Глава 10
Бывший генеральный директор ОАО «Экватор» проживал на набережной, в самом престижном районе Горовска и в советские, и в нынешние времена. В подъезде сидела консьержка, которая была осведомлена о моем визите, а потому беспрепятственно пропустила к Мигалову. Я поднялась на третий этаж, остановилась перед нужной квартирой, нажала на кнопку и вздрогнула от неожиданно громкого звонка. Послышался лязг металлического замка, дверь открылась, и я увидела пожилую женщину в льняном переднике, надетом на темное платье в белый горох. Домработница, что ли?
– Здравствуйте, я к Дмитрию Федоровичу!
– Проходите, пожалуйста, – женщина приятно улыбнулась и посторонилась, давая мне возможность зайти. – Вас зовут...
– Татьяна, – подсказала я.
– Очень приятно, а я Нина Ксенофонтовна.
– Моя супруга, – пояснил седоволосый мужчина, появившийся в прихожей. Он был в белоснежной рубашке с короткими рукавами и в темных брюках с идеальными стрелками.
– Ну что ж, Танечка, мойте руки. Мы сейчас будем обедать.
Уже сидя за столом, я поняла, что попала в дом к очень интеллигентным людям, которые любят принимать гостей, но делают это в последнее время крайне редко, вот и обрадовались звонку журналистки. Мне даже стало стыдно, что я пыталась приписать Дмитрию Федоровичу попытку телефонного флирта с возможным продолжением. Хватило пяти минут, чтобы понять – он идеальный семьянин. Мигалов хвалил жену за каждое блюдо и не забывал о комплиментах в мой адрес. Я искренне поверила в то, что у меня очаровательная улыбка и очень глубокие глаза. После такого приема врать хозяевам этого дома было очень сложно, как и признаться с бухты-барахты, что я не та, за кого себя выдаю.
Меня окончательно добило то обстоятельство, что Дмитрий Федорович стал помогать Нине Ксенофонтовне убирать со стола. Бывают же такие мужчины! Мой дедуля в этом смысле был далек от идеала. Для него поставить тарелку в посудомоечную машину – это уронить свое мужское достоинство.
Чтобы я не заскучала, мне был выдан для просмотра красный бархатный альбом с семейными, еще черно-белыми, фотографиями. Перелистывая его страницы, я пришла к выводу, что семейные ценности у Мигаловых на первом плане. У них было двое детей, дочь и сын, с которыми они много путешествовали по стране. Да, наверное, Дмитрий Федорович действительно был коммунистом до мозга костей, как выразился Соколов. Во всяком случае, в курортных городах он предпочитал фотографироваться не на фоне моря и скал, а рядом с памятником вождю революции или Вечным огнем.
– Ну что, Танечка, теперь я к вашим услугам, – сказал Мигалов и опустился в кресло напротив. – Какая тема нашей встречи?
– Дмитрий Федорович. – Я положила фотоальбом на комод, рядом с которым сидела. – Я хочу перед вами извиниться.
– Вы забыли диктофон, поэтому встреча переносится на завтра?
– Нет, на самом деле я не журналист, а частный детектив.
Кустистые брови Мигалова лишь слегка поднялись от удивления, но благожелательная улыбка с его лица не исчезла.
– Так, – произнес он протяжно, – я могу вас сразу спросить? Вы меня в чем-то подозреваете, или я прохожу как свидетель?
– Скорее, как свидетель, – сказала я.
– Помилуйте, Танечка, я не припомню ни одного преступления, которое бы произошло на моих глазах. – Дмитрий Федорович перевел взгляд на супругу, появившуюся в дверном проеме: – Ниночка, ты это слышала?
– Да, я невольно услышала, что наша гостья, оказывается, частный детектив, – призналась Мигалова, но без ноток раздражения в голосе.
Хозяева были слегка удивлены моему признанию, но не собирались выставлять меня за дверь.
