ГЛАВА 8

– Остались двое, госпожа Серафима и массовик-затейник этого спектакля, – отчитывалась я перед Аришей, – мужа Ирины мы оставим на десерт, пусть пока томится от неизвестности: жена-то пропала.

– А что, если он позвонит в милицию?

– Не думаю. У этой семьи имидж идеальной, он еще надеется завершить задуманное. Если сейчас засветится в милиции, после ее смерти могут возникнуть вопросы. Скорее всего, он выжидает: или жена объявится, или, на его несчастье, найдут ее хладный труп, к которому он не имеет не малейшего отношения. Сергей явно нервничает, это нам тоже на руку. Я еще не до конца продумала свой вариант дальнейшего развития события, но хорошая встряска неизвестностью ему не помешает.

– А с Серафимой? Что ты будешь делать с госпожой Серафимой? – поинтересовался дед.

– Узнаешь, – улыбнулась я. – Если все получится, бомонд еще долго будет гудеть о том, что сотворил с госпожой Серафимой божий суд. Я даже допускаю, что, если у нее не хватит ума держать язык за зубами, в наш маленький городок зачастят съемочные бригады известных своей мистической направленностью телеканалов.

– Ну и прекрасно, – подытожил дед, – а то что-то скучно как-то стало в нашем Горовске. Кстати, должен тебя предупредить, Коля Ермак землю роет, ищет женщину, которая спасла его мать. Для него отблагодарить ее – дело чести. Смотри, если он тебя не найдет, может возненавидеть.

– Я подумаю, что с него взять, – улыбнулась я.

Иметь преданного и обязанного тебе вора – дело хлопотное, но выгодное. Кто знает, чьи услуги понадобятся мне в тот или иной момент! Чистое осеннее солнце заливало комнату, безжалостно обнажая незаметный прежде тонкий слой пыли на мебели. Дед помолчал, потом, взвешивая слова, медленно спросил:

– Ты знаешь, как Ермак покарал нотариуса и медсестру?

Луч солнца уже дополз до портретов над камином. Специальное стекло на них не давало бликов, поэтому свет лишь свободно заливал лица моих мамы и папы, делая их глаза ярче, а улыбки светлее.

– Не знаю, и знать не хочу. Если он их помиловал, значит, на то были свои причины. Думаю, в этом случае у них хватит ума больше не соваться в криминал. Если нет, они заслужили кары. Ничто не может оправдать гибель невинных.

– Не слишком ли ты жестока?

– А при чем тут я? Они сами расставили на себя мышеловку, сами наживили ароматный кусок сыра, сами дернули за приманку. Я лишь слегка скорректировала место, время и персонажей. Они в любом случае кончили бы плохо, только позже. А за это время успели бы отправить на тот свет еще несколько человек. Кстати, Коля обещал мне, что до смертоубийства дело не дойдет, но город отравлять своим присутствием они больше не будут. Так что я все делала правильно.

– Наверное, – вынужден был согласиться Ариша, – просто я к старости что-то становлюсь размазней. Кстати, о размазне. Тут опять маячил этот наш сосед в перспективе. Интересовался тобой. Может, отобьешь его у подруги? Парень-то вроде ничего?

– Размазня, – попробовала я на язык едкое словечко, подкинутое дедом. – Если он никак не определится, которую из сестер выбрать, это его проблемы. Да и некогда мне. Дедуль, ты не знаешь, много ли в нашем городе фотомастерских, берущихся делать портреты для памятников? Такие, в овальчиках?

– Окстись, мон ами, я еще молод и полон сил. Конечно, о плохом надо думать заранее, но я категорически заявляю: никаких овальчиков! Это только для бедных и лишенных вкуса. Еще не хватало, чтобы ты заказала мой портрет с той ужасной фотографии на паспорте и прохожие с содроганием взирали бы на мое некрасивое лицо. Давай лучше остановимся на печальном маленьком ангеле: так жаль, что сейчас перестали ваять этих пухлых младенцев с крылышками. Я видел подобного на гробнице княгини Лопухиной – очень мило. Без излишнего трагизма, только мимолетное ощущение легкой печали и вечности. А над стихами на памятнике я подумаю. Надо взять что-нибудь из классики, например…

– Дедуля, прекрати, – взмолилась я, – какие ангелочки? Какие классики? Дай мне сначала с ведьмами и мастерами шансона разобраться. Ты про овальчики мне ответишь или нет?

