Глава 9
Проснувшись утром, я первым делом вспомнила, что сегодня среда, а значит, у меня занятия с Ваней и Таней. Но это будет ближе к обеду, а пока я могу съездить в дачный поселок и посмотреть, что за домик снимает там господин Золотов. Чтобы иметь о нем хоть какое-то представление. Зачем мне это нужно? Так, на всякий случай. Если уж я взялась разрабатывать этого человека, нужно иметь о нем как можно больше сведений, они, как известно, лишними не бывают. И еще надо будет заехать в пункт проката и взять там что-нибудь посерьезнее отечественной «классики».
Я позавтракала на скорую руку, загримировалась во вчерашнюю жгучую брюнетку – пока нет оснований выходить из этого образа – и отправилась в пункт проката авто. На этот раз я выбрала компактный и мобильный «Рено», вернула «восьмерку» и отправилась в деревню Лисички.
До нее я добралась довольно быстро – что значит хорошая техника! Поколесила немного по дачному поселку, нашла Третью улицу, медленно поехала по ней, высматривая шестьдесят первый дом. Надо сказать, что эта самая Третья улица заканчивалась почти в самом лесу. Чем дальше я по ней продвигалась, тем хуже становилась дорога. Асфальт давно кончился. К моему немалому удивлению, дача под номером шестьдесят один находилась прямо-таки в лесу, иначе не скажешь. Деревья, виднеющиеся за забором, одичали, участок сильно зарос кустами сирени, черноплодной рябины и диким виноградом. Трава здесь была выше колен, но виднелась тропинка от калитки в глубь сада, если можно так назвать это скопище самых разных деревьев. Я остановила машину на дороге, вышла из нее и приблизилась к забору. Сквозь щели мне был виден только сад, а сам дом скрывался в глубине его за деревьями. Я едва могла различить смутные очертания двухэтажного старого особняка.
Странное место! Я бы здесь дачу ни за что не сняла. Глушь, лес совсем рядом, буквально за забором. Для чего снимать такой дом? Разве что для каких-то темных дел, не иначе…
Я постояла некоторое время за калиткой. Она была заперта, во всяком случае, на ней висел замок. Были здесь и ворота. На земле – следы колес. Забор высокий, хотя и деревянный, но добротный. Я прошла вдоль него, дошла до леса, дальше идти было невозможно: кусты малины, выбравшись из-за забора, так плотно защищали его – не подступишься. Я вернулась к машине. Постояла, подумала, походила по дороге, заглядывая за соседние заборы. Но никого не увидела. Очевидно, хозяева приезжают сюда исключительно по выходным. Если вообще приезжают… Я села в машину и проехала по другой улице поселка. Здесь были дачи новые, красивые, с ухоженными участками. И дорога – асфальтированная.
Да, жутковатое какое-то место. И то, что такой респектабельный господин, как Золотов, ездит сюда, очень-очень странно. Почему он снимает такую заброшенную дачу – в лесу, где и дороги-то хорошей нет? А рядом, буквально на соседней улице, – такие ухоженные дома. По логике вещей, он должен был снять именно такой дом, с его-то деньгами. Загадка. И разгадать ее предстоит мне.
Я посмотрела на часы. Время поджимало, пора ехать в дом Корнила Борисовича заниматься с его ребятишками языками.
Я заскочила домой, загримировалась, переоделась в деловой костюм, прыгнула в «девятку» и отправилась в дом Золотова.
Меня встретил вчерашний лысый охранник. На этот раз он не спросил мои документы, молча пропустил в дом. Я зашла в комнату для занятий и увидела близнецов. Они сидели на ковре, и Ванечка рассказывал сестре сказку:
– В одной черной-пречерной комнате стоял черный-пречерный стол. На этом столе стоял черный-пречерный гроб. В этом гробу лежал черный-пречерный скелет…
– А у него глаза были? – спросила Танечка.
– Да, и глаза у него тоже были черными!
