Глава 4

Сначала я решила, что фото сына бывшего прокурора города на доске позора — весомый кирпичик в мою кладку. Но потом планы поменялись. В клубе я появилась в обычное время. Нашла глазами Тони, села рядом, заказала коктейль. Кажется, ко мне уже привыкли, по крайней мере, выраженного интереса не проявили. Тони резко взял мою руку:

— Где ты пропадала? Я каждый день до утра должен тебя ждать?

— А я и не обещала приходить к тебе каждый вечер.

— Тогда номер мобилы давай. Мы с тобой встречаемся или нет?

— Не знаю. Я еще не решила, нравишься ли ты мне.

— Конечно, нравлюсь, — решил он, — сама же говорила, что я отличаюсь от этого быдла, что я другой. А завтра понравлюсь еще больше.

Рейд намечался ровно на 12 часов ночи. Надо было чем-то занять время.

— У тебя с собой есть? — спросила я.

— Есть, могу и тебе взять.

— Возьми. Только в ближайшие дни меня здесь не будет, поэтому бери на пару дней. Стой, вот деньги.

— Еще чего! Я же сказал, что достану бабки, и достал!

Скоро он вернулся, сел рядом, сунул мне в ладонь пакетик. Я вернула.

— Не здесь. Оставь все у себя, сегодня пойдем ко мне.

А ладонь-то у парня вспотела! Кажется, несмотря на всю внешнюю крутизну, опыта у него маловато.

— Пошли прямо сейчас, — прошептал он мне на ухо.

— Сейчас не хочу, — капризным тоном протянула я.

И для закрепления результата продемонстрировала ему пример женской логики, противоречие слов и дела. Я плюхнулась Тони на колени и запустила руки ему под рубашку, поглаживая, пощипывая спину и наблюдая за его реакцией. Глаза юноши затуманились. Я высвободила одну руку и притянула его голову к своей груди.

— Пошли, — прошептал он.

— Пошли, — легко согласилась я, мельком взглянув на часы, — только сначала проводи меня в туалет.

К женскому туалету мы долго пробирались сквозь плотную душную массу танцующих. К моему удовлетворению, там оказалось пусто. Я велела Тони ждать, закрыла дверь, задвинула задвижку и открыла окно. Только бы они не опоздали, только бы Тони не ушел! Спустя минуту он постучал.

— Иду, — отозвалась я.

Почему же так долго не начинается? Я не могу сидеть тут вечно. А вдруг все отменили? Наобещала парню бог весть чего, придется выкручиваться. Или удирать одной и уже от него.

— Пусти, — опять подал голос Тони, — пусти, облава!

Надо же, а здесь ничего не слышно. Я открыла дверь и затащила парня внутрь. А он здорово струсил! Бледный, на висках капельки пота, озирается.

— Мне нельзя в тюрьму. Вадька меня убьет. И папаша. У нас же семья известная в городе, будет скандал, мне конец!

— Не реви, малыш, — хмыкнула я, — Карлсон с тобой. Избавься от дури и подсади меня.

Видя, как Тони судорожно роется в карманах, я молча вывернула их и спустила в унитаз все, что там находилось, включая банкноты. Мало ли что, вдруг все-таки попадемся! Окошко было узкое, но и мы не толстые. А предусмотрительно построенная мной пирамида из картонной тары за окном сделала наше бегство и вовсе комфортным. От Алины я знала, что у туалета засаду ставить не собираются, только у центрального и черного хода. Мы с Тони закрыли окно, засели за ящиками и наблюдали, как из черного хода пытаются выскользнуть неясные тени, как на них тут же набрасываются крепкие парни. Вся эта фантасмагория дополнялась вспышками фотоаппаратов и отборным матом. Сидеть нам пришлось долго. Даже когда все закончилось, мы ждали некоторое время, пока все совсем не затихнет. Эротический запал у парня, слава богу, прошел, теперь его волновало только спасение собственной шкуры.

— Хорошо, что догадались все выкинуть. Я сначала и не вспомнил. Ты представляешь, что было бы, если бы у меня дурь нашли? — прошептал он. — Это же статья! Там на «распространение» наберется! А зачем ты бабки-то выкинула?

