Глава 12

Сызрань встретила нас столпотворением на вокзале и скверной погодой на улице. С Волги дул пронизывающий холодный ветер, под ногами хлюпали лужи, в которых плавала почерневшая листва, небо заволокли тяжелые свинцовые тучи. Однако до снегопада дело еще не дошло.

Мы сошли с поезда и сразу же поехали в гостиницу. Не желая ни на секунду расставаться с чемоданом, Капустин предпочел добираться не в такси, а на троллейбусе.

Мы притулились на задней площадке и проделали весь путь в напряженном молчании. Пассажиры косились на наши жалкие фигуры с недоумением и брезгливостью и старались держаться подальше.

Та же история повторилась и в гостинице. На нас посмотрели так недоверчиво и сердито, что я совсем уже решила, что нас немедленно спустят с лестницы. Но бумажник Капустина сделал свое дело, и мы получили ключи.

Поднимаясь в номер, Капустин озабоченно сказал:

— Придется отправляться по магазинам! Я не могу появиться в таком виде! Положение и так осложняется из-за нашего опоздания, а тут…

— А куда вы идете?

— Я не могу этого вам сказать, — пояснил Капустин. — Но, поверьте, это очень серьезные люди. И у них не принято быть небрежным в одежде. Большой бизнес, Евгения Максимовна, зависит от мелочей!

— Но я должна, наверное, сопровождать вас? — предположила я. — И мне тоже следовало бы привести себя в порядок…

Он посмотрел на меня с сожалением.

— М-да, переодеться вам не мешало бы… Но вам придется покараулить товар. Когда я вернусь, мы что-нибудь придумаем… Что-нибудь не слишком броское… Потому что, на самом деле, сопровождать меня не нужно. Теперь я справлюсь сам.

— А если все-таки произойдет какая-то неожиданность?

Капустин прищурил глаза и с иронией посмотрел на меня.

— Евгения Максимовна, неужели вам самой еще не надоели неожиданности? — с превосходством спросил он.

Организм его восстанавливался удивительно быстро и брал свое.

— Что вы, — ответила я устало. — Я только начинаю входить во вкус.

Мы разошлись по номерам, и он еще раз напомнил мне, чтобы я с чемодана не спускала глаз. Я поклялась, что буду сидеть на чемодане до его прихода.

Закрывшись в номере, я поставила чемодан в шкаф и, с наслаждением сбросив с себя грязную, провонявшую дымом и порохом одежду, залезла под душ. Я отмывалась, наверное, целый час. Затем я постирала, что возможно, и завалилась спать.

Меня разбудил страшный грохот в дверь. Закутавшись в простыню, я пошла открывать. На пороге стоял разгневанный Капустин. На нем был шикарный, с иголочки, костюм, стодолларовый галстук и сверкающие полуботинки. Его можно было хоть сейчас снимать на обложку журнала, если бы не его мрачная, недовольная физиономия. Не обращая внимания на мой эротический наряд, он подозрительно спросил:

— Что это вы тут делаете? Я стучусь уже целый час! Мне нужно идти. Где чемодан?

Я ткнула пальцем в сторону шкафа. Капустин, сердито сопя, залез в шкаф. Тут я заметила в его руках новенький кейс.

— А что не стальной? — невинно поинтересовалась я.

— Послушался вашего совета, — неохотно признался Капустин. — И решил, что не стоит привлекать внимания.

Он переложил металлическую коробку из чемодана в кейс, запер его и поднялся.

— Вот вам деньги, — сухо сказал он, бросая несколько бумажек на край стола. — Пока я отсутствую, попробуйте подобрать себе что-нибудь приличное… И возьмите билеты на вечерний поезд. Я вернусь часам к пяти. Вы должны быть уже готовы.

Он повернулся и вышел из номера. Я привела себя в порядок, погладилась, оделась, с грустью посмотрела на себя в зеркало и отправилась на вокзал.

После покупки билетов от той суммы, что выделил мне Капустин, осталась такая чепуха, что из приличной одежды на нее можно было купить разве что пару перчаток. Я предпочла потратить ее в ресторане.

