Глава 5
Тищенко ерзала в кресле, чувствуя себя неуютно в «Мини-Купере». Она кусала кубы, а ее взгляд при этом был какой-то отсутствующий, расфокусированный.
— Да, я виновата. — Лидия шмыгнула носом. После этого исповедального всхлипа она снова замкнулась.
Не было никакого смысла сотрясать воздух в салоне моего авто совестливыми речами, она и без них находилась не в том состоянии, чтобы продолжать беседу. Я решила занять нейтральную позицию, сказав:
— Вы оказались в сложной жизненной ситуации и выбрали не самую оптимальную модель поведения. Что ж, бывает.
Почувствовав, что я все же не враг ей, Тищенко решилась узнать:
— Как я могу вам помочь?
— Расскажите мне об Анисимовой. Что она за человек? Какие скрытые пружины движут ее жизнью? — попросила я, незаметно включив кнопку диктофона.
— Валерия Николаевна любит деньги и власть. — После некоторой паузы Лидия добавила: — Зарплата директора дома престарелых была не ахти какой, но эта должность давала ей возможность получить дополнительный доход.
— А если конкретней?
— Анисимова брала взятки у тех, кто хотел пристроить своих родственников к нам в интернат. Она выписывала на нас премии, — говорила Тищенко без особых эмоций, — а забирала все себе, но это все мелочи… Потом, когда у нас стали проводить медицинские эксперименты, Валерия Николаевна заметно приподнялась — купила новую машину, иномарку, стала одеваться богаче…
— Остановитесь подробнее на этих экспериментах, — попросила я.
— Я ничего о них толком не знаю…
— Но вы ведь делали постояльцам дома престарелых инъекции кардипола, — я дала Тищенко понять, что мне кое-что все же известно.
— К сожалению, это так. Но я не знала, к чему это приведет… Однажды Валерия Николаевна вызвала меня к себе и поинтересовалась, как здоровье моего сына. Меня это очень удивило, потому что ее никогда прежде не волновало, есть ли у кого из сотрудников какие-то семейные проблемы и уж тем более какие именно. Она откуда-то узнала, что у меня ребенок-инвалид. Я рассказала ей, чем именно болен мой сын, что его состояние может улучшить операция и сколько она стоит. Мне показалось, что все это ей интересно, и я добавила, что моя мама мечется между внуками — у моей младшей сестры три сына. Выслушав меня, Анисимова предложила пожить с Виталиком в интернате и поработать на две ставки, потому что моя напарница увольняется. Я согласилась, даже не подозревая, что в этом предложении может быть какой-то подвох. Валерия Николаевна выделила нам комнатку во флигелечке. — Глаза Тищенко наполнились слезами.
— И вы переехали в интернат? — подтолкнула я замолчавшую Лидию к дальнейшим откровениям.
— Да, отказаться от такого заманчивого предложения было невозможно. Я стала работать на две ставки, не напрягая при этом свою маму. Виталик при этом был под постоянным присмотром. К нему бабушки и дедушки, из числа наших постояльцев, от нечего делать заходили. Потом у нас охранник был, Боря Лосев, так он тоже мне помогал. Все так хорошо складывалось, а потом Бориса ни с того ни с сего обвинили в халатности и уволили… Я не сразу поняла, что Анисимова ненужных людей убирает: сначала мою напарницу, потом Борю… А потом она вызвала меня к себе и сказала, что надо всем постояльцам колоть на ночь какой-то неизвестный препарат, вроде как снотворное. Вот тут уж я заподозрила неладное и отказалась.
— А что же Валерия Николаевна?
— Ее ничуть не смутил мой отказ. Она сказала, что сверху пришла устная директива проверить на наших постояльцах действие нового препарата. Я опять-таки усомнилась, что кто-то сверху может отдать такой приказ. Но Анисимова стала очень красноречиво говорить о том, что наши старики живут здесь, как трутни, на всем готовом, что это неправильно. А правильно будет, если они сделают что-нибудь полезное для общества. В данном случае — проверят на себе действие новых препаратов, которые, возможно, спасут многие и многие жизни. Я тогда была так благодарна Валерии Николаевне за то, что она для меня сделала, и согласилась. Только потом, когда умер Покрышкин, я задумалась, не от кардипола ли он скончался. Тому дедушке шел уже девяностый год, болячек у него хватало, и наш врач дала заключение о причине смерти. Все обошлось без вскрытия.