– Не отвечу, – обиделся Ариша. – А если тебя так заинтересовала похоронная атрибутика, иди к магазину, там тетя Маня козье молоко продает, у нее и консультируйся. Это ее самая любимая тема.

– Ариша, да ты просто энциклопедия русской провинциальной жизни, – восхитилась я, – разве может в Горовске что-то укрыться от твоего зоркого взора! Спасибо.

Я чмокнула деда и побежала к маленькому магазинчику, расположенному на территории коттеджного поселка. Тетя Маня, торгующая козьим молоком, охотно рассказала, что керамические портреты для памятников в нашем городе делают только в одной мастерской. Она назвала адрес, который я и так знала, схватила меня за рукав и начала подробно, в деталях инструктировать по поводу организации похорон. Я предвидела подобную словоохотливость, поэтому купила у нее бутылку молока, уловила момент, когда она отпустила мой рукав, для того чтобы отсчитать сдачу, и убежала. Это очень хорошо, что я успела познакомиться с персоналом фотомастерской. По крайней мере, я знаю, что при появлении купюр парень закроет глаза на вопросы морали.

Мне повезло, либо в мастерской работал один мастер, либо сегодня была смена моего знакомого. Меня встретил тот самый тип, который продал мне файлы с фотографиями бабы Вали, покинувшей этот свет не без помощи госпожи Серафимы.

В мастерской было пусто, поэтому я молча выложила перед ним купюру, а рядом – листок, на котором были данные на тех несчастных, которые тоже пострадали от «лечения» целительницы.

– И что? – облокотился на локти парень.

– Фото на памятники, – пояснила я, – у вас наверняка сохраняются электронные версии портретов. Поищи-ка мне вот этих товарищей, только быстренько. Гарантирую доплату за срочность.

– Бабушки и дедушки? – вспомнил он меня.

– Двоюродные, – кивнула я.

– Вы меня пугаете, сеньорита, – ломался он. – Такая юная, прекрасная – и пагубная страсть к покойникам? Несовместимо! Хотите, я продам вам свою фотографию? У меня есть одна в стиле ню.

– Хочу, – кивнула я, – нам для черной мессы как раз не хватает одного живого и молодого. Гемофилией не страдаешь? Плохо. Для жертвоприношения они как нельзя лучше подходят. Но ничего, на безрыбье и рак рыба.

Парень застыл в замешательстве, ища на моем лице тень улыбки, потом, решив, что его все-таки разыгрывают, махнул рукой:

– Вот всегда так. Начнешь клеиться к симпатичной девчонке, а нарвешься на ведьму. Подожди немного, в базе данных посмотрю. Когда, говоришь, почтенные покинули мир иной?

Спустя десять минут к фотографиям бабы Вали на моей флешке присоединились фото еще двух погибших, если и не по прямой вине, то не без содействия госпожи Серафимы. Теперь дело за Витей Шиловым и за моими приятелями, Васей и Люсей.

Кладбищенские бомжи были мне рады. Люся схватила меня за рукав и потащила к часовне, гримасничая и делая таинственные знаки Васе. Вася скромно трусил следом.

– Только молчи, – предупредила его Люся, – только рот открой! Скажешь хоть слово заранее, я тебе всю морду раскарябаю!

– Да я… – начал было Вася.

– Молчи, говорят, – рявкнула его подруга.

Наконец она подвела меня к часовне. Она являла собой весьма забавное зрелище. Сбоку купола красовалась основательная труба, в полуразрушенное узкое оконце была вставлена пластиковая рама.

– Видишь, – хвастливо обвела рукой Люся свое жилище, – как красиво сделали? И печку, и стекло. Окошко даже открывается, проветривать можно. Но пока не надо, двери-то все равно нет. А вообще, похоже на маленький замок.