После хорошего обеда я почувствовала себя значительно лучше. Кровь веселее побежала по жилам, а от меланхолии не осталось и следа. С большим любопытством побродила я по Сызрани — маленькому городу, в котором есть два вокзала, порт и серьезные люди, занимающиеся перекупкой алмазов.

Сегодня здесь было неуютно и печально — свинцовая неподвижная Волга, голые деревья, мелкая рябь на бесконечных лужах и съежившиеся прохожие, спешащие поскорее покинуть холодные, продуваемые со всех сторон улицы.

Наконец мне тоже стало холодно, и я вернулась в гостиницу. От портье я узнала, что Капустин уже пришел и находится в номере. Поднявшись наверх, я постучалась к нему. Капустин открыл дверь и пригласил войти. Мне показалось, что он нервничает.

— Мы с вами опоздали, — отрывисто сказал он. — Встреча сорвана. Мне не удалось сбыть товар. Таким образом, мы везем его домой, в Тарасов. Сами понимаете, какая это ответственность. Мы должны приложить все усилия, чтобы в дороге ничего непредвиденного не случилось. Я уже созвонился с братом и предупредил его.

Я удивленно подняла брови.

— Но мне кажется, — возразила я, — что сейчас все намного проще. Лично я не вижу, кто бы мог нам теперь помешать.

— На железной дороге, Евгения Максимовна, — веско сказал Капустин, — возможны любые неожиданности!

Он заговорил моими словами. Впрочем, к сменам его настроения я уже притерпелась, а отрицать наличие неожиданностей на железной дороге не решился бы даже министр путей сообщения. Поэтому я кротко пообещала приложить все усилия, чтобы доставить груз в целости и сохранности до места назначения.

— Вы не только должны приложить все усилия, — необычайно занудным голосом сказал Капустин. — Вам надо сделать все возможное и невозможное…

— Это примерно одно и то же, — прервала я его. — Не будем играть словами.

Он замолчал и подозрительно на меня посмотрел. Потом с недовольной миной поинтересовался:

— Почему вы не переоделись? Я же оставил вам деньги.

— На такие деньги даже куклу Барби одеть нельзя, — насмешливо ответила я. — Хорошо хоть их хватило на купейные билеты…

— Вы взяли билеты? — спохватился он. — Отлично. Давайте их сюда!

Выхватив у меня из рук билеты, он внимательно их изучил и сунул в карман.

— Сейчас можете отдыхать, — сказал он. — А мне нужно опять звонить брату, сообщить номер вагона. Нас будут встречать.

Аудиенция была закончена. Я отправилась в свой номер и предалась безделью. Часа через полтора появился Капустин и, усевшись напротив меня на стул, менторским тоном принялся снова читать лекцию о необходимости соблюдать в дороге максимальную осторожность.

— На этой ветке отмечено несколько случаев нападений на поезда, — талдычил он. — Целая банда оккупирует вагон, перекрывает входы и выходы и грабит пассажиров…

Все это начинало казаться мне очень странным. У меня появились опасения, не повредился ли Капустин в рассудке. Помня, что душевнобольным не рекомендуется возражать, я во всем с ним соглашалась и обещала быть очень осторожной.

Перед тем как отправиться на вокзал, он опять появился у меня в номере. Он был уже одет и держал в руке новенький кейс, обтянутый тонкой коричневой кожей.

— Собирайтесь! — сказал он и передал мне чемоданчик. — Кейс будет теперь находиться под непосредственным вашим наблюдением. Берегите его как зеницу ока! С ним ничего не должно случиться!

Я вздохнула, мне уже начинала надоедать эта песня. Повертев кейс в руках, я удивилась, что в нем обычный замок.

— В магазине были только такие, — недовольным тоном сказал Капустин. — Какая вам разница? Вы же не допустите, чтобы он попал в чужие руки?

— Не допущу, — покорно сказала я.

Поставив кейс на стол, я полезла в шкаф за своим чемоданом.

— А это барахло я рекомендую оставить здесь — он все равно ни на что уже не похож! — с брезгливым выражением на лице произнес Капустин. — Он будет вас только отвлекать. Вы должны полностью сосредоточиться на нашем грузе!

И опять я не стала возражать. Действительно, мой чемодан уже не представлял никакой ценности, и место ему было на свалке. Единственное, что можно было сказать в его пользу, — сейчас в моих руках он смотрелся бы куда органичнее, чем новенький щегольской кейс. Тем не менее я рассталась с ним, лишь прихватив с собой газовый баллончик да верный зонт.