– И уж если быть до конца откровенной, меня зовут не Татьяна, а Полина. А интересуют меня события двухлетней давности.
– Ах вот в чем дело, – бывший директор «Экватора» отвел досадливый взгляд в сторону. – Как вы об этом узнали?
Он еще не сказал ничего конкретного, но я получила подтверждение тому, что этот достаточно крепкий и умный человек не по своей воле ушел на пенсию и лишился всех акций. Его подтолкнули к этому определенные лица, и я знала их имена. Меня интересовали подробности того, как проходила смена власти.
– Вас вынудили отдать «Экватор», не так ли? – ответила я вопросом на вопрос.
Супруги Мигаловы смотрели друг на друга, словно совещались, можно ли мне довериться. Нина Ксенофонтовна еле заметно пожала плечами.
– Как вы узнали номер моего телефона? – спросил Дмитрий Федорович.
– Через Сашу Соколова, он мой одноклассник.
– Понятно, – Мигалов несколько расслабился. – Скажите, Полина, а какие интересы вы преследуете?
– Мне известно, что в настоящее время во главе транспортной компании, которой вы руководили около семи лет, стоят люди недостойные. Их цель вовсе не развитие бизнеса, а личное обогащение. Я не удивлюсь, если они в скором времени все машины продадут, площади сдадут в аренду, а сами будут сидеть на ренте, и то не в Горовске, а на каких-нибудь островах. Вы представляете, сколько человек останется тогда без работы?
– Представляю.
– Этого нельзя допустить. – Я дала понять, что мною движут самые благородные побуждения.
– Признаюсь, я сам с горечью думаю о судьбе «Экватора». До меня доходят кое-какие слухи... Но что я могу? – Мигалов растерянно развел руками.
– Дмитрий Федорович, вы реально можете помочь мне изменить нынешнюю расстановку сил в «Экваторе».
– Вам? Полина, неужели вы действуете самостоятельно, без чьей-либо поддержки? – в голосе бывшего директора было сожаление. Он не верил, что я способна совершить революцию в одиночку. Впрочем, в этом не было его вины. Коммунисты, которым он симпатизировал, развенчали роль личности в истории. Я не собиралась вступать в идеологическую борьбу, а пошла на компромисс.
– Нет, конечно же, у меня есть группа поддержки, и мы все надеемся на вас. Нам будет значительно проще справиться с поставленной задачей, если мы будем знать, как вас заставили уйти в отставку. С негодяями надо разбираться их же методами. Дмитрий Федорович, вы с этим согласны?
– Зачем вам мое согласие? Я уже свое отвоевал, не хочу больше подставлять родных и близких.
– Да, нам одного раза хватило, – вторила ему жена. – Хорошо, что все обошлось.
– У вас нашли уязвимое место, и вы сдались, – догадалась я. – Дмитрий Федорович, а вы никогда не думали о том, что безнаказанность для преступников – это такой же стимул, как героин для наркоманов или овации для артистов?
Вместо Мигалова подала голос его жена:
– Полиночка, скажите, у вас есть дети?
– Нет.
– А вот у нас двое детей, трое внуков. Мы...
– Нина, а ведь Полина права. У нас все обошлось, и мы успокоились. А ты помнишь, что случилось с Душечкиными?
– Как уж это забудешь, – вздохнула Нина Ксенофонтовна и присела на стул рядом с мужем.
– Нина, мы тогда промолчали, потому что не хотели, чтобы люди узнали правду о нашем внуке. Но вот теперь, когда он вылечился, уже не так стыдно говорить об этом, правда?
– Да, наверное, – согласилась Мигалова. – Дима, если ты готов все рассказать, то я не против. Мне кажется, Полиночке можно доверять.
