Глава 2
Атмосфера в доме была наэлектризованной, поэтому хорош был любой повод, чтобы слинять оттуда. Сразу же после завтрака я решила поехать в город, навестить тетю Катю. Мне было непросто заходить во двор, где на моих глазах погибли родители. Смотреть на окна нашей старой квартиры тоже было трудно — деду пришлось продать ее, чтобы выплатить долг Синдякову. Благодаря своему высокому служебному положению тогдашний прокурор города не только свалил свою вину на моего погибшего отца, но и запросил у деда компенсацию ущерба за свою покореженную иномарку. Спустя четырнадцать лет я отомстила убийце, сузив пределы его мира до площади одной палаты в городской психбольнице. Мы могли бы с Аришей впоследствии выкупить нашу квартиру, но не стали этого делать, все равно в одну реку не войти дважды…
Тети Кати дома не оказалось, что в разгар рабочего дня было совсем не удивительно. Возвращаться в поселок мне не хотелось, и я поехала к Алинке, чтобы поделиться с ней произошедшим со времени нашего расставания в аэропорту.
— …Вот такая история, — подытожила я свой рассказ.
— Полька, я не понимаю, чего ты добиваешься? — Нечаева скептически поджала свои изящные губки. — У тебя появился старший брат. Это же так классно!
— Алина, я не верю в то, что Пашутин — наш родственник, и хочу доказать Арише, что он самозванец.
— Да, подружка, у тебя просто паранойя какая-то! Ты в каждом человеке видишь злоумышленника, негодяя, проходимца. Тебе это не надоело еще, нет?
— Надоело, а что делать, если она сами так и лезут в мою жизнь?
— Поля, скажи, а этот Вольдемар симпатичный? — спросила Алинка, накручивая на палец прядь волос.
— Самый посредственный. А ты почему об этом спросила?
— Твой отец был мужчиной видным, его сын должен быть на него похожим, — вполне резонно заключила Нечаева.
— Должен, но, на мой взгляд, Вован на папу совершенно не похож, хотя дед утверждает обратное. У меня такое ощущение, что Ариша готов променять меня на Вольдемара. Вот встанет перед ним выбор: я или он — и дед выберет Пашутина.
— Ну, это уж ты загнула! Ни на кого менять тебя Аристарх Владиленович наверняка не собирается. — Нечаева о чем-то задумалась. — Поля, вот скажи: как Вовчик мог узнать о вашем существовании, если вы для него — никто? И потом, если он посторонний человек, зачем же ему понадобилось вводить вас в заблуждение?
— Очень хорошие вопросы, Алина! Я думаю, он узнал о нашей семье от кого-то из папиных коллег, а набиваться к нам в родственники стал из меркантильных соображений. Я не удивлюсь, если дед уже подумывает переписать свое завещание.
— Да ты что?! — Нечаева наконец-то поняла, насколько все серьезно.
— А знаешь, Алина, что мне больше всего не дает покоя?
— Что?
— Аналогия. С тех пор, как я встала на тропу мести, именно так, как этот Вован, я и поступаю. Я чувствую свой почерк, понимаешь?
— Нет, не понимаю, — мотнула головой Нечаева. — Разве ты кому-то представлялась внебрачной дочерью?
— Пока нет, но это неплохой приемчик. Пожалуй, надо взять его на вооружение. Я сейчас о другом: когда надо кому-то отомстить, я собираю об этом человеке всю информацию, нахожу болевую точку — и бью по ней. Так вот, у меня такое ощущение, что кто-то пытается воздействовать на деда, — поделилась я с Алинкой своими соображениями, — нащупав его болевую точку. Вольдемар — это так, шестерка. Им определенно кто-то манипулирует!
— Кто?
— Тот, кто прислал к нам Пашутина, опирался на реальные факты: лет тридцать тому назад мой отец часто бывал в командировках в соседней области. Возможно, кто-то где-то ненароком обмолвился об этом, а какой-то предприимчивый человек решил воспользоваться этой инфой. Надеюсь, что тетя Катя, соседка по нашей старой квартире, поможет мне хоть что-то прояснить. Она ведь еще и работала с папой в институте.
— Поля, ну кто сейчас может помнить про командировки твоего отца! Это же было тридцать лет назад… Скорее всего, Вовчик действительно твой брат. Между прочим, через него мы с тобой породниться можем. Вот было бы здорово, правда?
