообразила, что если хочу вовремя лечь спать, то нужно либо устроить ничью, либо поддаться азартному противнику. Я выбрала второе – это оказалось быстрее. Как будто случайно я прозевала ферзя, а остальное было делом техники. Ойген поставил мне мат и торжествующе потер руки. Физиономия немца раскраснелась, глаза блестели… Вот не знала, что он такой азартный!

– Евгения! – торжественно произнес Берг. – А не выпить ли нам по случаю моей победы немного этого чудесного бренди?

Ага! «Ручки зябнут, ножки зябнут, не пора ли нам дерябнуть»… Интересно, что желающий выпить найдет повод для этого в какой угодно ситуации.

– Не откажусь! – пожала я плечами. Бренди у Новицкого действительно волшебный. Самой мне грабить хозяйские запасы не позволяет профессиональная этика. Другое дело – Берг. Он в этом доме гость. И вполне может позволить себе немного угоститься…

Один дринк, потом еще – и вот уже нос Ойгена налился знакомым пурпурным цветом. Немец улыбнулся мне разнеженной улыбкой абсолютно счастливого человека, и я решила задать прямой вопрос – так сказать, в лоб. Эта пара явно хранила какую-то тайну, и чем нынешний момент хуже любого другого для того, чтобы раз и навсегда разобраться с секретами четы Бергов?

– Скажите, Ойген, зачем вы приехали в Тарасов? – спросила я, изучая физиономию немца. Ойген вскинул белые брови:

– Ну как же! Ольга получила известие, что с ее сыном произошло несчастье…

– Нет-нет-нет! – я погрозила собеседнику пальцем. Видимо, меня тоже слегка накрыло с устатку. – Точно знаю, что билеты у вас были заказаны заранее. Тогда Стас был жив и здоров. Так что привело вас в наш город?

Ойген смутился. Покосился на дверь, видимо, прикидывая, далеко ли его супруга, и ответил:

– Мы хотим усыновить ребенка.

Вот уж чего я точно не ожидала! Видимо, мое лицо выразило безграничное изумление, потому что Ойген еще больше смутился:

– Да, знаю, мы немолоды… Но нам совершенно нечем заняться! Мы объехали весь мир, сплавлялись на плотах по горным рекам, поднимались на пирамиды инков… или ацтеков? Неважно… и наконец решили, что ребенок вдохнет новый смысл в наш, так сказать, союз. А что? – развел руками Ойген, хотя я вовсе и не собиралась возражать. – Мы достаточно состоятельные люди, чтобы обеспечить счастье какого-нибудь очаровательного малыша из стран третьего мира.

Ну, спасибо…

– А разве иностранные усыновления не запретили? – наморщила я лоб, припоминая законодательство.

– Так ведь моя супруга – по-прежнему гражданка России! Так что никаких проблем! – Ойген широко улыбнулся. – Мы уже присмотрели мальчика и договорились, что приедем в январе познакомиться с ним поближе. Но тут это несчастье со Стасом… и нам стало не до того. Конечно, мы навещаем Георга в приюте… но брать его домой пока не стали – неудобно как-то. Мы ждем, пока невеста Станислава поправится окончательно.

Да, вот и еще одна загадка разрешилась – причем самым неожиданным образом.

– Ну что ж, желаю счастья в семейной жизни! – сказала я, вставая.

– Может, еще партию? – оживился Ойген. – Вы превосходно играете!

– В другой раз! – улыбнулась я и покинула библиотеку.

Ужасно хотелось спать, челюсти прямо-таки раздирала зевота, но мои дела на сегодня еще не были закончены.

Я постучалась в комнату, где проживал Скрынник.

– Да? – послышался его недовольный голос. Я толкнула дверь. Начальник службы безопасности сидел на постели, одетый в какой-то тяжелый халат в клеточку и с книгой в руке. У меня прямо-таки зубы зачесались от любопытства – что может читать такой зубр, как Скрынник?