– Хорошо, я все вам расскажу, – согласился Дмитрий Федорович, и я поняла, что такое решение далось ему нелегко. – Около двух с половиной лет назад выяснилось, что наш внук, студент, употребляет наркотики. Мы положили его в наркологическую клинику в областном центре. Разумеется, мы не афишировали это обстоятельство. Лечение проходило анонимно. И вот однажды раздался звонок – незнакомый мужской голос сказал, что мне следует написать заявление об увольнении, а все акции «Экватора» слить, он именно так и сказал – «слить», инвестиционному фонду «Гор-ЛТД» по номинальной цене. Затем тот человек назвал, в какой палате лежит наш внук и кто его лечащий врач.
– Это все?
– Нет. Помолчав, он добавил, если я не выполню эти требования, то медсестра ошибется с дозой и вместо терапевтической даст ему критическую. Ну и под конец он спросил, смогу ли я жить спокойно, зная, что мое упрямство стоило внуку жизни. – Выдержав паузу, Дмитрий Федорович подвел итог: – Теперь, Полина, вы знаете, какая дилемма встала передо мной. Я выбрал жизнь и здоровье внука, о чем не жалею.
– Скажите, а вам не приходило в голову, что это блеф?
– Я много тогда чего передумал. Сашкина жизнь была в чужих руках, а исключить полностью самодеятельность медперсонала мы не могли. Те люди действительно были способны подкупить медсестру из любого отделения. Да, «Экватор» я потерял, но, в конце концов, пенсию я заработал...
– Скажите, Дмитрий Федорович, а сколько у вас было акций? Я имею в виду в процентном соотношении.
– У меня было двадцать семь процентов.
– Похоже, эти люди еще кого-то вынудили расстаться с акциями.
– Душечкина, моего заместителя, и Уварову, главного бухгалтера. Я не знаю, какое именно воздействие было оказано на них, но так или иначе они «слили» свои акции в тот же инвестиционный фонд, а потом уволились по собственному желанию.
– А я могу с ними поговорить?
– Увы, Душечкин вскоре умер от инфаркта, а Уварова уехала из Горовска. Куда, неизвестно.
– Но у них, наверное, есть здесь родственники? – не сдавалась я.
– У Андрея Ивановича осталась дочь Катерина. Что касается Уваровых, то они всей семьей уехали.
– Я хотела бы встретиться с Катериной.
– Уж не знаю, захочет ли она с вами встретиться или нет, – подала голос Нина Ксенофонтовна. – Нелюдимая она стала. Я как-то столкнулась с Катенькой на улице, а она даже разговаривать со мной не захотела. Посмотрела я на нее и поняла – бедствует девочка. Это по ее одежде заметно. А вот помощи ни от кого не принимает. Моя старшая внучка хотела ей помочь, они ведь раньше дружили, но Катенька отказалась. То ли обиду на нас всех держит, то ли гордая слишком...
– Я попробую найти к ней подход. Вы мне только телефон ее дайте или домашний адрес, – попросила я.
– Так она здесь неподалеку живет. Знаете, где мастерская по ремонту обуви? – поинтересовалась Нина Ксенофонтовна, и я кивнула. – Так вот ее квартира как раз над ней располагается.
– Спасибо за информацию, – сказала я Мигаловой, а затем обратилась к ее супругу: – Дмитрий Федорович, а расскажите мне, пожалуйста, о Пасько. Что это за человек? Он ведь при вас работал в компании.
– Да, и он никогда мне не нравился. Темный он какой-то, себе на уме. Потом, вспыльчивый очень, кричал на своих немногочисленных подчиненных так, что они даже ко мне жаловаться на него приходили. Таким вот образом Пасько требовал уважения к себе, поскольку заслужить его не мог. Я не раз вызывал Пасько на ковер, он обещал исправиться, но пройдет неделя-другая, и до меня опять доходят слухи, что он глотку дерет. Полина, вы, наверное, меня спросить хотите, почему я его в свое время не уволил?
– Хочу.
– Так он пришел к нам по рекомендации оттуда, – Мигалов воздел глаза к потолку. – Отец у него – шишка большая в области, правая рука губернатора. У него, правда, другая семья, но сын есть сын... Я сначала Пасько начальником смены взял, потом он сам попросился в службу материально-технического обеспечения. Я его уважил. И что же оказалось? Он стал за наш счет старые машины восстанавливать. Хобби у него, видите ли, такое...