— Ну ты и размечталась! Ты его даже не видела, а уже замуж за него хочешь…
— Ну, это я так, чисто гипотетически…
* * *
Вечером я вновь поехала к тете Кате, но ее опять-таки не оказалось дома. Я смогла застать ее только через два дня. Стоило мне нажать на кнопки домофона, как из переговорного устройства послышался вопросительный голос:
— Кто там?
— Полина Казакова, — представилась я и после некоторой паузы уточнила: — Я раньше в пятнадцатой квартире жила…
— Вот так неожиданность! Открываю. — Щелкнул разблокированный замок, и я вошла в парадную.
Тетя Катя, которая жила на первом этаже, некоторое время изучала меня в приоткрытую дверь своей квартиры и, все-таки признав, впустила к себе:
— Ты, конечно, Полиночка, изменилась, но узнать тебя все равно можно. Проходи, рассказывай: какими судьбами в наших краях?
— Так, проезжала мимо, дай, думаю, зайду.
— Ну и правильно! А я только сегодня из отпуска вернулась, гостила у дочки в Москве, — поделилась со мною Кравцова.
— А вы все в институте работаете? — поинтересовалась я.
— Нет, что ты, — отмахнулась тетя Катя. — Я уж лет десять как уволилась оттуда. После приватизации руководство штат сократило дальше некуда, площади в аренду сдали, так что теперь институт вместо девяти этажей занимает только один, и тот — наполовину. А я в другую организацию перешла, но в том же здании. Так многие наши сделали… Полина, поужинаешь со мной, составишь компанию?
— С удовольствием, — согласилась я и пошла вслед за Катериной Владимировной в кухню. — Тетя Катя, вы ведь с папой в одном отделе работали?
— Да, он меня и привел в этот НИИ, так сказать, по соседству. Я тогда студенткой-заочницей была, а работала не по специальности. Мне дипломную работу писать надо было, вот мой отец и попросил Андрея Аристарховича замолвить за меня словечко перед начальством, — говорила Кравцова, помешивая овощное рагу. — Он и замолвил. Знаешь, Полина, твой папа был прекрасным специалистом, да и вообще очень порядочным человеком. Ты не подумай, что я так говорю, потому что его с нами уже нет. Это чистейшая правда! На него можно было положиться в любой ситуации. Когда я свой первый самостоятельный проект делала, допустила одну очень серьезную ошибку, поэтому опытный образец оказался неработоспособным. Казаков тогда взял всю вину на себя, потому что понимал: мне этого не простят, обязательно лишат премии, вызовут на партбюро. А к его недочету отнесутся более лояльно. Андрей Аристархович сказал руководству НИИ, что он пытался внести усовершенствование в технологию, но не учел все факторы… Его даже похвалили за инициативу… Знаешь, Поля, я даже, грешным делом, подумала, что Казаков глаз на меня положил, потому и выгородил, но перемудрила. Просто он был таким человеком — всегда и всем старался помочь…
— Значит, врагов у него не было? — уточнила я то, ради чего, собственно, и пришла к Кравцовой.
— О чем ты говоришь?! Ну какие враги! Конечно же, не было… Хотя один завистник у твоего отца был — Тимофей Чурков. — Катерина Владимировна поставила передо мной тарелку с овощным рагу.
— Знакомое имя! Мне кажется, я слышала его раньше, — подтолкнула я тетю Катю к дальнейшим откровениям.
— Вполне могла, он ведь с твоим отцом в одном отделе долгое время работал, они в командировки частенько вместе ездили…
— Куда? — уточнила я, и Кравцова назвала мне несколько городов, в числе которых был и тот, откуда приехал Вован. — Значит, говорите, Чурков завидовал моему отцу?
— Да, Тимофей Михайлович метил на должность начальника отдела. Он спал и видел, когда Полехина отправят на заслуженный отдых. Едва тому стукнуло шестьдесят, его с почетом проводили на пенсию, а на его место назначили твоего, Полиночка, отца. Чурков был вне себя от досады! Такого поворота событий он никак не ожидал и, разумеется, был не готов работать под началом Андрея Аристарховича, поэтому перевелся в другой отдел и стал подсиживать там Таманину. Ей до пенсии еще порядочно было, так Тимофей Михайлович принялся доносы на нее строчить… Ой, наверное, тебе это совершенно неинтересно! — спохватилась тетя Катя.
— Ну почему же? Напротив, мне очень интересно, как развивались дальше отношения у папы с этим Чурковым.