— Господи, — поморщился Капустин. — Неужели вы потащите с собой зонт?

Это уже было выше моих сил.

— Неужели вы думаете, что оставлю? Это, между прочим, не игрушка, а средство от неожиданностей!

Капустин промолчал, но мне показалось, что он очень чем-то недоволен.

Мы прибыли на вокзал за пятнадцать минут до отправления поезда. На улице стемнело, свет редких фонарей отражался в черных лужах, голые деревья угрожающе гудели под ветром.

Второй сызранский вокзал был совсем невелик и почти пуст. На вытертых скамейках зала ожидания дремало человек десять-двенадцать. Вспомнив инструкции Капустина, я на всякий случай присмотрелась к ожидающим. Большинство из них не вызывали ни малейших подозрений — это были семейные люди, обремененные детьми и объемистым багажом. На возмутителей спокойствия смахивали, пожалуй, только два парня, которые сидели порознь в разных концах зала, но чем-то неуловимо были похожи друг на друга.

Оба они были долговязые, худые и скуластые, с хмурыми настороженными физиономиями, на обоих были потертые джинсы и толстые брезентовые куртки со множеством карманов. У обоих были черные волосы, только у одного они были давно не стрижены и сальными прядями спадали на воротник, а второй предпочитал короткую стрижку, но зато щеки его украшали длинные и острые бакенбарды, придававшие ему вид опереточного злодея.

У длинноволосого через плечо была перекинута видавшая виды спортивная сумка, второй вообще был налегке. Меня настораживало то, как эти парни, пристально разглядывая находящихся на вокзале пассажиров, подчеркнуто стараются не обращать внимания друг на друга. Они вполне могли оказаться железнодорожными гастролерами, работающими на пару, и я решила не выпускать их из виду.

Капустин по-прежнему казался недовольным и обеспокоенным. Он то и дело косился на меня и на кейс, который я держала на коленях. Я чувствовала, что его так и подмывает прочитать очередную инструкцию о бдительности и он еле сдерживается.

На мое счастье, объявили посадку, и мы пошли на перрон. Выходя из дверей вокзала, я оглянулась — заинтересовавшие меня парни продолжали оставаться на своих местах, сосредоточенно разглядывая узоры на кафельном полу.

Мы с Капустиным поднялись в вагон и направились в свое купе. Вдруг он остановился и озабоченно произнес:

— Вы пока занимайте места, я сейчас подойду… Мне срочно нужно… э-э… в туалет.

Я резонно заметила, что на остановках туалеты закрыты. Капустин с досадой посмотрел на меня и нетерпеливо сказал:

— Идите — прошу вас! Я же сказал — сейчас подойду! Мне нужно…

Я пожала плечами и пошла дальше, размышляя о том, что мой компаньон, кажется, точно помешался, что, впрочем, неудивительно, потому что для изнеженного, привыкшего к комфорту и почитанию человека такая поездочка не могла пройти бесследно.

В купе были два пассажира — сосредоточенный, неразговорчивый очкарик, который со строгим выражением на лице читал какую-то книгу, в названии которой присутствовали слова «адаптация» и «корреляция», и второй — толстый жизнерадостный коротышка с проплешиной на затылке, видимо изнывающий от тоски в компании ученого соседа.

Очкарик даже не посмотрел в мою сторону. Зато толстяк пришел в восторг и сразу поинтересовался — далеко ли я еду, одна ли и чем он может мне служить.

— Для начала встаньте с полки, — распорядилась я. — Мне нужно поставить чемодан, — и добавила неприязненно: — И, если можно, заткнитесь. Я устала и не хочу выслушивать посторонний треп.

Коротышка онемел, а умный очкарик, не отрывая глаз от страницы, мрачно усмехнулся. Я опустилась на полку и посмотрела в окно. Наш вагон находился как раз напротив вокзала, и со своего места мне было хорошо видно почти весь зал ожидания. Моих брюнетов в зале уже не было. Возможно, они все-таки решили составить нам компанию.

Капустин появился, когда поезд уже тронулся. Он был странно возбужден и, к моему удивлению, предложил мне выпить. В руках у него был пакет, в котором просматривались очертания бутылки.