– Знаю-знаю, Петр Петрович коллекционирует ретро-автомобили.
– Нет, если бы я мог предположить, что он на мое место метит, то уволил бы его и не посмотрел бы на отца. Это же надо, какую он рокировку со своими сподручными придумал! Мы вроде бы добровольно слили, – Мигалов сделал акцент на слове «слили», давая понять, как оно ему неприятно, – акции в инвестиционный фонд, а эта троица их там приобрела. Никакого криминала! Ни к чему не подкопаешься!
– Дмитрий Федорович, а вы в курсе, что в лихие девяностые Пасько участвовал в преступной группировке Шашечника и даже условный срок схлопотал?
– Я узнал об этом позже, а когда он на работу к нам поступал, то скрыл этот факт. У нас предприятие не режимное, мы досконально биографии всех сотрудников не проверяем. Вот я когда-то на «почтовом ящике» работал...
– Дима, ну кому это сейчас интересно? – осадила супруга Нина Ксенофонтовна. – Полина, а вы не в курсе, за что его осудили?
– Шашечник и его банда разбоем на дорогах занимались. Их долго взять не могли, а потом разработали операцию – посадили в рефрижератор бойцов ОМОНа и пустили на трассу...
– Ой, ребятки-то, поди, там околели от холода, – Мигалова взялась руками за голову.
– Нина, тебе же никто не сказал, что холодильник включен был. Но даже если это так, то у этих парней работа такая... Между прочим, на наши фуры тоже дважды нападали. Это что же получается, сначала Пасько на большой дороге грабил, а потом устроился в «Экватор» и стал изнутри предприятие расхищать?
– И не он один. Если Пасько условный срок дали, то его тезка Кудряшов десять лет получил, а отсидел только пять. Его досрочно выпустили, за примерное поведение. Раньше они бандитами были, а теперь – основные акционеры. Пасько – генеральный директор, Кудряшов – начальник безопасности, а его супруга руководит кадрами.
– Да, в советское время больше порядка было, – Мигалов все-таки сел на своего любимого конька, – вся жизнь пятилетками наперед была расписана, никаких кризисов производства в планах не значилось. Без партбилета в кресло руководителя сесть невозможно было, а уж с судимостью и подавно.
– А что же женщина, Кудряшова, она тоже сидела? – поинтересовалась Нина Ксенофонтовна.
– Пока нет, но в грязных делишках была замешана. – Я не стала рассказывать ее семейную историю, обошлась одной общей фразой. – Раньше у нее была другая фамилия – Кузнецова, и работала она в отделе логистики под началом Панина.
– Ах вот как? – удивился Мигалов. – Значит, Кудряшова и Кузнецова – это одно лицо... А ведь я собирался ее уволить, но она сама ушла. Выходит, что вернулась, да еще в новом качестве. Дела...
– А за что вы хотели ее уволить? – поинтересовалась я.
– Была одна история... – Дмитрий Федорович секунду-другую поколебался и все-таки стал рассказывать: – Отдел, которым руководил Панин, занимался разработкой оптимальных маршрутов. Точнее, должен был разрабатывать оптимальные маршруты, а на деле порой было совсем по-другому, как говорится, через Житомир на Пензу. Как вы думаете, почему так получалось?
– Ну, я не знаю, наверное, он был не слишком компетентным, и сотрудники его такие же.
– В том-то и дело, что Панин далеко не глуп и людей себе подбирал в отдел соответствующих. Впрочем, у него долго никто не задерживался, разве что Кузнецова... А расчет его был прост – чем длиннее расстояние, тем больше бензина требуется. Понимаете?
– Понимаю, – кивнула я, начиная постигать глубину аферы. – Похоже, Панин брал с водителей откат, давая им возможность экономить на бензине.