– Брюнет, значит, – заключила девочка.
– А у него и волосы, и брови, и губы – тоже все было черное…
– Тогда – гот.
– И пришли к нему в гости дети Дракулы…
Да, ну и сказочки у современных детишек!
– Здравствуйте, Ваня и Таня!
Дети обернулись на меня:
– Здравствуйте, Оксана Игоревна!
– Ну, что, начнем занятия? Кто на этот раз у нас будет первым? Может, Ваня?
– Я, как мужчина, уступаю очередь сестре, – с достоинством сказал Ваня и вышел из комнаты.
Мы с Таней переглянулись.
– Серьезный у тебя брат, – сказала я, – наверняка и на улице за тебя заступается, когда тебя обижают?
– Меня не обижают, мы на общую площадку с няней ходим, – сказала Таня.
– У вас есть общая площадка для игр?
– Да, там, дальше по улице. Там есть горки, и лесенки, и грибки с песком… И еще лавочки, чтобы сидеть. Есть футбольное поле и спортивные снаряды. Там многие играют, только папа редко разрешает нам ходить туда.
– Почему?
– Он говорит, что мы пока маленькие и играть должны в своем дворе. Здесь нас никто не обидит.
– Но иногда кто-то все-таки пытается вас обидеть?
– Да. Как-то один раз – это давно было – у Ваньки мальчишки отняли мяч, настоящий, футбольный. Ванька прибежал домой в слезах, а папа его отругал, сказал, что, если у тебя что-то отнимают, надо сразу в морду бить.
– Так и сказал?
– Да.
– Строгий у вас папа…
– Он не строгий, он злой. Он на всех кричит и велит всех бить.
– А Ваня что ему отвечает?
– Ванька сказал папе, что бить никого не надо, надо разбираться всегда и во всем и уметь договариваться с людьми.
– Ого! Да твой брат молодец…
– Нас так мама учила… Только вы папе не говорите! Оксана Игоревна, папа будет сильно ругаться, если узнает, что мы помним о маме… В прошлый раз он весь вечер держал Ваньку в углу и не разрешил смотреть мультики.
– Это когда Ваня за обедом заступился за вашу няню?
– Да. Мы съездили в зоопарк, а когда приехали домой, папа вспомнил, что Ванька за обедом перечил ему, и поставил его в угол. А сам на работу уехал…
Ну и папаша! Странная у него любовь к детям. То в зоопарк их везет, то в угол на полдня ставит. Уж как-нибудь определился бы с системой воспитания.
Мы с Танечкой поговорили немного о маме, причем я заметила, что девочка охотно рассказывает про нее, помнит, любит и очень хочет ее увидеть. Даже если папа ее за это, как она выразилась, убьет. Мне было искренне жаль девочку. Бедный ребенок!
– А ваша знакомая волшебница скоро поможет мне увидеть маму? – спросила девочка тихо, оглянувшись на дверь.
– Скоро, – уверила я Танечку, – потерпи еще немного, хорошо?
Она кивнула. Потом мы позанимались языком, выучили еще несколько новых слов.
– Все, урок закончен, – сказала я по-французски.
– Благодарю, – ответила девочка тоже по-французски и отправилась звать брата на английский.
Он зашел в комнату и сел на место сестры.
– Сегодня мы выучим с тобой одно предложение, – начала я, но мальчик меня перебил.
– Извините, Оксана Игоревна, – сказал Ваня, – я хотел сказать вам: заниматься английским я больше не буду.
Я растерялась.
– Почему, Ваня?
– Я решил уйти из дома. Пойду искать маму. Она нуждается во мне.
Он сказал это очень серьезно и твердо.
– Почему ты думаешь, что она в тебе нуждается?
– А кто ее кормит? Ей нужны деньги. Я – мужчина, я буду зарабатывать и помогать маме. Ей плохо одной. Так что английский мне больше не нужен.