Как же я забыла про дверь? Надо исправить, пока не начались настоящие холода. Меня и так удивляло это неожиданное желание Люси и Васи гнездоваться: насколько я помню, оба они решительно выступали против какого бы то ни было устроенного быта. Может, время пришло?

– Люсь, а может, выкупим вам какой-нибудь маленький домик в деревне? – в который раз предложила я. – Потихонечку устроитесь, работу вам найдем.

– Ты что, с ума сошла, в деревне? – возмутилась Люся. – Да там одни необразованные и алкоголики остались, Васю моего в момент с пути истинного собьют. И работать я никогда в жизни не буду. Раз у меня замок есть – значит, я уже не просто Люся, а леди. А настоящие леди работают только на благотворительность. А мне кажется, из меня эта самая ледя очень хорошая получилась бы. Только правила надо выучить. У тебя книжки какой нет?

– Книжки нет. Зато есть возможность поставить вам дверь.

– Что делать надо? – подошел сообразительный Вася. – Мне этой самой леди быть не хочется, я могу и так поработать, за дверь или деньги.

Вася внимательно выслушал, что от него требовалось, задал несколько наводящих вопросов, взял деньги на расходы, записал адрес. Люся все это время неуверенно топталась рядом. Когда я уже собралась уходить, она шмыгнула носом и заявила:

– За дверь работать не буду. А за интерес буду. А то ишь ты, какие хитрые, им приключения всякие, а мне – бутылки собирай. Сами собирайте!

Если вопрос с наймом бомжей решился быстро, то Шилову пришлось повозиться: мое счастье, что для Вити не было ничего невозможного. Чем сложнее казалось мое задание, с тем большим энтузиазмом он за него брался, и не было случая, чтобы этот доморощенный гений меня подводил.

Не прошло и суток, как к приведению в исполнение наказания для госпожи Серафимы все было готово. Точнее, почти все. Не хватало самой малости – свободного доступа в квартиру. Хочется не хочется, но придется прибегать к услугам Ермака – предоставим ему возможность выполнить долг чести. Ариша сказал, что Коля почти каждую ночь появляется в казино, видимо, у парня отпуск после отсидки. Вечером я наложила грим и вслед за дедом направилась в казино. Дед не видел меня в этом образе, и этим был застрахован от сердечного приступа – если бы он увидел меня вместе с Колей Ермаком, стоять мне в углу до второго пришествия.

Игрок из меня неважный, поэтому я решила не ронять своего достоинства за карточным столом, а присела к автоматам. Отсюда я могла исподтишка наблюдать за игровым залом. Арише сегодня везло, но он вел себя достойно: бесстрастное выражение лица, отсутствие лихорадочного блеска в глазах. Вот что значит воспитание! Впрочем, игра для него не была средством существования, скорее, развлечением. И полувековой стаж за игровым столом чето-нибудь, да значил.

Ермак со свитой прибыл ближе к полуночи, я знала, что в казино он пробудет недолго, но не торопилась. Мое алое мини в сочетании с париком-каре цвета воронова крыла дополняли длинные накладные ногти, покрытые черным лаком, и высокие ботфорты. Совершенно не выношу сочетание черного и красного, но признаю, что не заметить столь яркое пятно невозможно.

Наконец он мельком пробежал глазами по моей фигурке, потом обернулся и посмотрел более пристально. Кажется, узнал. Презрев созданный им же и подобными ему этикет, он вскочил с кресла и сам подошел ко мне.

– Ты чего так быстро убежала? Даже телефона не оставила! Мои весь город обыскали. Я обещал тебя озолотить – значит, озолочу, хочешь ты того или нет.

– А ты хочешь, чтобы я смотрела, как ты вершишь правосудие? – фыркнула я. – Мало удовольствия. Я свое дело сделала, дальше – твоя работа.

– Любая работа должна оплачиваться.

– Я сама решаю, требовать за свои услуги плату или нет.