– Извините за поздний визит, – сказала я, – но дело срочное.

Скрынник отложил книгу и молча кивнул в сторону стула. Я уселась и за десять минут посвятила начальника СБ в подробности событий сегодняшнего дня.

Скрынник слушал, глядя на меня тяжелым взглядом носорожьих глазок. На лице его не дрогнул ни единый мускул. Я даже забеспокоилась – не заснул ли он? Некоторые умеют спать с открытыми глазами. Но вот я завершила рассказ, и отставной гэбэшник шевельнулся.

– Скажите, Евгения, – раздался наконец его низкий голос, – какое отношение это имеет к Станиславу Андреевичу?

– Вы что, плохо слушали?! – взвилась я. Все-таки у меня был тяжелый день. – Это сердце! Сердце той девушки!

– При чем здесь оно? – шевельнул бровями Скрынник. Я застонала сквозь зубы. Все-таки иногда мужчины такие тупые! Любая девушка давно бы уже сообразила, что к чему!

– Белоцерковская погибла в результате взрыва. Такова официальная версия, – терпеливо принялась объяснять я. – Но даже у следователя, который вел это дело, возникли кое-какие сомнения. Слишком уж все гладко – маньяк со справкой, самодельная бомба… А что, если Белоцерковская погибла не от взрыва? Что, если ее убили в другом месте? А все это – окраина города, безлюдное место, маньяк – просто прикрытие?

– У вас богатая фантазия! – хмыкнул Скрынник.

– Да! Богатая! И горжусь этим! – не отступала я. – Ну хорошо, допустим, Веронику и в самом деле убил осколок стекла. Но бомбу мог подложить кто-то другой. Тот, кто желал смерти модели. Ее убили, понимаете вы! – заорала я, уже не сдерживаясь.

Скрынник покосился на дверь. Н-да, ночью из его комнаты несутся женские крики… Впрочем, в свете последних событий господин начальник службы безопасности скорее должен быть мне благодарен за такую рекламу…

– Успокойтесь, Евгения! – Скрынник опасливо отодвинулся в глубь кровати. – Ну хорошо, допустим, вы правы. Но при чем тут Стас?

– Если Веронику убили, – тихо и медленно, едва ли не по слогам проговорила я, стараясь держать себя в руках, – то убийца вовсе не рад тому, что сердце его жертвы еще продолжает биться, пусть и в груди другого человека. Он просто хочет довершить начатое – уничтожить последнее, что осталось от Вероники Белоцерковской!

Скрынник покачал головой.

– И поэтому он пытается убить Стаса?

– Наконец-то! – простонала я и откинулась на спинку стула. – Все три покушения на Станислава – дело рук одного человека. В Москве он не имел доступа к ближайшему окружению Новицких, поэтому выбрал огнестрельное оружие. А в Тарасове у него больше возможностей, он может подобраться близко.

– Выводы? – приподнял брови Скрынник.

– А выводы напрашиваются, – усмехнулась я. – Снимаем подозрения с членов семьи и ближайшего окружения – они ни при чем. Этот человек местный! Он живет в Тарасове. Здесь его и будем искать.

– Слушайте, Евгения, вы уверены в том, что причина именно в этом? – неторопливо проговорил Скрынник. Все-таки я его не убедила! Вот упрямый тугодум!

– Нет! – злобно огрызнулась я. – Не уверена! Но это единственная версия, которая все объясняет! Станислав Новицкий в жизни никому не сделал зла… ну, не считая Крошки Иванова, у которого увел невесту… и Александра Голубева, который винит его в том, что Маша пострадала…

– Отлично! – кивнул Скрынник. – Завтра начнем разрабатывать эти две линии.

– Хорошо, – не стала спорить я. – Вы берите Голубева – со мной он на контакт не идет. А я займусь Ивановым – у нас с парнем неплохие отношения.