– Я бы сказал, что он давал им возможность не экономить, а получать лишние деньги на бензин, – поправил меня Мигалов. – Перед командировкой бухгалтерия выдавала водителям наличку на основании преувеличенного расчета логистов, они же ехали кротчайшим путем.
– А как же показания приборов? Неужели их никто не снимал? – удивилась я.
– Снимали, но водители каким-то образом умудрялись подкручивать километраж в большую сторону.
– С одной командировки не наживешься, но если такая схема была поставлена на постоянные рельсы, то получалась вполне существенная прибавка к зарплате, – анализировала я вслух, – и у Панина, и у водителей.
– К моему стыду, эта схема функционировала не один год. Когда же этот нарыв на нашем бюджете вскрылся, я на Панина наложил штраф и перевел его в другой отдел с понижением в должности. Хотел уволить, да пожалел. Нет, не его, а семью. Михаил ведь отец многодетный. Супруга его ко мне на прием приходила, умоляла простить мужа...
– Понятно. А рядовые сотрудники отдела тоже были в этом замешаны, в частности Татьяна Кузнецова?
– Да, Кузнецова была в этом замешана. Как только началась заварушка, она тут же уволилась.
Я уточнила, когда это произошло. По срокам выходило, что как раз в это самое время Татьяна сняла деньги с благотворительного счета и исчезла из Горовска. Задав Мигаловым еще несколько вопросов, на которые они мне любезно ответили, я попрощалась с ними и отправилась к Кате Душечкиной.
Мастерская по ремонту обуви находилась в цоколе блочно-панельной пятиэтажки. Я прикинула по окнам, какая квартира располагается над мастерской, и подошла к парадному. Дверь была раскрыта настежь, вместо кодового замка в ней зияла дыра. Поднявшись на второй этаж, я огляделась и шагнула к двери шестой квартиры. Звонок отчего-то не работал, и я постучала кулаком по косяку.
– Ну кто там еще? – пробурчал недовольный женский голос.
– Катя, это я, Полина, – ответила я по-свойски.
– Какая еще Полина? – переспросила Душечкина, но тем не менее открыла дверь двумя поворотами ключа.
Мы воззрились друг на друга. Катерина силилась вспомнить, откуда мы с ней знакомы, а я пыталась сообразить, чем ее можно зацепить.
– Ну что, не узнаешь? А ведь я тебе денежку должна, – сымпровизировала я.
– Кто кому должен? – Катя насупилась. – Ты мне или я тебе?
– Я тебе, конечно, – сказав это, я вынула из сумки две банкноты по пятьсот рублей.
Она протянула было руку за ними, но отдернула ее и стала нервно поправлять ворот застиранного ситцевого халатика.
– Кать, да ты что, ничего не помнишь совсем, да? – искренне удивилась я.
– Честно говоря, нет, – девушка растерянно улыбнулась.
– Конечно, это ведь давно было, года два назад...
– Слушай, как тебя там, Полина, что ли, ты мне два года деньги должна и только сейчас вернуть решила? А где ты раньше была? – напустилась на меня Душечкина.
– Где я только не была, даже в такой яме, что вспоминать не хочется. Зато сейчас я наконец выкарабкалась... Слушай, а с тобой-то что? Выглядишь неважно.
– А, – Катька махнула рукой, – я как раз сейчас в яме. Ты проходи, если время есть, поболтаем.
Оказавшись в просторной прихожей, я огляделась по сторонам и спросила:
– Слушай, Кать, а здесь раньше шкаф стоял, такой большой, под самый потолок, да?
– Не было здесь никакого шкафа, – возразила Душечкина. – Тумбочка все время стоит. Ты проходи в комнату, что у порога стоять-то. Хочешь, выпьем?
– Нет, у меня еще дела есть. Надо их по-трезвому решить... И здесь все по-другому, – продолжила удивляться я, давая себе время на размышления. – Люстра тут висела такая огромная, а обои были в цветочек, а не в полоску.