— То есть в доме престарелых был свой врач? — уточнила я.
— Да, Кира Константиновна, но работала она у нас по совместительству.
— А она была в курсе насчет испытаний?
— Да, но мы с ней никогда эту тему не обсуждали. Она появлялась в доме престарелых всего на несколько часов, спрашивала, какие жалобы у пациентов, делала назначения и уходила. А перед уходом Кира всегда к Валерии заглядывала. Они общались при дверях, закрытых на ключ. Мне как-то понадобилось срочно позвать докторшу к заболевшему старику и пришлось к ним стучаться…
— Как фамилия врача? — поинтересовалась я.
— Иволгина.
— Где она сейчас работает?
— Я не знаю. Она уволилась незадолго до пожара, и вроде бы даже уехала из Горовска.
— Ладно, продолжайте дальше, — попросила я.
— Старики стали умирать один за другим, просто мор какой-то напал на них. Все забеспокоились… Я пошла к Анисимовой, чтобы сказать ей, что больше не буду участвовать в этом эксперименте, а она не только не приняла мой отказ, но еще и стала кричать на меня. Мол, у нее и так проблем полно, а тут я лезу. Валерии Николаевне кто-то по секрету сообщил, что к нам комиссия из областного центра вот-вот приедет, чтобы выяснить, почему смертность повысилась. Разумеется, моему сыну нельзя было оставаться в интернате. Я попросила Борю, который жил через дорогу, чтобы он на время приютил нас с Виталиком у себя — домой мы вернуться не могли, потому что я сдала квартиру студенткам, деньги у них вперед за два месяца взяла и отложила их на операцию сыну. Лосев согласился и даже в очередной раз предложил мне выйти за него замуж. Я сказала, что подумаю об официальном оформлении отношений, и мы с Виталиком переехали из флигеля к нему. Борис жил со своей пожилой матерью. Ей, конечно, не нравилось, что сын нашел себе женщину с ребенком-инвалидом, но она мне в глаза это не высказывала…
— Лида, давайте вернемся к тому, что произошло в доме престарелых. Вы знали заранее о пожаре?
— Нет, — мотнула головой Тищенко. — Анисимова позвала к себе в кабинет меня и Степана Нефедова, охранника. Она предположила, что, скорее всего, это Иволгина, уволившись, настучала об экспериментах в облздрав. А еще Валерия Николаевна сказала, что кардипол накапливается в печени, разрушая ее, поэтому, несмотря на то что мы перестали вводить его старикам, анализ крови обязательно это покажет.
— То есть в результате вашего «научного эксперимента» выяснилось, что вреда от этого препарата больше, чем пользы?
— Можно сказать и так. — Тищенко тяжело вздохнула. — Производителям предстояло улучшить рецептуру.
— А кто производитель?
— Какой-то «Сильс». Где он находится и кто им руководит, я не знаю. Так вот, я спросила Валерию Николаевну, — Лидия вернулась к прежней теме, — что же теперь со всеми нами будет. Она сказала, если очень постараться, то можно найти выход. Нефедов был того же мнения. Он не слишком-то унывал. Анисимова подмигнула Степану, и тот дал ей понять, что все понял. Я даже представить себе не могла, что они задумали, правда. Я тогда вообще плохо что-либо соображала, потому что думала о Виталике, о том, что с ним будет, если меня посадят… До меня дошло, на что намекала Анисимова Нефедову только тогда, когда ночью увидела из окна, что горит дом престарелых. Набросив на себя одежду, я побежала туда, чтобы открыть запасной выход. Я случайно увидела днем, что Степан закрыл его снаружи, но тоже не придала этому значения.
— Лида, а расскажите мне об этом охраннике.
— Он устроился в дом престарелых примерно за полгода до пожара. Степан Всеволодович постоянно торчал в кабинете у Анисимовой. Ходили слухи, что они любовники. Но я однажды видела, что он приставал к нашей кухарке Верочке.
— Так, Нефедов — бабник. Что еще?
— Я могу ошибаться, но мне кажется, это именно Степан предложил Анисимовой устроить тот эксперимент.
— Почему вы так думаете?