– Ваня, подожди. То, что собираешься помогать маме, это, конечно, хорошо. Но ты еще маленький. Ты не можешь уйти из дома. Да и папа не отпустит тебя.
– А я его и спрашивать не буду! Я убегу!
Тут уж я сама с опаской посмотрела на дверь. Вряд ли папочка придет в восторг, если услышит, что я веду с детьми подобные беседы. Пришлось долго объяснять мальчику, что убегать из дома ему пока не стóит, что надо подождать и тогда скоро они с сестрой снова увидят свою маму.
– А моя мама за это время умрет с голоду? – спросил он.
– Твоя мама работает и получает деньги. К тому же у нее есть друзья, которые помогают ей, – сказала я.
Ваня посмотрел на меня недоверчиво:
– А вы откуда знаете?
– А ты умеешь хранить секреты?
– Я что, девчонка?! – обиделся он.
– Тогда слушай…
Я рассказала Ване, что видела его маму, сказала, что она работает, что очень скучает по своим детям и тоже хочет увидеть их. Я только не сказала мальчику подробности, мало ли, все-таки ребенок! Ваня вдруг кинулся мне на шею и обнял так крепко, что у меня на глаза навернулись слезы.
– Оксана Игоревна, обнимите вот так же мою маму, когда увидите, хорошо?
Я обещала непременно сделать это, потом уговорила мальчика все-таки заняться английским, потому что маме будет приятно, что ее дети учат языки. Он согласился, и мы выучили с ним пару новых фраз. Затем повторили пройденный на прошлом уроке материал.
После занятий я вышла из комнаты и стала спускаться вниз, к выходу. Вдруг я услышала какой-то шум. Кажется, кричал Карабас-Барабас:
– …Какого черта! Я тебе сколько раз говорил: не смей оставлять детей без присмотра! Идиотка!..
На лестнице стоял Корнил Борисович, отчитывал няню. Она пыталась слабо оправдываться, но этим только усугубляла свое положение.
– Что?! Ты еще спорить со мной будешь?!
И хотя няня вовсе не спорила, объяснять что-то вышедшему из себя хозяину было бесполезно. Его ор гремел по всему дому. Я поняла, что сейчас попадусь ему на глаза совсем не кстати, и решила переждать бурю в одной из комнат. Я спустилась на второй этаж и вошла в гостиную, где в самый первый раз Золотов принимал меня. Я села в кресло и принялась рассматривать интерьер. Но через минуту хозяин тоже вошел туда.
– А ты чего здесь?.. – вместо приветствия строго спросил он.
Я немного растерялась и начала мямлить, подыскивая причину сидения в его гостиной. Но он быстро спохватился:
– А! Да… Аванса ждешь.
Золотов подошел ко мне, достал из кармана кошелек, из него – две купюры по пять тысяч и небрежно бросил на журнальный столик.
– Этого, надеюсь, хватит.
Я взяла деньги и очень вежливо поблагодарила хозяина. От моего мурлыканья он несколько смягчился.
– Ты скажи, Игоревна, как у моих наследников дела идут? В плане побазарить по-заграничному?
– У вас очень способные дети, – сказала я, поправив «свои» волосы и стрельнув в хозяина глазками.
Этот кокетливый жест был рассчитан на мужское начало Золотова. А вдруг я ему понравлюсь? Тогда моя задача подобраться к нему значительно облегчится. Женщине, которая нравится, мужчины отказывают редко. А главное, рассказывают ей больше того, что положено.
Но Корнил Борисович только задал еще пару вопросов о детях, потом сказал, что ему пора, и вышел из гостиной. Я поспешила за ним. Мне-то и подавно делать здесь было нечего.
Во дворе Золотов быстро сел в машину, которая ждала его, ворота поехали в сторону, и синий «Лексус» вылетел на улицу. Я тоже подошла к своей машине, но в это время меня кто-то окликнул:
– Оксана Игоревна!