– Это тебе только кажется. Мать для меня – святое, любой, кто позволит упасть слезинке из ее глаз, до конца жизни будет жалеть об этом. Если, конечно, ему повезет и он поживет еще какое-то время. А ты спасла ей жизнь. Значит, должна быть вознаграждена. Проси чего хочешь.

Я еле смогла сдержать улыбку. Сколько же примитивного романтизма кроется в этих темных душах! Я неплохо успела узнать Валентину Борисовну, и скорбный старческий лик с потерявшейся в морщинах прозрачной слезой как-то не вязался с ее образом. Эта бабуся сама могла довести до слез кого хочешь. К тому же я сейчас чувствовала себя героиней сказки, вытащившей джина из кувшина. Чего загадывать будем? Новое корыто или дождь из купюр мелкого достоинства?

– А если я откажусь? – ломалась я.

– Тогда я сам придумаю для тебя вознаграждение, – пригрозил Коля.

– Хорошо, – решила не усложнять я. – Мне нужны отмычки и краткий курс пользования ими.

– Ни хрена себе! – присвистнул Ермак. – Вот это я понимаю. Девочка, а зачем тебе самой ручки марать? Это дело рабочей скотины, хаты вскрывать. Голова у тебя, гляжу, варит, антураж шикарный, если хочешь к нам, так и скажи.

– Коля, – прямо посмотрела я ему в глаза, – я похожа на дешевку?

– Сначала была похожа, – признался он, – а теперь уже не очень. Я даже думал, что ты от ментов. Но потом понял: если бы ты была от них, то не оставила бы так просто этих двух уродов мне.

– А если я от конкурентов?

– Тоже вряд ли. В таком случае ты точно не стала бы отказываться от моего предложения. Только отмычки – слишком малая плата за спасение моей матери.

– Мне хватит, – щедро отмахнулась я.

– Ладно, – решил и он, – тогда я должен взять с тебя слово, что при возникновении любой проблемы ты будешь искать защиты и помощи у меня.

Я, не думая, поклялась своим честным именем и гробом. Коля, конечно, был не чета известным российским ворам в законе, но в рамках Горовска влияние имел, и его покровительство было мне на руку. С другой стороны, открываться ему я не собиралась: раз уж у меня возникла аналогия с джином, то избавиться от нее не удастся, а любителям сказок известно, что джин никогда не даст что-то, не забрав взамен нечто более важное. Эти джины – мастера переиначивать просьбы наивных и жадных людей.

– Отмычки и урок мне нужны сейчас, – поставила я свое условие, – иначе мне придется просить кого-то другого.

Ермак свистнул своим подчиненным, и через полчаса я уже бродила по подсобкам казино в сопровождении парочки юрких мужиков и изучала методы нейтрализации замков разного типа. Оказалось, что при наличии хорошего инструмента это дело не такое уж и сложное. Естественно, Коля решил в этот раз не упускать меня из виду и послал за мной машину. Я спокойно доехала на такси до двора, возле которого припарковала свой мини-купер, зашла в первый попавшийся подъезд, сняла парик и влезла в джинсы, которые прихватила с собой. Машина с братанами еще стояла возле дома, когда я, не торопясь, вышла. За углом села в свою машину, еще раз тщательно проверила, нет ли за мной «хвоста», и поехала домой. Если Коля мне понадобится, я смогу его найти. А пока пусть его свита обыскивает дом на предмет смазливой и хитрой кореяночки.

От Ариши я знала, что госпожа Серафима живет одна, семьи не имеет. Рабочий день ее был фиксированным, как на госпредприятии, поблажек она себе не делала, работала от звонка до звонка, поэтому моя авантюра была сравнительно безопасной. Многочисленные замки ее поддались моим отмычкам, сигнализации в доме не оказалось. Пока Шилов занимался телевизионным кабелем и самим телевизором, я орудовала в доме. Моя задача была простой: спрятать в квартире несколько глазков камер и замаскировать динамики, которые выдал мне Витя.