— Он будто бы специально для этого к нам устроился. Трудно представить, чтобы наша Валерия Николаевна прислушивалась к какому-то охраннику, но это так, она с ним считалась. Да что там считалась, она плясала под его дудку! Думаю, Нефедов на самом деле был не тем, за кого себя выдавал. Не простой он мужик, очень непростой, — Лида сузила глаза, словно пыталась представить его. — Степан физически очень сильный. Он один может выдержать напор толпы. Однажды к нам компания наркоманов вломилась. Они требовали проводить их в медпункт. Нефедов выставил их вон, хотя у кого-то из парней поблескивал в руках нож. А если Степана сильно разозлить, он и убить может.
— Так уж и убить? — Я сознательно впустила в свой голос скепсис, чтобы Тищенко проиллюстрировала свое последнее замечание какими-нибудь примерами.
— К нам как-то ночью на кухню залез через окно пожилой бомж, так Степан поймал его и стал так дубастить, что мы все, кто той ночью дежурил, испугались, что он его забьет до смерти за кусок колбасы. Я, конечно, не уверена, но мне кажется, что Нефедов служил в каком-нибудь спецподразделении. Физически он очень крепок.
— Ясно. Давайте вернемся к Анисимовой. Характеризуя ее, вы сказали, что она любит деньги и власть. Похоже, что деньги она все-таки любит больше, если позволила себе пойти на поводу у охранника, предложившего ей выгодную сделку, — размышляла я вслух. — Лида, а что вам известно о личной жизни Валерии Николаевны?
— Не так уж много. Она сама никогда ничего о себе не рассказывала, но кое-какие подробности ее семейной жизни все-таки к нам просочились. К одной из наших постоялиц приходила приятельница, которая жила в одном доме с Анисимовой. Так вот, она сказала, что года четыре назад Валерия Николаевна выгнала мужа, узнав, что он ей изменяет с молодой незамужней женщиной из соседнего подъезда. Как ни странно, но Анисимов ушел не к соседке, а к своей матери. А через год он умер. То ли спился с горя, то ли какая-то болезнь свела его так быстро в могилу. Точной причины его смерти та женщина не знала. Зато она была в курсе, что дочь Анисимовой, Ксюша, считала мать виноватой в смерти отца. Стены в том доме тонкие, так что слышно все, о чем соседи разговаривают. Вот она и слышала, что Ксюша бросала матери те обвинения. Как только ей исполнилось восемнадцать, она уехала из Горовска. Валерия Николаевна говорила соседям, что ее дочка учится в Москве, только Ксения ни на одни каникулы к ней не приезжала. Похоже, обида на мать глубоко засела в ее душе… Я вчера вечером ждала Анисимову около ее дома, но так и не дождалась. Мне сказали, что она куда-то переехала.
— Я в курсе. Через полтора месяца после пожара она купила себе трехэтажный коттедж в пригороде Горовска.
— Это зачем же ей одной такие хоромы? — удивилась Тищенко.
— Для некоторых излишек — вещь крайне необходимая, — философствовала я. — А может, Валерия Николаевна надеется, что дочь к ней вернется, забыв все обиды.
Лидия о чем-то задумалась. Я не стала отвлекать ее своими вопросами. Минуты через две она заговорила:
— Купила дом… Так вот, значит, почему она отказалась от своих слов. У нее, похоже, денег не осталось, все в коттедж вбухала.
— Так Анисимова обещала вам деньги? — уточнила я.
— После пожара Валерия Николаевна в присутствии Нефедова спросила меня, понимаю ли я, что мне надо держать язык за зубами. Я кивнула. Она протянула мне сверток с деньгами, но я отказалась. Они мне были ой как нужны на операцию для Виталика, но я посчитала кощунственным брать те деньги. Это все равно ведь что танцевать на костях. — Лида закрыла лицо руками. Не отнимая их, она проговорила: — Пожар вечным ужасом останется в моей душе. Мне никогда не избавиться от этого кошмара. По ночам я вижу перекошенные от страха лица наших стариков. Я слышу предсмертный крик Анны Петровны, нашей санитарки… Она еще совсем не старой была… Мне нет прощения. Я знаю. Но мой сын, он ни в чем не виноват. Если ему не сделать операцию в самое ближайшее время, то потом будет уже поздно…
— Лидия Михайловна, я обещала дать вам деньги на операцию сына, и я дам их. Какая сумма вам необходима? — поинтересовалась я.