Я оглянулась. В тени под развесистыми кустами сирени на деревянной лавочке сидела женщина лет пятидесяти пяти. Она была белобрысой, с волосами, гладко зачесанными назад и забранными на затылке в пучок. Летний льняной костюм – юбка и пиджачок – облегал ее расплывшуюся фигуру. Светлые, почти бесцветные глаза были навыкате, как у рыбы. Ресницы и брови не были заметны вообще на розовом от солнца лице. На соседней скамейке Танечка играла со своими куклами.
– Это вы – репетитор иностранных языков? – несколько высокомерно спросила женщина.
Я кивнула.
– Подойдите ко мне.
Невежливая тетка даже «пожалуйста» не сказала, не говоря уже о «здравствуйте». Но я тем не менее подошла к ней.
– А я – их бабушка, мама Корнила Борисовича, – сказала пучеглазая с некоторой долей презрения ко мне, – меня зовут Валентина Федоровна.
Фамилию свою она не назвала, нетрудно было догадаться, почему.
– Мне нужно поговорить с вами. Пройдемте сюда, за дом. Здесь есть беседка… А ты, Танечка, играй пока здесь и никуда не уходи.
Девочка кивнула, продолжая одевать свою куклу Барби. Мы с Валентиной Федоровной обогнули угол дома и оказались, что называется, на заднем дворе. Здесь было довольно уютно: в тени деревьев расположилась беседка, убвитая виноградом и клематисами. Женщина зашла в беседку и тут же плюхнулась на лавочку.
– Садитесь, – великодушно разрешила она мне.
Я поблагодарила и села на некотором от нее удалении.
– Так вот, – начала мама Корнила Борисовича, – я хотела бы поговорить с вами о моих внуках. Вам, может быть, не говорили… Но у них очень тяжелая судьба. Их мать была порочной женщиной. Да! Бедные мои деточки! Она испортила им жизнь!
Интересно, чем? Тем, что выбрала им отца-мерзавца?
– Вы должны быть очень тактичны с моими внуками…
– Валентина Федоровна, поверьте, я очень, очень тактична…
– Не перебивайте меня! – рявкнула вдруг мама Корнила Борисовича.
Я даже немного опешила. Чем это я так разозлила ее? Но я не стала спорить с этой нервной дамой и попросила извинения. Мне пока портить отношения с домочадцами Золотова было нельзя.
– Так вот, – продолжала пучеглазая надменно, – вы должны понимать, какая ситуация сложилась в доме. Мои бедные внуки… их, с позволения сказать, мать… была страшно неблагодарной тварью. Корник… Корнил Борисович создал для нее все условия. Он построил этот дом – для нее. Она попала в такую семью!.. В такую семью!..
– Простите, а в какую семью она попала? – осмелилась я задать вопрос пучеглазой, хотя была уверена, что снова разозлю ее тем, что перебила. Но, к моему удивлению, она не стала повышать на меня голос.
– Мой муж был директором школы! Семнадцать лет! Заметьте: семнадцать лет бессменный директор! Я тоже была директором школы, правда, всего три года, но тем не менее… Мы преподавали математику и были лучшими учителями в школе. Всю жизнь – на Доске почета. И сына своего воспитывали в строгости. Он был лучшим учеником школы. Отличником. На него вся школа равнялась. Ему даже хотели дать медаль, но… Отец был против. Да! Потому что скромность была для него прежде всего. Да и потом, что бы сказали люди? Отец-директор дает сыну медаль?! И мы сделали ему обычный аттестат. С ним Корник… Корнил Борисович приехал поступать сюда, в Горовск, и поступил!
Пучеглазая сказала это таким тоном, что я поняла: Корник тем самым совершил настоящий подвиг! Таких людей в стране вообще – раз, два и обчелся. Потому мама так и гордится своим сыном. Папа – директор школы! Великий сын великого отца! Но я отвлеклась, надо было снова прислушаться к словам собеседницы.
– Мы были очень строгими учителями. У меня, например, на уроках всегда была железная дисциплина. У меня попробуй кто хоть слово скажи! И все сорок пять минут сидели вот так!