Шагая к двери, я сделала вид, что споткнулась, и на миг рукой оперлась о край кровати. Этих секунд мне хватило, чтобы понять, что за книгу читает господин Скрынник. Это был первый том «Графа Монте-Кристо» Александра Дюма…

На следующее утро я отправилась на дело. Насчет Стаса можно было не беспокоиться – он с раннего утра ворковал по телефону с Машей Голубевой. Девушке было значительно лучше, и можно было не опасаться, что Стас помчится в больницу. В общем, я оставила юношу под охраной ребят Скрынника, а сама поехала по адресу, который раздобыла в базе данных под упоительным названием «Самые лакомые женихи Поволжья». Именно там под номером сто сорок семь значился Олег Михайлович Иванов, тысяча девятьсот девяносто пятого года рождения. «Девчонки, не упустите!!!» – гласила надпись под его фотографией.

Ну, я и не упустила. В восемь утра я заняла наблюдательный пост напротив дома, где проживал Крошка Иванов. Понятия не имею, во сколько начинают свой день юные миллионеры, но полагаю, что рано. Я вооружилась биноклем, запаслась термосом с кофе и парочкой бутербродов, прихватила кое-что из своего спецснаряжения и потому чувствовала себя готовой к любым неожиданностям.

Честно говоря, я не очень-то верила в то, что Иванов и есть наш взрывник. Два с половиной года назад, когда погибла Вероника, он еще в школу ходил. Но против Крошки был один сильный аргумент – юный миллионер без труда мог подложить взрывчатку в сумку Стаса. И он всерьез ненавидел моего клиента, причем имел для этого веские основания. Так что нельзя было просто отмахнуться от этой версии, следовало проверить ее, прежде чем отбросить. Да и круг подозреваемых у нас со Скрынником был не то чтобы очень широк. Каждый подозреваемый, можно сказать, на счету…

К полудню я успела выпить кофе, сожрать бутерброды и снова проголодаться, а Иванов все не показывался. Интересно, как успехи у Скрынника? Тоже без толку таскается за папашей Голубевой? Вообще-то контуженый ветеран Афгана годился на роль взрывника куда больше, чем мальчишка-миллионер. Но при чем тут Белоцерковская?

Кстати, выяснить, причастен ли Александр Голубев к покушениям на Стаса, не так уж трудно. Достаточно узнать, был ли он в Москве в тот день, когда в Новицкого-младшего стреляли…

Только я решила позвонить Скрыннику и подать ему эту идею, как появился Иванов. Я прогрела мотор, чтобы сразу же ехать за его черным «Паджеро», но юный миллионер не спешил садиться за руль, а пешком зашагал по улице. Я занервничала. Конечно, преследовать кого-то на колесах очень удобно. Но если Крошка свернет, к примеру, под «кирпич», я рискую его потерять. Поэтому я выскочила из машины и пошла за парнем.

Иванов никуда не спешил. Просто брел по улице, никакой охраны у миллионера не наблюдалось. Да, глядя на этого тощего парнишку, никто бы и не подумал, что перед ним один из самых привлекательных женихов Поволжья…

Так, если Иванов в ближайшее время не совершит никаких подозрительных действий, придется идти на контакт. Ну что я буду таскаться за ним? Наружное наблюдение имеет смысл в том случае, если ты знаешь, чего ждать от объекта. А Иванов, может быть, в сауну собрался.

Гораздо интереснее будет выйти на контакт и допросить Крошку в тихом месте. Вести допрос я умею так, что неподготовленному человеку практически невозможно противостоять психологическому давлению. Ну а непсихологическому и подавно… Выясню, причастен ли Крошка к взрывам, а там посмотрим. Полиция его, кстати, отпустила, допросив. А это значит, что явных признаков его вины нет.

Так, вот впереди подходящая подворотня… сейчас втолкну Крошку туда, а потом сопровожу в свою машину.

Но осуществить задуманное я не успела. Из подворотни навстречу нам вышла бабенка в длинной шубе из искусственного меха. Высокие каблуки сапог задорно цокали по льду, голова была повязана шарфом, а половину лица скрывали темные очки – видимо, от яркого зимнего солнца.