— С чего бы вдруг? — настороженно спросила я.

Он криво усмехнулся и сказал многозначительно:

— За успех предприятия!

Из пакета появилась бутылка шампанского. Было непонятно, где он ее взял, — неужели бегал в киоск на станцию? Его поведение становилось все более странным.

— А как же неожиданности на железной дороге? — напомнила я.

Он рассмеялся деланым смехом.

— Полагаю, что все неожиданности уже позади! — с пафосом объявил он.

Я поморщилась.

— За вашей мыслью, Анатолий Витальич, очень трудно угнаться, — пожаловалась я. — Пожалуй, пока я буду придерживаться старого курса — с круглосуточным наблюдением и раздуванием образа врага. Шампанское предлагаю отложить.

Толстячок, которому давно не терпелось вставить слово, жизнерадостно вмешался:

— Дорогой сосед, простите, не знаю вашего имени-отчества, если не возражаете, я мог бы составить вам компанию! У меня, знаете ли, тоже… — он хихикнул. — Припасена бутылочка!

Капустин уничтожающе посмотрел на него.

— Что вам нужно? — грубо сказал он. — Какого черта вы вмешиваетесь в чужой разговор?! Сядьте на свое место и помалкивайте!

Коротышка побагровел и открыл рот. Ученый покосился на него сквозь очки и опять усмехнулся. Капустин бросил на стол пакет и раздраженно сказал:

— Ну что ж, если не желаете… Давайте тогда спать!

Он сходил за постельным бельем и, раскатав матрац, небрежно бросил:

— Полезайте наверх!

— Сами полезайте, — сказала я. — Сегодня я сплю здесь.

Капустин попытался произвести на меня впечатление, раздув ноздри и грозно хмуря лоб. Я отвернулась и стала смотреть в окно. Сконфуженный, Капустин под злорадным взглядом толстяка был вынужден занять место наверху.

— Никто не собирается никуда выходить? — сурово осведомилась я и, получив отрицательный ответ, заперла дверь купе.

Очкарик закрыл книгу, снял очки и с удручающей обстоятельностью начал готовиться ко сну. Коротышка уже дремал на верхней полке, повернувшись к обществу спиной. Вскоре свет был погашен, и в купе наступила тишина.

Я долго лежала с закрытыми глазами, но никак не могла заснуть. Странное поведение моего компаньона не выходило у меня из головы.

Я начинала всерьез побаиваться, что в подобном состоянии он может так расписать брату мои заслуги, что это серьезно скажется на размерах моего гонорара.

Около часа ночи Капустин зашевелился и, осторожно спустившись с полки, подошел к двери.

— Вы куда? — негромко спросила я.

Он вздрогнул и обернулся. В полутьме я никак не могла разглядеть выражение его лица.

— Господи! — с досадой прошептал он. — В туалет. Куда же еще?

Он взялся за ручку двери. Я села, опустив ноги на пол. Наверху заворочался и закашлялся коротышка. Щелкнул замок.

Затем произошло нечто неожиданное. Едва открылась дверь — в освещенном проеме мелькнули две тени. Раздался глухой удар, стон — и Капустин упал куда-то вбок. Дверь тут же захлопнулась, и в глаза мне ударил яркий луч фонарика.

Я не стала дожидаться развития событий — тут же упав на полку, я обеими ногами ударила того, кто держал фонарик, в живот. Он издал звук, будто захлебнулся водой, и отлетел, выронив фонарь и толкнув кого-то в темноте.

В купе тотчас вспыхнул свет. Щуря близорукие глаза, очкарик с недоумением озирался — рука его касалась кнопки светильника.

— Лежать! — сдавленно завопил кто-то.

Почти не удивившись, я увидела перед собой парней с сызранского вокзала. Парень с опереточными бакенбардами, широко расставив ноги, стоял в проходе и, делая зверское лицо, водил дулом короткоствольного вороненого автомата, деля свое внимание поровну между мной и очкариком. Длинноволосый сидел на полу, держась за живот. Губы его кривились от боли и злобы.