Госпожа Серафима и другие люди данной профессии могли не верить в то, чем занимаются, часто лишь ставя «чудеса» на поток, но в подсознании у них всегда живет страх перед неведомым. Как бы удачно не играли они на вере людей в магию и потусторонний мир, эта игра рано или поздно должна была обернуться против них самих. Так уж пусть лучше рано.

Талантливые на импровизацию Люся и Вася разработали свой план. На нашу удачу, квартира госпожи Серафимы располагалась на первом этаже, окна хотя и были зарешечены, но находились довольно близко от земли. Начать измываться над «бедной старушкой» решено было уже сегодня ночью.

После полуночи я припарковалась недалеко от ее подъезда и включила ноутбук. Госпожа Серафима уже спала. Прошло немного времени, и к мягкому свечению ночника добавился неяркий свет внезапно включившегося телевизора. На экране мелькали черные и белые точки, слышалось тихое шипение. Госпожа Серафима тревожно заворочалась, потом проснулась, подняла голову, нащупала пульт и выключила телевизор. Не прошло и минуты, как он зашипел снова. Серафима несколько раз пыталась справиться со взбесившейся техникой, и каждый раз проигрывала. Наконец, она проснулась окончательно, встала, накинула халат, наклонилась и попыталась выдернуть шнур телевизора из розетки. Я быстро щелкнула переключателем пульта, который вручил мне Шилов. Мне не было видно, что показал экран, но Серафима вдруг замерла в неудобной позе, а потом шарахнулась прочь от телевизора. Рука, в которой она держала пульт, отчаянно дергалась, женщина пыталась все-таки выключить телевизор, на ее лице застыла маска ужаса.

Я не видела, но я знала, что сейчас на фоне «белого шума» на экране мелькают плохо различимые, но вполне узнаваемые лики людей, которым ее «лечение» помогло уйти в мир теней раньше времени. Настало время задействовать динамики. Я щелкнула другим переключателем, и в своих наушниках услышала тихий, но четкий шепот:

– Иди к нам… к нам… иди к нам…

Судя по расположению динамиков, шепот должен был идти на госпожу изо всех углов ее дома. Серафима выронила пульт и закрутила головой, пытаясь найти источник страшного шипения. В этот момент она напоминала мне ночную сову, ослепленную светом фар. Наконец, она нашла в себе силы броситься к телевизору и выдернуть вилку из розетки. Экран потух, я выключила динамики. Пусть немного успокоится. Конечно, если телевизор самостоятельно включается среди ночи и начинает показывать всякие неугодные хозяйке вещи, это неприятно, но в принципе объяснимо. А как вы объясните вот это?

Я опять щелкнула переключателем, и глухую тишину квартиры Серафимы прервал резкий звук сливающегося туалетного бачка. Гадалка натянула одеяло до самого подбородка, потом, дождавшись, когда звук утихнет, медленно прокралась к туалету. Естественно, там никого не было. Она внимательно осмотрела узенькое помещение, подняла голову кверху и вздрогнула: на белом потолке четко отпечатался жирный земляной след костлявой ладони.

Больше в эту ночь госпожа Серафима спать не ложилась. Она включила свет во всех комнатах, опасливо глядя на телевизор, прибавила громкость в приемнике, забралась с ногами на диван и, испуганно озираясь, крутила головой по сторонам до самого утра. Впрочем, об этом я и сама узнала утром, когда просмотрела записи: бдить всю ночь перед окнами шарлатанки мне не улыбалось, к тому же под покровом ночи мне еще следовало посетить ее офис.

Утром я не смогла отказать себе в удовольствии увидеть парадный выход госпожи Серафимы. На работу она выезжала около десяти, простые обыватели выходят из дома гораздо раньше, поэтому о необъяснимом ночном происшествии знал почти весь двор: окно и входная дверь гадалки были заляпаны густыми земляными отпечатками рук и ног. Если учесть, что ночи стояли сухие и холодные, неизвестно откуда взявшаяся грязь, да отпечатки босых ступней развеселили храбрых и перепугали слабонервных. К тому же художественная натура Люси не позволила примитивно пачкать дверь, и следы они с Васей расположили в форме креста.