И все-таки я его узнала.

Передо мной, виляя бедрами и грациозно помахивая сумочкой, шел по улице отставной актер, бывший преподаватель актерского мастерства, Илья Иванович Таратута собственной персоной.

Надо признать, загримировался он классно. И в роль вошел полностью. Женщина из него получилась убедительная, а не такая, как в фильме «В джазе только девушки», где герой постоянно теряет накладную грудь и спотыкается на каблуках. Таратута шагал легко – тренировался специально, что ли? Но ошибки быть не могло. В «Сигме» нас учили опознавать человеческие лица. До сих пор помню изматывающие тренировки – я сижу в кресле, а в темноте передо мной на экране мелькают кадры – бесчисленные физиономии. Белые, чернокожие, азиатского типа… Молодые и старые, мужчины, женщины, дети… в головных уборах и без. В очках. В париках и гриме. Если лицо мелькает повторно, надо нажать кнопку, и раздается сигнал – зуммер. Если ошибешься, получаешь легкий удар электрическим током. Чем дольше длится тренировка, тем быстрее мелькают кадры. Задача усложняется – в ход идут накладные бороды, усы, странные головные уборы… и удары током становятся все сильнее. Под конец чувствуешь себя лабораторной крысой. А из зала выходишь в мокрой майке. Но следует признать, эффективность такого жестокого метода высока. После двух месяцев тренировок по этой методике меня уже не могли обмануть ни темные очки, ни перемена пола…

Крошка свернул в подворотню, но сейчас мне было не до него. Я пристроилась за Таратутой, стараясь держаться так, чтобы не упустить актера из виду, но и чтобы не быть замеченной. Илья принимал кое-какие меры предосторожности – дилетантские, конечно. Так, всякий раз, как повернуть за угол, он притормаживал и бросал взгляд назад. Пару раз достал из сумочки зеркальце и оглядел пространство за спиной. Но я умею быть незаметной в толпе, и шансов увидеть меня у актера не было.

Илья куда-то спешил, и мне пришлось ускорить шаг. Одни раз Таратута зашел в магазин. Я встала в кассу через три человека после него. Таратута купил растворимую лапшу в картонных стаканчиках и бутылку минеральной воды. Поскольку супружеская пара передо мной выложила на ленту гору покупок, я бросила шоколадку, которую взяла для виду, обратно на стойку и без помех покинула магазин.

Наконец Илья добрался до цели – старенькой девятиэтажки в тихом дворе. Я притаилась за углом. Таратута ключом открыл магнитный замок на двери и вошел в подъезд. Я выждала, пока за актером закроется дверь, и тут же метнулась вперед. Придержала дверь подъезда, пока не стихло пищание домофона, и только потом проскользнула внутрь.

Актер поехал вверх на лифте, а мне пришлось бежать по лестнице, прислушиваясь, на каком этаже он остановится. Лифт долязгал до восьмого и замер. Я белкой взлетела на девятый и притаилась.

Таратута подошел к металлической двери без глазка и открыл ее связкой ключей. Один замок, второй, третий… Да что у него там – сокровища?! Наконец громыхание ключей прекратилось.

Актер не успел закрыть за собой дверь – я одним прыжком слетела по лестнице и ударом ноги распахнула железную дверь, которую Таратута не успел запереть.

Актер таращился на меня в полном изумлении. Очки сползли ему на нос, и поверх них на меня смотрели ясные голубые глаза.

– Добрый день, Илья! – сказала я, отодвигая актера со своего пути. Тот попытался остановить меня, преградив дорогу, после чего я с удовольствием съездила ему по зубам – не сильно, просто чтобы обозначить серьезность намерений.

Актер задохнулся от боли и ужаса. Да, знаю, люди, которые никогда не сталкивались с насилием в реальной жизни, именно так и реагируют. Но ведь заслужил?