Пучеглазая сложила руки, как на школьной парте, неестественно выпрямила спину и преданно уставилась прямо перед собой, выпучив глаза еще больше и застыв как изваяние.
– Надо же! – восхитилась я, а про себя подумала: бедные дети! Как я им сочувствую. Просидеть в такой позе сорок пять минут!
– …У меня на уроках была такая тишина – было слышно, как мухи звенели на окнах. А Корник всегда был примером для подражания всей школы и самым лучшим учеником в классе. У него по поведению были только пятерки. Как, впрочем, и по остальным предметам тоже. Он участвовал во всех олимпиадах… его в город посылали… А еще он у нас и гулять-то почти не ходил. Все вечера за учебниками просиживал, стремился все выучить, чтобы потом, у доски…
Мама Корнила Борисовича продолжала нахваливать школьные успехи сына, а я слушала и думала про себя: зачем она мне все это рассказывает? Какое отношение это имеет к ее внукам, к их «очень тяжелой судьбе»? Но я терпеливо слушала, подавляя вздох.
– …Наша семья всегда была примером того, как должен жить и работать человек. Наши отношения в семье…
Ну и зануда! Как ее только муж терпит! Скорее всего, он и сам такой же.
– …И сына мы воспитывали так, что сегодня с гордостью можем сказать: он – прекрасный отец и был прекрасным мужем. Да таких, как он… на таких надо равняться всем остальным! Мы с мужем воспитали такого человека, который теперь сам стал примерным отцом…
Как плохо, оказывается, знают некоторые родители своих собственных детей! «Примерный отец»! «Прекрасный муж»! Да-а…
– …И теперь, когда дети остались без матери, все заботы о них легли на его плечи. Она-то, вертихвостка, улизнула, не попрощавшись, а он… все тяготы на него… Он один тянет этот воз, и бизнес, и семью, и…
Мне настолько надоела эта хвастливая болтовня высокомерной дамы, что я была готова вот-вот послать ее… присматривать за внуками. Чтобы не слишком раздражаться, я считала. Про себя, разумеется.
– Наш Корнил – такой замечательный отец! Он заменил детям и мать тоже. А она даже не справляется о своих детях. Бедные мои внуки! Вы, Оксана Игоревна, должны помочь ему в этом… Вы должны быть предельно внимательны к малышам, чутки…
Я только кивала головой. Разумеется, я должна быть чуткой и внимательной, и…
– Вы меня поняли?
Тон был очень строгим. Я кивнула, преданно глядя в выпученные рыбьи глаза.
– Хорошо. Тогда можете быть свободны.
Похоже, она так и останется до конца дней своих учительницей – строгой, жесткой, нетерпимой ко всяким нарушениям.
– Спасибо, Валентина Федоровна, – сказала я, ничуть не покривив душой. Я действительно была благодарна ей за то, что эта пытка наконец кончилась. Я встала. – До свидания.
– До свидания, – недовольно буркнула пучеглазая.
Я зашла за угол и облегченно вздохнула. Какое это счастье – свобода! Я села в машину и радостно повела ее домой.
Вечером мне на домашний позвонила Алина. Чем на этот раз она решила достать меня?
– Полин, представляешь: мой Жорик вернулся из командировки, со своего этого… симпозиума.
– И что? Золотова ушла жить к своей подруге?
– Ну да… Не могу же я… тут у меня Жорик… Сама понимаешь.
– Понимаю. Надеюсь, ты ему не рассказала, на какие курсы записалась?
– Конечно, нет! Я что, дура?!
– Слушай, Алина, а зачем тебе вообще какие-то курсы? У тебя же есть Жорик, вот и выходи за него.
– За патологоанатома?!
– Зачем же тогда ты с ним встречаешься?