– Да говорю же, здесь уже давно ничего не менялось. Мебель та же, и обои те же. Не до ремонта мне.
– Странно. А может, я не туда попала? Ты Катя Михайлова?
– Нет, Душечкина.
– Вот те раз! – я наигранно всплеснула руками. – Ошиблась адресом, но тоже на Катерину попала. Бывает же такое! Кому расскажи, не поверят!
– Значит, ошиблась. Жаль, а я думала, что мне действительно кто-то должен. Нет, я, конечно, поняла, что вижу тебя впервые, но мало ли...
– Знаешь, Кать, ты так на Михайлову похожа... Только у нее волосы светлые и подлиннее, чем у тебя. Где же мне ее теперь искать? Я в долгу не люблю оставаться. Она меня два года назад так этой тысячей выручила, так выручила... Я купила на нее билет и укатила на автобусе из Горовска куда глаза глядят. Только бы с этим подлецом в одном городе не оставаться. Другу он меня своему хотел подсунуть, представляешь? Нет, я, конечно, поколесила по стране, лиха хлебнула, но потом мне подфартило...
– Замуж, что ли, удачно вышла? – Душечкина посмотрела, есть ли на моей правой руке обручальное кольцо.
– Нет, работу классную нашла. Такая удача раз в жизни выпадает...
– А если тебе так повезло, то зачем вернулась в нашу дыру?
– До меня слух дошел, что тот козел винторогий копыта откинул, вот и решила подъехать в родной город... Хочу на могилке его поплясать.
– А ты веселая.
– А ты чего такая грустная? Проблемы? – осведомилась я.
– Да, не без них. – Катя вздохнула, но откровенничать не стала.
– Поди, тоже в мужике дело, – я попыталась раскрутить ее. – Расскажи, что случилось, вместе придумаем, как его проучить. У меня на мужиков просто аллергия.
– Нет, дело скорее во мне самой. Это я глупая была, вот и натворила дел. Отец из-за меня работы лишился, а потом умер.
– А мать?
– Она еще раньше умерла.
– Я тоже круглая сирота, с четырнадцати лет. Мои родители в аварии погибли.
– Так ты детдомовская, что ли?
– Ага, – погрешила я против истины, но на то были причины. Я должна была войти в доверие к Душечкиной. Кажется, вошла.
– Мама умерла от рака, когда мне пятнадцать было. Я осталась с отцом. Он у меня таким строгим был, что я иной раз думала, лучше бы в детдоме, чем с ним. Он мне с мальчишками даже по телефону разговаривать не разрешал, не говоря про то, чтобы встречаться с ними.
– А в монашки он тебя отдать не собирался?
– Грозился. Понимаешь, у нас в девятом классе одна девчонка забеременела от десятиклассника, вот он боялся, как бы я тоже не залетела. Даже краситься запрещал, представляешь?
– Жуть! Я бы от такого доисторического пращура сбежала.
– Вот я и сбежала. Это уже после того было, как я школу закончила.
– Поступать поехала?
– Нет, я познакомилась с Сергеем. Он старше меня был на десять лет. Отец меня с ним увидел в окно и так разозлился... Я взяла и назло отцу уехала с ним на юг. Сергей сказал, что он из Новороссийска, что я обязательно понравлюсь его родителям и, как только мне исполнится восемнадцать, мы с ним поженимся, а если я захочу, то даже в церкви обвенчаемся. У меня тогда опыта никакого в амурных делах не было. Я поверила красивой сказке, села с ним в машину, и мы поехали к Черному морю.
– То есть ты отцу ничего не сказала?
– Я написала ему записку, а по дороге несколько раз звонила с мобильника Сергея. Говорила, что у меня все нормально, и сразу же отключалась. Мне так Сергей велел, говорил, что главное – успокоить отца, а его мораль выслушивать необязательно. Я чувствовала себя такой счастливой, верила каждому слову Сергея... Оказалось, что все напрасно.