У меня возникло смутное ощущение, что «узи» в руках нападавшего не более чем муляж, но полной уверенности не было, и я не рискнула проверять. Однако просто лежать под дулом мне надоело, и я, стараясь не волновать растерявшегося злодея, напомнила ему:

— Итак, что мы требуем?

Он в панике посмотрел на меня, облизнул губы и выкрикнул:

— Заткнись! Встать! Поднять полку! — после чего угрожающе ткнул автоматом в мою сторону.

Я медленно встала и, стараясь не суетиться, подняла полку. Бандит искоса заглянул в багажный отсек, и в глазах его мелькнуло удовлетворение.

— Подай чемодан! — приказал он мне и свободной рукой толкнул меня в спину.

Я еще не успела наклониться, как вдруг сзади раздался возмущенный крик и свет погас. Только луч валяющегося на полу фонарика прорезал темноту, придавая разворачивающейся сцене таинственный и оригинальный колорит.

— Кто дал право! — загремел очкарик, вылетая из постели, точно подброшенный катапультой. — Врываться! Бить женщину!

Его долговязое тело метнулось в темноту. Раздался мощный удар, крик, топот и приглушенный мат. Я с ужасом ожидала услышать треск автоматной очереди, но ее не было. Тогда я опять включила свет.

Моим глазам предстала удивительная картина. Разгневанный очкарик в негодующей и угрожающей позе стоял посреди купе, выставив вперед довольно мощные кулаки. Парень с бакенбардами, напротив, теперь лежал, упираясь затылком в дверь. По его скуластому лицу текла кровь. Его товарищ, с опаской поглядывая на внушительную фигуру очкарика, одной рукой тянулся к ручке двери, а другой доставал из кармана нож.

— Не подходи! — предупредил он. — Запорю!

Очкарик с презрением посмотрел на него и сделал шаг вперед. Длинноволосый зашипел, как змея, и, выставив перед собой лезвие, левой рукой откатил в сторону дверь. Потом он подхватил под мышку парня с бакенбардами и помог ему выползти в коридор. Дверь за ними закрылась. Очкарик обернулся ко мне и с возмущением сказал:

— Вот шакалы! Надо немедленно сообщить проводнику!

— Я пойду с вами, — сказала я, доставая из плаща газовый баллончик.

В багажном отсеке рядом с кейсом валялся автомат, оброненный бандитом. Я подняла его — это на самом деле была просто игрушка. Я бросила его и опустила полку.

Перешагнув через ноги лежащего на полу Капустина, мы с очкариком вышли из купе. Прежде чем объясняться с проводником, я предложила проверить тамбур. Входная дверь была распахнута настежь, и по тамбуру гулял холодный ветер. Видимо, у брюнетов тоже имелся в запасе ключ.

— Они сошли, — сказала я очкарику. — Пойдемте лучше спать.

Мы вернулись в купе. Капустин уже сидел на моей полке, а напуганный толстяк суетился вокруг него, предлагая промыть рану водкой, — на лбу у Капустина красовалась длинная, но неглубокая царапина.

Когда мы вошли, он начал закатывать глаза, стонать и хвататься за чело. Я безразлично посмотрела на него, ожидая, когда он наконец встанет и уступит мне место. Но он собирался охать, кажется, до утра, и, не вытерпев, я сказала:

— Вы, кажется, шли в туалет? Или это был просто предлог?

Над Тарасовом сияли прозрачные голубые небеса, озаренные утренним солнцем. После бесконечной череды хмурых дней, ветра, слякотных дорог, колючего снега мой город показался мне райским уголком, и я сошла на перрон с улыбкой, которая, наверное, выглядела нелепо на моем утомленном неухоженном лице. Но сейчас это не портило мне настроения — путешествие окончилось, драгоценный кейс был в моих руках, день выдался чудесный, и теперь для полного счастья мне не хватало малости — гонорара от фирмы «Тандем».

Ее представитель с багровой царапиной на лбу, в отличие от меня, был замкнут и хмур. Он избегал встречаться со мной взглядом и не перемолвился даже словом.

По-моему, он не заметил ни солнца, ни чистого неба и, сойдя с поезда, сразу вознамерился покинуть меня, странным образом проигнорировав свой любимый кейс. Его безумие зашло чересчур далеко. Я растерянно смотрела ему вслед, не решаясь окликнуть.