— Нет, надо было все рассортировать, разложить по кучкам, аккуратно расправить и дождаться, когда нас накроют. Времени не было!

— У меня теперь даже на такси не наберется. Как домой попаду? Я живу далеко, в коттеджном поселке. Тебе хорошо, в городе живешь.

Заскулил. Нормальный парень хоть спасибо бы за спасение собственной шкуры сказал, а этот ворчит, что лишнее выкинула. Да еще переживает, как осилить пару километров без кошелька в кармане. Неприспособленный, никчемный тип.

— И у меня нет, — пожала плечами я, — договорись, что зайдешь домой за деньгами и расплатишься.

— А если таксист не поверит?

— Позвони брату или отцу, они за тобой приедут.

— Ага. Примчатся.

— Выхода у тебя все равно нет, звони.

Он послушался. Вадим будто ждал его звонка, по крайней мере, трубку снял сразу. Я слышала короткие лаконичные вопросы, расплывчатые ответы Тони.

— Сейчас приедет, даже не орал, — удивился он и тут же поправился: — Вообще-то он меня уважает, просто когда не в духе — срывается.

Вадим приехал быстро, встретились мы в квартале от ночного клуба. Мы стояли в почти полной темноте и дрожали, как мышата. От холода, от пережитого страха, от возбуждения. Вадим вышел из машины, схватил брата за шиворот и бросил на заднее сиденье, как котенка. Я осталась стоять у белой кирпичной стены. Опять стена…

Машина не уезжала, братья о чем-то спорили. Мне слышались лишь обрывки фраз: шалава… вытащила… если бы не она… да пошел ты… Я ждала, когда Тони убедит Вадима подбросить свою подружку до дома. Во-первых, пришла пора познакомиться со старшим братом, во-вторых, если бы Тони просто так оставил меня одну, значит, не так уж я ему и интересна. Кстати было бы узнать, как принято в этой семье расплачиваться с людьми, которые сделали им добро. Приглашающе открылась передняя дверь, я не заставила себя уговаривать. Хорошо, что Вадим решил посадить меня вперед, он должен запомнить лицо спасительницы семейной чести. Вернее, не само лицо, а маску, которую я нарисовала.

— Это правда, что ты вытащила брата?

— Он же тебе сказал.

— Что ты там делала?

— То же, что и он.

— Где тебя высадить?

— Через два светофора.

На следующем перекрестке мы остановились. Теперь Вадим не смотрел на дорогу, можно продемонстрировать ему себя, благо под фонарем довольно светло. Я специально медленно и «со значением» повернула голову в его сторону. Ничего себе братец! Непослушные жесткие волосы, широкие скулы, упрямый рот. Камамбер.

Хорошо, что я временно потеряла дар речи. Хорошо, что Вадим не мог узнать в странной подружке своего брата девушку из супермаркета. Хорошо, что, меняя внешность, я позаботилась и о легком понижении тембра голоса. Вадим еще пытался задавать мне какие-то вопросы, я же молчала, боясь себя выдать. На следующем перекрестке он остановил машину, сунул мне в руку что-то, кажется, визитку, открыл дверцу. Я вышла, не сказав больше ни слова, и скрылась в темноте. То, что дал мне Вадим, рассмотрела в своей машине, припаркованной в ближайшем дворе. Двадцатидолларовая потертая купюра и визитка. Дорого же ты оцениваешь честь семьи! Может, что-нибудь интересное скажет нам визитка? Ничего для меня нового. А вот электронный адрес и номер телефона пригодятся. Конечно, при желании я и так смогла бы их раздобыть, но нет ничего плохого в том, что они сами приплыли ко мне в руки. Номер телефона в свою записную книжку заносить не буду, постараюсь запомнить. Тем более что он запоминается легко — единицы, пятерки… Так вот кто так активно общается с Мариной!

Я гнала машину по ночному городу. Как же я ухитрилась не узнать своих врагов в лицо сразу? Ведь если бы не грим девочки-гота, то все мои усилия можно было бы считать напрасными. Интересно было бы посмотреть на реакцию Вадима: девушка, к которой он клеился в супермаркете, — подружка его непутевого брата.