– Ты что, его родителям не понравилась?
– До знакомства с ними даже дело не дошло. А расставание с Сергеем произошло раньше, чем можно было себе представить. Мы приехали в Новороссийск, и все пошло как-то не так. Сергей не повел меня к своим родителям, а снял квартиру. Мы переночевали, а утром он исчез, оставив деньги на билет домой и записку, чтоб я его не искала, а возвращалась в Горовск. Я ничего не могла понять, побегала по городу, но Сергея не нашла. В общем, мне ничего не оставалось, как вернуться домой. Я думала, что отец меня убьет, но оказалось, что это я его убила. Нет, не в прямом смысле. Он просто не смог пережить произошедшего. Оказывается, моей записки он не читал. Думаю, ее Сергей с собой забрал. Зато папе позвонили и сказали, что меня похитили. А в качестве выкупа за меня потребовали акции и должность. Отец заместителем директора работал. Он уволился, отдал акции задарма, лишь бы меня спасти. А как узнал, что меня не похищали, что я добровольно уехала, его хватил обширный инфаркт. Папу увезли в больницу, а на второй день он там умер. Вот теперь я и живу с чувством вины, – покаялась передо мной Катерина.
– А на что ты живешь? Работаешь?
– Ага, нянечкой в детском саду, – стыдливо проверещала Душечкина. – Правда, сейчас в отпуске.
– Да, работка у тебя такая, что не позавидуешь.
– Куда ж меня еще без образования возьмут? Я после папиных похорон долго найти себя не могла, экзамены в институт пропустила, а на следующий год даже и не собиралась поступать. Я пока еще не решила, чем хочу заниматься. Но в садике всю жизнь торчать не хочу. Это все временно.
– Понимаю, найти хорошую работу сложно. Но ты не отчаивайся, может, я что-нибудь придумаю.
– Что придумаешь? – Катя оживилась.
– Знаешь, я хочу здесь бизнес наладить. Если все выгорит, то возьму тебя к себе.
– Было бы неплохо. А то папины сбережения уже кончаются. Я за квартиру много плачу, все-таки здесь три комнаты...
Мы еще немного поболтали с Душечкиной о нашем, о девичьем, и я ушла, оставив ей номер своего мобильника.
Я ехала домой и думала о том, что силен не тот, кто многого добился, а тот, кто смог от многого отказаться. Мигалов был бесспорно сильным человеком. Он проиграл, но не стал искать утешения в ненависти к тем, кто его победил, причем победил нечестно, используя запрещенные приемы. Он не стал искать утешения в вине и мучиться идеей великой справедливости. Он принял свою вынужденную отставку как данность и нашел утешение в семье. Я вдруг подумала, что было бы неплохо возвратить его на прежнее место. Что касается Анны Игнатьевой, то ей сначала надо приобрести опыт, а потом уже руководить.
Опыт... Я невольно анализировала рассказ Катерины о том, как она поверила первому встречному прохиндею. Был бы у нее мало-мальский опыт общения с противоположным полом, она бы наверняка почувствовала в поведении Сергея подвох. Но строгий отец лишил ее даже дружеского общения с одноклассниками. И чего, спрашивается, он этим добился? Ничего хорошего.
Скорее всего, в компании было известно, как суров Душечкин со своей дочерью – шила в мешке не утаишь. Да и про то, что у генерального директора внук наркоман, тоже кто-то мог пронюхать. Как старательно ни храни тайну, она где-нибудь, да обнажится. Кто-то ведь снабжал Александра наркотой...
Вероятно, были проблемы или тайны и в семье прежней главбухши «Экватора». Кудряшовы с Пасько так по ней ударили, что Уварова, хоть и выполнила все требования шантажистов, оставаться в Горовске побоялась, уехала вместе со всей семьей и даже новый адрес никому не оставила.
Итак, орудие этой преступной троицы – шантаж. Подобное лечится подобным...