— Раньше такие операции делали только за границей, точнее, я думала, что у нас их не делают. Но один врач из больницы, где я сейчас работаю, узнал о моей проблеме, навел справки и нашел российскую клинику, в которой могут помочь моему сыну. Мы послали туда выписку из медицинской карты Виталика, копии его снимков, результаты последних анализов, и нас поставили на очередь. А вчера оттуда позвонили и сказали, что готовы принять Виталика уже через неделю. Несмотря на то что стоимость лечения у нас меньше, чем в Германии или Израиле, мне все равно не хватает половины суммы, — Тищенко озвучила цифру. — Когда я отказалась от денег, Валерия Николаевна сказала, если я вдруг передумаю, то могу к ней обратиться за своей долей. Полгода назад я была уверена, что ни за что и никогда не сделаю этого. Но теперь, когда появился реальный шанс спасти сына, я поняла, что готова пойти на все, даже унизиться до просьбы… Анисимова мне сегодня отказала, не сдержав своего слова. Так что я тоже имею полное право его не сдержать…
— Вот, — я достала из кошелька практически все его содержимое. Пересчитав купюры, я поняла, что это чуть больше половины требуемой суммы. — Возьмите пока это. У меня с собой больше нет. Но завтра, обещаю, я подвезу вам оставшуюся часть в любое удобное для вас место…
— Завтра, — горько усмехнулась Тищенко. — Я много раз слышала это слово… Для меня «завтра» все равно, что никогда.
— Вы не поняли, я не пытаюсь вас кинуть. Раз пообещала решить вашу проблему в обмен на интересующую меня информацию, значит, решу. Просто у меня с собой нет больше наличных. — Я положила Лидии на колени пачку крупных купюр.
— Неужели то, что я вам сейчас рассказала, этого стоит?
— Не стоит, — честно призналась я. — Но когда речь идет о здоровье ребенка, торг неуместен. Так куда мне завтра подвезти вам деньги?
— Если не трудно, то во вторую градскую больницу, в хирургическое отделение.
— Договорились.
— Спасибо. — Лида убрала деньги в свою потрепанную сумочку, открыла дверцу и, прежде чем выйти, спросила: — Как вас зовут?
— Это неважно.
— Я поставлю свечку за ваше здоровье.
— Полина, — ответила я.
— Спасибо вам, Полина. Вы позволите дать вам один совет?
— Давайте, — как-то машинально ответила я.
— Вы мне сказали, что вас кто-то нанял, чтобы наказать тех, кто виноват в смерти стариков… Вы добрая девушка, а взялись за недоброе дело. Откажитесь от насилия. Не гневите Бога.
— Я взялась за это, чтобы остановить распространение зла. Вы, Лидия, остановились сами, чего нельзя сказать о Нефедове, Анисимовой…
— Вы думаете, что они продолжают испытывать лекарства на других людях? Неужели на пациентах этого реабилитационного центра?
— Я этого не говорила.
— До свидания! — Тищенко вылезла из моей машины и пошла к автобусной остановке.
Подумать только, эта женщина, которая могла бы оказаться за решеткой, если бы правоохранительные органы заинтересовались, почему в доме престарелых один за другим стали умирать постояльцы, пыталась дать мне совет! А ведь она задела какую-то струну в моей душе! Я смотрела ей вслед и спрашивала себя, имею ли я моральное право заниматься тем, чем занимаюсь. Может, стоило остановиться сразу, как только я наказала убийцу моих родителей? Но тогда мой родной город не избавился бы от многих негодяев… Анисимова и Нефедов виноваты в смерти тринадцати человек, но они продолжают, как ни в чем не бывало, ходить по нашим улицам. Кто призовет их к ответу, если не я?
Я завела двигатель и поехала домой.
* * *
— Полетт, где это ты целыми днями пропадаешь? — спросил Ариша, выйдя из гостиной, выполненной в стиле рококо.
— Работаю, дедуля, работаю, — ответила я, поднимаясь по лестнице на второй этаж.
— Между прочим, можно работать, не выходя из дома! — крикнул Ариша мне вслед.
— В Интернете, что ли? — усмехнулась я, оглянувшись.
— А вот и нет! Я сегодня не выходил за пределы нашего участка, но кое-что разузнал, — заинтриговал меня дед.
— Так, — я наклонилась вниз с верхней площадки лестницы, — а ну давай, колись, что это ты тут разведал в мое отсутствие?