— Да никак! Вскоре случилась та самая трагедия, твоего отца не стало, на его место назначили родственника директора НИИ, который у нас работал без году неделя, а Тимофей Михайлович вновь ни с чем остался. Таманину ему, кстати, подсидеть не удалось. Ее муж в администрации города работал, так что она крепко утвердилась на своем месте. Надо сказать, Чурков больше разными кознями занимался, чем своей непосредственной работой. Я даже удивляюсь, почему он под первые же сокращения не попал? Может, тогдашнее руководство боялось, что он жалобы начнет во все инстанции строчить? С него станется…
— То есть Чурков, если я правильно поняла, человек злопамятный?
— Еще какой! И ведь что обидно — мужик-то он неглупый, только свои мозги не в то русло все время направлял. Вместо того чтобы разрабатывать новое оборудование, он всякие пакости своим сослуживцам устраивал. Он и мне однажды подлянку сотворил. Моя дочка, она тогда еше в садик ходила, заболела ангиной. Я больничный не стала брать, поскольку мы как раз проект к сдаче готовили, а со Светой бабушка согласилась посидеть. Когда дочка выздоровела, свекровь заболела. Я отпросилась у твоего отца на несколько часов, чтобы сходить со Светой в поликлинику, на выписку. Чурков же доложил в отдел кадров, что я в рабочее время занимаюсь своими личными делами. Он явно хотел Казакова подставить: тот, мол, распустил своих сотрудников. Но эта кляуза по мне ударила. Тогда как раз новая волна сокращений намечалась, вот меня и внесли в списки. Правда, Андрей Аристархович меня отстоял…
— Тетя Катя, вы случайно не знаете, где Чурков живет?
— Неподалеку отсюда. А тебе это зачем? — искренне удивилась Кравцова.
— Да так, кое-что вспомнила, — принялась выкручиваться я, — папа говорил про какого-то сотрудника, который недалеко живет… Он его Михалычем называл… Это ведь тут, совсем рядом, да?
— Да, Чурков в угловом доме, где булочная раньше была, живет. Я помню, как-то он заболел, мы сбросились всем отделом, купили ему фрукты, а отнести их Тимофею Михайловичу меня послали. Так вот, Чурков взял у меня через порог пакет и даже спасибо не сказал. Да он никогда вежливостью особо-то и не отличался, скорее был вспыльчивым — из-за своей гнусной скаредности и отчаянной злокозненности. Представляешь, он женился, когда ему уже за сорок было! Странно, что вообще нашлась женщина, решившаяся выйти за него замуж!
— Да, бывают же такие темные личности, — поддакнула я.
— Оказывается, бывают, — продолжила тетя Катя. — Мы вот частенько на улице с Чурковым встречаемся, так он никогда не здоровается, будто мы и не знакомы вовсе. А мы ведь почти двадцать лет трудились в одном институте! Его после меня тоже сократили, и куда он потом на работу устроился, я не знаю. Но сейчас-то он уже, наверное, на пенсии. Ему, если мне не изменяет память, уже года шестьдесят два, а вот его дочь Наташа школу должна была в этом году закончить. Или в прошлом? Не помню уже. Время так быстро летит… Ой, Полина, что это мы об этом Чуркове столько говорим? Сдался он нам! Добавки положить?
— Нет, спасибо. Очень вкусно, но я уже сыта.
— Тогда чайку? — предложила хозяйка.
— Можно, — согласилась я.
Попив чаю, мы переместились из кухни в гостиную. Кравцова достала из шкафа несколько толстых фотоальбомов и начала перелистовать их, комментируя едва ли не каждый снимок.
— Ой, а это, кажется, мой папа! У нас такой фотографии нет. — Я вгляделась в черты лица моего молодого отца, пытаясь найти сходство с Вольдемаром, и, разумеется, не нашла.
— Возьми, — вынула тетя Катя из уголков черно-белый снимок. — Тем более меня здесь нет. Это я наш отдел на субботнике снимала, фотоаппаратом Чуркова…
— А где же он сам?
— Так вот же он, слева от твоего отца. — Кравцова перелистнула страницу. — А вот это мы уже на первомайской демонстрации. Ну, это я с подружкой на курорте… Это — моя свадьба… А это снова институтские фотографии. Твоего отца здесь почему-то нет. Зато Чурков, видишь, так и лезет везде в кадр, причем стоит все время рядом с начальством…
Когда один альбом закончился, тетя Катя открыла второй. Если сначала я искала на фотографиях своего отца, то потом стала искать его недруга, Чуркова, потому что углядела в чертах его лица отдаленное сходство с Вольдемаром!