Бледная Серафима почти бегом пробежала к своей машине и долго не могла попасть в замочную скважину. Наконец ей удалось сесть в автомобиль и захлопнуть дверцу. По лицу ее стекали капельки пота, и она машинально достала из бардачка валявшуюся там салфетку. Серафима вытерла лоб и недовольно поморщилась: почему салфетка влажная? Вопль, раздавшийся из закрытой машины, привлек внимание даже тех, кто проигнорировал живопись Васи и Люси: полуистлевшая грязная красная тряпочка никогда не была частью обивки гроба, но в контексте недавних событий очень ее напоминала. Конечно, если бы госпожа Серафима включила на ночь сигнализацию, мне не удалось бы так легко подменить небольшую салфетку, которую она хранила в бардачке, на этот кусок текстиля, но, на мое счастье, этой ночью она забыла или посчитала лишним ставить машину на охрану.

В итоге госпожа Серафима отправилась на работу на общественном транспорте.

В офисе ее ждало мало приятного. В ответ на ее просьбу приготовить кофе, секретарша отчаянно завизжала. Демонстрируя посетителям сахарницу, полную земли, она не могла вымолвить ни слова, только показывала пальцем в черное месиво, в котором чинно копошился мирный земляной червячок.

Запись Витя поставил на таймер, поэтому динамики выдавали шипение «пропавших душ» уже без моего участия. Чтобы у госпожи Серафимы не возникло сомнения в том, чего, собственно, от нее хотят загубленные пациенты, голоса уточняли:

– Убийца-а-а, – грустно и продолжительно констатировал мужской голос из розетки под столом.

– За что? – хныкало из полости над люстрой.

– Мы жде-е-ем, – шелестело из замка дверной панели.

«Голоса» были тихие, шипящие, при поверхностном обыске динамики обнаружить было невозможно, и если запись срабатывала в присутствии клиента, и он, и Серафима замирали, таращась друг на друга и надеясь, что этот непонятный голос – шутка другого.

– Вы слышали? – спросила экзальтированная особа, сидящая в кресле напротив госпожи Серафимы.

– Что? – преувеличенно спокойно ответила та. – Я ничего не слышала.

– Как же? А этот шепот: «Ты умрешь», мне послышался, что ли?

– Конечно, – уверенно ответила госпожа, – вам послышалось.

– Ну, знаете ли, – вскочила та, – я к вам от нервов лечиться пришла, а вы меня смертью запугиваете. Еще и деньги берете.

– А вы правда это слышали? – уточнила Серафима.

– Вы меня еще и во вранье обвиняете? Где я могу получить свои деньги?

– У секретаря, – упавшим голосом ответила госпожа, – и скажите там, что на сегодня прием окончен, я что-то не в форме.

– Вот нахалка, – возмутилась особа, – она меня еще и за секретаря работать заставляет!

В эту ночь гадалке тоже не удалось уснуть. Не помогло даже обесточивание телевизора: Шилов предусмотрительно установил в корпусе мощный аккумулятор.

Уже без моей подачи этой историей заинтересовалась местная пресса: мистика как раз была на волне популярности, и тоскующие от отсутствия сенсаций и остренького журналисты просто как с цепи сорвались. Оголодавшие акулы пера смогли выйти на вдовца бабы Вали, результатом этой встречи стал репортаж, разъясняющий загадочные явления непонятливым гражданам.

Народная молва, как водится, добавила к имеющимся фактам выдуманные, и город несколько дней развлекался свалившейся на него с неба сенсацией.

Не до шуток было лишь госпоже Серафиме. Мало того, что репутация ее погибла безвозвратно – у кого хватит решимости обратиться к целительнице, которую посещают души загубленных ею людей? – так она и сама была перепугана до смерти. Кроме знаков, которые на каждом шагу расставила ей лично я, ей и самой стали мерещиться символы смерти и образы погибших. Артистичные натуры впечатлительны, стоит только начать внушать им то, что ты хочешь, дальше они подхватят твои образы сами и уже не отпустят, пока не придут к какому-нибудь финалу. А финал для госпожи Серафимы должна была придумать я.