— Меняю информацию на ужин, — стал торговаться Ариша, пребывающий во фривольном расположении духа.
— Какие все корыстные! Ладно, сейчас что-нибудь по-быстрому приготовлю…
— По-быстрому, — разочарованно произнес дед. — Кулинария — это искусство, и оно не терпит суеты.
— Дедуля, не ворчи. Если хочешь каждый день не просто заряжаться калориями, а вкушать произведения кулинарного искусства, то найми дипломированную кухарку.
Откровенно говоря, кухню я забросила. Надо бы побаловать деда, да и себя, какими-нибудь вкусностями. Переодевшись, я спустилась в столовую, заглянула в холодильник, но ничего, кроме замороженной овощной смеси, там не нашла. Ладно, пир устрою чуть позже, а пока и этот полуфабрикат сгодится. Дедуля не стал привередничать, посчитав, что нравоучений на сегодня уже достаточно. Он был очень деликатным человеком. Мне даже не потребовалось ему напоминать о том, что в обмен на ужин он собирался поделиться со мной какой-то информацией.
Откинувшись на спинку стула, Ариша начал вещать:
— Сегодня днем я вышел в палисадник подышать свежим воздухом, подошел к калитке, а тут как раз Ромашкину привезли откуда-то. Машина такая интересная была, специально приспособленная для того, чтобы перевозить людей в инвалидных креслах. Надо сказать, поездка ничуть не утомила Александру Владимировну. Она была бодра, весела. И мне даже показалось, счастлива. Я просто не мог удержаться от комплиментов в ее адрес. Шура приняла их с благодарностью и рассказала, что в ее жизни произошли большие изменения. Она вновь почувствовала себя кому-то нужной. Сегодня она давала первые уроки игры на пианино людям с ограниченными возможностями, таким же, как и она сама. Рассказав мне о своих учениках, самому молодому из которых — двадцать пять, а самому зрелому — шестьдесят два, Ромашкина переметнулась на Анисимову. Если бы я не знал, что представляет собой эта женщина, то подумал бы, что это ангел во плоти. Уж такая она, по мнению нашей ближайшей соседки, добрая, заботливая, чуткая! Меня, прости, Полетт, чуть не стошнило, когда я слушал Шурины дифирамбы в адрес той душегубки. И ведь осмелься я ей возразить, она бы мне не поверила.
— Да, Ариша, Анисимова умеет находить подход к людям. — Я рассказала о том, как директриса дома престарелых поставила медсестру Тищенко в зависимое положение, дабы та не смогла отказаться делать старикам опасные уколы.
— Боюсь, что она и Александру Аркадьевну собирается использовать в своей игре. Бедная женщина! Представляю, как тяжело ей будет осознавать, что ее «благодетельница» на самом деле не та, за кого себя выдает. Ромашкина сейчас чувствует себя на подъеме душевных и физических сил. Что с ней будет, когда она лишится своих иллюзий?
— За эти два дня я насмотрелась на инвалидов. Для них реабилитационный центр как дом родной. Они все оттуда выходят, а чаще их вывозят оттуда на инвалидных колясках, одухотворенными. Там им помогают адаптироваться к окружающей среде, вселяют в них уверенность, что можно жить полной жизнью даже в их состоянии. Да, Анисимова — директор этого центра, но если она уйдет, то центр останется. А я постараюсь сделать все, чтобы она не руководила этой организацией. Смена директора — это всего лишь плановый ремонт проблемной зоны. Из-за него работа этой организации не встанет.
— У тебя уже есть конкретный план? — поинтересовался дедуля.
— Пока нет. Сначала надо выяснить, что на данном этапе объединяет Валерию Николаевну с Нефедовым.
— Такая возможность нам скоро представится, — Ариша загадочно улыбнулся. — Скажи, Полетт, нет ли у тебя на примете хорошего печника?
— Нет, но в Интернете может найтись пара-тройка объявлений о подобных услугах. Дедуля, а зачем тебе понадобился печник?
— Не мне. Анисимовой, — Ариша неизменно произносил эту фамилию с пренебрежением. — Она задумала сделать у себя в доме камин и озадачила прислугу поисками нужного специалиста. Лена сначала обратилась к своей подруге Тоне, той, что работает у Головачевых, но у них нет камина. Зато камин есть у их соседей — Суворовых. Но у тех и домработница, и дворецкий новые, им еще не приходилось обращаться к печнику. Они направили Леночку к Злобиным, а те уже перенаправили ее ко мне… Или между ними был кто-то еще?