В связи с новым любопытным обстоятельством следовало ускорить знакомство с Мариной. Интересно, о чем это постоянно созваниваются мачеха с пасынком? Конечно, у них может быть много общих интересов. Общее дело, например. Хотя дураку ясно, что Марина занимает лишь номинальное положение в бизнесе. Кроме того, они родственники, живут в одном доме. Вадим даже не брезгует закупать продукты. Интересно, а домработница у них есть? Вряд ли Марина ведет все хозяйство, обычно молодых жен заводят не для этого.

Неожиданно я поймала себя на мысли, что думаю о женщине с раздражением. Раньше этого не было. Я даже слегка сочувствовала ей: надо же ухитриться выйти замуж за такого мерзкого типа, как Синдяков! Даже учитывая материальный фактор — противно. Так что же изменилось в моем к ней отношении? Появление на сцене Вадима, естественно. И моей неконтролируемой симпатии к сыну врага. С детства с иронией относилась к мелодрамам. Ромео и Джульетта — не мои герои. А те же лица в тридцатилетнем возрасте — и вовсе пародия на трагедию. А моя трагедия не имела права даже на легкую ухмылку. Потому что это не была выдуманная трагедия. И самые трагические ее части я проиграла одна.

— Чего-то ты раскисла, Полетт, — покачал головой дед, выслушав мой отчет, — на мой взгляд, все складывается гладко. То, что ты познакомилась с Вадимом в супермаркете, — случайность, но вовсе не роковая. Весь наш поселок там отоваривается, ничего удивительного, что некоторые лица кажутся знакомыми. Дорогая, по сути — мы все соседи и должны знать друг друга в лицо! Этот же факт оправдает и твое планируемое знакомство с Мариной. Какой бы ход ты ни придумала для установления контакта, возникшую симпатию всегда можно обосновать стереотипом: «А я думаю, чего это ваше лицо кажется мне таким знакомым?!» В гриме, в котором ты встречаешься с Тони, ты неузнаваема, умница, что догадалась поменять тембр голоса. При более активном общении тебя, конечно, можно будет вычислить, но до тесного общения со всей семейкой, думаю, дело не дойдет. Кстати, каков твой следующий шаг?

— Начну выжимать деньги из Тони. Для этого ему придется пойти на конфликт с братом и отцом. И узнаю, связывает ли что-нибудь, кроме деловых и родственных отношений, Марину и Вадима.

— А почему их должно еще что-то связывать? — удивился Ариша. — Или у тебя есть основания для подозрений?

— Нет оснований. Просто не может такой мерзкий тип не воспользоваться присутствием в доме молодой и красивой женщины.

— А мне кажется, Вадим производит приятное впечатление, — внимательно посмотрел на меня дед. — Вот старший Синдяков действительно имеет отталкивающую внешность. Хотя тебе знать лучше. Меня Вадим в магазинах не кадрил. Ну, чего злишься? Шучу. Мне тоже эта семейка отвратительна. Пойдем, я сварю тебе кофе, а то как-то мерзко.

Больше к этому разговору мы не возвращались. Ариша сварил восхитительный кофе, я порезала камамбер и открыла пачку с печеньем. Правда, ни одного кусочка своего любимого сыра я так и не взяла с тарелочки — при одном виде влажного ломтика с нежной плесенью по краям меня начинало подташнивать. Нет, этот гад за сыр мне заплатит отдельно! В жизни и так мало простых радостей, так он лишил меня одной из них — чревоугодия.

Хотя в моих планах этого пункта не значилось, но сегодня был выходной, торчать весь день на рабочем месте не требовалось, и я решилась познакомиться с самим Владимиром Михайловичем Синдяковым. Правда, официальное знакомство было устраивать пока рано, но знать врага в лицо просто необходимо. А то вот так переведешь дедушку через дорогу, и это окажется бывший главный прокурор города. Нет, я тщательно изучила фото врага в газетах, просмотрела все файлы, связанные с его именем, в Интернете. Но сегодня, не затрудняясь поиском рационального оправдания своего навязчивого желания, захотела рассмотреть его «живьем». Ведь той ночью я слышала только его голос. А то что получается? Я плету сети вокруг его близких, которые лично мне не сделали ничего плохого, а главного героя планируемой трагедии не знаю даже в лицо. И от этого игра моя идет как выполняемое отличником домашнее задание — старательно и вяло. А может, я увижу его и пойму, что не хочу никакой мести? Что этот пенсионер и тот уверенный в себе мерзавец уже разные люди? А может, эта встреча подтолкнет меня к скорейшему развитию событий или придаст им новое направление… К тому же стоило попробовать проникнуть в дом Синдяковых и установить наконец-то прослушку.