Кравцовой кто-то позвонил, и она вышла с мобильником из гостиной. Воспользовавшись моментом, я забрала фотку Чуркова, на которой это сходство было наиболее явно заметно. Когда тетя Катя вернулась в комнату, я быстренько свернула наше общение и ушла, пообещав в самом скором времени ее вновь навестить. Оставив машину во дворе, я решила прогуляться до дома, в котором раньше была булочная. Сколько раз я в детстве я ходила туда за хлебом и пирожными! Постояв на углу, я уже хотела вернуться к «Мини Куперу», но увидела, что мимо меня идет Чурков: постаревший, полысевший и небритый. Я пошла за ним, не имея в голове какого-то определенного плана общения с этим человеком. Конечно, у меня было много вопросов к нему, но не хотелось задавать их впустую. Старик остановился около второй парадной, поковырялся в кармане мятых брюк, достал связку ключей, открыл дверь и вошел в подъезд. Я шмыгнула за ним, пока он не успел закрыть дверь. Тимофей Михайлович поднимался очень медленно, и мне приходилось еле-еле плестись, чтобы не обогнать его. Между вторым и третьим этажами Чурков посторонился, дабы пропустить меня, но я быстро сориентировалась и достала из сумки мобильник, делая вид, что читаю эсэмэску. Старикан потопал дальше. Выждав какое-то время, я вновь стала подниматься по лестнице и догнала бывшего сослуживца отца, когда он уже отворял дверь в свою квартиру. Неожиданно Михалыч оглянулся и, пристально посмотрев на меня, спросил:
— А вы к кому?
— Вероятно, к вам, — ответила я, не задумываясь.
— Ко мне? — удивился он.
— Да, Тимофей Михайлович, к вам, — подтвердила я.
— Вы, наверное, из деревни, от моих? — предположил Чурков, и я согласно кивнула. — Ну проходите! Как они там?
— Нормально.
— Нормально?! — Мой, казалось бы, нейтральный ответ вызвал у старика даже не удивление, а возмущение. — Нормально! Я тут волчком кручусь, а у них все нормально! Ладно, рассказывай, зачем они тебя ко мне прислали. Небось, за деньгами? Я их не печатаю!
— Если честно, ваши родные меня к вам не присылали…
— Не понял? — Чурков угрожающе раздул ноздри. — Ты вообще кто?
— Полина Казакова, — ответила я без всяких уверток.
— Кто? — переспросил Тимофей Михайлович, приложив руку к уху.
Я не смогла «прочитать» его эмоции, поэтому спросила напрямую:
— Вы действительно не расслышали или тянете время, чтобы осмыслить, зачем я сюда пришла?
— А ты, девка, наглая, как я погляжу! Так вот что я тебе скажу — мне без разницы, как тебя зовут, да и все остальное тоже не особо интересует. Выметайся отсюда, пока я полицию не вызвал! Аферистка! Знаю я таких: заходят обманом в дом, а потом деньги и вещи пропадают. Не на того, девка, напала! Прощай! — И Михалыч вытолкал меня за дверь.
Я бы не позволила ему это сделать, если бы почувствовала, что Чурков как-то связан с Пашутиным. Мне показалось, что он действительно не понял, что я — дочь его бывшего сослуживца. А что до его внешнего сходства с Вольдемаром, так оно сейчас уже не проглядывалось.
— Полина?! — вдруг удивленно воскликнула девушка, вышедшая в этот момент из дверей соседней квартиры.
— Оля? — Я узнала свою бывшую одноклассницу. — Ты что, теперь здесь живешь?
— Да, у мужа. А ты какими судьбами здесь?
— По делу, — обтекаемо ответила я, догадываясь, что Михалыч может стоять под дверью и прислушиваться.
— Интересно, какие у тебя дела с Чурковым? — принялась допытываться Бутова, спускаясь за мной по лестнице. — Это такой странный мужик!
— Вот как? И в чем же его странность заключается? — поинтересовалась я.
— В двух словах и не расскажешь. — Ольга открыла дверь на улицу.
— А ты попробуй, — попросила я ее.
— А тебе это зачем? — Бутова попыталась хоть что-то выведать у меня.
— Оля, ты же знаешь, я юрист. Сейчас я как раз занимаюсь одним делом, свидетелем по которому проходит Тимофей Михайлович. Мне нужны его показания, а он молчит. Не могу найти к нему подход.
— Ты разве в полиции работаешь? — удивилась моя бывшая одноклассница.