— Дедуля, это не важно. Что ты сказал домработнице Анисимовой?
— Я сказал, что у нас есть камин и мы периодически приглашаем специалиста, который проверяет его состояние. Он же кладет новые камины…
— Ариша, а ты не забыл, что Борисов, который обслуживал наш камин, уехал в Москву? Не вызывать же его обратно в Горовск?
— Забыл! Значит, надо найти другого специалиста. Я обещал Леночке, что завтра ей позвонит по моей рекомендации лучший в Горовске печник. Но ты, Полетт, наверняка завтра снова уедешь куда-нибудь на целый день, и мне придется самому копаться в Интернете в поисках нужного объявления, а я могу там и заблудиться.
— Ладно, сейчас я займусь поисками печника.
— Полетт, я вот подумал, что не всякий печник согласится поставить «жучки». Люди этой редкой профессии дорожат своей репутацией. Хотя, — размышлял Ариша, поглаживая свою бородку, — если заплатить столько же, сколько стоит основная работа, то вряд ли кто-нибудь откажется от такого приработка.
— Посмотрим. Кроме материального стимула есть и другие…
— Ну, это уж ты сама решай, чем мотивировать печника.
— Дедуля, а ты действительно неплохо поработал, практически не отходя от дома! — похвалила я своего прародителя.
— Ну так! — Ариша грустно улыбнулся, — а ты мне даже рюмочку коньяка не налила.
— Можно подумать, ты когда-нибудь стеснялся поставить на стол бутылку без моего разрешения.
* * *
Я искала в Интернете телефон печника, когда мне позвонила Алина.
— Привет! Нефедовы лаются весь вечер. Хочешь послушать?
— Не особо. Лучше сама вкратце расскажи, в чем суть их конфликта, — попросила я.
— Обычные семейные разборки. Степан пришел домой позже обычного. Сонька спросила, где он был. Муженек сказал, что зарабатывал деньги. Она ему в ответ заявила, что ей не нужны деньги, заработанные такой ценой.
— Он что, пришел изнуренный до предела тяжелым физическим трудом? — усмехнулась я.
— Не думаю. По-моему, Соня догадывается, что Степан занимается чем-то еще помимо охраны. Нефедова, естественно, задело ее замечание, и он ядовито осведомился, не хочет ли она вернуться в ту халупу, в которой они до недавнего времени жили. Соня промолчать не смогла. Она сказала, что тогда они хоть и ютились вчетвером в одной комнате, но ни о чем не беспокоилась, не то, что теперь… Степан обвинил жену в том, что она раздувает из мухи слона. Потом в разговор вмешался Тарас, попросив их не ссориться, и родители на какое-то время перестали осыпать друг друга упреками. Но нет-нет да и кольнут друг друга новыми «шпильками».
— Алина, как у тебя дела на любовном фронте? — поинтересовалась я.
— Никак. Мы больше с Ним не виделись. Я практически вычислила квартиру, в которой Он живет. Но вот вопрос — один ли? Завтра схожу на разведку.
— Удачной охоты! — пожелала я своей подруге и отключилась.
В Интернете нашлись только два объявления об услугах печника. Одно из них разместила фирма «Жар-птица», а второе — частное лицо. Меня заинтересовало последнее.
Я откинулась на спинку кресла и стала мысленно подводить итог тому, что мне удалось сделать. Информация заказчика подтвердилась. Пожар в доме престарелых, в котором погибла его мать, — это не трагическая случайность, а спланированная акция, предпринятая для того, чтобы замести следы преступления. А чиркнул спичкой охранник Нефедов. Вот поджарить бы его самого на костре! Так, спокойно, Поля, без эмоций! Инициатива испытывать на постояльцах дома престарелых нелицензированные препараты исходила, скорее всего, тоже от Степана. А за ним стоит его двоюродный брат Григорий, который живет в нашем областном центре. Я вспомнила, что Алинка раздобыла Гришин номер телефона, и взяла себе на заметку, что завтра надо будет его пробить. Еще в списке моих дел на завтра значилась встреча с медсестрой Тищенко, а также с печником. Нет, пожалуй, с ним лучше встретиться другому человеку. Он не должен был знать обо мне.