Не особо утруждая себя изобретением колеса, я набрала номер домашнего телефона с визитки Вадима. На «алло», прозвучавшее после пятого звонка, я затараторила с мягким южным акцентом:

— Добрый день, с вами говорит внештатный корреспондент газеты «Горовск сегодня» Элла Усенко. В связи с предстоящим празднованием Дня города мы готовим подборку очерков о знаменитых людях Горовска. Я хотела бы поговорить с Синдяковым Владимиром Михайловичем.

— Это я.

— Ой, как повезло! А я думала, дворецкий! Вы не могли бы уделить мне полчаса для интервью, скажем, сегодня, у вас дома?

— Только не дома и не сегодня, — последовал сухой ответ.

Так. На интервью, кажется, согласен, но в восторг не пришел. Голыми руками его не возьмешь. Применим тяжелую артиллерию.

— Вы знаете, — продолжила я, подпустив в голос просто неприличную порцию сладости, — у меня большой опыт работы в прессе, но в газете «Горовск сегодня» я новичок, нахожусь на испытательном сроке. Страх как хочется выполнить первое задание классно. Я очень, очень хорошо пишу! А в редакции на меня все смотрят, как на красивую куклу. Вот скажите, если девушка блондинка и весьма недурна собой, то разве она не может быть толковым профессионалом? Мне так хочется всем им доказать! Вы, как мужчина, мне поможете?

Конечно, он не смог отказать в маленькой просьбе девушке. И чего это немолодые мужики так падки на блондинок? Наверное, во внешности этих представительниц прекрасного пола меньше признаков агрессивности, чем во внешности брюнеток. Я представила, как шарахнулся бы от меня Синдяков, явись я перед ним в прикиде Эллы-гота, и постаралась на славу: алое легкое платье, золотые босоножки на шпильках, платиновый парик, броский макияж в голубовато-розовых тонах. Безвкусно и мило. Особо выделила брови и добавила линзы с густым карим оттенком. Пусть думает, что я крашенная в блондинку южаночка. В какой-то момент мне показалось, что я больше похожа на девицу легкого поведения, чем на журналистку, но потом вспомнила, что мой враг никогда не гнушался общением с подобного рода персонами, и успокоилась. Если так можно назвать состояние, в котором я ехала на эту встречу.

На всякий случай я прихватила редакционное удостоверение моего приятеля Антона Ярцева, корреспондента этой газеты. Когда-то давно Ярцев потерял удостоверение, сделал новое, а спустя время старое нашлось у меня в гостиной за диваном. Не задумываясь особо о том, как оно туда попало, я скрыла сей факт от друзей — шуток не оберешься. Сейчас я рискнула и взяла удостоверение с собой. В нужный момент можно будет помахать корочками. Правда, если Синдяков захочет на него посмотреть вблизи, ни мне, ни Ярцеву не поздоровится. Но это «если». В крайнем случае уроним его в кетчуп. Удостоверение, конечно, а не прокурора.

Машину, как всегда, пришлось бросить за пару кварталов и взять такси. В ресторан я специально опоздала на десять минут — будет о чем потрещать в самом начале встречи. Синдякова увидела сразу. Натянула на лицо улыбку и на негнущихся ногах подошла к столику.

— Я — Элла.

— Владимир Михайлович, — представился он, — можно просто Володя.

При первых звуках его голоса меня замутило. Телефон несколько искажает голос, поэтому предварительный разговор дался мне легче. Чтобы скрыть свое замешательство, я раскрыла сумочку и опустила голову:

— Ой, сейчас удостоверение покажу, в этой сумочке сроду все теряется!

— Не утруждайтесь, — смилостивился он, — я вам верю.

— Да как же! А вдруг я какая-нибудь прощелыга. Заманю вас в западню и ограблю. Сейчас знаете каким надо быть осторожным? Одних клофелинщиц развелось тьма. Я даже про них статью писала. А, вот же оно.