— Нет, занимаюсь частной практикой.
— Понятно. — Ольга сочувственно улыбнулась. — Тебе не повезло. К Чуркову можно и не найти подхода. Он такой мужик склочный — со всеми в нашем доме на ножах. Одни его залили, другие музыку громко слушают по ночам, третьи на лестничных маршах мусорят, четвертые окурки на его балкон бросают, пятые аллергенные цветы на своем балконе разводят…
— Ясно: он своим зорким взглядом подмечает всю «бытовую ржавчину», — резюмировала я.
— Ну как-то так, — подтвердила Бутова. — Хотя на самом деле мои петунии не вызывают аллергии! Иначе бы их на клумбах не сажали. Похоже, он своими придирками так жену с дочерью допек, что они ушли от него.
— Куда ушли?
— Не знаю куда, но думаю, что насовсем, иначе бы он квартиранта у себя не поселил.
— Квартиранта? А как он выглядит? — осведомилась я.
— Обычно, ничего выдающегося. — Ольга задумалась. — Среднего роста, нормального телосложения, коротко стриженный…
Бутова сделала лишь беглый набросок словесного портрета, но то, что у нее получилось, уже было похоже на Вольдемара.
— И давно этот квартирант у Чуркова живет? — поинтересовалась я.
— Недавно, недели две всего, хотя в последнее время он гораздо реже здесь мелькает. А вот жена Тимофея Михайловича и его дочь месяца два здесь уже не появлялись… А до этого, говорят, Наташка в психушке лежала. Вероятно, папаша достал ее так, что она едва руки на себя не наложила.
— Наташка — это его дочь? — уточнила я для проформы.
— Да, она у него поздний ребенок, — пояснила Ольга и огляделась по сторонам. — Знаешь, Поля, в соседнем подъезде женщина одна живет, так вот, она в психиатрическом отделении работает. От нее этот слух и пошел.
— Оля, а ты не знаешь…
— Полина, ты уж извини, — перебила меня Бутова, — мне надо к маме, за дочкой…
— Да-да, конечно, не буду тебя больше задерживать.
Ольга села в припаркованную рядом с подъездом машину и укатила, а я решила вернуться к Чуркову. Из парадной как раз выходил мужчина средних лет, и я успела прошмыгнуть в открытую им дверь. Поднявшись на третий этаж, я позвонила в тридцать пятую квартиру.
— Ну! — крикнул он вместо пресловутого «кто там».
— Извините, я у вас сумочку забыла, — сказала я, спрятав свой клатч за спину.
— Какую еще сумку? — недовольно пробурчал Михалыч, приоткрыв дверь. Я сразу же почувствовала алкогольный дух, исходивший от него. Значит, Чурков успел принять на грудь спиртного.
— Маленькую такую. Да вон же она! — я кивнула на тумбочку.
Хозяин квартиры оглянулся, и я, воспользовавшись моментом, переступила через порог.
— Нет здесь никакой сумки. Эй, ты чего? Я тебя не приглашал!
— Тимофей Михайлович, мы с вами не договорили.
— Пошла, пошла! — Чурков без всякого стеснения стал выпроваживать меня вон.
— Зачем вы прислали к нам Владимира? — спросила я в упор.
— Какого еще Владимира? Ты, видно, что-то попутала.
Разговор наш вновь зашел в тупик, но в следующий момент дверь, которая не была заперта на замок, отворилась, и перед нами предстал Пашутин собственной персоной. Возникла немая сцена — каждый из нас троих потерял на какое-то время дар речи. Если я догадывалась, что квартирант Чуркова и есть Вольдемар, то уж никак не ожидала его сейчас увидеть. Мы ведь с дедом два дня тому назад посадили Пашутина на поезд, отправив парня из Горовска в его родной город! Тимофей Михайлович был так раздосадован несвоевременным появлением Владимира, что готов был наброситься на него с кулаками. У самого Вована просто отвисла челюсть из-за неожиданной встречи со своей «сестренкой».
— Ну что, не ожидал меня здесь увидеть? — прервала я затянувшуюся паузу.
— Не ожидал, — был вынужден признаться Вольдемар. — Как ты сюда попала? Что ты вообще здесь делаешь?
— Ты не поверишь, но я жду тебя, «братишка», — усмехнулась я.
— Погоди, так ты и есть его сестра? — Михалыч изобразил на своем морщинистом лице искреннее удивление. — А я сразу и не понял!
— Вообще-то я вам представилась Полиной Казаковой.