– Скучно одной…
– А с патологоанатомом, значит, весело? Для создания полной идиллии тебе надо устроиться к нему санитаркой…
– Нет, Жорик – это так… запасной аэродром. На случай, если с другими не получится… А замуж всерьез и навсегда я выйду только за олигарха, это решено. А пока вот время коротаю. И потом, он же мне помогает материально… Кстати, о Жорике. Я чего звоню-то… Он мне сегодня такое рассказал! У них в морге лежит девушка после дорожной аварии. Они там стали ее осматривать, Жорик говорит, фигура у нее – как у модели. Только голова разбита – жуть. Можно сказать, лица вообще нет и половины головы тоже. Так что опознать ее родственникам будет очень сложно… А самое интересное, что она лежит у них уже давно, и никто ее не ищет.
– Как такое может быть? Она сирота?
– Не знаю, возможно.
– И друзей нет?
– Да я откуда знаю! Я у нее не спрашивала. Мне Жорик когда про нее рассказал, я вдруг подумала: какой ужас – лежать вот так в холодильнике, без головы… И никому не нужна, и похоронить некому. И что толку, что при жизни была красавицей?! Ох, тяжелая наша женская доля…
– Ну, ты еще всплакни по безвременно ушедшей неопознанной красавице!.. Слушай, Алин, а сколько эта девушка будет лежать там, в холодильнике?
– Пока родственники не объявятся.
– А если они не объявятся?
– Государство похоронит.
– Когда?
– Откуда я знаю?! Что ты меня пытаешь? Это нужно Жорика спросить.
– Алина, у меня сейчас родилась одна идея… Только я сначала ее хорошенько переварю, а потом созвонюсь с тобой, ладно?
Я положила трубку и заходила по комнате взад-вперед. Потом поняла, что не могу сосредоточиться, и взяла в руки свой саксофон. Под него мне всегда легче думалось. Я заиграла одну из лирических мелодий Мориса Равеля. Она нежно разлилась по комнате, а мои мысли постепенно приходили в порядок, укладывались одна к одной.
Итак, вот какая идея пришла мне в голову: а что, если выдать нашу Мальвину за погибшую, чтобы бывший муж ее не искал. Скоро мы украдем у него детей, и, естественно, он сразу решит, что это сделала его бывшая жена. Он кинется искать ее… А если будет знать, что женушки нет на этом свете, то и поисков никаких не будет. То есть искать-то, может, он и будет, но в другом направлении. Так что мысль о неопознанном трупе в морге надо обязательно подбросить Корнилу Борисовичу, причем срочно! И это я беру на себя. Я набрала номер мобильника Золотовой:
– Марина, ты сегодня была на работе?
– Конечно, убиралась, как всегда.
– Слушай, ты только не пугайся. Возможно, тебе придется умереть…
– Как?!
– В дорожной аварии. Нет, то есть, конечно, не по-настоящему, ты не думай. Сделать вид, что ты погибла…
– Зачем, Полина?
– Скоро мы украдем твоих детей. Представляешь, что твой муженек предпримет, чтобы найти тебя? А если он будет знать, что ты покинула этот мир, он тебя искать не будет.
– Ой, я даже не знаю…
– Чего там «знаю – не знаю»! Есть у тебя какое-нибудь платье, в котором Корнил тебя видел?
– То, в котором он выгонял меня из дома. Которое когда-то сам мне и подарил. И еще бюстгальтер и туфли…
– Так, всем этим придется пожертвовать.
– Кому?
– Не кому, а ради чего. Быстро бери все эти вещи и приезжай к Алине.
– Зачем?
– Там узнаешь.
– Ой, Полина, что-то я… как-то… А нельзя все это… как-нибудь иначе?
– Слушай, Золотова, ты хочешь быть со своими детьми или нет?
– С детьми? Хочу. А умирать – нет.
– Если ты сейчас же не приедешь к Алине, я все это дело прекращаю, и возвращай себе детей сама как знаешь!
Угроза подействовала. Марина тихо вскрикнула, сказала: «Еду!» – и отключилась.