Оттолкнув Таратуту, я прошла в комнату. Моим глазам предстало жуткое зрелище. На полу совершенно пустой комнаты валялся матрас, полосатый, какие используют в больницах. Рядом на полу стояла бутылка с водой, в углу невыносимо воняло ведро, а на матрасе, съежившись и обхватив плечи руками, лежала Марина Бриллинг. Длинные волосы женщины спутались, лицо было изжелта-бледным, глаза закрыты. Одета Марина была в какую-то невообразимую ночную рубашку – даже с больничным штампом.

Первым делом я бросилась в прихожую и поймала Илью Ивановича, который вздумал спасаться бегством. Я приволокла его в комнату и одним привычным движением защелкнула на нем наручники из моего арсенала. Причем приковала актера аккурат возле помойного ведра.

После этого я подошла к Марине, опустилась на корточки и пальцами приподняла веки жены олигарха. Зрачки дрогнули, реагируя на свет. Жива! Под моими пальцами бился слабый пульс, но Марина не приходила в себя. Я еще разок осмотрела зрачки. Так, понятно…

– На чем это вы ее держите? – не оборачиваясь, спросила я Илью.

– Н-не з-зн-н-наю, – проблеял Таратута. – Я не в-врач.

Поскольку Таратута явился на конспиративную квартиру, чтобы покормить пленницу и сделать ей очередной укол, оставалось надеяться, что, не получив очередную порцию наркотика, Марина придет в себя.

Я взяла грязную руку беглянки и посчитала пульс. После чего позвонила Скрыннику.

– Это Охотникова. Я нашла Марину. Быстро сюда. И прихватите какую-нибудь одежду. Новицкая жива, только эти уроды держали ее на игле. Жду.

Скрынник помедлил секунду, потом произнес всего одно слово:

– Спасибо.

И отсоединился. Еще бы не спасибо! Только что я дала ему шанс реабилитироваться в глазах Новицкого. Мне медали ни к чему. Я работаю просто за деньги. А вот Скрыннику награда не помешает, а то его репутация и так уже упала ниже плинтуса…

Вообще-то, по-хорошему следовало вначале вызвать «Скорую» и полицию. Но представьте, приезжает доктор по вызову, а там молодая женщина, которая выглядит как жертва маньяка, вены исколоты… нет, пусть Скрынник разбирается с полицией, ему за это деньги платят. Жизни Марины в ближайшие полчаса ничто не угрожает, будь ее состояние критическим, я бы не медлила…

В ожидании Скрынника и его людей я повернулась к Илье и спросила:

– За что ты ее так?

Актер окрысился. Теперь он был похож не на капитана Грэя из «Алых парусов», а на трансвестита. Платок сполз, очки разбились, один каблук сломался.

– Она меня за мужчину не считала! Динамо крутила, сучка, – сипло произнес Илья. – Думала, что раз заловила в свою… олигарха, так весь мир в кармане?! Не-ет, врешь!

– Значит, это все из-за того, что Марина Бриллинг не хотела прыгать к тебе в постель?! – изумилась я.

Таратута шмыгнул разбитым носом и промокнул ладонью губы. Честно сказать, губы были похожи на оладьи. Таратута взглянул на кровь на своей руке и с ненавистью уставился на меня.

– Да не переживай, – отмахнулась я. – До свадьбы заживет. А свадьба твоя будет знаешь где? На зоне. Там таких любят. Из тебя такая убедительная бабенка получается…

Актер заметался, но наручник держал как надо.

Актер принялся грязно ругаться сквозь зубы.

– Ладно, мы с тобой еще побеседуем. А пока заткнись! – велела я, и Таратута заткнулся.

Скрынник приехал в рекордные сроки. Он вошел в квартиру в сопровождении своих ребят, и сразу стало тесно.

Скрынник привез одеяло, в которое бережно завернули Марину. Вызвали «Скорую» и полицию – теперь было можно. Скрынник позвонил Новицкому. Пока начальник службы безопасности докладывал боссу о том, что его жена нашлась, я подошла к Илье. Актер вжался в стену и поджал колени. Зубы у него отчетливо лязгали.