— Не расслышал, — буркнул Чурков и направился в кухню, дабы избежать дальнейших объяснений со мною.
Вован последовал за ним и начал негромко оправдываться перед хозяином квартиры:
— Я тут ни при чем… Не знаю, как она этот адрес узнала! Лично я ничего ей про вас не говорил…
— Не получилось, значит, — вздохнул Михалыч. — Ну да ладно! Будем искать другие пути.
— Пути чего? — поинтересовалась я, зайдя в кухню.
— Не твое дело! — огрызнулся Чурков.
— Мое! Вы мне его, — я кивнула на Вольдемара, — в родственники записали, значит, мое это дело!
— Не записал, вы и есть родственники. Андрей Казаков, то бишь твой отец, крутил амуры с моей младшей сестрой, а вот как дело дошло до того, чтобы жениться, так он сразу и забыл к ней дорогу. Ну что, сядем за стол, отметим знакомство? — предложил Тимофей Михайлович.
— Спасибо, я за рулем. — Я обвела мужчин многозначительным взглядом и направилась в прихожую.
— Полина, подожди! — Володька рванул за мной. — Я тебе все объясню… У нас взяли нового сотрудника, я ввел его в курс дела и упросил босса дать мне догулять отпуск. Я собирался завтра к вам в поселок приехать. Понимаешь, сестренка…
— Не надо, Вован, не продолжай! Я все равно не верю ни одному твоему слову. Ты мне такой же брат, как Барак Обама! Теперь я в этом уже не сомневаюсь. Осталось только донести эту информацию до Ариши. — Я шагнула к двери, но Пашутин закрыл своей фигурой выход.
— Племяш, я же тебя предупреждал. — Чурков, пошатываясь, вышел в прихожую. — Казаковы — еще те жлобы… А ты меня не слушал, вбил себе в голову, что с ними никогда не поздно познакомиться… Видишь, что из этого получилось? Не хотят они с тобой родниться…
— Дядя Тимофей, ты не прав, дедушка меня сразу принял…
— Ну все, закончим этот спектакль! Пропусти! — Я попыталась отстранить Володьку от двери.
— Давай сделаем экспертизу ДНК, — неожиданно предложил мне Пашутин.
— А давай! — тут же ухватилась я за это предложение. — В Горовске только в одном месте можно ее сделать — в медцентре «Пульс». Это на Краснопартизанской улице. Предлагаю встретиться там завтра в десять часов.
— Да-да, я обязательно приду, — сказал Володька и отошел от двери.
— До завтра! — бросила я на прощанье и вышла из квартиры Чуркова, обескураженная предложением его племянника.
До того, как Вован появился на пороге, я была уверена, что он самозванец, но теперь у меня возник повод сильно усомниться в этом. А вдруг Пашутин действительно мой сводный брат? Поскольку он был еще и племянником папиного недруга, такое родство не могло не настораживать.
Рассказывать Арише о произошедшем я не собиралась. У меня просто-напросто не было объяснения тому, почему его любимый внучок быстро вернулся в Горовск, но не спешил навестить своего «дедушку». Зато сразу по возращении он направился к дядьке, который, как мне показалось, не отличался природной гостеприимностью. У меня вдруг возникли сомнения: а доехал ли вообще Пашутин на поезде, в который мы с дедом его посадили, до конечной станции? Может, он сошел на ближайшем полустанке и вернулся на электричке обратно, поэтому все это время был в Горовске? Только зачем ему потребовалось так скоропалительно сбегать от нас? Как выяснилось, анализа ДНК он не боится. Вдруг его на самом деле вызвали на работу? Теоретически Пашутин мог за это время добраться до дома, сходить на работу, обучить новичка азам профессии и, уломав босса продлить ему отпуск, возвратиться в Горовск. То, что он не торопился навестить деда, в принципе, тоже можно было объяснить: не хотел встречаться со мной. Чего уж греха таить, я была не слишком-то любезна с ним.
Мне было легко держать язык за зубами, потому что Ариша всячески избегал общения со мной. Он по-прежнему считал, что это я из чувства ревности выпроводила Вольдемара из нашего дома.
Заметив в приоткрытую дверь, что дед спустился на первый этаж, я зашла в его комнату, нашла на полке у зеркала расческу, сняла с нее несколько седых волос и положила их в полиэтиленовый пакет. За эти несколько дней ситуация изменилась: Пашутин был согласен добровольно сдать свой биоматериал для экспертизы ДНК, а вот у Ариши мне пришлось взять его тайком.