Неожиданно передо мной вырос высокий человек в сером плаще. Он широко улыбнулся мне и сказал:

— С приездом, Евгения Максимовна!

Я узнала Реброва и кивнула ему. Он протянул руку.

— Разрешите, я возьму у вас чемоданчик. Мне поручено вас встретить. Идемте, нас ждет машина.

Я с облегчением отдала ему кейс.

— А как же Капустин? — спросила я. — Он не поедет?

— Ну что вы! — улыбнулся Ребров. — Поедет обязательно.

Я увидела, что Капустина остановили два крепких, похожих на Реброва человека и что-то ему доказывают. Он резко возражал им, жестикулируя и срываясь на крик, но потом вдруг сдался и, сгорбившись, пошел за ними к выходу в город.

На привокзальной площади мы все вместе сели в черный «Мерседес» — Ребров за руль, я рядом, а Капустин, окруженный с обеих сторон молодыми людьми, на заднее сиденье. Мы проехали через весь город, пронизанный лучами спокойного осеннего солнца, и остановились возле двухэтажного загородного дома, окруженного высоким каменным забором. Железные ворота автоматически отворились, и мы въехали во двор.

Ребров выскочил из машины и открыл мне дверцу. Я выбралась наружу и огляделась. На крыльце дома стоял сам Капустин-старший и ждал нас. Лицо его казалось спокойным и доброжелательным. Когда мы все пятеро подошли ближе, он негромко сказал:

— Здравствуйте, Евгения Максимовна! Как вы себя чувствуете? Надеюсь, поездка не слишком вас утомила?

— Очень даже утомила, — сказала я.

Валерий Витальич негромко рассмеялся и сказал:

— Прошу ко мне в кабинет. Я вас долго не задержу. Осталась последняя формальность.

Капустин-младший выступил вперед и срывающимся голосом произнес:

— Валерий! Мне необходимо с тобой срочно переговорить! У меня серьезные подозрения, что эта дама…

Брат коротко взглянул на него и не дал договорить:

— Потом, потом… Прошу вас, Евгения Максимовна!

Он спустился с крыльца и подал мне руку. Мы прошли в дом. Ребров с чемоданчиком в руках сопровождал нас. Во дворе Капустин-младший о чем-то раздраженно спорил с молодыми людьми.

Мы поднялись в кабинет. Валерий Витальевич усадил меня в кресло. Ребров с кейсом в руках почтительно застыл в сторонке. Капустин нажал какую-то кнопку на столе, и в комнате появилась молодая девушка. Она вкатила столик на колесиках, на котором стоял завтрак и серебряный кофейник. Девушка быстро и ловко разлила кофе по чашкам и неслышно удалилась.

— Итак, — сказал хозяин «Тандема». — Каковы же итоги, Евгения Максимовна?

Я взяла чашку и сделала глоток горячего ароматного напитка. Вкус показался мне волшебным.

— Не лучше ли спросить об этом Анатолия Витальича? — сказала я. — Мне трудно судить о картине в целом. Тем более что в последний момент у меня возникли серьезные сомнения… Что касается моих непосредственных обязанностей — я сделала что смогла. Не все удалось выполнить чисто. К сожалению. Слишком уж ваше предприятие было — как бы это сказать — специфическим. От начала и до конца. Не думаю, что взялась бы за дело, если бы знала, чем все обернется. Но как вышло, так вышло. Назад ничего не вернешь.

Капустин покивал головой.

— А вышло, между прочим, прекрасно! — с энтузиазмом сказал он. — Чижов приехал еще вчера, кое-что рассказал. Конечно, у вас могут возникнуть серьезные сомнения морального плана, я понимаю, но таков бизнес, Евгения Максимовна! А вам не следует забывать, что вы действовали в порядке самообороны, защищая свою жизнь и жизнь доверившихся вам людей. Экономическую подоплеку мы отбросим, поскольку она вас не касается. Вы просто зарабатываете себе на жизнь, верно?

— Со мной все ясно, — усмехнулась я. — Не бойтесь, что я стану расстраиваться из-за того, что не подставила свой лоб под пулю бандита. А вот не скажется ли вся эта кутерьма на вашем бизнесе?