Но я всего лишь наклонилась, чтобы снять с него наручники. Не могу же я сдать полиции собственноручно закованного клиента…

Как выяснилось, это была роковая ошибка.

Дождавшись, когда на него перестанут обращать внимание, Таратута внезапно вскочил с пола и бросился к окну. Стекло было самое обычно, хлипкая деревянная рама. Так что актер без труда выбил стекло головой и рыбкой спланировал с восьмого этажа. Когда мы с одним из охранников добежали до первого этажа и выскочили из подъезда, было уже поздно. Актер, раскинув руки, лежал на снегу, и снег под ним медленно заплывал красным.

Скрынник не торопясь спустился к нам на лифте и с философским спокойствием оглядел покойника. Как это он умудряется всегда оказаться на месте вовремя и при этом никогда не спешит?

– Ох, зачем я его зоной пугала! – в сердцах сказала я.

Прибыла «Скорая». Марину Бриллинг отправили в больницу. Скрынник заявил, что Новицкий уже на пути в аэропорт и очень скоро будет здесь.

Я оставила безопасника объясняться с полицией и тихо выскользнула из дома. Мне не давала покоя одна мысль. Не успокоюсь, пока не проверю…

Я вернулась за своей машиной. Села за руль «Фольксвагена» и поехала по знакомому адресу.

Алехин не соврал – действительно, за элитной шестиэтажкой, где проживал Белоцерковский, начинался какой-то пустырь, а на нем стоял один-единственный дом – деревянный двухэтажный барак. Такие строили в Тарасове после войны, и строили на совесть – кое-какие сохранились до наших дней.

Дверь была обита дерматином – давненько я такого не видала! Ни замка, ни домофона здесь не было. Я поднялась по деревянной вонючей лестнице на второй этаж. Моим глазам предстали две двери – одна напротив другой. На одной был звонок, и я нажала на кнопку, борясь с желанием обернуть палец салфеткой.

Дверь мне открыла толстуха в цветастом халате. Из глубин квартиры пахло котлетами и кошками. Громко работал телевизор. Так, будем импровизировать.

– Добрый день, старший инспектор Охотникова! – громко сказал я и шагнула вперед, увлекая тетку в глубь квартиры. Противостоять моему напору она не могла и даже не поинтересовалась, инспектором чего именно является незваная гостья.

– Где мы можем поговорить? – продолжала наседать я. – Мне необходимо задать вам несколько вопросов. Вы ведь…

И я сделала паузу, которую толстуха послушно заполнила:

– Козлова Светлана Михайловна.

– Все верно. Так вот, Светлана Михайловна. Я к вам по делу вашего соседа, Петрищева.

Толстуха вытаращила на меня глаза:

– Так он скоро три года как помер! Неужто органы и покойников тягают?!

– Если надо, – со значением проговорила я, – из-под земли достанем. И срока давности для нас не существует, ясно?

– Ясно… чего ж тут непонятного… – забормотала Козлова, преданно глядя на меня круглыми глазами. – Спрашивайте, чего надо, на все отвечу…

Я уселась на предложенный хозяйкой табурет и принялась вести допрос:

– Скажите, Светлана, ваш сосед Петрищев – он какой был человек?

Соседка покойника заморгала:

– Так это… Шизик он был, со справкой. Бомбу взорвал, себя убил и девочку порешил. Это все знают.

– А вы что же, не видели, как он бомбу эту делал? – строго глянула я на тетку.

Толстуха струхнула:

– Да мы ни сном ни духом! Он тихий был! Никогда слова поперек не скажет. Из всех соседей самый приличный был человек, даром что со справкой. Тут публика какая – пьют, колются. День и ночь шалман…

– Не отвлекайтесь! – поправила я Козлову. – Так что насчет бомбы?