Я помахала в воздухе раскрытым удостоверением. Слава богу, он смотрел не на него, а на мое откровенное декольте.

— Простите, что опоздала, машины своей нет, а попутки ловить боюсь, водители разные бывают, могут и завезти куда-нибудь. Сейчас я быстренько возьму у вас интервью, и вы больше никогда меня не увидите!

— Напротив, у меня есть к вам одна просьба, — сообщил прокурор, — когда статья будет готова, вы покажете ее мне. И если она мне не понравится, мы не будем ее публиковать.

— Да как же так, — «растерялась» я, — я уже похвалилась в редакции, что с вами встречаюсь. Они же требовать будут.

— А вы заранее пожалуйтесь, что я на встречу не явился. Если все будет хорошо, то готовое интервью станет для них сюрпризом. А если нет — вы не виноваты. Я, в свою очередь, обещаю не соглашаться на встречу с другим корреспондентом. В знак возмещения возможного морального ущерба обязуюсь вкусно накормить вас сегодня.

Подстраховывается, гад. Видит, что таланта у интервьюера кот наплакал. И лексикончик еще тот. Значит, заранее решил, что разрешения на публикацию интервью не даст. А вот пообщаться с простецкой девицей можно. И следующую встречу запланировать. Якобы для оценки готового текста.

От злости волнение схлынуло, и я смогла наконец посмотреть ему в лицо. Обычный ухоженный пожилой человек. Дорого одет, гладко выбрит, благородная седина, легкий шлейф недешевого парфюма. Только откуда это ощущение слизи? Кажется, коснешься его, и от руки потянется вязкая мерзкая нить. «Он слизняк, — сказала я себе, — не злодей, не негодяй, просто тупой бесформенный кусок животного белка. Существо из другого мира, убивающее без эмоций. И уничтожить его надо так же — без эмоций. Потому что так надо».

Небольшой аутотренинг помог. Я смогла вернуться в роль недалекой журналистки, положила на стол диктофон и стала засыпать сидящего напротив меня человека незатейливыми вопросами. О работе, о семье, о его вкладе в борьбу с организованной преступностью. Он с удовольствием отвечал. Обстоятельно, подробно, с барским снисхождением. В какой-то момент я не удержалась:

— Вы так хорошо выглядите. Наверное, даже занимаетесь спортом? Я слышала, что лет десять назад вы попали в автомобильную катастрофу. Не повлияла ли она на ваше здоровье?

— Это очень неприятная история, — вздохнул он, — и мне не хотелось бы вспоминать о ней.

— А не для прессы? — состроила я заинтересованную рожицу. — Вы не сильно пострадали? Страшно, наверное, было?

— Бог уберег меня. В тот день я допоздна работал. Как всегда, на самые важные дела времени в течение рабочего дня не хватает. Спешил домой, жена лежала с высокой температурой. А тут на красный свет и вылетели эти недоумки. Мой водитель хоть и ехал с невысокой скоростью, увильнуть не успел. Если бы за рулем той машины сидел адекватный человек, они бы спаслись. Но, как потом выяснилось, и водитель, и пассажирка находились в крайней степени опьянения. Законченные алкоголики, отбросы общества. Наверное, в том, что они погибли, заключался божий промысел.

— Машину угнали, поди-ка? — подыграла я.

— Почему угнали? — не понял он.

— Ну, если они отбросы и законченные алкоголики, откуда у них своя машина?

— Угнали, — не утрудил себя правдоподобным ответом Синдяков, обгрызая ножку цыпленка табака.

— Вот молодежь! Ни о себе не думают, ни о других, а ведь все равно жалко. Погибли во цвете лет, — пригорюнилась я.

— Да нет, они немолодые уже были, — отмахнулся Синдяков, — у них даже ребенок был. Я перечислил ему крупную сумму денег. Хоть и не было моей вины в аварии, видит бог, но сын не должен страдать из-за дури родителей.

— Вы — благородный человек, — выдавила я из себя, — так легко простили жертв аварии.