— Нет-нет! — воскликнул он. — Я же говорю, лучше и придумать было невозможно! Нам удалось добиться побочного эффекта, которого мы и не предвидели. Вы так здорово потрепали моего конкурента, что он, говорят, второй день носу из дому не показывает. Он лишился своих лучших людей, и это тут же отразилось на его позициях. Его авторитет заметно пошатнулся. В том мирке, где он вращается, это обычно означает сигнал к общей атаке. Боюсь, что в ближайшее время ему будет не до нас.

Капустин повернулся и поманил к себе Реброва. Тот приблизился и положил на стол чемоданчик. Капустин щелкнул замками.

— Что касается основной цели поездки, — без выражения произнес он, доставая из кейса металлическую коробку, — она налицо.

Он открыл крышку, заглянул внутрь и с улыбкой перевел взгляд на меня.

— Пусто! — сказал он.

Я невольно подалась вперед. Честно говоря, какого-то подвоха я ожидала, но это было уже слишком. Гневные слова готовы были сорваться с моих губ, но Капустин жестом остановил меня.

— Прошу вас, не волнуйтесь! Собственно говоря, ничего другого я и не ожидал. Я предвидел это еще вчера, когда братец позвонил мне и заявил, что сделка расстраивается… Моему брату всегда не везет, — признался Капустин с неприязненной усмешкой. — Когда он затевает собственное предприятие, обязательно вмешивается злой рок, и все рушится, как карточный домик. Вот и теперь. Разумеется, я бы поверил ему. Но, по счастливой случайности, за пять минут до его звонка со мной связался человек, с которым он должен был встретиться, и выразил недоумение тем, что брат так и не появился. Обычно этот человек не пользуется телефонной связью. Анатолий понадеялся на это и… — Капустин задумчиво и печально посмотрел в окно. — В общем, еще вчера я знал, что Анатолий решил прикарманить товар. Со свойственной ему непосредственностью он будет валить все на вас. Наверняка он придумал какую-то несложную комбинацию, которая предусматривала потерю вами кейса — уже пустого, разумеется…

— Да, это была задача-двухходовка, — кивнула я. — Ее, кстати, решил какой-то посторонний второразрядник с помощью бокса и зычного голоса…

— А у вас действительно крепкие нервы! — с уважением сказал Капустин. — Чижов очень хорошо о вас отзывался и советовал предложить вам постоянную работу… А, Евгения Максимовна?

— Не люблю ничего постоянного, — ответила я. — Возьмите лучше на постоянную должность — и хорошую — вашего Пряжкина. Змею лучше держать на груди — за ней тогда легче присматривать.

Капустин рассмеялся.

— А что? — сказал он. — Мысль оригинальная. Может быть, так и придется сделать. А то я всю голову изломал, куда мне его теперь девать.

— Теперь у вас не только о нем будет болеть голова, — заметила я.

— Да-а, — грустно протянул Валерий Витальич и постучал пальцами по крышке стола. — Однако поспешу с вами рассчитаться, Евгения Максимовна… пока у вас не сложилось окончательное мнение о «Тандеме» как об организации завзятых мошенников, которые тянут все, что плохо лежит… — Он выдвинул ящик стола и, достав оттуда объемистый конверт, с поклоном протянул его мне.

— Спасибо… Думаю, вам не стоит беспокоиться о моем мнении — оно ведь не влияет на продление вашей лицензии, верно? — сказала я, опуская конверт в карман.

— И вы даже не хотите пересчитать деньги? — с улыбкой спросил Капустин.

— Я так устала, — призналась я, — что мне не хочется считать. Даже деньги. Хотя я мало знаю занятий приятнее этого…

— Ну что ж, — сказал Капустин, вставая. — Был очень рад с вами познакомиться. Говорю это искренне и надеюсь, что мы с вами как-нибудь встретимся. А пока разрешите с вами попрощаться и пожелать удачи! Сергей, отвези Евгению Максимовну, куда она пожелает!

— С удовольствием, — сказал Ребров.

Черный «Мерседес» плавно летел по сверкающим осенним улицам, ловко лавируя в потоке машин, и убаюкивал меня мягким гулом мотора, а я опять и опять проваливалась в черноту, из которой безжалостно летели мне навстречу опасные огни, зловещие тени и колючий уральский снег…