– Не видали! – толстуха прижала руки к груди и преданно уставилась на меня. – Даже и подумать такого не могли. Говорят, у него в комнате свечки нашли и фотографии той девушки. Но мы за ним ничего такого раньше не замечали. Он вообще девушками не интересовался. Ему этого не надо было. На таблетках всю жизнь… В последние дни он из дому-то редко выходил. С работы, на работу и обратно.

– Извините? – мне показалось, что я ослышалась.

Козлова испуганно таращилась на меня.

– На какую еще работу?! – удивилась я. – Мне следователь сказал, что Петрищев был инвалидом.

– Точно! – обрадовалась Козлова неизвестно чему. – Пенсию получал от государства. Но пенсия-то маленькая. А он конфеты любил очень. Ну, ему один добрый человек и предложил работу. Простую, в самый раз для него – конверты клеить.

– Конверты… – как зачарованная повторила я. – Скажите, а полиции вы об этом говорили?

– Так меня и не спрашивали! – пожала полными плечами соседка. – А что знала, все рассказала. Разве ж я не понимаю – с органами надо сотрудничать…

– Вы совершенно правы, уважаемая Светлана Михайловна! – с пафосом произнесла я и задала последний вопрос:

– А вы видели этого доброго человека, который дал Петрищеву работу?

– Видела раза два. Да он нечасто приходил. Представительный такой мужчина, нестарый еще. С бородой, лицо круглое, сам в камуфляже.

– В чем?! – потрясенно спросила я.

– В камуфляже, – пролепетала соседка. – У меня муж стоянку охраняет, так у него такой же…

– Миша? Вашего мужа зовут Михаил? – спросила я. Козлова замерла с приоткрытым ртом:

– Так вы и это знаете?…

– Мы все знаем, – кивнула я важно.

Я поднялась. Козлова поспешно вскочила.

– Спасибо за помощь следствию, – рассеянно сказала я и покинула квартиру.

Я остановилась на пропахшей кошками лестнице и достала мобильный. Набрала номер, который сегодня утром почерпнула на сайте «Самые лакомые женихи Поволжья». Иванов ответил сразу.

– Здравствуй, Олег. Это Охотникова, – не тратя время на долгие объяснения, я перешла к делу. – Мне нужна твоя помощь. Скажи, ты знаком с Владимиром Вольским?

– Знаком, конечно, – отозвался Крошка. – А зачем он вам?

– Расскажи мне про него. Буквально в двух словах опиши. Можешь?

Крошка задумался всего на секунду.

– Ну, он экстремал. Адреналинщик. Каждый год ездит в Африку на сафари. С парашютом прыгал. На Килиманджаро поднимался. Кстати, он когда-то в Чечне воевал. А что?

– Я слышала, у него была невеста…

– Ага. Модель. Только она его бросить собиралась.

– Откуда ты знаешь?! – поразилась я.

– Да случайно узнал. Зашел в… в общем, в торгово-промышленной палате туалет на втором этаже. Я там был по делам, забежал… и слышал, как он с невестой своей по телефону разговаривал. Он сказал: «Сука, от таких, как я, не уходят. Сегодня последний день, когда ты топчешь землю».

Иванов помолчал, а потом удивленно протянул:

– А назавтра я узнал, что она умерла…

– И что? – довольно зло спросила я. – Дважды два сложить не мог, миллионер называется? Небось деньги считать умеешь…

– Так она это… в аварии погибла вроде, – пробормотал Иванов.

– Ладно, спасибо, ты мне очень помог, – я прервала разговор.

Ну вот, последний кусок головоломки встал на место.

Оставалось завершить это дело. Поставить в нем точку. Большую такую, жирную точку.

Я спустилась по лестнице. Мой «Фольксваген» сиротливо притулился у подъезда. На крышу уже намело снега. Метель усиливалась – надо было торопиться. Ничего, недолго осталось.

Я села за руль. Захлопнула дверцу. Вставила в замок зажигания ключ. Повернула его. Дальше была только темнота.