— Жертвы! Это я жертва! Нормальному человеку уже по своему городу проехать нельзя, чтобы какой-нибудь говнюк не подвернулся. Ни днем ни ночью покоя нет. Учить их надо. И давайте закончим о грустном. Я вам лучше расскажу, как я удостоился чести…

Дальнейшее я воспринимала с трудом. Последние слова Синдякова. Именно их я слышала в ту ночь у холодной кирпичной стены. В ушах звенело. Ничего не изменилось. Даже капли раскаяния не звучало в его голосе, напротив, он будто убедил сам себя, что так все и было. Он, законопослушный гражданин, ехал с черепашьей скоростью, а мама и папа… Он даже не помнил пол ребенка, которого ограбил после убийства его родителей! Или не удосужился узнать. Словно китайский болванчик кивала я, создавая видимость заинтересованности его речью. Глупая натянутая улыбка прочно прилипла к лицу. Ладони взмокли. В себя я пришла, только когда почувствовала его руку у себя на колене.

— Вы ничего не едите. Давайте продолжим наше интервью в другом месте? За городом есть прекрасный ресторанчик. Уютные номера, свежий воздух, тишина. Поедем? А то от городской жары, смотрю, вас совсем сморило.

Слизняк, напомнила я себе, мерзкий глупый слизняк. Но давить его еще рано.

— Сегодня я не в форме, — пожаловалась я, — всю ночь с подружкой в клубе протусила. А давайте увидимся именно в этом ресторанчике в следующий раз? Там вы и почитаете готовое интервью! Все равно надо где-то встречаться. Я позвоню.

Естественно, встречаться с ним я не собиралась, просто надо было как-то закруглить встречу. Эта сволочь взяла меня за руку и подарила долгий недвусмысленный взгляд. Я, как смогла медленно, отняла руку.

— А сейчас мне пора.

Дома первым делом я приняла душ. И до ссадины терла колено, которого он касался. Ненавижу. Наконец я поняла, почему мне просто необходимо было сегодня увидеть старшего Синдякова. Встреча с Вадимом расслабила меня и в глубине души зародила зерно сомнения: а надо ли трогать близких убийцы моих родителей? И насколько жестока должна быть моя месть? Встреча с экс-прокурором рассеяла все сомнения. Жестока. Зло до сих пор не просто ходит безнаказанным, но и уверовало в свою правоту. Жестока. Иначе я всегда буду ощущать за спиной холодную кирпичную стену.

Выйдя из душа, я еще час промаялась, не находя себе места. Книга не читалась, саксофон фальшивил, общаться не хотелось даже с дедом. Внезапно я поняла, чего мне не хватает, что поможет снять омерзение, оставленное в душе после общения с убийцей. Через пятнадцать минут я уже выезжала за ворота. В цветочном магазине купила охапку белоснежных хрупких колокольчиков и тонких изящных ирисов и поехала привычной дорогой.

Давно я не была на кладбище. Могилка мамы и папы выглядела слегка подзабытой, посаженные мной маленькие робкие маргаритки совсем задавила наглая раскидистая лебеда. Один куст так разросся, что закрыл фотографию на памятнике. Я с неприязнью смотрела на этот самоуверенный сорняк: какое право он имеет лезть в чужие владения? Почему-то возникла ассоциация с прокурором — он так же влез в нашу жизнь и закрыл для нас небо. Для родителей — навсегда, нам же с Аришей оставил редкие жалкие просветы. На глаза накатились злые слезы, я начала дергать траву и зашвыривать ее подальше. Вот открылись смеющиеся лица родителей, вот — матово засияли маргаритки. Я даже испытала разочарование, когда увидела, что все сорняки уничтожены.

— Простите меня, — шепнула я, глядя в родные глаза, — я спокойно жила, училась, развлекалась и позволяла этому жирному сорняку закрывать вам солнце. Я уничтожу его.

Я давно научилась разговаривать с ними, казалось, они отвечали на мои вопросы, поддерживали или отговаривали, когда я не могла принять решение. Сейчас в глазах родителей я не увидела торжественного согласия с моей клятвой, казалось, они просто радовались открывшемуся для них солнцу, освобожденным цветам, моему присутствию. И мне стало немного легче. Так легко становится, когда избавляешься от старого хлама и грязи. Но дышать полной грудью я все-таки не могла.

— Подождите еще немного, — попросила я, — скоро все встанет на свои места.